Повесть начал читать по совету. Хотя повесть по объему и глубине больше смахивает на роман. Непривычный для меня жанр: производственный роман, реализм, вернее даже соцреализм. А по факту — остросюжетный триллер, на страницах которого кипят не шуточные страсти.

Ни про автора, ни про произведение ни разу до этого не слышал. Поэтому начинал читать с недоверием, но в итоге не смог оторваться.

Сюжет прост до банальности — становление и жизнь колхоза «Власть труда» с начала создания в середине 20-х годов прошлого века до середины 50-х годов. Таких произведений за годы соцреализма было написано не просто много, а очень много. И выделиться хоть как-то среди них было весьма трудно, практически не возможно. Поэтому многие авторы тех лет попросту забыты, как и их книги. Но, как оказалось, забыты не все: настоящая литература всегда найдет путь к своему читателю, даже сквозь десятилетия.

А то, что перед нами настоящая литература, становится понятным буквально с первых страниц: прекрасный язык, легкий слог, хорошо прописанные герои, которым искренне сопереживаешь и сочувствуешь. Сюда же следует добавить историчность: автор описывает события безо всяких прикрас, достается и людям и власти. Для меня загадка, как такое тогда вообще напечатали. При чтении я был уверен, что роман постперестроечный, но потом уточнил, — нет, написан в 1968 году. Ни какой идеологии (разве самую малость, да и то — очевидно, от чистого сердца), ни какого советского елея — суровая и не приглядная историческая реальность.

Такие книги нужно не просто читать, а изучать. Искренне рекомендую к прочтению. Особенно тем, кто интересуется эпохой раннего и среднего СССР.

Предчувствие перестройки.

Владимир Тендряков написал эту повесть в канун перестройки, а вышла она уже посмертно, в первый её год. И оказалась потрясающе уместной. Ведь тогда никто с самого верху и донизу не понимал, что происходит, и зачем, и чем всё это кончится, но всем было интересно. Ситуация в ближайшие два-три года была именно такой, как описана в повести. Фантастика стала реальностью.

Действие происходит большей частью в стенах редакции провинциальной газеты. Во-первых, газетный мир автор знал и, видимо, хотел его хорошенько покусать. Во-вторых, только в этом мире и была возможна та минимальная полусвобода слова, на которой держится сюжет. Конечно, писали о чём положено и как положено, но своими словами, хотя бы отчасти. Вот этот элемент и обеспечивал дольку свободы и для авторов статей, и для их читателей.

Итак, из неких, понятно каких, инстанций в газету приходит указание поднять новую тему. И погромче. Подробностей никаких. Видно, сами не хотят ни за что отвечать. Как быть? Надо высказаться так, чтобы наверху услышали и остались довольны, и при этом сохранить для себя подушку безопасности. Вдруг мы не так поняли? Ситуация начинает развиваться непредсказуемо и для сотрудников газеты, и для города, и, видимо, для тех, кто давал указания. Поднимается общественная активность. А так как никто не знает, куда же её требовалось направить, она и направляется сама, куда хочет. Многим хочется эту активность использовать, но никто не знает, как. Кто-то ежедневно меняет своё мнение. Кто-то держится за него — отступать уже некуда. Появляются из ничего несуществующие личности, типа Киже, раздающие указания всем и каждому. Потом обнуляются. Потом выясняется, что они всё,таки существуют, и не только виртуально. Градус абсурда нарастает. Только на последних страницах всё как-то быстро сдувается. На самом интересном месте.

«Очень осмотрительный правдолюбец, весьма осторожный бунтарь» Тендряков деревенскую жизнь знал весьма хорошо, однако до хрущёвской оттепели все его рассказы были безлико-лакированными. После смерти Сталина, как потянуло ветрами перемен, стало можно гораздо больше, чем раньше, к примеру, показать жизнь деревни практически без прикрас. «Ухабы» — одно из оттепельных произведений, с той «правдой жизни», которую так ждали советские читатели.

Неказистая жизнь советской деревни, наплевательское отношение властей к её жителям, человеческая жизнь, не имеющая никакой ценности, «не положено», «как бы чего не случилось». Рейс грузовика от деревни до железнодорожной станции, как экскурсия по сельским реалиям СССР. Тоскливое, цвета осеннего неба, произведение.

