О НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Фельетон физика

К научно-фантастической литературе принято относиться пренебрежительно, в лучшем случае — снисходительно. Ученые отрицают за ней право на научную экстраполяцию. Техники, практики упрекают се за оторванность от реальной жизни. Литераторы и писатели смотрят на научно-фантастическую литературу свысока, считая ее второстепенным, несолидным, несерьезным занятием. Одним словом, «специалисты» литературы, науки, техники, экономики считают ее «дилетантизмом». Однако, эта литература имеет наибольшее число читателей. И вследствие наплевательского отношения со стороны «специалистов» эта литература действительно нередко попадает в руки «дилетантов», неучей и халтурщиков, опошляется и извращается. Эти обстоятельства должны, наконец, обратить на себя внимание общественности, ибо распространение научно-фантастической литературы делает из нее огромный общественный фактор, роль и значение которого нельзя недооценивать. В самом деле, научно-фантастическая литература может играть колоссальную положительную роль. Она ценна не только как увлекательное чтение, захватывающее необъятными перспективами. Она ценна не только как богатейший источник бодрости и веры в будущее. Она крайне важна еще тем, что направляет мысли изобретателей, останавливает их внимание на неиспользованных данных науки, толкает ученого, инженера, рационализатора, рабочего в область вопросов, им, быть может, забытых и обойденных, научает смотреть на человека, на быт как на продукт экономики и техники. Она толкает к 'изобретательству, к усовершенствованию, к рационализации. Науч­ная фантастика позволяет преподать науку в такой форме, что читатель сразу может увидеть целесообразность этих сведений, читатель ощущает тогда науку не как багаж знаний сомнительной практической ценности, а как мощное орудие, преобразующее мир. Научная фантастика вербует новых пионеров и энтузиастов науки и техники. И в этом ее колоссальная незабываемая заслуга. Мало того, правильно задуманная, научно-рассчитанная, действительно научная фантастика — это не просто фантазия или сказка, это быль будущего.

И потому наилучшие научно-фантастические произведения являются предвидениями и рано или поздно осуществляются на деле.

Так, например, знаменитый «Наутилус» из «80 000 лье под водой» Жюля Верна превратился в грозное реальное орудие морской войны. Так, например, совсем недавно «алланит» из «Туннеля» . Б. Келлермана перестал быть фантазией и превратился в знаменитую сталь «видно», заменяющую алмаз.

Можно было бы привести немало примеров осуществившихся научных фантазий.

Это значит, что научная фантастика требует от автора очень широкого образования,. действительного знания науки и техники и экономики его эпохи. Таким высоко образованным романистом был Жюль Верн, родоначальник научной фантастики.

Однако, в настоящее время на Западе имеются полчища писателей, претендующих на звание «жюльвернов», ежедневно забрасывающих рынок печати бойкой массовой продукцией сомнительного качества. Причина этого лежит, с одной стороны, в том, что жажда наживы, движущая издательским делом в буржуазном обществе, естественно вызывает рост количества продукции за счет ее качества. С другой стороны, поскольку массовая печать в буржуазном обществе главным . образом старается усыпить, убаюкать читателей, отвлечь умы от острых социальных проблем, научно-фантастическая литература выбором тематики, отвлеченностью фантазии приспоса­бливается для этой цели, превращается в отрицательный фактор прогресса. Вот почему во всех капиталистических странах пышным цветом расцвели бесчисленные пестрые и крикливые «magazines» (иллюстрированные журналы), наполненные. фантазиями, по возможности ненужными, по возможности удаленными от здравого смысла и реальной действительности, но иногда не забывающими воспеть «великий творческий дух капитализма».

Ну, а у нас как обстоит дело с научной фантастикой? Ну, а в наших условиях, где нет конкуренции, где вопрос о наживе не представляет собой «движущего начала» издательств, где научная фантастика, казалось бы, должна явиться мощным орудием социальной пропаганды, орудием политехнизации, научного просвещения и т. д. и т. д., — что представляет собою научная фантастика? Создано ли у нас в этой области что-либо яркое, новое, живое?

Посмотрите столь бойко читаемые журналы «Мир приключений», или «Борьбу миров», или «Вокруг света», или «Всемирный следопыт».1 И вы с изумлением увидите, что все эти журналы мало чем отличаются от своих праотцов, издававшихся в дореволюционной России, а в отношении научной фантастики эти журналы представляют собой сплошь либо перевод научно-фантастической макулатуры Запада, либо рабское ей подражание, да и то с худшими техническими средствами. Вы не найдете здесь ни одного научно-фантастического романа, где ставились бы актуальные проблемы планового народного хозяйства этой или будущих пя­тилеток, где делалась бы серьезная попытка какого-то синтетического предвидения в области техники и социалистической экономики. Ничего подобного. На­пример, западные читатели усиленно загоняются на луну. В особенности в данный момент их отвлекают от жестокого кризиса на капиталистической земле рас­сказами и фильмами о полетах на луну. И вот в наших журналах и, увы, даже в газетах бесчисленные рассказы, очерки, фантазии говорят в разных видах о поездке на луну как о чем-то крайне важном и необходимом сегодня. А зачем, собственно говоря, нам нужна эта луна, какая цель преследуется полетом на луну? Цель — обычно довольно туманная и неясная. Я не намерен, конечно, настоящим кратким обзором претендовать на полную критику научно-фантастической литературы, хотя бы в нашем Союзе. Я хочу лишь на примере нескольких наиболее широко распространяемых у нас произведений показать, как искажается основная великая задача научно-фантастической литературы, даже у нас. Если я опустил некоторые немногие произведения, стоящие литературно высоко, то должен заметить, что с точки зрения научной и технической, увы, даже эти произведения достаточно неудовлетвори-

1 Ж. .Ж. «Мир приключений» и «Всемирный следопыт»—теперь закрыты.

