Все отзывы на произведения Эдуарда Веркина

Hohmach, 25 сентября 2018 г. в 15:29

Это одна из самых слабых книг, что я читал за всю свою бесконечно долгую жизнь. Обратить на неё внимание меня заставили восторженные статьи на паре авторитетных ресурсов, да и сама постапокалиптика меня живо интересует, тем более та, что не сводится к беготне в противогазе по промзонам. И как же я был удивлён.

Далее следует масштабное полотно из придирок и претензий, и я не жду, что кто-нибудь дочитает его до конца, но мне (по какой-то неясной причине) хочется разложить всё по полочкам и сформулировать своё отношение максимально полно и чётко.

Итак, поскольку, на мой взгляд, в этом романе плохо почти всё, я для начала перечислю то немногое хорошее, что в нём есть.

1) Сама диспозиция: война смела весь мир в труху, кроме Японии и собственно Сахалина. Последний — пограничная зона между цивилизацией и хаосом. Это интересно, уникально и неплохо привязано к нашей действительности. Этот расклад – несомненная удача.

2) Атмосфера. Мрак, тлен, безнадёга, безумие, всякие макабрические причуды – всё это здесь есть и неплохо воздействует на читателя.

Таким образом, сеттинг романа уникальный и достаточно занятный в основе своей. Проблемы же лежат в плоскости сюжета и языка (то есть, фактически, во всём остальном).

Скажу пару слов о сюжете – благо, больше и не получится. Девушка по имени Сирень, практикующий футуролог (что-то вроде прогрессора без права вмешиваться), приезжает из Японии на Сахалин с заданием осмотреть остров и дать отчёт какому-то там этнографическому обществу. И она странствует. В общем-то, всё. На протяжении всей книги она движется из одной стороны острова в другую, описывая то, что видит.

Проблем здесь много. Для простоты – снова по пунктам:

1. Главная героиня.

Начнём с того, что Сирень — типичная Мэри Сью, как по учебнику. Красивая, умная, начитанная, решительная, умеет обращаться с оружием и великолепно выпутывается из любых ситуаций. Все встреченные ей люди относятся к ней с уважением и пиететом, предоставляют транспорт, ресурсы, поят дефицитным чаем и охотно идут на философские беседы.

Почему это плохо? Как минимум потому что недостоверно. Выдающиеся качества и навыки никак не вытекают из предыстории персонажа. Сирень — учёная, не солдат и не выживальщик, она никогда не бывала на Сахалине, и ей просто негде и некогда было воспитать в себе характер и волю закалённого бойца. Да, формально у тексте есть описание, как она перед поездкой на Сахалин стреляет по мишеням, но по ходу повествования она проделывает такие вещи и с таким хладнокровием, что несколькими сессиями в тире это никак нельзя объяснить.

Но это не единственная проблема, связанная с Сиренью. Хуже другое — отсутствие у неё эмоций, реакций и вообще каких-либо человеческих проявлений. У неё нет слабостей, страхов, фобий, вредных привычек, увлечений и, что хуже всего, эмоций. Казалось бы, она путешествует по безумному выморочному миру, наблюдает закат человеческой расы, но это никак на ней не отражается.

Тут мне могут возразить, дескать, так и задумывалось, это же этнографический отчёт, поэтому в нём и нет эмоций. Могут предположить, что это намеренное отстранение, которое лишь подчёркивает описываемые кошмары. Я принимаю это возражение и отвечу на него в самом конце отзыва.

Пример грамотного использования отстранения — Камю, «Чума». Показываем эпидемию чумы с академическим спокойствием. Но даже там герои не были бездушными истуканами, у них были эмоции, они страдали и переживали. На уровне текста это описывалось скупо и холодно, но всё-таки описывалось, и поэтому эмпатия между читателем и текстом возникала, и возникало погружение.

Словом, главный герой книги — безэмоциональный терминатор. И я убеждён, что и безэмоциональность, и терминаторность только вредят роману, и вредят, пожалуй, больше, чем что-либо другое. Если бы Сирень была внятно прописанным человеком, а не болванкой, если бы реагировала на происходящее, общалась, сомневалась, испытывала страх, симпатию и антипатию, это была бы совсем другая книга, и лично мне бы она понравилась (даже при том же самом сюжете, от которого я тоже не в восторге) гораздо сильнее.

2. Динамика отношений между персонажами отсутствует. Её попросту нет. За время похода к Сирени присоединяются двое человек, и они почти не общаются друг с другом. Ни во время долгих переходов, ни во время стоянок. Почти нет диалогов между ними, нет совместных действий (помимо ходьбы, конечно), нет реакций друг на друга. В аннотации сказано что-то про истинную любовь, но это прямая ложь, ничего такого в книге нет и близко.

И это выглядит крайне странно. У нас есть как бы партия приключенцев, которая идёт в поход, но мы толком не прописываем ни одного из них, и общаться друг с другом они тоже не будут. Они все просто присутствуют в одной пространственной точке, не более. Зачем это, почему? Вы ведь понимаете, какой потенциал заложен в общении между персонажами? Диалоги, настроение, передача читателю информации, раскрытие образов... Ничего этого здесь практически нет. А если персонажи и начинают говорить, то выдают декларации. Местами интересные и неплохо сформулированные, но декларации. Таким образом, мы и здесь не видим людей, а видим лишь функции, которые к тому же работают неизвестно на какую задачу (об этом чуть дальше).

Хотите положительный пример? «Тёмная башня» Стивена Кинга. В более чем абстрактных обстоятельствах выписана партия приключенцев, которые безусловно являются и выглядят людьми — они шутят, ссорятся, обижаются, сомневаются, боятся, учатся и меняются. А ещё иногда справляют нужду и занимаются сексом. Но, видимо, в случае Острова Сахалин всё это богатство тоже принесено в жертву «этнографии». По-моему, размен просто неравноценен. Кажется, это именно тот случай, когда стилизация играет против произведения.

3. Арок персонажей тоже нет. Мало того, что они не взаимодействуют друг с другом, они ещё и не меняются, ничему не учатся, не корректируют взгляды на мир. Внутренняя динамика персонажа – один из основных принципов драматургии, но автор и здесь свёл всё к абсолютному нулю.

4. У похода по Сахалину нет явной цели, как нет и зацепок-вопросов по ходу повествования. Книга достаточно объёмная – 480 страниц, стиль отличается скрупулёзностью и многословием, и читать такой текст, не понимая цели происходящего – удовольствие сильно ниже среднего. Перед нами мелькают города, деревни, люди, переправы, реки, горы, но для чего всё это происходит, нам неведомо. “Осмотреть Сахалин” – слишком расплывчатая цель, и не годится как побудительный мотив к чтению. Это как если бы Фродо и Сэм отправились в Мордор просто так, осмотреть достопримечательности (а по сути это именно то, что происходит в Острове Сахалин). Ближе к последней четверти книги цель вроде бы проступает, проговаривается вскользь – оказывается, герои хотят выбраться с Сахалина. Отлично, но и этого бесконечно мало. Да и персонажи столь вяло реагируют на происходящее и столь скупы на общение, что и эта цель тонет в потоке описаний. Помимо отсутствия чёткой глобальной цели (что ещё можно было бы стерпеть и счесть за концепцию), в книге нет и промежуточных целей и вопросов. Что означало это событие? Чего добивается этот человек? Как разрешится эта ситуация? Подобных вопросов в сюжете не возникает, а ведь именно они – основное топливо для читательского интереса.

Здесь хочу прерваться и предвосхитить ваш вопрос: “А разве нельзя написать хорошее и увлекательное произведение со статичными персонажами, перед которыми не ставилось бы никакой конкретной цели”? Разумеется, можно. У нас есть близкое по духу произведение — “Дорога” Кормака Маккарти, написанное почти о том же самом. Там очень условные характеры, там двое так же бредут по атомной пустыне без всякой видимой цели помимо выживания. Но есть два важных отличия. Во-первых, “Дорога” чуть ли не втрое короче “Острова Сахалин” и текст в ней бесконечно более плотный. Во-вторых, Маккарти просто лучше пишет.

5. Удачный сеттинг подаётся исключительно в лоб — рассказами, что да как.

Вот у нас секта, читайте десять страниц об истории секты (надо ли говорить, что в сюжете она не играет никакой роли и после этого описания пропадает из книги навсегда). Вот город, читаем как бы выдержку из путеводителя. Вот появляются зомби — держите подробнейшее описание течения болезни и поведения инфицированных (как будто зомби это некая новинка, которую стоит подробно описывать).

По сути весь роман это набор описаний – городов, деревень, сект, тюрем, кораблей. И все они длинные, и все они написаны канцеляритом, и все они существуют отдельно от сюжета, никак на него не влияя. Один рецензент сравнил роман с собственным черновиком, но я бы сказал, что это просто сборник дополнительных материалов к сеттингу, которые можно было бы поместить в приложение. А роман – с персонажами, конфликтом, идеей, сюжетом – на их основе ещё предстояло бы написать.

И здесь мы снова сталкиваемся с последствиями стилизации под отчёт этнографа. В Острове Сахалин нам постоянно о чём-то рассказывают и очень редко что-то показывают. Нам не предлагают пожить в заданных обстоятельствах, не дают посмотреть на них изнутри, мы лишь изучаем их снаружи, со слов каких-то третьих лиц.

Мне могут сказать, что я просто не согласен с концепцией книги, и будут правы. Этот сеттинг с его атмосферой действительно хорош и заслуживает чего-то большего, чем поверхностное описание-экспозиция. От ощущения упущенной возможности и поворота не туда становится ещё обиднее.

6. Язык и стиль произведения плохи.

Я понимаю, что это самая субъективная часть литературы, но здесь мне остаётся только передать собственное впечатление. Почти весь текст написан в духе этнографической заметки, что подразумевает обилие сложных и длинных фраз на канцелярите. Средняя фраза выглядит примерно так: “Город N занимает крайне важное положение в экономической структуре этих земель в связи с успешным производством электроэнергии, связанным с действиями местной администрации и выгодным географическим положением”. Это сошло бы за приём, но так написана почти вся книга. Читать это утомительно и не приносит эстетического удовольствия.

Но канцелярит – лишь одна грань проблемы. Вторая – общая небрежность. Предложения в массе своей очень длинные, в них попросту через запятую перечисляется несколько разных мыслей, которые по-хорошему нужно разделять точками. Это похоже на рассказ малыша о том, как прошёл день: “Сначала мы гуляли, потом ели кашу, она была вкусная, я попросил добавки, но воспитательница сказала, что больше нельзя, и я обиделся, а вечером мы ещё раз погуляли”. Дело вкуса, конечно, но от таких текстов мне лично хочется выть.

Причём не сказать, чтобы автор не умел писать – он умеет. Порой в этом многословном потоке попадаются прекрасные и точные места. Приведу самый яркий пример. В первой трети книги есть отрывок, в котором двое напарников вылавливают из моря сушёные трупы. И этот отрывок написан блестяще! Как будто щёлкнули невидимым переключателем в положение «Хорошо». Красиво, образно, колоритно, отточенными фразами. Но на весь роман это, пожалуй, единственный пример. Выглядит так, будто автор либо потратил на этот отрывок больше времени (подозреваю, что изначально это был отдельный рассказ), либо пригласил какого-то очень грамотного редактора.

На этом, пожалуй, всё.

Что в итоге? В итоге получается, что Остров Сахалин — это скверно написанный отчёт о бесцельном походе безликих персонажей по относительно интересному миру.

Теперь побуду адвокатом дьявола. Я прекрасно понимаю, что всю мою критику можно разнести одним простым аргументом: автор всё нарочно так задумал. Это этнографический отчёт, поэтому в нём нет эмоций, переживаний, нет прописанных характеров, нет живых диалогов, нет интриги, и вообще это всё одна большая экспозиция. И я согласен — если принять концепцию книги, то получится, что в рамках своей задачи она работает неплохо. Да вот только принять эту концепцию лично у меня никак не получается. По двум причинам.

Во-первых, намёки на всё перечисленное в книге *всё-таки* есть. Автор не совсем уж выхолостил произведение от всех примет условно «обычного» нарратива. Здесь есть и персонажи, и характеры, и приключения, но всему этому будто нарочно не дают ход, купируют едва намеченные ростки, будто автор сознательно бил себя по рукам, чтобы нечаянно не написать как пишут все.

Во-вторых, я убеждён, что наличие этих купированных вещей сделало бы книгу намного лучше, полнее бы раскрыло её потенциал.

Но окончательно поставить крест на романе всё-таки не получается; надо признать, что удивительным образом, несмотря на массу глобальных и локальных проблем он всё-таки оставляет некое приятное послевкусие. Сеттинг сам по себе интересный и запоминающийся, попадаются занятные локации, интересные рассуждения о природе будущего, отдельные удачные сцены. Но всё это похоронено под настолько толстым слоем некачественного и бессмысленного текста, настолько испорчено чудовищной реализацией, что впору рыдать. Могла бы получиться отличная книга, но для этого нужна вторая попытка или просто другой автор.

Dixi.

kerigma, 02 сентября 2018 г. в 22:06

Кто искал в современной русской литературе что-то захватывающее и при этом серьезное, и фантастическое, и нешаблонное — тот нашел.

Вначале я думала, что «Остров Сахалин» Веркина — это такая сомнительная пародия на Чехова в мрачной постапокалиптике. Потом — что это такая переделка «Гордость и предубеждение и зомби», только вместо Остин опять же Чехов. Потом — что это роуд-трип в духе «Дороги». А в конце готова признать, что это прекрасный роман, который гораздо больше всех своих составных частей, и я не знаю, на какую полку расхожих сюжетов и приемов его можно сунуть — ни на какую, как и всю хорошую литературу.

Я искренне рада, что у нас пишут такие книги. Для этого нужно обладать и определеной решимостью, и определенной наивностью. Чтобы совместить Чехова и зомби, к примеру (а пресловутое «мобильное бешенство», или МОБ — не что иное, собственно), и при этом умудриться не скатиться в тотальный комизм (для меня лично тема зомби означает комизм автоматически). А, напротив, так медленно нагнетать напряжение, что вначале, когда расписываются всякие тюремные ужасы, читатель еще не верит и не пугается, а к концу, когда всякой жуткой физиологии становится поменьше, начинает впечатляться каждым поворотом все сильнее и сильнее.

Или, скажем, чтобы взять за основу мир после ядерного апокалипсиса — это тоже сам по себе такой расхожий штамп, что куда уж повторять его в очередной раз. Но Веркин делает это очень аккуратно и очень удачно — апокалипсис произошел, но не вчера и не везде. Япония сохранилась в качестве единственного анклава цивилизации, а остров Сахалин оказался своеобразным барьером между Японией и остальным потонувшем в хаосе, плохой экологии и мобильном бешенстве миром. И тут как раз вступает черед Чехова с его педантичными и несколько сатирическими характеристиками местных исправительных учреждений.

Мне интересно, как к Веркину приходила идея построения его мира и героев. Хочется думать, что это было так же постепенно, как идет моя реконструирующая мысль сейчас: если анклав цивилизации, то Япония, сама суть острова + высокого технологического потенциала это предполагает. Если Япония, у нее должна быть какая-то «барьерная зона», на которой зерна отделяются от плевел, образно говоря — и это Сахалин и там должны быть зоны для беженцев и ссылка для тех, кто не вписался в новый мир. На материке жизни нет, в самой Японии все уже более ли менее стабильно, так что если что и происходит, то на Сахалине. Ну а если Сахалин — то Чехов, вот пасьянс и сошелся.

Мир Веркина поражает не то чтобы проработанностью даже (мне сложно сказать, сколько взято у Чехова, надо его наконец прочитать нормально), а какой-то полной логической обоснованностью. И да, это нам японцы, корейцы и китайцы кажутся все одинаковыми (извините) — я знаю, что для них самих разница колоссальная, а все европейцы им тоже кажутся одинаковыми (и это отлично проявляется в романе, кстати, в мелких деталях вроде «белого негра»). И логично, что на Сахалине выделяют социальные группы не только по признаку криминального прошлого, но и по национальному.

Такой же логичной кажется и профессия нашей героини, которая прибывает на Сахалин с научно-исследовательской целью; кем быть после апокалипсиса, как не футурологом, действительно — вопрос не о том, каково будет будущее, а будет ли оно вообще, становится как никогда актуален. Героиня планирует посещение тюрем, потому что по версии ее профессора, Сахалин — это место предела, место, в котором все начинается и которое на все влияет, там лучше, чем где-либо, видны изменения. Мы не видим научных результатов, а посещения карательных учреждений описываются хоть и тщательно и детально, но в этой тщательности есть что-то от Чеховской усмешки, есть что-то от Гончаровской этнографии, и мы понимаем, что это все для отвода глаз. Хотя и так достаточно ужасно, но именно что достаточно.

А потом совершенно естественным, но малопредсказуемым, как и все совершенно естественные вещи, образом это хрупкое равновесие ужасности рушится — и героиня со своим проводником оказывается в водовороте хаоса, из которого им предстоит долго и мучительно выбираться. Приключение? Да, строго говоря, приключение, хотя все заплатили за него слишком дорого.

Удивительно, что дело глобально не в том, выбрались они или нет, хотя даже такие мелкие с исторической т.зр. причины влекут широкие последствия, которые мы увидим в самом конце романа. Удивительно, как постепенно проясняется, о чем, собственно, роман — роман о надежде, что как нельзя лучше применимо и к постапокалипсису, и к каторге, и к их сочетанию.

kkk72, 31 декабря 2010 г. в 12:07

Какой все-таки многогранный жанр — апокалиптика!

В начале этого года мне в руки попалась «Дорога» Кормака Маккарти, книга, потрясшая меня до глубины души, настоящий шедевр, безусловный фаворит в моем списке на звание лучшей книги года. А вот сейчас я имел несчастье ознакомиться с «Богом 58 калибра», поделкой некоего Макса Острогина. Что ж, титул худшей книги года, кажется тоже нашел своего хозяина.

Итак, чем же данный опус может претендовать на столь непочетное звание?

Мир, созданный автором абсолютно нереалистичен и явно клепался по принципу — чем страшнее, тем лучше. Смертельные болезни косят людей, оставляя лишь недогнившие пальцы. Жуткие механические монстры уничтожают на своем пути все живое. Толпы живых мертвецов слоняются по окрестным лесам. Обычная фауна от волка до ежика мутировала в каких-то чудовищ. Каждый поход людей за трофеями стоит жизней большинству его участников. А уж с каким рвением люди мочат друг друга! Да, в таком мире остатки человечества смогли бы продержаться не более нескольких месяцев, а не несколько десятков лет, как описано в книге. Хотелось бы заодно поинтерсоваться у автора произведения, откуда у всех такое количество оружия и особенно патронов, если прочие достижения цивилизации сгинули почти полностью.

Ряд «удачных» идей автора вызывает просто-таки смех, например, самозакапывание на ночь в землю или механический монстр, спастись от которого можно только непрерывно убегая 56 минут, а затем он прекращает преследование. Сразу видно, что автор в школе прогуливал кроссы на физкультуре, да и о выживании в опасных условиях он даже поленился прочесть хотя бы пару книг.