Когда-то злободневная, сейчас повесть читается исключительно как документ эпохи. Простая фиксация повседневных реалий может восприниматься кем-то как «антисоветское» произведение, однако на момент публикации это была скучная правда жизни, что все прекрасно понимали.

Талант выдумывал «фантастический» антураж — получилось местами смешно, местами грустно. И в целом бессмысленно. Но ведь автор в детстве читал Гайдара , о будущем, в котором выстраивается сорокаэтажное здание с башней, звездой и прожектором единственная цель которых «Пусть светит!..». А может это была попытка подарить читателям, хотя бы одну строчку из Марины Цветаевой?

«Ночь после выпуска» — это довольно короткая повесть, которая больше всего о том, что искренность – понятие не столь симпатичное, как принято считать. И правда чаще портит отношения, чем улучшает жизнь.

Книга состоит из двух почти не связанных один с другим разговоров, отправной точкой для которых послужила короткая речь отличницы Юленьки на выпускном вечере. От Юли ожидали приличествующих случаю слов о любви к школе и благодарностей учителям, а она вместо этого внезапно заявила, что ее заставляли учиться на пятерки, что она и делала, но при этом не научили любить хоть какой-то предмет. И вот теперь, когда надо выбирать дальнейшую дорогу, она в страхе и смятении.

Это заявление, с одной стороны, послужило поводом для разговора учителей о том, какой смысл в школьных знаниях, которые дальше почти не используются, что представляет собой образование, и как можно было бы его улучшить, что привело к размышлению о том, что представляют собой они сами и хороши ли, как учителя. Тактичность? Нет, не слышали.

С другой стороны, неожиданная выходка Юли впечатлила ее одноклассников, и они берут ее в свою компанию. Романтическая летняя ночь и немного выпитого алкоголя способствуют откровенности – ребята решают рассказать друг о друге всю «правду до донышка», ведь они друзья и им нечего скрывать. И этот вначале вроде бы красивый порыв приводит к тому, что каждый слышит о себе довольно неожиданные и совсем не благосклонные речи. Эдакая «игра в правду».

Финала, как такого, нет. Мне показалось, что книга написана с желанием обсудить какие-то накопившиеся в душе автора темы и возможно, существуй в его время интернет-форумы, этой книги и бы не было.

Персонажи показались мне довольно недалекими, как и обсуждаемые ими вопросы. Хотя, возможно, когда тебе 16, то они еще не кажутся банальными.

Вот хоть девочка Юля, которая только в выпускной вечер задумывается о своем будущем. Да разумные школьники к выпускному обычно уже не меньше года углубленно изучают те предметы, которые нужны им для поступления в выбранный ВУЗ. А на умную вроде как Юлю эта новость сваливается, как снег на голову.

Один из мальчишек обвиняет девочку, в которую был влюблен все школьные годы, в том, что она – самка, потому что позволила ему увидеть ее обнаженной после купания в реке и наслаждалась произведенным эффектом. Влюбленному в нее мальчику! Не просто какому-то случайному. Начинаю думать, что у автора все-таки есть проблемы в отношениях с женщинами.

Ну ладно, школьники. Но и учителя беспомощны в своих разглагольствованиях. Какое-то жалкое перетягивание одеяла, с напрашивающимся выводом – школьное обучение бессмысленно, потому что почти никому потом не нужны даты битв и умение считать производные. Или что там считают в школе. Вопрос о том, что школа закладывает минимальный культурный уровень и пытается хоть немного развивать мозг даже не обсуждается.

Какой-то очень наивный, прямолинейный текст, словно брошенный на полуслове. И совершенно неуместно рефреном повторенные слова про обелиск с именами героев войны. Словно это упоминание войны надо было вставить кровь из носа.

Впрочем, возможно, в школьном возрасте эта книга читается совсем иначе.

Голова Нефертити – один из первых моих достаточно взрослых рисунков, сделанный лет в 7-8. Она казалась очень простой и вместе с тем было в ней что-то от вечности. Для меня это была иллюстрация из книжки, тогда я и не подозревала, что это одна из самых известнейших работ. Мне было 8, Федору Материну (главному герою этой книги) – 18, Нефертити… почти 2500 тысячи лет. Идет время, а этот профиль продолжает останавливать внимание. Наверное, никто не проходит мимо нее, не замерев от причастности к великому.

«Свидание с Нефертити» я читала раза три. Сначала, в детстве — про художников. Будни студентов художественного училища – это совершенно завораживающая атмосфера. Как написать лимон, чтобы он был лимоном, как создать шедевр из надоевшего скучного натурщика, как вообще писать, чтобы твои работы были нужны, интересны, востребованы.

