Читатель вступает в роман, словно войско в осажденный город, — несколькими колоннами с разных направлений. С первой же строки действие закручивается, то с одной стороны, то с другой, образы захватывают воображение, будто штурмовые группы, — каждый через свой пролом в крепостной стене. Вот перед нами лихой ухажер, житель реального большого города (почти столичного), гуляя с любовницей, вдруг оказывается в фантастической ситуации.

Город на первый взгляд кажется вполне обычным. Но здесь, в привычном для горожанина месте, нежданно-негаданно и автор, и его герой, и читатель ввергаются в фантастическое происшествие. Так начинается роман.

Опять реалистический мир. Снова проза жизни, — провинциальный заштатный городишко, в котором живут обыкновенные провинциалы, да просто русские люди, коих сотня миллионов. Но теперь читатель уже ждет необычности в обыденном, высматривает подвох с фантастическими или какими-то еще более неожиданными оборотами. Внимание читателя завоевано,љ опытная рука ведет его дальше по книге.

Дальше — больше. На сцену выходят новые персонажи, — Имярек и Бошка, — которые живут во враждебном живому человеку мире. Так постепенно из дыма боя проясняется общая картина мироздания. Прорисовываются характеры персонажей и символы, за которыми кроются идеи произведения.

Роман Владимира Хлумова производит чрезвычайно приятное впечатление. Пожалуй, только в детстве переживаешь подобные моменты, склонившись над пухлыми томами Жюля Верна. В наше время книги знаменитого фантаста читают лишь дети да подростки. Совсем иное дело — роман Хлумова. Это чтение вполне взрослое, серьезное, но будит то же самое чувство, какое в отроческой душе рождали погружения в пучину океана вместе с «Наутилусом» или полеты на воздушном шаре над Африкой. Просто удовольствием такие переживания не назовешь. Нет, это вовсе не дешевое «развлекалово» современного рыночного и вроде бы жаждущего ублажить «мира грез». Здесь, в романе, есть что-то еле уловимое, что напоминает состояние накануне своего просветления. Да, именно так. Переживаешь нечто подобное величайшему озарению, не сам прорыв сознания, но приближение к нему. Кажется, вот-вот поймешь что-то чрезвычайно важное, что составляет суть Вселенной. Щекочет, будоражит, вселяет надежду, веру, что мир не сводим к арифметическим формулам и к простым цветам. И уж во всяком случае после чтения романа невозможно согласиться с тем, будто бы всеми человеческими поступками движут примитивные мотивы («Люди гибнут за метал»). Мир-то, оказывается, бесконечно многомерен, нет, — безмерен. За каждой из его бесчисленных граней могут оказаться (показаться?) мириады таких же миров, каждый из которых кому-то секунду назад казался бесконечным и единственным. Чтобы понять это, не нужно лететь к звездам, можно прямо тут, не сходя с места.

Конечно, просветление не может совершиться после чтения романа. Для очищения и от читателя требуется нечто большее. Но главную авторскую задачу смело можно считать исполненной: превращения, совершающиеся с героями и окружающей их реальностью, способны вызвать что-то вроде интеллектуальной щекотки, которая одновременно заставляет вас улыбаться, грустить, а затем и задумываться над мировыми проблемами. Значит, вы, читатель, небезнадежны. И этот вывод нужен в первую очередь самому читателю. Оказывается, вы следом за автором тоже в силах сделать шаг к преодолению самого себя. С вами наяву совершается переход на какой-то другой уровень жизни, куда-то дальше, к иному человеку внутри, чуть ли не к сверхчеловеку.

Впрочем, почему же к сверхчеловеку? Проза Хлумова как раз удивительно человечна. С одной стороны сюжет романа построен на холодной игре интеллекта, со всяческими парадоксальными разворотами. Он выписан строго логично. Но это лишь с одной стороны. Только умную прозу, — без человечности, — автор оставил для других авторов (не будем указывать пальцем, они слишком хорошо известны современной публике). С другой же стороны, творчество Хлумова и в том числе этот роман на редкость чувственны. Чувство живет в романе, несмотря на буйство почти научной фантастики с картонными звездолетами и спускаемыми утюгами. Здесь всюду есть жизнь. Варфоломеев или Сергеев, короче говоря, Петрович, — несмотря на то, что он почти «белокурая бестия», — так же чувствует боль, как любой из нас. Ему больно, — он способен любить, безрассудно и обреченно. Даже Имярек (!!!) — и тот человек со всеми сопутствующими обстоятельствами (тяжело убивать лично!).

