Дюже давно это было... Остались только азиатские могилы, черепа, ржавые кинжалы и стремена. Да легенды седых, как лунь, стариков. Послушай их, читатель...
На закате скакали верховые у границ Дикого Поля, по берегу Хопра.(Ныне земли Волгоградской области, Нехаевского района). Перемахнули через крутой буерак — и оторопели. Перед ними возник отряд вооруженных татар. А на бугре у реки высилась мечеть с полумесяцем, в селении сновали люди в ярких одеждах, ревели верблюды.
— Господи Иисусе! На нехристей-бусурман нарвались, — схватился за саблю молодой казачина. — Не время! Уходим на левый берег, — крикнул старший, вытягивая плетью коня. Кони с кручи кидались в речку, казаки направляли их к спасительному берегу, в густые вековечные леса.
Укрывшись в займище, гутарили у костра: — Места тут богатые и зверем, и рыбкой. Дичины хватит. Будем обживаться. А с татарвой сдюжим, не впервой.
Народ тогда на окраине России собирался отчаянный и бесстрашный — иначе не выживешь в полной опасностей степной жизни. Так в непроходимой глуши обосновался первоначально Тишанский городок, окруженный топкими ериками и озерами.
Поселенцы рыли землянки, копали погреба. Соорудили даже подъемный мост через глубокий овраг. На ночь или при набегах поднимали его. Чуть заря — по мосту выгоняли в степь пастись скотину. Для защиты семейств соорудили в глухом месте у крутого яра засеку — укрепление.
Из толстых дубов свалили крепкий завал, густо обложили его колючим терновником, посмеивались: «Попробуй теперь сунься, вражина!». Над синим Хопром, на горе высокой, обезопасили себя караулом с маяками. Отсюда сторожевые просматривали далеко местность по долине Хопра.
День и ночь начеку казаки, наготове и маяк-оповещение: деревянный высокий шест, обложенный хворостом и сушняком. Не забыли и про соседей-татар, выставив для наблюдения часовых на Меловой горе, недалеко от речки Тишанки.
При нападении татар дозорные поджигали маяк и уходили лесом, затем переплывали к городку. Когда же враг отрезал этот путь, то бежали караульные по буераку к Хопру и вплавь переправлялись под самой горой к лесному урочищу. Увидев пылающие маяки, поселенцы бросали все дела и спешили в укрытие. Кто владел оружием — бились с неприятелем. Немощные спасали орущих мальцов и пожитки, укрывались в засеке.
Вот так степные рыцари — казаки повсеместно держали оборону российских границ, и благодаря им можно было спокойно крепнуть и жить русскому народу. От набегов татар наши поселенцы были в безопасности, когда приходило весеннее половодье.
В свободное время жители, в том числе и женщины, переплывали на лодках-каюках на другую сторону реки, где нередко с Меловой горы взирали с любопытством на многолюдное селение недругов-соседей.
Самые отчаянные, собравшись ватагой, налетали вихрем и угоняли у татар лошадей, похищали чернооких красавиц, а то и клали буйны головы в густой хоперской траве, так и не успев поцеловать желанную.
Много ли, мало ли воды утекло, но сколько прожили казаки в таком опасном соседстве — неизвестно. По преданиям, пришло затем царское войско и с помощью казаков разбило неприятеля, разрушило мечеть и загнало ворогов в низовые степи...
А сейчас призовем на свет немых свидетелей тех давних лет.
Ибо станица Тишанская и ее юрт «принадлежат к числу замечательных в Донской области по сохранившимся до нашего времени развалинам каменных зданий, ...и древних могил», — оповещала читателей газета «Донские областные ведомости».
На правом берегу Хопра и пониже устья Тишанки громоздились развалины кирпичного здания, называемые «мечетью». Вокруг нее лежали остатки кирпичных жилищ.
Когда здесь стал возникать хутор Красный, то поселенцы сразу положили глаз на кирпич: «Печи хозяйкам ох и хороши будут, века простоят и нас переживут!», — и через время от громады той не осталось ни одного кирпичика.
«Кто опоздал, то лезьте под землю, в ад, в глубь, гляди, и вам кусочек обломится», — зубоскалили счастливчики. Желающие полезли — и обнаружили дивные погреба, выложенные когда-то пришельцами из крепкого красного камня. Ломами, поднатужась, поворачивали, а кувалдами били стены. Гул стоял несу- светный.
