Последнее интевью 2014 года на сайте онлайн-журнала «Питерbook»:
цитата
КОНСТАНТИН ФРУМКИН: «ФАНТАСТЫ, ЧИТАЙТЕ НОН-ФИКШЕН!»
Целиком читайте на сайте онлайн-журнала «Питерbook»:
http://krupaspb.ru/piterbook/fanclub/pb_fan_column....
— Часто приходится слышать от коллег-критиков, особенно тех, кто специализируется на жанровой литературе: негде печататься, нет площадок для развернутых высказываний... Однако у вас, судя по библиографии, особых проблем с публикацией статей на самые разные темы не возникает. Как добиться такого результата? «Писать надо лучше»?
— То, что «писать надо лучше» — это не обсуждается, это универсальный совет для всех случаев жизни. Но я, пожалуй, соглашусь с жалобами, что каналов публикации становится все меньше. Вот в середине нулевых в моем распоряжении были с одной стороны специализированные журналы о фантастике — питерский «Полдень», киевская «Реальность фантастики», запорожский «Порог» — а с другой стороны, интеллектуальные журналы, находящиеся в нише между литературными и научными — для меня важнейшим был журнал «Свободная мысль», бывший «Коммунист». Так вот, все упомянутые издания прекратили свое существование. Теперь для меня остался почти единственный канал для публикации — это так называемые «толстые» литературные журналы. Пока этого хватает, но они не резиновые, и это, можно сказать, «последний бастион». Все эти журналы нерентабельные, живут за счет госдотаций, то есть система уязвима. А их аудитория является для меня загадкой, особенно аудитория любимой мною петербургской «Невы» — иногда мне кажется, что этот журнал не читает никто, кроме его авторов.
Что можно посоветовать критикам? Как показывает опыт, успех в сфере публикаций — равно как и в любой сфере — на две трети зависит от налаженных связей. Иногда хорошие связи могут оказать неожиданную услугу. Я много лет был знаком с одним провинциальным издателем, никогда не рассматривал его как канал публикации статей — и тут вдруг недавно получил от него предложение писать послесловия к издаваемым им фантастическим романом. Тоже и форма самовыражения, и небольшой заработок. Бумажная пресса вымирает, однако существует мир интернет-изданий. Беда в том, что большинство этих изданий не публикует критики и не интересуется фантастикой. Но эта проблема преодолима, и способ решения ее — налаживание связей. Нужно выходить на редакторов все новых изданий, нужно вести с ними диалог, нужно уговаривать их публиковать не совсем форматные для них вещи, пробовать новые рубрики. Нужно следить за появлением новых проектов, как в сети, так и на бумаге. Так постепенно можно завоевывать место под солнцем.
Но отдельная проблема — что вы, фантакритики, несете обществу. Просто знакомите с новыми публикациями? Это, на мой взгляд, слишком узкая задача. Литературная критика всегда в России была сильна тем, что она была наполовину публицистикой, что она вместе с писателями обсуждала важные вопросы жизни, поднимавшиеся в книгах. Вот в этом направлении, на мой взгляд, и должна развиваться критика — то есть вести экспансию на поляну публицистики, колумнистики, эссеистики, даже репортажного жанра — благо в фантастике всегда много мероприятий.
А вообще будущее нас, производителей текстов, видится мне туманным. Другое дело, что каналы, чтобы делиться своими мыслями будут всегда — хотя бы соцсети.
— Помимо прочего, вы занимаете должность координатора Ассоциации футурологов. Понятно, что общество меняется комплексно: экономические и социальные отношения, новые технологии, геополитика — все это увязано в один пучок, с кондачка тут не разберешься... И все же: на какие неочевидные аспекты вы посоветовали бы обратить внимание нашим фантастам?
— Я бы ответил на этот вопрос так: пусть обратят внимание хоть на какие-нибудь аспекты, но только всерьез. Фантастика не может не поднимать серьезных общественных проблем, и непростительным грехом большинства российских фантастов является то, что они считают позволительным относиться к ним по-дилетантски — и при этом фиксировать это свое дилетантское отношение в литературе. Если совсем просто: фантасты, читайте нон-фикшен. Нужно понять, что мы живем в очень сложной реальности. И особенно, конечно, удручает отсутствие интереса именно к социальным вопросам: при написании романов о будущем все считают нормальным, что умопомрачительная техника будет сочетаться с современными или даже архаичными политическими, экономическими и прочими отношениями.
