Прежде творчество Томаса Лиготти (одного из моих современных фаворитов в жанре хоррора, за несущественным исключением небольшого числа произведений) было знакомо мне в форме малой прозы (рассказы и короткие повести). Теперь пришла пора прочесть роман под довольно экстравагантным названием «Пока мой труд не завершен».

В общем, роман мне понравился, хотя не обошлось без некоторых огрехов, о которых нужно обязательно сказать. Но сначала укажу, что посчитал наиболее ценным. Это, безусловно, фигура главного героя по имени Фрэнк Винсент Доминио. Персона незначительная (относительно мелкая конторская сошка), но меня как читателя сразу заинтересовала неординарным и весьма показательным хобби (любит фотографировать упадочные места, коих полно в его городе, прототипом которого послужил, несомненно, родной для Лиготти Детройт). И есть у Доминио паранормальная восприимчивость к загадочному феномену Тьмы, которая в творческой философии Лиготти, на мой взгляд, является своеобразным «черным» парафразом Дао. «Черная» философия вообще пронизывает роман (для ценителей книг Лиготти в том нет ничего удивительного), и это его несомненное достоинство.

Что в романе не вполне соответствует моему литературному вкусу, так это жестокость. «Чернушная» жестокость, с которой Доминио мстит группе менеджеров компании, и которой его уволили, для меня, как поклонника более «академичного» хоррора, чрезмерна.

Внимание стоит обратить на структуру романа (кстати, небольшого объема: около 220 страниц). Концовка стала для меня довольно неожиданной, хотя, полагаю, для более искушенных знатоков жанра современного психологического хоррора она более или менее предсказуема. Но мне, во-первых, эта концовка показалась слишком скомканной, а, во-вторых (и это главное), она на самом деле не является окончанием книги. Дело в том, что после основного «тела» романа следуют два приложения, которые в совокупности занимают около (или чуть больше) 10%, причем я не могу сказать, что ясно понял их связь с основным содержанием произведения (честно говоря, практически совсем не понял, ограничившись лишь весьма смутными догадками). Эти приложения заслуживают особой оценки. Первое (твердая десятка) — блистательный шедевр психоделического хоррора в антураже города-деграданта, где неуловимо искажается Бытие и совершаются многочисленные таинственные преступления. Второе (ближе к нулю) — какой-то сумбурный (не видно логики и смысла) набор сцен в стиле видеоклипов. Несколько раз, прочитав фрагмент, я уже толком не мог вспомнить предыдущий. Здесь лично в моих глазах все авторские попытки заинтересовать и произвести впечатление потерпели крах.

Резюме: роман Томаса Лиготти «Пока мой труд не завершен» — произведение, хотя и неровное, но обязательно к включению в мою библиотеку любителя weird fiction.

Рассказ относится к суб-жанру хоррор-триллера, сюжет которого состоит из практически непрерывных шьямалановских «твистов» (в кино подобной конструкции подчинены, например, такие фильмы как «Мученицы», «Совершенство», «Ничего хорошего в отеле Эль-Рояль», «Смертельная ловушка», многие корейские триллеры). Как и в большинство произведений подобного рода, к непрерывному ощущению удивления и шока добавляется большая доля юмора, пародии и деконструкции жанра. Заканчивается рассказ, опять же в полном соответствии с правилами жанра, продуманным «панчлайном», к которому подводит начиная с самого первого абзаца. В общем этот рассказ имеет максимальный массовый потенциал (и в том числе потенциал кино-экранизации в умелых руках) и зайдёт даже многим из тех, кому менее развлекательное, более депрессивное и безнадёжное творчество, типичное для Лиготти, покажется слишком тяжёлым для восприятия.

Один из самых знаковых и удачных рассказов Лиготти, своеобразная хоррор-фэнтези-версия «Книги песка» и «Алефа» Борхеса про книгу, являющуюся порталом в другую реальность. Стоит читать всем наряду с такими его классическими рассказами, как «Нифескюрьял», «Церковь Бога-Идиота», «Шут-марионетка» и «Утерянное искусство сумерек».

Чуть ли не вообще самый-самый по-настоящему пугающий (по крайней мере в конце) рассказ во всей библиографии Лиготти, использующий довольно клишированные и наивные, и потому вызывающие скорее иронию и скуку, чем страх, примеры конструирования ужастиков, приводимые рассказчиком в начале, как

Поздние рассказы Лиготти «Metaphysica Morum» и «Маленькие человечки» оставили ощущение, максимально приближенное к чтению записок реального пациента дурдома.

Они менее филигранно выстроены, чем, например, его же тематически схожий рассказ «Чистота», повествование от первого лица более хаотично-бредово-горячечное, перенасыщенное маниакальными повторами и прямолинейно-исповедальное (включая мысли автора про эвтаназию), чем в более ранних произведениях.

Начинать знакомство с этих рассказов я бы скорее не рекомендовал, по-моему их легче оценить после знакомства с более ранними этапами развития стиля Лиготти.

Они — не вершина мастерства, оригинальности или доступности Лиготти, а если чем-то и выделились лично для меня, то именно наиболее ярко передаваемым в них ощущением медицинской патологии.

Поздние рассказы Лиготти «Metaphysica Morum» и «Маленькие человечки» оставили ощущение, максимально приближенное к чтению записок реального пациента дурдома.

Они менее филигранно выстроены, чем, например, его же тематически схожий рассказ «Чистота», повествование от первого лица более хаотично-бредово-горячечное, перенасыщенное маниакальными повторами и прямолинейно-исповедальное (включая мысли автора про эвтаназию), чем в более ранних произведениях.

Начинать знакомство с этих рассказов я бы скорее не рекомендовал, по-моему их легче оценить после знакомства с более ранними этапами развития стиля Лиготти.

Они — не вершина мастерства, оригинальности или доступности Лиготти, а если чем-то и выделились лично для меня, то именно наиболее ярко передаваемым в них ощущением медицинской патологии.

Его смерть соответствовала его жизни. Овидий.

Все как всегда — просто жирный паук расставил свои сети и разложил приманки. И вот два светляка уже летят в тенета. Наивные! Они уходят один раз, второй... Но нет, не удалось. И вот остался только один, и он (или она) уже в трауре, это ведьма. А может и паук — ведьма? Со своим пряничным домиком, но где-то же есть и метла, старая грязная уродливая, подходящая для наказания метла. И кого-то накажут, но слишком поздно.

Из года в год все идет к худшему, погода и отношения между людьми портятся. И можно не беспокоиться как ты отправишься в ничто. Ты уже где-то ту-у-у-у-ут...

Рассказ Томаса Лиготти из его серии рассказов про арт-богему (в которую также входят «Teatro Grotesco», «Бензозаправочные ярмарки», «Северини» и «Эта тень, эта тьма») сочетает юмор, дар обнаруживать удивительное и пугающее в окружающей всех нас банальной повседневности (сам Лиготти родом из депрессивного Детройта, поэтому в описываемых им пейзажах запустения и упадка крайне много знакомого найдут жители России) типа малобюджетных арт-галерей, пустых библиотек, автобусных остановок ранним утром — и исследует грань между ценителем искусства и маньяком/сумасшедшим.

Рассказ обладает довольно внятным сюжетом и понятной наиболее вероятной трактовкой произошедших событий, хотя в нём, как в фильмах Линча или «Сиянии» Кубрика остаётся элемент недосказанности и некоторый простор для разных трактовок.

Любопытным образом по приёмам и описываемым феноменам рассказ перекликается с «Чёрным монахом» Чехова.