Все приключения сводятся к почти беспрерывному и бессмысленному мочилову, в котором герой вполне преуспевает. Попутно активно проводится мысль, что все вокруг сволочи, и только главный герой почему-то хороший. При этом, например, «хороший герой» не стесняется, обирая тело убитого товарища, забрать все более-менее ценное себе, а напарнику всунуть что поплоше.

Характеры персонажей примитивны настолько, что вполне могут быть описаны фразой: «они все козлы, а я чо, я — нормальный пацан». Больше тут и сказать нечего.

Особую оторопь вызывают религиозные воззрения персонажей произведения. Это ж надо было до такой степени исказить саму суть какой-либо веры, подав ее в столь карикатурном виде!

В общем, перед нами — литературная основа для третьеразрядного «мясного» шутера, не более того. Честно говоря, не могу представить себе, кому из фантлабовцев я мог бы порекомендовать столь примитивную книгу. А если захочется пощекотать нервы, так лучше уж поиграть в старый добрый «Квейк», чем читать неудачную пародию на него.

И все бы было ничего, в конце концов, плохие книги бывают. Можно простить автору бездарный сюжет, неправдоподобный мир, примитивных персонажей. Страшно другое — этот роман наверняка найдет своих поклонников, да и продастся, вполне возможно, большим тиражом, чем «Дорога» того же Маккарти. И издатели, как выясняется, готовы активно продвигать именно эту книгу. И все больше молодых людей будут готовы отождествить себя с персонажами «Бога 58 калибра», с людьми, даже не осознающими своей жестокости и ограниченности, людьми, способными на все, лишь бы только сберечь свою шкуру еще на один день. И на пути к дальнейшему озлоблению и оглуплению человечества будет сделан еще один, пусть совсем маленький шажок.

А это значит, что горькое пророчество старика Маккарти становится все более реальным.

ismagil, 08 февраля 2012 г. в 19:19

Эдуард Веркин производит (и, похоже, поддерживает) впечатление холодного до аутичности литератора-профи, способного писать для детей что угодно, в любом направлении и с обеих рук. Основной рукой он в короткие сроки наколотил несколько десятков повестей в коммерчески привлекательных и не слишком тесных нишах подростковых ужасов, фантприключений и познавательного фикшна – и добился успеха, признаком которого можно считать тиражи, переиздания и небольшую армию фанатов.

За этими нишами, как в целом за текущими процессами в отечественной детской литературе, я не слежу и ничего совсем уж хорошего от ниш и процессов давно не жду. Соответственно, Веркина я не читал и не собирался. Но усеченный вариант моего романа прошел вдруг в финал конкурса «Книгуру» — и я решил, что лучшего повода изучить срез актуального детлита не будет.

Тут и выяснилось, что у Эдуарда Веркина есть вторая рука, которой он пишет некоммерческие тексты и получает за них (впрочем, не только за них) разные премии (но не всегда публикации). Дальше можно порассуждать про Джекила и Хайда, про Синюю папку и про сор, из которого непременно что-нибудь растет. Но лучше сразу перейти к делу.

Дело такое: «Облачный полк» — единственная книга последнего (как минимум) десятилетия, которую должен прочитать каждый нормальный житель нашей страны, достигший 14 лет.

В роман я вошел со снисходительным скепсисом. Потом ошарашено подумал, что это ведь почти что уровень богомоловского «Ивана». На самом деле «почти что» здесь лишнее – более того, веркинский «Облачный полк» помощнее будет.

Роман написан очень мастерски и очень просто. Читать его очень легко и очень тяжело. И не потому, что мальчишеский треп может плавно перетечь в лютый бой до кровяных сгустков под веками, а марш по притихшим деревням заводит героев в кусочек неуместной на войне, но все равно страшной сказки. А потому, что все ведь знают, чем в итоге завершалась относительная партизанская вольница 1942-43 годов. И еще потому, что мое поколение помнит не только имя и фамилию дерзкого пацана Саныча, но и даты его жизни – вместе с обстоятельствами, связанными с последней датой.

Многие думают, что забыли — но все равно помнят. Или вспомнят. Особенно если напомнить вот так – как раньше детские писатели не напоминали:

«– А тебе нравилось убивать? – спросил я.

– Что?

– Убивать, – повторил я. – Немцев. Нравилось?

Он все-таки достал свою папиросу, задымил.

– А нам нравилось. Вот мне. И ему тоже нравилось.

Писатель неловко стряхнул пепел, прямо в салон, на кожаный диван.

– Видишь ли… – Виктор курил и кусал зубы. – Про «Убей немца» сейчас не очень… своевременно. Эренбург сам не любит вспоминать. И общество…

Писатель сделал рукой круговое движение, взволновал дым. Послюнявил пальцы, потер место ушиба.

– Мы ведь сейчас с ГДР очень дружим.

– А я не дружу, – сказал я. – Я вот лично не дружу.

– Я не знаю…

Писатель сломал папиросу, выкинул в окно.

– Я считаю, что все еще не закончено, – сказал я. – У нас с немцами. И никогда не будет закончено. Каждый немец, пусть он через сто лет родится даже, каждый немец нам должен.

– Ну да, за то, что они у нас тут сделали…

— Совсем нет. Они нам должны не за то, что они у нас сделали. Они должны за то, что мы у них не сделали.»

Еще раз: это не лучший исторический роман, не подростковая книга года, не игра в патриотический проект брежневской эпохи.

«Облачный полк» — это мощная, пронзительная, горькая и гордая книга, подлежащая обязательному прочтению каждым нормальным человеком.

Отзыв со ссылками на текст размещён в АК: http://fantlab.ru/blogarticle18755

gnz, 07 июля 2011 г. в 00:08

«Глаза есть, видеть нету» (с). После прочтения книги уместно задатть себе вопрос: «В чем моя польза от прочитанного? В чем я стал богаче?» Среди фант-ой лит-ры макулатура, чья единственная цель — украсть время жизни читателей, составляет 98 %, попадаются книги, дающие читателю «нечто» взамен потраченного времени. Эта книга Макса Острогина именно такая. Она о сильных духом Людях, живужих во время Апокалипсиса. О ГГ, его характере, вере, поступках. Чего стоит, например, «идея праведности — неправедные поступки(н.п.курение) уменьшают праведностть человека, праведные увеличивают» или вера ГГ.

Одна из немногих книг, запомнившихся за год. Рекомедую данную книгу к прочтению, несмотря на внутренне отрицание некоторых моментов.

PS. Читать и уже тем более хвалить книги Кормака Маккарти, суть которых нереальность и треш (одним словом — отрава), лично я не в состоянии.

S0va, 20 июля 2018 г. в 11:03

Купилась на Чехова, русского автора и постапокалипсис. Это мое первое знакомство с Веркиным, и продлилось оно страниц 30, больше не смогла. Как на меня, стиль написания достаточно незатейлив: очень напоминает классические проходные отечественные ироничные детективы и фантастику. Обороты скучны и клишированы, юмор ширпотребный, кароч неочень. Какое-то время уговаривала себя, что может нужно втянуться, но после нижеприведенной цитаты решительно захотелось перестать тратить время на такую книгу:

«По исходящему от него запаху нетрудно было догадаться, что мэтр многочисленно болен и что подвергал свои недуги исцелению разными, в том числе и глубоко народными, средствами: язву желудка он врачевал, судя по всему, спиртом и, кажется, придерживался в лечении принципа «мази много не бывает».»

Может кто-то ничего ужасного здесь и не увидит, но те, у кого требования к произведениям чуть повыше, мне кажется, поймет, что я имею ввиду. Оценку ставить не буду

vokula, 29 июня 2014 г. в 20:57

  Талантливый прозаик Эдуард Веркин долго не мог жаловаться на удачу – пять премий подряд в престижных конкурсах детской литературы свидетельствуют об этом вполне ясно. Но история публикации этой книги заставляет несколько усомниться в удачливости её автора. Роман «Мертвец», в «рукописи» ещё в 2009 году удостоенный премии «Заветная мечта», книжный вид обрёл лишь спустя четыре года, выйдя небольшим тиражом в известном, но совсем не ведущем российском издательстве. Что ж так задержало выход книги к читателям?..

Живёт такой паренёк, подросток Никита Слащёв, в маленьком городке под Костромой и рассказывает всем нам «от первого лица» о своей жизни. Сначала в голове истории прокручивает, затем в тетрадку пробует записать. На бумаге получается «убого», а в голове – очень даже ничего. Хотя описывает Никита «просто жизнь», день за днём. И есть нюанс: не то, чтобы он (писатель) полностью придерживается правила, высказанного в самом начале книги – «шутить вредно, ирония разлагает сознание, это нам на литературе сказали». Нет, ирония-то в романе есть, но вот что «шутки шутить» писатель не собирается, он показывает с первых страниц.

  Для какого читателя, какого возраста, написана книга? «Страшилки» свои Веркин писал явно для детей, «Облачный полк» хорошо воспринят и детьми, и их родителями, а вот «Мертвец» — книга не для детей, её и не каждый взрослый читатель «расшифрует» (хотя в рекомендациях написано «для среднего школьного возраста»). Веркин знает психологию подростков, их жизнь изображает вполне достоверно, но именно «достоверность» и может вызвать отторжение у совсем разных читательских категорий. Потому что может заставить задуматься…

Есть в книге смешные эпизоды – вроде истории похорон по скандинавскому обряду любимой собаки мэра, организованных младшим братом Никиты – «маньяком-похоронщиком» Сенькой Черепом. Но общий настрой совсем не такой: «Тут скучно. Даже тяжело… Сегодня рулит ненормальность». Даже подросток уверен, что плохой конец в книге правдоподобнее, потому что жизнь такая. И у книги Веркина «плохой» конец. «Профессиональная дружба» (по принуждению родителей) с несуразным сыном отцовского начальника, прозванного Никитой «Упырём», могла получить и иное завершение… Но не у Веркина, знатока детской психологии. Что значит – «Ты должен нам всем помочь»? А кто поможет помогающему? Подростки сами не знают (чаще всего), зачем делают разные гадости, даже весёлые и неглупые подростки. Но если герой говорит: «Я уж не помню, когда в последний раз смеялся, не смешно мне, блин», то вполне ожидаемо от него услышать и такое: «Всё маразм… У нашей страны нет будущего, это точно». У всего нашего мира нет будущего, если родители врут, и дети ясно видят их враньё и лицемерие. Никита Слащёв долго был хорошим и послушным, а всё ж решил, что никого жалеть не надо…

Мужественный человек и хороший писатель Эдуард Веркин предстаёт в этой книге суровым реалистом и жёстким критиком нашей вовсю приукрашиваемой реальности, потому «реальность» и сопротивлялась четыре года показу её неприглядности…

А. Н. И. Петров, 11 апреля 2023 г. в 11:00

В центре романа – Виктор. В первом томе молодой, во втором средних лет мужчина без каких-то особенностей, кроме способности к неограниченному словоблудию. Еще в 90-х он написал неплохо принятый роман «Пчелиный хлеб», но дальше художка у него не пошла, и чтобы не пропадать зачатку писательского бренда, Виктор занялся так называемыми «локфиками» – выдуманный Веркиным термин для вполне реальных заказных книг о городах и селах (когда местные власти заказывают красивое издание с фотографиями, историей, легендами и современными достоинствами своего города, не особо заботясь, что там внутри будет конкретно написано, лишь бы презентабельно). То есть после «Пчелиного хлеба» Виктор пишет то, за что платят хорошие деньги, но что никто не будет читать.

В первом томе «Чагинск» (не путать с романом Водолазкина «Чагин») Виктор в 2001 году вместе с логорейным фотографом Хазиным приезжает по одному из заказов в город Чагинск, где в детстве он проводил каждое лето в доме у бабушки. Чагинск выдуман, но, судя по ориентирам, рассыпанным по тексту, он расположен в Костромской области, между Кинешмой и Чухломой. Рекламную книгу о городке писать откровенно не из чего: это просто место, где живет 12 тысяч человек, в том числе несколько знакомых Виктора, без знаменательных событий и фигур в истории и без малейших крупинок уникальности в 2001-м. Но заказ сделан, деньги выделены, а потому Виктор и Хазин с первых же страниц начинают выдумывать для «локфика» и великое прошлое, и привлекательное настоящее Чагинска.

Уже здесь, до сюжетообразующего события – исчезновения двух мальчиков, которое не хотят расследовать власти – Веркин задает центральный конфликт романа-эпопеи: слово против мира. Все 1450 страниц, по сути, посвящены тому, как человек с переменным успехом противостоит реальности с помощью языка. Сначала поведение Виктор и Хазина выглядит высокомерным: приехали, понимаете ли, из столиц умники, чтобы за бабки наврать с три короба – но это только до первого странного происшествия, после которого выясняется, что герои обстреливают цитатами, мемами и веселой чушью чагинцев и самих себя не столько по снобизму и даже не от автоматизма профессиональных сочинителей, сколько с защитной целью.

Автор показывает, что против пугающей реальности у человека ничего нет, кроме слов, из которых можно соорудить себе как своеобразный скафандр в агрессивной среде чуждого пространства, так и целый виртуальный мир, заслоняющий то, на что говорящему почему-то очень не хочется смотреть. При физическом столкновении с реальностью пользы от слов никакой, но как только равнодушный космос в очередной раз оставляет героев наедине с собой, они вновь обретают иллюзию контроля над своей жизнью и окружением с помощью силовых потоков прибауток, умствований и вранья. Не можешь ни познать, ни освоить мир? Сочини его!

Хотя язык не может бороться с реальностью, когда та прыгает бешеной мышью из-под пня или похищает двоих мальчишек, оставив только окровавленную кепку, у него все же есть громадная власть – над человеческим разумом. Мир не меняется от сказанных слов, магическая функция языка действует иначе: она перестраивает мировоззрения людей, поверивших услышанному или написанному. В первой книге романа Виктор буквально творит новую легенду Чагинска из ничего и в процессе засеивает умы чагинцев фейками, которые затем срастутся со старыми поверьями и превратятся в общепринятое мнение о городе. Шуточка о строительстве АЭС переродится в предубеждение, что в низовьях из земли сочится радон (что?).

Внешний сюжет в роман простецкий. В первом томе будет репетиция дня города, творческий вечер в доме культуры, шашлыки с местными чиновниками и столичным миллиардером, очень много алкоголя, регулярные увязания героев в костромских пейзажах, флэшбеки в детство Виктора, вялые попытки расследовать пропажу мальчиков вместо милиции – в общем, фиксация провинциальной российской жизни 2001 года, этакие «Особенности национального вранья». Но за бесконечной болтовней об адмирале Чичагине, способах применения чаги и перспективах развития региональной промышленности вперемешку с воспоминаниями, кто на кого как посмотрел 15 лет назад, начнет разворачиваться внутренний сюжет: что на самом деле происходит в городе? о чем врут и о чем умалчивают чагинцы? почему об исчезнувших мальчиках предпочитают не вспоминать? чего не видит Виктор из своего словесного скафандра?

Второй том «Снег Энцелада» повествует о лете 2018 года, когда порядком окрякшему Виктору приходится вернуться в Чагинск и дорасследовать дело 17-летней давности о пропавших мальчиках. Здесь Эдуард Веркин показывает, насколько в России все изменилось за время, прошедшее с начала первого срока Путина до начала четвертого срока Путина, и одновременно насколько все осталось тем же самым.

С одной стороны, стало больше здравомыслия и меньше угара, поэзия как-то ушла из жизни, зато проза вышла вполне комфортной. Одни за полтора десятилетия канули в забвение, другие неожиданное поднялись (директриса ДК стала мэром, жутковатый таксидермист – успешным бизнесменом). С другой стороны, взлета России к тем самым снегам Энцелада не случилось: полуразрушенная провинция осталась полуразрушенной провинцией, Чагинск теперь борется за переход из городов в поселки городского типа, и жизни в нем еще меньше, чем в пьяном 2001-м.

Попытка заново расследовать старый «глухарь» оборачивается для главных героев осмыслением пройденного за 17 лет пути и сведением счетов с российской действительностью. Желания с кем-то и чем-то всерьез контактировать у Виктора к 45 годам стало только меньше, а по части информационного огораживания от мира он прокачался до настоящего гуру самоизоляции. Реальность к 2018 году как-то раскисла, затихла, будто бы подчинилась человеку и его выдумкам – и в то же время осталась такой же тревожащей и непознаваемой.

В вымирающем Чагинске Виктора вместе с постаревшими знакомыми ждет целый квест по сбору улик, однако они что-то значат только в рамках тех фантазий, которые персонажи выдумали сами, и выходит, что расследование ведется не о том, куда пропали мальчики, а о самопознании: зачем герою узнавать правду? что изменит эта правда в нем и в мире? зачем вообще вмешиваться в реальность?

И вновь, все это подается автором не в каких-то долгих умных, но скучных беседах, а в режиме параноидального трагикомического триллера, где персонажи постоянно подозревают что-то очень плохое – и плохое в самом деле постоянно происходит, только не то, которое ожидалось. Подкисшая и притихшая реальность не раз даст отпор попыткам приручить ее, продолжая быть тем самым бесконечным «снарк снарк снарк снарк«ом, известным неуловимостью и смертельной опасностью. Мир есть снарк, намекает Эдуард Веркин своей провинциальной эпопеей, и пытаться заклинать его словами бесполезно. Но ничего другого человеку попросту не остается.

kopusha, 19 июля 2017 г. в 18:54

Да, это фирменный веркинский удар под дых. Он умудряется писать жестокие и жесткие вещи, не прибегая к популярным сегодня приемчикам, типа кровькишки и т.д и т.п. Жесткость заключается в предельной честности книг Веркина. Может, в какой-то момент его герои и пытаются не разглядывать кое-что слишком пристально, но в конце концов они все-равно получат свой удар под дых (вместе с читателем).

Мне кажется, люди разных возрастов получат разные ощущения от этой книги. Не знаю, что почувствуют при прочтении люди, которые не застали СССР, и современные подростки, но мое детство прошло как раз в той, другой стране. И когда я читала «Звездолет с перебитым крылом» текст вызвал какое-то стереоскопическое ощущение. Настолько автор подлинно описал те давние летние каникулы, что я будто и сама там оказалась, в том школьном лете; ага, вот речка, пломбир в стаканчике, за 20 копеек, кефир с зеленой крышечкой, газировка из автомата, жара, по телевизору ничего не показывают, все лето впереди, вся жизнь впереди. И одновременно знаешь, что не успеешь школу закончить, а все станет совсем по-другому. Эх, даже не знаю, как точнее описать эти ощущения. И это знание вместе с, опять же фирменным, умением Веркина нагнать страх просто описанием разомлевшего летнего городка, и чем-то, лишь мелькнувшим по краю зрения, создает своего рода саспенс. А в результате — такая глухая тоска разобрала, и как будто кулаком в стену хотелось ударить, или разбить что-то. Короче, пробрало. И это была не ностальгия.

Сюжет довольно прост. Лето, компания подростков болтается без дела — каникулы же. В местном магазине встречают парочку других подростков, вроде сестру с братом. Подростки не местные и странные — странно себя ведут, странно говорят, вроде туристы, но взрослых с ними нет. Дальше все как обычно — слежка, «странные дела»:), попытка подружиться, первые чувства. Сюжет выглядит довольно стандартным и подростковым. Но все знают, что «совы не то чем кажутся.» :)

Это такая современная история про «девочку, с которой ничего не случится»(с). А вообще, книга-то фантастическая, и я думаю, что в той реальности кое-кто всерьез отнесся к своему обещанию.

