Большой еврейский роман

«Рассказывание мира меняет мир.»

Перевод романа «Книги Якова», полное название которого в оригинале и в англоязычной версии, звучит как: «Книги Иакова, или: Фантастическое путешествие через семь границ, пять языков и три основные религии, не считая мелких сект. Рассказанные мертвыми, дополненные автором, почерпнутые из ряда книг и подкрепленные воображением, которое является величайшим природным даром любого человека. Чтобы Мудрые могли записать это, чтобы мои соотечественники размышляли, чтобы непрофессионалы обрели некоторое понимание, а меланхоличные души получили некоторое удовольствие» — стал главным событием русскоязычной литературы-2023, ориентированной на интеллектуального читателя.

Нобелиант и лауреат Букера Ольга Токарчук из числа авторов, чьи книги по определению не могут пройти незамеченными, а что до magnum opus, отдельно отмеченного Нобелевским комитетом при награждении писательницы с формулировкой: «за исполненное эрудиции писательское воображение, показывающее пересечение границ, как способ жить»,, и прошедшего в шорт-лист прошлогоднего Букера — он просто обязан обратить на себя внимание серьезной читающей публики. Расскажу о книге, которую называют великим польским романом, хотя я вижу в ней скорее еврейский, а вернее всего было бы обозначить великим польско-еврейским.

Это тот случай, когда объем имеет значение, в оригинале и английском переводе более, чем девятисотстраничный кирпич, русский вариант от INSPIRIA- 752 страницы. Согласитесь — разница существенная. Я не знаю. за счет чего произвели сокращение, бумажной книги в руках не держала, возможно экономное Эксмо просто набрало текст мелким шрифтом и разместило на странице плотнее. Одновременно с выходом бумажной версии Букмейт сделал синхрорелиз электронной и аудиоверсий, я слушала аудиокнигу в безупречном исполнении Игоря Князева и она рассчитана на, без нескольких минут, сорок часов звучания.

Действие книги разворачивается во второй половине XVIII века в нескольких странах Восточной Европы. В центре повествования реальная историческая фигура, польский еврей Яков Франк, объявивший себя Мессией. Яркая жизнь этого харизматического лидера, рассказ об особенностях его ереси, о его учениках и последователях, массово переходивших по его примеру в католицизм, однако становившихся в результате скорее отщепенцами — не иудеями, но и не католиками. O значении. которое франкизм имел для дальнейшей истории непростых польско-еврейских отношений.

На самом деле, отступничество франкистов было не первым в истории еврейства, за сто лет до Франка Шабтай Цви, так же объявлявший себя Мессией, инициировал массовый переход в ислам, и герой начинал как его последователь, примкнув к саббатианцам. Однако после отошел от них и создал свою форму учения, которое попирало основные установления иудейства, дозволяло есть запрещенные продукты, оскверняло шаббат, практиковало рискованные сексуальные практики. Община ответила на это отлучением и тогда франкисты совершили поистине чудовищное отступничество, которое после не раз становилось триггером погромов и главным аргументом гонителей евреев.

Блистательная и мишурная история Франка, в которой были скитания и заточение, богатство и дружба с королями, эта история разворачивается на фоне событий во многих городах и странах тогдашней Восточной Европы и Высокой Порты, и обрамляется пророческими видениями бабушки Йенты, которая впадает в кому в начале книги и продолжает находиться в этом же состоянии ни живой, ни мертвой до ее конца. Нетленной она пребудет в пещере, имеющей форму буквы Алеф, и столетия спустя, когда эта пещера послужит убежищем группе евреев, скрывающихся от нацистов. Линия Йенты — такое вкрапление магического реализма в роман, в целом написанный в реалистической традиции.

Основное читательское впечатление — немыслимо высокий порог вхождения. Книга не подхватывает и несет тебя, как это было, например, с калейдоскопически-яркими «Бегунами» Токарчук, но словно бы заставляет тянуть тяжко груженую баржу почти все время чтения. В отличие от «Бегунов», где в круговерти историй людей, объединенных нежеланием быть частью оседлого мира, эпизодические персонажи вызывали нежность, «Книгам Якова» не удается этого даже с основными фигурами. Ты, читатель, словно ощущаешь прозрачную, но осязаемую преграду между ними и собой. Не самое комфортное состояние, сравнение которого с самым ярким прошлогодним книжным событием, «2666» Роберто Боланьо, от каждой из частей которого буквально невозможно было оторваться, не в пользу новинки.

