Егор Иванович Брыкин приехал в родную деревеньку Воры «женихаться»......из города приехал, чуть ли не на «тройке с бубенцами», покуривая дорогой табачок и щеголяя лакированными туфлями......в общем, как обычный деревенский мужичонка, которому повезло обустроиться в городе. Взгляд свысока, девки становись в очередь — выбирать буду. Справив дела, отбыл Егор Иванович обратно, взяв с собой «в люди» двух братьев — Семёна и Павла. И вот перед нами Москва, купеческое Зарядье и его обитатели. На некоторое время мы попрощаемся с Егором Ивановичем и Павлом, чтобы «взять крупным планом» неплохо освоившегося в большом городе Семёна, купеческую дочку Настю и буквально физически осязаемый, витающий в воздухе запах наступающих грозных, трагических перемен ....... Первая часть романа заканчивается первыми же залпами — далеко не праздничным салютом, ознаменовавшим не только крах купеческого Зарядья, но и всей предыдущей жизни ........ Прошли годы. И мы снова переносимся туда, откуда и начали свой путь — в деревеньку Воры. Вместе с читателем, в ту же сторону бредут и два поломанных жизнью и фронтами Первой мировой и Гражданской, солдата. Лишь с большим трудом в них можно угадать Егора Ивановича Брыкина и Семёна. В Ворах уже советская власть.....но ещё непрочно, сдует любым чихом......и этот чих случился, когда началась реквизиция хлеба и прочих продуктов у населения. В Ворах вспыхнул бунт, пролилась большевистская кровь, заполыхали пожары по всей губернии.....и во главе бунта встал Семён. Бунтовщики ушли в леса и стали жить в землянках, получив прозвание — барсуки. Там же вскоре оказалась и давняя зазноба Семёна — купеческая дочка Настя, всем сердцем возненавидевшая советскую власть и занявшая вакансию «Анки-пулемётчицы». А следом за Настей объявился и уже подзабытый читателем брат Павел ....... Первый роман великого русского, советского писателя Леонида Леонова. Читать нелегко, словно продираться через лесной бурелом.....но едва нащупав тропинку, уже не оторваться и движешься по сюжету ходко, как тройка Егора Ивановича в начале повествования и лес уже не бурелом, а первозданная красота природы..... Не лучшее произведение Леонова, но уже показывающее, талант какого масштаба перед нами. Никакой идеологии, разве что тщетность сопротивления отжившего и одряхлевшего, неумолимому новому. Пока читал, в голове сами собой периодически всплывали слова из известной песни:

«Это всё моё родное,

Это где-то в глубине.....»

Это оказался не детективом или вроде того, а обычная русская проза. Ест, пьёт, любит, волнуется, ведутся разговоры о разном. Иногда есть дела, но без подробностей, просто чтобы не забывали, что воры, на какие деньги гуляют.

Не плохое описание времён НЭПа, но мне скучно, хотел другого.

Дочитал-домучил. Брался несколько раз, потом откладывал, потом снова брался. Затянуто сильно.

Написано мастерски, и в этом проблема. Мастерство заслоняет сюжет и героев. Вплоть до того, что автор вводит себя как героя и начинает непосредственно влиять на происходящее. Автор ломает четвертую стену и говорит напрямую. И перестаешь верить героями, они от этого превращаются в марионетки.

Ну и видно, что писалось заходами и переработками. Сюжетные линии то обрываются, то искусственно накручиваются. Собственно главный герой, вор-Векшин, то меркнет, то начинает проявляться. А поймать его как личность, и тем более его трансформацию, я не смог.

Финал с одной стороны драматичен, с другой стороны простой и в никуда (все умерли), кульминация смазана.

От романа впечатление достаточно противоречивое. Это какой-то «красный Набоков». Такая же игра словами, красками. Но смысловое наполнение — диаметрально противоположное. Как позитрон к электрону.

Роман даже относят к фантастике. Здесь даны картины будущего, причем в какой-то модернистской манере. Автор и герои романа, в первую очередь Алексей Курилов, но потом и преемник его, духовный сын Алёша Пересыпкин, наблюдают, как бы немного со стороны, эти битвы грядущего, а после и установившийся после войны дивный светлый мир (в духе Ефремова, конечно, а не Хаксли). Но на самом деле весь роман фантастика… Герои живут в реальности совершенно параллельной (или перпендикулярной) тому, что на самом деле существовало у нас в стране в 30-е годы прошлого века, увы..

И порой и эта выдуманная жизнь, и сами герои отдают чем-то опереточным…

И тем не менее проза Леонова обладает неким магическим обаянием. Читая ее, понимаешь, что это всё-таки другой класс, куда более высокий пилотаж, нежели достигнутое в суховатых, приземленных производственных романах современников писателя.

И конечно, поражает владение специфическим материалом — хоть того, что касается механики паровозов, хоть погружения в медицинские дебри, хоть знания татарского фольклора.

А ещё у романа такая философская, я бы сказал, концовка.

Лекция Вихрова о лесе – пик романа «Русский лес» (того его пласта, что непосредственно о лесе), пик эмоциональный, какой-то особенно художественный в описании исторических перипетий, пронизанный фольклорной мистичностью; читающийся на одном дыхании в заворажении масштабов, в том числе масштабов человеческих сил, губящих лес в убыток своего будущего, да в масштабах почти апокалипсических прогнозов – уже начавших сейчас сбываться… Лекция о лесе – лучшая часть романа. И будь я на месте лесных профессоров, то первое занятие в институтах начинал бы с её зачитывания. Лучшего напутствия молодым лесникам и быть не может. Да и для простого человека – читать её стоит, она много чего показывает. И даже, нам привыкшим к тому, как наше богатство хватается в одни руки и сбывается за кордон, тут есть чему подивиться…

Русский лес. Его боль и вырываемое варварски с мясом богатство, в чём-то не замечаемое, так как не нефть и не газ, но оттого беззащитное. И труженики леса, его охранники – на самом деле не так уж и много об этом написано. А поднятая тема важна, поднятая тема необходима и, увы, актуальна, так как с приходом новой действительности и обдираем лес по-новому. Я, живя рядом с тем местом, что вскользь упоминает автор, каждый день вижу перегруженные лесовозы; и лес иногда горит не по глупости отдыхающих, а по милости дельцов, скрывающих свои бесчинства и списывающих деловой лес в качестве горелого…

Лекция Вихрова – пик романа (того его пласта, что непосредственно о лесе), пик эмоциональный, какой-то особенно художественный в описании исторических перипетий, пронизанный фольклорной мистичностью; читающийся на одном дыхании от масштабов, в том числе масштабов человеческих сил, губящих лес в убыток своего будущего, да в масштабах почти апокалипсических прогнозов – уже начавших сейчас сбываться… Лекция о лесе – лучшая часть романа. И будь я на месте лесных профессоров, то первое занятие в институтах начинал бы с её зачитывания. Лучшего напутствия молодым лесникам и быть не может. Да и для простого человека – читать её стоит, она много чего показывает. И даже, нам привыкшим к тому, как наше богатство хватается в одни руки и сбывается за кордон, тут есть чему подивиться…

Однако, читая, я время от времени ловил себя на мысли, что лес иногда превращается просто в функцию, очень удобную для автора. Вместо леса могло быть всё что угодна, любая отрасль науки, так как главное тут – показать борьбу двух типов учёных. Одни – одержимые, «правильные», знающие свою область не понаслышке и с молодых ногтей, как Вихров. И другие – паразитические, умеющие ловко критиковать и манипулировать словесами, видящие предмет своих изысканий только по бумажкам и слухам.

С Вихровым всё очень хорошо тут. Он получился на загляденье выпуклым, живым, неоднозначным по-своему. Он будто бы даётся автору легко, по привычке писать житейские эпизоды – через них, тоже трагических, тоже говорящих – показывать человека. Судьба Вихрова раскиданная по роману – единственное, что может соперничать по силе с лекцией о русском лесе. Всё в ней настолько осязаемо, настолько неподдельно – и эта его сложная любовь, и одержимость лесом (момент «прогулки» с Леной по лесу, что должен был венчаться признанием – просто прекрасен), его характер, вроде и мягкий, но иногда способный на жесткое слово, или ум при привычке поступать иногда необдуманно, как, например, без задней мысли уход от разговора с Чередиловым, в конечном итоге приумноживший ему врагов – всё это прекрасно. Ретроспективные части о жизни героя до начала войны – настоящая сочная русская литература, безумно приятная для чтения, сильная в плане эмоций и человеческих судеб.

Но всё остальное, по-моему, как с горки вниз…

Тот же Грацианский. Со всём отношением к нему автора, с едкими ремарками и отступлениями, получается – Вихров прописан прекрасно и полно, а его антагонист – карикатура, настолько рисованная, что в ней и чёрточки нет человеческой, будто автор из кожи вон лез, чтобы показать, как он этого персонажа презирает. И получилось – будто автор сам у себя украл. Да и вся линия Грацианского вышла плоской – существо его было показано в лоб, без намёков, и «грехи», те самые за которые и должна была придти кара, тоже показаны сразу. Даже момент с Эммой, вроде и способный вызвать какие-то чувства к герою и тот был словно сдут нарочитостью, гадкостью мыслей и поведений.

Да, хорошо пишет автор, по-русски красиво, но иногда впадая в такую возвышенную наивность, что вериться, будто это он нарочно, чтобы не было никаких иных обоснований его слов, чтобы символы, что он расставляет тут немалом количестве, были прозрачнее и однозначнее воды. Наивность перекидывается и на героев. Та же Поля, уже и повидавшая ужасов работая в госпитали, на своём задании, идёт и мечтает о том, как она поступит, что она расскажет и т.д. и т.п., будто в голове у неё одни игрушки. Оттого, наверное, и юные герои у автора постоянно «прощаются с юностью», «взрослеют мгновенно», но по факту остаются инфантильными. Тот же Осьминов битый час рассусоливает о лесе, долге и прочих материях (о, они тут все любят рассуждать о материях), и только в конце говорит любимому учителю, что дочь его жива, и что он скоро её сможет увидеть… Это как?

