Спасибо Андрею Левчику, Василю Дранько-Майсюку и Владимиру Садовскому!
Это малоизвестный и не переиздававшийся рассказ Мавра. Гуманистичный, по-моему о толерантности, с элементом фантастики (Андоей Левчик)
*
Працягваем літаратурныя перагукі беларускай літартуры з заходняй. Аказваецца, Янка Маўр напісаў "Яно" роўна за 40 гадоў да Стывена Кінга (Uładzimir Sadoŭski)
*
15. Пасьля вайны напісаў апавяданьне, у якім асуджаў запалоханую большасьць, што бяздумна выконвае злачынныя загады аднаго чалавека.
У часопісе «Беларусь» № 2 за 1946 год выходзіць яго апавяданьне «Яно». Там малыя дзеткі са страхам глядзяць на таямнічага і жудаснага вусеня, ня ведаюць, што зь ім рабіць. Раптам зьяўляецца мясцовы завадатар Лёнька, які загадвае ім «закапаць і забіць» бедную істоту. Дзеткі выконваюць загад безь пярэчаньняў: «Я адзін застаўся каля сьвежай магілы, намагаючыся знайсьці адказы на пытаньні, якія адразу хлынулі на мяне: чаму ўсе пяць самых разнастайных дзяцей у гэтай справе вялі сябе так аднолькава? Які быў бы фінал, каб не зьявіўся гэты рыжы Лёнька? /.../ Колькі такіх сцэнак адбываецца вакол нас, і мы іх ня бачым!»
https://www.svaboda.org/a/29218757.html
Малюнкі Валянціна Ціхановіча да апавяданьня Янкі Маўра «Яно»:
Их было пятеро. И всем вместе им было не более двадцати
лет.
Сидели они вокруг круглой площадки, очищенной от травы,
камушков, щепок и соломинок. Посередине была маленькая ямка,
а в ней шевелилось «ОНО».
Как оно попало сюда, неизвестно. Может из земли вылезло?
Но не видно на круглой площадке такой щели, откуда бы ОНО
могло вылезти. Может кто из пятерых принес? Но кто из них мог
быть таким героем?
Все они были дети из городских семей и видели «ЕГО»
первый раз в своей жизни. А «ОНО» имело такой вид, что и более
опытные могли испугаться: толстое и жирное, зеленое и волосатое,
и с страшной головой, на которой на которой выделялись два
огромных черных глаза. Вряд ли кто из пяти мог один-на-один
сразится с таким чудовищем и взять его руками.
Надо думать, что они все вместе перехватили его во время
передвижения, окружили, создали вокруг него пустое
пространство, заставили капитулировать и сейчас решали его
судьбу.
Я спускался с крыльца прямо на них, я должен был либо
обойти со стороны, либо переступить через головы всей коллегии.
Но они меня не видели. Они сидели тихо, торжественно и ничего
на свете не видели, кроме «ЕГО»!
Сперва я, не разобравшись просто спросил их:
—А что вы тут делаете дети?
Но на меня взглянула только самая маленькая из пяти, очень
похожая на тех куколок, что продаются в коробочках, голубые
глазки, льняные локоны, пухлые с розовым щёчки. Казалось даже,
что и руки у неё растопырены.
—ОНО! — ответила куколка и снова устремила взгляд в ямку.
Сочтя в дальнейшем не просто не отвечать какому-то там
чужому человеку, но даже и взглянуть на него.
Я сразу понял, что здесь происходит какое-то торжественное
событие и решил принять участие, пусть даже в качестве
непрошенного гостя. Я тихонько сел на ступеньку и стал
наблюдать.
Все пятеро, как один, сидели на ципочках. Если из ямки
циркулем провести круг, он как раз прошелся бы по их головам. За
этим кругом мне было видно, как там внизу шевелится «ОНО».
— Оно кусается, — сказала «куколка» таким тоном, что никак
нельзя было понять, или спрашивает она об этом, или сама хочет
кого—то предупредить.
— Оно кусается, — таким же тоном повторил худенький
мальчик с большими глазами. Он смотрел на «ЕГО» не мигая, и в
больших глазах мальчика сказывалось величайшее удивление
перед «ИМ» и вообще перед миром, в котором существуют
«ОНИ».
Второй мальчик, немного старше, казался вроде—бы
председателем этой коллегии. Он держал в руке палку и, как
только «ОНО» собиралась выползть из ямки, молча и спокойно
отодвигал его назад. Кто бы мог подумать, что этот солидный
председатель сегодня все утро (да и вчера и позавчера) плакал
дома? Услышит мама плач, бросится к окну и спрашивает с
третьего этажа «Что с тобой, Толечка?» — «Яблоко на землю
упало»…
— «Подними его, сыночек». Тот поднимет, передохнет, да как
заревет — еще хуже, чем раньше.
Бросается к окну отец спрашивает с третьего этажа: «Что с
тобой, Толик»
— «Муха на нос села» — «Прогони ее, сыночек». Тот
прогонит, отдохнет, а потом как заревет.
... А вот теперь он сам прогнал бы не только муху, но и это
страшилище, если бы оно село ему на нос.
—А где оно живет? — с казал кто-то тихо.Никто ничего не
ответил.Снова несколько минут тишины.
— Это кукушечка! внезапно заявил Толя категорически и
уверенно.
Его сосед с темными задумчивыми глазами хотел было что-то
сказать: но почему-то удердался. И никто ничего не сказал.
