«…Вот тебе жизнь как она есть: раздобудешь себе сколько-нибудь счастья, и – бах! – его сметут в один миг, как паршивую соринку. По-моему, проклятья – чистая выдумка, их не существует. А зачем они, если есть жизнь? С нас и ее хватит. …» (стр.231).
Эти строки служат не эпиграфом к статье, не квинтэссенцией впечатлений от романа Джуно Диаса "Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау", скорее, этаким маркером, отображающим характерное для: содержательного наполнения (лишь отчасти, разумеется), технической стороны и позиционирования автора как рассказчика. Как рассказчик Диас хорош: открыт, честен, естественен, содержателен, мастеровит (однозначно; при этом не заигрывается, упрека в самолюбовании у меня нет, хотя в редких местах стоило бы, имхо, проще, без метафоричности, в целом стилю свойственной).
1. Мы ждали такого романа много лет. И вот он. Как взрыв. Короткий и фантастический, как жизнь Оскара Вау. / The Washington Post Book World
Не знаю, кто чего ждал и сколько. Но роман и впрямь хорош. Конечно, не «как взрыв». Как по мне, роману не нужен апломб. Произведение для этого слишком, с одной стороны, само по себе честное и потому не столько камерное, сколько чурающееся кичливости, с другой стороны, быть фейерверком или бомбой – не его задача. В общем, не сенсация, не Откровение. Качественное произведение со своими лицом, голосом и нутром.
2. Потрясающе… Написанная с необычайным драйвом на смеси испанского и английского, эта книга буквально нашпигована отсылками к различным культурным феноменам – от Флобера до «Дюны» и «Звуков музыки», не говоря уж о весьма познавательных и отвязных сносках касательно карибской истории. Читать это – одно непрерывное удовольствие, не меньшее, чем перечитывать. / Дженнифер Риз, Entertainment Weekly
Драйв есть, но необычайным его назвать не могу. «Нашпигована» – перебор, хотя упомянутых отсылок много, но в меру. «Отвязные» сноски – это, видимо, те, где автор, отдавая дань контексту эпизода или мысли, с учетом эпохи и антуража, позволяет себе «грубануть», используя резкие слова и обороты. Однако, на мой взгляд, тут не «отвязность», но либо правдивость, либо – когда-никогда – этакая разудалость с флером дерзости. Насчет же «непрерывности» удовольствия: Дженнифер Риз, видимо, намекает о целесообразности забыть о еде, сне и прочих нуждах на время чтения романа, чего я рекомендовать не стану. Возможность перечитывания допускаю (именно так, не более), хотя данный роман – не "Моя прелессть!", но его, конечно, можно любить (и есть за что!).
3. Панорамный и очень личный роман. Эту книгу невозможно классифицировать, она не укладывается в жанровые рамки. В ней сплелись ад и рай. / Los Angeles Times
Паноромный – да, личный – да, «очень» можно опустить. И с классифицированием, спорить не стану, сложности есть, но и в этом плане роман – отнюдь не невидаль.
4. Одно из главных достоинств Диаса – интимная интонация, с которой рассказана семейная трагедия нескольких поколений, тесно связанная с трагедией страны. В его книге настоящее и прошлое находится в фокусе, а возникающие при чтении картинки столь резкие, что больно глазам. Акробатическая проза выписывает идеальные фигуры, перемещаясь от реальности к фантазии, от прошлого к настоящему. / The Boston Globe
А как всё хорошо (= достоверно) начиналось!)) И продолжилось вплоть до «болей в глазах», что суть возведенный в степень гротеск. И проза хороша, да, но определять ее прямо таки «акробатической» уж не стоило бы. Автор уверенно владеет словом, всякими постмодернисткими приемами, жонглирует ими (очень в меру, не увлекаясь), язык довольно богат и точен. С технической стороны к Диасу претензий нет. «Фантазия»? Хм, смотря что называть ею. В романе есть сны, есть мечты, есть околомистические моменты (совсем чуть), но откровенной «фантазии» как противопоставления «реальности» мной не замечено.
5. Диас пишет завораживающе, почти магически. Мы словно сидим в поезде, а за окном проносятся то прекрасные, то пугающие картины. В ландшафте Диаса мы все равны, все мы жертвы и герои одновременно. Мы все погружаемся в ад, вместе взмываем в рай. Веселясь и горюя. / Esquire
Ну, хорошо Диас пишет, хорошо, но использованный выше эпитет натянут. Ад / рай – откровенно заезжено и вульгарно, чего не скажешь о романе.
