Небожители
Честно говоря, встречи с писателями иностранцами оставляют у меня впечатление… двоякое, что ли. Безусловно, интересно пообщаться с классиками жанра, ощутить обаяние Личности. Но языковой барьер нормальному общению мешает, да и длится такая встреча часа три-четыре. Тем не менее, в памяти остаётся немало…
О встрече с Артуром Кларком, случившейся в 1981 году, я уже рассказывал в очерке «За тремя морями». Повторяться не вижу смысла, но один из моментов нашей беседы на днях вспомнился. В тот период Кларк возвращаться в художественную литературу не собирался. На мой вопрос, почему же это событие то и дело обещают разнообразные журналы и издательства, он улыбнулся и пояснил, что такая у них работа — постоянно подогревать ожидания читателей. Вообще-то «бестселлер» на западе — определение для книги-одноднёвки. Тираж большой, но прочтение разовое — пролистал-выбросил-забыл. Зато интерес к творчеству по-настоящему серьёзных авторов искусно поддерживается годами. У нас всё по-иному — самобытно и неповторимо. На днях читаю в метро рекламу: «Эту книгу все ждали два года!» Подхожу поближе и узнаю, что речь идёт о новом опусе «звезды» дамского детектива…
Сначала — небольшое отступление. Горячо любимый многими балет «Жизель» имеет для меня прямо-таки р-роковое значение. Дело в том, что в командировках, в качестве культурной программы хозяева предлагали порой посетить театр оперы и балета. Не знаю уж по какой причине, но я регулярно попадал именно на «Жизель». Первый акт — разглядываю театр, наслаждаюсь происходящим на сцене. В антракте поступает предложение немного посидеть в буфете. Концовка стандартная: подходит вежливый старичок (старушка) и сообщает, что спектакль давно закончился, и театр закрывается. До сих пор, к стыду своему, не знаю, чем там, в балете, всё завершилось…
В Улан-Удэ всё пошло по традиционному графику: театр — «Жизель» — антракт — буфет (с судьбой я решил не спорить — всё равно бесполезно). А когда возвращались в гостиницу, секретарь обкома комсомола сообщил, что вообще-то он подумывал поучаствовать во встрече с английским писателем, но не знал, будет ли мне сие интересно. «Какой писатель?» Неопределённый жест: «Он про зверей пишет. Фамилия на “Д” начинается». И тут до меня доходит: «Даррелл?» — «Он».
Слов, способных выразить мои чувства, не нашлось. Джеральд Даррелл! Да я же в детстве его произведениями в журнале «Юный натуралист» зачитывался! Я ж добрый час клянчил у продавца «Гончих Бафута», коими торговали из-под прилавка, и выклянчил-таки! Как я мог позабыть, что он со своей съёмочной группой работает на Байкале?! Но… Что уж после драки кулаками махать?
Утром следующего дня спускаюсь в гостиничный буфет. В очереди передо мной — молодая иностранка, явно запутавшаяся и в меню, и в ценах. В те годы английский я ещё не совсем позабыл, посему с готовностью прихожу ей на помощь. Благодарит, потом радостно улыбается и восклицает: «О! Знакомьтесь. Это мой муж Джерри». Оборачиваюсь. Передо мной — Даррелл, облачённый в какую-то легкомысленную футболку (не в одну футболку, конечно, но что ещё было на нём, в памяти не отложилось).
Завтракали за одним столом, вот только разговора решительно не помню — подозреваю, что никакого разговора и не было, от неожиданности все остатки английского из моей головы повылетали. Попрощались, а потом я себя ругательски ругал за то, что не попросил автограф. Книги Даррелла под рукой не было — тоже мне беда, мог бы и листок бумаги из блокнота вырвать! И фотоаппарат в номере провалялся впустую…
Но к счастью (или к несчастью?) история на этом не завершилась.
В тот день мы работали в районе, расположенном на самом берегу ещё не освободившегося ото льда Байкала. На обед предложили омуля, причём «с душком» — деликатес, мол, стыдно не попробовать. То ли «душок» был слишком силён, то ли ещё какая причина, но здоровье мы подорвали могутно. А вечером запланированы шашлыки на берегу Селенги. Попытки отговориться успеха не приносят. Сдаюсь, но ставлю условие: никакой водки! Сам прикидываю: много мяса плюс немного красного сухого винца — выдержу. Кто же мог предположить, что вино будет представлено портвейном «Агдам?»
