(а перетащу-ка я сюда рецензию из свежего номера "Буйного бродяги" — в порядке стимулирования полемики)
Нежные объятия железной девы. Антология. Иерусалим: Млечный Путь, 2015 г.
Свобода, как известно, лучше чем несвобода.
Спорить с подобным утверждением не будет, пожалуй, ни либерал, ни коммунист, ни христианский традиционалист, его вполне можно перевести на язык ортодоксальных нацистов или радикальных исламистов. Свобода в нашем мире ценность достаточно универсальная — правда, с пониманием ее возникают определенные проблемы, и здесь слабо помогают формулы из учебника обществознания («свобода делать все, что не запрещено законом», «моя свобода заканчивается там, где начинается свобода других» и т. п.).
Плантатор из Вирджинии приезжает в Манчестер — разумеется, в сопровождении чернокожего слуги. Слуга был неловок или досадил господину — и белый масса хочет его как следует наказать, не стесняясь окружающих, однако сталкивается с неожиданными препятствиями и непониманием со стороны как простых английских граждан, так и должностных лиц. Не выдержав, рабовладелец восклицает: «Да что это за проклятая страна, где порядочный джентльмен не может выпороть своего негра?!». Чего не хватает джентльмену с Юга? Ответ очевиден — свободы распоряжения своей собственностью.
Ради чего неонацисты из Чикаго желают пройти маршем не где-нибудь, а непременно по улицам еврейского квартала? Ради свободы собраний.
Во имя чего борются белые христиане из Миссисипи, владельцы ресторана, не желающие пускать на порог пару крепко держащихся за руки девушек? Во имя свободы религиозных убеждений.
Если молодой человек тринадцати лет от роду желает работать четырнадцать часов в сутки шесть дней в неделю за половину платы, которую получает взрослый мужчина — он тем самым осуществляет свою свободу. Если же неприятные личности из фабричной инспекции или профсоюза желают ему в этом воспрепятствовать — они тем самым умножают количество несвободы, ограничивая свободную волю как работника, так и работодателя. Клиент, честно заплативший за право обладать телом женщины в течение определенного срока, точно так же осуществляет свою свободу, равным образом как и проститутка пользуется своим правом работать и зарабатывать. С точки зрения ортодоксального либерализма почти все достижения в области социальной политики, которыми могут похвастаться развитые западные страны, являются результатом недопустимых преступлений против индивидуальных свобод личности. Тоталитаризм подстерегает честного буржуа за порогом, тоталитаризм, увы, не ограничен нанизанными на Ось Зла государствами из списка Буша-Болтона-Райс.
И составители рассматриваемой нами антологии, заявленной как сборник антитоталитарной фантастики, это прекрасно осознают. Уже в предисловии они не только добросовестно перечисляют все традиционные страшилки западного обывателя (Нечестивая Троица новейшего времени — Гитлер, Сталин, ИГИЛ), но и пугают нас опасностями внутреннего перерождения демократии:
В одних случаях тоталитаризм берет свое, потому что люди не готовы принять на себя бремя ответственности за собственные поступки, в других – мешает внешнее давление, которому нужно противостоять, а для этого отказаться (конечно, на время!) от демократических завоеваний. Когда человек ока зывается перед выбором: быть свободным или поступиться частью личной свободы ради безопасности (порой – иллюзорной), он выбирает второе, и демократия отступает перед авторитаризмом. Люди вдруг с удовольствием повторяют слова телеведущих о необходимости любой ценой защитить демократические завоевания, даже лишившись их большей части. Ведь надо бороться с террористами, они могут быть всюду!
Тут, казалось бы, стоит остановиться и развить тему: в самом деле, Патриотический акт или скандал с пытками ЦРУ являются для фантастики (особенно социальной и ближнего прицела) обильным источником вдохновения. Однако продолжение оказывается более чем неожиданным:
Демократические свободы предполагают личную ответственность за происходящее, а человеку хочется брать на себя меньше ответственности. Помните серию выступлений в США, названную «Оккупируй Уолл-стрит»? Люди устраивали марши в поддержку бесплатного образования и медицины – то есть, того, что, казалось бы, существовало именно в достаточно далеких от демократии странах. Бесплатные образование и медицина – такая же химера, как вечный двигатель. И расплачиваться за якобы бесплатные услуги приходится тем же людям, кто передоверяет ответственность (и распределение социальных благ) государству, для которого более простым способом управления является не демократия, а авторитаризм (и для него движение к тоталитарному режиму столь же естественно, как стремление воды в низины).
