Поговорим о нашумевшей статье Брюса Стерлинга «Восемнадцать вызовов современной литературе».
Прежде всего, я хочу поблагодарить Vladimir Puziy за интересную и очень своевременную публикацию работы Брюса Стерлинга, на которую предлагает нам обратить внимание Dickens. В наше время, на мой взгляд, мы еще недостаточно знакомы с современной зарубежной критической мыслью в области литературы и фантастики в частности.
На мой взгляд, статья Брюса Стерлинга очень важна для понимания процессов, происходящих сейчас в мировой литературе, а также того, как эти процессы выглядят из-за рубежа. Также я хочу поблагодарить ааа иии за блестящий разбор статьи, который помог мне прояснить многие моменты.
Сейчас мне бы хотелось поделиться своими мыслями и вопросами по поводу этой статьи.
Привожу тезисы в оригинале, и перевод с моими поправками.
оригинал статьи | русский перевод от Афиши
1. Literature is language-based and national; contemporary society is globalizing and polyglot.
Литература основана на языке и национальна; современное общество находится в процессе глобализации и полиглотно.
Стерлинг выдвигает несколько тезисов. Первый: литература основана на языке. С этим, очевидно, проблем не будет. Без языка человечество невозможно.
Второй: литература национальна. Так ли это?
Гоголь — русский писатель? Украинский?
Кто дальше друг от друга — русский, читающий Пушкина, и англичанин, читающий Байрона? Или русский, читающий Пушкина, и русский, которому даже Донцову читать влом, «патаму чта блин нивставляит»?
Разве не противостоит в какой-то степени весь «читающий мир» всему «нечитающему», несмотря на национальные границы?
Современное общество находится в процессе глобализации, пишет Стерлинг. Но стирает ли это различия между нациями? Сомневаюсь. По крайней мере, это произойдет не в ближайшем будущем.
Тезис о том, что «современное общество полиглотно» можно трактовать по-разному. Правда ли, что большинство людей сейчас полиглоты? Нет.
Правда ли, что вокруг нас «смешение языков»? Да. Каждый день я слышу на улицах речь на языках, которых не знаю. Каждый день читаю статьи по-английски.
Но разве это новая ситуация для культуры? Нет. Достаточно вспомнить «смесь французского с нижегородским».
2. Vernacular means of everyday communication — cellphones, social networks, streaming video — are moving into areas where printed text cannot follow.
Общераспространенные средства повседневного общения – сотовые телефоны, социальные сети, потоковое видео – расширяют свои границы туда, куда нет хода печатным текстам.
Это верно.
Но правда и то, что печатные книги расширили границы туда, куда не могли дотянуться книги рукописные.
3. Intellectual property systems failing.
Системы, обеспечивающие защиту интеллектуальной собственности, не работают.
Во времена Диккенса, системы, обеспечивающие защиту интеллектуальной собственности, тоже не работали. Сам Диккенс безуспешно боролся с тем, что мы сейчас называем «пиратством». Стоит ли говорить о том, что в ту эпоху литература вовсе не пришла в упадок?
4. Means of book promotion, distribution and retail destabilized.
Средства промоушна, дистрибуции и розничной торговли книг дестабилизированы.
На мой взгляд, если писатель, садясь за книгу, думает о промоушне, дистрибуции и розничной торговле, — это не писатель. Пушкин сказал об этом исчерпывающе: не думай о деньгах, пока пишешь. А продавать неси уже готовую рукопись.
Кафка вообще не хотел публиковать свои книги.
Дестабилизация — нормальная ситуация в эпоху прихода новых технологий. Однако способна ли она повлиять на творчество автора? Никаких указаний на это нет.
5. Ink-on-paper manufacturing is an outmoded, toxic industry with steeply rising costs.
Производство печатных книг — устаревшая и токсичная отрасль промышленности, где затраты растут стремительно.
Стерлинг говорит о литературе; но этот тезис касается не литературы, а материального носителя. Смена носителей происходила и в прошлом. Разве в Древней Греции знали печатные книги?
6. Core demographic for printed media is aging faster than the general population. Failure of print and newspapers is disenfranching young apprentice writers.