Потом – про вдохновение. Вот никто еще не написал про художников так, как это сделал Тендряков! Никто не пытался перенести в художественную книгу споры об искусстве, которые порой жестче, чем споры о мировой революции. Никто не рассказал о живописи так, чтобы захотелось бросить все, достать этюдник, вдыхать родной и любимый запах масляных красок, ловить на холсте форму, искать оттенки, вспоминая тот лимон и бутылку. Эпизод с поступлением – мой самый любимый. Гениальный.

Сейчас перечитала эту книгу снова (точнее, переслушала в отличной начитке Клюквина). В третий раз или в четвертый. И оказалось, что она во многом – еще и про будни. Про то, что скрывается за искусством, как с ним жить, как жить без него.

Все-таки, совершенно прекрасная книга. Наверное, почти гениальная.

Кстати, в этот раз я с удивлением обнаружила, что в книге есть война. Вот вообще не помню этих глав. И в общем-то, они не нужны, лишние они в этой в книге. Хотя и понятно, что написаны ради того, чтобы было некое мерило жизни, эталон своего рожа, а все-таки, лишние. Скучные. Но зато потом!

Сюжет такой: деревенский мальчик Федор Матёрин приезжает в Москву, поступать в художественный институт. Знакомится с преподавателем, тот показывает ему несколько работ, в том числе – голову Нефертити. И Федор вдруг понимает, насколько она прекрасна. Но… это было 22 июня 1941 года. После войны Федор возвращается в Москву, и снова едет в институт. У него, деревенского мальчишки, толком нет никаких работ (старые школьные рисунки кажутся ему совсем никудышными), да и шансов поступить немного. Но… талант все-таки есть. И огромное желание учиться. Он поступает. Начинается прекрасная студенческая жизнь. С бессонными ночами, спорами об искусстве, о жизни, об истине.

Зачем вообще нужно искусство? Услаждать взор, ловить момент и настроение, заставлять думать, цеплять и тревожить? Нужно ли человеку 20 века другое искусство? Есть ли красота в пятнах на холсте или дохлой лошади?

Самовыражение – когда уместно? Нынче модно считать, что всегда. Но так было не всегда. Развивает ли академическое обучение талант или придушивает?

Много вопросов умудрился вписать Тендряков в эту книгу. И на многие нет ответов. Например, каково это заниматься живописью, когда в твоей родной деревне осталось два мужика, некому убирать хлеб, а жители еле сводят концы с концами? Легко философствовать на эту тему, когда речь об абстрактной деревне, а вот когда твоя, родная?

Можно ли потакать дурному вкусу? Сделать безвкусно, но так как хочет заказчик, или пытаться научить его видеть прекрасное? Маляр Штука говорил, что он делает людей счастливыми, потому что точно следует желанию клиента, и после него всегда красота и чистота. Он был популярен и востребован. И неважно, хочет ли заказчик стену цвета морской волны или бедра испуганной нимфы. Но Федор попытался добавить искусства в ремесло. И вроде бы это хорошо. Но Штука, приобщившись к идеям Федора, кончил запойным пьяницей. Так нужно ли объяснять человеку, что мол, «неправильно ты, дядя-Федор, бутерброд ешь»? Или пусть будет счастлив со своими золотыми рамами и бархатными портьерами?

Быть художником – это прекрасно, но когда ты заканчиваешь институт, то что дальше? Кто будет покупать твои картины? На что вообще жить? Художник – это профессия условная. Нет у тебя работы с девяти до шести, и гарантированной зарплаты. У тебя вообще ничего нет. Рисовать афиши и вывески для магазинов? Выполнять разовые заказы, и если повезет, то хотя бы тебе не противные? Но, ради чего тогда были все эти годы учебы? Если постоянно стоит выбор – заработать денег на еду или на краски. Тратить время на заработок или на вдохновение. Да и останется ли оно еще, это вдохновение.