тельны и научно неграмотны. Поэтому мне казалось интересным взять такие примеры, где отрицательные стороны особенно ярко выступают, обнажая основные изъяны научно-фантастической литературы. Тематика романов охватывает следующие вопросы. Романы «Эфнр-Альфа» Байи, «Лунный перелет» Гайля, его же «Астрополис» заняты вопросом полета на луну. Роман Зеликовича «Следующий мир» представляет собой описание идеального социального строя где-то на спутнике Юпитера, куда случайно попадает европеец с Земли. Роман Меррита «Живой металл» держится нашей грешной земли, но ставит «проблему» о возможности существования в одном из забытых уголков земного шара живых металлических организмов. Наконец, я рассмотрю книгу Любке «Человек и техника в 2000 году», претендующую на предвидение всей техники будущего. Сюжеты трех первых «лунных» произведений различны. Роман «Эфир-Альфа» — это небольшая новелла о том, как американец Малькольм, изобретатель корабля «Эфир-Альфа», благодаря использованию внутриатомной энергии, летит на луну. с целью научного исследования, по пути он мимоходом женится на земной женщине, — как полагается, дочери миллионера. На луне он сталкивается с враждебными жителями луны, похищающими у него жену; посредством своих изобретений он побеждает селенитов и возвращается в полном здравии и благополучии с супругой на землю. Роман написан «высоким штилем», и поэтому, летя назад, «они ощущали на губах пьянящую сладость поцелуя Бесконечности».

Роман «Лунный перелет» Гайля отличается отсутствием любовных сцен. Его сюжет — описание экспедиции на луну. Смелый германский изобретатель Гардт на деньги американских газетных магнатов строит аппарат, на котором совершает экспедицию на луну. После ряда приключений он возвращается на землю. Роман Гайля представляет собой попытку увлекательным описанием путешествия добиться средств на осуществление аппарата, изобретенного реально существующим инженером Обертом, другом Гайля. Гайль хочет доказать осуществимость идей Гардта-Оберта и соблазняет американцев возможностью легкой наживы. «Немцы, — говорит он, — имеют идеи, а американцы на них наживаются». Издательство «Красная газета» сочло необходимым выпустить перевод книжки Гайля дешевым изданием «для народа». Издательство, повидимому. было крайне тронуто социальными идеями Гардта. И как

Ну, как не издать дешевым изданием столь решительного рецепта против возникновения войны! Достаточно пополнить запасы энергии — и, — как утверждает Гайль, — «на земле возродится изобилие благосостояния, и счастливый человеческий род будет жить свободным и единым». Таким образом, незачем тратить силы на революционную борьбу. Надо только немедленно, не дожидаясь ни минуты, убедить капиталистов жертвовать в пользу Оберта-Гардта. Такова социальная идея научно-фантастического романа, выпущенного в количестве 50 000 экземпляров. Наконец, небольшой рассказ «Астрополис» того же Гайля в журнале «Вокруг света» представляет собой третье лунное произведение; в нем рассказывается о постройке промежуточной станции в мировом пространстве между луной и землей — дальнейший этап работы Оберта.

Попробуем разобраться в этих произведениях с точки зрения научно-технической. По словам издательств и редакторов, все эти произведения научно обоснованы и безупречны. Во всех предисловиях звучит знаменитое рекламное: «нигде кроме, покупайте только у нас». Так, роман «Эфир-Альфа», как об этом громко вещает журнал «Мир приключений», удостоен в Париже премии Жюля Верна в 1929 г. Мало того, жюри признало, что это произведение написано в духе Жюля Верна, что оно основано на удивительном грядущем, которое нам открывает наука. Автор, как замечает французское предисловие, впервые взял за отправную точку современные гипотезы об эфире, о распаде материи, о «пляске атомов». Если Гайль и не удостоился сравнения с Жюлем Верном, то зато он выдержал семь изданий в Германии и переведен на французский, голландский, датский, норвежский, финский и венгерский языки (замечательно, что именно американцы не наживаются на издании идей Гайля-Оберта), о чем повествует в предисловии к русскому изданию Я. Перельман. По его словам, роман Гайля технически реален. «Перед нами не утопия, не фантазия, а повесть о будущем, может быть, уже не столь далеком». В столь же отменных выражениях аттестуется рассказ того же автора «Астрополис». Таким образом все выбранные мною лунные произведения научно дипломированы и признаны авторитетами у нас и за границей.

Рассмотрим прежде всего, на чем летят на луну Байи и Гайль, из чего сделаны их аппараты и чем приводятся они в движение. Выясним пригодность их и, говоря техническим термином, их патентоспособность.

Аппарат «Эфир-Альфа» черпает энергию из разложения атомов и изготовлен из эфира. Не того эфира, который нюхают эфироманы, а того знаменитого вещества «мировой эфир», который, по взглядам современной физики, вообще не существует, а по взглядам физики прошлого столетия, заполнял все пространство между атомами. Сделан аппарат из эфира для того, чтобы он мог легко проходить сквозь тела между его атомами, т. е. для того, чтобы аппарат мог двигаться без трения. «Чтобы прийти к этому результату, я должен был заставить эфир перейти из одного состояния в другое. Сделать его сначала жидким, . потом твердым» — говорит герой романа. Заметим, однако, что если бы даже эфир существо вал и если бы его удалось сделать твердым, то он немедленно потерял бы способность проходить сквозь тела. Следовательно, твердый эфир не обладает достоинствами эфира. «Прозрачное вещество моего аэроплана состоит из эфира, плотность которого больше плотности воды». Итак, этот потерявший способность проникновения в материю эфир имеет плотность больше единицы. Зачем же понадобился автору эфир? Мало разве у нас веществ с большей плотностью, чем вода (плотность воды равна единице)? «Много неудобств представляло то, что эфир в твердом виде прозрачен; я просто впустил в него фуксина, и этим объясняется его красный цвет». Странно: если, по мнению Байи, эфир проходит сквозь все тела, то и фуксии точно так же проходит сквозь эфир и не может его окрасить. Автор напрасно старается подкрасить свое желе в кондитерской. Если же автору удалось на самом деле его окрасить, то это значит, что эфир потерял свои полезные свойства и как материал негоден. Как же движется этот аэроплан? Оказывается, он будет «направляться могучими волнами из моей лаборатории». Дальше, однако, сказано: «без бомбардировки атомами мы бы упали». Что хочет этим сказать автор — понять трудно. Аэроплан бомбардируется струей атомов, которые его и удерживают от падения. Но ведь струя атомов — это ветер, просто-напросто ветер, несмотря на мудреные слова. Итак, гениальная мысль автора состоит в том, что из лаборатории дует искусственный ветер и удерживает аэроплан от падения. Но кроме того имеются какие-то волны, которые помогают аппарату лететь. Эти электромагнитные волны гонят эфирным аппарат к луне. Байи получает энергию для полета на луну из «дис­социации атомов». В восторге от этой идеи, он вычисляет, что «в одном грамме металла скрыта атомная энергия, равная 6 миллиардам лошадиных сил». Заметим, во-первых, что если это верно, то это относится не только к металлу, но и к любой материи, даже «самой не металлической». Во-вторых, заметим, что энергию в лошадиных силах мерить так же трудно, как и в литрах. В лошадиных силах измеряется не энергия, а мощность, т. е. расход энергии в секунду.