Все образы романа удивительно жизненны, реалистичны, и вместе с тем фантастичны. Автор позволяет читателю ощутить жизненную связь с ними, сжиться с героями, а заодно и с бескрайней, бездонной темной и пустой Вселенной. Читатель понимает, что это как раз та первичная библейская тьма, из которой явился первый свет.

Ясная взаимосвязь Вселенной и человека делается понятной благодаря неповторимому авторскому языку, светлому и ясному. Текст, необычно объемный (таких романов нынче почти не пишут) читается на редкость легко. Здесь просторно, вольготно, свободно взгляду и духу. Нет ни стен, ни пола, ни потолка. Витаешь, словно Илья Ильич с Петровичем, по бескрайнему космосу.

При всем при том роман имеет четко рассчитанную (просчитанную) и выверенную конструкцию. Композиция выписана грамотно, можно сказать, классически. Но скелет сооружения не выпирает острыми углами сквозь шкуру фабулы (об этом следовало бы сказать отдельно, но не здесь). А потому читатель готов абсолютно серьезно сопереживать выдуманным героям, — ведь им искренне сопереживает сам их создатель. Его присутствие чувствуется, он всегда рядом, однако не вмешивается в разгорающийся конфликт, позволяет героям самим находить выход из очередного тупика. Это как раз тот случай, когда читателю проще пережить судьбы героев, — прочитал и все. А в воображении автора они продолжают жить и беспокоить его, снова и снова проходя через перипетии сюжета, неизбежно вступая в новые конфликты, — и в который уж раз...

Увлеченный созданием романа писатель, видно, сам забывал об им же придуманной схеме, о сюжете, о конфликте, о кульминации, — обо всех компонентах, составляющих произведение. Мы видим, что писатель растворен в жизни своих героев. А ведь беллетристику только так и должно писать! Да, именно так, чтобы даже у самого отпетого критика не оставалось желания препарировать композицию. Зачем? Если автор и герои, сюжет и язык, читатель и окружающие его люди, которые еще не читали роман, стали лучше, чище, светлее, просто от того, что «Мастер дымных колец» появился на свет. Тут остается только присоединиться к мнению одного из основных героев, Ильи Ильича: «Не хотелось ни о чем думать, анализировать... хотелось щуриться от света желтого карлика». Да, да, только так: желтая звезда, Солнце, являет собой символ человеческой сущности, самости, которая, раскрываясь перед человеческим сознанием лишь в редкие моменты божественного откровения. Солнце проясняется после чтения этого текста. Не текст, который убивает (опять не буду называть того, в чей огород мой камень, коли уж решил не поминать его), а текст, который просветляет. Таков «Мастер дымных колец».

Критику да и проницательному читателю бывает интересно (скорее — любопытно) разбирать «умные» романы, в которых первейшую роль играют мыслительные конструкции. Именно потому интересно, что эти конструкции видны невооруженному глазу, их легко обнаружить. Кроме того, ничего иного порой там и не найти: не читаешь, а кроссворд разгадываешь. В подобных вещах попадаются одни умствования, «стеб», оригинальничание. Совсем иное дело, если в произведении, кроме подобных же логических построений (а как же обойтись без них в беллетристике?!), есть и подлинное чувство, искреннее переживание. Особенно приятно, когда в руки попадает роман, в котором органично сочетаются интеллект и эмоция. Подобные удачи случаются в литературе редко. Сейчас в моду вошли (среди, так сказать, массового читателя) произведения того рода, где голый интеллект выступает на поверхность повествования. Им весьмаљ слабо противостоят вещи, написанные людьми чувственными, но не нашедшими общего языка с чрезмерно логичными рациональными современниками, интегрировавшими в новейшее рыночное общество (или стремящимися таковыми казаться). Обе суб-литературы занимают друг по отношению к другу полюсные места. А кто может соединить в себе преимущества обеих? Каким человеком нужно для этого быть?