Итак, в одном ряду с головорезами ИГИЛ, тонтон-макутами и фашистскими штурмовиками на пути демократии встают простые американцы, требующие доступного образования и здравоохранения. А бесплатные образование и медицина бывают только при тоталитаризме, точнее, их совсем не бывает, а попытки их введения приводят к росту могущества государства и, естественно, к усилению тоталитаризма.
Эта точка зрения отнюдь не нова и предполагает логическим своим продолжением упразднение системы государственной социальной политики вообще, ликвидацию государственного надзора за качеством товаров и услуг, ликвидацию профсоюзов (о, профсоюзы для праволиберальных мыслителей в любом, самом усеченном и кастрированном виде являются ужасными террористическими бандами и носителями тоталитарного вируса) — словом, ликвидацию любых посредников в цепочке «клиент-поставщик услуги» или «работник-работодатель». В самом деле, если мы говорим о недопустимости и химеричности института бесплатного высшего образования (его же подразумевают авторы, верно?), то какое право на существование имеют государственные школы как таковые? Если бесплатная медицина несет с собой тоталитаризм, а каждый гражданин должен без передоверия ответственности лечиться в частной клинике, то тем более следует упразднить государственную и муниципальную полицию, доверив борьбу с преступностью частным охранным предприятиям, детективным агентствам и охотникам за головами. И здесь мы ничего не сводим к абсурду — анархо-капиталистическая утопия имеет множество сторонников в США и Израиле (Европа для таких идеалов, увы, слишком «красная» и «совковая»), она была отражена в массе произведений американских фантастов, а постсоветские эмигранты, составляющие значительную долю авторов сборника, стремятся стать большими либертарианцами чем сам Рон Пол. Собственно, бесплатная медицина и образование для демократии являются угрозой большей, нежели все террористы и тираны в истории человечества вместе взятые. С террористами и тиранами вообще все довольно сложно: один из авторов сборника, ярый защитник демократии Юрий Нестеренко, посвятил в свое время апологетическую статью норвежскому массовому убийце Андерсу Брейвику («Победитель»), а в других своих произведениях выражал симпатии таким диктаторам как Франко и Пиночет. Составители же в своем предисловии очень политкорректно обличают только тех диктаторов «третьего мира», которые имели сложную историю отношений с США — Батисту, Дювалье и Бокассу. Персонажи это, безусловно, одиозные и отвратные, но, скажем прямо, далеко не самые кровавые в истории двадцатого века — просто было бы нетактично в таком тексте упоминать индонезийского диктатора Сухарто, истребившего в шестидесятых до двух с половиной миллионов коммунистов, сочувствующих и просто подозрительных, или того же Пиночета, уничтожившего сорок тысяч человек за несколько месяцев (в пропорциональном отношении к населению вышло вполне сопоставимо со сталинским Большим Террором) — ведь эти герои спасали родину, демократию и право частной собственности от ужасных коммунистов, в чем пользовались безоговорочной поддержкой тех же США — по крайней мере, до того момента, пока «красная угроза» была хотя бы на йоту реальной. Парадокс: идеологи «сборника антитоталитарной фантастики» при всем своем антисоветском настрое проявляют типично советскую «идейную выдержанность», только с обратным знаком, прекрасно понимая, в каком случае можно распинаться о ценности индивидуальных свобод и человеческой жизни, а в каком лучше заткну... проявить самоцензуру. И такие люди еще учат нас, что марксизм умер, а классовый подход безнадежно устарел!
Впрочем, пора бы уже перейти к рассмотрению собственно текстов. Читатель, ожидающий после рекламной кампаниии сборника в сети и его предисловия определенного идейного заряда, будет, признаться, порядком разочарован — потому что подход к составлению подобных антологий в русскоязычной фантастике примерно одинаков (мы уже дважды рассматривали его в прошлых номерах ББ на примере чекмаевских сборников). В итоге в книгу попадают тексты, банально не соответствующие формальным критериям фантастики — детские воспоминания, написанные языком школьного сочинения (Евгений Добрушин, «Клад») или безнадежно протухшая юмореска родом из середины нулевых, которой, как сказал бы Стивен Кинг, даже рекламного агента не насмешишь (Леонид Шифман, «Сон»). Опять-таки, качество верстки и редактирования платной электронной версии сборника (за которую редакция ББ честно заплатила целых два доллара) оставляет желать лучшего: периодически в тексте попадаются вопросительные знаки не на своем месте, совершенно вопиющие опечатки типа «а мои действия расценили, как провакацию Моссада», страшно хромает пунктуация, а иные места и вовсе написаны не совсем по-русски. Это удивляет: люди, считающие все бесплатное по умолчанию плохим, некачественным и «тоталитарным», должны бы более ответственно подходить к оформлению платного продукта. Впрочем, это противоречие в концепции «Нежных объятий» далеко не единственное.