P.S. Возможно, это не совсем корректно, но в отзыв были внесены изменения после опубликования. Я дописала про краткое содержание повести, т.к. аннотации к ней на сайте нет.

StasKr, 14 февраля 2016 г. в 08:31

Не люблю книги про вампиров. И знай я наперёд, что «Через сто лет» как раз из числа подобных произведений, то, скорее всего, просто бы не открыл книгу. К счастью я этого не знал.

Почему я говорю «к счастью»? Потому что роман Эдуарда Веркина является самой странной историей о вампирах, которую мне довелось встречать. Автор задался вывернуть сюжет о кровососах наизнанку. Хочу особо подчеркнуть: не традиционный сюжет (это уже наверняка делали и раньше), а современный, навеянный за последние пару десятилетий кинематографом.

Веркин начал с того, что так часто предотвращают герои голливудских фильмов – с апокалипсиса. Прошло уже сто лет, как серия природных и техногенных катастроф, а так же вирус, превращающий людей в упырей, практически полностью уничтожили человечество. У изуродованной планеты оказались новые хозяева – homo vampiricus.

Вампиры в этом романе ничуть не похожи на свои образы из современной массовой культуры. Забудьте аристократичного Дракулу в исполнении Белы Лугоши или Кристофера Ли. Забудьте бледного красавца Эдварда Каллена из «Сумерек». Эдуард Веркин пошёл другим путём и срисовал своих героев с графа Орлока из фильма «Носферату. Симфония ужаса» 1922 года, а может быть даже с Френсиса Вернея из романа Томаса Прескетта Преста. Уродливые, боящиеся солнечного света, обладающие нечеловеческой силой и потрясающей регенерацией, практически бессмертные существа. И одновременно – невероятно несчастные создания, ибо Бог отвернулся от них. Всё дело в том, у вампиров нет души, вернее есть, но очень мало, какой-то клочок, который позволяет жизни ещё как-то теплиться в теле, но не более того. Лишённые эмоций, чувств, способности творить и создавать нечто новое вампиры оказались не нужны самим себе. Ну да, они сильные и живучие, но что с этого толку, если твоя жизнь сводится к бесконечному прозябанию, а ты сам не можешь даже оплакать свою горькую судьбу?

Авторская ирония состоит в том, что в мире, в котором хозяевами являются упыри, высочайшей ценностью оказался Человек. Причём люди вампирам нужны не в качестве пищи, а в качестве объекта для подражания и недостижимого идеала. Без людей носферату могут только умереть, так как существование, которое они влачат, куда хуже смерти и только живые дают надежду немёртвым на воскрешение, ибо если однажды произошла мутация, которая превратила человечество в вампиров, то имеется теоретическая возможность обратить процесс вспять.

Люди уже много лет ведут научные изыскания, вроде бы даже успешные и позволяющие надеяться, что заветный способ обратной мутации вот-вот будет найден. Но поскольку здесь затронута такая вещь как душа, то наука откровенно пасует. Что есть душа? Остаётся ли она неизменной на протяжении всей жизни или душа – это зёрнышко, за которым надо долго и внимательно ухаживать? А если так, то какие для этого нужно применять методики и упражнения? Да и вообще: что такое – быть человеком?

Именно этот вопрос является краеугольным для большинства вампиров. С целью найти ответ на него вампиры изо всех сил (а сил у них очень много) пытаются подражать людям. Носят парики (волосы выпадают у них в первые же минуты после рождения), регулярно подпиливают клыки, имитируют эмоции, заводят домашних животных, поддерживают ветшающую инфраструктуру, потихоньку восстанавливают уничтоженную катаклизмами биосферу планеты.

Один из главных парадоксов книги состоит в том, что бездушные вампиры оказались гораздо добродетельнее людей. У них нет никаких чувств и эмоций, а значит им не зачем конкурировать друг с другом. У них нет войн, нет соперничества, нет даже банальной вражды. Они то и обманывают друг друга с трудом, ибо для обмана нужно приложить усилия, а большинству вампиров просто не хочется лишний раз напрягаться.

Не смотря на гнетущую атмосферу постапокалипсиса, ауру безнадёжности и тоскливого отчаяния «Через сто лет» является очень лиричным произведением о существах, которые не способны испытать какие-либо чувства. Кроме этого эта история рассказывает о том, что всегда есть шанс исправить самую страшную ошибку и восставшее из праха человечество (это не спойлер, поскольку об этом становится известно в первой же главе) является тому доказательством. Ну и, конечно, данный роман, помимо всего прочего, является ещё и гимном гуманизму, ибо в этой книге бездушные вампиры сделали всё возможное и невозможное, чтобы вернуть себе право быть людьми.

Если говорить о недостатках произведения, то приходится признать, что ими являются эпизоды, в которых герои выясняют между собой тот или иной аспект человеческой психологии. А поскольку о ней вампиры имеют весьма смутное представление, то эти рассуждения полны абсурда и гротеска. Лично я абсурд и гротеск не слишком-то люблю, так что порой книгу читать было несколько утомительно. Но это очень субъективная придирка, многие наоборот увидят в этом достоинства романа.

Итог: очень сильное и очень необычное произведение, в очередной раз доказывающее, что отечественная фантастика может создавать сильные и неординарные вещи. Лишний балл добавлен за довольно успешную попытку уйти от литературных и кинематографических штампов.

ismagil, 13 октября 2014 г. в 15:13

Аксен живет на костромском разъезде Ломы, где станция давно сгорела, а почти все население разбежалось. Осталась семья отмороженных вконец упырей – так Аксен давно и вслух зовет спившуюся мать, старшего брата, исчерпывающе описываемого строчкой «припадочный малый, придурок и вор», и приблудившегося ушлого дядьку, склонного к философствованиям и изощренным аферам. Аксен тоже давно сбежал бы, но надо заботиться и ждать. Заботиться о вечно голодном братце, живущем мечтой о приставке «Соньке», а ждать — пока вернется Ульяна. Не то чтобы первая любовь, а просто более-менее вся жизнь Аксена, которая тщательно и обоюдно выстраивалась с детсадика, преимущественно лютыми методами, — а потом вдруг кончилась.

Веркин – единственный известный мне панчер современной русской литературы. Разминается он на коммерчески успешных фантастике, приключениях да ужасах, имеющих широкий круг юных поклонников, а всерьез работает редкими, но убийственными текстами, которые действуют на читателя, как поставленный удар в подбородок: голова ясная, мысли светлые, а руки-ноги висят ленточками — и двинуться невозможно.

Книгу про пацана, который знает наизусть все проходящие поезда и окрестные леса, кормится наловленной рыбой и краденой тушенкой, читает только старые журналы, выброшенные немыми на полустанках, проходит по улице соседнего города, вырубая всех встречных в возрасте от шестнадцати до двадцати, чуть не топится от безуспешных (и дико смешных) попыток придумать подарок девочке, бросает школу в связи с отсутствием ботинок – но каждый день приходит за десять километров к школе, чтобы встретить и проводить Ульяну, — эту книгу можно пересказывать по-разному. Как чернуху про свинцовые мерзости люмпенской жизни (и тема свинца богато представлена в тексте), как грустную историю первой любви (максима про то, что первая любовь не бывает счастливой, естественно, приложена), как приключения невеселого трикстера в стране жуликов и воров (схемы преступлений и наказаний в наличии), как гимн подростковой стойкости, кующей победу из совершенно негодного материала (ковка и ударная техника в богатом ассортименте), как ловкое упражнение в композиционной изощренности (с персональным приветом чеховскому ружью) или как вдохновенный римейк поэмы Эдгара По «Ворон» (неназойливой искоркой пронизавшей всю ткань повествования). Я бы сказал, что «Друг апрель», при всей его истовой злободневности и настоящести, что ли, остается историей на вечную тему любви и бедности, к которой добавили гордость, совершенно невыносимую и необходимую. И оказалось, что вопреки Бернсу, любовь-то с бедностью сосуществовать могут, а вот гордость сшибает эту пару то вместе, то поврозь. И читателю остается надеяться, что кто-то сумеет подняться. И верить, что так бывает.

Я не уверен, что многие бестселлеры и премиальные книги последних лет буду кому-то интересны лет через пять-десять. В Веркине я уверен.

В этом году «Эксмо» запустило персональную серию Веркина и переиздало в ней роман «Друг апрель». Это радует и вселяет надежду.

Просто цитата:

«В четвертом классе она получила четверку по математике. Случайно. Ошиблась. До этого одни пятерки, а тут вдруг вот. Нет, дома ее не ругали, ей самой было неприятно. Четверка. Они шагали домой после уроков, и она плакала. А он никак не мог ее успокоить. Никак-никак. (…) Даже приключения Чугуна не помогали, она все плакала и плакала, глаза стали красными, он даже испугался, что они у нее лопнут. Тогда он попросил дневник.

Она перепугалась, решила, что он хочет четверку переправить, но Иван заверил, что ничего подобного не случится, все будет абсолютно законно. Давай дневник — и иди домой, ждать.

Что ей было делать? Она отдала дневник.

Он отправился к дому математички. По пути заглянул к бабушке. Бабушка спала, его не заметила. И хорошо, иначе бы спрашивать начала.

Дом у математички был хороший, но старый, деревянный. Высокий забор, красивые ворота. Он вежливо постучал, его вежливо впустили, предложили чаю. Он вежливо отказался и предложил разобраться с недоразумением. Математичка не поняла, с каким. Он продемонстрировал дневник, сказал, что надо переправить четверку на пятерку и все, инцидент будет исчерпан. Математичка, разумеется, отказалась. Если Ульяна хочет, она вполне может четверку потом переправить, это вполне допустимо. Екатерина Васильевна, вы не понимаете ситуации, улыбнулся Иван. Вы должны исправить именно эту четверку и именно сейчас. Екатерина Васильевна мягко отказалась, сказала, что она такое видывала, она педагог с опытом.

Он сказал, что ему очень жаль, но другого выхода у него нет. Екатерина Васильевна дала понять, что больше его не задерживает, ей еще сегодня тетради проверять. Он откланялся.

А через минуту с улицы послышался крик. Кричала соседка Екатерины Васильевны. Математичка выбежала на улицу и села, хорошо скамейка подвернулась.

Он прибил левую ладонь к воротам. Гвоздем.

Когда математичка немного отдышалась, он поинтересовался — не пересмотрела ли она свою позицию по вопросам успеваемости. Если не пересмотрела, то он готов простоять тут сколько потребуется, хоть до послезавтрашнего утра.

Четверка в дневнике была немедленно заменена на пятерку.

Он выдрал гвоздь кусачками, замазал рану живицей — бабушка пользовала ею суставы, пожелал Екатерине Васильевне успехов в педагогической деятельности и отправился к ней. Продемонстрировал изменения в дневнике, сказал, что Екатерина Васильевна очень раскаялась в своем поступке и впредь взялась так не поступать.

И весь вечер они сидели, смотрели мультики и ели сладкую кукурузу из банки. Уже ночью, когда они возвращались домой, он почувствовал, что рука заболела.

Впрочем, заражения крови не случилось.»

Angvat, 02 сентября 2019 г. в 14:36

Ох, други и подруги, а и послушайте сказ надцатый о фантастике нашей. Плохо ей, любезной, нездоровится который год (или уж десяток лет?) Синематограф большой? Мрак. Синематограф малый ака сериалы? Пустота. Игрища компьютерные? Померли. Игрища настольные? Да и родится толком не успели, а уже там же. Комиксы? Ну одни армяне что-то дергаются, но там тоже три шага вперед, шаг назад. В общем, наши демиурги уже взрастили определенную прослойку населения, что автоматически воротят нос от всего «нашего». И их сложно в это винить, несколько лет кряду обжигаясь на молоке, на отечественную воду даже уже не дуешь, а порой сразу ее выливаешь.

Литература… Тут есть разные мнения, но в общем-то ей тоже нездоровится. Сильно так нездоровится. Кто-то все ждет, что вот-вот оклемается родимая, но я вот уже подустал малек ждать. И поэтому каждую новую припарку к ее болезному телу многие встречают с некоторым скепсисом, который, увы, как правило, не обманывает.

В общем, это если не хорошая, то вполне достойная книга в жанре постапокалипсиса. Была бы. Если бы это было какое приложение для несуществующей ролевой игры, а не, прости Деус, художественное произведение.

Итак, начнем со сферической героини в вакууме. У нее нет внешности (забыли прописать), характера (забыли наделить) и четкой мотивации (видимо ей вообще не нужна такая «мелочь»). Ну ни дать ни взять, просто заготовка для персонажа с меткостью высоко уровня, так недругов она в первой же схватке раскатывает на раз. Ее молчаливый напарник – типичный самурай-телохранитель, герой-функция, что помогает выполнять мутное основное задание, и умеет в общем-то две вещи – бить или не бить. К тому же его образ-набросок местами весьма нелеп (сверх-солдат, специализирующийся на умертвении людей оружием ближнего боя, который заслужил кучу наград, но так никого и не убил до начала задания — это вообще как?) Порой этого болванчика пытаются раскрыть путем жиденьких воспоминаний, но получается не очень. Остальные же герои – типичные неписи. Кто-то часть картины мира в монологе обронит, кто-то предмет для побочного задания передаст (про которое автор и героиня разумеется, забудут на следующей странице), кто-то экскурсию по городу проведет, а кто просто поведает свою грустную историю перед тем, как начать бросаться на героиню и схлопотать от нее пулю (типа минимальная работа над образом антагониста, да). А многие просто появляются просто чтобы нагнать драматизму своим склеиванием ласт.

Значительную часть книги занимают описания различных мест – городов, тюрем и прочего. Но в сюжете они в большинстве своем они не играют никакой роли, а безликая и безэмоцианальная героиня, чьими зенками мы все это наблюдаем, в большинстве своем на происходящее реагирует слабо или же начинает страницы три вспоминать про вареники и жаренную рыбу. Ну точно – какие-то заготовки для приключений игроков, чтобы они сами по всем это походили, посмотрели, хоть как-то использовали в собственных скитаниях и секту ненужную, и неписей бесполезных, и тюрьмы однотипные, и много чего еще.

А вот если это путеводитель по выдуманному миру, то в этой роли он достаточно плох. Так как сферическо-вакуумной героине с ее минимальным эмоциональным диапазоном почти все вокруг фиолетово, значит и читателю тоже. Против погружения в этот кисель безысходности работает и энная нелогичность всего происходящего, начиная от вопроса о том, как это весь мир разбомбили, а Японию с ее научно-техническим потенциалом никто даже парой ракет напоследок не обрадовал. (Я в таких случаях всегда говорю, что «это магия» все стерпит. Вторглись бы какие демоны или рептилойды, вирус какой на худой конец, от которого только на островах успели вакцину заделать, и никаких тогда проблем. Или это такой привет «Бегу в тенях», где все развалилось, а Япония осталась? Но там как раз магией все и объяснялось…).

Ну и какое же приключение без врагов. Тут все стандартно – бандиты, дикие звери, злые солдаты с приказом все взорвать. Мутантов правда не завезли. Зато есть куда более банальная и надоевшая штука – зомби. И автор тратит несколько страниц на описание того, кто они такие, как появляются, будто до него этого никто не делал (сотни раз. тысячи). Но и из такого нехитрого набора можно было бы вытянуть. Если бы это таки была настольная игра. А так героине без внешности, характера и мотивации что беглые каторжники, что медведь-людоед, что толпа зараженных – все едино. Встретили, отстреляли/убежали и пошли дальше.

А еще тут есть вроде философия, уровня «кухонная». Из серии, как бы мы жили хорошо, если бы не жили плохо. Какие мы были чистые, если бы не были грязные. Ну и все в том же духе. Героини-заготовка-для-персонажа на подобные редкие излияния из уст очередных неписей, от которых автор отделается уже через пяток страниц, реагирует примерно также, как и на все остальное. Ну то есть примерно никак.

В общем если книга должна была вызывать тоску, то с этим она определенно справляется. Только видимо не так, как это было задумано. В компьютерных играх был когда-то такой прием – максимально обезличивать героя, лишая его голоса и всего прочего, якобы для того, чтобы игрок себя лучше с ним ассоциировал. И большинстве случаев это не работало и выглядело весьма нелепо, так как герой просто выглядел немым идиотом, который не отвечает на реплики других персонажей и вообще слабо реагирует на происходящее. Тут видимо было решено использовать что-то вроде этого устаревшего приема, и весьма неудачно. Если в играх или фильмах дело все еще может вытянуть визуальный ряд, то в случае текста если никакущая героиня-амеба жидко и безэмоцианально о чем то вещает от первого лица, не поможет уже ничто. Зачем читателю проникаться ужасами выдуманного мира, если самим безликим героям они параллельно-перпендикулярны?

Как литературный труд это весьма слабая вещь. Как путеводитель по миру после катастрофы в общем-то тоже. Как модуль для настольной ролевой игры было бы неплохо (может автор просто не совсем тем занимается?..), но это все-таки художественная книга, а не модуль. И засим тут все печально, и в этом плане она попросту никакая. Засим плесканите мне прогорклого сакэ, сяду я на обоженном берегу радиоактивного моря и печально буду грезить о тех временах, когда авторы наши наконец просто научаться писать интересные книги с нормальными героями, а не пытаться от безысходности опять играть с читателям в очередную, заведомо проигранную, литературную игру. Может, оно как-нибудь все же наступит. Может, есть свет в сумрачном небе. И это не пылающий шлейф падающей на меня баллистической ракеты…

sergej210477, 27 января 2018 г. в 13:44

Очень тягостный и драматичный роман. Э. Веркин писатель, конечно, разносторонний и талантливый, но, к сожалению, эта его книга «не для меня». Нет, написана она отлично, чего-чего, а плохих книг у этого автора мне не встречалось. Просто, его фантастика, ужасы, детские книги — да, у меня «пошли на ура». А «Герда» — не понравилась.

Может, эта книга рассчитана исключительно на подростков, но у меня, в целом, сложилось впечатление, что писатель поставил своей основной задачей выдавить у читателей слезу. Не знаю, как-то это, нечестно, что ли.

В основе сюжета — несколько недель из жизни большой семьи. Мать, отец, четверо детей. Такая богатенькая семейка из «новых русских», провинциального разлива. А Герда — это собака, которую они подобрали, и, которая стала равноправным членом этой большой семьи. Но, история про псину здесь не основная. Главное в книге — взаимоотношения в этой «ячейке общества». Семейно-бытовая драма.

Психологически роман получился довольно сложный и сильный. Но, например, «Мертвец» этого же писателя, хоть тоже и описывает внутрисемейные отношения, понравился мне на порядок больше. В «Герде», на мой взгляд, все центральные герои уж очень неприятные. И мне не хотелось им сочувствовать, переживать за них. А это в книге — главное, на жалости и сострадании построена вся ее драматургия.