Тем более странно, имея в виду, что авантюрные истории трикстеров с их отрицательным обаянием, обычно интересны. Но возможно этой, повествующей о крайне непростых отношениях соседства-идентичности нужен был именно такой повествовательный стиль, ритм, темп.

«Случается, что Бог устает от своей светозарности и тишины, его мутит от бесконечности. Тогда он сокращается внутри себя, высвобождая вокруг пространство, и там из абсолютного ничего мгновенно возникает мир.»

Дебют польской писательницы, в 2019 году получившей нобелевскую премию по литературе.

Небольшой по объёму роман.

Хочется отметить слог произведения — пышно, цветисто, но при этом гладко. Видна работа над словом как у автора, так и у переводчика. Пытаясь найти примерные аналоги, решил, что стиль похож на «Коэльо с человеческим лицом». В описания вплетены глубокомысленные сентенции, но это не раздражает.

Конец семнадцатого века, Франция, правление Короля-Солнце.

Гош, немой сирота, воспитанный монахинями и умеющий находить общий язык с животными, прибывает в Париж. У Гоша, считающего слова душой вещей, есть заветная мечта — говорить.

Маркиз — из гугенотов в католики, выгодная женитьба, ветренная красавица-жена, сын. Но подлинной страстью дворянина оказывается эзотерика. Он вступает в круг Людей Книги:

«Это было тайное общество высокопоставленных особ; объединяла их идея — а возможно, предчувствие, — что мир, в котором они живут и действуют как политики или ученые, любят и ведут маленькие приватные войны, всего лишь суррогат настоящего мира. Внешняя оболочка; пробел между буквами на исписанной странице. Истина, а стало быть, Сила, а стало быть, Бог где-то в ином месте. Такое утверждение — фундамент всякой религии.»

Для Маркиза, который прошёл «путь обучения, самоограничения и посвящения, жизнь приобрела приметы Великой Перемены.»

Вероника, куртизанка. Брошенная одним из братства Людей Книги, она прибивается к экспедиции.

Сплошная философия и притчевость в обертке роуд стори, квеста за очередным макгаффином.

Наука против магии, познание против откровения, рационализм против мистики. Бог-часовщик против Бога-Любви.

Герои обсуждают эти несложные вещи так, как будто до них это никто и никогда не делал. Это очень трогательно.

Финал квеста печален. Для притчи развязка могла бы быть и более яркой и наглядной. Скомканность, практически полное отсутствие кульминации как ничто другое говорит о том, что вещь дебютная, писалась по наитию, от сердца, а не от ума.

Даже представив, что читаю эту книгу в 1993, впечатление не сильно изменилось.

Читать ради слога и рассуждений.

Если бы не концовка, оценка была бы выше.

7(ХОРОШО)

Продолжить знакомство с творчеством Токарчук после прочтения не возникло.

Полистал огромный, бесплатно доступный в литресе кусок «Бегунов». И почему всех авторов со временем, в какой-то момент творческой биографии, тянет на травелоги? Сумбурная апология страсти к путешествиям.

Красный-оранжевый-жёлтый-зелёный-голубой-синий-фиолетовый… Каждый охотник желает знать где сидит фазан...

Вот случается так, что берёшь книгу нового для себя автора, прочитываешь несколько страниц или глав и отчётливо понимаешь, что вот он, твой автор. Именно так со мной случилось шесть лет назад, когда пытливые руки взяли с библиотечной полки книгу «Бегуны». А следующий опыт общения с Ольгой Токарчук произошёл три года назад, и вновь впечатления от прочитанного выплеснулись оценкой «отлично». Так что к чтению этой книги подступался уже с полной уверенностью в будущих читательских удовольствиях.