Открывается сборник повестью Эдуарда Геворкяна «Чужие долги» — киберпанковой антиутопией с совершенно классическим для такого жанра сеттингом: после мировой войны между Восточным Альянсом и Западным Объединением Государств (аббревиатуру ЗОГ автор не использует, так что неясно, специально он это сделал или нет) в мире устанавливается новый тоталитарный порядок, главным атрибутом которого является ювенальная (по Геворкяну — «ювенильная») юстиция и война всех против всех за «перспективных», подающих надежды детей, которые, оправдав вложенные в них средства, могут занять высокие посты в корпорациях и госструктурах. Своеобразная меритократия — во всяком случае, пока ребенок не достиг совершеннолетия и кочует по разным семьям в соответствии со своими способностями, его будущее зависит исключительно от него самого, его способностей и талантов. Собственно, это основная особенность, отличающая мир будущего от нашего, что и неудивительно: современная русскоязычная социальная фантастика, спасибо чекмаевым, володихиным и фонду «Взаимодействие цивилизаций», стоит нынче на двух китах — ювенальной юстиции и однополых браках. А чем еще можно напугать страну, пережившую реставрацию капитализма в его самой дикой форме, что еще можно обличить на растленном западе так, чтобы избежать опасных аналогий? Это Валентину Зорину в свое время вольно было говорить об американской коррупции, безработице или ксенофобии, современного же россиянина можно впечатлить разве что сюжетами о том, как к бедной семье белых христиан приходит ювенальная полиция и изымает детишек, чтобы передать их богатой парочке геев на воспитание в либеральном духе.
С тем, что современный мир для детей крайне неуютное место, сложно не согласиться. Число беспризорников на планете исчисляется сотней миллионов по самым скромным подсчетам. Число безнадзорных детей в несколько раз выше. Естественно, такие дети легко вовлекаются в криминал, проституцию, а то и вовсе попадают в рабство. Иными словами, основная проблема значительной части современных детей заключается в том, что они никому по большому счету не нужны — ни родителям, ни государству, ни пресловутым страшилищам из «ювенальной полиции», чья деятельность, если ее изучать не по российским СМИ, носит крайне ограниченный характер. Тем не менее, в мире Геворкяна дети определяются в полном противоречии со здравым смыслом как «самый ликвидный товар», самое выгодное вложение капитала — не в виде рабов или проституток (это вполне характерно как раз для традиционного общества — вспомните, чем закончился крестовый поход детей), но в качестве успешных граждан и налогоплательщиков, кормящих своих приемных родителей до самой старости. И именно богачи оказываются больше всего заинтересованы в талантливых детках, в частности, в детях главных героев повести, скрывающихся на все еще не подконтрольных новому мировому порядку территориях Крайнего Севера.
Это как раз тот случай, когда пугало барневарна, созданное российскими СМИ, автор пытается рационализировать и избавить от внутренних противоречий — само собой, безуспешно. В интернете сегодня присутствуют сотни детей топ-менеджеров крупных корпораций, высших правительственных чиновников, олигархов и прочих представителей мировой элиты — и по их образу жизни становится понятно: ни в каком всестороннем развитии своих, единокровных детей их родители очевидно не заинтересованы. Более того — абсолютно никакого беспокойства не вызывает у таких родителей совершенно деструктивное поведение их сыновей и дочерей, попадающих в аварии во время уличных гонок на дорогих автомобилях, совершающих преступления, за которые простых смертных очень надолго сажают: сам по себе образ жизни таких детей, ведущий к саморазрушению, свидетельствует об их брошенности и ненужности при всех открывающихся им блестящих перспективах. Здесь дети элиты парадоксальным образом оказываются в одном положении с нищими уличными беспризорниками — при всем различии социального статуса, равнодушие родителей к неликвидному товару одинаково что наверху, что на дне общества. Капитализм в принципе не ориентирован на человека как на ценный ресурс, этого как раз не понимали авторы классических антиутопий, в которых верховная власть навязчиво пытается залезть в голову и сердце каждому гражданину, этого не понимают и авторы ювенальной фантастики, пугающие обывателя тем, что его ребенок, обреченный после окончания университета в лучшем случае на работу в «Макдональдсе», может быть интересен в каком-либо качестве коварным богатеям.