Демографическое ядро потребителей печатных медиа стареет быстрее, чем население в целом. Проблемы, которые испытывают печатные книги и газеты, отражаются на молодых писателей-дебютантах.
Разве среди пользователей Интернета — мало молодежи?
Разве Пушкин в электронном виде становится хуже, чем Пушкин на бумаге?
Второй тезис, на мой взгляд, спорен. Есть ли у нас цифры, которые его подтверждают, — цифры по всему миру, а не только по родной стране Стерлинга? Правда ли, что только печатные книги и газеты испытывают проблемы, — или же это еще один аспект мирового экономического кризиса?
7. Медиа-корпорации работают на основе никудышных бизнес-моделей; ориентированная на прибыль «культурная индустрия» активно враждебна витальным аспектам общечеловеческой культуры.
Media conglomerates have poor business model; economically rationalized «culture industry» is actively hostile to vital aspects of humane culture.
Противостояние устоявшейся «культурной индустрии» и самой «культуры» — разве это новая проблема? Или это очередной момент «состояния постсовременности» — вроде перехода от средних веков к Возрождению?
8. Long tail balkanizes audiences, disrupts means of canon-building and fragments literary reputation.
«Длинный хвост» разделяет аудитории, подрывает возможность установления канонов и размывает незыблемость литературной репутации.
И, наверное, это хорошо, что канонов будет поменьше. Да и кто вправе их устанавливать, эти каноны? Мы помним времена, когда великими романами считались «Целина» и «Малая земля». Это — канон? Или, возможно, сила литературы, ее смысл, — в том, чтобы каждый читатель постигал произведение сам, без чьей-то указки?
9. Digital public-domain transforms traditional literary heritage into a huge, cost-free, portable, searchable database, radically transforming the reader’s relationship to belle-lettres.
Переведенное в цифровой вид всеобщее достояние трансформирует традиционное литературное наследство в огромную бесплатную, портативную, легко доступную базу данных, коренным образом трансформирующую отношение читателя к изящной словесности.
Проблема надуманная.
Стерлинг говорит не о литературе, а об «изящной словесности».
Раньше ты мог сказать: «Я читаю Гумилева». И все — ах! Ах! Он читает Гумилева! Какой тонкой души человек!
Сегодня ты говоришь: «Я читаю Гумилева». И слышишь в ответ: «А я тута в Линейку гамаю». И это будет не насмешка, не издевательство, — просто твой собеседник не видит разницы между Гумилевым и Линейкой.
А ее и нет, если вдуматься.
Когда двери всемирной литературы открылись для всех, — кому стало плохо от этого? Лишь им — дутым ценителям литературы, что кичились своей исключительностью. Если ты и правда «тонкой души человек» — тебя не будет заботить, что Гумилева читаешь не только ты, но и миллионы других людей.
Тебе просто не будет до них никакого дела.
10. Contemporary literature not confronting issues of general urgency; dominant best-sellers are in former niche genres such as fantasies, romances and teen books.
Современная литература не в состоянии ответить на вызов настоящего; главные бестселлеры вышли из того, что раньше считалось жанровыми нишами — таких как фэнтези, любовный роман и подростковая литература.
Разве «Том Сойер» — это не литература?
11. Barriers to publication entry have crashed, enabling huge torrent of subliterary and/or nonliterary textual expression.
Барьеры, препятствующие публикации, разрушены — и таким образом открыты проходы для гигантских потоков пара-литературы и\или вообще нелитературного текстуального самовыражения.
О чем это говорит?
Все больше людей получили возможность заниматься творчеством.
Читатель может открыто высказать свое мнение, и его прочтут миллионы.
Кому это не по душе?
Горе-писателям, которые привыкли жить в вакууме, держась на дутой репутации и не зная конкурентов.
Горе-критикам, которые привыкли быть «властителями дум», и поплевывая на самих читателей.
Вывод: литература станет богаче и многообразней. И это хорошо.
12. Algorithms and social media replacing work of editors and publishing houses; network socially-generated texts replacing individually-authored texts.
Алгоритмы и социальные медиа заменяют работу редакторов и издательств; тексты, сгенерированные в социальных сетях, заменяют тексты, возникшие в результате индивидуального авторства.
Неправда.