Один из самых ярких примеров хоррора, построенного на предельной недосказанности, встречающегося не так уж часто даже у самого Лиготти.

Рассказ максимально близок к фильмам в жанре абстрактного триллера типа «Побудь в моей шкуре» Джонатана Глейзера или «Скрытое» Михаэля Ханеке (забавно, что последний крайне не понравился самому Лиготти), где мы можем только смутно догадываться о причинах и механизмах многих изображаемых событий, подробностях взаимоотношений и мотиваций персонажей.

Из недостатков рассказа могу отметить только то, что его как будто можно было развить чуть больше и снабдить более ярким «панчлайном».

Первый рассказ Лиготти, с которым я познакомился — и в целом хороший рассказ, чтоб начать знакомство с его творчеством: одновременно довольно доступный и очень мощный.

Берём демиурга из мифологии Лавкрафта, добавляем анонимную вневременную реальность в духе Борхеса, приправляем чужими технологиями и телесным хоррором в духе серии игр Half-life и фильма «Района №9» (которые, в свою очередь, сами наследуют эстетике и мифологии Лавкрафта, а возможно заимствовали и напрямую у Лиготти — появились они сильно позже данного рассказа).

На мой взгляд из остального творчества Лиготти данный рассказ выделяет какое-то спилберговское ощущение чуда, пусть и максимально зловещего.

P.S.: Для понимающих английский могу от души порекомендовать вот такую отличную «аудио-экранизацию» данного рассказа, с музыкой и атмосферными звуковыми эффектами — https://podcasts.apple.com/ru/podcast/the-oddcast-tales-of-the-occult-weird-and-arcane/id894362709?i=1000438191769

Для меня этот рассказ — одно из тех произведений, которые вызывают скепсис в процессе, но восторг в конце.

Повествование от первого лица, несколько затянутое, изобилующее повторами, риторикой и деталями, вызывающими вопросы о своей необходимости — но концовка,

Читать данный рассказ лучше не отдельно, а именно как завершающий рассказ сборника — тогда, опять же, многие предыдущие рассказы сделают подготовительную работу, которая усилит его эффект.

Гениальный рассказ.

Ненадёжный и отрицательный рассказчик в духе «Лолиты» Набокова, «Американского психопата» Эллиса, «Ты» Кэролайн Кепнес, «Поцелуя перед смертью» Айры Левина и романтического арт-слэшера от первого лица «Маньяк» с Элайджей Вудом повествует о своих романтических и криминально-сверхъестественных похождениях.

Страх и напряжение, как и в упомянутых произведениях, строятся на взгляде на наивную и неинформированную потенциальную жертву через глаза опасного злодея.

Один из лучших и наиболее доступных рассказов Лиготти, который стоит прочитать всем.

Соглашусь с предыдущим автором отзыва: в этом рассказе Лиготти блестяще справляется с непростой задачей сделать таких ставших на сегодняшний день довольно попсовыми, избитыми и скучными монстров как вампиры снова свежими, интересными и по-настоящему пугающими.

Рассказ использует литературные приёмы в духе Набокова, поднимает хоррор до уровня высокого искусства, а работа в знакомом всем суб-жанре делает его доступным в том числе для тех, кому более эзотерические произведения Лиготти могут не зайти — это один из лучших рассказов, чтоб начать знакомство с его творчеством.

P.S.: Как ещё один удачный современный вампирский рассказ, но с большим элементом чёрного юмора, могу порекомендовать «Секреты лета» Брета Истона Эллиса из сборника «Информаторы».

Эта книга была для меня весьма желанной для прочтения, потому что отзывы на Лиготти весьма специфические — от полного восторга до крайнего разочарования. А я как раз такие книги люблю, потому что они вряд ли оставят меня равнодушным — либо полюблю. либо отправлю в утиль. В любом случае получу эмоции.

Томаса Лиготти сравнивают в рецензиях с По и Лавкрафтом. С первым пока не знаком, второй любим, но все его минусы прекрасно понимаю. Чего мне не хотелось бы получить от Лиготти — это вязкую мешанину высокопарных слов про «неописуемый ужас и бесконечные потери рассудка». Данная книга состоит из огромного количества не связанных между собой рассказов. И мне кажется, все они написаны в едином стиле. Можно прочитать парочку и составить представление о том, как пишет автор и стоит ли читать его дальше. После нескольких рассказов я пришел к выводу, что можно смело книгу бросать, но все же решил добить ее до конца, чтобы со спокойной душой потом выставить на продажу (удивительно, Лиготти сейчас нигде не купить).

Томас Лиготти не пугает откровенным ужасом, которого я бы хотел увидеть. Его рассказы полны страхов, переживаний, сомнамбулических путешествий. Как будто человек запутывается между мирами и уже не осознает, где он находится. Все его герои — это потерянные для об0щества люди, которые слоняются по городу просто потому что делать больше нечего. Порой я поражался, зачем герой идет туда, куда его направляет странный человек. Где темно и страшно, где бегают крысы, где свет бьет в глаза стробоскопом. Что ищет этот человек? В плане атмосферы у Лиготти все в порядке. Если бы по его рассказам снимали бы корометражки, думаю, было бы страшно. Но при чтении у меня не было этого чувства. В рассказах нет прямого появления того, от чего можно было испугаться, все намеки и иллюзии. Да, иногда оживают куклы и манекены (причем встречаются они часто), но дальше что? А дальше человек просто теряется в прострации. Может быть это сон, может сон о сне. Может перед героем и двери в преисподнюю, а может и пролитый на обои борщ.

По настоящему мне понравился лишь один рассказ — «Утерянное искусство сумерек». В нем рассказывается действительно мрачная история о появлении монстра и его встреча с родственниками. В «Тени на дне вселенной» интересный сюжет об ожившем пугале. В «Куколках» пугают таблетками, которые скорее калечат, чем лечат. «Последний пир Арлекина» — мне показалось, один из самых «лавкрафтовских» рассказов про странный город и его зимний праздник, о котором не принято говорить.

Остальное — серая масса дохлых шестерок и пятерок. Автор оказался не мой, и я обрадовался, что не покупал вторую его книгу «Ноктуарий». Оценки у книги в целом довольно неплохие, но мне кажется, что скорее всего те, кто мог бы написать и поставить что-то плохое, просто бросили чтение, не дойдя и до середины.

Пока что это для меня самая слабая серии «Мастера ужаса».

Вот эта миниатюра мне понравилась. Есть что-то очень привлекательное в предсмертном сне рассказчика. Весь этот мрачный, такой милый воображению готический пейзаж за окном: туманное кладбище, кресты надгробий, призрачные огни. И комната без дверей. Попытка отсрочить смерть похожа на дегенеративный недуг. Вот краски становятся блеклыми, предметы — тенями, а тени густыми и бесформенными. Мгла поглощает схлопнувшийся до размеров комнатки мирок, тьма окружает одинокую лампу на письменном столе. Вокруг забвение, безызвестность и, конечно же, страх. Атмосферно вышло.

Болотно-зелеными чернилами

Начертанная в манускрипте тайна

За нашими за спинами

Скрывает лик Нагайна.

Иду по парку серому

Вдали смех Пучинелли

Быть может, мы в последний раз

От ужаса прозрели.

Небольшой занятный рассказец, но не самый лучший у Лиготти, прямо скажем.

Сюжета в этой истории нет, а есть странная жуткая байка, помесь городской легенды и кошмарного сна о некоем заброшенном здании типа фабрики без подъездов и дверей, что стоит посреди серой пустоши и зовется Красной цитаделью.