Но с войной тут что-то совсем странное. Она однобока и пафосна. Вот Москва под бомбёжками, армия отступают, но если верить автору, люди и нарадоваться не могут – так, мол, затягивай вражину, мы всегда так делали! Огромное количество напыщенных рассуждений – показательный момент: немец у Москвы, а герои убиваются, как же там, в Америке, буржуи рабочий класс зажимают! Да и вообще, тут не было и слова, что война идёт с захватчиками-нацистами – война тут шла с неким Старым миром! Вот так – Старый мир... Я понимаю, что писалось в 50-е, в других политических реалиях, но «загнивающий Запад», упоминающийся чаще, чем немецкая армия – всё это неприглядно, даже кощунственно во время военных событий – ужас просто! Это что? Это как?

Играла ли в авторе трусость – дабы не показать, что во время войны кто-то в России боялся, дабы не показать вполне понятную тревогу и сомнения (кстати, та же Поля, даже видя, как при бомбежке гибнут люди, скучает, но не тревожится по маме, оставшейся на захваченной территории, и радуется на взрослеющего на войне Родиона, но не боится, что его там убьют)? Или нехорошая авторская прозорливость – воюя уже не с немцами, насилующими и убивающими наш народ, а с американскими капиталистами (и, кстати, нет тут ни слова ни про одного советского военного начальника – не по тому ли, что кто-то из них мог вдруг оказаться в опале?). А может и не считал он Великую Отечественную таким важным делом – то ли революция, сходки и маёвки!

Очень, очень это странно. Очень это комкало ощущение, и даже казалось в конце, что «плохих» моментов (наивных, плоских, неприглядно странных, режуще пафосных) в романе больше чем важной темы русского леса и всей лесной науки, и больше чем прекрасной и умно написанной повести довоенной судьбы честного лесовода Вихрова.

Лесная нечисть по роду окаяшка, по прозванию Бурыга, незлобивая душа, особенных бед окрестным людишкам не чинившая, волею нового времени вынуждена была покинуть родной лес и податься куда глаза глядят. А привели ее глаза к людям, и начались Бурыгины долгие скитания по разным домам да испанским заграницам, где Бурыгу и в цирке показывали, и католическим миссионером хотели сделать и даже в собачьей будке пожить пришлось...

Великолепный рассказ, даже сложно к сказке отнести, кроме самих окаяшек здесь ничего сверхьестественного и не происходит ничего. Просто очередные скитания бездомыша по миру в поисках доброты и счастья.

Но как читается! Язык как мед, смакуешь описания, глотаешь страницу за страницей и еще хочется.

«Место голо и унынно, отдано ветру в милость, суждено ему стать местом широкого земного отчаянья. Со скалы лишь сползают робкие к морю, три ползучие, крадучись, березки, три беленькие. Приползли морю жаловаться, что-де ночи коротки, а ветры жгучи, — море не слушает, вспять бежит...»

Один из самых поэтичных рассказов в русской литературе, настоящая поэма в прозе. Если брать сюжет, то это философская притча о жизни рыбака и его жены на далеком Севере и о том, как в эту привычную жизнь вторгается нечто новое, жутковатое — в образе странного священника без креста (который он якобы потерял в море, но почему-то в это сразу не верится). Кем был этот священник на самом деле и что произошло дальше, каждый будет трактовать по-своему, т.к. намёков и метафор много. Рассказ оставляет приятное долгое послевкусие из-за невероятного по красоте, сказочного языка, певучей по-фольклорному речи героев, поэтичного описания северной природы, сурового моря и грозной стихии, и еще зловещего ощущения «саспенса», нагнетаемого с первых же страниц. Те, кто любит при чтении смаковать каждую фразу, как хорошее вино, кто умеет ценить красоту слога и глубокий смысл — обязательно к прочтению. Тем, кто любит простоту, строгость стиля и незамысловатость — проходите мимо.

Собственно будущему Океану посвящено от силы десять процентов книги, и не так уж легки к нему дороги. Основное действие романа происходит в первой половине 30-х годов (челюскинцы, строительство московского метро). Мне показалось необычным, что рассказчик не отстранён, а является другом одного из главных героев — Курилова. И ещё иногда казалось, что события описываются как бы спустя длительное время (указания вроде «это была эпоха...»). Вообще посещения воображаемого Океана — не единственные экскурсы в романе. Один из персонажей рассказывает апокалиптическую историю о падении Луны на Землю, другой пишет полудокументальную книгу о бунте на строительстве железной дороги в царское время, разные герои вспоминают своё прошлое. В произведении немало мрачного, но и светлые моменты есть. Всё настолько на грани, что я не могу однозначно оценить книгу.

P. S. Я прочитал три романа Леонида Леонова, но пока не нахожу причин читать остальные четыре (и особенно последний).

Один из коротких рассказов Леонова, одна из его прекрасных миниатюр.

Снова и снова удивляешься тому, насколько яркие и живые образы Леонов может заключить в столь немногословное произведение. И тому, как он может сделать нечто рвущее душу из «барышневого» рассказа («Бубновый валет») или сказки («Бурыга», «Валина кукла»)...

А рассказ на самом деле не мистический — он просто рассказывает о взрослении и о том, как забываются детские мечты и фантазии. Или всё же не забываются...

Во-первых, спасибо автору предыдущего отзыва, ибо благодаря ему я и решил прочитать этот роман! Вообще, сравниться с двумя отзывами на «Соть» я не смогу, но, возможно, напишу чуть-чуть своего. Итак, три года назад я прочитал отзыв osipdark, год назад, кажется, купил бумажное издание, и только что прочитал чуть больше чем за неделю. Книга оказалась масштабнее, чем я ожидал, и пободрее «Барсуков», поскольку всё её действие происходит уже в советское время, на излёте НЭПа. Да и тема индустриализации в СССР мне интересна. Все положительные моменты были уже описаны в предыдущих отзывах. От себя же добавлю, что способ борьбы с Сотьстроем при помощи защиты окружающей среды и культурного наследия напомнил мне времена лет на шестьдесят более поздние. Тут впору задуматься. Ожидаемая мной тема вредительства в романе присутствует, но она не выпячивается и решается как-то сама собой, самим ходом Стройки. И ещё, я ожидал, что произведение впечатлит меня больше, но, возможно, мне пока просто не с чем его сравнивать. Так что книгу пока оставлю.

Я вроде бы про это произведение ничего не знал, пока не стал искать книги в стиле соцреализма. Недавно подвернулось бумажное издание восьмидесятых годов, и я почти сразу его прочитал, меньше чем за неделю. Правда, теперь я попытаюсь книгу продать, ибо от неё не в восторге и перечитывать не собираюсь.

Роман показался мне тяжёлым и мрачным. Сначала немного спотыкался о «народный» язык, но потом втянулся. Вообще самое начало напомнило мне недочитанную в школе бунинскую «Деревню» своей депрессивной атмосферой. Но основное действие первой части происходило в московском Зарядье и читалось пободрее. В остальных двух третях романа действие снова переносится в деревню, но уже во времена так называемого «военного коммунизма». Продразвёрстка вызывает местные восстания крестьянства. Всё это в книге подаётся практически без идеологии (понятия не имею, редактировался ли когда-либо роман в ту или иную сторону). Удивлён, как это печатали при Сталине. Единственное, что приходит в голову, так это то, что в книге показана безыдейность и бесперспективность мятежа, развалившегося больше из-за внутренних причин (союз рабочих и крестьян всё-таки состоялся). Когда я сделал такой вывод, мне стало казаться, что я о нём уже где-то читал, странное чувство. Были в книге и природа, и разная любовная геометрия, и родственные связи, но меня это особо не интересовало.

P. S. И ещё интересно, что за эпилог написал автор спустя почти семьдесят лет после создания романа?

«Ах, сколько русского леса ушло на роман Леонова» (с). Образец соцреализма, семьсот страниц, полных узкоспециальной терминологии и пафоса, коммунистического и патриотического. Как в большинстве соцреалистических романов, сюжет основан на противостоянии доктрин в очень узкой области (в романе — в лесопользовании). Идиллия предвоенного дня и подвиги героев на войне, злодей,

Насчет пафоса, впрочем, непонятно, то ли это мысли самого автора, образцового советского писателя, то ли это несобственная прямая речь юных героев — Поли, Вари и Сережи, а автор, бывший белогвардеец, мягко посмеивается над юной горячностью.

Нынешнему читателю всегда любопытно, о чем советские писатели пишут, а о чем умалчивают. Леонов пишет о раскулачивании, злодей Грацианский готов использовать против положительного героя Вихрова тот факт, что приемыш Вихрова не просто сирота, а сын раскулаченного, сам этот приемыш готов искупить кровью свою врожденную вину перед советской страной, но в романе ни слова про то, что русский лес в тридцатые рубили зэки, что лесоповал был одной из крупнейших частей ГУЛага.

Сердце романа — лекция о лесе, роман направлен против истребления лесов (безуспешно, лес истребляется и теперь, истребляется страшно), но, что странно для нынешнего читателя, лес важен не сам по себе (хотя упоминается его водоохранная роль), а как сырье для деревообрабатывающей промышленности. Положительный герой призывает лишь сажать нового леса столько же, сколько рубится старого. Герой нынешнего идеологического романа боролся бы за заповедники.

В Гражданскую войну Вихров жил мудрее многих, он не воевал ни за белых, ни за красных, а работал в своем лесничестве. Да и лесничеству повезло — не сожгли его ни белые, ни красные.

В романе есть фраза, жуткая для нынешнего читателя. «Наибольшая продолжительность жизни — у пчеловодов, священников и садовников». Да, в тридцатые священники очень долго жили (тридцатые — эпоха величайших гонений на религию).

Забавная деталь, показывающая, как изменился быт за 80 лет. Есть в романе женщина, зарабатывающая тем, что чинит чулки. Теперь это ремесло исчезло, колготки, если чинят, то сами, а часто сразу выбрасывают.

Читать роман тем, кому интересен образец соцреализма, и тем, кто хочет проследить историю экологического мышления.

Леонид Леонов. Пирамида

Великий — по своей недоступности, осложнению для чтения — и большой — по объёму, и по количеству буковок на страницу

- русский роман.