И вновь перед нами почти герметичная история. Место действия ограничено небольшой полувымершей деревушкой в приграничье Польши с Венгрией. Круг персонажей и действующе-бездействующих лиц также весьма невелик. Да и сами события сужены и местом и временем и вовлечёнными в них людьми. Хотя события эти весьма чрезвычайны — то и дело обнаруживаются тела умерших людей, причём каждый раз их смерть загадочна и необъяснима. С точки зрения простого обывателя необъяснима. А вот с позиции человека, стремящегося и старающегося жить в единении и гармонии с природой, всё просто и понятно, ибо есть то, что объединяет всех погибших. И как бы официальные органы расследования ни стремились всё объяснять с сугубо материалистических позиций, и как бы ни искали подозреваемых среди людей, главная героиня романа всё объясняет совсем иначе — сама природа восстала на этих людей.

А что там произошло на самом деле, кто или что послужило причиной смерти погибших — это ведомо только автору. Ну и тому, кто прочитал эту книгу.

Сама книга неимоверно атмосферная, до пронзительности пронизанная совершенно особым, присущим Ольге Токарчук духом. И при погружении в эту атмосферу полностью ею пропитываешься и заражаешься и этой немудрёной философией, и мудростью жизни, и красотами природы и красотой души человеческой, и уже ощущаешь себя частицей этого мира и не хочется оттуда возвращаться в реалии своей реальности. Такова магия прозы нобелевского лауреата по литературе польской писательницы Ольги Токарчук.

Можно было догадаться, что название следует понимать буквально: «последние истории» — это истории об умирании и смерти. Смерть по Токарчук вовсе не страшна, и приходит вовсе не мгновенно. Нет никакой «земли в хрипящем горле» — а просто постепенно начинаешь обходиться все меньшим количеством вещей, интересоваться все меньшим количеством вещей, все больше принимать как должное, все больше прирастать к месту. Собственно, в естественном порядке вещей так и бывает, когда смерть является лишь логическим продолжением доведенной до точки старости.

Книга представляет собой три истории женщин из одной семьи: мамы — бабушки — внучки. Несмотря на разницу в возрасте, в каждой из них, включая внучку (которая уже вполе взрослая женщина с сыном-школьником) чувствуется какой-то налет старости и умирания, начала конца, дряхления, перехода в неживое. Причем даже не скажешь, в ком больше — во всех одинаково, что доказывает, что кровь не водица. Истории разные по сюжету, но совершенно одинаковые по духу. Героини не двигаются, и это основное объединяющее в сюжете, пожалуй. Каждая статично остается в тех обстоятельствах, в которых оказалась в начале своей истории, хотя здравый смысл говорит читателю, что вообще-то из некоторых следовало бы активно выбираться.

Бабушка тихо живет со своим только что умершим мужем. Зима, гора, никуда не пройдешь, связи нет, а труп ее вовсе не пугает, он и при жизни, похоже, не был живчиком. Мать так же «приживается» у людей, пожилой пары, у которых оказалась соверешенно случайно и не должна быть. Дочь сидит на экзотическом острове в теплом море, как будто это глухая занесенная снегом восточно-европейская деревня — так же от ее истории немного тоскливо и неуютно.

Возможно, это как раз признак жизни — попытки активно изменить ситуацию, в которой оказался. И активное перемещение в пространстве, а не только по времени, где тебя несет потоком, а ты и не замечаешь, как мимо движутся берега.

Повествование очень лиричное, приглушенное, но безусловно мастерское. И вот я пока читала, думала, ну да, это все очень славно написано, это все есть и у Кундеры, и в гораздо большей степени — у Павича, вся эта бытийность, помноженная на красивый язык и Восточную Европу. Но не на Нобелевскую премию (почему ее тогда нет у Павича и Набокова, например)? С другой стороны, все премии в той или иной степени — политизированный шлак, а Токарчук правда милая и хороший писатель вне зависимости от.