Если верить рассказчику, некогда Цитадель с помощью непонятных механизмов и технологий производила товары: «ошеломительные новинки» и так называемые «гиперорганизмы», чья суть и внешний вид могли явиться творцу их не иначе как в горячечном бреду, настолько они были странными и гротескными. Для их описания я процитирую Лиготти. Так будет проще.

Что касается новинок:

Примеры новинок:

Что касается гиперорганизмов:

Наверное, этот рассказ можно назвать метафоричным. Скажем, новинки — это первые странные формы жизни, гиперорганизмы — люди, которые «вряд ли до конца осознавали, с какой целью были созданы, зачем покинули свои гробницы-инкубаторы и каков был замысел «Цитадели» в их отношении» (надо сказать, фраза, очень соответствующая общему настроению философских взглядов Лиготти), серая пустошь — Космос, Красная цитадель — Земля/Природа/Бог и т.д. Или это просто очередная фантазия автора на тему бессмысленности человеческого бытия, на сущность разума как чего-то противоестественного и противного природе общего.

Подобные толкования лежат на поверхности. Но я во время чтения явственно представил Красную цитадель как некий воспаленный прыщ на теле человека.

В своих рассказах Томас Лиготти помещает читателя в ситуацию, предшествующую тому, что мы называем хоррором. Предлагает вам зачастую с боем продираться сквозь «тяжёлую, перегруженную метафорами», «вязкую и переваривающую саму себя» манеру письма. И каждый раз лукаво обрывает историю на полуслове, тем самым бросая тебе вызов. Стиль американца имеет гораздо больше сходства с Набоковым, или даже Джойсом, чем с пресловутым Лавкрафтом, подражателем которого его упрямо величают.

Мое мнение – именно в этом и кроется причина прохладного отношения к прозе декадента ужасов с одной стороны и восторженного с другой. И плевать, кто бы что ни сказал, но я отношусь к последним.

В рассказе с очень поэтичным и столь же странным названием «Испей же в честь меня одними лишь глазами лабиринтными» автор щедро разбрасывает очевидные намеки, кем же является на самом деле ассистентка гипнотизера, представляющегося именами видных итальянских художников и скульпторов (тоже своего рода намек!):

Вы – серое ничто, или то же чванливое ничтожество. Вы спите, грезите, вас окутал дурман, и не видите вещи в их истинном свете.

Но с каждым шагом туман рассеивается. И вот, в конце представления гипнотизер вдруг обнаруживает мальчика, наблюдавшего за представлением сверху, со второго этажа:

В конце концов, следует щелчок пальцем. Фразой, если не ошибаюсь, Лао Цзы о том, что смерть — это великое пробуждение, выход из мистификаций жизни, Лиготти выводит вас из гипноза.

Конечно, многие скажут: скучно. Понимает это и сам автор – кульминация представления, устроенного гипнотизером, излишне претенциозна и вызывает у зрителей зевоту. Лиготти, как и всякий замкнутый в себе индивидуалист, беспощаден: если и у вас это вызывает зевоту, бросьте читать. Уходите. И многие пройдут мимо. Но проникнувшись текстом, уже отставив книгу в сторону, можно почувствовать, как в вас медленно проникает тот самый страх, которого в рассказе вроде бы и нет. Страх, который живет в душе автора.

Я просто обожаю подобную игру слов, подтексты, намеки и отсылки. Каждое слово в этом рассказе следует строго отведенной роли. Я ценю честность, пусть даже она груба и неприглядна. Только вникнув, начинаешь понимать, что Лиготти пишет не просто страшные рассказики. Лиготти исповедуется.

Шедеврально.

«Очки в футляре» Томаса Лиготти представляет собой еще одну попытку автора исследовать темные уголки человеческой психики и мира неизведанного. Однако, рассказ не достигает желаемого эффекта и оставляет читателя равнодушным.

Лиготти, известный своими мрачными и атмосферными рассказами, в «Очках в футляре» пытается создать напряженную и неоднозначную историю, но, по вашему мнению, она кажется скорее плоской и недостаточно увлекательной. Вместо ожидаемого погружения в мир ужаса и интриги, читатель сталкивается с произведением, которое не вызывает ни страха, ни сильных эмоций.

Оценка в 5 из 10 подчеркивает этот разрыв между потенциалом и реализацией идеи. Хотя Лиготти и стремится к созданию необычных и загадочных сюжетов, в этом конкретном случае его рассказ не удается захватить внимание и вызвать те чувства, которые обычно ожидаются от хорошего ужаса или мистической прозы.

В итоге, «Очки в футляре» оставляют после себя ощущение недостижения цели: вместо увлекательного и глубокого повествования читатель получает историю, которая, несмотря на свои амбиции, кажется скорее поверхностной и незавершенной.

«Последний пир Арлекина» Томаса Лиготти — это рассказ, который делает попытку описать древние ритуалы и обычаи через призму ученого, но, к сожалению, оказывается скорее поверхностным, чем глубоким и убедительным. В сравнении с детальной и интеллектуальной прозой Умберто Эко или Артуро Перес-Реверте, произведение Лиготти выглядит несколько упрощенным и недоработанным.

Эко и Реверте известны своими доскональными описаниями и способностью глубоко погружаться в исторические и культурные контексты своих романов, создавая убедительную и интеллектуально насыщенную литературу. В «Последнем пире Арлекина» Лиготти пытается следовать подобному пути, но его описания кажутся скорее набросками, чем полноценным изучением.

Концовка рассказа, которая должна была стать кульминацией и разгадкой тайн, оказывается неожиданно комичной и лишенной той глубины и напряжения, которые читатель ожидал. Это создаёт контраст между амбициями рассказа и его реальным исполнением.

Оценка в 6 из 10 отражает этот контраст: есть понимание того, что автор стремился к чему-то большему, но не смог добиться нужной убедительности и глубины. В итоге, «Последний пир Арлекина» остаётся рассказом, который не смог в полной мере реализовать свой потенциал и оставить значимый след в жанре.

«Последнее приключение Алисы» Томаса Лиготти — это не просто ещё один рассказ из сборника автора, это завершающая точка в попытке найти в его произведениях ту же мрачную магию, что и в «Настоящем детективе». Однако, когда ожидания сталкиваются с реальностью, они редко совпадают.

Сериал «Настоящий детектив», вдохновлённый творчеством Лиготти, создал уникальное пространство, где мрачный реализм и глубокий психологизм переплетаются, создавая неповторимую атмосферу. Это вдохновило на погружение в мир рассказов Лиготти, но, увы, они не оправдали ожиданий. «Последнее приключение Алисы» стало последним аккордом в этом знакомстве, оставив после себя чувство недосказанности и разочарования.

Лиготти, без сомнения, обладает уникальным стилем, но его неопределенные, мрачные истории, лишенные четких сюжетных линий, не смогли затронуть и вовлечь. Вместо ожидаемой атмосферы навеянной «Настоящим детективом», читатель сталкивается с бесконечным туманом абстракций и метафор, которые, скорее, утомляют, чем увлекают.

Оценка в 5 из 10 отражает этот разрыв между ожиданием и восприятием. Читая Лиготти, можно уважать его мастерство и уникальный подход к литературе ужасов, но для тех, кто искал чего-то большего, что-то ближе к напряженному сюжету и ощутимой атмосфере «Настоящего детектива», его рассказы могут показаться слишком непонятными и отстраненными.

В итоге, «Последнее приключение Алисы» и другие рассказы Лиготти остаются для читателя лишь туманными отголосками того, что могло быть, но так и не смогло полностью проявить себя.