Роман, где даже диалог выражается в многостраничные монологи, где плутовская авантюра, по цирковому — «Андерманир штук!» — превращается в философскую штудию ....

«Ручная сборка». Кортасар невнятней , но проще. Роман о том, о чём ещё писать столетия: о Сталине, как это ни много и не мало. О Времени, с большой буквы.

Такого объёма перечитывается только один роман: «Братья Карамазовы» — пусть раз в десять лет, пусть раз в двадцать пять лет, пусть — украдём у Дмитрия Горчева — « каждые одиннадцать лет, но один раз в жизни»...

О, да — они были знакомы: Леонид Леонов и Михаил Булгаков: Крым, Коктебель, Волошин (вот уж действительно «демон» ранней советский литературы: поставь хаштег и вывалится такое созвездие имён: на оба полушария ночного неба... ). И уйма параллелий, хотя и лукавил Леонид Леонов, что не читал «закатного романа» ....

Но вот история какая: ведь оба романа об одном, о Времени, да только вот Булгаков свой писал «во время», а Леонова «после» — когда из «пирамиды» был вынесен «герой».

В «награду» у Булгакова — Гоголя могильная Голгофа, а у Леонова (отнюдь не за «Пирамиду») звезда злотая Героя Соцтруда...

Да вот и роман свой Леонид Леонов «закончил» (да просто скомкал, скомпоновал тот текст, что неизбывен, бесконечен (да как и Булгаков) перед смертью... Ему было что сказать: жаль, что не всё: он просто не успел.

Он видел «всё»: марш похоронный, оттепели наледь...

Вот именно, что наледь: как гениально всё «уконтропупил»

Сергей Иванов Чудаков:« Что такое Болдинская осень /Я не знаю — в Болдино зима»...

Ни прибавить, ни убавить.

Конечно, будучи врачём, как минимум от Бога (перечитайте «''Морфий» и рассказы рядом), Булгаков знал что умирал: так и писал, «как раз в последний»: искристо, звонко, как «одессит»: прожженный был фильетонист? — нет-нет: писатель и, наверняка от Бога.... И был он своевремен, но навечно. Бывает так.

А Леонид Леонов писал как ветеран, как «инвалид эпохи»: был очень зряч и вдумчив: за сорок пять лет, что отданы роману, прошло в державе нашей просто всё: и вынос маршала из мавзолея (из лабрадора или как там пирамиды), и то: — «Поехали!» с гагаринский улыбкой, и Перестройки раскардаш, и криминальные братки...

Написано (здесь бы Булгаков усмехнулся), сильно написано и, как в Одессе говорят: «... Это больно...»

Так вот почему продвинутые граждане пользуются вражеским Гуглом, а не как я, махровый патриот, Яндексом. Тот мне Старух не нашел, а Гугл это сделал мгновенно. Но никакие таланты не спасут капиталстов проклятых от рабочей энергии масс!)))

В общем-то, этот короткий драматический отрывок о чем-то подобном. Последний день России, хрустящей французской булкой. Конец октября 1917-го. Общежитие для вдов высшего имперского круга. Когда-то они владели всем, прожили богатую жизнь, а теперь им не осталось ничего, кроме голода, страха и беспомощной смерти. Жалкое и грустное зрелище. И финал его предсказуем.

По мульти-медийной ассоциации вспомнилась сцена убийства в подвале Верховного мейстера в 6 сезеоне Игры престолов. Как сказал обреченному его наследник Квиберн: «Я не желаю вам ничего плохого, но для того, чтобы появилось нечто новое, старое должно умереть.»

История безжалостна к слабому человеку, да и сильного она не очень-то бережет.

Интересно, что по дореволюционной традиции все французские фразы в отрывке даны без перевода. Значит, бывший гимназист Леонов свободно им владел и от читателей ожидал того же. И оказалось, что и я кой что помню с далеких универовских времен!

Странно, что после 1930-го Леонов не переиздавал эту миниатюру, даже в итоговых собраниях драматургии. За что я его категорично осуждаю! Но, видимо, он считал ее чересчур прямолинейной и плоско-плакатной. А ведь старушки очень верно схвачены! За характерами двух главных персонажей угадывается целая судьба. В конфликт легко вникаешь, чувствами проникаешься. Смерть — огорчает. Удивительна эта способность молодого Леонова проникать в самую глубь процессов жизни. Его невероятная эмпатия к людям. И,конечно, пластичность и многообразие художественного таланта.

*обычное уже предупреждение о политотных нотках*

По сложившийся уже год назад традиции, начну чуть издалека.

Прошлый год, как известно, порадовал *и огорчил* нас многими событиями, важными мероприятиями, юбилеями и прочими происшествиями из всех сфер жизни. В России одной из подобных значительных дат столетняя годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Вместо широкого и всестороннего обсуждения всех философских, моральных, политических, экономических и демографических вопросов, связанных с проблемой понимания данного события в новой России, в объективном ПРИНЯТИИ случившейся сто лет назад катастрофической, но логичной трансформации общества *как, к примеру, во Франции, где в среде историографии и общественности до сих пор их Великая Французская революция является предметом теоретического обсуждения, тем не менее французы сходятся в том, что существовал целый кластер предпосылок и противоречий, который логично вылился в социальный взрыв; и да, своих революционеров они не обливают постоянно тоннами оскорблений и «обличений»*, и попыток примирения антагонистических взглядов, что мы могли увидеть? Довольно узколобые и прямолинейные пропагандистские кино- и ТВ-поделки, доносившиеся из кинотеатров и федеральных каналов; обличение личности Ленина *даже курьезные попытки превознести над ним Троцкого*; море высказываний плеяды uniteders-думцев и внесистемных оппозиционеров о величии царской России *«дайте нам n-ое количество лет, и мы покажем этим америкашкам, всему миру, и без всяких революций!», как любят они цитировать* и бандитах-наркоманах-шпионах-предателях/«пятой колонне», т.е. большевиках, которые погубили нарождавшиеся демократические ценности; памятники жертвам кого угодно, но только не царского режима или белого движения; очередные попытки «обеления» некоторых коллаборационистов из ряда бывших белодвиженцев, не считая продолжения скандала с доской Маннергейму.

Так из-за чего это я? А вот почему. При всем этом вышеописанном мракобесии и практически абсолютном информационном молчании легальных, системных и нет, российских «левых» разного толка, я решил пару дней назад глянуть дебаты по сему же поводу «Русской службы BBC». Просто раз уж один фантаст-британец, товарищ Чайна, смог довольно объективно *кроме пары мест* представить события Февраля-Октября, почему бы другим британцам *ну ладно, лишь их посредникам в России* не провести хоть сколько-нибудь адекватные дебаты по поводу столетия столь значимого события мирового масштаба? Знаете, объективность и объективность данного мероприятия разрушается уже после первого вопроса из зала и ответа со стороны приглашенных «специалистов». На вопрос «нужно ли отмечать Октябрьскую революцию как праздник?» никто из этих шести человек не поднял руки. Все, после этого можно было далее и не смотреть эти очередные потуги максимально очернить прошлое с красной расцветкой, но я все же пробежался глазами. А потом все бросил — когда на «дебатах» от оппозиционной стороны есть только одна юная, привлекательная, но с такими убогими лексикой и интонацией, the red lady, которая таки своей милой ручки не подняла *хоть немного и поспорила с appler-депутатом, оставив нападки на красных демонов революции от uniteder-думца без реакции* на упомянутом вопросе, для меня эти самые «дебаты» сразу заканчиваются.

А вот теперь уже, наконец, к самому роману «Соть» Леонида Максимовича Леонова. Столь долгая прелюдия нужна была не только для обуздания моих графоманских потребностей и не столь ради замещения пустых электронных строчек абзацами водянистого текста, сколько для понимания значимости данного плода одного из ведущих литераторов соцреалистической направленности. Возьмите героев «Соти» — Увадьев, Потемкин, Фаворов... Наркоманы, сатанисты, предатели, убийцы, содомиты или какой-либо еще мерзкий эпитет — это о них? Нет, при том, что первые двое — большевики, да и раскинутое по всему книжному полотну множество персонажей и второстепенных героев не являются антисоветчиками. И не в силу конъюнктурности автора, а в объективной реальности, так сказать, за окном. За окном почти вековой давности, времен нэповского расцвета, сменившего упадок Гражданской войны и трудностей *да что уж греха таить, и зверств* военного коммунизма. Начала великих строек, короткой эпохе конвергенции капитализма и социализма, предвоенного роста экономического, духовно-культурного и эмоционального, в конце концов. Эпоха наибольшей революционной свободы, надежд в скорое светлое будущее, даже в Мировую революцию, святое незнание будущих Темных Времен (рецидива Гражданской войны, волн террора и Второй Мировой), интеграции в новое общество разных классов ради общего будущего... А дальше было тяжелее. То, что было. Но нет, я не оправдываю! Я стараюсь смотреть не только на *как делит один современный историк* разрушительный проект большевиков, но и на созидательный! Электрификация, урбанизация, индустриализация, великие победы, создание определенного социализма *разного в разные советские эпохи, но уникального и прогрессивного для своего времени общественного проекта*, ликбез, единая бесплатная система образования, здравоохранения и многое другое. Не резня бывших дворян и кулаков, других левых и социалистов, репрессии и депортации народов, были конечной целью режима. И не типичные «кровавые нквдшники и чекисты» были типичными его служителями и представителями. Нет, это были мечтательный Потемкин и одинокий Увадьев, и поднимавшаяся вслед за ними, за волной просвещения и трудовой экспансии народная масса, которую накормили, обучили, дали работу и цели. Да, идеологию, да, не всегда положительную в самых разных случаях *и вообще заставлять как-либо мыслить и притеснять тех, кто с этим не согласен, ПЛОХО*, но безусловно более человечную, гуманную и справедливую по сравнению с правыми первой половины двадцатого века. И столь же более приемлемую, чем постоянно вытесняемый лоббистами Капитала с большей буквы капиталистический интернационал.

