Ибо достало.
1. "Женской литературы" нет — как общего случая. Как более частных случаев, нет женской поэзии, женской прозы, женского романа, женского детектива, женской фантастики и фэнтези.
2. Тенденция именовать определенную литературу "женской" есть.
Какого рода книги именуют женскими? Я насчитала следующие разновидности:
а) Книги, тематика и проблематика которых касаются жизни женщины, ее роли в обществе, проблем, связанных с этой ее ролью;
б) Книги, в которых протагонистка/лирическая героиня/значимая масса персонажей первого-второго плана — женщины;
в) Книги, созданные женщинами;
г) Книги, созданные на потребу женской аудитории и построенные на эксплуатации гендерных стереотипов.
Как видим, это четыре совершенно разных категории, иногда взаимно перекрывающиеся ("Унесенные ветром" М. Митчелл соответствует всем четырем пунктам), но в большинстве случаев не совпадающие. Например, любовные романы, относящиеся к категории Г, как правило, не задевают реальной проблематики, связанной с ролью женщины в обществе, либо предлагают ложное разрешение конфликта "женщина-общество", описывая, как героиня обретает "счастье в любви"; женщины много и с удовольствием пишут о мужчинах (ваша покорна слугиня тут передает всем воздушный поцелуй); мужчины также нередко делают протагонисткой женщину и поднимают "женскую" проблематику и т. д.
Таким образом, определение "женская литература" на самом деле создано вовсе не затем, чтобы очертить и описать как можно яснее какую-то определенную категорию книг, а ровно с обратно целью — предельно затруднить всякий предметный разговор. Как только поднимается тема о "женской литературе" — сливай воду и туши свет: никакого предметного разговора не будет, смешаются в кучу кони, люди и залпы тысячи орудий, одни начнут освистывать "юмористическую фантастику" и "иронический детектив" как "женскую", читай "плохую" литературу, другие отбиваться именами Урсулы Ле Гуин, Дины Рубиной и Юлии Латыниной, третьи поминать бабусю Нортон, успешно маскировавшуюся под мужика, и т. д.
Почему же это стремление затруднить всякий предметный разговор фиксируется с такой удивительной регулярностью?
Пока что я вижу только один ответ на этот вопрос, возможно, поспешный, но я надеюсь совместными усилиями дойти до истины.
За последние двадцать лет наше общество претерпело очень интересную метаморфозу: с одной стороны, открытость к миру сильно пошатнула патриархальные устои, которые в СССР, несмотря на официально провозглашенное равенство полов, были тверды, и поколебать их было невероятно трудно: именно из-за того, что раенство было провозглашено официально достигнутым, любая серьезная борьба за права женщин воспринималась как отвержение официальной идеологии, и тем самым — всего советского строя. Настоящий феминизм стал возможен только в эти 20 пост-престроечных лет, и он появился.
С другой стороны, пошатнувшийся патриархат радикализовался и ощетинился. Появилась Арбатова — появился и Никонов. Все "подстольные" патриархальные тенденции вылезли на свет божий и обострились.
К чему это привело в литературе? С одной стороны, подросло поколение авторов-женщин, не стесняющихся поднимать женскую проблематику и читателей-женщин, востребовавших эту проблематику. Выросло также поколение женщин-потребительниц развлекательной литературы, не стесняющихся формулировать свои потребности в "иронии" и эротике. Спрос рождает предложение: появился вал любовного чтива и "Хмелевской для бедных". Фантастика как субжанр массовой литературы позволяет совмещать эротику и, прости Господи, иронию, чем вовсю пользуется "Армада". Неудивительно, что этот запрос женской аудитории удовлетворяют в основном женщины же, поскольку первоначальный толчок к созданию такого рода книг происходит от того, что читательская потребность в них есть, а удовлетворить ее нечем — и вуаля, тоскующая читательница сама делается автором, а уж качество выдаваемого ею на-гора продукта напрямую зависит от качества того, чем она загрузила свой "рабочий процессор".
А с другой стороны патриархальные тенденции радикализовались и в литературе, массовая литература при этом дает наиболее яркие образцы такой радикализации, а уж фантастика и фэнтези позволяют автору воплотить все свои комплексы и потаенные стремления в полный рост, со спецэффектами, в 3Д. Аркадий Стругацкий мог в письме к брату откровенничать о том, какой он на самом деле видит роль женщины в повествовании — но попробуй он это сказать в интервью, Ариадна Громова и Ольга Ларионова его бы запинали в четыре ноги. А сегодня сказать "Это написала женщина/тут героиня женщина — я это читать не буду" — ничего, нормально.
Вот для таких заявлений расплывчатый ярлык "женской литературы" — лучше не придумаешь.