«Les Fleurs» Томаса Лиготти — это рассказ, который погружает нас в мир таинственности и неопределенности. Главный герой, чья сущность остается загадкой, встречается с рядом женщин, и каждая из этих встреч оборачивается исчезновением. Рассказ, словно паутина, переплетает реальность и фантазию, не оставляя читателю ни одной уверенной точки опоры.

Лиготти создает атмосферу, насыщенную неопределенностью и амбивалентностью. Его персонажи словно тени, скользят по страницам, оставляя за собой лишь ощущение чего-то невыразимого и таинственного. Но вместе с тем, читатель ощущает недостаток ясности и конкретики. Встречи главного героя с женщинами, их исчезновения, открытия тайн — все это окутано дымкой мистицизма, не давая четких ответов.

В этом рассказе Лиготти, возможно, пытается провести параллель между творческим процессом и процессом самопознания, где художник и его модель находятся в постоянном поиске и изменении. Однако, несмотря на философские подтексты и попытку глубоко проникнуть в тему творчества и самоидентификации, рассказ кажется недостаточно захватывающим и убедительным.

Оценка в 5 из 10 отражает эту двойственность: с одной стороны, есть попытка создать что-то глубокое и многогранное, с другой — читатель остается слишком многими неразрешенными вопросами и недосказанностью. «Les Fleurs» оставляет после себя ощущение недопонимания и незавершенности, не позволяя полностью раствориться в повествовании.

В итоге, рассказ Лиготти ставит перед читателем больше вопросов, чем даёт ответов, создавая своеобразный лабиринт, из которого так и не удаётся найти выход.

В рассказе «Проказник» Томаса Лиготти перед нами предстаёт мир, где границы между явью и сном, реальностью и бредом размываются до неузнаваемости. Лиготти, словно маэстро мрачных сновидений, рисует картину мира, где страх и паранойя становятся повседневными спутниками.

«Проказник» — это не столько рассказ об ужасах в традиционном понимании, сколько психологический портрет человека, оказавшегося на грани реальности. Лиготти играет с читателем, словно кукольник с марионетками, подталкивая к размышлениям о собственных страхах и тревогах.

Сюжет, крутящийся вокруг исчезновения дочери доктора Мунка, становится лишь отправной точкой для погружения в мир, где каждый поворот сюжета — это ещё один шаг в неизвестность. Однако, несмотря на все его усилия, Лиготти не достигает той степени ужаса, которую, возможно, ожидал читатель. Рассказ воспринимается скорее как умело сотканная ткань атмосферного беспокойства, нежели как источник острого страха.

Оценка в 7 из 10 кажется справедливой. «Проказник» увлекает, заставляет задуматься, но не доходит до той глубины и интенсивности чувств, которая была бы возможна. Это произведение для тех, кто ищет в литературе не столько острых ощущений, сколько тонкой игры с психологией и реальностью.

В итоге, «Проказник» — это скорее интеллектуальный вызов, нежели традиционный рассказ ужасов. Лиготти предлагает нам зеркало, в котором мы можем увидеть отражение собственных страхов и сомнений, но оставляет нас с вопросом: достаточно ли этого для истинного ужаса?

не знаю для кого как, а для меня «Песни мертвого сновидца» совершенно не предстали как сборник рассказов, мне реально казалось что вот-вот выскочит болванчик и соединит все эти разрозненные, и тем не менее похожие сны, воедино в заключительный такой финал,... на протяжении всей книги чувство такое , будто кто-то засыпал и наоборот не мог заснуть, и видения один за одним рассказом нахлынули с головой в омут знакомства с ними, и поэтому я хотел не останавливаться, и поэтому проглатывал один за одним вкусные, дрожащие и пугающие истории,... очень сильно торкнуло в память «Заметки о том, как писать ужасы», причем ладно бы просто рассказать как их писать ,а тут превратить из вариаций финалов и стилей написания в действительности ужасный в итоге рассказ, браво, теперь неожиданно для себя, провожу параллель с этой статьей и проецирую на каждый следующий роман или рассказ те советы, вот она завязка ага, а вот он стиль да да, а вот изюминка ГГ и всей истории точно...)))

Отдельная благодарность переводчику за мастерски переведенную и четко повторенную атмосферу писателя, неожиданное знакомство с которым для меня порадовало и удивило, очень качественный хоррор,... облога идеально передает атмосферу начинки книги, настрой именно такой, в каком состоянии мучается от бессонницы распятый образ, в короне, и на кресте, и во снах, мертвых снах, мертвого сновидца, ах...

второй сборник в книге не менее вкусный, сплю и вижу сны наяву, страшные сны, живые сны, чем то похожие на восставших из ада, чем то на Лавкравта с его ктулху, в целом ну очень красиво и интересно получилось,... хочется перечитать снова...

Можно сказать, классическая лавкрафтовская история, в которой есть что-то от Сновидческого цикла, что-то от более привычных «мифов Ктулху». Она вполне могла произойти в Аркхэме, но хорошо, что произошла не там (должно же хоть что-то происходить в других городах!). Лиготти, как всегда, мастерски нагнетает атмосферу и размывает грань между сном и явью. Но, в отличие от многих других рассказов, здесь, помимо сновидческой атмосферы, есть ещё и довольно чёткий (по меркам автора) сюжет, что хорошо.

На мой взгляд, один из лучших рассказов в «песнях мёртвого сновидца» и отличный образец классической, но не банальной «нео-лавкрафтианы».

Истрия о живущем в уединении вампире-полукровке. Его жизнь однообразна, но она его устраивает.

Однако скоро всё изменится...

В наше время написать необычный рассказ о вампирах — довольно тяжело.

Ещё тяжелее создать такой образ вампиров, который будет пробирать.

Лиготти, на мой взгляд, удалось.

Главный твист о том, что

я разгадал раньше, чем, наверное, предполагалось, но описание «детей ночи», и особенно их языка — весьмя красочно!

Как я понял, на этот раз Лиготти изобразил альтернативную землю, где государства и людей постепенно побеждает корпоратократия. Люди работают и работают, не догадываясь о предназначении своих трудов, особым образом компания повышает их работоспособность и увеличивает рабочее время, они не смеют думать о чем-то другом и даже не могут уволиться. Какой там! Им даже запретили умирать...

Лиготти отличный визионер. До сих пор помню бабку с глазами- фонарями. Атмосферное произведение, в духе Лавкрафта. Ужас таится, но прямо себя не проявляет.

У меня есть предположение, что в рассказе Лиготти «Бензозаправочные ярмарки» есть два смысловых слоя. Один — типичный и характерный для авторов и мыслителей из круга «гносеологических и экзистенциальных пессимистов» (названные мной ранее, в отзыве на рассказ «Вастариен», Шопенгауэр, Цапффе, Лавкрафт, Бенатар и т. д.), другой — стоящий чуть в стороне от их основных идейных и тематических областей, но входящий в более широкий дискурс условных «правых».

Да-да, без политизации и «философизации» в отзыве на произведения я — никуда.

Итак, история, рассказанная неким писателем рассказов «странных хорроров», о встрече с его приятелем-искусствоведом, Стюартом Куиссером. Последний сообщает ему в откровенной беседе, что того мучают воспоминания о странных бензозаправочных ярмарках и жутких цирковых номерах там. Особенно друга автора-рассказчика пугала фигура Конферансье. Правда, у повествователя есть более-менее «нормальное», «здравомысленное» для жутко-странного мира этого рассказа объяснение происходящему: никаких ярмарок не было, никто друга не преследует, а все это магическое наваждение от оскорбленной искусствоведческим комментарием Куиссера алой старухи. Но потом все становится несколько сложнее...