Серьезно, торжественно сидели пятеро, словно ощущая всю
ту ответственность, которая лежала на них в эту минуту: они
должны были решить судьбу этого зверя. Тут уж никаких лишних
слов, никаких усмешек и шуток не могло быть.
Торжественное настроение охватило даже меня. И я тоже
стал серьезно смотреть на «НЕГО» и на «НИХ». Что будет
дальше? Теперь я уже никуда не пойду, пока не дождусь
результатов. Пусть даже мне пришлось бы сидеть здесь весь день.
—Это кукушечка — повторил мальчик с задумчивыми
глазами. Казалось, что он все эти прошедшие несколько минут
обдумывал и передумывает вопрос, и наконец должен был
признать, что это все-таки кукушечка.
И снова никто ничего не ответил. Было не видно, чтобы это
объяснение дошло даже до тех, кто высказал эту мысль, но никто
не хотел противоречить.
— А оно страшное! — Сказал худенький мальчик с
удивлёнными глазами и ... начал пальцами сжимать страшную
голову, которую даже и я не решился бы потрогать, хотя из книг и
знаю, что у этого червя такой головы нет и что страшные глаза
намеренно изображен природой, чтобы враги боялись и не трогали
его.
Каждый из пяти по отдельности наверное испугался бы и
убежал, если бы встретился с ним в обычных условиях. Но здесь
их было пятеро, а коллектив, как известно, никакими страшными
глазами не напугаешь.
Прошло немало минут, а дети все сидели, каждый на своем
месте и думали. И не разу никто из них не засмеялся, не крикнул,
не сдвинул с места, не зацепил другого, ни разу они не поспорили.
Скажет кто-нибудь тихонечко какое-нибудь замечание, а потом
минуту другую молчат. Можно смело сказать, что они отнеслись к
делу с полной серьезностью и ответственностью.
Сказать, чтобы процедура заседания была внятная, — ни как
нельзя. Они ничего не обсуждали, ни разу не ставили вопрос «что
с ним делать», никто не выдвигал своих предложений и не
требовал, чтобы они были приняты, но что-то заставляло их
столько времени сидеть тихо, спокойно и все думать, думать ...
Общая мысль сама вылилась в следующей формулировке:
— Убивать его не нужно!
Высказал эту мысль резвый светловолосый мальчик, похожий
на кролика. Это был самый беспокойный жильцом доме и самый
отъявленный агрессор во дворе. И надо же было так случиться, что
самое гуманное предложение выпало именно на его долю!
И снова, как и вперед этим, никто предложения не поддержал
и никто против них не возражал. Возможно даже, они не смогли
бы ответить — кто из них сказал эти слоава, — то ли он сам,то ли
его товарищи.
Вдруг один из них, потом другой, не двигаясь с места,
закричали:
— Ленька! Иди сюда! Посмотри, что у нас!
Видимо, где—то издалека они услышали голос этого Леньки,
хотя я не услышал ничего. Однако через минуту и я услышал где—
то какой-то крик. Мои дети снова крикнули Леньку — и через
минуту, словно молния, передо мной вспыхнул огненный парень
лет шести. Казалось, он упал, с неба, но также можно было
допустить, что он выскочил из-под земли. Был он совсем рыжий—
не только голова, но и лоб, нос, и уши, и плечи.
Парень перед нами не стоял, а мелькал: ноги его дрожали,
руки махали, голова круцилась, тело дрожало. В руках у него была
веревочка, которой он то цеплял пятку, то ухо, то окручивал ногу,
то шею, то брал в рот. Так мелькая, он взглянул одним глазом на
«ЕГО» и сказал:
— Брр! Как мерзость!
Потом повернулся семь раз на правой ноге и добавил:
— Его нужно закопать и убить!
Или он действительно так думал, это была ошибка языка, но
он сказал именно так — закопать и убить.
Больше он и не взглянул на нашего зверя, а зацепил своей
веревкой пятку правой ноги и поскакал прочь на одной левой. У
нас стало еще тише — будто прошла гроза.
Тогда дети, не говоря ни слова, все с тем же самым серьезным
и торжественным видом начали засыпапь «ЕГО» землей. Каждый
насыпал на него свою горстку.
Потом тихий мальчик с темными задумчивыми глазами
поставил ногу на кучку земли, растер, ее и, первый раз
улыбнувшись, сказал:
— Вот и убили!
В его след поставила свою ножку маленькая куколка и
прозвенела чудесным голосом:
— Вот и убили!
И из всех пяти грудей вырвались магучие радостные крики:
— Убили! Убили!
Словно гора свалилась с плеч малой пяцерки. Все мигом
превратились в прежних детей забегали, запрыгали, защебетала и
разляцет как воробьи.
Я один остался у свежей могилы, стараясь найти ответы на
вопросы, которые сразу нахлынули на меня: почему все пять
самых разных детей в этой ситуации вели себя так одинаково?
Который был бы финал, если бы не появился этот рыжий Ленька?
Всегда ли советы его исполнялись бы так покорно? Каким было
бы «заседание», если вместо этих пяти были бы такие, как Ленька?
Можно ли в поведении «трибунала» искать специфику городского
воспитания? Что нужно считать положительным: или «глубокий»
подход пяти, или подход с налета Леньки?
Наверное еще с полсотни вопросов нашлось бы, чтобы
взяться за детальное изучение этой маленькой сценки.
А сколько таких сценок происходит вокруг нас, и мы их не
замечаем!
Перевод Андрея Левчика.
.jpg){kind=link}