Теперь обратимся, однако, к сути вопроса об использовании внутриатомной энергии, поскольку этим источником энергии буквально бредят романисты. Физика учит, что все атомы состоят из положительного и отрицательного электричества (протонов и электронов). Всякий раз, когда материя переходит из неустойчивого состояния в устойчивое, или из менее устойчивого в более устойчивое, всякий раз при этом выделяется, получается энергия. Таким образом, только в процессе перехода из менее устойчивого в более устойчивое состояние атомы могут быть использованы как источник энергии. Поскольку протоны и электроны друг к другу притягиваются, диссоциация материи есть процесс, связанный с затратой энергии, и источником энергии служить не может. Наоборот, ассоциация, синтез атомов мог бы служить источником энергии.

Далее, если бы удалось сдавить, сжать атомы настолько, чтобы протоны и электроны слились в одно целое (это, вероятно, также невозможно), — вещество превратилось бы в свет, в лучистую энергию. Так, если бы удалось этим путем превратить в свет один грамм любой материи, мы получили бы от этого одного грамма 20 тысяч миллиардов калорий, что соответствует 30 миллионам тонн угля. Наоборот, если бы, например, удалось получить путем синтеза из простого атома водорода сложный атом гелия, то образование одного грамма гелия доставило бы нам колоссальное количество энергии (приблизительно 240 000 тонн угля), но до сих пор не видно опытных путей к разрешению этой задачи. Наоборот, если бы мы попытались диссоциировать, распылить какую-либо материю на протоны и

электроны, нам пришлось бы затратить гигантское количество энергии. Нередко люди, не знакомые с физикой, в своих надеждах на использование разрушения атомов опираются на радио-активность. Радио-активные атомы (радий, эманация; торий, уран и т. д.) неустойчиво и медленно распадаются, переходя в устойчивые. При этом переходе (радио-активном распаде) на самом деле выделяется энергия. Использовать ее, однако, невозможно, во-первых, вследствие медлительности процесса и невозможности какими бы то' ни было средствами изменить или ускорить ее, во-вторых, вследствие того, что вещества эти крайне редки. Иногда романисты ссылаются на опыты Резерфорда 1 по искусственному разложению элементов как на метод возможности использования внутриатомной энергии. И это неверно. Резерфорд действительно искусственно разрушал устойчивые атомы с целью выяснения их строения посредством очень быстрых частиц, вылетающих из радио-активных веществ. Иначе говоря, он затрачивал энергию распада атомов радио-активных веществ на разрушение, диссоциацию обычно устойчивых атомов. И все. Таким образом, можно заранее утверждать, что герой Байи будет затрачивать: энергию, а не приобретать ее.

В таком случае, спросит читатель, может ли он в самом деле методом новоявленного Жюля Верна улететь на луну? Увы, ни в коем случае. Однако, независимо от этой печальной ошибки, у Байи имеется другая, которая продолжала бы существовать, даже если бы энергетический вопрос был разрешен правильно. Дело вот в чем. Эфир, из которого сделан аэроплан Малькольма, как мы говорили, проходит через любое тело насквозь, вроде как решето проходит сквозь воду, а это значит, что аэроплан не увлечет пассажиров, как это делает обычно не эфирный аэроплан. Наоборот, эфирный аэроплан (ежели он только обладает свойствами эфира, как утверждает автор) пройдет сквозь пассажиров, просочится сквозь мягкие кресла, предусмотрительно устроенные автором для своих героев, и достопочтенная парочка останется спокойно на земле со всем своим, с позволения сказать, не эфирным барахлом. А аппарат «Эфир-Альфа», невидимый и неосязаемый, умчится в заоблачные выси, пролетит сквозь луну и другие встречные небесные тела и никакой атомный ветер не повлияет на аппарат, ибо ветер проходит сквозь него, как сквозь пустоту. Эфир — это «ничего». Из ничего ничего и не вышло. Полный и безнадежный конфуз — «удивительное грядущее».

Но оставим неутомимого оптимиста Байи строить эфирные замки и обратимся к человеку дела Гайлю, немцу, «который имеет идею». Аппараты его героя Гардта существуют в двух видах. Первая модель — это ракета, начиненная спиртом, годная лишь для быстрых полетов на земле, вторая модель начинена жидким водородом и кислородом. В первом случае горящий спирт, во втором — горящий водород устремляются в узкие трубы из ракеты наружу. Этот стремительный вылет горящих газов наружу сообщает ракете поступательное движение. Ракета показывает, что применение спирта и водорода с кислородом принципиально возможно. Допустим. На самом деле это — крайне выгодное горючее. Но допустим, что автор прав. Значит, аппарат Гайля, если только он не взорвется (ибо гремучий газ, т. е. смесь водорода с кислоро­дом — очень опасное взрывчатое вещество), полетит на луну в самом деле. Аппарат Гардта сделан из сплава бериллия и алюминия. Приблизительно такой же аппарат у Гайля в рассказе «Астрополис». Итак, если попытка Байи безнадежна, то идея Гайля не абсурдна, по крайней мере.