И вполне ожидаемая еще более странная, но, как и ранее, не особо-то и пугающая концовка позволяет найти два смысла, запрятанных в «...ярмарках».

Первый — социальный:

«Но никто не станет слушать даже самые искренние мои извинения, тем более Конферансье, который может поджидать меня теперь за любой дверью, даже за той, что ведет в уборную Алого Кабаре. Любая комната, в которую я вхожу, может вдруг обернуться нутром ярмарочного шатра, где я должен занять свое место на ненадежной старой лавке. Вот и сейчас Конферансье стоит у меня перед глазами – его рыжеволосая голова то и дело едва заметно склонятся набок, ведя бесконечную игру отвратительного страха. Мне остается только сидеть и ждать, зная, что однажды он все-таки обернется и посмотрит на меня, спустится со сцены и утащит в бездну, которой я всегда страшился. Быть может, тогда я узнаю, чем заслужил – чем мы все заслужили – такую судьбу» (цитата из рассказа).

Этот заключительный отрывок и некоторые другие места, сам факт фигуры оскорбленной художницы, магической травли нерадивого критика-мужчины, в виду общих идейных установок Томаса Лиготти, вынуждает меня сделать такое предположение: рассказ-то есть скрытая критика репрессивной толерантности и общества отмены. Обиженные художницы, всякие цветные движения и т. д., и т. п. — опять же, учитывая общий право-политический крен автора позволяет некоторые места рассказа именно так трактовать. Мы, нормальные люди, никогда не узнаем, за что, за какой «твит», «пост» или высказывание вне контекста нас могут осудить, затравить и изолировать куполом глумления.

Второй смысл — метафизический / экзистенциальный.

Ну, собственно, здесь уже типичный Лиготти. «Типичный» — без какой-то негативной оценки. Фортуна — девушка изменчивая. Сейчас ты ею излюблен, потом надоешь и тебя покарает какая-то алая старуха за не пойми что. Еще и непонятно, говорил ли ты это. А может, и не ты. Все равно пострадаешь. Все тлен, все плохо, «темный экзистенциализм» и т. д. Ну и самое главное, человек никогда не поймет, «чем мы все заслужили такую судьбу» (с). Тут наш когнитивный горизонт. А вообще он везде и черт с два мы что-то поймем о себе и мире.

Может быть, другие отзывисты и комментаторы найдут здесь и побольше смыслов. А может, скажут, что никаких смыслов и нет тут, а так, попытка создать концептуалистский ужас.

Наверное, некоторым мои попытки читать Лавкрафта, а теперь и Лиготти покажутся своеобразным мазохизмом.

Ну правда, есть же не только литературоведение, социологический, философский, биографический и прочий анализ(ы) художественных произведений. Есть область чистого субъективизма. Вкусовщины, говоря начистоту. И зачем, в таком случае, подверстывать свое «нравится» / «не нравится» к каким-то сложным концептуальным подходам, детализирующим обзорам и т. д. Если не нравится способ письма и ценностные ряды того же Томаса Лиготти — то именно что этот автор и его творчество просто не нравятся. Нечего тут додумывать. Живем в мире постмодерна, где все жанры, виды искусства, школы мысли и далее по списку полностью уравнены и включены в единый рынок потребления. Потребляй, в данном случае читай, что угодно, пиши отзывы об этом да и все. Не усложняй.

Но я все-таки чуть усложню.

Почему мне нравятся авторы по типу Лафкрафта или Лиготти? Потому что они, по идее, пишут ужасы. Да, в стилистике «странного реализма», «новых странных», «необычного хоррора» и т. д. Но их произведения ведь НЕ ПУГАЮТ. Тут, конечно, можно ответить — «угомонись, мы испорчены тучей фильмов ужасов, развращены скримерами, позабыли саспенс Хичкока». Не спорю. Потому и в последнее полугодие почти не смотрю современные фильмы. Переключился на того же Хичкока. И даже могу сказать, что в некоторых эпизодах большая проза Кинга может пугать. Да и экранизации по его произведениям, такие как «Сияние» или «Мизери», тоже. Но ни Лавкрафт, ни Лиготти не пугают. Не страшат. Не наводят мурашек или хотя бы эффект омерзения. Почему?

Одна из проблем — выбор повествовательной конструкции. Это, преимущественно, доминирование описаний, а не диалогов, эпистолярность вместо обычного живого повествования. Даже в чем-то преобладание публицистического над художественным в тексте. На мой взгляд, такой подход не позволяет создать ощущение ужаса у читателя. Действия, общение, обсуждения, внутренние монологи, а не голые описания — вот ключ к ужасному и пугающему. Конечно, это сложно осуществить что на экране, что в книге. На бумаге, разумеется, еще сложнее. Об этом и Быков в интервью Гордону когда-то очень верно заметил. И с помощью эпистолярных и иже с ними техник повествования ну не получается, и все тут, и у лавкрафтианца Лиготти всеми этими вихрями фраз по типу «то было неописуемо» напугать меня.

А ведь еще важнее — удивить. Ведь ставка в таких произведениях делается и на упомянутую выше странность, чуждость, ирреальность, непонятность. И гораздо лучше с этим справлялся, по пути пугая, а также используя, казалось бы, совершенно неприменимые для этого и неповоротливые для этого описательно-публицистическо-эпистолярные инструменты, кто бы вы думали? Правильно, Хорхе Луис Борхес.

А ведь правда, сравните с лиготтивским рассказом «Вастариен» такие три полу-эссе, полу-художественные миниатюры, как: «Бессмертный», «Тлён, Укбар, Орбис Терциус» и «Книга песка». Все три эти вещи создают не просто эффект странности указанными литературными приемами, но и даже что-то вроде легкого саспенса. Ужаса. Удивления. Специфического катарсиса, чтобы это слово не означало у Аристотеля. Так, например, как и в «Вастариене» (кстати, наиболее походящие друг на друга тексты), в «Книге песка» герой сталкивается с необычной, бесконечной, оттого пугающей книгой. Очень текстоцентричная книга, необычная, в лучшем духе выполненное Борхесом полу-эссе, полу-рассказ. Но эффект, реакция и ощущение после его прочтения (прослушивания) куда сильнее, чем от работы Лиготти. И понимание безумие героя более обоснованное от контакта с книгой. «Тлен...» и «Бессмертный» также эксплуатируют сюжет с найденными книгами, которые стирают грань между реальностью и написанным миром, привнося в первый второй. И опять же, несмотря на неплохую «монтажную склейку» у Томаса Лиготти в рассказе между пребыванием героя в книжно-странном мире и его в финале попаданием (видением со стороны) в мире обычном, все-таки переходы между реальным и полу-иллюзорным круче сделаны именно у Борхеса.

Так что да простят меня фанаты Лиготти, Лавкрафта и компании, но Борхес своими жизнелюбивыми и изящными историями показывает и больший эффект странности, и больший саспенс. Притом при помощи тех же литературных практик.