6. Диас утонченно балансирует в своем романе сразу на нескольких уровнях. Он мешает отрывочность комиксного сюжета (побег, предательство, искупление) с честным реализмом, испанский сленг – с утонченным английским, постмодернистскую литературность – с детской наивностью. / New York Magazine
«Утонченное балансирование» читай «мастерство, позволяющее выдавать крепкую, качественную прозу». Ощущения «отрывочности комиксного сюжета» не создалось. «Утонченность английского» оценить не могу; одна из «фишек» произведения состоит в том, что наиболее яркие реплики персонажей автор сначала приводит на испанском языке, а затем тут же – на английском (в русском переводе, соответственно, на русском), что придает дополнительный колорит повествованию и глубже погружает в историю. Постмодернисткие приемы сведены, в основном, к:
— чередованию обозначения прямой речи как прямой речи и использования прямой речи без ее соответствующего обозначения и атрибуции (как авторский текст);
— отмеченной выше «двуязычности».
Композиционное решение романа также овеяно духом постмодернизма: поглавное повествование берет разбег с рассуждений автора-рассказчика о фуку (проклятии), описания жизни Оскара в малолетстве, затем читатель узнает истории родственников-современников ГГ (его матери — несравненной красавицы Бели, сестры — своенравной Лолы), между этими частями Диас вновь возвращается к Оскару, постепенно взрослеющему и в конце концов повзрослевшему, а в финальной трети книги на сцену выходит дед Оскара, раздавленный прессом диктатуры Трухильо, чтобы уступить место очередному сюжетному витку о здравствующих (тут — условно) членах семейства де Леон.
Наконец, привожу часть аннотации, отсутствующую на страничке произведения на фантлабе: «… Роман американского писателя доминиканского происхождения вышел в 2007 году и в том же году получил Пулитцеровскую премию. Удивительный по своей сложности и многоплановости роман критики едва ли не хором сравнивают с шедевром Маркеса «Сто лет одиночества». Поэтическая смесь испанского и американского английского; магические элементы; новый культурный слой, впервые проникший на столько серьезном уровне в литературу, – комиксы; история Доминиканской Республики; семейная сага; роман взросления; притча, полная юмора. Словом, в одном романе Джуно Диаса уместилось столько всего, сколько не умещается во всем творчестве иного хорошего писателя» <перебор, но Диаса я еще почитал бы, причем, с удовольствием>.
Елея налито откровенно много; полноценного сравнения с романом Г.Г. Маркеса произведение Диаса вряд ли заслуживает – так, лишь по отдельным составляющим. «Магические элементы» я бы таковыми не назвал; выше окрестил их «околомистическими». С остальным соглашусь, за теми изъятиями, что смесь языков мне прям "поэтической" не показалась, а юмора далеко не обилие, хоть и не без него.
Собственно, я бы охарактеризовал роман как драму.
Сам Диас дает такое жанровое определение роману: история про фуку. И тут же делает оговорку, что это определение вряд ли понравилось бы Оскару, который «был несгибаемым приверженцем фантастики и фэнтези, полагая, что именно в этой стилистике мы все и живем».
Всё началось с проклятия. Фуку. Первым от него пострадали дед Оскара, врач Абеляр Кабраль, и его семья. Был ли диктатор Трухильо дланью фуку, или его воплощением, однозначного ответа нет. Это, в конце концов, не важно, важно, как проявили себя люди в сложившихся условиях обстоятельств, места и времени.
Диас зримо рисует ту эпоху, погружая читателя в гнетущую атмосферу произвола диктатуры. При этом нет упрека в излишней натуралистичности: автор лаконичен – в описаниях, сценах, образах; соблюден принцип «необходимо и достаточно». И автор точен – нужного эффекта добивается.