Посмотрим теперь, как представляют себе авторы отдельные детали этой экспедиции. И Байи и Гайль заставляют героев вылезать из ракеты в пустое мировое пространство и гулять по безатмосферной луне. Для этого авторы припасли для героев удобные для спорта и работы костюмы, внутри которых можно создать: 1) атмосферное давление, 2) приятную комнатную температуру, несмотря на царящий в пустоте холод и несмотря на палящие лучи солнца. Эта одежда напоминает особый водолазный костюм. Путешественники снабжены «тяжелыми металлическими шлемами» у Гайля и «алюминиевым шлемом» у Байи. Сам же костюм сделан из резины, или из прорезиненной кожи. Такой костюм в пустоте, конечно, раздуется словно пузырь и скорее всего лопнет, что приведет к гибели героя. Но допустим, что я пессимист, допустим, что костюм останется цел. В таком случае непонятно, как сможет герой передвигаться таком раздутом пузыре. В нем невозможно двинуть рукой или ногой. А Гайль заставляет своих героев работать и охотиться в таких нарядах. Но самое печальное, что такой костюм не может защитить героя от холода, царящего в пустоте. Байи далек от того, чтобы уделить тому вопросу хотя бы немного внимания, но это не опасно, поскольку его влюбленные на луну не полетят. Но Гайль-Оберт готов, по словам предисловия, не сегодня-завтра в самом деле улететь на луну, рискует погибнуть там от своей непредусмотрительности. Его герой говорит: «воздух в надутом водолазном костюме и зеркально гладкая внешняя оболочка защищают от потери тепла. Если бы наши костюмы долго сохраняли воздух, то не было бы никакой опасности замерзнуть». Сущность всякой «теплой» одежды состоит в том, чтобы не допускать ухода, потери тепла. Как бы гладка ни была поверхность кожи или резины, она не отразит полностью уходящего от человека лучистого тепла. Для этого потребовалась бы полированная металлическая поверхность. Резиновая одежда будет далее терять лучистое тепло в пустоту. Сначала промерзнет резиновая оболочка, затем к ней начнет примерзать воздух внутри костюма. От этого давление в костюме резко упадет, и человек, если он до того не замерз, теперь погибнет немедленно от отсутствия атмосферы. Он просто лопнет внутри замечательного костюма. Итак, я не рекомендую Оберту лететь на луну в таком костюме, ежели ему жизнь дорога, а предприимчивые американцы могут на этом деле серьезно прогореть.

Еще меньшую предусмотрительность проявляет Гайль в рассказе «Астрополис». Здесь его герои строят вокзал-планету между землей и луной из легкого металла натрия. Обычно натрий мягок, но, по словам Гайля, при столь низкой температуре, какая царит в мировом пространстве, натрий прочен, как железо (позволим себе в этом усомниться). И вот герои строят вокзал из таких замерзших натриевых листов: «человек держит кончиками пальцев огромный лист натрия». Рекомендуем автору самому взять кончиками пальцев даже сквозь резину кусок металла при страшной температуре около 273°! «Не утопия, не фантазия, а повесть о будущем», по мнению Я. Перельмана. Вот уж действительно приятная перспектива. Кстати, для дыхания герои Гайля берут с собой баллоны с кислородом. Как известно, чистым кислородом дышать невозможно. Водолазам обычно приходится разбавлять кислород азотом или другим газом. Снабдив героев кислородом, Гайль снова чуть было не погубил их. И только исключительная живучесть бумажных героев спасла роман.

Итак, герои Байи и Гайля по пути должны были по крайней мере лопнуть и замерзнуть. Однако, благодаря оптимизму гениальных авторов они все же не только попадают на луну, но и гуляют по ней. Правда, на луне они подвергаются нападению. У Байи нападающими являются живые «радии» — селениты. Эти селениты имеют вид насквозь проэлектризованных звезд. Они бесчувственны, но мыслят и строят героям разные электрические пакости. Героев Байи спасает алюминиевый шлем, ибо он сделан «из изолирующего вещества». До сих пор алюминий был прекрасным проводником электричества, неужели в «удивительном грядущем» он станет изолятором?

Герой побеждает «радиев» посредством «пушки для бомбардировки электронов». Вот уж в самом деле из пушек по воробьям! Пушка эта производит «магнитное сотрясение», понятие неизвестное земной физике. Таким образом, едва не лопнувшая парочка возвращается на землю. Так же после долгих и странных перипетий возвращаются и герои Гайля. Во всем этом мало научного смысла, и фантазия лунных романов довольно беспочвенна. Но во всем этом есть одна скрытая мысль, о которой еще следует сказать пару слов. Ведь все эти Оберты и Годдарды и другие готовят, в сущности говоря, не лунные звездопланы, а дальнобойные ракетные снаряды для будущей земной войны, а все эти романы Байи, Гайля и др. не только отвлекают читателя от печальной действительности, а главным образом служат дымовой завесой военщины. Курьезно, что в советском предисловии к роману Гайля говорится о самых разнообразных земных и космических применениях ракеты Оберта, исключая главное — военное. Потому-то так и наивны построения Байи и Гайля-Оберта, что авторы всерьез о луне не думают. И только жаль, что они находят столь наивных издателей и редакторов.

Такова «лунная» научная фантастика. Обратимся теперь к роману Зеликовича «Следующий мир». Как я уже говорил, это — прежде всего социальная фантазия. Автор заставляет не верующего в социализм англичанина убедиться воочию в правильности установки коммунистов. Вернувшись из заоблачных краев на землю, убежденный фактами англичанин решает помочь СССР строить социализм на земле. Отнюдь не плохая затея показать коммунизм не в период становления, а в качестве совершившегося факта. К сожалению, однако, у автора оказывается крайне странное представление о коммунизме. Его жители коммунистической страны «живут действительно не для того, чтобы работать, — вот одна из замечательных особенностей коммунистического общества». Я полагаю, что читатель также изумится этому замечательному представлению автора. По мнению Зеликовича, коммунистический строй — это строй абсолютного безделья, праздного

разгуливанья, без обязанностей. Жители счастливой страны предаются от безделья иногда науке и искусству. В этой стране «решающим моментом в экономии рабой оказалась проблема энергии». Таким образом, роман Зеликовича, с одной стороны, претендует на социальную фантазий с другой, он пытается подвести ее материальную базу: приобретение новых источников энергии. О социальных прогнозах Зеликовича я уже говорил. Теперь речь идет о технических.

— Чем же знаменуется у вас современная эпоха? — спросил земной житель туземца страны Айо.

— Вы уже знаете — лучами, которые получаем в десятках видов путем разложения атомов.