Но вопрос ваш ко мне может быть такой — «ну окей, тот же Борхес техничнее, больший мастер, и что? Зачем ты читаешь субъективно не впечатляющих тебя Лиготти и т. д. и в чем нас пытаешься убедить или разубедить?». А в очень простой вещи. Почему, помимо техничности и таланта (вполне предполагаю, что и Лиготти очень даже талантливый писатель) ощущение странного в «Книге песка» лучше чувствуется при прочтении, чем в «Вастариене»? По-моему, тут все просто. Борхес — гносеологический оптимист. Он, хоть и несколько консервативен, но верит, признает, убежден в ценности знания, в красоте познания, в счастье от прикосновения к глубинам бытия. Ребята же по типу самого Лиготти (не забываем про его «Заговор против человеческой расы»), Цапффе, Шопенгауэра в некотором смысле, Лавкрафта, Бенатара принадлежат к направлению культивирования ущербности человека и его культуры, нашей изначальной дефектности, и все в этом духе. И вся суть «Вастариена» в гераклитовском «многознание уму не научает», а точнее, в контексте рассказа, «процесс познания делает человеку больно». А дилемма дикобраза от Артура Шопенгауэра у Лиготти преобразуется в «без познания человек не может, но при его осуществлении он познает свою бренность, ничтожность и оттого страдает». Я с этим кардинально не согласен, стараюсь откапывать эту литературно-философско-идеологическую линию и бороться с ней. Как бы пафосно это не звучало.

Скучный рассказ с претензиями на типо философию. Наверное уирд как жанр мне далек, а этот писатель- в особенности.

Вдобавок отвратительный перевод, глупый ГГ и его странные инфантильные мысли о личности во сне. Может для свехэтетов рассказ будет находкой. Мне же нравится больше традиционный хоррор и мокруха

Оставлю отзыв только потому, что это титульный рассказ одноименного сборника. Совершенно не впечатлил — какой-то сумбур, обрывки, смазанное нечто, что автор предлагает читателю собрать как ему будет удобнее. Откровенная халтура, и вряд ли можно в первую очередь обвинить в этом переводчика.

Лучшее, что я пока читал у Лиготти! Действительно глубокая и неординарная вещь.

С творчеством Лиготти знаком слабо, но могу отметить одну очень яркую особенность его мистических произведений — их иллюзорность. Это похоже на ощущение, когда после пробуждения пытаешься вспомнить, что же тебе приснилось? А в этом рассказе мало того, что ощущение воспоминания чего-то ранее увиденного сильно, как никогда, так оно и, собственно, о самих снах.

Итак, мама одного мальчика, которого совершенно измучали яркие сны, обратилась к миссис Ринальди — пожилой ведьме, чтобы та избавила мальчика от его болезни. Миссис Ринальди вылечила ребёнка с помощью слуги-демона. Но, как и бывает в подобных историях, что-то пошло не так...

Да, сюжет на первый взгляд совершено ясен: перед нами мистическая история с необходимыми атрибутами. Но непередаваемый авторский стиль Лиготти украшает повествование потрясающе густой атмосферой чего-то неуловимо сновидческого: с ускользающими формами и текстурой, чего-то подвижного, видимого только лишь боковым зрением.

Рассказ, ярко демонстрирующий литературный талант Лиготти, ведь чего-то подобного я больше ни у кого из авторов не встречал. А мысль о том, что сны — это болезнь, которую нужно лечить, в некоторых случаях действительно соответствует истине, хоть мы и не задумываемся об этом.

После «Песен мёртвого сновидца», который мне не понравился (но я дочитал!) браться за «Тератограф» было боязно. Но какие-то надежды у меня были, особенно после первого, весьма неплохого рассказа.

Увы — все остальные рассказы выглядят как вычурная копипаста первого. Главный герой, АЛКАЮЩИЙ (господи, как же я устал от этого слова!) знаний, тёмный наставник, нечто ЖУТКОЕ за гранью ПОНИМАНИЯ, гроб, гроб, кладбище или психушка. Там, где у Лавкрафта — медленное погружение в безумие у Лиготти — тупорылые герои, которые бредят и непонятно куда лезут. Там где у Лавкрафта ёмкие, тонкие метафоры — у Лиготти словоблудие. Там где у Лавкрафта невероятная атмосфера Новой Англии начала XX века у Лиготти — безвременная и беспространственная отписка. Дальнейших сравнений избегу — Лиготти до Лавкрафта как мне до балерины.

На пятом рассказе читать дальше у меня просто не осталось сил. В своё время залпом одолел шесть томов Лавкрафта и не испытал подобной усталости, а здесь меня высушили и удручили буквально 100 страниц.

Извините, крайне не рекомендую примерно никому, кроме любителей бравурной и псевдовинтажной литературы.

Млеюще алкая сверхъествественного и причудливого хоррора я тщетно пытался найти что-то интересное на полке в местном книжном магазине. «Песни мёртвого сновидца. Тератограф. Томас Лиготти» — значилось на солидном сером фолианте с удручающе мрачной обложкой, который манил с верхней пыльной полки. Беглый запрос в гугле выдал, что господина Лиготти трепетно обожают критики, интеллектуальная публика и литературоведы, называя его истинным наследником великих Лавкрафта и По.

Полная чушь, уважаемые друзья!

Первый из двух сборников дался мне с превеликим трудом — давно я не держал в руках такого вычурного внешне, но абсолютно дурного и безвкусного содержательно барахла.

За витиеватой фантасмагорией, набором красочных фраз и натянутым до ушей пафосом скрываются невероятно глупые, предельно размазанные, ниочёмные и совершенно нестрашные потоки воспаленного сознания. О концовках большинства рассказов говорить и вовсе стыдно — даже самые длинные произведения на десятки страниц обрываются на убогих, примитивных и открытых отписках. Кому-то это высоколитературное словоблудие может показаться интересным за счёт атмосферы, философских и психологических отсылок, но мне это всё показалось настоящим парадом тщеславия автора. «Гля, смари как могу!» — говорит Лиготти читателю, облекая простое симпатичное предложение парой двухэтажных метафор и горой прилагательных.

И вовсе не надо смотреть на Г.Ф. Лавкрафта — тот стоит на совершенно ином уровне от мистера Лиготти. Говард Филлипсович мог в крошечном рассказике на пять страничек нагнать такую бездну безумия, такой непознаваемый и неописуемый ужас и привести героя к настолько жуткой развязке, что где-то внутри растекался склизкий холод. Маэстро хтони тоже нельзя назвать идеалом и он любил повторяться, в его рассказах тоже было полно сомнамбулических имматериальных описаний и дичи на стыке реальности и воображения, но он делал это мастерски, осторожно подводя читателя к непередаваемой тёмной бездне.

«Тератограф», конечно, попробую почитать, но после такого я лучше ещё раз одолею всю антологию ГФЛ, чем ещё раз загляну сюда.

Оценка исключительно за литературное мастерство и несколько по-настоящему хороших работ — трилогию никталопов и «лечебницу доктора Локриана», которая как раз весьма напоминает хорошие творения Лавкрафта. Остальное — барахло от «неплохо» до «омерзительно».

В художественной галерее внимание протагониста привлекает произведение, передающее чувства грусти и одиночества от созерцания лиминальных пространств и «ледяной мрачности вещей». Но как художник смог так точно передать чувство, которое, как думал протагонист, испытывал только он?

Рассказ воспевает уникальность искусства и неповторимость человеческого опыта. Он показывает, что weird fiction может быть «серьезной литературой», достойной включения в различные списки достояния человечества.

У Томаса Лиготти во всех произведениях проскальзывает одна тема — «мы все умрём!». Данный рассказ, это зарисовка о смерти и тщетности бытия. Можно назвать одним из лучших в его мрачном творчестве. 7/10

Прочел сборник «Ноктуарий. Театр гротеска» Томаса Лиготти и нахожусь в некотором смятении.