— Англо-американская фантастика зародилась в начале XX века как разновидность палп-фикшн, бульварного чтива, откровенной дешевки — и постепенно усложнялась вплоть до «новой волны», киберпанка, «новых странных», Нила Стивенсона, Питера Уоттса, Грега Игана, Чайны Мьевиля... Отечественная фантастика за последнюю четверть века претерпела обратную эволюцию: от «четвертой волны» с ее сложными формальными экспериментами и морально-нравственными исканиями, от раннего Лазарчука, Рыбакова, Столярова, Лукиных, Покровского, Штерна, Успенского — к «сточкерам» и «попаданцам». Исключения, конечно, встречаются, но статистически малозначимые. На ваш взгляд, в чем причина такого тотального опрощения?
— Прежде всего, не соглашусь с вашей оценкой. Тут мы имеем дело как раз с той ситуацией, когда потомки стоят на плечах предков и от этого сами видят дальше. При всем уважении к поздним советским авторам, не надо все-таки забывать, что на их творчестве сказывались два фатальных обстоятельства советского времени: нехватка нужной информации, книг, литературных образцов — и цензура, не позволяющая не только говорить, но и думать о некоторых вещах. В XXI веке в русской фантастике проявилась целая плеяда совершенно уникальных по своим достоинствам и при этом высокоинтеллектуальных авторов — это и супруги Дяченко, и Андрей Валентинов, и Леонид Каганов, и Виктор Пелевин, и Алексей Иванов, и Ольга Славникова, и Владимир Сорокин. После выхода романа «Будущее» к этой плеяде совершенно неожиданно пришлось причислить и Дмитрия Глуховского. Шамиль Идиатуллин свои романом «СССР (тм)» дал уникальный пример продуманной и разработанной в мелочах социальной утопии. Андрей Мартьянов дает примеры редкой тщательности работы с историческим материалом. Да, еще должен девушек назвать: Ольгу Онойко и Анну Старобинец. Я берусь утверждать, что ни один писатель «четвертой волны» не дает такой насыщенности социальными смыслами, какие есть в лучших романах Пелевина, или такого литературного языка, какой мы видим в «Легкой голове» Славниковой. Да даже и Лукьяненко — хотя это и популярный писатель, но в своем жанре это настоящий мастер. Одним словом, если мерить лучших с лучшими — никакого падения не произошло. Но что произошло? Во-первых, увеличилась общее количество издаваемых книг — то есть статистически «лучшие» стали действительно меньшей долей в литературном потоке. Во-вторых, общество окончательно утратило тянущийся с советского времени заряд сциентизма, просветительства, если угодно, «культа разума».
Таким образом, интеллектуальные усилия отдельных писателей стали как бы рассеиваться: если вы хотите быть умным, хотите демонстрировать свой ум или свою эрудицию, вы можете это делать, но это будет вашей личной прихотью. Эта прихоть не будет поддерживаться ничем — ни мнением коллег, ни вкусами читателей, ни каким-то потенциальным попаданием в общекультурные тренды. Эта обстановка не делает интеллектуальных писателей менее интеллектуальными, но она накладывает отпечаток на их творчество: им становится не стыдно опускаться до халтуры, до участия в «конвейерных» межавторских проектах, они не стесняются высказывать дилетантские мнения по любым вопросам, они не стараются быть в контексте — это видно, и тут проявляется нынешнее состояние российского общества, которое, говоря условно, активно возвращает церковь на место науки. Отдельно стоит сказать о формальных стилистических экспериментах. По-видимому, тут мы имеем дело с общими закономерностями литературного процесса — в нем однажды наступают революционные эпохи, когда все принимаются экспериментировать, а потом все входит в колею. На рубеже 1980-1990-х годов была эпоха постмодерна, экспериментировали все, и фантасты тоже. Но та эпоха закончилась — причем закончилась в общепланетарных и общелитературных масштабах, оставив после себя некоторые приемы и, кроме того, размытые границы между фантастикой и «мэйнстримом» — причем размытые больше благодаря экспансии фантастики в мэйнстрим. Ну, об этом так же странно сожалеть, как и о том, что кончилась эпоха авангарда 1920-х.
Хочу особо отметить. Лучшая фантастика всегда размышляет о перспективах общества. Если эти перспективы не нащупываются, то мысль писателей рассеивается на пустяки.
цитировать
свернуть ветку