Кстати, я заметил у Э. Веркина очень странную тенденцию. Вот, в 2005 году он написал эдакую хоррор-повесть «Чудовище с улицы Розы». Там, в такой же богатой семье родители отказываются от приемного ребёнка, по подозрению в совершенном убийстве. В 2012 году выходит повесть «Час охоты» — все то же самое, только вместо человека автор поставил главным героем собаку. А так — все один к одному. И в 2014 году Веркин пишет «Герду». Причём, в основе сюжета все тоже, только «с перламутровыми пуговицами». Богатенькие «плохие» родители, детки, «зажравшиеся» и бестолковые, их приятели «из народа», для которых дружба — способ урвать для себя кусок хорошей жизни, и, наконец, собачка, которую жалко. Зачем писатель «тащит» один и тот же сюжет и стандартный набор героев из книги в книгу? Кончились оригинальные задумки, или же он просто пытается переработать старое, чтобы исправить ошибки и создать нечто более совершенное?

Опять же, подобную историю про сторожевую собаку уже написал в 1975 году Г. Владимов, называется «Верный Руслан», позже экранизированную.

Так что, книга сильная, хорошо написанная, но, повторюсь, мне не очень понравилась. Будь Веркин менее талантливым, то вышли бы «розовые сопли». Но получилась излишне преувеличенная трагичная и мрачная книга. Есть произведения, после которых остаётся приятный оттенок легкой, светлой грусти. Как от бутылки шикарного вина, когда она уже выпита. А здесь — все по-другому. Мрачно, безнадежно, жестоко и, как-то уж, совсем нехорошо. Удовольствия я не получил. Просто, от этого писателя я ждал нечто другого. И советовать читать ее, например, своим детям, я бы не стал.

Прежде чем собираетесь ее прочесть, ответьте:

— хотите ли вы испортить себе настроение, как это получилось у меня прекрасным субботним вечером?

— нужно ли вам очередной раз убедиться, что жизнь — очень жестокая штука?

— автор поможет вам понять, что хороших людей не бывает, вы этого не знали?

— ну и наконец, а как бы вы поступили на месте каждого из героев романа? Значит вы тоже плохой человек?

Поэтому, хоть книга и написана отлично и, поставить низкую оценку за неё у меня рука не поднимается, все равно, не понравилась... Ну уж больно мрачное и тягостное впечатление отстаётся после ее прочтения. Людям эмоциональным будет очень неприятно, а равнодушным она покажется неинтересной.

MrBambook, 30 августа 2019 г. в 13:50

Чехов, Чехов, Чехов... Цитируя один из отзывов «несмотря на то, что Чехова я не читал, очень хорошо было видно, в каких местах автор опирается на Антона Павловича», вот пожалуй и все функции «Чехов, Чехов, Чехов» в аннотации. Разбавив Чехова Лемом и Стругацкими, описание романа выглядит как «изящная классика, для тех кто помнит толк...»

На деле мы имеем макинтош, который в первой трети книги так и не «выстрелил», плачущую горничную, с просьбой передать какое-то «мертвое» письмо, расплывающегося от болезни офицера-управленца в коляске с усиленной рамой. Пассаж о веганах, которые встали на четвереньки — не смешно и пошловато (я не веган), да и не зачем. Прикованные к ведру, прикованные к багору, прикованные к тележке... В конечном итоге вся этнология сводится к тому, что японцам вроде хорошо, но вроде и не очень, а всем остальным просто плохо. Остальное детали, но не Чеховские. Всем нечего жрать, у всех риск смертельной болезни (печень, легкие, кожа на выбор) и понос, будь ты местным бутлегером, каторжанином или забитым китайцем. Отличия несущественны. И дело не в том, что ждешь развития действия, а книга предлагает погружение в атмосферу катастрофы. Проблема в том, что глубина погружения не меняется, даже оно статично.

Я играл в Фоллаут 2, с тех картина пост апокалипсиса сама по себе ценности для меня не представляет. Равным образом рассуждения старика философа о том, что мы погибнем в говне, а не в огне, кажутся скорее школьным каламбурчиком, нежели остроумной шуткой. Ну и разумеется, русская фантастика. РУССКАЯ!!!! Это болезнь как будто бы. Нельзя без русскости же, какая же русская фантастика без бабушки, печки и пирожков... Уровень душевности зашкаливает.

Тюрьма Александровская, тюрьма Холмская, тюрьма Петровская, Захаровская, Ивановская. Они не чем не отличаются, но зачем писать об этом столько текста, если отличий нет. Художественной или эстетической ценности тоже. Ну набор очерков, так набор очерков. Спишем на жанр путевых заметок.

jelounov, 22 октября 2018 г. в 19:55

Предупреждаю: весь обзор – сплошной спойлер.

Эта история не в полном смысле сошествие в ад, потому что Сахалин лишь часть погибающего, страдающего мира. В уцелевшей Японии все то же, хотя и мягче: голод, «негры» в позорных клетках, милитаризм, шовинизм, исчезновение литературы – грязь души, приведшая к Войне. Но Сахалин это еще и место, где каждый (кроме детей) страдает за свои грехи. Последний эпизод, «Показания Синкая», по хронологии первый. Остальное – прикладная футурология по отношению к нему, наслоение уровней будущего. Здесь, в отправной точке, на руинах, люди заняты ничем иным, как попыткой восстановить потребительскую цивилизацию, основанную на лжи. Персонаж-аллегория этого занятия — Масахира, полубезумный, всегда пьяный, лживый автобиограф, поедатель кошек, адепт теории плоской земли. На Сахалине Чек даст Сирени знание: апокалипсис стал благом — он открыл зло, сорвал с него маску лжи. Масахира пытается вернуть маску. Сахалинский ад построен масахирами… но вторжение будущего уже не остановить.

Не надо требовать реалистичности от такого мира. На Сахалине размывается и материя, и время. Это место – реторта, где реальность возгоняется в новое качество. Сирень прибывает для того, чтобы ее изменить, найти точку в настоящем, откуда стартует будущее нового мира и дать ему начало. В таком мире нужно искать не реалистичность, а чудеса. Чек чудесным образом исцеляется и доживает до глубокой старости: ему предопределено встретить Сирень и передать ей знание. Артем чудесным образом спасается, когда его почти убили китайцы (находит серебряный нож). У Сирени появляется «неразменный» рений, чтобы путешествовать между мирами в будущем. За редким исключением люди здесь — безликая масса. У них не осталось даже инстинкта выживания, они мечутся, ведомые инстинктом стаи. Большинство не имеют даже имен: они просто врач, префект, мэр. Двадцать миллионов людей едят землю, мучают «негров», сходят с ума, убивают себя и ближних и продолжают опускаться. Живые неотличимы от мертвых. С Сахалина нет исхода, даже для привилегированных японцев, ведь здесь не раскаиваются в грехах, а только усугубляют их через жестокость, зависть, кровожадность. Грех — не поступок, а состояние души, толкающее на эти поступки. И все лгут о том, почему их отправили на Сахалин. Вырвется отсюда лишь Сирень, излечившись от своего греха.

Сахалин как сцена выбран удачно. Крайняя, рубежная во многих смыслах точка мира. Удачно выбраны и азиаты, как участники межнациональной драмы: массовому русскому читателю их даже сложно различать на вид, оттого лучше заметна иррациональность их взаимной ненависти. Впрочем, русскому тяжелее ассоциировать себя с протагонистом-японкой, но Веркин ловко сделал ее отчасти русской (в том числе по имени и менталитету). Так же изящно он решил проблему с топографией: «Остров Карафуто» и прочие Тоёхара, Маока, Эсутору, Сикука – быстро зарябило бы в глазах, но все названия остались русскими. Важно: на месте японцев мог быть кто угодно. Их корабли носят американские имена, в аду есть и финны, и поляки, и «латинос», есть вымершие айны, словом весь мир. Русских совсем немного (их почти уничтожили), но они в центре истории – Сирень, Артем и Чек.

Сиро Синкай. Персонаж, олицетворяющий человека в мире постапокалипсиса (настоящее время (хотя для нас оно будущее, как и вообще все времена в романе)). Начинает как прекрасный поэт, способный пожалеть даже дровяного вора. Приютивший кошку. Вдохновляющий девушку смотреть в будущее, мечтающий встретить ее в Эдеме. Но мир пережевывает его, превращает в политического журналиста; Сиро проповедует ненависть, отправляется в сахалинский ад и становится садистом-убийцей. А кончает его девушка, которая восхищалась его стихами.

Человек (Чек). Персонаж, олицетворяющий человека до постапокалипсиса (прошлое). Глубокий старик, жил на Дальнем Востоке еще до войны, в ад его не ссылали. Он сохранил человечность в аду: спасает детей, невзирая на расу. Чек – значительная фигура, открыватель Нитей Хогбена и строитель прототипа устройства, позволявшего по ним перемещаться и генерировать Х-поля. Чек выполняет важную роль в романе: вместе с патэрэном Павлом он открывает Сирени устройство мира и его философию. Для этого высшие силы сохранили его до такого возраста, вопреки голоду, болезням и усталости ума. В Чеке, как и в юном Синкае жива любовь к поэзии, он читает вслух стихи, это признак живой души среди ходячих мертвецов. Но он, как и все здесь, грешен, и гибнет, когда новая вспышка хаоса (МОБ), по его словам, «выжигает скверну».

Артем. Олицетворяет будущее. Проводник Сирени по аду, сахалинский Вергилий. Дважды чудом (это не фигура речи) выжил, чтобы исполнить до конца роль — провести через ад слабую и хрупкую героиню. Когда герои попадают на «Каппу», роль заканчивается. Он больше ничего не боится, и только молчит, улыбается, а затем уходит с корейскими детьми умирать. Артем всю жизнь строит невероятные конструкции, уходящие к небу – и за миг до смерти он вместе со слепыми детьми (аллегория всего человечества) снова строит каменную башню. А его внук также поведет человечество к небу по солнечным нитям.

Сирень. Каталист всех персонажей. Они пассивны, но встречая ее, начинают действовать, рассказывать, философствовать, прогнозировать. Даже природа активизируется, пробуждается МОБ и трясется земля. «За тобой идет огонь», кричит ей Чек. Сирень пришла на Сахалин, потому что грешна, но она также пришла возвестить конец ада.

Ее грех – неверие в Бога. Неверующий в Бога – единственный доброволец в аду. Пройдя преисподнюю, она уверовала – и потому спасается. В адской реторте, где почти все (кроме людоеда Накамуры) стали лишь более грязными душой, она очистилась. За исключением этого греха, героиня невинна, и сама еще почти ребенок. Она ведет себя очень благородно, и видящий всех насквозь Чек именует ее ангелом. Даже когда уже нельзя ничего сделать, она пытается спасти Артема и «неполноценных» детей — иррационально, без всякой надежды. В этот момент Господь и являет ей свое могущество, стирая ад и показывая Нити – хотя за это ей приходится отдать свои глаза.

Сирень получает новую кожу, новый облик, новые глаза (новый взгляд на мир). Важная деталь ее образа, роскошный макинтош, наследство многих поколений предков, выгорает и съеживается, женщина отдает его старому «негру» в позорной клетке. Макинтош это символ старой культуры, в которую одето человечество; воинственной культуры, полученной во времена старых жестоких богов. Культуры, превращающей поэтов в чудовищных убийц. В адском пекле она выцвела и стала ненужной будущему человечеству.

После ада Сирень родила ребенка от Артема. Она верит: сын мальчика сможет увести человечество к другим мирам. Таким образом, она становится бабушкой нового пророка. Называть ее Богоматерью, как делают некоторые толкователи, по-моему, слишком громко.

Кроме того, из преисподней она вынесла брусок рения, который послужит деталью для двигателя нового транспорта (она так верит). Подарок патэрэна Павла, последнего священника.

И еще: Сирень становится писателем. В мире, где перестали читать книги.

jelounov, 01 сентября 2021 г. в 20:19

Не надо пытаться измерить «Остров Сахалин» Веркина мерилами традиционной фантастики и вообще литературы. История насквозь сюрреалистическая, воображаемый мир героини тут слишком смешан с ее реальным, чтобы пытаться их отделить. Поездка на «северные территории» это в первую очередь путешествие внутрь себя. Попытка взросления, обратившаяся кошмаром и регрессией обратно в детство.

Сирень впервые играет роль взрослого человека, серьезного ученого, отсюда этот канцелярский стиль изложения. На деле она нечто среднее между ребенком и взрослым. Она примеряет одежду взрослого, макинтош предков, и начинает искать нечто неописуемое, некий образ будущего.

Взрослый мир оборачивается чередой свинцовых мерзостей, жестокостей и вездесущей смерти. Чем дальше, тем мерзости свинцовей. Сирени самой приходится убивать, чтобы остановить убийства. Ее эмоциональную реакцию Веркин почти не показывает, зато в изобилии образы, нацеленные на эмоции аудитории. И вот то и дело к героине начинают приходить образы ее детства, они описаны с большим вкусом, ярко и подробно. Потом начинают появляться живые дети, сперва ее компаньоном становится Ерш (после особенно жуткого эпизода в деревне, уничтоженной медведем-людоедом), затем трое корейских слепых детей. Героиня их спасает, не считаясь ни с чем — и сама едва не гибнет. Затем у нее появляется сын. И начинается творчество.

На образно-эмоциональном уровне (а нужен ли здесь другой?) это выглядит как антитеза миров «взрослый смертельный и жестокий» — «детский живой и добрый». За творчество в структуре личности человека отвечает внутренний ребенок, и Сирень логично приходит к творчеству, это способ снова стать ребенком. Взрослый мир отрицает творчество, но ребенок оказывается сильней. Ребенка невозможно убить, он родится вновь, он переживет войну, будет творить, мечтать, полетит к звездам, и так далее. Если ты милая девочка, то за воротами райского сада еще жив единорог, альтернатива — ад взрослых на Сахалине.

Как я сказал выше, появлению детских образов предшествует нечто шокирующее, смертельное. Так первый ребенок является в разоряемой деревне айнов, один из бандитов бросает ему отрезанную голову, и Сирень убивает бандита. Появлению корейской троицы предшествует атака носителей МОБ. Рождению сына предшествует бомбардировка Сахалина. Логика образно-эмоциональная: взрослый мир жестокости и смерти отбрасывает читателя к миру детства. В финальном эпизоде Сирень снова ребенок, а Синкай среднее между ребенком и взрослым; голодный, но добрый — и все еще живы, и пишутся стихи, и все спокойно в этой уютной регрессии, хотя угрозы и маячат за горизонтом. А в будущем-прошлом Синкай вырос и стал жестоким убийцей — потому что променял стихи на политику.

Интересно, что кошмарное путешествие на Сахалин выглядит как неизбежность — без этого не найти дорогу в будущее; а возвращение в Японию к тихому творчеству не выглядит как нечто желанное. Сирень из-за всех сил цепляется за Сахалин и тех, кто там остался — невзирая даже на неизбежную гибель. Продолжение жизни имеет значение только с найденными на острове детьми, и для Артема так же, он спокойно остается с ними умирать. Это не просто высшее проявление человечности, в данном контексте это иррациональная преданность детству, которая сильнее страха смерти. Сохраняя верность образу детства, ты можешь не бояться образа смерти — только так ты и увидишь путь в будущее.

борхус120, 02 августа 2019 г. в 22:27

Есть отзывы, которые можно писать только взахлёб, пока не стыдно, поэтому сразу карты на стол — роман «Остров Сахалин» Эдуарда Веркина — лучшее, что я читал из недавней русской прозы. Так неправильно говорить, наверное, про книжку, где по трупам ходят, по трупам ездят бульдозерами и трупами отапливают города, но в неё правда сложно не влюбиться. Ощущения примерно, как после Маркеса: «А что, так можно было писать?» Можно! Выкидывать всю любовную линию, обрывать диалоги и сцены, где хочешь (на самом деле, где нужно, но всё равно в этом — небывалая свобода), вводить фантдопущения за 70 страниц до финала — всё можно и всё будет хорошо (а закончится очень скверно).

Страшно хочется, чтобы Веркина прочитало как можно больше людей и было с кем обсуждать вот эту гиковскую хрень, которую я обычно не перевариваю: откуда у Артёма татуировка, а может то, а может сё, — но в голову не приходит ни одного вменяемого способа вам всем его продать. Чехов+зомби? Ну да, но, видит бог, нет. Блестящая стилизация под Акутагаву? Ага, и толпы немедленно бросились покупать. История про конец света с главной героиней по имени Сирень? Лучше, кажется, не начинать.

Это просто книжка, которая бежит всех ярлыков, которую непонятно на какую полку ставить — то ли к мощным русским старикам, то ли к фантастам из числа самых шандарахнутых. Лично мне придётся впихивать в ряд с самыми любимыми

witkowsky, 14 февраля 2019 г. в 21:09

Все про Чехова да про Чехова. Вообще-то в этом «Сахалине» куда больше от книги В. М. Дорошевича «Сахалин. Каторга». Но не только.

Многие десятилетия японское искусство, – и литература, и особенно кино, – эксплуатирует тему «Гибель Японии». Веркин решил вывернуть ее наизнанку: а ну как в мире останется одна Япония. Разумеется, получилась антиутопия, наиболее плодотворный жанр в современной литературе; есть основания подозревать, что наше время в будущем будут считать золотым веком этого жанра. Велик соблазн только такое писать, да и читать только такое. Только вот оказывается, что получается то уцененный «1984», то его предшественники (Фиалко, Бойе, Хаксли, куда более значительный Замятин и пр.), то уж просто «Град обреченный».

Однако здесь не то, – здесь то, что Набоков уложил в одну строку: «И понял я, что я в аду». В этом аду с трудом можно выжить, хотя в таком мире кому это захочется, кому нет. Доказывать, что это хорошая книга, бесполезно. Сожалею, что не могу поставить больше десятки. Подобное пишу впервые за последние лет десять. Не зря роману ставят то десятку, то единицу, притом примерно поровну. Книга решительно делит читателей на своих и чужих: случай редчайший.

Если это экранизировать, то выйдет не хуже, чем «V – значит вендетта» или «Эквилибриум», причем без сладкого хэппи-энда, который там ради проката прилеплен. Но в артхаусе такой фильм провалится, а для большого экрана денег не дадут.

Земной поклон автору.

Esminets Marat, 25 сентября 2018 г. в 20:29

ОПТИМИСТИЧЕСКИЙ ЗОМБИАПОКАЛИПСИС, ИЛИ ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЭДУАРДА

Настоящая фантастика – о будущем. В принципе, вообще настоящая литература должна быть о нём; но фантастика – в первую голову.

Весьма трудно при этом видеть в грядущем позитивные картины: достаточно пролистать новостные ленты или, если вы храбрый человек, включить какую-нибудь «Россию 24» на полчаса (свят-свят-свят) – сразу исчезнет вера в человечество и его перспективы.

Нет, году этак в 1963 членам Союза писателей СССР было легче: космос почти наш, саженцы для марсианских яблонь заготовлены, американские империалисты загнивают; будущее было незамутнённым, как текст «Программы КПСС», по которой мы уже с 1980 года живём при коммунизме То есть сорок лет вокруг – рай, Утопия, Солнечный город.