Это не литература. Лиготти хорош, как автор идей, источник вдохновения и прочее. В его прозе легко искать образы, вдохновляться, может даже восхищаться. Но Лиготти не писатель. Он публицист, эссеист, философ — возможно. Но его стиль неповоротлив и тяжеловесен, громоздкие бесконечные абзацы идут один за одним, наполненные сплошным потоком сознания, и когда добираешься до конца одного, забываешь, что было в начале. В его текстах не просто много воды, ее там целые океаны. В итоге рассказ, сюжета в котором на короткую миниатюру, растягивается до неприличного объема только за счет авторского многословия и занудства. Читал, что время от времени он преподает в университетах. Что ж, мне жаль его студентов.

Такое чувство, что Лиготти загорается идеей при написании рассказа, но потом сам вязнет в собственной скуке и монотонности, не в силах его закончить. Вот взять к примеру рассказ «Чистота». Заброшенные кварталы, странная негритянка, живущая в доме с бездонным подвалом, сектанты и религиозные фанатики, неплохой сюжетный финт в конце. Какой-нибудь Нэвилл или Баррон сделали бы из таких вводных данных конфетку, но Лиготти хватает только на бесконечное повторение одного и того же из абзаца в абзац, из страницы в страницу, из рассказа в рассказ. В результате я не чувствую не то, что атмосферы или ощущения ужаса, а банального интереса или желания читать дальше. Когда у меня появятся дети, буду читать им Лиготти вместо сказок, чтобы они поскорее засыпали.

Вдвойне странно, что многие сравнивают Лиготти с По и Лавкрафтом. Согласиться не могу. Как в плане влияния, так и литературного мастерства он проигрывает обоим по всем фронтам. А его популярность и культовость остается для меня загадкой.

Вдвойне печально, что мне нравятся некоторые его рассказы — «Сон манекена» и «Последний пир Арлекина» из прошлого сборника или «Тсалал» из этого. Теперь я точно спишу этот факт на случайность

Наконец-то добрался до «вашего хвалёного» Лиготти, ну или до «мазни свихнувшегося эпилептика», тут уж кому как. По прочтении «Песен мёртвого сновидца» сделал первые выводы. Особо хвалить автора пока не берусь, рано, но и ругать его не за что. Когда Майкл Суэнвик сказал «поставьте этот том на полку между Лавкрафтом и По, там его место...», он явно имел в виду «...по алфавиту». Так то его можно ставить куда угодно — хоть рядом со сборниками Кинга (почему бы и нет?), хоть с «Книгами крови» Баркера (да, я вижу некоторое сходство, с той лишь разницей, что там, где Баркер подкинет мяса да кровищи, Лиготти предпочтёт кукол с манекенами да гниль с тленом). И в серии «Мастера ужасов» он вполне уместен, пусть и не все с этим согласны. Лиготти отнюдь не «хуже Кинга» или «лучше Баркера», он просто другой.

Вспомнился анекдот. Муж говорит жене:

— Биологи доказали, что тараканы могут жить без головы!

Жена:

— Могут. Но в голове им уютнее.

Тараканам в голове у Лиготти явно уютно: он их холит, лелеет и выпускает погулять на бумагу, откуда они иногда перебираются в головы читателей. А уж там... В некоторых читательских головах (моей, к примеру) им тоже уютно, из других их гонят (с тапками, с дустом и мелками «Машенька», с криками «нечитабельный мусор», «шизоидная макулатура» и «Лиготти — наркоман!»). Бедные тараканы, бедный Лиготти...

Ну а тем временем мы (я и тараканы) читаем «Тератограф» (полёт нормальный!) и всерьёз подумываем о покупке второго омнибуса Томаса Лиготти в серии «Мастера ужасов».

P.s. Большинство закавыченных цитат взято из сообщений в теме ««Мастера ужасов» и «Легенды хоррора» — серии...» Авторы — разные.

Дело Лавкрафта живет и процветает. Возможно и не умер он вовсе, а продолжает вещать в наш мир чужими устами и руками. Оказывается есть еще на земле странные, увядающие, погруженные в морок города, стоящие на пограничье миров, где ткань реальности истончается. Оказывается, не перевелись еще адепты ужасающих культов, редких и неслыханных. Культов, через жуткие ритуалы взывающих не к древним богам в глубинах, но к самой Тьме — бессмысленной и безразличной, способной осквернить и разрушить дарованную людям иллюзию реальности. Сможет ли человек понять суть себя, своего мира и той Тьмы, к которой он взывает? Сможет ли побороть искушение обрести смертоносное знание во славу пустоты и вечности?

Конечно же Лавкрафт давно умер. И вертится сейчас в своем гробу. От счастья, что дело его живет и что борьба с Тьмой продолжается.

Браво, Лиготти!

Лучше всего этот сборник можно охарактеризовать словами же самого Лиготти (из одного его рассказа), а именно — «мазня свихнувшегося эпилептика».

Подавляющее большинство рассказов в этом сборнике — абсолютно бессмысленное нагромождение слов, какая-то безумная мешанина словосочетаний, бред сознания, перенесенный на бумагу. Не стоит здесь искать смысла, содержания, нити повествования. Концентрированный бред шизофреника. И не более того.

Обложка к этой «книжке» — это лучшее, что в ней есть.

2 из 10.

Первое, что нужно знать об этом рассказе — это очень красиво! На моей памяти это самый стилистически выверенный рассказ Лиготти.

Второе, данное произведение — дань уважения классикам викторианской готики. Если Кинг сочиняя Жребий Салема играл в пинг-понг со Стокером, то Лиготти — с По и Лавкрафтом. Читая, меня не покидало ощущение, что они оба стоят за моей спиной. Чистейшая готика с присущей ей антуражем одиноких поместий, увядающей природой, предчувствием скорой смерти а-ля Эшер перемежается с лавкрафтианской атмосферой жутких предзнаменований, культов божеств и чувством обреченности.

Третье — красивый язык, объемный, изящный и чёрт побери просто вкусный!

Итог: Лиготти показал, не побоюсь этого слова, практически эталон готического рассказа!

Восторг!

“Мы можем спрятаться от ужаса только в его сердце”

Некий ученый-философ одержим поисками проявлений и следов по всему миру Медузы. Медуза здесь как некий абстрактный символ — она может оказаться чем угодно, говорит приятель главного героя. Тут еще нужно вспомнить, чем или кем была та самая мифологическая Горгона Медуза — символ неземной красоты, превращенный из зависти в ужасное чудище, стал символом невообразимого страха. Далее с течением времени её отрубленная голова превратилась в оберег от злых сил. Несомненно, автор использует Медузу как символ страха, иррационального и всеобъемлющего, страха бессмысленности и никчемности себя и всего перед собой и всем. Обуянный этими тяжелыми мыслями герой в итоге отдается в лапы своих кошмаров и становится их живым окаменевшим воплощением. Медуза везде, Медуза — в нас самих.

Лиготти как он есть. Рассказ очень мутный, неочевидный и крайне тревожный. Удивительный стиль.

В новелле Томаса Лиготти «Последнее пиршество Арлекина» присутствует очевидная аллюзия (можно говорить о генезисе) на рассказ Г.Ф. Лавкрафта «Праздник». В том рассказе образ обретших человекоподобие (не только форму, но и — главное — сознание) червей в свое время так поразил меня, что с тех пор он уже много лет является одним из моих любимых в творчестве ГФЛ. Кстати, Лиготти напрямую сослался в своей новелле на знаменитое стиховтворение Эдгара По «Червь-победитель». В целом эта связь и эта отсылка являются несомненным достоинством «Последнего пиршества».