Так что доказывает и показывает Леонид Максимович, как и множество других писателей с разными судьбами тех лет? Если в целом, то его метафоричная «Соть» показывает, как пара-энтузиастов, в хорошем слове фанатиков своего дела, пытаются по Марксу лишить природу противоречий, подчинить ее Человеку. Точнее ее маленький уголок — реку Соть, построив на ней бумажно-целлюлозную фабрику, чему противостоят как сами люди, так и природа. Именно о судьбах разных людей, не только большевиков, красоте природы и перестройке не только мира естественного в мир искусственный (из мира нецелесообразного в мир разумный), но и мира клерикального, царского в мир новый, Советский. При тем же не с помощью концлагерей и расстрельных команд. И да, который раз уже повторяю, разумеется, вышло не все и не совсем так. Идиллические надежды и реалии были во многом разрушены верхушечными политическими интригами и событиями извне, Великими Ошибками и исчезновению свобод, заработанных кровью ушедших лет. Но пытаются ли об этом сказать? Говорить о причинах как Революции, так и темных событий советского времени? Все это просто сваливают в одну кучу псевдоисторического дерьма, забывая о том, что все, имеющееся сейчас — наследие созидательного проекта ненавистных маргиналов-большевиков. Но если это правда так? Задумайтесь, если бы революционеры *которыми были не только большевики, хех* действительно были наркоманскими бандитами и больными уродами, то смогли ли они взять не только Зимний, но и Рейхстаг, вопреки Сталину, конечно? Могли ли большевики, будь они только рэдлэдис *выше* и кокаинистами-предателями, отстроить всю страну несколько раз, защитить ее суверенитет, произвести всеобщее позитивное форматирование общества и страны?

Не думаю. А вывод из этого такой... Читайте не только «В круге первом» (одна из моих любимых книг, но недостоверности цифр по заключенным и репрессированным и определенных событий этого не меняет), но и «Соть», и множество другой литературы. Смотрите с разных сторон и разглядите истину, которая непростая и не факт, что легкая. Прошлое любой страны наполнено трагичными и мрачными страницами, но ведь все познается в контексте? И если сегодняшняя власть и дальше продолжит дискредитировать весь советский период и превозносить все Ъ-Царское, не стоит удивляться, что вскоре мировой оценкой-интерпретацией событий двадцатого века станет теория сегодняшнего немецкого историка, Эрнста Нольте. А по нему все предельно просто до невозможности. Коммунизм есть предтеча фашизма, из чего следует, что нацизм немцев — защита против большевизма русских, а классовая борьба ничем не отличается от расовой политики Тысячелетнего Рейха! То есть целенаправленная политика истребления голодом населения Ленинграда нацистами — превентивный удар по гидре советской азиатчины! Ревизионизму и реваншизму ура! Нравится? Некоторым уже симпатизирует видеть Сталина фигурой более демонической, чем немецкий фюрер, а солженицинские несправедливости советской действительности — чем-то несравненно более ужасающим, нежели политику Рейхстага в отношении евреев, цыган, гомосексуалистов, психбольных, коммунистов и в конце концов славян. Да и правый переворот в таком случае переставать ждать не стоит *видимо, многие забывают опыт Второй Мировой, когда ослабление левых, к сожалению, и со стороны Советов, привело к усилению правых*. Нравится? Думаю, не очень, но именно такое отношение к прошлому *а не как у французов, к примеру, с их политикой внедрения культуры примирения* и политика по отношению к нему приводит к подобным вещам. Поэтому читайте советскую классику, публицистику, в том числе и современную, но, пожалуйста, не сумасбродную. И Леонова с его «Сотью», с ее безупречным русским, великим и могучим *черт, даже я, к своему стыду, гуглил пару слов*.

Еще один небольшой по объему шедевр Леонова. В пятьдесят страниц втиснуто несколько романов из эпохи Гражданской войны. Гибель и возрождение государства, вечное и временное в жизни России, судьба отдельного человека в эпоху социальных катаклизмов.

И какая же плотность письма! Несомненно, Леонов входит в пятерку лучших русских прозаиков 20 столетия, как Платонов и Шолохов.

К тому же вещь еще и остроактуальная, учитывая новую конфронтацию с Западом, Украину, да и наши возможные грядущие бури. Это и грозное предупреждение всем окраинным сеператистам. Ничего, кроме сапога иностранной военщины на шее и национального позора, они в случае сбычи своих мечт не получат.

Жаль что по времени написания повести, Ленов не мог развернуть ее в большой роман о трагедии Белого движения. С другой стороны, он написал много других прекрасных книг, так что и жалеть особенно не о чем:)

Свою повесть Леонид Леонов, глубоко презиравший Советскую Власть и не питавший по её поводу ни малейших иллюзий (это совершенно очевидно из саркастической пьесы «Нашествие» и киносценарию по мотивам пьесы), писал с нарочитой старательностью, как бы выстраивая между собой и текстом фиктивного автора, восторженного, слезливого советского графомана, начитавшегося «Войны и мира» графа Толстого и воспылавшего желанием переплюнуть оного графа в славословиях русской боевитой удали.

«Взятие Великошумска» — стилизация, почти пародия, хорошо продуманное издевательство над официозной патриотичностью советской литературы.

Оценивать этот роман чрезвычайно сложно. С точки зрения современного (да и не только современного) читателя тяжеленный кирпич «Русского леса» — великолепное снотворное, большая, подробная, величественная «книга ни о чём». В сущности, в этом романе ничего не происходит, он невероятно, неправдоподобно скучен, несмотря на вроде бы динамичный, почти авантюрный, сюжет научной карьеры главного героя и несмотря на массу увлекательных научных сведений, вставленных в текст. Плохо, да? Но не спешите с оценкой!

Этот роман — квинтэссенция тенденций сталинской литературы 50-х годов, монументальной неподвижности, доведённой до немыслимого совершенства, до абсолютной бессодержательности. «Русский лес» — эталон социалистического реализма послевоенного сталинизма. И, как литературный памятник, «Русский лес» бесценен. Это идеальная стилизация, безупречный постмодернистский роман. В самом деле, постмодернистский, в буквальном смысле этого слова, поскольку Леонид Леонов начинал, как модернист, и создал немало изощрённых модернистских текстов мирового уровня, а в данном случае принципиально избегал модернистских тактик, тщательно выстраивая «реалистическое» повествование.

Я ставлю этому роману «5», что для меня означает одну из самых низких оценок профессионально (не графомански) написанного текста. Но я мог бы поставить и «10», ибо «Русский лес» — воплощённое совершенство, литературный подвиг, восхительно бессмысленный с точки зрения нормального читателя.

Без преувеличения можно сказать, что «Вор» — один из наиболее значительных романов мировой литературы. Он с лёгкостью выдерживает сравнения с вершинными достижениями ХХ века и располагается где-то посредине между Уильямом Фолкнером и Альфредом Дёблином, будучи откровенной полемикой с «Идиотом» Достоевского.

С Достоевским многие авторы пытались полемизировать, но выдержать достойный уровень спора смог только Леонов — в «Воре».

Достаточно интересно, что, как правило, первая версия книги бывает наиболее серьёзной, оригинальной и интересной, а потом автор начинает её доделывать, дополнять, сокращать, переставлять «акценты»... И портит. Но в в случае «Вора» первый вариант, опубликованный в 1934 году, был компромиссом. Позже, уже в 1990-м году, Леонов признавался, что оригинальный текст «Вора» неизбежно привёл бы его в лагерь по обвинению в антикоммунистической пропаганде. Но в 1959 году, на волне «десталинизации», Леонов, ставший к тому времени «матёрым совклассиком», рискнул и напечатал исходную версию, со всеми антибольшевистскими обертонами.

И вот эта версия, версия 1959 года, она по-настоящему гениальна. Великий, мощный роман. Гордость русской литературы.

Очень странный рассказ: простой, наивный, искренний, вроде бы и иронический — но почему-то совсем не смешно от этой иронии; вроде бы и глупости какие-то: лешие, окаяшки — но насколько живо всё и ярко! Некоторые места просто до слёз трогают. А какой колоритный язык! А сколько интересных слов и выражений, давно забытых!

Возможно, первое в мире произведение в жанре славянского фэнтези. )

Чудесная миниатюра!

Полное погружение в дикую и жестокую душу военачальника-степняка, в мир татаро-монгольского воинства. Еще одно подтверждение гениальности молодого Леонова. А как еще объяснить, что человек без специалього, вообще без высшего образования смог так ярко, несколькими штрихами передать атмосферу и быт эпохи Чингис-хана. Только гениальной интуицией.

Единственный крохотный недостаток немного слишком импрессионистичный, не расписанный финал.

Правильно говорится, что эта пьеса — самая значительная из всех, написанных на материале Великой Отечественной Войны.

При внешней простоте в ней скрыто очень сложное содержание, выявленное, насколько мне известно, лишь Абрамом Роомом, сделавшим по пьесе фильм с Олегом Жаковым в главной роли. По сути, пьеса о том, как вампиры наваливаются на живого человека и съедают его. И для Леонова и для Роома живыми мертвецами являются не только «призраки прошлого», типа бывшего купца Фаюнина, но и «прекрасный доктор-интеллигент» Таланов-старший, и его старенькая жена, и вообще вся жутковатая камарилья советских патриотов, травящих Федора Таланова, которому не остаётся ничего другого, как умереть самым красивым образом. Гнев Леонида Леонова в этой пьесе направлен не только на оккупантов, не только на вылезших из всех щелей «человечков из бывших», но и на идеологически зашоренных, и потому превратившихся в живых мертвецов «советских интеллигентов».

Эта пьеса появилась в т.н. «вторую сталинскую оттепель», когда кремлёвский горец из-за войны слегка отпустил удавку на горле управляемых им народов. Позже, всего лишь пару лет спустя, у такой пьесы не было бы ни малейших шансов на публикацию, несмотря на авторство Леонида Леонова.

Сейчас, после прочтения этого сборника, название кажется мне слегка странным. Дело в том, что «после» тут по сути лишь последняя короткая статья, но и та о войне – ретроспективно.