Удивительно, но факт: главное произведение сборника «антитоталитарной фантастики» совершенно органично смотрелось бы в печально знаменитых антологиях типа «Либерального апокалипсиса» и «Беспощадной толерантности». Собственно, сам по себе состав сборника, в который оказались включены как записные «русофобы», так и идеологи патриотической фантастики с благословением Екатеринбургской епархии наперевес, в первый момент вызывает удивление: не каждый год встречаешь Чекмаева и Нестеренко под одной обложкой, и хочется докопаться до причины. Но об этом — позже, а пока вернемся к текстам.
Другой подход демонстрирует нам Кирилл Берендеев в рассказе «Первый старт». Совсем недалекое будущее (2017 год), подготовка с запуску «шаттла» со смешанным американо-российско-европейским экипажем. Главный герой — российский космонавт предпенсионного возраста, которого в условиях обострения отношений между Россией и Западом (речь идет уже о полноценном «железном занавесе») едва выпустили из страны, встречает в экипаже среди американцев собственного сына, что становится поводом для его погружения в воспоминания о далеких восьмидесятых, первой любви и расставании. Американский сын и его жена (оба — верующие методисты) страстно желают выписать к себе из авторитарной России как отца-космонавта, так и всю его русскую семью, главный герой, напротив, не проявляет особого энтузиазма, хотя пообщаться с сыном и понянчиться с внуками вполне рад. Заканчивается рассказ, в сущности, ничем, но проблема его даже не в открытом финале, а в самой недостоверности ситуации «железного занавеса» в современном мире и, как следствие — в надуманности проблематики «перебежчиков», «выбора свободы» и тому подобных сюжетов, которые имели определенную актуальность сорок лет назад. «Железный занавес» возможен лишь для двух разных социально-экономических систем, но современная Россия является такой же капиталистической державой, как и США, и история международного обострения последних двух лет нагляднее всего демонстрирует, насколько бессильна внешнеполитическая конъюнктура против экономической логики капитализма (предполагающей свободное движение капитала и рабочей силы). Недавний пример конфликта России и Турции, благополучно разрешившегося наплывом российских туристов на курорты Антальи и дежурными разъяснениями официальной пропаганды в духе «мы всегда воевали с Остазией» тому наглядное подтверждение.
Именно поэтому не только Берендеев, но и другие авторы с проблематикой семидесятых годов и стилистикой поздней перестройки выглядят похожими на Рипа Ван Винкля, проспавшего в пещере последние десятилетия. Скажем, рассказ Андрея Саломатова «Боец железного миллиарда» написан словно в девяностом-девяносто первом году, и тогда бы наверняка имел определенный успех — жгуче интересные позднесоветскому человеку темы садомазохизма и мировой закулисы удержали бы внимание читателя невзирая на совершенно убогий язык и отсутствие сюжета. Сегодня же на подобные тексты смотришь с недоумением: зачем это написано и для кого? Публиковать подобные вещи — все равно что включать в людном месте протухшие и надоевшие еще пятнадцать лет назад танцевальные хиты (вроде той песни группы «Руки вверх», что звучит на протяжении всего рассказа). Можно понять, почему израильские репатрианты распространяют хохмы, над которыми в России перестали смеяться еще в прошлом веке, однако теми же пороками страдают и авторы-россияне, и это в некотором роде даже хуже ювенальной фантастики, с которой по крайней мере можно полемизировать. Здесь же мы не видим ни логики, не идеи — только непритязательное высмеивание «совкового маразма» через четверть века после крушения СССР.