Но генетическая связь не означает тесной общности и схожести. В «Пиршестве», как это ясно и из названия, Лиготти активно использовал один из своих излюбленных мотивов — клоунов (шутов, арлекинов). Сам я не имею пристрастия к этой теме, и никогда не понимал ее распространенности в современной культуре жанра weird — распространенности в том искаженном преломлении, что некоторых доводит до коурофобии.

Сюжет «Пиршества» вкупе с клоунским антуражем не произвел на меня большого впечатления; к тому же он показался мне слишком предсказуемым.

Но в этом произведении есть два весьма интересных для меня аспекта.

Во-первых, это примечательные философские рассуждения о противоречивой природе празднества сатурналий: ведь в боге Сатурне (греческом Кроносе) совмещаются как плодородие, так и истребление (пожирание) своих плодов.

Во-вторых, меня увлекло описание места действия новеллы. Это городок Мирокав где-то на Среднем Западе США. Меня заворожил облик этого города с его причудливыми строениями, хаотичными улицами, нарушенной визуальной перспективой, странными пейзажами и неестественными тенями. Пожалуй, ради нахождения в этом городе я посчитал прочтение новеллы для себя ценным событием.

Кстати, о названии Мирокав. Позволю себе немного пофантазировать в интерпретации его этимологии. Первая часть — это итальянское (вспомним историческую родину Томаса Лиготти) слово miro, что означает «чудо». Второе (caw) я трактую как деформированное слово cava, которое в итальянском языке означает «яма / пещера» (этот объект играет важную роль в новелле), а в переносном смысле — «источник / изобилие». Все вместе можно интегрировать как «яма изобилия чудес». Чудес, конечно, в духе weird.

В замечательном рассказе Томаса Лиготти «Дом с верандой» я выделил два компонента.

Первый — визионерские вставки-повествования (точнее, полноценная вставка одна, прочие упоминаются вкратце и являются приложением) о неких мрачных уединенных местах, где царят мертвенный покой и гипнотическая тишина. Этот компонент я оцениваю как великолепный и поистине волшебный.

Второй — собственно действие, показанное от лица главного героя-рассказчика. Он прослушивает аудиокассеты, на которых записаны вышеуказанные повествования, и излагает свои мысли и впечатления. В действии нельзя не отметить некоторый сумбур и недостаточную ясность, и вдобавок слишком много мелких деталей, необходимость которых вызывала у меня сомнение (например, зачем автор несколько раз говорит об огромных наушниках — какая для сюжета разница, какого они размера?).

Но некоторые погрешности второго компонента полностью растворились в важности соображений главного героя. Одно из них, как суть крайне значимой для меня концепции, я считаю нужным процитировать:

« <…> что он был анахоретом, исследующим мрак существования сквозь призму трех суровых положений: никуда не ходить, ни с кем не знаться, ничем не заниматься».

Мне достоверно неведомо, знаком ли Томас Лиготти с учением даосизма. По моему убеждению, в своем творчестве он не раз высказывал принципы того, что я определяю как «черный даосизм» (т.е. философия Пути мрака). И разве может быть случайной такая близкая аналогия приведенной мной цитаты с одной из ключевых идей в даосском трактате «Чжуан-цзы» (глава XXII)?

«Не задумывайся, не размышляй — и ты познаешь Путь. Нигде не находись, ни в чем не усердствуй — и ты претворишь Путь. Ничему не следуй, никуда не стремись — и ты обретешь Путь».

Рассказ выглядит, как посвящение творчеству одному из родоначальников тёмного жанра — Эдгару По, о чём красноречиво свидетельствует эпиграф вначале произведения. Та же мрачная поэтичность, та же игра с полунамёками на ужас и та же обречённость, сквозящая в каждом предложении.

Сюжет красив и рассказывает о разнополых близнецах — людях, у которых на двоих одна душа. Поэтому ужас, мучающий одного, будет мучать и другого, так же как и сильная эмпатическая связь обостряет и другие чувства, в том числе и любовь. Сильная мистическая составляющая, а именно не описанные, но вселяющие ужас демонические звери, заключённые в подвале большого дома, в котором живут Алан (ещё одна отсылка к именитому автору) и Аделаида, будет будоражить читательское воображение своим непроявленным ужасом.

А что может быть трагичнее для людей с одной душой? Конечно же, исчезновение одной её половины, что и происходит в рассказе. Не знаю у кого как, но у меня возникли ассоциации с древнегреческой легендой об Орфее и Эвридике, за которой влюбленный отправляется в подземное царство Аида. Безусловно, что этот сюжетный ход повышает литературную ценность рассказа.

Произведение наполнено вдохновением, а потому эта удачная готическая стилизация под авторский стиль Эдгара По имеет высокую художественную ценность и является показателем того, что значит литературный талант.

Огромное удовольствие — открывать для себя таких авторов, как Лиготти. Это практически как в куче разноцветых, но по структуре одинаковых камешков найти чистый золотой самородок. Очень точно подметил некто из глубин комментариев в Интернете — Лиготти подхватил литературу с того места, на котором остановился Лавкрафт. Никто, вообще никто кроме него так живо и убедительно не передает в своих работах космический ужас столкновения обывателя с неизвестным злом, притаившимся по ту сторону тонкой вуали понимаемой нами реальности. Эрудиция автора восхищает — он в одном тексте может сослаться на философию неоплатонизма, в другом вспомнить мифологию, в третьем рассуждать о литературных стилях и правилах, а потом резким жестом эти правила нарушить. После такого мастер-класса читать других хоррор-авторов просто смешно — даже самые мастистые из них не смогут передать тот ужас бытия, который живопишет Лиготти. Отмечу особо впечатлившие меня рассказы: «Последнее приключение Алисы», «Заметки о том, как писать хоррор», «Лечебница доктора Локриана» и вторую зарисовку в трилогии Никталопов. Браво, маэстро!

Люциан Дреглер большую часть сознательной жизни ищет Медузу. Он не знает что или кто это, он не может лаконично и логично объяснить свои поиски, но он четко понимает, что найти Медузу очень важно. Люциан много размышляет и философствует, собирает газетные вырезки, где хотя бы упоминается объект его поисков, пусть и в переносном значении. Но кто ищет – тот всегда найдет. Вопрос только в том, что именно?

Я большую часть чтения «Медузы» Лиготти искал смысл рассказа. Я не знал, в чем он заключался, не мог отделить его от чувства иррационального страха и напряжения, которыми пронизан текст, но четко понимал, что найти смысл очень важно. Я продирался через размышления и философствования главного героя, внимательно следил за его поисками, и все равно остался с чувством, что упустил что-то важное. Вопрос только в том, что именно?

Лиготти как он есть: мрачный, гнетущий, странный, непонятный.

«Вастариен» — один из моих любимых рассказов в творчестве Томаса Лиготти. Он органично аккумулирует в себе и темную атмосферу, и психоделичность, и завораживающую странность (в том смысле, что характеризует жанр weird fiction). В центре произведения находится Вастариен — фантомный иллюзорный город (кстати, описанный просто изумительно), который как магнит притягивает сознание главного героя. Концовка вполне предсказуема, и ее даже можно признать тривиальной (не вижу резона скрывать под спойлером то, что ей является безумие героя), но это никак не портит качество драматургии рассказа.

Не знаю, что вкладывал Лиготти в название «Вастариен», но лично для себя я интерпретировал его следующим образом. Vast по-английски означает «обширный»; rien по-французски означает «ничто». Получается гибрид, который неизбежно должен привести главного героя к ментальной катастрофе.