Но, собственно, к сборнику… Странное ощущение он у меня оставил, разломанное. Наверное, из-за того что большинство произведений из него показались мне разломанными, неоднородными а иногда словно друг другу противопоставленными. Во-первых, это, конечно же, из-за повести «Взятие Великошумска», самого крупного произведения здесь, а заодно и первого прочитанного мной у Леонова. Она раскололась для меня, и части её вызывали у меня совершенно противоположные чувства. Однообразное движение начала и напряжённое действие второй половины. Вызывающий лёгкое раздражение пафос генеральских будней и живой неподдельный героизм танкистов старой «тридцатьчетверки»… Далее – пьесы. Картонный, штампованный пафос «Нашествия», в котором единственным живым персонажем был явный негодяй и сложная едва ли не детективная интрига «Лёнушки», освещённая живыми человеческими реакциями. И статьи, в которых безликость громких слов состязалась с жестокой и страшной прозой военной реальности. Вот так как-то было – зеброй, полосами. По крайней мере, так чувствовал я. Но, не смотря ни на что, попадись мне в руки что-нибудь ещё Леонида Леонова, я, пожалуй, возьмусь читать, так как автор уж, по меньшей мере, любопытный. Такое моё мнение.

В этой статье есть Дух, есть надежда и вера в будущее, в силу грядущего поколения.

Она наполнена чувством выполненного дела, и надеждой, что дело это было не зря. Да, формально это статья о поколении молодёжи Отечественной войны, об их подвиге, но, по сути, эта статья о нас, обращена к нам, ко всем тем поколениям, родившимся после. Так я её чувствовал. Она безмолвно вопрошает: а что сделал ты, не стыдно ли тебе перед ними, всеми теми, у кого не было молодости из-за войны. И есть надежда… нет, уверенность даже! – им будет не стыдно! Мне понравилось, как написана статья, её Дух – передать его трудно, это надо читать. Да, есть вкрапления (не такие уж и крупные) ленинской идеологии. Да, есть моменты идеализма, но разве они не заслужили этого, эти надежды, то поколение, пережившее Отечественную войну… Яркая получилась статья. Уже ради её настроя, ради одухотворённой веры в будущее, по-моему, её стоит прочитать!

Статья совсем небольшая, и по сути очевидная, ожидаемая для подобного рода статей, в то самое время. Много героики, громких побуждающих слов. Это всё чувствовалось ещё до того как статья была взята в руки. Так и оказалось. И стала бы она совершенно безликой, если бы не одно маленькое «но» – автор спрашивает: почему во все времена зло жадно глядит на наши земли? Почему же так хочется отобрать наши богатства, наши просторы? И в этой-то не самом новом вопросе есть ещё кое-что – будет побит фашизм, но зло снова и снова будет жадно глядеть на наши богатства… Есть в этом нечто рассудительно-здравое, пророческое. Поглядите на день сегодняшний. Да, слава Богу, нет войны, но ведь всё равно, и постоянно и постоянно… Вот маленький намёк, который чуть-чуть осветляет эту безликую, одну из великого множества, статью.

Эта статья очень страшная. Страшное в своей сухости и реальности. Отчего-то вспомнился очерк «Твой брат Володя Куриленко», чудовищная разница между ними – героический пафос «Твоего брата…» и холодный ужас матери и дочери, окончивших жизнь в «душегубке» – вот это (именно это) рождает ту истинную огненную злость, о которой автор говорит едва ли не в каждом своём произведении о войне. Всё с сухостью и приземлённостью реальности – и оттого так жутко, так страшно!

У этого письма другой дух, нежели в первом. Усталость. Кажется, автор всё меньше верит в этого «американского друга» (и потому-то и решается показать ему такое страшное). Он тихо недоумевает, как можно быть безучастным к смерти ни в чём не повинных стариков, детей, женщин… Недаром он бросает фразу-противопоставление о «коммерции самолюбия» и «совести». Он упоминает человеческие ценности из произведений мировой литературы, но в словах его сквозит сомнения в том, что ценности эти трогают безымянного «американского друга»… Нет, Россия всё ещё стоит стеной под натиском античеловеческого зла, всё ещё рубит мечом тысячеголового гада и будет рубить дальше, чтоб «американский друг» мог спокойно ужинать в своём обустроенном доме с женой и детьми. Но есть уже (слегка) какая-то усталость… и недоумение о том, что совесть, там, через море, не горит… И ты «отвечаешь за каждого ребёнка на другом материке». И тебе мстить за их смерти… «Дело за вами, американские друзья! Честная дружба, которою отныне будет жить планета, создаётся сегодня – на полях совместного боя!» Знал бы автор, что эти «друзья» придут, когда бой будет почти окончен, чтобы далее заявлять, дескать, они и выиграли войну! Знал бы автор, что за «дружбу» они приносят сейчас, и как ратуют они за «мир»… Впрочем, по этим лёгким сомнениям, тонко сквозящим у автора – возможно, он что-то такое уже чувствовал…

Это, конечно, предмет времени. Возможно даже, один из тех предметов, по которому это время и нужно изучать. Мне понравился язык письма: эрудированный и смелый – язык народа стоящего на пути вселенского зла, язык народа уже отрубающего от дракона куски своим мечём – он ещё не победил, но уже чувствует, что одолеет врага. Это письмо к неизвестному американскому другу – невидимому и далёкому. Это не просьба о помощи – об этом и речи нет! Это обращение к далёкому младшему брату, слабому и ленивому. Это обращение война к человеку, знающему войну лишь по газетам. Это предупреждение ему. Если мы опустим меч – это горе придёт и в его дом. И предложение определиться: есть ли в нём честь? Взгляд сверху вниз на «джентльмена, безразлично глядящего, как убивают женщин и детей». Взгляд сверху вниз… А ещё – это мысли о том, что Россия вновь встала на пути мирового зла. Зла более страшного и кровавого чем варвары и гунны. И то, что не только Гитлера надо судить за его зверства, но и те скрытые силы Европы, что помогли ему и молча смотрели на его зверства. Что не только фашизм надо искоренять, но и саму Войну, ибо «с некоторого времени перерывы между войнами существуют только для того, чтобы народы поострей отточили сабли». Это письмо для того времени и для дня сегодняшнего – актуальное, острое. Признак вечного. Увы, вечного...

Очень сильная вещ. Насыщенная и актуальная даже на день сегодняшний.

В самом начале статья ударила каким-то былинным духом, что-то от «Слова о полку Игореве», что-то от его героики и призыва к борьбе. Тот самый пафос в то самое время, что было нужно и необходимо. Я понимаю, конечно, трудно оценить значение статьи сейчас, её силу какой она обладала тогда, в годы Великой Отечественной войны… Но когда непосредственно перешло на личности юного партизана Куриленко, я понял, что меня качает на волнах авторского героического пафоса от «недурно» до «картонно, обезличенно». Не ищите в этом кощунства, я понимаю, что автор хотел показать его именно Героем, святым, незапятнанным (и возможно именно это и ценно было тогда, очень ценно!), но местами всё казалось нереальным – сказочным, неживым. Такой идеалистический образ молодого партизана. Если читая эту статью, молодые люди стремились к этому образу, стремились быть такими же – то нет цены этой статьи. Но сейчас идеализм… в страшную жестокую военную пору… И ещё немножко задело меня, что кроме Володи Куриленко, нет тут других имен, вообще никаких, (и географических названий, кроме Смоленщины тоже нет), всё сплошь обезличенные М., Н., О. (и география и люди!), и прочее… А ведь они там гибли рядом с ним! И добрая часть всех подвигов Куриленко – их подвиги! Как-то обидно, нечестно, по-моему. Нехорошо. А ещё добавляет нереальности всему – будто это простая выдумка, сказка молодому бойцу…

Леонид Леонов не был советским человеком, ибо прекрасно понимал всё происходящее. И «Бегство мистера Мак-Кинли» писал не с бухты-барахты, а как сложносочинённый текст, в надежде, что читатели поймут, даже если фильм сделан не будет.

Сценарий писался в самом начале 60-х, когда СССР политически, экономически и социально был на подъёме. Темпы развития западной и советстской (параллельно существовавших) цивилизаций был головокружительный, и Леонову совершенно справедливо казалось, что подобные «американские горки» опасны, что неплохо бы чуть-чуть притормозить развитие, закинув часть современности в будущее. Мотив приближающейся всепланетной атомной катастрофы был более чем актуальным — это показал разразившийся через год после публикации сценария Карибский кризис. В общем, Леонов ударил по максимальному количеству болевых точек своего времени.

Разумеется, тогда, в начале 60-х, такой фильм никто из советских (да и западных) режиссёров не решился бы ставить. А в 1975 году, когда за постановку взялся Михаил Швейцер, такой фильм уже был не нужен. И самая главная фраза, которую произносил в сценарии измученный мистер Мак-Кинли «Я больше не могу видеть убитых детей» в фильме произнесена не была.

На мой взгляд, лучшее, что было в не безнадёжно плохом, но и, мягко говоря, незамечательном фильме Швейцера — монолог о чистой душе, произносимый Сэмюэлем Боулдером, которого гениально сыграл умирающий от старости Борис Бабочкин. Это — великолепно.

После «Нашествия» я брался за эту пьесу с большой осторожностью. Однако пьеса меня удивила! Не было в ней этого глыбистого неживого как лёд пафоса. Пафос был, но как-то по ситуации, в тему. С самого начала бросилось в глаза – наконец-то нормальные человеческие реакции! Наконец-то живые персонажи, персонажи-личности, а не пустота деревянных болванок для кукольного театра. Наконец-то герои, что называется «непросты», каждый со своими чертами. И история получалась жива. Началась с гадания (тоже в каком-то смысле мистика), со столкновения, сложности в отношениях. Понравилось, как столкнулся солдат Илья с танкистами – стразу наметилось, что люди жизненно сложны в своих чувствах (а не восклицательно-пафосное «какие все братья-молодцы!»). А потом как закружило, каким-то детективом, пригвоздило к тексту – кто же предатель? Череда крутых поворотов, которые буквально на пяточке заставили пересмотреть всё происходящее и меняли калейдоскопом отношение к героям – это было по-настоящему круто и увлекательно! А пафос… Он был во всём этом тонок и потому действенен. Вообще безумно понравился сюжет, эта смена отношений к людям, интрига, неоднозначность отношений. Психологизм. Сильный психологизм. Вот такое я бы посмотрел и на сцене и на экране. И возможно даже, перечитал бы и эту пьесу, что делаю, по правде очень редко. Перечитал как пример по-настоящему интересной живой психологичной пьесы о войне с фашизмом, да и просто о человеке.

