Произведение абсолютно нефантастическое, но историческим тоже назвать трудно. В жанрово-тематическом классификаторе подходящих рубрик просто нет, так что «Историческая проза-военное-спецслужбы» — это то, что хоть как-то рядом. И путешествия к особой цели нет, есть задача в это путешествие отправиться...

Как-то так:

То есть, это про партизанский отряд, который не партизанит, но вроде как собирается. Надо им как-то выбраться на оперативный простор из болотных мест, вокруг этого все и закручено. А так — тишина.... весна 1942-го, болота, самогон, бабы в деревне, сомнения, волнения, страх... И хочется и колется...

Больше всего эта повесть похожа на партизанские повести Быкова, там тоже, нес только воюют, сколько ходЮт взад-вперед и разговоры говорят.

Вот и здесь, собрались в одном отряде штабной офицер, идейный политрук, т.н «ежата» из бойцов НКВД, разномастные окруженцы и мудрый но простой командир из бывших железнодорожников — заместо Чапая. И рядом староста из бывших, полицаи-комсомольцы, такая окрошка вышла:

«И всего-то два села вблизи. Кормились с них, пока могли, то есть пока селяне терпели поборы. Немецкие обозники туда тоже заглядывали, но уговор со старостой заключили негласный — немцев не трогать, чтоб не ярить, тогда и партизаны какое-то время продержатся на селянских харчах.

Зима сорок первого не шибче прочих была, но одно дело, когда дом с печкой, другое — землянка или шалашок. На зиму «самораспустились» под подписку, в те же два села. Молодняк, ему что, всяк юбку нашел, отогрелся, откормился, к весне увеличение поголовья населения обеспечил, ну и не без дела же сидел, для любого хозяйства с пользой. Погуливали по зимним праздникам в одних компаниях с теми же полицаями, что немцы с первого же наезду над народом поставили, чтоб общественное добро по домам не растаскивали»

В общем, написал идейный диссидент Бородин книгу не простую, а энциклопедию. советской жизни — здесь и про репрессии, и про коллективизацию, и про гражданскую, про массовые сдачи в плен летом 1941-го, про войну «малой кровью на чужой территории», про «органы», про Партию, про народ — никого не забыл, всех посчитал. Психоделическая такая вещь получилась.

Написано хорошо, в тексте преобладают натуралистические описания, типа правда о войне:

Но общий настрой скорее патриотический, это не «Чонкин» ернический и не «Сволочи» позорные какие, автор думал и душой болел, так что тем, кто интересуется Великой Отечественной прочитать стоит. Это поздняя военная проза, подведение итогов. Автор сам не воевал, это ближе к Азольскому, чем к Гранину и Богомолову.

Честно говоря, поведение священника не совсем понятно. Очевидно, что для человека религиозного чудо, которое не является проявлением божественных сил — является проявлением сил дьявольских. Какие тут еще могут быть разговоры? Гость тоже — непонятно, зачем пришел и что, собственно говоря, хотел услышать. Ну а в финале он терпит сокрушительное (в прямом смысле) поражение — что и неудивительно, учитывая взгляды автора. «Шах вам и мат, аметисты»!

Ну да ладно. Оценка высокая, потому что, как ни крути, написано на хорошем лит. уровне. Нынешние «православные фантасты» так уже не могут.

Вот режьте меня, а все «исторический роман» в виде попытки реконструкции психологии и диалогов персонажей сильно давешних времен — ущербное занятие. Если честно помещать Шерлока и Борхеса в качественную бы средневековую языковую среду и выстраивать детектив, устраивать роман плаща и кинжала — это одно. Все понимают игровое начало и условность. Попытки же рассказать с позиции Марии Мнишек или боярина натужны по определению ввиду непреодолимой смены всего. С чего Мария Мнишек все рассуждает о своем призвании, а Заруцкий прямо пан ? Автор старается честно, слов нет, то сказовый слог берет, то к более традиционному суржику, а все одно искусственно. У Балашова все несколько смягчается описанием крестьянского быта безымянных в истории рядовых, а здесь прямо диалоги исторических селебрити. Хронологически — история нескольких месяцев поражения. Оптика крупного плана. Прочитал и забыл. Ну да, лучше Бахревского.