Но в самом начале романа читатель ничего не знает ни о каком враче. В центре внимания – Оскар, страстный фанат фантастики и фэнтези, которые не просто увлечение, но жизнь. Заядлый книгочей, закомплексованный толстяк Оскар – неизменный объект насмешек и унижения сначала в школе, затем в институте. И ладно бы излишний вес – не редкость, в общем-то, но куда хуже его хобби, выросшее в глазах грубого и разнузданного окружения из простой чудаковатости в откровенное лузерство. Оскар – гик, достигший дна табели о рангах школьной / институтской молодежи. И друзей у него нет. Были, да отвалились, стоило им обзавестись подругами. Девушки для Оскара – самая больная тема. С детства пылкий и влюбчивый, сейчас парень испытывает от них только презрение, редко когда скрываемое. А как иначе? Толстяк и общаться-то толком не может – вечно изъясняется всякой литературно-художественной заумью; ни одна нормальная девушка с таким и минуты не вытерпит. Так и проходит жизнь Оскара: боль от беспрестанного столкновения с реальностью топится в уютных водах океана фантастики (во всех ее проявлениях – от «Властелина колец» до комиксов, любимые из которых – «Хранители»).
Автор очень органично и грамотно вводит фанткультуру в повествование, в его язык, в саму его ткань. Сравнение (с тем или иным произведением, героем, автором) здесь, образ там, метафора тут. Разного рода отсылки и ремарки, играющие на сюжет, иллюстрирующие мысли и, главное, весьма нетривиально раскрывающие персонажей и события. По большому счету этот роман не относится к произведениям фантастического жанра (изящно и современно исполненный роман-сага и роман-взросление в оправе реализма с легкими околомистическими вкраплениями), но именно читатели, сведущие в фантлитературе, смогут оценить его наиболее полно. Произведение это – отнюдь не гимн фант- и комикскультуре, оно просто о человеке, для которого фантастика и фэнтези стали отдушиной. Оскар страстно хотел стать писателем. И он писал. Сочинял любимую фантастику. Вплоть до последних своих дней.
Диас с самого начала не скрывает, что «в финале Джон умрет». Заявив об этом, автор добивается эффекта моментальной включенности читателя в судьбу Оскара, ведь образ доминиканца-неудачника такой, что ему просто невозможно не сопереживать. Никем не понятый добряк-фантазер подспудно вызывает симпатию и приязнь.
Диасу вообще очень хорошо дались персонажи. Я б даже сказал, что в романе нет «персонажей», есть люди, совершенно реальные и живые. Сложные и разные, выразительные, яркие, отталкивающие и притягательные. Настоящие, без «как». Создалось впечатление, что автор писал с конкретных людей, сам был частью истории. И вот это последнее впечатление очень и очень стойкое. Не только потому, что повествование изначально ведется от лица автора-рассказчика, но больше ввиду той пресловутой «интимной доверительности», с которой излагает историю Джуниор, созданный Джуно Диасом квази-автобиографический герой. «Сафа» – произносит он, что означает «чур меня» (как средство отвадить фуку). А еще этот Джуниор в самом начале романа обратится к читателю: «… И сейчас, когда я пишу эти слова, я спрашиваю себя: а может, моя книга – тоже сафа? Мое очень личное контрзаклятье». Что ж, роман таким и получился – близким, колоритным, живым и личным. «Персонажей» не только видно, их чувствуешь.
Эпоха диктатуры Трухильо – неотъемлемая и мрачная составляющая истории, поначалу показавшейся лишенной «тяжести», а по ходу развития сюжета всё более и более ее набирающей. Чтобы уже ко второй четверти не осталось ровным счетом никаких сомнений в том, что роман Диаса – произведение не развлекательное. Многоплановый и честный (по авторской манере подачи) роман о людях. О добре и доброте. Для них.
О чуткости. Против черствости.
О любви. Во имя ее.
С надежной на будущее. С верой в лучшее. Во всем. Прежде всего, в самих себе. Чтобы не быть «трухильями» (как бросила по случаю Лола, «Мы все – Трухильо!»).
В финале жизни Оскар, кажется, нашел средство, каким можно победить фуку. И даже написал инструкции. Вот только они не дошли до адресата. А мне по прочтении показалось, что главное наше фуку – это потеря памяти о том, кто мы на самом деле есть.
Это очень орошая книга. Не откровение. Не событие. Не «ах!». Звезда ли пулитцеровского небосвода? Возможно, премия заслуженная, не знаю. Главное достоинство романа – он «доверительно-честный» и взывающий в человеке к человеку.
Сафа.
— - -
Крепчайшие 8 из 10.
цитировать
свернуть ветку