Эту пьесу я читал как порекомендованную лучшую у автора. Но как-то не пошла она у меня… По правде говоря, опыт чтения пьес у меня не очень-то большой, редко я их касаюсь. Это вообще вещь особая, сложно выполнимая, как мне кажется. Есть при чтении пьес у меня определённые опасения. И тут они оказались не безосновательными. Во-первых, пафос. Большая вздутая переигранность, много громких поэтических слов, которые в данной ситуации казались совершенно неуместными и неживыми. Не знаю, как это смотрелось бы со сцены, но при прочтении от этих рассуждений и слов пафосных и витиеватых сами герои и происходящее казалось переигранным, кукольно-неживым. Один только Фаюнин (вот собака-то!) со своей стариковско-слащавой манерой говорить был ограничен и любопытен. Надо сказать, этот Фаюнин-то и был для меня самым интересным (единственным!) персонажем в пьесе. Во всей этой ожидаемости и очевидности. Живой и даже какой-то неожиданный (хоть негативный) персонаж среди шаблонов (Фёдора – раскаявшегося преступника борющегося с врагом; интеллигентного страдающего из-за сына врача; пламенных партизан-комсомольцев; дышащего огнём дракона из гестапо с ломанной русской речью и русскоязычных прихвостней); один он как-то действовал нелинейно и этим уже выделялся, был сложнее и живее остальных. А уж его встреча с солдатом в шинели была, по-моему, самым главным моментом, самым ярким – он, а не подвиг бывшего заключённого Фёдора и его искупление (меня тут даже едкие его речи не сбили с ощущения, что именно так и будет). В остальном же – как-то очевидно, даже предсказуемо. Ощущение штамповки осталось. Да, местами всё-таки захватывало (в основном описание зверств фашистов – ну, всегда у меня от этого злость рождается), захватывало, но некрепко и ненадолго. А остальное-то по сути – читай выше: пафос, очевидность... Ощущение штамповки. Одного только собаку Фаюнина, наверное, и буду помнить из пьесы… Вот такие мои ощущения.

Для меня эта повесть развалилась на две части. За одну я поставил бы самую высокую оценку. За другую – самую низку.

Начало… началом я мучился и страдал. Меня убивало буквально всё. Убивал пафос, о том, какое всё умилительное, какое всё чудесно-распрекрасное. Этот пафос, казалось бы, нужный, казалось бы, патриотичный был так перегнут, что вызывал раздражение, он напрочь убивал весь реализм, превращая всё в неправдоподобную былину, делая безликим, однообразным, неживым. Да и действие было однообразным и совершенно безжизненным. Полкниги ездит генерал от места к месту, любуясь «искоркой в глазах солдат», да ещё и во всю сласть размышляет о высоких материях – честно, глубокую неприязнь вызвал этот Литовченко своими мыслями о высоком и своим умилением, когда солдаты его гибнут… Передута пафосом первая половина повести. Передута до стойкого отторжения. Читалось с мучением – едва мог я одолеть по главе в день… Даже язык интересный, сильный, с жилой народного казался тут чужим, бугристым и непролазным…

Но вот дальше, вторая половина – всё вдруг ожило. Всё вдруг стало настоящим. Живыми стали герои (и как-то сразу автор умудрился показать их душу – сложную, но живую и по-человечески на других непохожую). И патриотизм настоящий, не по принципу «какие славные вокруг бойцы с искоркой в глазах!», а по принципу реального действия, по принципу бессловесного движения в бою. И пафос – вот он! – стал действенным, стал «в точку», будто отмерен на аптечных весах и пригодный для главного – разжигать! Разжигать эмоции, разжигать интерес, разжигать дух. Да и действие пошло, действие ринулось как с горы и всё стало интересно, сочно, живо. И сам язык необычный с народной жилой встал тут в пору – да просто засиял! Как бриллиант засиял! Чудесно было! Всё было чудесно! И герой, которые вдруг стали родными для меня все вместе. И эти технические особенности, которые были уместны и ненавязчивы, но, в то же время, познавательны. Всё было просто шикарно. Шикарно было по накалу, по духу! Воскликнуть хотелось: «Ну как же здорово!». Вот такой должна быть повесть о войне, о подвиге, о танкистской душе (и, надо же, а ведь больше я пока и не читал такого – о войне глазами танкиста) о русском человеке; уже не пафосно-картонно-выдуманный гимн, а настоящий, живой неподдельный. И, чёрт возьми, как портило это начало! Вот взять бы его и вырезать как опухоль – и цены бы не было этой повести. А так… За первую половину я поставил бы самую низкую оценку. За вторую – самую высокую. Хотя, как говорил Штирлиц, запоминается последняя фраза. И она запомнилась. Ударно, шикарно запомнилась!

Не люблю сочетаний фильм плюс литературное произведение. Либо они должны быть очень и очень разными или максимально одинаковыми тогда может восприятие будет более менее приемлемое. Ибо это связано с тем, что бы ни было первым оно будет давлеть над вторым. Правда, если обе вещи плохие, то здесь вообще не возникает вопросов. В данном случае первым был фильм и он больше мне понравился, текст воспринимается уж очень плоско, сухо и малоубедительно. Поэтому остается лишь все совместить и признать, что без текста не было бы и образа.

Помнится мне. что читал я эту повесть уже после фильма «Бегство мистера Мак-Кинли». Может быть, из-за этого сложилось впечатление, что как раз этот случай — та редкость, когда фильм получился лучше книги. Довольно бесцветные персонажи киноповести расцвели благодаря прекрасным актерам. Банионис, Бабочкин в роли Боулдера, потрясающая Алла Демидова (роскошный эпизод с проституткой в баре).

А сама по себе история маленького человека, который по натуре своей далеко не спаситель мира и хочет из него сбежать — очень интересна. И берет за живое. Так что искренний поклон и Леонову, и Швейцеру.

Киноповесть Леонида Леонова сейчас как никогда становится актуальной, так как угроза новой грандиозной войны не миновала. Рушатся здания, гремят орудия, гибнут люди, стонет и уродуется земля, наполняясь железом, кровью и костями.

И, действительно, хочется уйти от всего этого и забыться на время, проснуться уже в более благополучные времена, когда на Земле будут царствовать не звери, но люди.

Мистер Мак-Кинли — типичный эгоцентррик, обыватель, пытающийся оказаться над схваткой, использовать разные способы, чтобы уснуть и проснуться в благополучном обществе.

Хорошо дана в повести сатира на общество наживы, которое из всего пытается сделать сенсацию, заработав деньги на поте, крови и слезах людских.

А разве сейчас по другому?

Отлично сделаны диалоги мистера Мак — Кинли и миссис Шамуэй.

Леонид Леонов подхватил и мудро показал вечные проблемы человечества!

В повести при желании можно найти отсылки к произведениям Уэллса, Воннегута, Мерля, Александра Беляева, Федора Достоевского.

Ночь. Зима. Метель. Канун крупного наступления. Генерал контролирует выгрузку своих танков. И такие думы думает:

» — Я говорю, грозен наш народ, ...красив и грозен, когда война становится у него единственным делом жизни. Лестно принадлежать к такой семье...

Он собирался прибавить также, что хорошо, если родина обопрётся о твоё плечо и оно не сломится от исполинской тяжести доверья, что впервые у России на мир и на тебя открылись удивлённые очи, что народы надо изучать не на фестивалях пляски, а в часы военных испытаний, когда история вглядывается в лицо нации, вымеряя её пригодность для своих высоких целей... Но офицер буркнул что-то невпопад с непривычки к отвлечённым суждениям» и сбил генерала с мысли. Точнее — направил мысли в нужное русло. А то Эренбург трубку от зависти изгрыз бы, читая такие перлы, не им написанные.

Неужели писатель не почувствовал, насколько ни к месту такие публицистические красивости? И ведь повесть хорошая, и написана — едва ли не каждый нынешний толстожурнальный классик удавиться от зависти должен. Но натыкаешься с разбегу на один такой эпизод, на второй, и всё очарование пропадает. О войне я лучше буду читать Василя Быкова, или раннего Бондарева, да хоть совершенно забытого Анатолия Злобина с «Самым далёким берегом». Но не Леонова.

Вот я и прочитал это. С большим трудом и раздражением. Отрывок написан очень сложным, архаичным языком, очень трудным для восприятия и понимания. Приходилось по нескольку раз перечитывать один и тот же абзац.

Итак, некий ангел Дымков раскрывает суть мироздания студенту Никанору Втюрину. А Никанор Втюрин пересказывает это автору. А уже автор своим цветастым языком пересказывает это нам, читателям. Как ни старался, я так и не смог ничего понять из написанного. Видимо причина этому — моя ограниченность. Со страхом и трепетом я теперь буду знать, что есть такой роман «Пирамида» в 1500 страниц, откуда и взят этот отрывок.

Новое путешествие в удивительный мир творчества Леонида Леонова. Теперь он вслед за Пушкиным, Гоголем, Щедриным приглашает нас в уездный город НН (вообще-то Гогулев с его обитателями гогулятниками). Целая массовка незабываемых незабываемых провинциальныйх типажей, пиршество языка (в одном флаконе круто замешаны Платонов, Добычин, Зощенко). И конечно же виртуозное соединение самой едкой сатиры и высокой трагедии от которой дыхание у читателя перехватывает. К тому же заглавный герой-рассказчик — поэт. Может показаться что он новая инкарнация незабвенного капитана Лебядкина, но я скорее укажу на Хармса и других обэриутов.

Лет 10 назад как с писаной торбой носились с романом Исигуро «Остаток дня» о бездарно прожитой жизни в услужении другому, недостойному, человеку. Есть в Леоновской повести и такой мотив и как трогательно и грустно сыгранный! Прав, прав был Прилепин: творчество Леонова — мир непомерный.