Итак, жители Айо, по мнению Зеликовича, разложили атомы и приобрел лучи, которые затем пустили в работе С открытием, таким образом, способа утилизации внутриатомной энергии, по мнению автора, отпала необходимость в электростанциях, добыче угля, использовании ветра, воды и солнечного тепла. «А отсюда выводы: полное упразднение морских судов, электрических и паровых под-земных и надземных железных дорог и соответствующих служб, а также тяжелой индустрии». Прочитав эти ужасные строки, я подумал сначала, что автор изображает какое-то гигантское вредительство в Айо. Но нет, автор говорит всерьез, с упоением, с восторгом, ему снится страна, которую «очистили от всего этого хлама» Жаль, что, упраздняя всю современную технику, автор не познакомился с ее основами, — тогда бы он понял, какой вред он причиняет людям.

Я уже указывал, что разложение атомов не может служить источником энергии. Поэтому на самом деле у Зеликовича никакой энергетической базы нет. Для полета на планеты Зеликович применяет в видоизмененной форме идею Уэлльса о кеворите, веществе, защищающем от тяготения. Однако, у Зеликовича это выходит еще более безграмотно. В то время как у Уэлльса для этого применяется специальное чудесное вещество «кеворит», Зеликович получает приблизительно тот же результат, «пропитывая материю разными видами световой и тепловой энергии». Это чрезвычайно забавная словесная трескотня. Что значит «пропитывать тепловой энергией?» Ведь на простом языке это значит «нагревать». И, сколько бы ни нагревать вещество, его общий вес не уменьшится. Таким путем избавиться от тяготения невозможно. По­этому ни один звездоплан Зеликовича никуда не улетит, а будет спокойно стоять на месте в нагретом и освещенном виде.

Но Зеликович более оптимистичен, чем мы, и его герои отправляются прекращать войну и распространять коммунизм на других небесных телах. Тут на сцену вы­ступает новое изобретение Зеликовича, разные страшные лучи. Надо заметить, что с момента открытия рентгеновых лучей в научно-фантастической литературе постоянно фигурируют какие-либо лучи. Литераторы почему-то думают, что природа располагает невероятным ассортиментом самых фантастических лучей. Между тем, мы, физики, можем сейчас довольно точно указать, какого типа лучи возможны, какие применяются, а какие могут еще найти себе применение. Зеликович игнорирует физику. Поэтому его корабли снабжены генераторами атомной энергии с «рубиновыми» объективами. «Эти безобидные на вид камешки в состоянии произвести в течение часа социальный переворот или превратить планету в развалины». И вот начинаются военные действия. Революционные корабли направляют на неприятеля рубиновые жерла. «Миллионы регулярных войск, как по мановению вол­шебного жезла, побросали оружие». «Им душно, горячо стало держать, обожгли себе руки: мы обдали их 23-м видом лучей». Что же это за лучи? «Они были видимы, эти магические лучи зеленовато-лилового цвета».

Так страница за страницей из рубинового стекла сыплются различные лучи для сугубого воздействия на читателя, отмеченные сухими цифрами: лучи № 23, лучи № 31, лучи № 27 и т. д.

Рубиновое стекло, как известно, кажется рубиновым лишь потому, что оно пропускает одни лишь рубиново-красные лучи. Между тем, у Зеликовича сквозь него проходят и зеленовато-лиловые (№ 23), и золотистые (№ 31), и огненные (№ 27). Это сплошная чепуха. Но Зеликович не унывает. О, нет! Он наделяет эти лучи самыми фантастическими свойствами, очевидно, не зная даже, что и зеленые, и лиловые, и золотистые, и огненно-красные лучи существуют в солнечном спектре и тем не менее никаких чудес на земле не происходит. Он делает из обычной физики магию и бойко торгует магической фразеологией.

Поэтому роман Зеликовича не научно-фантастический роман, а невежественная социально-магическая болтовня. Это — спекуляция на модных принадлежностях научно-фантастического туалета: здесь и «разложение атомов», здесь и «лучи», здесь и «полет на планеты», здесь даже социальная фантазия, подкрашенная фуксином. Универмаг невежества. И это подносится журналом «Борьба миров» (издание «Молодой гвардии») в качестве пищи для ума советской молодежи!

Однако, названные нами здесь романы — ничто по сравнению с замечательным романом Меррита «Живой металл», заполнявшим журнал «Мир приключе­ний» в течение 1928 и 1929 годов, увы, нашей эры. Немыслимо передать «своими словами» все содержание его. Это «таинственное, полное странных физических и магнитных явлений, путешествие». Очевидно, магнетизм к физике не относится. Путешественники, — как водится, английские ученые, — попадают в мир, где обитают живые металлические предметы — «чисто геометрические фигуры». Эти фигуры — «шары, кубы и пирамиды» — складываются в причудливые формы чудовищ. «Путешественники попадают в новый мир, в металлический мир, где они видят живые, вертящиеся купола и арки, и башни, точно тающие в каком-то брожении». Как здорово завернуто: «тающие в каком-то брожении!» Смысла как будто ист, а как здорово таинственно звучит! Благолепие-то какое! Но слушайте дальше! «Летя на кубах, они проходят области ультрафиолетовых лучей, рентгеновских и других, наукой не исследованных». Ну, что ж тут удивительного — попасть под ультрафиолетовые лучи? Мало их, что ли, попадает с солнца! Вот в рентгеновых лучах уже не стоит так гулять: язвы появятся и много других неприятных по­следствий. У Меррита рентгеновы лучи делают чудеса. Они уверяют, что «друг другу путешественники кажутся скелетами». Но ведь рентгеновы лучи, проходящие сквозь человека, невидимы глазом. Если люди. казались друг другу скелетами, то приходится себе представить, что рентгеновы лучи проходили сквозь тела и светились, а скелет выступал, как тень на светлом фоне. Но глаз не увидит этого света и, значит, не увидит и тени. Иначе говоря, Меррит написал безграмотную болтовню. Но автор в восторге: «один световой феномен сменяет другой». И вот «они прилетают к колоссальному светящемуся диску необычайной красоты, изливающему могучую и сознательную силу».

«В каждой строке чувствуется вдохновляющая научная основа» — говорит по этому поводу переводчик.