— Во, едрена мать, не тяп-ляп в старину ложили! Все, что можно, разобрали и развезли. Постепенно хутор, дворов этак под семьдесят, расстроился на старинном городище. Случайно близ хутора Ротанова, где навеки притихли древние курганы, обнаружили выложенное из дикого камня массивное сооружение.
Вскрыли с опаской — из чернеющей пустоты дохнуло тленом и гнилью. Полезли: «Сгинь, нечистая сила!». Подняли из подземелья, считай, сто возов камня. Кирпич тогда очень дорог был, не по карману многим.
На станичном кладбище на высокой горе над Хопром (существовало оно с 1826 года) при погребении усопших «...вырыты были по две человеческих головы необыкновенной величины и при каждой из них по глиняному кувшину, а в 1871 году мая 5-го, там же вырыт остов человека тоже очень большого роста, вместе с оседланным конем, при котором найдены... железные стремена и удила азиатской формы».
— Что за воины-великаны жили здесь? Что за подземный мавзолей? Каким богам поклонялись? — вопрошали друг друга тишанцы.
— Может, это кочевники Золотой Орды или их пленники, кого в жертву живьем приносили?
— А надысь при рытье погреба нашли кости семи человек в сидячем положении: рядком один подле другого, а возле них притулилось трое детей — скелетиков и в коленках по глиняному горшку, — ходили вести по станице.
Сведущие добавляли: «В буераке Рыжки, что в Тишанку впадает, при рытье землянки выкопали груду костей человеческих, а среди них кинжал, медный таз и серебряный богатый браслет. Клады где-то зарыты».
Описывая эти необычные находки, газетчики, нагнетая страсти, сообщали дополнительные сведения. Оказывается, в степи обнаружили древнее захоронение. Из провалившихся темных могил, обложенных замшелым камнем, торчали белые скелеты. Могилы располагались строго на юг. Со временем о них забыли.
На месте погоста над чьими-то костьми людскими сделали шумное хуторское гумно, где дружно молотили и веяли хлеб, а майскими ночами здесь целовались влюбленные.
Но вернемся к тому, что жизнь тишанцев после изгнания татар стала безопаснее и привольнее. Теперь на обоих берегах стали выпасать скот, устраивать базы, курени. Но ухо держали востро! Ибо набеги степняков повторялись.
А Россия в это время воевала на дальних рубежах, раздавалась смутами, шаталась от голода, пьянства и эпидемий, любила, трудилась и крепчала. Поколения донцов незыблемо стояли на седых курганах, при маяках.
Татарские нападения со временем на наш городок становились все реже и реже, но все больше его затапливало весеннее половодье. Вот тогда и решили перенести его на правую сторону Хопра.
Военным эпизодом станицы стало участие в Булавинском бунте. Видный сподвижник К. Булавина атаман Голый происходил, по-видимому, из Тишанской. В октябре 1708 года, невзирая на непролазную грязь и проливные дожди, потянулись к Голому и Колычеву конные и пешие восставших.
«Пришли к ним с Казанской и Мигулинской, и Тишанской... да с хоперских и бузулукских станиц такие же воры». Правительственные полки на Дону испытывали тогда затруднительное положение: «...воров умножается от часу больше, зело поход труден, перво: что позднее время — кормов нет, все выжжено..., а у них, воров, ружья и пороху довольно».
Однако многотысячный отряд Голого с нашими тишанцами потерпел поражение, и учинена была зверская расправа. Самого атамана четвертовали в Москве. Следующая трагическая полоса в истории земли Донской и станицы началась в 1791 году.
К России после заключения Ясского мира отошла Кубань. Правительство повелело создать там оборонительную линию. Кто выживет лучше всех в пекле? Конечно, боевые казаки!
По указу императрицы на линию требовалось поселить три тысячи казаков донских полков с семьями.
— Господи помилуй! Да кто же потащится на чужбину с Дона-кормильца и бросит все нажитое потом и кровью? — заволновались бабы, вытирая сопли младенцам.
— Да и право самого Войска переселять казаков только по жребию будет нарушено, — роптали. Последовали резкие отказы от этого недоброго переселения.
Власти же требовали немедленного возвращения на Кубанскую линию казаков, самовольно оставивших ее. Страсти накалялись и охватили по Дону около пятидесяти станиц. В Тишанской прослышали, что не везде приняли грамоты о переселении:
— Съезжать и мы не будем! Жили здесь и помрем! — стоял крик над майданом так, что галки шарахались с колокольни. Станичный атаман Евдоким Мазин напрасно надрывался:
— Атаманы-молодцы, побойтесь Бога, не противьтесь власти государыни... Много раз созывался общественный сбор — да все бестолку. Число недовольных с каждым разом росло, и волнение принимало грозные размеры. Партия стариков — за переселение.