О великий и ужасный Леонов! Тысячеликий, как Протей. В этот раз он поведал нам страшную сказку из эпохи военного коммунизма. История гибели одного интеллигента, интеллектуала, соли земли. Для этого Леонов облачился в маскарадный костюм гоголевско-булгаковского толка с деталями достоевщины и платоновских косноязычных арабесок. «Мелкий» в названии — это не «маленький» и не мелочный. В России идет колоссальный эксперимент по перековки человека в Юберменша и все, что не подлежит изменению будет уничтожено. тут даже ЧК не понадобится. Сам ход обстоятельств играет будущему на руку — голод, холод, безумие. В повести представлен целый паноптикум «мелких людей», участь которых неизменно трагична. Особенный мрачный пафос произведения я вижу в том, что представителей будущего в повести нет вовсе. Они только декларируются.

Для въедливости отмечу, что свою чудовищную историю об эксперименте над живыми существами Леонов написал за два года до булгаковского «Собачьего сердца». Кстати, и главные герои в обоих книгах ученые-зоологи. Только у Леонова профессор объект опыта, а не демиург.

Чистый, как слеза комсомолки, магический реализм, созданный за 25 лет до «Царства земного» Карпентьера. Реальность и волшебство, смешанное в идеальных пропорциях. к тому же история рассказана в сказовом стиле такой безупречности, что хоть сейчас в учебник по стилистике целиком.

Как в «Деревянной королеве» Леонова есть уже весь «Лужин» Набокова, так «Пролом» — это концентрированная версия «Ста лет одиночества». Вплоть до того, что фабула в общих чертах совпадает. Тут даже одного из важнейших персонажей зовут Мельхиседек. А еще можно сравнить «Палую листву» Габо, написанную им в 25 лет, и «Пролом», написанный двадцатитрехлетним Леоновым. Наш-то помощнее будет.

Небольшой поселок, сметенный ветрами истории с лица земли. Не стоит село без праведника. Маркес? Солженицин? Нет — Леонов! И на поколение раньше текст написан. Все читал и думал: а тем ли ребятам Нобелевскую премию дали? То, что Шолохов ее получил, а не Леонов — это какая-то злая шутка небес.

В общем, маст-маст рид всем любителям магического реализма и прекрасной русской литературы. Это шедевр мирового и вневременного уровня.

Да уж... Автору 23 года, а он жжет, как серная кислота.

В этом чудном сборничке рассказывается, как иногда аспекты реальности заменяют всю ее полноту. И человеческое сознание, погрузившись в аспекты, теряет на время или навсегда связь с жизнью. Игра подменяет собой все существование. Шахматы, карты, куклы. Иногда мы пленники собственного символического понимания мира.

И конечно же стиль, малость вычурный, но по меркам орнаменталистской моды 1920-х все в пределах необходимой гармонии.

Прочитав первую книгу автора, невольно задумаешься над его судьбой. Если бы Леонов эмигрировал, точно стал бы прозаиком номер один в русском Париже. Переиграл бы Набокова. Например, в «Деревянной королеве» уже заключен весь пафос и смысл «Защиты Лужина». Может, это даже влияние на замысел. Леонова за границей хорошо знали. Здесь же он стал верным автоматчиком социалистического строительства. Конечно, своеобразно мыслящим и независимо талантливым. Но все же шагающщим в стройных рядах совписов. Еще одна отштампованная по трагическим лекалам русская судьба.

А рассказы — вкуснотища!

Наверное, самая лучшая повесть Леонида Леонова — пронзительная лирико-психологическая проза, слегка с набоковскими и бунинскими оттенками.

Простая провинциальная барышня Женя убегает от ужасов гражданской войны и коммунистических преобразований за границу, вместе с белым офицером Стратоновым. Женихом и невестой они стали в степи, под открытым небом, в захваченной бричке, запряженной одной лошадью, и первый ночной снег благословил их союз...

Затем начинаются бесконечные скитания. Евгения Ивановна была брошена Стратоновым в Константинополе без средств к существованию. С трудом несчастная девушка добирается до Парижа, осознавая свою ненужность и бесприютность.

От отчаяния ее спасает английский археолог Пикеринг. Он берет Евгению секретарем в научную поездку. Вскоре они становятся мужем и женой.

Евгению Ивановну притягивает родина. Вместе с Пикерингом она попадает в Тифлис, где неожиданно встречает... Стратонова.

Образ Стратонова очень важен для писателя. Не сумев жить вне России, он возвращается в СССР, так как осознает, что нужен родине. Готов для нее работать где угодно, даже на осушке болот. Но Стратонов слаб, неуверен в себе и не может дать счастье женщине. Его белогвардейское прошлое тяготит его.

В недолгую их встречу с Евгенией Ивановной был зачат их ребенок.

Евгения Ивановна возвращается в Англию, где вскоре умирает от послеродового осложнения.

Русская душа не может жить без Родины. Русский человек в годину трудностей и испытаний должен быть со своей страной, откуда его корни, его душа.

Достаточно глубокая и неоднозначная повесть Леонида Леонова.

Она очень точно передает кризис, агонию белого движения в России. Действие разворачивается в небольшом городке Няндорске, в котором погиб представитель Антанты — английский полковник.

Главный герой — начальник контрразведки поручик Пальчиков получает приказ от белогвардейского командования — произвести массовые репрессии.

В повести очень хорошо показана нравственная, идейная эволюция Пальчикова. Поле арестов и допросов он приходит к выводу, что он воюет с Россией, а не с отдельными ее представителями. Он приходит к выводу,что идея белого движения, поначалу такая соблазнительная и поддерживаемая частью народа, гниет на корню.

Осознав фиаско, Пальчиков решается выпустить арестованных. Зайдя в глухой жизненный и идейный тупик, он кончает жизнь самоубийством.

Повесть была достаточно смелой по тем временам. Образ Пальчикова неоднозначен, может быть истолкован по разному. Леонов осмелился написать строки о том, как в начале гражданской войны белые отряды встречались массовым ликованием, крестным ходом и колокольным звоном.

Влияние лучших традиций Н.Гоголя, Ф.Достоевского и М.Горького в повести несомненна.

Повесть Леонида Леонова сочетает в себе показ бытовых, экзотических подробностей жизни среднеазиатской республики. и, традиционный для 20-х -30-х годов, пафос покорения природы, которую необходимо поставить на службу человеку.

Главный герой Петр Маронов — романтик, мечтатель, ищет в жизни опасностей, возможностей приложения своих сил. Судьба сначала бросает его за полярный круг, на ледяной Шпицберген, а затем в жаркую, экзотическую Туркмению, где начинается беспощадная борьба с опустошительным нашествием саранчи. Тяжелая, бескомпромисная борьба, сложный, не налаженный быт, непростые контакты с местным населением — дехканами, развеивают романтические иллюзии героя. Из этой борьбы он выйдет зрелым, цельным человеком.

Повесть намечает некоторые экологические и научные проблемы, которые станут важными для последующего периода истории человечества.

Отдельно отмечу своеобразный, богатый язык повести.

Если задуматься, то не всегда становится сразу понятно, что собственно является литературой социалистического реализма. Известные произведения Ф. Абрамова, В. Астафьева, Ю. Нагибина? Наверное, да. Роман Л. Леонова «Скутаревский» интересен, на мой взгляд, и тем, в числе прочего, что он представляет собой яркий пример становления данного (ныне уже и не существующего) вида литературы в нашей стране. Пожалуй, речь может идти о некоем родоначалии. Интересно сопоставить это обстоятельство с тем, что в то же самое время в эмиграции творили писатели совершенно иного направления — Набоков, Газданов, Бунин...

Если извлечь из романа «Скутаревский» голый сюжет, то он оказывается довольно заурядным, без излишнего усложнения фабулы. А некоторые его линии («вредительская организация») вообще невнятны. Основное внимание автор уделил главному герою – профессору Сергею Андреевичу Скутаревскому, интеллигенту, принявшему, как принято было говорить, революцию. Образ профессора Скутаревского весьма, на мой взгляд, своеобразен. У меня он вызывает определенное неприятие. Видимо, задумывался тип человека, всецело преданного науке. Но в результате получился не «Паганель» какой-нибудь, что естественно, но до крайности эгоцентричная личность, не лишенная, как будто, чувств, но почти полностью освобожденная от какой бы то ни было рефлексии. Так, например, он будто бы случайно женится, живет со своей женой долгое время, а затем оставляет её. И не ради молодой любовницы, скажем, а так, за ненадобностью, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами. Надоели, видите ли, ему её пошлые вкусы и манеры (долго пришлось ждать, однако). К своему родному брату Скутаревский относится со снисходительным презрением. Одна из самых сильных сцен романа – прощание Скутаревского с умирающим сыном. Но и тут профессор верен себе. Рассуждая вслух о том, что вот они с сыном оказались почему-то врагами, он думает, как бы не опоздать на поезд ввиду важной (для страны? для себя?) командировки. Эта «фантастическая» ситуация парадоксальным образом, словно с точностью «до наоборот», напоминает стихотворение Э. Багрицкого «Смерть пионерки». Странно, но автор снимает с Сергея Андреевича какую-либо ответственность за судьбу близких ему людей, коллег и т.д. В результате он единственный остается, что называется, белым и пушистым. В собственных глазах, прежде всего. Кажется, что душевное смятение Скутаревскому не знакомо. Ну как же, у него на это просто нет времени, он постоянно занят важным делом. Смысл, цели этой работы и вообще тема науки в романе особо не раскрываются (Скутаревский вполне мог бы быть и ботаником, например. Но в этом случае труднее было бы придумать для него общественно значимую работу, что важно для романа). И не смотря на все перипетии, никак нельзя сказать, что профессор испытывает душевный кризис. Максимум, что он способен почувствовать, это небольшую неловкость или досаду. Во всем остальном Скутаревский – вполне вещественный старик, образ его весьма зрим и значителен в художественном отношении. Индивидуальность «положительных» героев романа, Черимова, Жени гораздо менее убедительна. Уж если на то пошло, хочется спросить, а нужны ли такие однобокие, как Скутаревский, люди в социализме, за который ратует автор? Такие «быки» в том коммунизме, о котором, Леонов, по-видимому, мечтает в «Дороге на Океан»? К слову, и Алексей Курилов из «Дороги на Океан» тоже не особенно переживает по поводу смерти от туберкулеза своей жены Катеринки. И дело тут не в отсутствии сентиментальности у автора, а в какой-то особой его установке – новый герой-деятель должен быть таким-то. Впрочем, не думаю, что сам Леонов абсолютно идеализировал своего главного героя. Его произведение, несомненно, глубже лежащих на поверхности конфликтов. Иначе оно не вызывало бы сейчас никакого интереса. Но текст производит противоречивое впечатление. Может быть, это одно из свойств хорошей прозы.