К счастью, такой подход к теме наблюдается далеко не у всех авторов. Злата Линник («Карьера Барби») честно пыталась высмеять корпоративный капитализм в своей антиутопии для детей. Проблема в том, что противопоставлять стерильно-жутковатому миру «молодых карьеристов», в котором дети разговаривают рекламными слоганами, креативных бездельников из творческого гетто «инфантил-парка» — столь же не новое, сколь и безнадежное решение. Прежде всего потому что эти две социальные среды никогда друг другу жестко не противостояли: бывшие хиппи со временем успешно превратились в образцовых карьеристов, конформистов, отцов семейств и избирателей республиканцев. Но имеется и другой вопрос: а кто, собственно говоря, производит все то богатство, которое дает возможность главным героям думать о карьере или творчестве, но не о выживании? Кто сделал куклу Барби, по которой так тоскует девочка Инструкция, или игровую приставку мальчика по имени Параграф? Подобный вопрос на самом деле возникает ко всем авторам антиутопий, в которых материальное благоденствие сочетается с тотальным контролем. Ответа на него, впрочем, ждать бессмысленно: авторы эти достаточно далеки от проблем реального производства, поэтому для них большой человеческий мир с его реальными ужасами и проблемами оказывается чем-то вроде гигантского офиса «open space» — места довольно-таки неприятного, но, скажем прямо, не самого страшного на планете. Попытки говорить о несвободе, личной или политической, вне контекста социальных проблем, ведут к таким совершенно недостоверным и беспомощным конструкциям, более того — приводят к тому, что фантастическая несвобода оказывается в чем-то даже привлекательнее реальной жизни. Пересмотревший в конце жизни свое отношение к миру «Хищных вещей века» Борис Стругацкий дал тому наглядное подтверждение.
Вот и в «Квантовой розе» Алисы Лебовски мы видим, как героиня, приговоренная к тюремному заключению и попавшая вместо женской тюрьмы в лесбийскую утопию, наполненную приветливыми и отзывчивыми девушками в розовых робах, решает навсегда отказаться от свободы и остаться жить в уютном мирке за колючей проволокой. Разумеется, уютный мирок создан не просто так: он весь просматривается сотнями скрытых камер, а содержат это реалити-шоу богатые вуайеристы, для которых заключенные и изображают мир и любовь в ванильной атмосфере.
В реальной жизни, правда, состоятельные извращенцы предпочитают не нежные любовные сцены, а вещи куда более мерзкие, так что, получи они в свое распоряжение тюрьму, платили бы, разумеется, за жестокие изнасилования, избиения и убийства на камеру — то, что называется снаффом. Снафф-записи — товар весьма дорогой и ликвидный, а несвобода в реальной жизни куда менее привлекательна. И куда более заурядна.
И здесь приходится неожиданно похвалить господина Чекмаева («Высшая мера»), который банальность и заурядность несвободы, ее прискорбный финал крайне убедительно изобразил на примере героя, приговоренного к пожизненному заключению в изолированном от внешнего мира бункере со всеми удобствами. Заключенный, надеющийся на долгую и комфортабельную жизнь, правда, довольно быстро умирает при содействии тюремщиков — по той простой причине, что государству банально не хватает денег на содержание всех высокотехнологичных Изоляторов:
«Все это правильно, конечно. Преступник должен быть наказан. Пожизненная изоляция – гуманная мера и все такое, вот только наши умники как-то не учли, что Изолятор — штука не дешевая, да и кормить-поить десятки, а через несколько лет — дайте только срок, — сотни осужденных до скончания века никому не интересно. Бюджет не выдержит, да и Изоляторов на всех не хватит. Этот вот из бывшего противоатомного убежища переделан, еще два таких же ждут своего часа, а потом… И вообще не совсем разумно оставлять жизнь опасному преступнику. Пусть даже и в Изоляторе. Победят через четыре года на выборах социалисты, да и объявят на радостях амнистию… Всякое бывает. Вот и приходится искать пути… да-а… Теперь уже можно признать: удачные…
В итоге — этот «нюхач» с Ай-Джи-Ви через день-другой выдаст отличный материал: преступник покончил с собой — казнен без помощи палача!»
Эффективность данной экономической схемы, при которой смертная казнь отменена, но платить за содержание преступников не приходится, должна была вызвать большой энтузиазм у составителей сборника. Это вам не «социалистическая» Норвегия, где нежно любимый Нестеренко террорист Брейвик, сидя в трехкомнатной квартире, жалуется на отсутствие Sony PlayStation 3, женского общества и интернета. Социал-демократические режимы, утвердившимися в отдельных странах Северной Европы, кстати, вызывают сегодня совершенно одинаковую ненависть в России что у консерваторов-почвенников, что у либералов-западников — в этом и заключается секрет той весьма пестрой подборки авторов, которую мы видим в данной книге: вслед за ушедшим в прошлое «реальным социализмом» анафеме теперь подвергается европейское «социальное государство» во всех своих ипостасях. Пиная его отдельные второстепенные атрибуты (ювеналку, однополые браки, толерантность etc.), русские фантасты подкапываются под более существенные социальные достижения западных трудящихся. Если в конце восьмидесятых антисоветчики приводили Швецию в пример как страну, достигшую благосостояния «без всяких революций», то сегодня настала очередь ниспровержения самой Швеции — слишком много там, с точки зрения российского буржуа, ненавистной «социалки», «собеса», «совка». И в этом вопросе частные разногласия между «либералами» и «охранителями» отступают на второй план.