Душой их был бывший писарь Ермол Степанович Селиванов. Но почетные деды поняли, что каша-то заварилась крутая, и им ее не расхлебать, свои бы головы сберечь.
Из станицы в станицу скакали спешно доверенные — решено было всем грамоты о переселении не принимать и на том крепко стоять!
— Эге, да это же бунт супротив правительства, — сокрушался Мазин. Но, покумекав, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, не стал противиться станичникам. Только Селиванов набычился, не переставая уговаривать станичников, чем довел их до белого каления.
— Хватит брехать, старый пес! Или отведаешь вострого кинжала, сидел бы себе на печи, злыдень!
Перепуганный Селиванов заперся на все засовы, спустил с цепи лохматых кобелей и долго не показывался народу.
Для подавления смуты на Дону вышли с барабанным боем, пушками тысячи солдат и казачьи карательные отряды. Для публичного наказания возмутителей по станицам поехал собственной персоной князь Щербаков, командующий правительственными войсками.
Тишанская встретила военных угрюмо. Атамана Мазина, невзирая на седины и старость, к тому времени высекли на майдане плетьми при всем честном народе. Отведали горячих плетей императрицы многие станичники.
Пострадала Тишанская и от солдатского постоя. Но попробуй пикни, если окромя других тягостей «...одна подводная повинность так была тяжела, что для отправления ея станица была разделена на две части, причем даже четырнадцатилетние отбывали эту повинность наравне с другими».
Надо сказать, что регулярные войска с Дона не отзывались еще спустя два года после разгрома восстания из-за непокорности жителей.
Расправа на Дону оказалась короткой: возмутителей тысячами нещадно наказали, других погнали всей семьей на Кубанскую линию.
Только по Хопру отправили 85 многодетных семей, в том числе из Тишанской. Екатерина II, желая потом расположить к себе казачество, подписала 24 мая 1793 года жалованную грамоту Войску.
За ним закреплялись «на вечные времена» все изобильные земли и угодья (как будто казаки ими до этого не владели). Торжественно встречало Войско Высочайшую грамоту и хлеб-соль Ее Величества; старики всерьез, молодые — с усмешкой. Во все станицы разослали о том войсковую грамоту.
В нашей станице «...многие из почетных стариков принесли полученную частицу Царского «золотого» хлеба (такое название сохранилось у нас в народных преданиях доныне) домой и по крохе разделили всем членам семейства», — читаю я страницы давних лет.
Вместо одного дня праздновали, гуляли тишанцы целых три, ибо трезвостью великой не страдали.
— Ежели царица будоражила нас высылкой поди два года, — вспоминали старики, — то, считай, 20 годиков лихорадила земельная тяжба с соседями.
Притча в том, что тишанские юртовые земли стали уменьшаться по причине малолюдства, поэтому удобные для обработки и заселения земли лежали взапусте.
На них-то и позарилась Казанская станица. Но в 1756 году Войсковой грамотой, присланной в Тишанскую, Казанской отказали в отводе добрых земель по Песковатке.
С этого и началась эпопея борьбы с целым отрядом станиц: Казанской и Алексеевской, Лукьяновской да Карповской. Зеленые кущи хоперского займища, чистая родниковая вода, жирная земля тишанская с изобилием дичи не давали спокойно спать.
Сначала соседи захватывали пашни при вершинах буераков, затем начали гонять скот на удобные для них водопои, охотиться тайком — и с годами, осмелев, присвоили те места. Тишанцы им и юшку красную из носа пускали, и скотину угоняли с матом-перематом, но ничего не помогало.
Тогда пожаловались на лихое самоуправство в Войсковое правительство. Но, увы, власть сочла, что надобно поделиться малость. В 1785 году отошла алексеевцам лучшая землица.
Масла в огонь подлил старшина Вешенской станицы Боков, населив у Солоновского целую слободу «вольношатающихся» малороссиян, беглецов из херсонских и полтавских краев. Войсковому же правительству представил дело так, что де земли те войсковые пустуют, пропадают почем зря.
Так возникла и разрослась со временем слобода Солоновка. Малороссияне наводнили тогда Донской край. В нашей станице насчитывалось до 60 украинцев, из коих половина... полногрудых молодиц-озорниц, распевавших ясными ночами парубкам:
Тида-рида, тида-рида,
Заризала баба дида.