В целом можно сказать, что в данном романе Леонов проявляет себя в большей мере мастером бытовой и психологической детали, философом «житейского плана», чем как исследователь социальной действительности, её исторических корней. В самом деле, такие моменты романа, как встреча Скутаревского с Лениным и, особенно, превращение банщика в депутата выглядят слишком плакатно. Автор довольно эффектно, едва ли не с пафосом Салтыкова-Щедрина, клеймит приверженцев старого мира, ретроградов, мещан и т.п. А вот показать превосходство нового получается, на мой взгляд, не слишком хорошо. Здесь отчетливо видно, что «Скутаревский» написан в период поиска новых идеалов в искусстве (советском). Невозможно себе представить, чтобы этот роман мог быть создан не в тридцатые, а, например, в шестидесятые годы двадцатого века. Да и вообще понятно, конечно, что, в самом широком смысле, изображать темную сторону жизни проще, чем рай земной, или даже дорогу к нему. (И какой-нибудь Муркок посылает своих героев в бог знает какие бездны ада, но никогда – в райские кущи.) Думается мне, что авторы советских производственно-фантастических романов (вроде А. Казанцева) строили свои произведения на той же идейной основе, что и автор «Скутаревского». Леонов, однако, заметно отличается от последних своим писательским мастерством, талантом. Но впечатление от романа как целого заметно слабее, чем от отдельных его мизансцен. Итог, если так можно выразиться, сей истории не кажется мне в должной степени значительным. Прочтение оставляет какое-то чувство неудовлетворенности и хочется сказать что-то вроде: «Авторская позиция (message) не определена достаточно ясно, как бы ей следовало…» Я бы даже рискнул заявить, что отчетливые элементы программной идеологии, вполне добросовестные, выглядят у Леонова менее органично и более агрессивно, чем у того же раннего Казанцева. Хотя ценность данного произведения лежит, по-видимому, в несколько иной плоскости – в том, что называется процессом становления героя, выбором жизненного пути, разговора со своей совестью и т.п.

Роман Леонида Леонова «Соть» о том, как в глухие лесные места приходят прагматичные, прямолинейные, одержимые идеей переустройства мира люди, изменяют древний, веками сложившийся уклад местных деревень, монашеского скита и начинают здесь мощное строительство.

Уже первые строчки о том, как большевик Увадьев, вставив палку в муравейник, нарушает привычный ход жизни муравьиного царства, глубоко символичны.

Герои романа, большевики, люди аскетичные, как правило, лишенные семейных забот, глубоко одинокие и мужественные, обрисованы автором, как новоявленное «войско чертей», неистово и безжалостно работающих на новый строй. Века меняются, меняются и духи.

Новый большевистский, советский дух, изгоняет и побеждает языческое и христианское. Уходят в панике лешие, водяные, приходит в упадок монашеский скит и кажется правыми, те из монахов, кто говорит о «великом соблазне»...

Читая роман, удивляешься беспечности советской цензуры, выпустивших это произведение с двойным, а то и тройным дном, очень неоднозначное по своей трактовке.

Чего не отнять у романа, так это его очаровательный, где-то даже сказовый, очень образный язык, составляющий ткань произведения.

Вот начало романа. «Лось пил воду из ручья. Ручей звонко бежал сквозь тишину. Стоя на раскинутых ногах, лось растерянно слушал свое сердце». Прочитав эти строки и явственно услышав, почувствовав лесную тишину, со звонкой свирелью ручья, я понял, что буду читать этот роман дальше.

Один из самых значительных романов литературы 20-х годов ХХ века, своеобразный срез советского общества времен «угара нэпа».

Первое, что удивляет — это краски романа: белые, нежные, чистые — в зимних сценах, серые, с переливом в багрово-красные и синие — при изображении «воровской малины», светлые, сиреневые, яркие — при показе весенних встреч Николки Заварихина с Таней.

В романе колоритно показаны персонажи эпохи и их судьбы. Судьбы людей, жизнь которых перемололи революции и войны.

В центре повествования — непростая судьба Дмитрия Векшина, бывшего красного командира, который,подобно героине повести А.Толстого «Гадюка», также не нашел себя в новой эпохе строительства коммунизма. Митька опускается на дно жизни, становится вором, совершает преступления, общается с миром воров и проституток и всячески пытается подняться и покончить со всем этим. Писатель несколько раз возвращался к роману, перерабатывал его, представляя различные варианты судьбы Мити Векшина(роман как будто бы не отпускал писателя).

Леонов населяет книгу множеством персонажей, показывая их драматичные судьбы. Тут показана доля Николки Заварихина, простого деревенского парня, приехавшего в Москву и на вокзале обворованного Манькой-Вьюгой. Перед нами чередой проходят лица: тут и слесарных дел мастер Емельян Пухов(Пчхов),и бывший помещик Манюкин, зарабатывающий себе на жизнь сочинением историй, и подруга Митьки Маня Доломанова, и вор Санька Велосипед, пытающийся завязать и уехать в деревню, и молодой управдом Чикилев и множество других.

Особенно ярко Леонов рисует свой любимый мир цирка, судьбу гимнастки Геллы Вельтон(Тани) и ее воспитателя Пугля.

Оригинальным ходом романа является присутствие в нем необычной фигуры — писателя Фирсова, гражданина в клетчатом демисезоне, появляющегося в Москве с целью изучения мира того времени, собирающего материал, интересно рассказывающего и комментирующего по ходу действия героев и их поступки.

Несмотря на привычный густой леоновский текст, роман читается достаточно легко. Стилистически он безупречен, отлично передана речь людей в то время, обрисована обстановка 20-х годов.

Книгу высоко оценили многие, начиная от Горького, Роллана и Цвейга, заканчивая Солженициным, Быковым и Прилепиным.

По мнению З.Прилепина, М.Булгаков тоже ценил этот роман, позаимстовав его начальную главу для завязки «Мастера и Маргариты» и «клетчатого» гражданина. Появляется у Булгакова и своя Гелла, выступающая , правда, не в цирке. как у Леонова, а в «Варьете», вместе с Воландом.

Сложный философский роман — сага о русском лесе, о его месте в жизни не только русского народа, но и всего Человечества.

В фундаментальной, сложной книге прослеживается несколько сюжетов.

Один из них — история юной Поли Вихровой, которая 22 июня 1941 года (буквально накануне войны), приехала в Москву, чтобы повстречаться со своим отцом, крупным ученым- лесоводом Иваном Матвеевичем Вихровым, ведущим, из-за неприятия его концепции о лесах, почти отшельнический образ жизни. Далее героине предстоят нелегкие испытания во время войны, выполнения заданий, плен, допросы.

Еще одна сюжетная линия — одиссея Ивана Вихрова, юноши с непростой судьбой, дерзнувшего, подобно былинному богатырю, вступиться за русский лес. Вихров показан практически одиноким рыцарем науки, который сражается за сохранность русской природы, в том числе и с неким хитрым, иезуитским «гением предательства», Азефом русской науки Александром Грацианским, ловким демагогом и карьеристом, все объясняющим с точки зрения выгоды.

Еще одним сюжетным пластом становится сам русский лес и пламенные речи автора в его защиту.

Роман похож на былинную сказку. В нем много красивых описаний, символики, образности, легенд, переплетения языческого и христианского. Читая его, вспоминаешь полотна Нестерова, Васнецова... Но важно одно — Леонид Леонов, одним из первых почувствовав изнанку пропагандируемых идей НТР, призывает к защите природы, т.е. к тому, к чему позже будут призывать масса природозащитных организаций.

Роман восприняли по — разному. Сначала он подвергался жесткой критике. А лишь затем, вдруг, был обласкан и награжден Ленинской премией.

Многие писатели — почвенники, мастера деревенской прозы, начинали отсчет главных идей своего творчества с этого романа. Но пока еще не превзошли его.

Очень интересный, психологически тонкий и глубокий роман Леонида Леонова, который базируется на фантастической идее.

Известный ученый Сергей Андреевич Скутаревский работает над загадочным проектом- передача энергии без проводов. Без науки жизнь он себе не мыслит, даже музыка выполняет роль стимулятора научных идей(профессор упражняется на редком инструменте — фаготе). Женился ученый также, как будто, совершенно случайно. Романтическая ночь с полузнакомой девушкой в беседке сыграла свою роль...

Но вот в его жизни наступает кризис. То, что казалось реальным, близким, достижимым стало отдаляться и терять свой смысл. Семья не радует, жадная и самолюбивая жена стала совсем чужой, связалась со спекулянтом и ценит превыше всего материальные блага. Сына подозревают во вредительстве. На работе нарастает непонимание и недоверие. Даже любимая охота уже не радует ученого.

И вот, поздним зимним вечером, мчащийся в автомобиле сквозь метель Скутаревский, подбирает попутчицу — девушку Женю. Девушку, которую он оставит ночевать у себя дома. Девушку, с которой он покинет дом и которая перевернет всю его жизнь...

Этот сюжет — лишь обрамление непростых философских идей произведения.

Уже тогда, в начале 30-х годов, чуткий к переменам, носящимся в воздухе, Леонов предсказывает трагедию науки в новом обществе «светлого будущего». Кроме того, роман еще и о том, как можно понапрасну растратить жизнь, не сумев воплотить необходимую для человечества идею. И также о том, какую огромную роль для Творца играет его окружение.