И очень тяжело, невозможно, физически больно признать: будущее не свалится победой в лотерее, его не пришлют из «Али», не объявят приказом коменданта (хотя, конечно, объявить могут – рупоров, спаренных с пулемётами, хватит). Его надо… Даже не заслужить. Его нужно выродить, вылепить из собственной плоти, обильно политой собственной кровью.

Унавозить поле Армагеддона собой – потому что больше некем. Тогда, быть может, пробьётся росток.

Веркин провёл нас через это. Через Чистилище, через чудовищные картины постапокалипсиса, через смерть, ненависть и мобильное бешенство. Именно так: в крови, задыхаясь в родовых путях, ломая кости прошлого, Человек доберётся, на зубах доползёт до времени обетованного.

Очень трудно верить в Человека, когда перед глазами – миллиарды тщательно выпотрошенных и набитых паразитами, лишённых сердца и души оболочек. Когда людьми топят печи (хотя это нерационально, люди – жидкие, с таким же успехом можно топить огурцами или медузами; но расскажите об этом техническим специалистам нацистских концлагерей).

Очень трудно верить в будущее, когда каждый из нас – это слепой корейский ребёнок, или обгрызенный шаманами мальчик-альбинос (кстати, вполне реальный опыт в современной Африке – отрезать альбиносам уши и пальцы, выбивать зубы и готовить из этого зелья), или негр (независимо от цвета кожи), подвешенный в клетке на потеху толпе.

Очень трудно.

Но Веркин смог. Он смог провести читателя через девять кругов ада; он смог заново пройти сорокалетний путь через пустыню; в его Евангелии Лотова жена тоже обернулась на погибающий Содом – и сожгла в адском пламени синие глаза…

Это очень сильная книга.

Её надо пройти до конца, прорваться сквозь кровь, вонь и пламя – чтобы увидеть Будущее. Чтобы когда-нибудь наши потомки нашли планету Бога у тёплой жёлтой звезды.

И унаследовали царствие небесное.

Низкий поклон тебе, Эдуард Николаевич.

Capra, 07 сентября 2018 г. в 16:18

«Остров Сахалин» — это вторичный, «переведенный» на язык современной фантастики (зомби-апокалипсис, последствия атомной войны и пр.) и изуродованный более чем средним уровнем авторского пересказа «Остров Сахалин» Чехова. В почти дословное повторение чеховского текста: композиции, географии, человеческих характеров и быта тюремного острова Веркин втискивает, для пущего эффекта, голливудскую «любовь», которой сначала как бы нет, а потом «Прощай, Джек» и самопожертвование во имя любимой. И даже — опять привет от создателей «Титаника» — в кармане плаща выжившей героини вдруг обнаруживается кусок чего-то очень ценного. Пародия — жанр интересный. И не обязательно «унижающий» предмет пародирования. Иногда просто вступающий с этим предметом в диалог. Но в диалоге важно совпадение уровней собеседников. А «Остров Сахалин» Веркина, с его выдуманными мертвецами, идущими на растопку, мясом, зомби и пр. затаптывает, извращает человечность и трагизм книги Чехова. Чехов-то переживет. А вот Веркин, мне кажется, серьезно подставился этой книгой.

Fantdorn, 02 сентября 2018 г. в 17:14

«Остров Сахалин» это очень необычная, атмосферная и печальная история. История о жестоком постапокалиптическом мире, в котором цена человеческой жизни равна ценности тела, из которого можно наварить мыла или сжечь в топке электростанции.

Роман «зайдет» не всем — его действительно тяжело начинать читать. У Веркина всегда был необычный слог — резкий, как взмах серпа и тяжелый, как удар молота. Литературное воплощение советского герба. Веркин не дает с первых страниц объяснения что, как, кто и где. Что к чему можно понять только страниц через сто. Но и потом автор, с помощью даже одной фразы, может так дополнить мир, что все переворачивается с ног на голову.  

Кстати, нашлось место и юмору. Но юмору странному, местами просто абсурдному. А такой он и должен быть в мире «Острова Сахалин».

Не люблю вдаваться в крайности, но «Остров Сахалин», пожалуй, лучший роман в жанре постапокалипсиса за последние несколько лет.

Г. Л. Олди, 11 августа 2018 г. в 17:40

Отличная повесть: добрая, страшная, трогательная. Это как если бы «Вино из одуванчиков» Брэдбери перебросили в провинциальный советский городок 1980-го года и сдобрили отменной порцией «Попытки к бегству» Стругацких.

И написано замечательно, что по нашим временам редкость

VovaZ, 29 октября 2014 г. в 17:14

Очень интересный роман, выбивающийся по духу и содержанию из общей серии технотьмы.

Острогин идёт на большой риск, выстраивая большую часть романа в виде повествования от первого лица. Так возможно утомить читателя чрезмерно низким драйвом и занудливостью. И в начале, на урове завязки, эти опасения оказываюися небеспочвенными. Роман начинается в крайне низком темпе, заязку преодолеть крайне сложно.

Однако, по мере развития сюжета автору удаётся поднять темп, сценизм ускоряется, становится легче, начинает захватывать.

Сюжет, вообщем-то, простенький. Герой идёт не мир спасать, а так, женщину захотелось... Однако, это не напрягает. Простота сюжета хорошо совмещается с простым, очень колоритным образом героя.

Нравственная линия не сложна, но интересна. Интрига, при всей своей простоте, тоже не плоха. Оформленный финал отсутсвует, но речь идёт о цикле продолжением.

Роман захватывает, легко читается и отнюдь не пуст. Рекомендую.

Vizart, 19 июля 2011 г. в 19:35

Солидарен с gnz — книга (серия) на редкость профессиональна, самобытна. Только, что дочитал «Икра будущего» — необыкновенно светлое, грустное (по доброму) послевкусие.

З.Ы.

Пытался вспомнить ощущение после «Дороги» — не вспомнил, но точно другие.

З.Ы.Ы.

Лет в 25 зачитывался Кафкой, недавно попробовал перечитать «Метамарфозы» — замутило на первых страницах, «отпаивался» «Вини-Пухом» (Союзмультфильм) и «Ёжиком в тумане».

URRRiy, 16 июня 2023 г. в 17:40

...Трудно только первые пятьсот страниц...

Сюрреалистичный псевдодетектив на бесконечную тему мутных дел в отдаленных небольших человеческих поселениях. Два крупных временных блока — лето 2001 года и лето 2018, понятно с флешбяками. Это — не Стивен Кинг с его ужасами, не Джин Вулф с его загадками, и не Стругацкие с их обстоятельствами непреодолимой силы. Это даже не авторский стиль его великолепных ранних «ужастиков».

Просто обрывки сознания неудачника по жизни Виктора, человека творческой профессии, оторвавшегося от своих корней, без семьи, недвижимости и целей в жизни. Такой вот плач по потерянному поколению.

Элементы города Чагинска с населением от двенадцати до восьми тысяч населения, в отдаленном углу северо-восточной России — декорация, без стабильного существования как улиц, так и жителей, каждый попавший туда — проклят.

Огромные по объему описания процессов — рецептов приготовления и употребления пищевых продуктов, возможно автор взял заказ на рекламу кулинарных сайтов или заключил пари, что продаст даже поваренную книгу, подписанную своей фамилией.

Десятки сюжетов нереализованных сценариев, с юмором, но абстрактность хороша в меру, потом уже абстракция утомляет. Есть почти идеальный образец подобного произведения — «Козлёнок в молоке» Юрия Полякова, где использование приема с абстрактными сюжетами полета авторской идеи отлично увязано с сюжетной линией произведения и сбалансировано по объему. А текст «Снарка» — это профанация.

Очень много можно написать про калейдоскоп картинок, нарисованных автором. Трагедию с пропавшими подростками в 2001 году, их подругой, которая избегла таковой участи, шизотусовкой городского управления городка и таинственной личности инвестора-олигарха-миллиардера — но по итогу — нет в этой мешанине оригинальности, хотя нет и отвратности, текст сделан профессионально.

Как вывод: не «Война и мiр», а автор — не Лев Толстой.

Нифонт, 26 марта 2023 г. в 19:24

[В погоне за чагинским Снарком, или Пространная история тьмы]

Десять лет назад Эдуард Веркин написал «Краткую историю тьмы», поставив в ХСМ жирную точку с запятой, и на долгое время как-то выпал из моего поля зрения, в смысле, новые книги его проходили мимо меня, лишь изредка доносились некие смутные слухи о них. А тут вот привлёк моё внимание «снарк снарк», в объёме нечестиво эпическом, с аннотацией загадочной, но прельстивой, и я его приобрёл, и я до него добрался.

И постиг, что через десять лет Эдуард Николаевич начертал «Пространную историю тьмы».

Это уже даже на типографском уровне заметно, ей же ей. Строгая коричневая обложка, шрифт без засечек. Вчитаемся – и сомнения пропадут. У нас снова есть писатель по имени Виктор, злой и циничный. В этот раз даже злее, потому как сугубо неустроен в личной жизни. У него снова творческий кризис, но есть люди, которые хотят, чтобы он всё-таки написал, и не абы какую халтурку, а настоящее. И это, а равно другие жизненные обстоятельства разной степени неправдоподобности, втягивают писателя Виктора в непонятное. Вам всё ещё мало совпадений? В «Чагинске» герои мимоходом обсуждают концепцию книг шёпота. В «Снегу Энцелада» шутят про ледяной небесный свод. Оба образа пришли аккурат со страниц «Краткой истории», чтобы влиться в «Пространную».

В полторы тысячи страниц, где веет радоном, где дышит зло.

«Краткая история», конечно, написана в основном от третьего лица, оттого стиль там несколько более сдержанный. В погоне за чагинским Снарком лицо у нас сугубо и сокрушительно первое, а потому мы видим классического веркинского рассказчика, который за столько лет нисколько не поменялся. Аллюзии, интонации, даже на уровне синтаксиса – этот слог не спутать ни с чем. Нет, бывали у автора разные эксперименты, но рано или поздно всё возвращается на круги своя, и новые словеса возвещаются старыми голосами. За плечами у Виктора стоят Куропяткин и Безымянный, Кокосов и Уткин; воспой Дросю Ку, убей василиска. Разве что в этот раз автор недвусмысленно пишет для взрослых и оттого может позволить себе преспокойно материться время от времени да обсуждать скоромное. Ну, без этого никуда, материал, в конце концов, обязывает.

Каков материал? Русская хтонь, эталонная, из палаты мер и весов, и дело тут отнюдь не в изобилии возлияний, картинах упадка, «свинцовых мерзостях жизни» или чём-то подобном (хотя так или иначе вы на них наткнётесь); нет, тут дело в куда более глубоком, по существу, даже мистическом измерении. На позднюю Марию Галину чем-то похоже, на поющих во тьме «Медведок», на неопределённо-уклончивых «Автохтонов». Готовы будьте, что вопросов будет больше, чем ответов, готовьтесь к отвлекающим манёврам, которых на порядок больше, чем существа дела (со временем вы поймёте, что до некоторой степени в них-то и состоит изрядная часть сути, но не всякая птица долетит до этого осознания). В этом саду расходящихся тропок поистине не знаешь, с чего начать. Ну возьмём, допустим…

Возьмём, допустим, заголовки глав.

Очень интересный эксперимент, если так вдуматься. Первые три главы обладают вполне понятными названиями, следующими из текста, усыпляют бдительность… А с четвёртой внезапно начинается рандом. И не простой, а, похоже, с хитрым умыслом. Заголовки глав изменены местами, да так, что кое-где названия из одного тома перебрались в другой. Можно даже предположить, что это приглашение к сопоставлению поучаствовавших в размене глав (однажды я проведу такой эксперимент), но обстановку усложняет то, что некоторые заголовки, кажется, ничему толком не соответствуют, тогда как другие – ещё более неожиданно – располагаются на своих местах. Иными словами, роман начинает нагло лгать вам уже на уровне оглавления.

Ну кстати да. Ложь. Главные персонажи много и афористично общаются, рефлексируют, пьют, отчего начинают трепаться и рефлексировать ещё отчаяннее, пока силы и сознание не покинут их – и не переставая гонят пургу. Снег мифического и недостижимого Энцелада заметает улицы Чагинска и других городов, невзирая на летний зной, укутывает в нарративные сугробы. Эта колючая смесь бытового вранья, профессиональной дипломатии, лизоблюдства, слухов, городских легенд и художественного вымысла – тот самый пресловутый радон, которым пронизан воздух книги. Удивительно, как мало обращают на это внимание в прочитанных мной отзывах и рецензиях. Если перестать выискивать в составе текста «реализм», сколь угодно магический, и сосредоточить газоанализаторы на витающих всюду квантах лжи и зонах их концентрации, многое, право же, станет яснее.

Ложь принято осуждать. Делая это огульно, обычно забывают, что человек – существо по природе своей лживое, это отметил ещё Э. А. По, любопытствующих отсылаем к «Надувательству как точной науке». Совсем любопытствующих и желающих более серьёзного обзора проблемы отсылаем к «Онтологии лжи» А. К. Секацкого. Приводить все рассуждения Александра Куприяныча здесь не станем, это уведёт нас ещё дальше, чем пьяная болтовня Виктора с Хазиным, но отметим, что искусство фальсификации, как он показывает весьма убедительно – один из сильнейших элементов прогресса, тропа к могуществу, путь к изменению реальности, прямому или косвенному.

В крохотном дремучем Чагинске реальность меняется постоянно.

На это тоже как-то не очень склонны обращать внимание, хотя всё на поверхности. Главные герои, как уже сказано, непрерывно брешут – пустой, безответственный трёп, ни к чему не ведущий, лишённый последствий… Ведь да? А как бы не так. Прислушайтесь как следует к народному ропоту, что сбегает по полуразрушенным улицам, отдаётся в библиотечных залах и шелестит краями газетных страниц. Практически любая нелепая небылица, которая со временем обретает силу общепризнанной реальности и прокатывается по событиям паровым катком, восходит к этому якобы невинному трёпу. Радиационная паника, строительство новой ЧАЭС, радон опять-таки? – всё прослеживается к легкомысленному вбросу Виктора в ранних главах, о котором он почти сразу и думать забыл. А вдохновенные рассуждения о Пересвете в доме культуры аукнутся уже лет через семнадцать, во втором томе. Примеры можно множить.

И ведь это даже не самое тревожное. Куда тревожнее непрестанное генерирование Виктором мертворождённых сюжетов – которые так и остаются невоплощёнными, никому не рассказанными… а потом как-то невзначай тоже просачиваются в реальность, коли не целиком, так уж хотя бы намёком на целое. Вспомним, например, про Снаткину и ложку. Виктор выдумывает про колоритную пенсионерку всякого, а потом реальность косвенно намекает, что не такой уж это может быть и вымысел…

И после множества таких моментов как-то иначе воспринимаешь настойчивые заверения Светлова, что Виктор должен писать. Если его праздное и не направленное в конструктивное русло олживотворение выплёскивается таким образом, какой же эффект может оказать настоящая книга? Это тем интереснее, если учесть, что Светлов – сам по себе фигура довольно неоднозначная. Фасад у него безусловно притягательный, краше большей части других персонажей, погрязших в пороках больших и малых (за вычетом разве что Аглаи, особенно во втором томе), но стоит ли доверять фасаду, вот в чём вопрос… Фамилия-то наверняка говорящая, но проблема возникает, когда вспоминаем, кого зовут «Несущим Свет». НЭКСТРАН вроде как несёт светлое будущее, но Чагинск обещание светлого завтра вдруг обходит стороной… И почему? Не оттого ли, что жертва оказалась неполна и оттого не принята?

Сейчас мы вступаем на почву особенно зыбкую, опасную и к тому ж чреватую спойлерами, так что не желающим сего рекомендовано пройти мимо в любом угодном им направлении. Здесь рецензия плавно перестаёт быть рецензией и превращается не столько даже в эссе, сколько в охоту за тем самым Снарком, которого так и не нашли главные герои и которого, быть может, не существует вовсе. Над нами сгущается тьма, а может, просто темнеет в глазах от того, что стискивает горло пресловутый радон, существующий либо нет. В центре лабиринта лжи, о котором мы беседовали раньше, зияет невосполнимая лакуна, которую он призван оградить; в этой лакуне сгинули два подростка, и её постарались загородить стенами мифа и недомолвок не хуже тех, что на повседневной основе воспроизводит Виктор. Лжец индивидуальный и высоко одарённый столкнулся с ложью провинциальной, зато коллективной и распределённой; итог оказался смутным, мглистым и туманным, как и следует ожидать в таких обстоятельствах, и по сути нашему изучению предъявлен именно туман, а не сама лакуна, которой заманивают читателя аннотации.

И всё же некоторые спекуляции можно высказать – и, поскольку мне очень хочется ими поделиться, дальше будет мало велеречивого словоблудия и несколько пунктов чётко по существу, ГРОБ ГРОБ КЛАДБИЩЕ СПОЙЛЕР, так что вы предупреждены.

P.S.

Бродят дикие ягморты,

Мыши бдят.

Чучел пыльные когорты

Встали в ряд.

И шушун по лесу мчится,

Чтобы нам в ночи явиться.

Тёмен старый парк…

Снарк. Снарк. Снарк.

lemur, 09 ноября 2017 г. в 16:21

Читателям журнала «Пионер» посвящается...

Эта история ну просто обязана была там быть опубликована году этак в 1981-82м.

Конечно, это — повесть для подростков, и написана она в соответствующей манере, но настроение пронизывающее всё повествование — это всё-таки ностальгия, и ностальгия не просто по детству или СССР, а ностальгия по Мечте. У нас тогда действительно была мечта, причём не какая-то конкретная, а просто мечта как мироощущение, как взгляд на жизнь.

Не знаю, как воспринимается эта повесть теми, кто не застал того времени, но родившихся в 1970е она просто не может оставить равнодушными. Вот, мне даже журнал «Пионер» вспомнился...

genametr, 05 сентября 2022 г. в 15:13

Все бы хорошо но много лишних букв. Где-то со страницы тридцатой начал пролистывать а затем и вовсе заглянул в конец бесплатного отрывка. Пытался найти когда случится хоть какое-то действие и начнется сюжет. Все же 115 страниц ни о чем многовато даже для позднего Веркина, который полюбил подражать классикам и разливаться мысью по древу. Может где-то там в конце и есть еще тот человек что написал Вендиго и Герду но пробиваться к нему сквозь унылую бытовуху выше моих сил. Кому-то антураж нулевых греет сердце, но для меня это время ушло, да и одним антуражем сыт не будешь.

Vetaliq, 09 января 2020 г. в 12:44

Повторю предыдущих ораторов: две абсолютно разные части.

Первая вызывает некоторую ностальгию о советском детстве, с его некоторой беззаботностью и уверенностью в завтрашнем дне. Как всегда — воспоминания у всех разные: уж слишком много у автора воспоминаний о дефиците и сложностях советской деревенской жизни, которые меня как ребенка тогда совсем не напрягали, но как говорится память избирательна. Из-за этого у меня не получилось в описанных детях увидеть детей и их столкновение с непонятным, на мой взгляд действия персонажей неестественны и поэтому не вызывают особого сопереживания.

Вторая часть тоже про детей, но из будущего, из будущего классической советской фантастики. Но персонажи опять не выглядят детьми — скорее мужчины лет 25. Большая часть посвящена жизни и развлечениям будущих «детей» и только в конце идет так же столкновение с непонятным. И опять почему то все кажется неестественным. Может потому что для советской фантастики такие концовки были неестественны, может из-за плохого раскрытия персонажей.