Перед нами роман, битком наполненный символическими, а может быть даже и сакральными смыслами. Впрочем, с чего это я решил, что это роман? Ведь по форме это скорее сборник рассказов и новелл, расположенных в хронологическом порядке и рассказывающих об одном конкретном месте (деревня Правек) и населяющих его людях. И с этой точки зрения это ещё и герметическое произведение. Собственно именно с заявки на герметичность книга и начинается, ибо Правек объявляется населённым пунктом, расположенным в центре вселенной. И конечно же всё действие (все действия) книги и должны происходить, случаться и совершаться именно здесь, в центре Мира. А всё остальное, происходящее во внешнем мире, доносится до Правека только лишь отзвуками и отблесками. Отзвуками и отблесками мировых войн и революций, перемен в государственном устройстве, появлением солдат то одной, то другой воюющих друг с другом армий, почтовыми конвертами с заграничными адресами и непривычными и потому красивыми марками. А весь остальной мир находится где-то там, далеко, вовне. Да и есть ли он вообще, этот самый внешний остальной мир (по крайней мере у одной жительницы Правека таковое сомнение возникает на полном серьёзе)?

Этот роман герметичен ещё и потому, что в нём рождается, действует, живёт и умирает крайне ограниченное количество людей. Ведь Правек всего лишь деревня и количество жителей в ней раз-два — и вот уже и половина списка народонаселения; три-четыре — и список закончен. Несколько семей разного уровня достатка и разной профессиональной и ремесленной принадлежности, вот вам и весь Правек. И потому центральная фигура каждого отдельного рассказа/новеллы, из которых и составлен этот роман (а всего таких рассказов-новелл более восьми десятков), то и дело повторяется, а когда старые представители семьи уходят в мир иной, то их место занимают новые представители тех же фамилий — всё меняется и всё остаётся на своих местах. А иной раз появляющиеся в повествовании внешние люди так и остаются случайными и внешними, отживающими свой срок в том или ином рассказе и уходящие.

И потому кажется, что Правек вечен — и как центр Мира, и просто как деревня, как населённый пункт. Однако постепенно мы понимаем, что с течением времени, со сменой лет и десятилетий Правек непременно движется к увяданию, к своему неизбежному концу. В деревне практически не остаётся мужчин (рождаются почти одни девочки), в деревне почти не остаётся осмысленной деятельности, и почти не остаётся людей вообще. И к концу романа мы сталкиваемся с ситуацией, что в Правеке остался всего один старый и полувыживший из ума житель. Всё, Правек умер. И умер и Мир, умерла вселенная? Раз не стало центра Мира…

Но вместе со всей сакральностью и символизмом эта книга наполнена самым обыкновенным бытописательством и прозой жизни. Потому то в этих немудрёных рассказах повествуется о самых простых жизненных событиях и происшествиях, лично значимых для каждого, с кем это что-то происходит, но не имеющих ни широкого значения, ни глубокого смысла, однако на самом деле именно вот из таких вот кирпичиков, атомов бытия индивидуального и личностного и проистекает всё Мировое Бытие.

Вообще свой отзыв я хотел начать с запараллеливания творчества Ольги Токарчук с писательством давно и нежно любимых мной Владимира Торчилина и Юрия Буйды, но предусмотрительно посмотрел свой же отзыв на прочитанную три года назад книгу Ольги Токарчук «Бегуны» и увидел/вспомнил, что собственно весь тот самый бегуновский отзыв и состоит из этих самый параллелей. Ну что же, могу только подтвердить то предыдущее ощущение, потому что и сейчас именно это сравнение пришло в голову прежде всего остального.

Похоже, чтобы стать отличным писателем, достаточно носить имя Ольга: Ольга Форш, Ольга Славникова, да и свежепрочитанный Осокин предлагает всем ждать появления Ольги... Что ж, кажется, что вот сразу и дождались, потому что к этим славным Ольгам добавляется польская писательница Ольга Токарчук.

Имя Ольги Славниковой всплыло в памяти совсем не случайно, уж больно хорош оказался литературный стиль Ольги Токарчук — и тут уже из мужской плеяды любимчиков сделали шаг вперёд Владимир Торчилин и Юрий Буйда — замечательная компания образовалась! Соединение этих трёх писательских имён произошло ещё и потому, что все эти авторы умело и охотно прибегают к жанру, граничащему как с реализмом, так и с его магическими формами. Смешение правды и вымысла, исторические сведения и восприятие реальности через своих героев (а главных героев в книге Токарчук несколько и действие перескакивает ходами шахматного коня туда-сюда от одного к другому, то и дело выпрыгивая вообще за плоскость линии персонажей и выводя в книжную реальность уже самого автора.