Увы, что значит «изливать сознательную силу» — мы объяснить не можем. Правда, диск этот вообще не чета обычным дискам. Как только он видит красивую женщину, так он немедленно проявляет свою сознательность и «подтягивает ее». Металлический флирт! Кстати, чего ради — нисколько непонятно!

Один из героев романа — человек — во время тяжелой болезни «начинает понимать, что металлические предметы высасывают свои силы из солнца, что их кровь — молния, что их разум — думающий кристалл». Что значит высасывать силы из солнца — этого мы не понимаем; может быть, мы еще слишком здоровы? Еще менее понятно, как может кровь быть молнией; ведь молния — искра, которая получается при электрической разрядке в атмосфере. Что значит: кровь есть «искра?» Бессмыслица. «Мыслящие течения магнитной силы — руки и пальцы металлического народа». У металлического диска, по словам Меррита, имеется нечто вроде гарема и нечто вроде детского дома, где живут «металлические малютки». У металлического народа — «коллективное сознание». Это значит, по словам автора, что народом управляет повелитель металла, играющий на своих подданных, как на рояле. Так из-за научной фантастики вылезают уши социальной философии. Ме­таллический город — это: «туман, полный невообразимого рева бездны, в котором смешивался хаос звуков, звон миллионов наковален, грохот миллиона кузниц, гремели громы, ревели тысячи ураганов» и т. д. Так удар за ударом автор приводит читателя в столбняк. Слова «электричество» и «магнитизм» здесь обычные бытовые слова, ибо здесь все излучает электричество, все движется электричеством или магнитизмом. Но напрасно думает читатель, что эти слова применяются сознательно. Отнюдь нет. Термины физики служат мистическим заклинанием, это своеобразная ядовитая тарабарщина, лишенная даже тени науч­ности. Из всех появляющихся научно-фантастических романов «Живой металл» — самый длинный и самый вредный. Прямо удивляемся, как у нас, при наличии Горлита и при отсутствии бумаги, такого рода бульварная литература может распространяться и еще в десятках тысяч экземпляров (тираж 30 000)!

Все перечисленные здесь романы как бы сконцентрированы в романе Я. Ларри «Страна счастливых» (Ленингр. Областное издательство, 1931 г. Приложение к журналу «Стройка». Тираж 50000. 13 печ. лист.). Издательство, повидимому, рассчитывает, что роман будет переведен на все главные европейские языки, и торжественно приводит на обороте обложки перевод его названия на французском, английском, немецком. Глебов-Путиловский снабдил эту книгу предисловием, даже не предисловием, а славословием. «Это одна из подлинно советских фантазий... чем больше вчитываешься в «Страну счастливых», тем больше убеждаешься в полной действительности описываемого». Для того чтобы читатель полностью оценил все прелести романа, любезный «предисловщик» дал обзор социальных утопий, развернул галерею: Платон, Мор, Кампанелла, Сен-Симон, Фурье и т. д. И по словам его «Страна счастливых»... «входит в линию этой литературы». Итак, Платон, Мор, Кампанелла... Ларри. Я, однако, вынужден поместить Ларри в одну линию с Гайлем, Байи, Зеликовичем. И вот почему:

«Страна счастливых» — СССР через пятьдесят лет. Социализм полностью построен, но, как это ни странно, взаимодействия между СССР и окружающим миром нет. Мир этот, повидимому, остался капиталистическим, но отделен от нас. абсолютно непроницаемой стеной. Непонятно, нелепо... но так думает Ларри. Чем отличается будущая жизнь СССР от нынешней? Оказывается, по мнению Ларри, отличие его в том, что мы сейчас живем для будущего, а через пятьдесят лет «жизнь — настоящее». Так догрезил Ларри до тихой пристани потребительского мещанского социализма. «Не в одной работе смысл». Идеалом автора романа является не деятельность, не труд, а покой и безделье. «Эпохи имеют различные цели, и то, что когда-то называлось смыслом, ныне имеет название общественной обязанности». Иными словами, при социализме труд — безрадостный условный рефлекс. По мнению составителя преди­словия, это «подлинно советская» фантазия. И, так как всякий труд одинаково скучен, «все равно, где. работать». Но только тогда, когда человек перестает ра­ботать, когда человек оставляет, например, промышленный сектор города, только тогда «человек попадает в жизнь». Всю физическую работу совершают машины-автоматы. Необходимо лишь следить за ними. Для этого никакой сноровки, никакого навыка, никакого овладения техникой, по мнению Ларри, не требуется. Людям скучно ничего не делать, и вот они по временам, когда им заблагорассудится, приходят в «распределитель» (биржу труда) узнать, где есть вакансии, идут — по настроению — либо в прачечную, либо в столовую, либо в статистический отдел и т. д. И так скучно живется при социализме, так люди боятся заболеть от безделья, что становятся в очередь, в хвост за работой. Хвосты с самом деле остаются пои социализме. Вот вам и плановость! Вот вам и рационализация! Напрасно вы думаете, читатель (да и я, грешный, вместе с вами), будто сущностью социализма является плановое хозяйство. Ларри разбивает эту идею жутким примером: «сообщалось о свертывании на год производства моторов для самолетов, ввиду перепроизводства в этой отрасли. «В начале второй пятилетки, — пишет он, — страна Советов начала задыхаться от избытка товаров». «Подлинно советская» фантазия — кризис перепроизводства при социализме?! В один прекрасный день «Страна счастливых» Ларри оказывается на краю гибели. Исчерпана вся нефть. Почти исчерпан уголь. А об этом никто и не подумал. Социализм, по Ларри, — сплошное головотяпство.

И так как социализм — по Ларри — не имеет ничего общего с плановым хозяйством, естественно, что его «Страна счастливых» ищет выхода из кризисов в... империализме (!!). Я не шучу. Ларри предлагает «колонизацию космоса». Он думает, что на население земли возложена высокая миссия начать историю вселенной. Миры будут тогда, наконец, населены разумными созданиями. Точь-в-точь такими же словами говорят колонизаторы Африки, Китая, Индии. Вся разница лишь в том, что культуртрегерам «Страны счастливых» негде развернуться на земле и они ищут колоний за се пределами. Такова в общих чертах социальная сущность романа «Страна счастливых».