Резюмируя скажу так — неплохая задумка под классическую советскую фантастику, но из-за современных идей превратившаяся в ни-то ни-сё.

Русский язык у автора хороший.

sergej210477, 08 ноября 2017 г. в 15:41

Великолепно написанная повесть. Сюжет достаточно прост — встреча с пришельцами то ли из будущего, то ли из параллельных миров, это неважно. Такие истории уже встречались в фантастической литературе множество раз. Главное в этой книге, по крайней мере для меня, то, как она написана.

Автор сумел очень точно попасть в мир детства советских мальчишек восьмидесятых годов XX века. Отлично создал атмосферу того времени. Я вспомнил множество мелочей, о которых сам уже давно забыл. Получилась очень тёплая, пронизанная ностальгией картина далекого детства.

Плюс к этому, Веркин смог «поймать» и передать на бумагу довольно сложный внутренний мир подростков, с их мечтами, желаниями и переживаниями. Вышло психологически очень достоверно, кажется что повесть написал мальчишка, а не взрослый человек. Все получилось реалистично и эмоционально.

Хотя, книга, в общем подростковая, мне было интересно читать ее.

anagor1, 05 апреля 2014 г. в 21:28

Аннотация создает совершенно неверное представление о книге. «Затоплены кровью», «ужасная правда», «кровожадный убийца»... На самом деле хоррора в повести практически нет. Автор вовсе не собирался пугать нас, читателей, даже в мыслях у него не было. Спокойный, выдержанный, лаконичный стиль Эдуарда Веркина этого в полной мере и не позволил бы, наверное. Слишком уж умная и глубокая перед нами вещь для простой страшилки. Ну да, некая потусторонняя тварь в сюжете присутствует. Даже убивает кого-то. А потом ее убивает Бакс — главный герой, пес с человеческим мышлением и почти человеческими — только чище и искреннее — чувствами. Но книга не об убийствах и не о тварях. Она о людях. О верности и предательстве, о разуме и страхе. И о внутреннем долге, который превыше страха и разума — тем более того разума, что характерен для возомнивших себя сапиенсами homo.

Взятый Веркиным неожиданный и великолепно выполненный «собачий ракурс» чем-то роднит «Час охоты» с дивовской «К-10». Будь моя воля — объединил бы эти две повести под одной обложкой.

За последние несколько лет Эдуард Веркин превратился из «молодого да раннего Крапивина», воспринимавшегося как неплохой подростковый автор, в одного из лучших современных русских писателей. «Друг-апрель», «Облачный полк», «Час охоты» — разные по замыслу, тематике, жанру. Но их объединяет авторское умение создать глубину и объем текста буквально несколькими штрихами, ненавязчивая человечность и точность характеров и все лучше узнаваемая слегка отстраненная грустинка во взгляде на мир. Настоящий, очевидный талант. Странно и обидно, что Веркина практически не замечает ни фэндом, ни боллитра.

anagor1, 22 марта 2014 г. в 19:28

Да, мы начали забывать. Война представляется уже как нечто патриотично-пафосное, непрерывно героическое и чуть ли не развлекательное, вроде комьютерной стрелялки.

А она другая. Она пустая и страшная, тягучая и грязная. Голод, холод, зверская, отупляющая усталость, болезненная беспризорность мира. И — ненависть. Не благородная и тем более не святая. Но настоящая, искренняя, истовая. Которая уже не слепит, а, наоборот, делает ум ясным, а руки твердыми. «Убей немца!» «Убей!!» В этом и только в этом смысл жизни. И смысл смерти тоже в этом. И нет никакого геройства — в том приукрашенном, напыщенном прикиде, что подавали нам в школе на уроках патриотического воспитания. Есть лишь ненависть, сухая и твердая, простая и ясная, которая сильнее голода и холода, сильнее страха, сильнее любых инстинктов... Веркин и не оправдывает ее, и не славит. Он просто показывает, что она была естественна, как воздух. И именно в этом — ужас войны. В том, что те несколько слов Эренбурга, может, послужили Победе больше, чем все постановления партии и правительства вместе взятые. Даже, наверно, ему самому через десятилетия, а уж тем более нам, таким разумным, самоуверенным и толерантным, трудно представить, насколько они были искренними, те страшные слова.

Такие книги надо включать в школьную программу. Чтобы воспитывать ненависть. Не к врагу. К войне. Патриотическое воспитание приложится. Человеческое — важнее.

Biggrema, 24 сентября 2013 г. в 11:54

Книга и весь цикл произвели впечатление, как не удивительно куда большее чем «Метро» Глуховского, может потому, что читал их первыми.

Тут один «страдалец» отметил: «Мир, созданный автором абсолютно нереалистичен и явно клепался по принципу — чем страшнее, тем лучше.» Ну да, это же жанр фентази, он и не должен быть реалистичным. А то, что «чем страшнее, тем лучше» тоже неплохо, если уж придумывать жуть, то пусть это будет самая жуткая жуть, а фантазия у Макса Остогина несомненно богатая...

Ну а идея саспенса, которую на всю катушку использует Глуховский в своем «Метро», тоже на любителя. Согласно Хичкоку нет ничего страшнее закрытой двери, так вот кому-то нравится трястись перед закрытой дверью, а кому-то открыть эту дверь поскорее и увидеть ужас своими глазами...

P.S. Кстати, на РУТРЕКЕРЕ за год аудиокнигу «бог калибра 58» скачали более 15 000 раз.

chupasov, 25 января 2023 г. в 12:09

САМАЯ АДЕКВАТНАЯ РЕЦЕНЗИЯ НА «СНЕГ ЭНЦЕЛАДА»,

в принципе, написана У. Эко:

«В порнографических фильмах всегда полно людей, которые бесконечно долго едут на машине; пар, которые тратят нереально много времени на то, чтобы зарегистрироваться в гостинице; джентльменов, которые несколько минут едут в лифте перед тем, как зайти к себе в номер … Прямо и грубо говоря, в порнографическом фильме, прежде чем увидеть нормальный трах, вам придется просмотреть нечто похожее на рекламный ролик городского транспортного управления».

Ну, только вместо последнего у Веркина трудовые будни, байки и немудрящие досуги нашего современника-гуманитария. И животноводство, тьфу, пищеварение означенного современника.

Я понимаю, что это такой модернистский прием – вроде псевдодокументального игрового фильма, снятого кривыми дрожащими ручками на любительскую камеру. Скажем, приходит герою такая пугающая посылка – и вместо леденящего ужаса, горячей волной накрывшего ГГ, нам несколько страниц описывают, как оный просматривает душеполезное на ютубе. Ну да, вполне себе достоверно психологически – но у Хемингуэя в «Белых слонах» про то же сделано лучше, а главное – короче. И ты читаешь, читаешь, читаешь, читаешь, читаешь все эти многая, без конца и краю, слова – а ведь ролики на ютубе сами себя не посмотрят...

Вот такой отзыв я написал, прочитав страниц 150 «Снегов Энцелада». Но все это, наверное, мимо, потому что роман все же цепляет. Даже вот приснился, а разговоры по мобильнику – нет, действительно, не снятся. Это «цепляет», конечно, во многом объясняется моей принадлежностью к целевой аудитории: XY 47 лет с провинциальным бэкграундом, гуманитарий, мигрировавший в бизнес. Но как портрет моего поколения, нечувствительно прогадившего страну, роман, наверное, интересен не только нашему поколению. И я не столько даже про точно схваченные черты, вроде потребительской фиксации у позавчерашней молодой шпаны, не брезговавшей накатить теплой водки из пластиковых стаканчиков. Нет, я скорее про особое умонастроение, которое многое в нас объясняет (например, про то, что активистами, пытавшимися что-то изменить в стране, стали люди не самые в наших компаниях умные – а самые умные сосредоточились на малых делах для себя любимых).

Ну и вообще, сегодня «настоящий» роман про современность распознать довольно легко: если кажется актуальным без обращения к текущим событиям – значит, перед нами хорошая литература. Для меня роман Веркина оказался именно таким.

IgorLutiy, 24 июля 2021 г. в 23:52

«Печальная история взросления мальчишки из далекой деревенской глубинки» — именно так, одним предложением, можно охарактеризовать это произведение.

Деревня Туманный Лог расположена на краю цивилизации. Как следствие, осталось здесь всего три семьи, а вокруг раскинулась необъятная природа. Отцы семейств работают далеко, вахтовым методом ибо работы на месте, разумеется, никакой нет. Здесь вообще почти ничего нет. Дороги нет (зато есть рельсы, но не те), электричества почти нет. А вот мобильная связь есть. Всего-то надо залезть на тополь. И там, на высоте 10 метров, общайся не хочу. Зато есть река, лес, поля, свежие фрукты и овощи, в общем — природа! Много ли надо детям?

В целом это отличная повесть о взрослении на свежем воздухе, хотя и в наши дни. Звучит удивительно, но так и есть. Трое детей и летние каникулы. Солнце, река, рыбалка, грибы, ягоды, развлечения и ссоры — все как у детей. А еще разные истории и описание того, как Туманный Лог дошел до жизни такой.

А печаль из-за того, что нет у этой деревни никакого будущего и не может быть. Понимает это и восьмиклассник Иван, главный герой повести. Не хочет принимать, но все равно понимает. И от понимания того, насколько это актуально — становится еще печальнее. Сколько так или иначе умирало подобных деревушек? Умирало и продолжает умирать? Особенно печально это будет для тех, кто хотя бы краем, но касался подобных историй в реальности. Как то, что составляло всю твою жизнь, всё, что ты знал и ценил, а это особенно важно в детстве, тает на твоих глазах и превращается в мираж. И ты вынужден покидать родные края. Разве это не грустно? Более того, в детстве ты еще не понимаешь, почему это происходит. Только будучи взрослым осознаешь — по другому быть не может. Увы и ах. Закон суров, но таков закон.

Но Иван до последнего сопротивляется этому. До последнего надеется. А вдруг можно что-то придумать, и хлынут сюда туристы, чтобы посмотреть на Пушкин дуб, или колодец с гигантскими пиявками. Ну или хотя бы на колокол. Вдруг исполнится всего одно желание... Вдруг? Но читатель понимает, чем это может закончиться. А писатель не стремится подыгрывать, чтобы сказку сделать былью. Сказка останется сказкой, а нам достанется быль.

Атмосферу небольшого уединенного поселения с ограниченным коллективом у Веркина получается передать великолепно. Так было в романе «Друг — апрель», так шикарно все написано и здесь. Дети очень живые и характеры выписаны отлично. Язык написания приятный. В целом читается легко и быстро. Актуально — на дворе жара, фрукты, ягоды и на страницах тоже лето. Окунаешься в прошлое, в каникулы в деревне. Как же тогда было хорошо! А эта книга — дает возможность еще раз пережить эти мгновения. И хотя она пронизана грустью, практически от начала до конца, но все равно есть в ней что-то очень душевное и доброе. Да, может быть потом будет плохо. Но вот сейчас — хорошо. Надо уметь наслаждаться тем, что есть и уметь принимать то, что будет. Да и кажется, что у героев все должно быть хорошо. Где бы они не были в будущем. Хочу верить...

Координаты чудес, 28 октября 2020 г. в 12:12

Заявленная постапокалиптика от соотечественника. «Книга года» по версии Фантлаба. Хорошая средняя оценка пользователей данного сайта и отдельные восторженные отзывы. После такого анонса хочется только хвалить, но по обыкновению приходится ругать. Что уж там, я даже сейчас, после прочтения, могу понять, за что можно было положительно оценить российскому читателю «Остров Сахалин»: местных образцов жанра, за которые просто не стыдно, не говоря уже о чем то большем, кот наплакал. На деле же мы имеем довольно средненький роман по всем параметрам. Художественная составляющая откровенно слабая. Когда берешь в руки книгу на родном языке, хочешь получить нечто большее, чем обычно получаешь от переводнухи. С Эдуардом Веркиным такой номер не прокатывает: очень сухой, упрощенный, бессвязный слог, где «отмечается явный доминант образной системы над формой» (цитата из самого «ОС»). Некоторые абзацы и предложения так вообще из серии школьного сочинения «Как я провел лето». В этой связи та же Википедия позиционирует Веркина именно, как ДЕТСКОГО писателя, что многое, кстати, объясняет: было изначально странно, что сорокапятилетний бородатый дядя рассказывает свою историю от лица молодой двадцатидвухлетней девушки. Поэтому кто бы что не говорил, а перед нами в первую очередь подростковое чтиво. Да – вплетенное в конву постапокалиптики, да – временами достаточно жесткое, но все-таки это пресловутый замаскированный «янг-эдалт». Стал бы я читать, если бы узнал заранее – не уверен. По мне, так лучше в очередной раз перечитать приключения Эммы Мухиной от Валерия Роньшина из серии «Детский детектив». Там хотя бы смешно. «Остров Сахалин» добрых 200 страниц начального текста не предлагает ничего кроме тягомотных описаний локального мира и неуклюжего подросткового философствования. На Земле случилась ядерная война, корейцы атаковали США, втянулись другие страны, цивилизации пришла амба. На континентах выживших почти нет, на материке свирепствует мобильное бешенство (читай – зомбаки), островная Япония уцелела, захватила Сахалин и теперь это Карафуто. Туда принимают беженцев: корейцев и китайцев. Туда ссылают преступников из самой японской империи. Русских на всю книгу два с половиной человека. Одна из них – полукровка Сирень – путешествует по острову в качестве футуролога, второй – полусвободный Артем – ее сопровождающий. Попытка резко придать действию динамики через боевые сцены и внезапный коллапс (землетрясение) оборачивается для Веркина провалом: описывать боёвки он совершенно не умеет, нагнетать тревогу тоже. «Я выстрелила. Убила одного. Потом убила второго. Потом убила всех. Такая я, оказывается, меткая». Вот что-то из этой оперы. Джо Аберкромби надрывно хохочет в сторонке. Вообще Веркин, такое ощущение, взял кучу понравившихся ему элементов у разных авторов и в разных жанрах и попытался всё это вплести в свое повествование. Тут и попытка сделать что-то неожиданно жесткое и кровавое в стиле Тарантино (отсюда и мое, возможно, не очень уместное сравнение с Аберкромби). И показать все тяготы выживания в постапокалиптическом мире с ребенком на руках (привет Кормаку МакКарти и его «Дороге»). И «Рассвет мертвецов», и много чего еще. Я бы со своей стороны провел параллели с Паоло Бачигалупи: достаточно общего, начиная регионом места действия и заканчивая беспросветом вокруг. Учитывая, что Бач не так давно выпустил свою собственную «янг-эдалт», было бы неплохо сравнить. Однако в целом у Веркина не получилось. Многое не вяжется.

sergej210477, 22 января 2020 г. в 18:04

Совсем не понял я этот роман.

Прочёл я почти все книги Э. Веркина. Отличного уровня развлекательная литература. В большинстве случаев — подростковая. Фантастика, хоррор, реализм, военная проза, фэнтези — писатель пробует себя во многих жанрах. Везде прекрасный юмор. Легкий язык. В некоторых книгах — драматизм зашкаливает. Море эмоций.

И вот — «Остров Сахалин».

Читать это сложно. Такое ощущение, что писал не Веркин — вообще, не его стиль.

Если в двух словах — три четверти книги — записки путешественника по Сахалину. Да, можно сказать, как в аннотации, что это парафраз Чехова, его записок о посещении острова, плюс ещё, Солженицына и его «Архипелага ГУЛАГа». Только, с учетом того, что действие происходит в постапокалиптическом мире.

Задумка интересная. Да такого и в дурном сне не приснится!

Но, как я уже писал — три четверти книги — описание сахалинской каторги и тюрем. Да, почти ничего не изменилось — те же ужасы. Да, Чехов, да, Пикуль «Каторга», ну и опять же, Солженицын. Надзиратели и зэки. Беглые каторжники и остроги.

И лишь в последней четверти романа, Веркин вернулся к уже опробованной в ряде книг теме — непосредственно апокалипсису — зомби, солдаты, ядерная война. Читал — полное ощущение, что читаю М. Брукса «Война Z», или, смотрю экранизацию этой книги. Один к одному.

Финал, опять муторный.

Да, можно бесконечно долго писать на тему глубокого философского подтекста этой книги. Да, при желании, можно «нарыть» и сложный символизм происходящего. И аллегорически трактовать смысл романа. Можно искать в нем интересные стилизации под японскую литературу. Можно. Ага, при наличии фантазии, все это можно найти в любой книге. Было бы желание. Дело в другом.

Просто — я привык к совсем иному Э. Веркину. Легкому, озорному. Веселому и грустному. Серьезному и детскому. Лиричному. Всегда эмоциональному.

А здесь?

Даже сложно назвать жанр книги. Некая попытка из рядовой постапокалиптики сделать сложное философское произведение? Или, «перепрыгнуть» с боевой фантастики в научно-фантастическую плоскость? А может, автор хочет сменить имидж подросткового писателя?

Понял я одно — как развлекательная книга этот произведение точно не пойдёт.

Напрашиваются сравнения с «Дорогой» Маккормака, но, там акцент на героях, их внутреннем мире, а тут, по-моему, герои достаточно безликие...

Вообще, где эмоции у персонажей? Да, японцы — замкнутая нация. «Все в себе». Но, главные герои, с русской кровью. Да, главы написаны от первого лица, так сложнее увидеть персонажей «со стороны». Но — такое сложилось у меня ощущение, что героиня просто наблюдает, фиксирует в памяти все происходящее. Никакой инициативы, никаких эмоций. «Я пошла, я увидела, я запомнила». Ходячая кинокамера. Потом, почему опять «Сирень»? Это имя героини кочует из одной книги писателя в другую. Ну и ее попутчик Артём — под стать Сирени. Молчит, смотрит, думает. Потом — раз! Багром в живот одному, другому. То, он совсем больной, еле дышит, ходит с трудом. А потом, «встал с печи», смастерил кистень — махнул рукой — все китайцы в ряд лежат... Илья Муромец. Вот решил автор написать серьезную, «взрослую» книгу, а, вот в такие моменты, опять «скатывается» на детско-подростковый уровень.

Из героев мне был интересен один — Чек-Человек. Сумасшедший старик-философ. Он хоть живым получился, смешной и грустный, по-своему. Нелепый, но, реальный. Но, это, всего лишь, эпизодический персонаж.

Печально.

Но, это мое личное мнение.

Много положительных и восторженных отзывов.

Повторюсь, не такой книги я ждал от Э. Веркина. Опять же, это только мое личное мнение, но, не его жанр и стиль. Понятно, что хочется писателю перейти на иной уровень, писать сложные и серьезные книги для взрослых. Но, зачем? В своей нише, на мой взгляд, Э. Веркин — один из лучших и самых ярких писателей. А фантазии на тему футуристических японских прогнозов меня не очень заинтересовали. Впрочем, как и быт фантастических каторжан.