Слайды, сделанные мною во время того пикника, жена без смеха просматривать не может. Нет, как фотограф я сработал вполне профессионально, но под каким ракурсом сделаны эти кадры! Не один модернист до такого не додумается.
Тем не менее, в гостиницу я вошёл твёрдым шагом, получил ключ от номера, поднялся на свой этаж. А дальше — началось. Не могу открыть дверь, хоть плачь! Замок и так-то барахлил, а после «омуля с душком», «Агдама» и прочего… Что делать — не знаю, при одной мысли, что придётся идти разыскивать дежурную по этажу, плохо становится.
И тут распахивается дверь напротив. На пороге — в той же легкомысленной футболке — Джеральд Даррелл. Видимо разобрало любопытство — кто это в коридоре шебурчит, как барсук, пытающийся забраться в мышиную нору?
Жестами объясняю свою проблему: хочу, мол, домой, а не получается. Даррелл широко улыбается, забирает у меня ключ, легко проворачивает его в замке. «Плиз!» — «Сэнкь ю…» — и я исчезаю в номере.
Утром англичане уехали. На столе администратора лежали заполненные ими «карты гостя». С подписями, как и положено… Хотел спереть, но постеснялся — вдруг из-за этого у администратора будут неприятности. Так и остался без автографа горячо любимого автора. До сих пор жалею. А ещё — боюсь читать книгу «Даррелл в России». Вдруг и ему запомнилось наше «знакомство»? А попасть Джеральду Дарреллу «на язычок», то есть, — на кончик пера, это знаете ли…
P.S. Недавно один из читателей заверил, что я спокойно могу читать эту книгу. Это радует. И в то же время — обидно...
Год 1989-й. Краков. Встреча со Станиславом Лемом. Хозяин и Сергей Иванович Павлов озаботились проблемой: что ждёт человечество в будущем? Павлов — оптимист: считает, что научно-технический прогресс приведёт и к улучшению нашей цивилизации в политико-морально-этическом плане. Лем настроен более скептически — в то, что человечество поумнеет и улучшится, не верит. Видно, что к модному в те годы словечку «консенсус» спорщики не придут, более того, их дискуссия начинает напоминать бег по кругу. Выждав момент, решаюсь сменить тему разговора. Говорю, что возглавляю одно из самых крупных и успешных негосударственных издательств Советского Союза, интересуюсь, не согласится ли пан Станислав издать что-нибудь в наших сборниках? Ответ классика запоминается на всю жизнь: «Я знал, Виталий, что этот вопрос возникнет. Более того, подготовил для вас кое-что. Но сегодня ночью мне позвонил из Нью-Йорка Исаак Азимов и сказал, что у вас не очень складываются взаимоотношения с братьями Стругацкими. Это как-то нехорошо… Я должен подумать…» Признаюсь: у меня голова кругом пошла. Ни фига себе! Айзек Азимов звонит Станиславу Лему, и они обсуждают Виталия Пищенко! Не, ребята, выше подняться уже невозможно… Просто некуда.
На «Аэлите-2003» знакомлюсь с почётным гостем фестиваля Робертом Шекли. Старенький, морщинистый, но глаза ясные, пытливые, взгляд цепкий. Разговора как такового не получается — английский я уже забыл начисто, а переводчик у классика фантастики… В общем, бывают лучше. Прашкевич усиленно щёлкает фотоаппаратом, но какое-то смутное беспокойство меня не покидает (как оказалось, не зря — фотографий этих я так и не получил). Памятуя печальный опыт общения с Дарреллом, решаю подстраховаться: покупаю книжку и прошу Шекли подписать её — какая-никакая, но память. Автограф звучит примерно так: «Виталию. С удовольствием от знакомства. Роберт Шекли». Василий Головачёв удивляется: «Странно. Шекли всем расписывался и только. Тебе-то чего ради расстарался?» Ну как тут было не ответить знаменитой фразой, кою некогда запустил в народ Андрей Измайлов: «А вот писать нужно лучше!»
цитировать