Повисила на килок,
Шоб не бигав до дивок,
Ешь, ешь, молодец,
Це ж из дида холодец!
Хохлы, приписанные к станицам, отсылались на всякие работы, в том числе и войсковые. Употребляли их и на семейное поселение в числе казаков. Лишь в 1873 году, спустя более половины столетия, они смогли, наконец, перейти из разряда крепостных при станицах в разряд донских казаков.
Скоплялась на Донщине и масса беглых — «бурлаков». Бесконные, безоружные, безодежные, голодные, они многие годы были самой бесправной и неуправляемой толпой.
Не попавшие в казаки рвали жилы по найму и нередко жаловались (бесполезно!) Войсковому начальству:
— Хлебопахотной землицы и скотины у нас нету, перебиваемся с сухаря на квас, а нас, слабосильных, посылают нынче в отдаленные места горбатиться, — писали из Тишанской бурлаки Губин и Жеребцов в 1768 году.
А что же наши бравые тишанские казаки?
В 1799 году числилось 232 служилых и 103 отставных. В секретном Оренбургском походе на Индию участвовало их 70 человек.
Отличились в великой народной войне с французами и, возвратившись в 1814 году, зажили по-европейски.
Повыбрасывали в овраги дедовские сохи, завели плуги с острыми лемехами. Курные задымленные избы переделывали на манер немецких, французских в опрятные домики с цветущими палисадниками, с теплыми ватерклозетами. Хозяйствуя лучше, развели рабочих волов. В станицах без сей тягловой силы делать было нечего. Крутолобые и мощные, с ярмом на крепкой шее, тянули они скрипучие повозки с бревнами и зерном, арбы с сеном. Направлялись на них даже в далекий из- воз — «ходку», погоняя криком «цоб-цобе».
Явилась у тишанцев и первая частная школа, а в 1866 году открылось приходское училище. В старину тоже умели считать денежки и получать прибыль. Общественные станичные доходы состояли прежде всего из питейных.
Шли деньги и за прогон через юртовые земли на р. Песковатка купеческого скота. Стали отдавать купцам за плату пастбища под выпас гуртов. Накручивали рубли и три водяные мельницы на р. Тишанке. Правда, опосля упустили две в руки пронырливых частников.
На откуп отдавали богатое рыбой озеро Заозерное. Приверженность донцов к духовно-религиозной жизни была самобытной, но сильной. Первую церковь тишанцы возвели возле Красного озера и Хопра во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Отличалась она бедностью, да и доходы приходского сельского духовенства весьма скудными были.
В 1792 году освятили здесь новый храм Божий, из дуба. Не пожалели общественных денег на обустройство приходской церкви. В 1820 году внесли личные пожертвования, да еще добавили 6 тысяч рублей ассигнациями, что считалось немалым. Ибо общий капитал станицы в 1827 году, к примеру, составил 3 тысячи рублей и только к 1851 году вырос до 25 тысяч.
В церкви появился богато украшенный иконостас, с иконами в серебряных ризах работы именитых московских мастеров. В октябре 1851 года, разбогатев, обратились с просьбой о строительстве нового храма. Но тут началась Восточная война с турками, и стало не до того.
Только через семь лет последовало разрешение на возведение нового храма, и правительство утвердило смету аж на 40 тысяч рублей (исключая иконостас).
Охнули станичники, но выход нашли ловкий, испросив льготу и при ней освободили от службы 150 казаков на два года. Семь лет шла оживленная стройка. Среди зелени тополей вознеслись в небо 5 куполов византийской архитектуры, крытые белым железом.
Церковь, трапезную и колокольню опоясывала ограда из кованного железа на фундаменте из тесаного камня. Караульню сложили из красного кирпича. Полы в каменной церкви выстлали из железных плит, навечно. Весть о красоте и благолепии храма вместе со звоном колокольным далеко разнеслась по донскому краю. Шутка ли, его вместилище, кроме алтарей, составило 800 квадратных метров. Стоимость тоже впечатляла — 47 тысяч рублей звонким серебром.
Станица имела храм один из великолепнейших в области Донского Войска как по архитектуре, так и по ценностям украшений.
А вот что говорили тогда современники: «Относительно нравственности жителей нашей станицы можно сказать, что чувства религиозные имели большое влияние на их быт и действия».