Lartis, 16 декабря 2019 г. в 00:58

В Москве – Олимпиада-80, а у героя повести «Звездолёт с перебитым крылом» (имени автор не называет) и его закадычного друга Дюшки – летние каникулы. Свободная от учёбы в школе июньская жизнь, конечно же, хороша, но привычно скучна и предсказуема. И вдруг серое провинциальное однообразие оказывается сдёрнутым, словно надоевшее покрывало: в городке появились два загадочных персонажа – девушка Анна и её брат Марк. В этой парочке всё необычно: от одежды до поведения. Для наших мальчишек знакомство с ними – шаг в новый мир, интересный, таинственный, притягивающий, и одновременно – непонятный, пугающий. Возможно, не все литературные отсылки и аллюзии автора будут расшифрованы, но уж с «Главным полднем», надеюсь, многие знакомы. Во всяком случае, друг главного героя Дюшка Александра Мирера точно читал.

А я – словно в детство окунулся. Взять хотя бы это, пару раз мелькающее в тексте обозначение «за линией». Оно мне о многом говорит: в рабочем посёлке, где я родился, «за линией» (железной дорогой), делящей посёлок пополам, жили пацаны, с которыми я и мои товарищи с нашей стороны «линии», мягко говоря, не очень дружили…

Эта вещь Эдуарда Веркина сделана из органичного текста, ненавязчиво вливающегося в читателя… Из тайны… Из светлой грусти… Из ощущения несбывшихся надежд… А читатель, становясь полноценным участником событий, и, если хотите, соавтором создателя повести, сам сможет достроить, довоображать, додумать, дооттенить все полутона, умно недописанные автором…

Своё умение недоговаривать Эдуард Веркин продемонстрировал в «Звездолёте» в полной мере. Теперь, после романа «Остров Сахалин», об этом его умении все знают. А вот мы с Валерием Гаевским отметили повесть «Звездолёт с перебитым крылом», вышедшую в журнале «Октябрь» (№6, 2016), премией «Планета Крым» ещё в 2017 году.

У «Звездолёта» есть продолжение. Оно называется «Каникулы что надо» и теперь издано вместе со «Звездолётом», в одной книге. На задней обложке сообщается, что «Будущее прекрасно и далёко, притягательно и неумолимо. Звездолёты из чистого рения бороздят космическое пространство. Каждый хочет попасть в будущее, но не каждому достанется счастливый билет. Книга «Звездолёт с перебитым крылом» состоит из двух частей и в таком виде издается впервые. И это очень важно, потому что. только прочитанная целиком, история позволяет читателю увидеть то, что намеренно скрыто автором».

Я побаивался читать продолжение. Опасался, что в нём появятся такие объяснения недомолвок первой повести, которые разрушат всё её очарование... Но опасался я зря. Продолжение первую часть не испортило, но почти ничего и не объяснило. А 21 июня 2019 года после церемонии вручения премии им. братьев Стругацких («АБС-премии»), где Эдуард Веркин был в числе финалистов, я с ним поговорил, и писатель сказал мне, что собирается написать ещё одну, третью повесть. Вот в ней-то он всё и объяснит…

dokktor, 27 февраля 2019 г. в 09:05

Странное, неожиданное чтиво, к которому необходимо подготовиться. По количеству грязи, вони и запущенности, царящей на протяжении почти двадцати авторских листов, впечатления можно сравнить с мизансценой германовской культовой постановки «Трудно быть богом». Парадоксально, что к такому сеттингу быстро привыкаешь, и не испытываешь брезгливости.

«Остров Сахалин» невероятно сложен… и очень прост; в нем мало красок и еще меньше эмоций на фоне кричащего реализма, умирающей от стыда и ярости цивилизации. Это роман-репортаж, как редкий, маловостребованный жанр – между памфлетом и антиутопией. Его стиль, провокационный в плане «равнодушного» присутствия автора, в моем понимании сравним с моделью описания путешествий Гулливера на остров Лапуту и страну гуигнгнмов. Только здесь главгером выступает скромная девица, вооруженная не хуже Лары Крофт и проявляющая абсолютное хладнокровие при виде трупов, расчлененки, агонии, судорог умирающих от болезней и насилия. Она может бояться или иронизировать, но не испытывают омерзения от ужаса окружающей вакханалии, ее не смущают разлагающиеся трупы. Миссия Сирени(ГГ) – изучать, анализировать, сопоставлять. Это дикая бессердечная кукла, прошедшая спецподготовку убийца или свихнувшаяся фанатка футурологии? Такими вопросами, возможно, озадачен читатель в моем лице.

Я вновь пытаюсь проникнуться идеями автора, сформировавшего настолько абсурдный социальный конфликт международного масштаба, что невольно веришь во все происходящее, как веришь в две первые мировые войны и кошмарные результаты исторических катаклизмов. Этот мир сошел с ума после катастрофы (техногенной, мутагенной, гонок на выживание… неважно), и лохмотья, обрывки людской массы сосредоточились в условном дальневосточном регионе.

Необычный постап, непривычный в плане отсутствия сверхмонстров, кошмарных чудовищ и постоянного противостояния изуродованной природы и остатков человечества с лихвой унифицирован грязью, болезнями, убогим прозябанием, голодом, возведенным в ранг конфессии. Уродливые проявления отчаяния погибающего разума воспринимаются, как должное, как безусловный итог радикализма всепланетных шалостей.

Шокирован? Скептически усмехаюсь? Подавляю зевок равнодушного читателя?

Или унижен, обескуражен, возмущен?

Нет… все вместе, все чувства одновременно сплетаются и шипят.

Эдуард Веркин долго и старательно специализировался в детских ужастиках, совершенствовал профессионализм на приближающейся к трэшу самобытности пограничного беспокойства. И вот результат: книга, которая никого не оставит равнодушным. Потому что в ней максимально честный прогноз субъективного футуролога.

kasti, 09 января 2019 г. в 21:14

Начитался отзывов, захотел наконец то отечественного автора в этом жанре оценить. Первую половину книги я откровенно скучал, такой ведь зачин, достойный любой космооперы, но тут одна книга, маленькая, но страницы кончались и все же на 580 из 800 я закрыл книгу. Просто путеводитель по выдуманному миру, очень пространное описание весьма неправдоподобных тюрем, быта и бесконечных

anagor1, 01 декабря 2015 г. в 12:04

Интересно, долго ли еще за одним из лучших современных писателей Эдуардом Веркиным будет волочиться ярлык «для подростков»? Неужто, если крови в тексте изливается меньше литра на а/л, а секса и похоти (о ужас!) нет вообще, зато разумное, доброе и вечное выступает в незамутненном виде — то это как бы «для подростков»? А для взрослых — это когда оравы брутальных дебилов и моря жеманной кисельности?

Хм... Можно я тогда не буду взрослеть? Потому что «Маленький принц» — это ведь «для подростков», не правда ли?

Да, многие романы Веркина устроены подобно детским пилюлям. Ведь суть — она всегда немного горчит, как слезы, и для вящего потребления ее можно, например, поместить в оболочку веселого стёба. Впрочем, аналогия ложная. Добрая ироничная улыбка и сама по себе имеет терапевтический эффект. Может быть, даже более важный и мощный.

О чем же книга? Считать «Через сто лет» пародией на «Сумерки» и прочую вампирскую чушь — это как полагать «Дон Кихота» пародией на популярные рыцарские романы. Можно, конечно, при желании. Если прокатиться по поверхности текста, как на скоростном скутере, не пытаясь заглянуть вглубь. Но если туда все-таки зачем-то заглянуть, то сразу видно, что никакая это не пародия на готику или гламур. Вампиры (вупы) здесь — вообще как бы условность. Приписываемые им сформированной в популярной литературе традицией внешние качества утрированы именно с целью легкого стеба. Просто некая другая раса, почему-то возникшая на Земле взамен почти исчезнувших людей (по большому счету неважно, почему — конкретный характер произошедшей катастрофы в романе толком не раскрыт) и считающая себя обделенной «душой» в банальном атеистическом смысле. Мне кажется, автор с этим смешным определением (см. первый отзыв) вовсе и не спорит. Зачем? То, что у вупов другой метаболизм, и они поэтому не испытывают тех самых «психофизических реакций на раздражители окружающей социальной среды» — это, на мой взгляд, не самое главное. Да, вупы завидуют людям (точнее, к.б.завидуют) и наивно стремятся ими заново стать. Причем идеал «человека» у них гротескный, почерпнутый как раз из попсового чтива... и тут, да, обнаруживается еще один смысловой слой романа: пародия (порой переходящая в сарказм, причем довольно едкий, но не злой, а скорее грустный) не на само чтиво, конечно, а на всю нашу нынешнюю жизнь, в которой подобное чтиво издается многотысячными тиражами («целую березовую рощу извели»).

Но автора интересует все же не это, и роман — не «критика существующего строя» нашей цивилизации. Главный вопрос книги: что же делает человека (или вупа) человеком? Что такое «человечность», в чем она, если не в реагирующей на раздражители «душе»?

Автор дает свой четкий и ясный ответ, но сформулировать его одним словом не получится. Даже если это слово «любовь» во всех оттенках его смысла от «любоффи» гламурных романов до романтической любви великих поэм и христианской любви. Или слово «верность». Или способность жертвовать и прощать. Да и зачем формулировать? Что за дурная манера — пытаться всему дать определение? «Странный народ эти взрослые!» Просто вчитайтесь и задумайтесь над маленьким парадоксом. Ведь главный герой с самых первых страниц выглядит человечно! И не надо, не надо спрашивать, что это значит. Человечность — гармония, неподвластная алгебре. Я ее просто чувствую, и мне незачем давать ей определение. А чувствую я ее потому, что сочувствую герою. С самых первых страниц. И без всяких «как бы». Разве были какие-то сомнения, что он прыгнет в бассейн со страшными дельфинами? Пусть и без психофизических реакций, но — прыгнет. Более того, и главной героине я сочувствую, иначе финальные сцены вызывали бы у меня недоумение, а вызывают — слезы. Хотя вроде бы ее попытки стать человеком закончились фактической неудачей. То есть, человеком с к.б. душой она стать не сумела, да. Но просто человеком... она же им была с самого начала, разве нет? Потому что у нее была мечта. И воля, чтобы добиваться ее осуществления. И фантазия изобретать все новые способы этого, не падая духом, когда очередной вариант не принес успеха. Разве этого мало? (А может быть, тут важен к.б. дух, а не к.б. душа?)

Журналист в эпилоге задал главному герою два вопроса. Ответ на один из них («Вы первый стали человеком — это бесспорно. А гены — это лишь физика! Скажите мне — как?!») — это и есть роман Эдуарда Веркина. А на второй — почему герой затем предпочел снова стать вупом — я, пожалуй, отвечу здесь. Наверное, отчасти для того, чтобы пожить подольше и — дождаться. (Хотя люди, небось, тоже куда больше ста лет живут в этом светлом будущем.) Но главное — потому, что он понял: разницы никакой. Метаболизм вупа быть человеком совершенно не мешает.

И если «Через сто лет» с чем-то и сравнивать, то не с сумерками какими-нибудь в оттенках серого. Мне вот четко пришла на ум «Тошнота» Сартра. С ней, как мне кажется, автор действительно ведет незримый диспут, и несколько намеков на это как бы разбросаны по тексту. Ведь миры, в которых живут главные герои двух этих гениальных романов, очень схожи, до тошноты. Но подросток Поленов видит выход, простой и ясный, как солнце на небе, который взрослый Рокантен не разглядел, потому что, глупыш, всё пытался найти и сформулировать истину. И стать человеком ему оказалось не под силу.

Агроном, 21 декабря 2013 г. в 21:55

Как уже говорилось в отзывах на серию, данная книга не имеет никакого отношения к предыдущим четырем. Это не приквел, не сиквел, а совершенно отдельная книга, с иной легендой и вселенной. И что она делает под обложкой INFERNO тайна окутанная мраком, доступная, наверное, лишь издательству.

Тем не менее, перед нами весьма прочный роман в жанре динамично развивающихся, постапокалиптических приключений, с хорошо прописанными героями. Особую изюминку произведению придаёт вторая, «космическая» сюжетная линия, также хорошо описанная. А такое сочетание, согласитесь, весьма не часто встречается в современной фантастике.

Повествование ведётся от первого лица, и не могу не отметить, что автору очень точно удается передать, скажем так, психологический портрет жителя погибшего мира, через его рассуждения, подчас через нарочные ошибки в склонении слов и построении предложений, от чего очень здорово выигрывает достоверность предложенной картины мира. Это, кстати, было очень заметно и по тетралогии «Инферно» ( все-таки я решил их различать ).

Развязка романа, не то чтобы, очень неожиданная и ошеломляющая, автор, по ходу текста дает зацепки для подозрений чего-нибудь «этакого», но действительно сильная и её однозначно можно записать в актив книги. И тем не менее, осталась по прочтении, какая-то недосказанность что ли... А может быть это мое подсознание орет: «хочу ещё!»)). Не знаю.

Вообщем, резюмируя, можно отметить очень хороший, запоминающийся роман в жанре постапа, не хуже, а в чем то и лучше цикла Инферно. А Макс Острогин, для меня имя, на которое однозначно следует обратить внимание, при просмотре новинок фантастики в заявленном жанре.

grozaov, 08 марта 2013 г. в 10:32

Не готов согласиться с предыдущими высказываниями что произведения Макса Острогина — «... это как сочинения ученика 8-го класса на заданную тему ...».

Прочитал уже два раза с большим промежутком, и все равно тянет перечитать. Сюжет конечно необычным не назвать, но герои прописаны сильно. Развитие сюжета не дает расслабиться. Да и ГГ не супермен с «волшебным мечом», а человек настолько являющийся отражением своего сломанного мира, что просто удивляет.

Радует как автор смог описать внутренний мир ГГ, и его изменения по ходу книги.

Спасибо большое.

chupasov, 29 декабря 2022 г. в 22:53

«Чагинск» – донельзя нескладный текст, хорошо отражающий нашу нескладную жизнь. Стругацкие на Стругацких (тут и словесное недержание вперемешку с холодком чудес из «Улитки», и мерцающие недосюжеты из «Хромой судьбы», и траченный молью Виктуар, который все никак не перестанет бренчать, и странная смесь Зурзмансора с Демиургом из «ОЗ»…). И все тянутся-тянутся перед героем кривые глухие окольные тропы, и всего этого чересчур, прям Дмитрий Быков какой-то. Читатель изнасилован мокрецом, тьфу, шушуном – старомодным, ветхим, своим. И миноги, тьфу, растебяка, quantum satis.

Ну или возвращаются такие Билл Денбро и Бен Хэнском в Дерри – только Билл пишет всякую фигню на заказ, а Бэн строит дома для нуворишей, с золотой лепниной. Презирая и заказчиков, и себя. И от тех тогдашних в них ничегошеньки не осталось. И то ли в победившем пластмассовом мире вообще нет ничего настоящего, то ли настоящее недоступно давно пластмассовым героям. Это в Дерри было It, а в русском Чагинске – только фрейдовское Id. Один черт, по-русски звучит одинаково. Талантливый режиссер сделал бы из этого сериал в роде «Фарго», только круче. В общем, невозможно это читать, но и не читать невозможно.

А самым любопытным мне показалось схваченное чутьем настоящего писателя ключевое значение нулевых для нас нынешних, сорока-пятидесятилетних. Что-то с нами произошло между советским детством и вот этим настоящим. Где-то на излете девяностых – начале нулевых шальное выживание сменилось циничным, я не знаю, corruption в самом широком смысле. Где «нас» отличает от «них» только ирония, сарказм и прочая ничего не значащая болтовня. И вот эта связка, она многого стоит. И пусть роман мне не понравился, но вторую часть, конечно, прочту, когда появится на Литресе.

avsergeev71, 11 сентября 2022 г. в 23:24

— Что вы пьете? — спросил Павор.

— Кто — мы? — осведомился Голем. — Я, например, как всегда, пью коньяк. Виктор пьет джин. А доктор — все поочередно.

(А. и Б. Стругацкие)

---

Отзыв на первую книгу романа.

Самое первое впечатление о произведении, возникшее еще до начала чтения, — его величина. Букв действительно — очень много. Роман не просто огромен, он — колоссален. И это вызывает легкую оторопь и опасение. И содержит некоторую интригу: в самом деле, ранее таких объемных вещей автор не писал.

Да, текст очень объёмен. Объёмен и плотен. Настолько плотен, что, кажется, можно есть его ложкой. Он застыл, как холодец. В нем мало действия и много диалогов. Много рассуждений и философии. Но приготовлено очень вкусно. Вкусно и удобоваримо. Незаметно втягиваешься и начинаешь поглощать целыми страницами.

Жанр определить очень сложно. В принципе, от Веркина можно ожидать всего, но я почему-то рассчитывал на хоррор и мистику, хотя аннотация обещала детектив. В итоге ни мистики, ни детектива как таковых не обнаружилось, разве что элементы и того и другого. Есть небольшой сюр, но именно что небольшой, уютно соседствующий со вполне себе объективной реальностью.

Наверное все же это — реализм. Ироничный и юморной вначале, печальный и трагичный — под занавес. Хотя и с элементами.

Мне книга понравилась. Я ставлю ей твердую 10. Но при этом понимаю, что понравится она далеко не всем. Даже почитателям таланта Веркина. Ибо Веркин тут совсем другой: мало действия, мало интриги, нет хоррора и фантастики. Сюжет прост и прям, как железнодорожный рельс: главный герой шатается по городку своего детства и предается в равной степени воспоминаниям и пьянству. Причем под конец перестаешь отличать реальные воспоминания от состояния, редуцированного алкоголем. А еще в его сознании постоянно рождаются разные сюжетные конструкции, обусловленные то ли его писательской профессией, то ли количеством потребленного алкоголя. Причем эти умозрительные фантасмагории, поначалу забавные, к финалу начинают приобретать такие причудливые, такие гротескные и пугающие формы, что реально начинаешь опасаться, не словил ли главный герой «белку».

В общем, интрига тут если и присутствует, то совсем незначительная, и какая-то невнятная. И если кто-то купился на аннотацию (она кстати совершенно не отражает сути произведения), спешу разочаровать: ни каким «случайным свидетелем» ГГ не становится, и ни какого «смелого расследования» не ведет. Хотя, если вам нравятся «Хромая судьба» и «Гадкие лебеди» АБС, то скорее всего книга вам зайдет. Попытаться в любом случае стоит. Все же это — Веркин.

mr_logika, 02 января 2020 г. в 22:36

«Северная часть Сахалина, через которую проходит линия вечно промёрзлой почвы, по своему положению соответствует Рязанской губернии, а южная — Крыму. Длина острова 900 вёрст; наибольшая его ширина равняется 125, и наименьшая 25 верстам. Он вдвое больше Греции и в полтора раза больше Дании.»

А.П.Чехов «Остров Сахалин».

В отзыве, набравшем на сегодня наибольшее количество баллов (38), сделано несколько особо ценных наблюдений, касающихся девушки по имени Сирень. Вот первое из них: «... умеет обращаться с оружием и великолепно выпутывается из любых ситуаций. Все встреченные ей люди относятся к ней с уважением и пиететом, предоставляют транспорт, ресурсы, поят дефицитным чаем и охотно идут на философские беседы.»