В этот раз меня поразило, с какой неприязнью относится автор к обывателям. Все персонажи книги, которые не входят в узкий круг художников, наделены негативными чертами. Даже мать Федора этого не избежала. И вот вроде она сильная, спокойная, мудрая женщина, фактически всех детей сама вырастила, умудрялась сохранять оптимизм в самые тяжелые моменты, так нет, не угодила: ей «все трын-трава». Посетители выставки молодых художников все имеют уровень «женщин с кошелками», заведомо ничего не смыслят в искусстве. Семья, у которой снимает комнату Федор, сплошь потенциальные уголовники или их жертвы. Старый учитель рисования – трогателен, но бесконечно жалок. Девушка, в которую, он почти влюблен, «достала своими восторгами». И нужна лишь как муза. С девушками, кстати, тут вообще беда. Нет ни одной представительницы прекрасного пола, которую автор удостоил бы положительной характеристикой. Ну, кроме Нефертити. Она недосягаема.

Тем не менее, книга замечательная! Наверное, это лучшая книга о художниках. Да и просто умная и глубокая вещь, которую можно перечитывать не раз.

Откровенный антикоммунизм и пропаганда капитализма. Вот злая и подлая советская власть таких умных и хозяйственных как Антон Коробов гнобит, а паразитов вроде Вани Акули чествует. Народу же (Мирон Богаткин) нужно только средства производства дать. И — «запроцветаем».

Что из себя представляет реальный капитализм, а не эта схематическая агитка, мы можем наблюдать с 1991 года.

Не хлебом единым жив человек — именно с этой поговоркой ассоциируется у меня этот роман. Произведение своей продуманностью бередит множество ран в мозгу мыслящего читателя. Читая, вопросы валят на читателя и не всегда они приятные, скорее неприятные, так как ответы на них содержат правду, а правда не всегда сладка. Читая, задаешься вопросами к себе: зачем я живу, что я делаю, нравится ли мне то, что я делаю и нужно ли это кому то, какой труд важней творческий или физический, гений я или посредственность, защитник или нападающий в своей жизни и судьбе других людей и многие другие.

Действие романа происходит в сталинское время , тут несправедливость и беспросветность шагают рука об руку под радостные гимны пропаганды. Гении сидят в тюрьмах, прозябают в безызвестности и гибнут под пулями, а люди бес талантливые приспосабливаются, строят карьеры и добиваются высот. Никого не оставляет равнодушным эта атмосфера, ты либо за либо против либо молчишь как большинство. Те кто чувствуют несправедливость, люди думающие и чувствующие не могут выжить в это время без душевной травмы или гибели, так как правда не дает прожить спокойно мирную жизнь. С другой стороны есть люди не способные увидеть правду самостоятельно и такое открытие может их погубить. Примером таких людей являются маляр и отец главного героя.

Отец защитник физического труда, осуждает сельского художника и своего сына (начинающего художника) за оторванность от жизни и бесполезность. Однако он глубоко несчастен ,его душа страдает, от его черствости и ограниченности. Жизнь отца лишена глубины, любви, творчества и полна зависти, косности и злобы к не таким как он. Он не готов к признанию, что жизнь человека это не только отупляющий и изнуряющий труд, без души и чувства прекрасного , но еще и творчество, любовь, саморазвитие и наслаждение красотой.

Маляр же, осознав что творит безвкусицу и угождает дурновкусию начинает спиваться. Он начинает испытывать отвращение к своей работе и себе самому. Испытание правдой страшная вещь для человека и не каждый может её вынести не сломившись. Большинство живут словно не видя правды, кто то не способен её видеть, кто то игнорирует её . А правда в романе заключена в искренности чувств, , открытости их проявления, честности перед собой и окружающими ,чистоте красоты, силе любви к себе и людям окружающим, гордости к Родине, в таланте и саморазвитии.

Еще книга про людей искусства творцов и мучеников. Они часто непонятные, непризнанные и великие. Меня книга научила видеть в живописи смысл, он оказывается есть.

С недоверием, сомнением и робкой надеждой приступала я к этой книге о художнике. Не люблю и не понимаю живопись, терпеть не могу посещать картинные галереи, ничего не будят во мне картины, абсолютно. Кроме техники изображать похоже да еще так объемно на плоском ничем и восхититься не могу. А уж всякое сюр..., модерн, абстракционизм и что там еще есть сейчас — это для меня вообще бумагомарание, холстопорчение и т.д..

Но как-то сначала своеобразным писательским стилем (вот непохоже на других: образно, плавно и отрывисто сразу), потом неожиданно для советской книги показанной войной (солдатские будни, вот также бабушка мне рассказывала про нашу армию, освободившую ее оккупированный поселок), а потом про опыт жизни и поиск в себе искры художника... Вот прокралось все это и сделалось близким.