Наверное, возрождение казачества немыслимо без восстановления храмов, духовных училищ и духовенства, без приоритета русской православной церкви...
По окончании Восточной войны по Хопру открылась шумная навигация.
На Дону быстро развивалось земледелие и хлебная торговля. Тучные нивы золотились вокруг Тишанской, которая щедро продавала зерно. Воронежские, тамбовские и иные купцы наперебой скупали у жителей хлеб. Под ссыпку возводили они огромные амбары. Прямо к пристани спускались кущи садов, в которых до утра весело гужбанили купчихи с казаками. Со всего Бузулука спешили наперегонки хлебные обозы; обгоняли друг друга приходящие за зерном суда из Балашова, Борисоглебска...
Казаки побойчее «за собственными расходами» вывозили хлеб на продажу в неблизкий Царицын и Ростовскую крепость.
С устройством железных дорог навигация заглохла, а 20 сентября 1866 года станицу заволокло дымом и копотью.
Пожар пополз с берега Хопра: при нагрузке баржи какой-то забулдыга не загасил цигарку. Вот так и начинались массовые пожары, от которых сгорали целые станицы. Полыхали курени и базы, жутко ревел и гибнул скот. Огонь истребил 117 жилых домов. Более пятисот душ остались без крова и были приведены в крайнее разорение.
Только спустя и десять лет погорельцы не смогли оправиться от беды. На благодатных землях жирели тучные отары овец, нагуливал мясо крупнорогатый скот, вздымали пыль до небес табуны крепких лошадей. Последних косяками пригоняли служивые из-за Волги, башкирских, вятских и других пород.
Смешавшись с местными, они производили самых надежных в службе коней. Домовитые казаки здесь имели от 70 до 90 лошадей, до тысячи овец, от 100 до 150 голов рогатого скота. Вот так умели хозяйствовать фермеры того века!
Кладезем были и леса юртовые, радовали глаз. Но жадность и нерадивость свели лес на корню. Да так постарались, что потом за день можно было набрать лишь захудалый воз каких-нибудь кольев. Остались одинокие корявые и дуплистые столетние тополя, вязы да вербы, ни на что не гожие и ждущие своего последнего часа от удара молнии либо от буйного урагана.
Осенью 1859 года половину лучшего урочища тоже разделили на порубку. Правда, затем в защиту леса правительство распорядилось:
«Всем казакам сажать по 25 деревьев каждому — и ежегодно!». Тишанские леса восстановились: спасибо прадедам, что сумели сохранить для потомков красоту заповедных чащоб.
Торговля в Тишанской находилась в руках иногородних. Из пяти постоянных лавок на площади только одна, да и то самая никудышная, принадлежала казаку. Навыки в коммерции давались как-то с трудом. Скупкой скота занимались единицы.
А вот разведение скота повлекло развитие солевозных дел где-то с 1820 года. Зажиточные пускали за солью на Маныч пар по десять волов и ездили раза по два в лето. Другие хаживали туда постоянно, имея пар по двенадцать. Потом по невыгодности ходки туда прекратились и ездить стали на Волгу, но уже по 5-7 быков. Завозили соль, рыбу, деготь, сосновый лес.
Сбывалось все в основном на двух здешних ярмарках. Девятопятницкая проводилась в конце мая — начале июня, а Сорокомученическая — 9 марта. Первая существовала, когда к приходской церкви на богомолье стал стекаться народ из разных местностей. Вот сюда и стали съезжаться торговцы. Правительству ничего не оставалось, как утвердить ярмарку в 1825 году.
Вторая, по торговле рогатым скотом, открылась в 1860 году.
Я мог бы пространнее изложить историю жизни станицы Тишанской, но представляю сие местным пытливым краеведам.
Напоследок приведу газетную корреспонденцию 1873 года, проникнутую здоровым оптимизмом:
«Трудолюбие наших граждан казаков обещает много хорошего в будущем: не говоря уже о мужчинах, известных, как и все казаки, своей привычкой ко всяким трудностям, — женщины в такой же привычке и неутомимо во всех хозяйственных работах почти не уступают им».
Да, станица Тишанская славилась как крупный культурно-хозяйственный центр Хоперского округа, Донщины в целом.
Но где же слава былая?
И возродится ли она во имя продолжающейся жизни? — вопрошаю я...
© Copyright: Николай Бичехвост, 2014
Написать рецензию
Николай, очень интересно и познавательно. Восхищаюсь Вашему умению находить нужные источники и собеседников
с уважением
Юрий Баранов 26.08.2015