Но обратимся к научно-технической стороне романа. Ведь, по мнению Глебова-Путиловского, автор чувствует расцвет техники и аппаратуры» (кстати, что это за странная формулировка: расцвет аппаратуры?). Перлы глубокой эрудиции Ларри рассыпаны всюду.

Вот, например, для того, чтобы предохранять от нагревания жидкий водород (необходимый для ракетных звездопланов), жители «Страны счастливых» изобрели особый материал «эголеменит», обладающий счастливыми свойствами нагреваться лишь при необходимо высокой температуре и поддающийся плавке только в молекуляторном поле». Автор не обладает «счастливым свойством» понимания, что вообще не нагреваться никакое тело не может, что оно может лишь медленно подогреваться. Он также не знает, что слова «плавка в молекуляторном поле» — абсолютно бессвязная галиматья, не имеющая даже тени смысла. Слово «молекуляторный» изобретено Ларри и, видимо, происходит от какого-то «молекулятора»— вещи нам еще неизвестной. Также непонятны приборы «рофотаторы» (вроде пильняковского: «кому ляторы, а кому таторы»).

По мнению автора, во время магнитной бури аэропланы не могут летать. Но автор не знает, что магнитная буря проявляется исключительно в искаженных показаниях магнитного Компаса и иногда (на Севере) перерывом телеграфного сообщения.

Жители «Страны счастливых» все снабжены крылышками — аэроптерами» и просто, как птички, порхают с места на место.

Когда упавшим метеором вдруг разрушается промышленное кольцо Харькова, то автор мобилизует рабсилу в количестве не менее как сто миллионов (!!!) человек и заставляет их остановиться на два дня лагерем в окрестностях разрушенного Харькова. Ведь надо же. поистине потерять всякое чувство меры, чтобы вообразить себе подобную чушь.

Необычайно курьезно у Ларри, что, в то время как самые искусные операции на заводах проделывают автоматы, людям предоставляются операции, не требующие никакого ума, которые в первую очередь крайне легко могли бы быть осуществлены машинами. Например, в коммунальной прачечной все автоматизировано, но че­ловек занят тем, чтобы поворачивать кран, если уменьшится, подача пара. Это и есть все его дело. Вообще поражает убожество технической фантазии автора. Ока­зывается, что в ту эпоху все товарные суда управляются по радио. Ладно. Прекрасно. Но вот на земле строят звездоплан. Все в стране счастливых думают о том, кто же отважится полететь на нем на луну, все боятся, что первые смельчаки погибнут, и никто не предлагает управлять звездопланом по радио, отправить первый звездоплан без людей. Проходит ряд лет, один за другим исчезают улетевшие звездопланы, а подобная простая мысль' не появляется ни в чьей голове.

Можно было бы привести еще множество примеров убожества знаний и изобретательности автора, не придумавшего ничего, в сущности, кроме пресловутых «ро­фотаторов» и каких-то «причудливых гибридов» вместо обычных растений.

Однако, в одном вопросе автор обнаруживает огромную эрудицию. Описывая ресторан времен социализма, он расписывает всевозможные котлеты де воляй, стерляди с трюфелями, марешали из рябчиков, амуретки, стуфаты, суфле и т. д. и т. д. с глубоким знанием дела. Видно, что этот вопрос автор очень тщательно изучил по первоисточникам.

Можно привести еще примеры убожества мысли даже в вопросе, развлечений. Оказывается, например, что в городе отдыха «Солнцеграде» почему-то всем видам искусства, кроме музыки, вход воспрещен.

Я не хочу утомлять читателя перечислением всех глупостей, написанных Ларри: жаль бумаги.

Только огромный тираж и размер книги заставили меня посвятить ей так много слов. Автор уверяет, что «в атом мире нет ничего... ненужного». Я с ним не согласен. Книжка Ларри не только не нужна, она вредна как безграмотная галиматья и, между прочим, как попытка протащить под грохот громких фраз реакционную программу задержки темпов нашего строительства. По-видимому, Ленинградское Областное издательство глубоко заражено «некоим нэп­манским духом», если оно могло выпустить столь огромным тиражом эту безусловно вредную книгу. Во всяком случае издательство правильно учло, что книга может быть переведена за границей. Я полагаю, что она будет с восторгом подхвачена зарубежными книгоиздательствами, как «подлинно антисоветская фантазия». Я опасаюсь, что там, в переводе, книга найдет «предисловщика», обладающего большим классовым чутьем, чем Глебов-Путиловский, который, не «мудрствуя лукаво» (как он сам сознается), разрекламировал этот тухлый товар «каждому гражданину СССР».

Прежде чем закончить наш обзор, остановимся на мгновение на книге, стихийно принесенной «Прибоем» к нашим советским берегам. Эта замечательная книга — «Техника и человек в 2000 году» А. Любке. Это не роман, а полупопулярная монография, стремящаяся охватить всю технику будущего, переведенная в сокра­щенном виде с немецкого Д. М. Сташунским. Книга крайне интересна, но кишмя кишит безграмотными построениями. Я позволю себе привести несколько замеча­тельных изречений. Например, сколько остроумия в такой фразе: «Уже Аристотель знал, что в воздухе происходят явления, которые мы называем грозами»! Ка­кая новость: грозы существовали даже во времена Аристотеля! Удивительно. А вот другая, столь же умная, мысль: «Хотя гелий, в противоположность кислороду, не горит, он в два раза тяжелее последнего». Кстати, гелий в четыре раза легче кислорода. Далее, кислород тоже не горит, ибо горение есть соединение с кислородом. И, наконец, заметьте, что свинец хотя тоже не горит, но еще тяжелее, чем кислород.

В книге, например, описывается прибор, который будто бы в 2000 году повсюду будет применяться. «Аппарат для отыскания минеральных богатств, опирающийся на атомную теорию. С помощью этого аппарата можно искать вполне определенные минералы, как, например, руду, уголь, воду, нефть... «В приборе находится то же вещество, какое он ищет в земле. С помощью потока катодных лучей вызывается разрушение атомов вещества, в связи с чем порождаются волны энергии, которые свойственны только атому веществу. Эти волны принимают в пространство и, если они в земле наталкиваются на то же вещество, то наблюдается явление резонанса... В грозовой атмосфере аппарат не может действовать» (стр. 79).