Ненависть к иммигрантам и ЛГБТ, к «бездельникам на пособии» и «страхолюдным феминисткам», к «бузящим неграм» и «левакам-наркоманам» — для российского обывателя этот удивительный заморский продукт не стал менее доступным в эпоху санкционных войн. Напротив, стенания о «смерти европейской цивилизации» и «самоубийстве белой расы» приобрели еще более безумные формы. И в отечественной фантастике, как наиболее приспособленном для тяжких дум о будущем литературном жанре, импортная ксенофобия (импортная не потому что своей не имеется, а потому что образ «другого», объекта пламенной нелюбви, доставлен из очень дальнего зарубежья), завуалированная легко расшифровываемыми аналогиями, становится чуть ли не единственным критерием «серьезной», «социальной» литературы.
Рассказ Светланы Тулиной «Колбаса» является своеобразным логическим продолжением «Дивного нового мира» Хаксли. Кастовое общество, порождение Евгенической Реформации, было упразднено, однако реальные генетические различия между людьми низших и высших каст никуда не делись. И вот прекраснодушные интеллигенты из бывших высших каст добиваются полного равенства и прав для обезьяноподобных олигофренов — потомков другой ветви разделенного человечества (по новейшим стандартам политкорректности именуемым «быдлованами»). Итог рассказа, естественно, крайне печален: на отправляющемся с гибнущей Земли космическом корабле происходит восстание «быдла», главный герой попадает в рабство к «маленьким людям», докатившимся до каннибализма и полного одичания, однако, следуя все той же заклейменной правыми самоубийственной и иррациональной логике «толерантности», морально приспосабливается к этому положению и начинает искренне любить свое новое сообщество. Слабо спрятанная за фантастическими элементами сатира на леволиберального интеллигента-правозащитника, защищающего интересы всяких недочеловеков, простите, лиц, не вписывающихся в стандарты белого европеоида из среднего класса, будучи спроецированной на современное общество, отдает как социальным, так и обычным расизмом: в нашем мире никакого генетического разделения человечества пока что не произошло, однако разговоры о неприспособленности представителей некоторых рас к интеллектуальной деятельности, или о наличии генов «предприимчивости» и «лидерства», сделавших нынешних хозяев мира теми, кем они являются, открыто ведутся защитниками частной собственности уже давно — разумеется, с ритуальным осуждением взглядов и политической практики дядюшки Адольфа («я не нацист, но...»). В итоге гибель Земли или возврат человечества в «естественное состояние» оказывается куда более привлекательным выходом, нежели торжество «быдла». А других выходов современный консерватор, в сущности, и не видит.
Впрочем, нет, есть в данном сборнике, являющемся, по идее, антологией антиутопий, рассказ («Соло для адского котла», Евгения и Илья Халь), авторы которого создали привлекательное (для себя и составителей, видимо) будущее — во всяком случае, в области исполнения уголовных наказаний: убийц и террористов в двадцать втором веке заставляют переживать все ощущения их жертв до тех пор, пока преступники себя полностью с ними не отождествят и не попытаются остановить. В остальном, правда, этот высокотехнологичный мир недалеко ушел от нашего: главный герой рассказа — чеченский террорист, задержанный при попытке устроить взрыв в московском метро, другой персонаж — ветеран «Афгана»(?!), разговаривающий языком лубочного деревенского дедка — это в эпоху «психоматриц» и торжествующего киберпанка! Конечно же, спасение от тоталитаризма очевидно: надо на века заморозить социальную структуру современного российского общества (со всеми сопутствующими проблемами и неприятностями, вроде взрывов в метро) — и тогда нам точно не будет грозить ни «ювенальный фашизм», ни «беспощадная толерантность».
Город Глупов, в котором история прекратила течение свое — это и есть неподвластная вирусу «тоталитаризма» новая русская утопия.
цитировать
свернуть ветку