И часто следя за муками художника Федора Материна, кидающегося писать картину заново, задавалась я вопросом: а вот если передо мной поставить эти разные варианты картин, я смогу отличить, где истина, а где так, еще не пойманное, еще неодушевленное? И какой вариант мне бы больше понравился?

И хотя книга ставит самые разные вопросы — взросления, чести, свободы, преданности, желания жить... Но больше всего царапнули две вещи: о ядерной бомбе и о Савве Ильиче. Время написания и бомба — вещи понятные и вроде бы как само собой разумеющиеся, но в этой книге вроде бы можно было и без этого, а однако ж так написано, что больше других вех времени теребит.

А вот за Савву Ильича как-то уж очень переживала всю книгу. Больше всего запал эпизод о приезде Саввы Ильича в Москву. Всю книгу мне казалось, что Федор недооценивает своего учителя, не видит в нем ни таланта художника (который должен был в нем быть!), ни таланта учителя. Не учителя в обычном понимании, а учителя, способного найти и взлелеять настоящий талант, не заглушить его собой, а вдохновить и благословить. И Вече и Валентин Вениаминович увидели это сразу, а Федору нужно было глаза открывать. Как-то принижал он Савву Ильича при том, что очень любил его. И только после похорон увидел, наконец, Федор маленький шедевр своего учителя — портрет Ван Гога, а ведь и раньше его видел, да не замечал. Видно, своим учителям мы всегда не можем воздать должного.

Обидно встретить такой очерк у Тендрякова. «Весенние перевёртыши», «Три мешка сорной пшеницы», «Чистые воды Китежа» — вещи, может быть, не бессмертные, но переживут всех нас. Этот очерк достоин репортёра жёлтой газетки. Речь идёт об очередной встрече Хрущёва с деятелями культуры, на которую получил приглашение и автор. Мероприятие показано глазами лакея-интеллигента. Лакей всегда презирает хозяина, уже за то, что он хозяин, и ещё больше презирает своих коллег, особенно допущенных к столу. Очерк заполнен раздражённым ворчанием в адрес недостаточно внимательных хозяев, слишком внимательных охранников и слуг, громко или молчаливо холуйствующих гостей. За собой автор этого не замечает. Где не хватает собственных впечатлений, в ход идут сплетни. Единственный человек, для которого нашлись добрые слова — Брежнев, который (совпадение, наверное) к моменту написания очерка как раз оказался у власти.

Встреча состоялась в 1960. Очерк написан в 1974. Не знаю, носил ли его автор по редакциям. Вряд ли. Он прекрасно понимал, что, во-первых, не напечатают, а, во-вторых, если каким-нибудь чудом и напечатают, самому потом будет стыдно. Писал в стол. Очерк опубликовали после смерти автора, при Горбачёве, в тот год, когда печатали и читали всё, что не могло быть опубликовано раньше. Но впечатление, точно помню, даже в тот год осталось нехорошее.

Мне повезло с эпохой и личной судьбой, я ни дня в жизни не голодала, я помню, правда, как одуряюще пахнут булки на лотке, но это другое. И в 90-е на московский привокзальных площадях не лежали умирающие от голода, лежали бомжи, мы торопливо шагали мимо них, брезгливо придерживая полы одежды и говорили себе: «Они сами виноваты, надо было пить меньше».

А в 33-м году на привокзальной площади северного городка лежали умирающие от голода ссыльные и раскулаченные, и взрослые успокаивали себя: «Они враги, их гибель — или неизбежность или возмездие».

Не знаю, насколько рассказ автобиографичен. Тендряков — сын народного судьи, потом прокурора, прокурор в 33-м году получал достаточно, чтобы его сын мог позволить себе щедрость.

Что делать, если вокруг море зла, а помочь возможно, физически возможно, только одной жертве? Как выбрать жертву? Долго размышлять, кто больше заслуживает жалости? Помогать первому встречному? Бросать монетку? В самой богатой и благополучной стране самый успешный и рассудительный человек не сможет помочь всем, кому нужна помощь, ведь его богатство и свободное время ограничены. И горе тому, кто свой хлеб даже не съел сам, а просто выбросил! Настигнет его через много лет воспоминание о несделанном добре, о неоказанной помощи, о времени и деньгах, потраченных зря, без пользы кому-то и без радости для себя.