Какой-то не очень правдоподобный рассказ. Много явных натяжек, неточностей. И штампов. Прежде всего, немцы поголовно вооружены «автоматами». Непонятно, что имел в виду автор (скорей всего MP 38/40), но в любом случае основным оружием вермахта была винтовка Маузер 98k. Ну и конечно все эти набившие оскомину рассуждения в духе «лес рубят — щепки летят», куда же без них. Сюжет тоже вызывает ряд вопросов. Допустим, Козлов как две капли воды похож на того капитана, пускай они даже братья-близнецы. Но по голосу-то можно было определить, что это «не тот»! И отсутствие фиксы можно было заметить гораздо раньше, а не в самый последний момент. «Лесоповальный» эпизод пафосен, но не очень убедителен. Теперь герои. Самарин — какой-то сферический интеллигент в вакууме. Непонятно, как он с такими принципами вообще выжил в лагерях. Интересно также, каким это образом он в августе 41го вдруг оказался в плену у немцев. Бежал? Освободили перед войной? А может, вся эта история с капитаном — бред помутившегося рассудка? Вследствие контузии, например — как предположил Козлов. Кстати, если кому тут и сочувствуешь, так это Козлову. Вот уж действительно пострадал ни за что ни про что.

Когда-то очень давно жил в Древнем Китае философ Конфуций. И он первым упомянул термин «золотая середина», что есть центром между двумя крайностями, являя собой единство противоположностей. В споре рождается истина, а что есть спор, как не столкновение двух крайних мнений, правдивых по своему. Вот и в повести Бородина «третьей правдой» как раз и выступает та самая середина, даже если вопрос на повестке дня звучит «Есть ли всё-таки Бог или нет?»

Противоположности притягиваются и два главных героя повести, несмотря на полную противоположность во всех отношениях, стали близкими друзьями по жизни — один огромный, сильный мужик, другой щуплый, постоянно притворяющийся хитрец, который привык жить по своим принципам, пусть и не самым праведным, но по-своему правильными и понятными. Автор возводит хитроумный лабиринт отношений и столкновений противоположных мыслей, позволяя читателю саму сопоставить и выявить ту самую третью правду.

Повесть глубока, рассудительна, тяжеловесна. По своему психологизму, описаниям, стилю книга напомнила мне творчество Льва Толстого. В книге много размышлений о жизни, о Боге, о тайге, обо всём живом. Каждый найдёт здесь своё, но порой философских размышлений было более чем достаточно, когда даже лёгкий порыв ветра или писк комара сразу навевал того или иного героя на философские размышления, иногда не совсем понятные.

Тема Бога является центральной и в начале тема играет отдалённо, словно лёгкая музыка ветра. Но с каждой страницей звук ее становится громче, а в конце и вовсе гремит литаврами и мощным гулом духового оркестра.

Не могу пройти и мимо описания тайги, особенного отношения к ней. Так передать атмосферу тайги может не каждый. Я несколько раз встречал подобное отношение (последнее было у Валентина Распутина «Век живи — век люби»), и после такого русскую таёжную природу не любить невозможно. Всё описано с трепетом, заботой, любовью и благоговением. Всё таки отношение у русского человека к лесу всегда было особенное, даже священное. Вспомнить, хотя бы описание природы у того же Толстого или Тургенева, картины Шишкина. После такого мне ещё больше хочется поехать и посмотреть на тайгу, тем более у меня у самого кровь, можно сказать, таёжная, так как дед родом с Кировской области, жил рядом с тайгой, мать бывала там и после ее рассказов о тайге желание поехать туда возрастает многократно. (P.S. Насколько часто противоположное отношение можно встретить у западных писателей, где леса неизменно населены всякой нечистью, злыми волками, которые хотят съесть маленькую девочку в красной шапочке и пр., то же Лихолесье и пр.). Видно, что книгу писал человек, который сам был тесно связан и с тайгой, и с сельской местностью, так как деревенский слог, диалоги, выражения и обороты выглядят очень естественно, и в этом плане повесть стоит рекомендовать тем молодым авторам, которые пытаются сделать из своих рассказов «деревенскую стилизацию», вставляя постоянно «токмо», «он же ж «, «ерепенится», но получается это в большинстве случаев, мягко говоря, не очень.

Повесть увлекает, затягивает, написано живым и поэтически богатым языком и, несмотря на большой и где-то непонятный сумбур в концовке, всё же оставляет большое впечатление и стойкое послевкусие. Это повесть, в которую нужно вчитываться, где-то остановиться, поразмыслить, где-то ускориться, чтобы добавить динамики. В любом случае, равнодушным произведение не оставит никого, а третья правда, читательская, тоже у каждого своя будет — сюда целился автор и, думаю, попал если не в десятку, то в девятку однозначно. Меньше — ни в коей мере.

Написано с большим уважением к историческим фактам.