А вот каким, давайте нарисуем его портрет. Он Ученый, суть математик, человек безупречного логичного ума, иронично заостренного интеллекта. Но, вместе с тем, это и человек, вовремя познавший мир и себя в мире. Он с юных лет понял, что нет идеальных форм и сущностей, что все окружающие люди в чем-то грешны. Мало того, что познал, — он рано принял этот мир таким, не увлекаясь чрезмерно ни чем и ни кем! Он отчужден от Вселенной, и не сближается до слияния душ ниљ с одним земным существом. Он критически относится ко всему и вся. Он хладнокровный исследователь жизни.

Но в один прекрасный момент мой герой вдруг открывает в себе неуправляемые и ни коим образом не контролируемые его волей силы, которые также возможно лишь признать, как факт, признать и допустить. Глубокие человеческие переживания, великие чувства ему присущи, как и каждому смертному. Безупречного интеллекта и силы воли хватает, оказывается, только на то, чтобы признать в себе такую неуемную живую силу, љ признать и допустить, что порой она начинает бушевать, переходя все границы, которые для кого-нибудь другого, то есть с точки зрения холодного рационального ума недопустимы. Что же предпринимает этот человек? Он не пытается подавить своих чувств, наоборот, дает им волю, словно нечаянно пойманной птице. И чувства в благодарность разуму совершают поистине чудеса, позволяют творить не только в научных сферах, но в искусстве слова.

Такой человек оказывается в силах соединить, казалось бы, несоединимое, — интеллект и эмоцию. Таков автор романа «Мастер дымных колец» Владимир Хлумов. Потому он и стал поистине мастером прозы, реалистической, хотя бы и в фантастической оболочке. Односторонняя критика способна умертвить произведение. Потому-то и бесполезно препарировать его роман, разбирать по винтикам механизм композиции, расчленять труп сюжетной линии. «Простой» читатель может упустить какие-то сюжетные извилины, наивно полагая их стихийным выплеском души автора, а не осознанно сделанной и своевременной вставкой в текст. И даже профессиональный критик, извлекая из романа скелет, выворачивая его наизнанку для всеобщего обозрения, мало чего добьется. Все равно, у автора получилось лучше, чем может выйти у критика. Ведь автор породил живой организм, а не схему, не скелет. Он замыслил роман, замыслив написал. И не надо разбирать его на запчасти. Не для того написано. Для чего? — Да, чтобы читать, получать от чтения удовольствие, сопереживать героям, очищать душу. Для того произведение и сделано таким большим, чтобы оно долго не кончалось. Что читатель, наверняка, оценит.

Я написал: читать для удовольствия? Да, но не смакование красивостями, а удовольствие одухотворенное. Я написал: сопереживание и сострадание? Да, страдание. Но не «чернуха», а мудрое разглядывание бездонной тьмы, глубин интуитивно постигаемых субстанций. — «Ведь человек живет таинством, таинством прошлого, таинством настоящего, и главное, таинством будущего. Зачем жить, если про тебя уже кому-то все известно?» А совместить наслаждение с таинством, удовольствие со страданием не каждому дано. Дано это Владимиру Хлумову. Также как совмещение в едином казалось бы несоединимого, — интеллектуального и чувственного. Чрезвычайно органичный сплав! Писателю удалось избегнуть крайностей. А это — уже немало.

И наконец, роман «Мастер дымных колец» не относится к тем произведениям, которые оставляют лишь приятное ощущение, словно мятный леденец. Нет, герои, идеи продолжают еще долго жить в памяти читателя, требуя к себе внимания, заставляя сверять поступки с теми, что совершали персонажи, выдуманные из жизни, фантастически реальные, ужасающе симпатичные, неповторимые и похожие на нас, читателей романа «Мастер дымных колец». С последней строкой книги дымные кольца фантастики рассеиваются и позволяют нам отчетливо увидеть подлинного Мастера, сотворившего свой мир, необычный, волшебный и в то же время удивительно реалистичный.

22 декабря 1999 г.

Вячеслав Румянцев