Далеко и рядом

У священных книг есть свойство, за которое их ценят даже те, у кого их святость доверия не вызывает: всеохватность. На скромном текстовом пространстве умещается и человек со всеми его радостями, горестями и чаяниями, и устройство вещей, и громогласно-тихая поступь богов. Можно поспорить, что картина всегда неполна, что никаким писаниям не под силу вместить жизнь во всей ее полноте. Но ведь и чертеж машины не дает нам представления о шероховатости ее корпуса, о блеске металла на полуденном солнце, о тоне и ритме ее песен — а все-таки в черно-белых схемах заложено достаточно знаний, чтобы машина из умозрительной заготовки стала частью реальности и предстала перед нашими глазами.

Так и в «Богах Пеганы» содержится ровно столько мудрости, сколько нужно, чтобы с чистого листа набросать небольшую вселенную. Если бы судьба призвала меня стать основателем новой религии, я бы предал имя Дансени забвению и высек бы его слова на двунадесяти двенадцати каменных плитах — и кто знает, не стало бы тогда в мире больше добра, не растворилось бы без остатка зло в простом и разумном порядке вещей. Ибо боги и пророки Пеганы не учат безгрешности, не ворошат, подобно опавшим листьям, хитросплетений нравственности: призывают они лишь к примирению с тем, что нас окружает и составляет. В мире нашлось место и жизни, и смерти, и взрывам веселья, и минутам покоя — и, быть может, «это очень мудро со стороны богов», как сказал бы Лимпанг-Танг, бог радости и сладкоголосых музыкантов. Но правил, по которым играют они в свои игры, нам не понять. Остается лишь принимать мир таким, какой он есть — и помнить, что в сердце его…

Красота. Не бледная чахоточная особа, которой восторгался Уайльд; не пухлая земная человекородица, которую живописал Рубенс; не гибрид из силикона и плоти, что смотрит на нас с глянцевой обложки. Нет, эта первородная красота открывается лишь тому, «с кем во время одиноких ночных прогулок говорят боги, склоняясь с расцвеченного звездами неба, тому, кто слышит их божественные голоса над полоской зари или видит над морем их лики». Это красота бога, что гладит кошку, и бога, что успокаивает пса; красота человека, бессильного в схватке с мирозданием и сильного в своем бессилии; красота конца времен — неизбежного, непостижимого и не окончательного...

Проза лорда Дансени — не самый безопасный из наркотиков, но ведь дозу рискуешь получить в любую минуту — достаточно летней ночью оказаться в поле и услышать голос ночной птицы; выглянуть январским вечером в окно и увидеть танец снежных бесов; замереть на скалистом берегу, вглядываясь в круговорот безумных волн. То, о чем писал Дансени, всегда рядом — это мы далеко...