При ударе катодных лучей об атомы возникнут рентгеновы лучи, которые проникнут максимум на... 20—50 см. вглубь земли. Не только в грозовой атмосфере, но при самой ясной погоде 2000 года такая машина ничего не даст. Но чего стоит дальнейшее описание самого прибора: «переносная батарея дает катодный ток высокого напряжения, который аккумулируется соответствующим приспособлением и т. д.». Катодного тока не существует, или скорее всего электрический ток есть всегда один и тот же. Какими приспособлениями аккумулируется ток — понять трудно, но если аккумулируется энергия тока, то это приспособление носит название аккумулятора. Зачем энергию переносной аккумуляторной батареи аккумулировать в другой батарее — еще менее понятно.

В этой книге описывается, например, знаменитая, виденная мною лично в Америке, трубка Кулиджа, в которой этот американский ученый, как известно, разгоняет высоким электрическим полем электроны в пустоте и затем выпускает их наружу через очень тонкое металлическое окошко, вделанное в стекло. Написанных нами слов в описании нет. Трубка описывается «популярно» такими словами: это есть «комбинация трубки Кука и знакомой всем радио-слушателям катодной трубки» (стр. 83). Кстати, ни полярный путешественник Кук, ни профсоюзный Кук, ни другой Кук. по нашим сведениям, никаких трубок не изобретали. А насчет «комбинации», то с таким же успехом можно было бы сказать, например: «автомобиль — это комбинация примуса и детской коляски». Так же осязательно и популярно.

Книга Любке-Сташунского посвящает, конечно, много места ракетам и пишет: «снаряд летит в межпланетное пространство с помощью соответствующей силы энергии», т. е. «авторы», очевидно, полагают, что энергия бывает различной силы. Но такое выражение безграмотно и не имеет никакого смысла. Можно, затратив одну и ту же порцию энергии, поднять маленький груз посредством малой силы на большую высоту или, наоборот, поднять большой груз большой силы на малую высоту.

Вы можете найти в книге такие перлы: «мыслимо колесо, которое состоит отчасти из железа, отчасти из другого вещества, не поддающегося атомному разрушению силами магнитного поля» (стр. 90). Итак, железные атомы, по мнению книги, разрушаются магнитным полем. Это — новость, которая физике еще неизвестна. Я бы предложил начинать эту фразу: не мыслимо и т. д. А между тем, на основе разрушения железных атомов книга строит двигатель будущего. Далеко уедем! Широко осведомленный автор утверждает, что «гелий в последнее время (даже не в 2000 г.) удается искусственным путем получать из водорода» (стр. 99) и что это самый удобный и дешевый к тому же путь получения гелия для наполнения дирижаблей. Насколько нам известно, гелий непосредственно водится в природе, а превращение водорода в гелий есть мечта (и неизвестно еще — осуществимая ли) физиков.

Но наиболее ярким образцом невежества Любке-Сташунского служит утверждение, что в злополучном 2000 г. будет применяться «новый способ получения энергии из воды и не путем изобретения новой водяной турбины, но путем разложения воды на кислород и водород, на что требуется затратить по 68 больших калорий на каждый литр воды». Одним словом, здесь опять та же грубая ошибка, что и у Байи и у некоторых других «жюльвернов».

А вот особенно остроумная затея по использованию энергии солнца. «Вполне реальна мысль о постройке на Ниле солнечной силовой станции, которая позволит разлагать нильскую воду и добывать водород, который затем в кварцевых бутылях на деревянных судах будет перевозиться в Европу, где он будет отоплять и освещать дома» (стр. 101). До сих пор водород перевозили в стальных бомбах, в сильно сжатом состоянии, зачем же потребуется в 2000 г. возить его в хрупких кварцевых бутылях, не выдерживающих сильного давления? Ведь это абсолютно неэкономно и неразумно. Уж совсем непонятно, почему все прочие товары можно возить на металлических или даже железобетонных судах, а легко воспламеняющийся водород столь необходимо возить на деревянных. Это осталось тайной изобретателя.

Я привел лишь несколько наиболее броских безграмотностей, но ими книга изобилует. А жаль — тема на самом деле крайне интересная.

Приведенные примеры немногочисленны, но, увы, они не случайны. В них есть закономерность, которую следует учесть, несмотря на то, что наш обзор ни в коей мерс не претендует на полный и исчерпывающий охват научно-фантастической литературы.

И эта закономерность заключается в том, что и по тематике и по методам рассмотренные произведения не научны и не литературны и, в сущности, их фантазия ублюдочна, скудна и убога.

Следует ли из этого, что научно-фантастическая литература иною быть не может? Конечно, нет. Но из этого следует, что не только взгляд на роль и задачи научно-фантастической литературы надо изменить, но нужно пересмотреть и самые методы работы авторов.

Дело в том, что современная культура чрезвычайно сложна и многообразна. А между тем научно-фантастическая литература по широте своих тем и многообразию вопросов требует от автора гигантской эрудиции, колоссальных знаний, поразительной способности ориентироваться в сложнейших научных и практических проблемах. Такого автора нет и, пожалуй, быть не может. «Никто необъятного объять не может». Значит? Значит, он может быть заменен коллективом писателей, ученых, техников, экономистов политиков и т. д. Значит, научно-фантастическая литература может быть результатом действительного коллективного творчества.

Научно-фантастический роман, по моему мнению, должен естественно произрастать из коллективного свободного обсуждения тех проблем и тех возможностей для будущего, которые ставят перед нами современная наука и действительность. Научно-фантастическая литература наших дней, заблудившаяся между трех сосен «лучей», «атомных энергий» и «космических полетов» и подкрашенная «социальной фантазией», — не жилица на этом свете, и на смену ей встанет настоящее художественное оформление научно-технических предвидений. И эта новая научно-фантастическая литература отнюдь не ограничится старой «жюльверновской» формой романа. Новая форма коллективного научно-фантастического творчества должна появиться не только на страницах журналов, она должна проникнуть и в театр и особенно в кино. Научная фантастика общественно необходима — значит она должна возникнуть,