Вообще это больше похоже на сборник новелл (и опять мы вспоминаем Буйду с его «Прусской невестой» и торчилинскую «Время между») — некоторые кусочки текста вообще состоят из пары абзацев и являются авторскими репликами, другие занимаю уже гораздо больше места и требуют значительно большего времени на прочтение и проживание. Сразу предупреждаю, что в книге есть несколько фрагментов, которые могут для впечатлительных читателей стать камнем преткновения или неприятия — ну, там, какие-то патологоанатомические процедуры и прочие изготовления анатомических препаратов из людских тел... Однако в конечном счёте вся эта путаница смысловых фрагментов постепенно сливается в общее цельное пространство авторского замысла.

А ещё уверенно отмечаю великолепный литературный язык Ольги Токарчук (и тут уже Ольга Славникова встаёт где-то поблизости) — интересно, автор пишет на русском языке, или всё-таки на польском... хотя ведь и украинские корни есть...

В общем, с благодарностью улыбаюсь библиотекарше, посоветовавшей эту книгу при последнем визите :-)

Для меня книга «Дом дневной, дом ночной» была первой при знакомстве с польской писательницей. Мне не хотелось бы, вдаваться в сентиментальные рассуждения о содержании, поэтому я ограничусь лишь глубоким выдохом, и вновь повторю — Я отдохнула, по-женски, мудро, отдохнула вместе с этой книгой. Я вспомнила, что у каждого из нас на даче, за городом, была знакомая Марта. Мы снимали резиновые сапоги и тихим вечером наблюдали за звездами. Мы засыпали под гул цикад и остывающих автомобилей. Мы высчитывали конец света, как ни странно вместе со Львом — и как полагалось, мы все остались живы и живем по сей день. Мы верили в знаки судьбы, зная, что именно сейчас это не нужно. Мы слышали голос в телефонной трубке, и ехали в автобусе на работу снимая под столом туфли. Мы готовили грибы, сожалея о том, что не знали их названия. Мы выгуливали собак и встречались с N — на редкость ненавязчивым и естественно-существующим.

Эту книгу можно открыть на любой странице, находясь в любом месте, и рассуждать над каждым рассказом бесконечно. «Если у вас нет собаки — ее не отравит сосед», а если и соседа у вас нет — открывайте дверь, и днем, и ночью. Ваш дом всегда с вами, ваш дом — внутри вас.

Принципиально новый взгляд на жизнь, в отличие от меланхоличных деревенских пейзажей и городских фантасмагорий своих ранних произведений предлагает нам прозаик Ольга Токарчук. На сей раз, мы оказываемся во Франции 17 века, в компании маркиза, куртизанки и немого мальчика, объединенных поисками одного артефакта — Книги книг. В мире современном, да и тогда — в эпоху становления науки, пробуждения человека ото сна, поиски собственного Я не прекращались ни на минуту, облекаясь то в немых юношей, то гулящих женщин, или господ высокого общества. Барочные отражения людской мысли, мечущихся в поисках Правды, не находили отклика в таких же «путешественниках» жаждущих получить заветный ключ к тайнам мироздания, жизни и смерти, секрета изготовления серебра и золота. И на фоне столь дерзких желаний находились те, кому попросту — хотелось испытать себя. Философский камень, Золотое руно, ящик Пандоры — каждый видит Книгу по-своему. Но только в себе самих, плутая в коридорах сознания, как и герои книги, преодолевая бесконечные дороги, приводивших не всегда в нужное место, тем самым поучая, сея сомнения, в конечном счете, приведя в Эдемовский сад – кого в физическом, кого в моральном смысле. Может быть, после такого путешествия, вы откроете в себе этот могучий фолиант (или же это будет всего лишь свиток?) и в первый раз скажете себе, то, чего ранее не могли. Или просто не знали?