13. «Convergence culture» obliterating former distinctions between media; books becoming one minor aspect of huge tweet/ blog/ comics/ games / soundtrack/ television / cinema / ancillary-merchandise pro-fan franchises.
«Конвергенционная культура» сглаживает ранее значимые различия между медиа; книги становятся всего лишь одним из средств мерчандайзинга франшиз, таким же, как мини-блог/блог/комикс/игры/саундтрек/телевидение/кино и проч.
Накручено много, а смысл такой. Случай из жизни: маленький мальчик увидел в магазине книгу «Тарас Бульба».
— Мама! — кричит он. — А по фильму уже книгу выпустили!
Книга становится частью гигантской франшизы, теряет самостоятельную ценность, — полагает Стерлинг.
Мне самому предлагали писать новеллизации — то фильма, то компьютерной игры… От фильма я отказался; по игре написать хотелось, игра мне нравится. Но условия были жесткими: наш современник провалился в компьютерную игру.
Я ответил, что действие должно происходить только в мире игры, поскольку коллизия игрок — игра уже обсусолена тысячу раз. Издатель настаивал, и на этом мы расстались. Мне было немного жаль, — но я понимал, что издательству нужна дешевая поделка, а не настоящая книга, поэтому не стоило и пытаться.
14. Unstable computer and cellphone interfaces becoming world’s primary means of cultural access. Compositor systems remake media in their own hybrid creole image.
Изменчивые интерфейсы компьютеров и сотовых телефонов становятся главными в мире средствами доступа к культуре.
Вторую фразу разберем по частям. «Сompositor systems» изменяют средства массовой информации. Что же такое «сompositor systems»? На мой взгляд, речь идет о следующем.
На входе у нас есть исходные данные. Затем они обрабатываются с помощью компьютера. И то, что мы получим на выходе — будет носить явственный отпечаток «компьютерного привкуса».
Гибридный, креольный образ, «hybrid creole image», свойственный для компьютерных технологий, приобретает и то, что сквозь эти технологии проходило.
Как гласит пословица, «переводчик – предатель».
Так было всегда.
15. Scholars steeped within the disciplines becoming cross-linked jack-of-all-trades virtual intelligentsia.
Ученые, погруженные в соответствующие отрасли знаний, становятся виртуальной интеллигенцией — связанной системой перекрестных ссылок, компетентной во всем понемногу.
Это проблема науки, но никак не литературы.
16. Academic education system suffering severe bubble-inflation.
Академическая образовательная система подвергается значительной инфляции, становится гигантским мыльным пузырем.
И вновь, это проблема образования, а никак не литературы.
17. Polarizing civil cold war is harmful to intellectual honesty.
Гражданская холодная война вредна для интеллектуальной честности.
Стерлинг прав, — очень сложно быть честным во время противостояния.
Придется взять чью-то сторону, а тогда и морду могут набить…
Проще всего быть честным, когда не надо ни во что вмешиваться.
Но чего стоит такая честность?...
18. The Gothic fate of poor slain Poetry is the specter at this dwindling feast.
Готичная судьба бедной убитой Поэзии — быть призраком на этом медленно затухающем празднестве.
Что хочет сказать автор? То, что поэзия умерла? Спорное заявление. Но главное не это. Смерть поэзии, — конечно, перспектива печальная, но на судьбу литературы никак не повлияет.
Одни жанры уходят в прошлое, другие приходят им на смену. Поэмы Гомера? Трагедии Софокла? Разве в наши дни возможно появление чего-то похожего? Нет. Литература — не статичный слепок, раз и навсегда данный; она развивается, и в этом ее сила.
Подводя итог статьи Стерлинга, можно сделать вывод, — мы живем в эпоху больших перемен. Старая цивилизация, основанная на индустриальных принципах, уходит в прошлое. На смену ей приходит новое, постиндустриальное общество, о котором писали Тоффлер и Белл.
Является ли это вызовом для литературы? Не думаю. Напротив, эпоха перемен дает благодатную почву для развития различных видов искусства. Она сметет накопившийся мусор, разоблачит дутые авторитеты, — как авторов, так и критиков, — и откроет новые, незнаемые пока грани творческого бытия.
А может быть, человечество просто сдохнет.
Тоже вариант.
цитировать
свернуть ветку