Здесь верно только про оружие, ситуаций же, из которых она выпуталась бы самостоятельно, в романе просто нет — если бы не Артём, её путешествие закончилось бы где-нибудь между Углегорском и Александровском. Что касается уважения и пиетета, так администрация острова, государственные служащие и японские офицеры это далеко не все люди, с которыми встречается Сирень, есть среди её собеседников и те, кто не хочет отвечать на её вопросы (особенно на вопрос «Что вы думаете о будущем?»), есть и те, кто мог бы её убить или похитить, и обязательно сделал бы это, не будь рядом Прикованного к багру телохранителя.

Второе ценное наблюдение, сделанное отзывистом ещё более удивительно. Это — «отсутствие у неё эмоций, реакций и вообще каких-либо человеческих проявлений. У неё нет слабостей, страхов, фобий, вредных привычек, увлечений и, что хуже всего, эмоций. Казалось бы, она путешествует по безумному выморочному миру, наблюдает закат человеческой расы, но это никак на ней не отражается.» Автор отзыва предвидит возражения и предполагает, какими они будут, но лучше всех ему возражает сам Эдуард Веркин: «Артём молчал и выглядел спокойным. Я же пребывала в смятении. Я находилась за гранью смятения, в карте моих эмоциональных реакций не находилось нужного образца, я не знала, как себя вести. То, что случилось со мной в последнее время... Наверное, если бы рядом со мной не было Артёма, я бы кричала. Артём это понимал.» Если бы отзывист прочитал роман не по диагонали (или через страницу, есть и такой способ), ему не пришлось бы сочинять собственную фантастику по поводу Сирени.* А так у него всё выглядит убедительно, поэтому, видимо, не читавшие роман высоко оценили этот отзыв.

Ещё одна, последняя цитата из того же отзыва (который очень помогает мне в написании собственного): «Ближе к последней четверти книги цель вроде бы проступает, проговаривается вскользь – оказывается, герои хотят выбраться с Сахалина.» Выше отзывист написал, что у похода по Сахалину нет явной цели, и с этой его выдумкой я спорить не буду. Но вот только что приведённое утверждение («цель ... проговаривается вскользь») вообще ни в какие ворота не лезет. Да они предпринимают героические усилия, чтобы выбраться самим и спасти детей! Отзывист этого не заметил, как не заметил, очевидно, и причин, которые им мешали, причин, которые привели к тому, что Артём повторил подвиг учителя Януша Корчака.

Но роман написан плохо (плохо — понятие слишком ёмкое, что значит плохо, если от книги оторваться трудно? скажу конкретнее — неаккуратно он написан и даже очень), и это единственное, в чём я с вышеупомянутым господином согласен. Кавардак в романе, пусть даже устроенный намеренно, с целью отразить кавардак, царящий на острове, всё же неуместен. Когда главное лицо Сахалина (префект) говорит, что «до Углегорска и до Александровска ... железнодорожных дорог пока нет», а через сутки Сирень и Артём выходят из поезда на перрон Углегорского вокзала, то о чём это говорит? Префект не в курсе или автор напортачил? Чтобы ответить на этот вопрос желательно было бы узнать, как герои романа добрались от Углегорска до Александровска, а это подальше, чем от Холмска до Углегорска. Автор заболтал эту проблему интересным и совершенно не нужным для сюжета лирическим отступлением о секте ползунов. После разговора с руководителем секты Сирень и Артём сразу, как по волшебству, оказываются в Александровске. Складывается впечатление, что ехали в том же вагоне и добрались без проблем, так что и говорить не о чем. Это подтверждается словами каторжного, который плывёт по Тыми на байдарке — «возможность уехать на поезде пропала после первого сильного толчка». Раз пропала, значит была, и, стало быть, префект не знает важнейших подробностей жизни острова.

И тогда вопрос — почему Автор этого не замечает? Правда, он и куда более важных вещей не замечает, например, откуда у Сирени ребёнок, если между ней и Артёмом ничего не было? Иначе говоря, мне очень не нравится такая манера повествования, когда некоторые существенные события нужно выискивать между строк, испытывая при этом ясное ощущение, что эти события и между строк не происходили.

Всё это ещё терпимо, куда более странной мне показалась история слитка рения, очень дорогого раритета, полученного Сиренью от патэрена Павла. В эпилоге Сирень совершает труднообъяснимый поступок — вместо того, чтобы передать измученному дождём человеку в клетке проплывший мимо него кусок пластика, она отдаёт ему свой макинтош (вернее то, что от него осталось), предварительно достав из кармана «звёздную медь», «кусок тусклого серого металла, овальный, с ямками от пальцев.» Нет никаких сомнений в том, что это тот самый кусок рения, который не очень давно (читатель ещё не забыл, когда) Сирень отдала помощнику капитана сухогруза за небольшое количество питьевой воды; а этот, обмененный на воду, кусок был незадолго до обмена на воду выброшен Сиренью в море («Артём спросил: «Зачем?»). Вот и я спрашиваю Автора (Веркина) — зачем он плёл эту дырявую сеть? кого хотел в неё поймать? Почему Сирень говорит в эпилоге, что через сорок семь лет металл всё ещё будет у неё? Да за такой срок она десять раз успеет кому-нибудь этот слиток подарить или продать. Автор уверен в том, что это волшебный слиток, всегда возвращающийся к владельцу? Так это и задумано?

Да, такой вот приключенческий роман мы тут обсуждаем. Много в нём и отличных мест, мастерство Автора в описании драк и перестрелок несомненно, но особенно привлекают неожиданностями японские сахалинские тюрьмы, которые не имеют ничего общего с тюрьмами российского Сахалина, описанными Чеховым. Японцы превратили свои тюрьмы в произведения искусства. Стаканы Александровской тюрьмы, негр в болтающейся над камерами клетке в тюрьме Углегорска, а построенная гениальным архитектором тюрьма в Южно-Сахалинске** это настоящее строительное чудо и, следовательно, блестящая идея Автора романа, заключающаяся в литературном воплощении фантазий гениального художника (к сожалению, он так и не смог остановиться на каком-либо одном варианте названия этой тюрьмы и называет её в романе то «Летний воздух», то «Лёгкий воздух» так же, как один майор в романе то и дело превращается в полковника и сразу же обратно в майора).

Но в то же время изложенная Автором (даже странно, что тем же самым) история начала и хода Третьей мировой войны представляет собой такой жалкий детский лепет, который любого военного аналитика заставит схватиться за голову. И опять-таки но... Но описание послевоенной ситуации, когда на земле никого, кроме Японии, принимать в расчёт уже нет надобности, содержит интересные подробности. Например, то, что японцы сохранили на Сахалине русские географические названия, а их крупная военная техника названа известными американскими именами (миноносцы «Энола» и «Мак Артур»)***.

Ещё пара замечаний и «летопись окончена моя».

Много в романе говорится о футурологии. Говорится очень серьёзно — цель экспедиции, как-никак, связана с идеями профессора, научного руководителя Сирени. Но однажды Автор совершенно недвусмысленно даёт понять, чего стоят все эти разговоры. Сирень рассуждает так: «Общество, в котором нет детей. Общество, в котором вырваны малейшие ростки завтрашнего дня похоже на заполненный пустотой цилиндр барометра, который с тончайшей отдачей реагирует на изменения в окружающем пространстве. Именно в таком звенящем вакууме корпускулы грядущего особенно заметны, как заметен алмаз, угодивший в золу. .... Профессор, безусловно, гений.» Этот образчик ярко выраженного словоблудия (ясно, что Веркин издевается) показывает, чем на самом деле заполнены мозги этих, т. н. футурологов — примерно тем же, чем и цилиндр барометра. А в остальном они, конечно, прекрасные люди.

Второе замечание касается всё той же необычной, т. е. очень мало кому из писателей свойственной манеры Веркина за красивым многоглаголанием скрывать тот простой факт, что описываемое элементарно невозможно физически. Чек (вообще-то он много врёт****, но тут-то вроде бы нет смысла) рассказывает страшную историю из детства Артёма. И, заканчивая рассказ, вспоминает такой эпизод. Мальчик лежал у стены с переломанной спиной. Чек принёс ему «ведро гладких круглых камней и высыпал их под матрас ...» и ушёл. «... вечером он обнаружил столб, построенный из окатышей. .... Столб уходил под потолок. Через полгода он [Артём] смог подняться на ноги.» Не скажу, что так написан весь роман, но чем-то он всё-таки похож на тот отзыв, несколько цитат из которого я приводил выше.

*) Отзывист сравнивает Сирень по эмоциональности с Терминатором. Это стопроцентное свидетельство в пользу моего предположения о способе, которым он читал книгу. Однажды в очень напряжённый момент Сирень не смогла от волнения поменять магазин пистолета, руки дрожали. Может быть автор этого чудовищного по количеству неправды отзыва считает, что у Терминатора могли возникнуть сходные проблемы, может быть (чур меня!), он и «Терминатора» не читал или не смотрел!?

**) Читая об этой тюрьме, есть смысл посмотреть цикл гравюр Д. Б. Пиранези «Тюрьмы». Об этих гравюрах и вообще о творчестве Пиранези очень хорошую книгу написал А. Ипполитов. В его книге есть все листы цикла «Тюрьмы».

***) Миноносец «Энола» занимается в романе делом очень похожим на то, что сотворил американский бомбардировщик с почти таким же названием 6 августа 1945 г. (почему-то японцы «потеряли» фамилию матери командира экипажа). Миноносец «Мак Артур» (у нас принято написание Макартур), названный в честь генерала, принявшего капитуляцию Японии, представляет из себя последнее слово кораблестроительного искусства. Так в романе показаны два вида народной памяти — японский народ помнит своего главного врага (а есть ещё и обряд «мордования негра»), и, конечно, не забывает друзей, ведь в начале Третьей мировой Россия предотвратила удар корейских ракет по американским базам в Японии, что спасло, естественно, не только и даже не столько американцев. «Ваши предки так много сделали для нашей страны...» — говорит Сирени чиновник в Холмске.

****) Интересный пример такого вранья. Речь идёт о Нитях Хогбена открытых до войны. «За две недели до первого удара — уточняет Чек — я помню, я был там, на Русском, там чудесные подземелья...». И сразу же вспоминает, что «первую установку [использующую это открытие] построили буквально за месяц до войны, торопились очень.» Ну, Чеку простительно, он такой, но Автор романа вроде бы ничего против не имеет, что, как минимум, странно.

PS. В аннотации на обложке говорится, что Автор трепетно чтит Чехова. Не верю. Будь так, Сирень, как частично русская, обязательно побывала бы у памятников Антону Павловичу в Южно-Сахалинске и Александровске. Ну, хотя бы к одному из них её бы направили представители администрации этих городов. Но, нет. Разглядывает она только плохо сохранившийся памятник неизвестно кому (Чек, который должен бы это знать, молчит) в посёлке Огоньки. Между прочим, в этом посёлке действительно существует гора Влюблённых.

Buhrun, 06 ноября 2019 г. в 03:17

Веркин — такой автор, что или бьет тебя навылет, швыряет навзничь, что ни вздохнуть, ни крикнуть, или морщишься, о строки спотыкаешься, кривишься кисло, не те слова в горсти перебираешь, разочарование и кефир.

Меня просто сбило поездом этого текста.

Все в нем ладно и уместно. Все опрокидывает, крутит, бьет поддых, кладет пулю к пуле.

Вот Психоз отучает Ульку от скверноты.

Вот Ульяна отколупывает с Ивана коросты.

Рука в руке, после школы, тяжелый портфель.

Чугун, Тюлька, Гиляй, автомат, свинец, колодец.

Вот ожидание, липкая судорога весны, день от дня, сон как спасение.

Вот старшие классы, Аксён не ходит, Ульяна уходит за горизонт.

Не знаю, что сказать.

Лежу, сбитый товарным, щека к холодной банке — вывалилась из приоткрытого вагона.

Что внутри? Каша? Канифоль? Патроны?

Читайте.

Равнодушие не про Веркина.

Или плюнете, или ляжете со мной рядом.

george1109, 17 апреля 2019 г. в 16:43

«Лучшее, захватывающее, нешаблонное, странное, неожиданное…» такими эпитетами наградили роман коллеги-лаборанты, которым он понравился. Несомненно, вещь перед нами не совсем рядовая. Возможно, даже совсем «не». Но назвать ее неким откровением, или расценить, как новое слово в современной русскоязычной SF, не могу совершенно. Даже инаковости, за которую я обычно добавляю балл, не хватило. Этот самый – седьмой – балл набежал только благодаря печальной философичности финала.

Идем дальше. Посмотрим на премии, полученные «Сахалином…». Из номинантов-финалистов, который роман Веркина опередил, ему, как минимум, не уступают (а я читал не всех конкурентов) «Чужая земля» и «Рунные витражи» (Книга года по версии Фантлаба), «Блудный сын» и «Отражение» (Лучшая отечественная книга от журнала «Мир фантастики»). Так что, остается «Час Быка», вручаемый за «самое социально-ориентированное произведение». Здесь, да, здесь, пожалуй, и не поспоришь.

Как не поспоришь и с тем, что жанров и сюжетных ходов намешано в романе множество, как и стилистических калек с других писателей. Только навскидку, кроме уже упомянутого коллегами Пелевина («В память об этом дне, и чтобы не гневить духов, русские названия городов, рек и островов были сохранены, а всем русским беженцам, уцелевшим в Войне, назначили усиленный паек»), здесь можно найти и вполне себе дивовские нотки («Но шли годы, лета и зимы, тайфуны и туманы, и теперь у префекта ревматизм и люмбаго, у него нет жены и детей, и вся его жизнь прошла здесь, в заботах и мечтах. Постепенно забот становилось все больше, а мечтаний все меньше…»), и турбореализм Лазарчука («Будущее, чтобы состояться, должно отрицать прошлое. То есть, настоящее для нас. И задача практикующего футуролога – определить векторы вторжения грядущего…»), и даже экзерсисы в духе Проханова («…но в метафизическое пространство Империи до сих пор не включены в силу того, что… не были приобретены надлежащим путем – ни завоеваны силой оружия, ни присоединены мощью экономики, ни отторгнуты хитростью дипломатии… сакрально они не могут являться полноценным уделом императора»).

Впрочем, полученная эклектика вполне себе читабельна и любопытна. Как любопытен и смоделированный (пусть исключительно волей автора) мир. Как любопытно ждать, что ждет героев за поворотом, как… Претензия у меня, по большому счету, одна. Даже не претензия. Факт, строго не позволяющий мне оценить роман выше, чем на «четыре с плюсом». (Да и эта оценка – с натягом).

Я имею в виду затянутость, наигранное равнодушие, заунывность повествования. Уже на исходе четверти книги это начинает… не раздражать, нет. Но мешать, путаться «под ногами» и в мыслях. И это ощущение замедленности, тягучести никуда не девается, даже когда спокойную «этнографическую» экспедицию сменяет жесткий, беспощадный квест на выживание. Да, легко допущу, что это плод направленной имитации, что все так и задумано, и что Веркин заслуживает исключительно оваций. Недаром же он устами гг заявляет: «Футурологи – фаталисты. Как и все японцы, впрочем». Но собственные-то ощущения никуда не деть!

Резюме. Вполне приличная книга, которая может понравиться любому поклоннику пост-апа, пост-модерна и т. д. (смотри жанрово-тематический классификатор ФЛ). А может и совершенно не понравится любому поклоннику пост-апа, пост-модерна и т. д… Далеко не тот роман, про который я рискну сказать: обязателен к прочтению

P.S. Предлагаю писателям-фантастам новую профессию персонажей: «боевой футуролог»))).

jelounov, 23 ноября 2018 г. в 18:03

И снова история у Веркина не тянет на детскую. Персонажи – дети и подростки, но книга не для них. Лексика, тематика, идейная глубина – все не детское. Возможно, часть старшеклассников поймет что-то, но в массе вряд ли.

Роман о том, как двое людей начинают жизнь вместе, но потом социальная пропасть разводит их в стороны. Они могли бы быть вместе до конца дней, они друг друга по-детски любили, и отлично друг другу подходили — но начав взрослеть, не смогли оставаться парой. Они старались, но обстоятельства оказались сильней. Иван страшно комплексовал, и это ему мешало быть более решительным — хотя трусом его нельзя назвать. А Уля не дождалась. Главный вопрос из финальных строк можно перенести в начало истории: «почему у нас так?» и ответ на него: «так бывает». И все же — в эпилоге социальной пропасти между Иваном и Улей уже нет, и для читателя остается надежда, что герои еще будут вместе. Не зря же они встретились после стольких лет. Так тоже бывает.

Интересна аллюзия на «Братьев Карамазовых». Прием создания портрета современника в трех лицах, тот же что у Достоевского. Коллективный герой. Младший – светлая душа (Алеша – Славик), средний – стихийный философ и мечтатель, запутавшийся во внутренних конфликтах (в обоих романах Иван), старший… за старшего я долго принимал Чугуна, и не сразу понял, что Чугун – это Смердяков, бастард. Уже в конце «Д-А» упоминается, что самый старший сын ушел из семьи Аксеновых. Как и Дмитрий Карамазов, он уехал из родного города – но, в отличие от него, не вернулся. Чугун внешне не похож на Аксеновых, он темный, с монголоидными чертами; подобно Смердякову, он говорит братьям: «вы, Карамазовы»; также внимательный читатель заметит, что у детей разные отчества. От матери все трое отчуждены (как и Карамазовы от отца), они зовут ее по имени, а не «мама», и даже имя это неправильное (Верка, а не Вероника). Впрочем, сюжет «Друга-апреля» на сюжет в романе Достоевского совсем не похож, и вообще между ними нет параллелей, но такая связь не случайна. Это нить, соединяющая времена. Россия тогда и сегодня.

Еще один литературный «гость» из XIX столетия – дядя Гиляй. Это прозвище носил писатель Владимир Гиляровский. Родом он был из Вологодской губернии (близко к месту событий «Д-А»), много путешествовал, исследовал социальное дно, был цирковым артистом, писал и переводил с других языков на русский стихи. Он мог бы походить на плод фантазии Ивана: порой его действия выглядят, как чистая фантастика – тем не менее, он вполне реален, его замечают и с ним говорят другие члены семьи Аксеновых. Он поселяет в душу Ивана стих про ворона, и тот, словно семя, прорастает в ней. Сначала любовь к девочке помогла Аксену не стать таким, как Чугун еще в детстве, затем любовь к поэзии помогла ему развиться в хорошего человека. Кто же такой дядя Гиляй на самом деле? Он называет себя человеком, морально павшим — и делает добрые дела в качестве компенсации мирозданию. Он материализует предметы и разговаривает с пустотой, сам неожиданно исчезает и появляется – то есть для него нет грани между материальным и нематериальным. Он и плод фантазии – и реальный герой. Он помогает Ивану подняться над его печальной действительностью в волшебном пузыре. И Иван не только спасается сам, но и спасает младшего брата.

nogusta, 05 ноября 2018 г. в 20:53

Как-то не верил, что могу уже чему-то искренне удивляться! Лучшее, что я читал в этом жанре,пожалуй, с десяток лет!! А случайно узнав,что автор еще и творец «Бога калибра 58», то просто обмер в экстазе. Много всего намешано, но с каким вкусом и претензией. Спасибо!