Потрясающий язык автора. Когда читаешь достаточно много, стиль повествования произведений зачастую нивелируется, прячется за жанром, оригинальностью сюжета. Так и оцениваем книгу. Здесь из этой области нет ничего экстраординарного. Жизнеописание. Реальные характеры и жизненная философия. Но когда нарываешся (не читал ранее Тендрякова) на такой проникновенный слог, понимаешь как же потерялся язык в литературе, или то, что ею сегодня за редким исключением пробует называться. По красоте языка могу сравнить только с Владимиром Орловым.

Не фантастика совсем. Не знаю имеет ли смысл мой короткий отзыв. Но очень хотел бы порекомендовать, когда вдруг захочется отвлечься от action...

«Перестроечный» роман — в том смысле, что опубликовали его в конце 80-х, он появился в печати одновременно с «Плахой» Айтматова (хотя написан был гораздо раньше). Главы о древней истории — очень достойно, части про НИИ — наив.

Откровенно говоря, скопировал себе из электронной версии все исторические фрагменты в отдельный файл — и периодически с огромным удовольствием перечитываю, не отвлекаясь на всю эту возню с перфокартами и страдания по поводу трудностей построения социализма.

Больше всего люблю фрагменты о нероновском Риме и про Город Солнца.

тессилуч, гугл в помощь.

Имя твое — птица в руке,

Имя твое — льдинка на языке,

Одно единственное движенье губ,

Имя твое — пять букв.

Мячик, пойманный на лету,

Серебряный бубенец во рту,

Камень, кинутый в тихий пруд,

Всхлипнет так, как тебя зовут.

В легком щелканье ночных копыт

Громкое имя твое гремит.

И назовет его нам в висок

Звонко щелкающий курок.

Имя твое — ах, нельзя! —

Имя твое — поцелуй в глаза,

В нежную стужу недвижных век,

Имя твое — поцелуй в снег.

Ключевой, ледяной, голубой глоток.

С именем твоим — сон глубок.

Марина Цветаева. Стихи к Блоку. 15 апреля 1916

Причём Тендряков умудрился выдернуть из небольшого стихотворения неподходящую для его эпоса строчку «Имя твоё — пять букв».

Да, мне тоже в детстве (а тогда интернета не было и про Цветаеву я не знал) запомнились именно эти стихи. Потому что они на порядок, на два порядка сильнее окружающего текста. Извините, но мне всё остальное не понравилось. Ни тогда, ни теперь. И дело не в прославлении коммунизма. А в какой-то бессмысленности. Вот как с эпохальной постановкой на миллион участников. Зафигачить и всё. Зачем? В чём смысл? Неизвестно. И человека так же зафигачили. В чём смысл? Ему там вербально читают лекцию, он запоминает, переправляется и воспроизводит. Разумный магнитофон. Почему бы просто не прочитать лекции по радиоволнам? Да ещё и со сжатием-ускорением раз в сто.

Прочитав этот рассказ я просто испытала шок. мне казалось это невозможным. но самое страшное в рассказе то, что все что там описано — это реалии нашей России. мне кажется я сама увидела этих бродячих по холодным, обветренным улица скелетов, этих раздутых пухнущих от голода «слонов». какой же ужас пережили эти люди. запомнился эпизод, в котором, женщина, разлившая молоко, начинает аккуратно, из ложечки, пить его прямо из лужи..это не передать словами. и среди всех этих голодных, умоляющих глаз, среди жадно протянутых рук — мальчик, с кусочком хлеба..

1963 год. Почти классик советской «деревенской прозы» вдруг публикует фонтанирующую фантастическими идеями повесть. Тут и любимая н-ф «придумка» о передаче личности по радио на межзвёздные расстояния, и контакт с инопланетянами, и проблемы человеческого бессмертия, и (непрочитанная до сих пор) идея о создании «спектакля без зрителей», — грандиозной «ролёвки», — на миллиона полтора участников, — в казахстанских степях, на тему: «Гражданская война в России». Всё это придумал Владимир Тендряков в одной-единственной его повести «Путешествие длиной в век»...

Когда фантастику берется писать настоящий мастер получается отличное произведение. Какая правда характеров! Очень лирическое и правдоподобное произведение. Стихи из этой повести я запомнил на всю жизнь, хотя возможно они откуда-то взяты.

«Камень брошенный в тихий пруд всхлипнет так, как тебя зовут...»:smile: