Конкурсы


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Рубрика «Конкурсы» облако тэгов
Поиск статьи в этом блоге:
   расширенный поиск »

"Горький", "Жизнь Ленро Авельца", "Модель для сборки", "Новый мир", "Пуф круглый год", "Сато", "Смерть Ленро Авельца", "Снежный Ком М", "Созвездие Аю-Даг", "ФАНШИКО-2011", "ФАНШИКО-2012", "Фанткритик", #колфан, 2013, 2014, 2017, 2018, 2019, 2020, 2021, 2022, 2023, 5, 7СР, 9, Babel Fish, C176345c, Clever, DARKER, Edita, FEHT Inc, Jack Vance, Livebook, Rossija (reload game), Stylus fantasticus, TRANSHUMANISM INC, predela-fantazii.net, scifi, vk, «Гости из Внешнего Круга», «Новый Коммориом», «Печать Небулы», «Скелос», АСТ, Автопортрет с устрицей в кармане, Адмирал, Азбука, Азбука Морзе, Азбука-Аттикус, Алан Кубатиев, Аластер Рейнольдс, Александра Голубева, Алексей Андреев, Алексей Музычкин, Алексей Сальников, Алексей Федяров, Алешины сны, Алхимистика Кости Жихарева, Альфина, Алёшины сны, Андрей Балабуха, Андрей Василевский, Андрей Лях, Андрей Степанов, Андрей Щербак-Жуков, Андрей Юрков, Анизотропное шоссе, Анна Козлова, Анна Старобинец, Анрей Василевский, Антон Березин, Апокалипсис глазами современников, Арилин Роман, Артефактъ, Артём Рондарев, Астра Нова, Астрель-СПб, Ася Михеева, Африка, Белаш, Белфест, Беляевская премия, Бес названия, Ближний космос, Бомбора, Брендон Сандерсон, Брюс Стерлинг, Буфест-2015, В ожидании Красной Армии, Вавилонская рыбка, Вадим Нестеров, Вадим Панов, Валентин Власов, Валерий Иванченко, Василий Владимирский, Василий Щепетнёв, Ведьмин век, Ведьмин зов, Веревка, Верёвка, Вече, Виктор Глебов, Виктор Пелевин, Вконтакте, Влад Копп, Владимир Аренев, Владимир Белобров, Владимир Березин, Владимир Калашников, Владимир Ларионов, Владимир Мироненко, Владимир Покровский, Вместе в космосе, Война-56, Восьмой ангел, Всеволод Алфёров, Вселенная ступени бесконечности, Выступки Слов, Вьюрки, ГФЛ, Галина Юзефович, Гарет Пауэлл, Гаятри, Генри Лайон Олди, Геогр Тихий, Глеб Гусаков, Глеб Елисеев, Говард Лавкрафт, Горизонт, Горменгаст, Город богов, Городские сказки, Григорий Злотин, ДК Крупской, ДК им. Крупской, ДК имени Крупской, Далия Трускиновская, Дансени, Дарья Бобылёва, Двойная звезда, Денис Добрышев, Детская книга, Джейсон Роан, Джек Вэнс, Джо Аберкромби, Дмитрий Вересов, Дмитрий Володихин, Дмитрий Данилов, Дмитрий Захаров, Дмитрий Казаков, Дмитрий Колодан, Дмитрий Малков, Дмитрий Скирюк, Дмитрий Федотов, Дом Ночи, Дым отечества, Дяченко, Евгений Водолазкин, Евгений Лукин, Евгений Цымбал, Евгения Некрасова, Еврокон, Егор Михайлов, Егор Никольский, Екатерина Писарева, Елена Никольская, Ефремов, Жестяная собака майора Хоппа, Жизнь Ленро Авельца, ЗВ-4, Забвения, Звездовей-2020, Звездовей-XXL, Зеркало, Зиланткон, Змей, Змей Подколодный, Змей подколодный, Золотой ключ, Игорь Минаков, Игорь Яркевич, Идеи Форума, Илья Боровиков, Интерпресскон, Ирина Епифанова, Ирина Лазаренко, Йог-Сотот, Йог-Сотот это врата, К западу от октября, К.А.Терина, Кабир, Календарь Морзе, Карина Шаинян, Катастеризм, Кирилл Еськов, Кирилл Фокин, Книжная ярмарка, Книжная ярмарка ДК Крупской, Книжный Клуб Фантастика, Кожа, Колупаев Виктор Дмитриевич, Колфан, КомпасГид, Конкурс, Конкурсы, Константин Мильчин, Константин Образцов, Константин Фрумкин, Коури, Красные цепи, Красный Марс, Крупа, Ксения Букша, Ктулху, Куда скачет петушиная лошадь, Кумбу Мури и другие, Лабиринт для Минотавра, Лайла Вандела, Легион Младых, Легко любить тех, Легко любить тех кто уходит, Лем-100, Лига выдающихся декадентов, Лин Лобарёв, Лисьи Броды, ЛитО «НК», Литературная дуэль, Литературный семинар "Партенит", Литературный семинар "Снежный Ком", Лора Белоиван, Лотерея, Маддердин, Майн Рид, Максим Мошков, Марина и Сергей Дяченко, Мария Акимова, Мария Галина, Мервин Пик, Мерси Шелли, Меч Куромори, Минаков, Мини-проза, Мир фантастики, Мифы Ктулху, Михаил Гаехо, Михаил Гаёхо, Михаил Назаренко, Михаил Родионов, Михаил Савеличев, Михаил Успенский, Михаил Харитонов, Мой инопланетянин, Мост, Мы не одиноки, Мю Цефея, НФ, Надя Делаланд, Наталия Осояну, Нигерия, Ник Перумов, Николай Караев, Нил Гейман, Ннеди Окорафор, Новаторы, Новая Фантастика 2023, Новая Фантастика 2024, Новая фантастика, Новая фантастика 2021, Новая фантастика 2023, Новая фантастика-2020, Новая фантастика-2022, Новая фантастика-2023, Новые горизонты, Новый Коммориом, Обреченное королевство, Объявления, Оккульттрегер, Олег Попов, Олег Путило, Олма Медиа Групп, Ольга Балла, Ольга Вель, Оправдание Острова, Ответы, Отсутствие Анны, Ошибка маленькой вселенной, ПРИТЯЖЕНИЕ, Павел Амнуэль, Павел Дмитриев, Павел Иевлев, Парнасские игры, Пекара, Пепел и сталь, Петербургская книжная ярмарка, Петербургская фантастическая ассамблея, Петр Воробьев, Петроглиф-2016, Петроглиф-2020, Пик, Питерbook, Пламенник Инобытия, Планета 33, Плановый апокалипсис, Полет Феникса, Полнолуние, Призрак библиотеки, РИПОЛ, Рагим Джафаров, Разбой, Рамка, Рассказы пьяного просода, Рафаил Нудельман, Реинкарнатор, Рипол, Рожденный туманом, Роман Шмараков, Рыбаков, Рюрик, С ключом на шее, СБ23, СРО, ССК, СССР-2061, США, Салли Гарднер, Самая страшная книга, Самая страшная книга 2023, Сапковский, Сато, Саша привет!, Светлана Лаврова, Святослав Логинов, Секретный Блиц, Секретный Блиц 11, Секретный Блиц 12, Секретный Блиц XII, Секретный Блиц Х, Семинар, Сергей Волков, Сергей Котов, Сергей Мусаниф, Сергей Соболев, Сергей Чекмаев, Сергей Шикарев, Серей Чекмаев, Скирюк, Слово из трех букв но не дом, Смерти.net, Смерть Ленро Авельца, Снег Мариенбурга, Снегов, Снежный Ком, Снежный Ком М, Снежный ком, Созвездие Эдиты, Сокровищница Штормсвета, Средняя Эдда, Станислав Лем, Стекло, Стэн Ли, Сфумато, Татьяна Замировская, Тим Скоренко, Тимур Максютов, Тёмный Блиц №13, Уильям Гибсон, ФК, ФЛР, ФЛР-25, Фальшивый слон, ФанШико-2017, Фанданго-2012, Фантассамблея, Фантассамблея 2017, Фантассамблея-2017, Фантастика, Фантастический Калейдоскоп, Фантасты.ру, Фанткритик, Фантлабовская рулетка, Фаталист, Феликс Гилман, Футбол, ХиЖ, Химия и жизнь, Ходжсон, Цивилизация страуса, Чайна Мьевиль, Человек послушный, Челтенхэм, Чертова дюжина, Чешуя ангела, Чудеса и приключения, Чуров, Чёртова дочка, Чёртова дюжина, Шамиль Идиатуллин, Шестая Российская Встреча, Шимун Врочек, Шуб-Ниггурат, Щит Куромори, ЭКСМО, Эдвард Ли, Эдита, Эдита Гельзен, Это интересно, Южнорусское Овчарово, Юконкурс рецензий, Юлиана Лебединская, Юлия Рыженкова, Юность, Я кукла вуду, Яне Летт, Ярослав Веров, авторские тексты на ФЛ, альманах, анонс, антология, астраблиц, астранова, блиц, блиц-конкурс, бумажный слон, весенний поэтический бал, видео, вконтакте, внекс, вопросы, вручение, второй тур, выбор критика, городские легенды, городское фэнтези, девятый сезон, детектив, детская литература, дуэль, дуэльный клуб, жеребьевка, журнал, задание, задания, звездовей, издано, или Похождения Буратины, иллюстрации, интервью, интерпресскон, история, итоги, итоги года, киберпанк, книги, комиксы, комментарий, конвент, конвенты, конкурс, конкурс ридеров, конкурс фантастика 80х, конкурс читателей, конкурсное, конкурсы, конкурсы клуба "Astra Nova", креатив, критика, круглые столы, крылатый конкурс, кто уходит, лаурает, лауреат, литература, литературная учёба, литературный конкурс, литературный семинар, литературный семинар "Партенит", литературный тренинг, литконкурс, литсеминар, литтренинг, лонг-лист, лотерея, лучшая идея, магический реализм, малая проза, малеевка, малеевка-астраблиц, малотиражки, мастер-класс, мастер-классы, мемуары, микропроза, мистика, нано-проза, настоящий детектив, начало, номинации, озвучка, омнибус, отбор, ответы, отзыв, отзыв судьи, отзывы, отзывы жюри, отзывы судей, открытие сезона, парнасские игры, первый тур, перевертыши, перевод, переводы, перестрелка, периодика, подведение итогов, покемоны, порядок судейства, поэзия, поэтическая дуэль, поэтический бал, поэтический блиц, правила, предела фантазии нет, предновогодний конкурс, предновогодний конкурс стихов и нано-прозы, предновогодний поэтический конкурс, представления номинантов, представления номинаторов, премии, премия, пресс релиз, прием заявок, программа, публикация, рассказы, репост, рецензии, рецензия, речь лауреата, розыгрыш, русский хоррор, самая страшная книга, сборник, сборники, семинар, семинары, сказка, скидка, слэм, советская фантастика, социальная фантастика, сроки, старт, статьи, стихи, структура, суперблиц, тексты, третий бал, третий тур, третья поэтическая дуэль, триллер, ужасы, фантЛабораторная работа, фантастик, фантастика, фантастическая миниатюра, фантлабораторная работа, фейсбук, фензин, фестиваль, фестиваль фантастики, финал, финалисты, флр-15, флр-16, флр-17, флр-18, флр-19, флр-20, фэнтези, халява, хоррор, художники, цветочный бал, церемония вручения, час быка, шорт-лист, эдита, эмблема, эстафета, это интересно, я фантастика
либо поиск по названию статьи или автору: 

  

Конкурсы


В этой рубрике проходят различные конкурсы

Модераторы рубрики: DeMorte, Ny, С.Соболев, volga

Авторы рубрики: silencekeeper, magister, CHRONOMASTER, Славич, Вася Пупкин, suhan_ilich, kkk72, bellka8, pkkp, Ladynelly, glupec, Petrovitz, demihero, iwan-san, xshell, nostalge, wayfarer, Крафт, Aleks_MacLeod, cat_ruadh, breg, Lartis, skaerman, Саймон Уокер, vad, Mad_Skvo, gleb_chichikov, SnowBall, irish, vvladimirsky, Pouce, sham, I-Kiddo, WiNchiK, senoid, scorpion12, Китиара2013, Vikkol, Vladimir Puziy, Green_Bear, DeMorte, bvi, Берендеев, Край, epic_serj, ФАНТОМ, GrandDuchess, MikeGel, MyRziLochka, Bizon, Sworn, inyanna, shickarev, volga, HellSmith, iRbos, Megana, creator, fannni, alex_gagarinova, Вертер де Гёте, Karapapas, Тиань, Death Mage, Ябадзин, Pink.ME, Vahromey, Нил Аду, volodihin, Ny, С.Соболев, Thy Tabor, Rasskazy, Ведьмак Герасим, alexander_sm, sinichka 172, holodny_writer, Lunetta, endermnarsky, lowercase, litsovet777, Ga_Li, Kniginya69



Статья написана 30 ноября 2021 г. 12:07

Евгений Водолазкин. Оправдание Острова. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021 (по факту – 2020). Номинировал Сергей Шикарев.


Представление номинатора

Помнится, у многих читателей «Лавра», самого громкого романа Евгения Водолазкина, сложные эмоции и реакции вызывали разбросанные по средневековому лесу пластиковые бутылки, хотя такое смешение времен было частью авторского замысла, лишь подчеркивающего особенности мира, в котором жили персонажи книги.

В новом романе писатель обошелся со временем более прямолинейно, но и более масштабно. Перед нами сжатая до нескольких сотен страниц историческая хроника Острова: от принятия христианства до условно наших дней и катастрофы, угрожающей его существованию.

Конечно, иносказание прозрачно – это история России, волей автора перенесенной – что те пластиковые бутылки — в вымышленное пространство наподобие Макондо или Йокнапатофы, где история становится притчей. И не просто притчей, а с христианской моралью (как говорили, не стоит город без святого, селение без праведника. Для Острова – праведников понадобилось двое).

Сама попытка историософии, пусть и в масштабах Острова, характеризует книгу как явление незаурядное и по-хорошему дерзкое, а уж обращение к религиозной трактовке истории в наш секулярный век и вовсе делает роман совершенно фантастическим.












Жюри премии об «Оправдании Острова» Евгения Водолазкина

Ольга Балла:

Ну, границы жанра, как и сказано в положении о премии, роман Евгения Вололазкина очень даже расширяет. Вплоть до того, что переходит на совсем другие жанровые территории — как минимум на две (на три?): политической сатиры (она же отчасти и пародия – на византийские хроники, например), притчи, проповеди. Роман, конечно, может быть отнесён с известным усилием к альтернативной истории, хотя представленная в нём история несуществующего Острова куда больше похожа на (грубую, упрощённую для удобства, прямолинейно-наглядную) лабораторную или, ещё точнее, учебную — модель того, что вполне себе осуществилось.

Достоинства этого текста лежат за пределами фантастики как таковой: Водолазкин – тонкий и сложный стилизатор (с хорошо обозначенной, устойчивой, ироничной внутренней дистанцией от стилизуемого) текстов и повествовательных манер прежних времён. Это его умение знакомо нам и по предыдущим его книгам (как, кстати, и любимая авторская идея об иллюзорности времени, которая тут в очередной раз повторяется без какого-либо существенного обновления); вообще, стилистически и интонационно он от романа к роману довольно однообразен. Подобно тому, как сам автор когда-то назвал своего «Лавра» «неисторическим» романом, «Оправдание Острова» можно смело называть романом «нефантастическим».

Всё-таки это никакая не фантастика — несмотря на присутствие в романе того, что вроде бы можно назвать фантастическим допущением (нетипичное долголетие праведников Парфения и Ксении, живущих, по неисследимо-таинственным причинам, уже четвёртый век), и на относительную альтернативность показанных там исторических процессов. (А что? – Пожалуй, всё-таки притча и проповедь, имеющая целью очередной раз подтвердить старые добрые христианские истины и очередной раз провозгласить задолго до автора известные ценности.) Вопрос о смысле истории со всеми её трагическими нелепостями и возможности её «оправдания» автор поставил и сам же на него ответил: этот смысл, он же и оправдание, — в существовании праведников (в самой возможности их существования). Это представление известно ещё с ветхозаветных времён, когда Господь обещал пощадить Содом, если там найдётся достаточное число праведников (в отличие от Острова, их там не нашлось, что лишний раз доказывает реальность библейских событий). Увы, Водолазкин не предлагает никаких (новых, дерзких и неожиданных) гипотез об устройстве мира, человека, исторического процесса; не проблематизирует существующих представлений обо всём этом и, в конечном счёте, не даёт читательскому мышлению новых возможностей и не раскрывает перед ним никаких «новых горизонтов».



Мария Галина:

Природа очистилась настолько, что в большую литературу вернулась фантастика…

Это конечно не всерьез, но вообще в последнее время мы получили довольно много книг, безусловно фантастических, но проходящих по разряду мейнстрима. «Доктор Гарин» Сорокина, «Человек из красного дерева» Рубанова, хотя бы. «Оправдание Острова» не исключение, причем это не первый опыт автора в таком роде – до этого был агиографический «Лавр». Фантастику как прием можно трактовать в первую очередь как развернутую метафору – эта метафора здесь лежит на поверхности, и автор сам, как бы выбивая оружие из рук ленивых критиков, устами культурного деятеля, знаменитого режиссера Жана-Мари говорит, что «историю Острова» можно рассматривать, как метафору истории государства вообще. Может быть даже всемирной истории. Ну, всемирной — не всемирной, а европейской, хотя и с некоторым креном в историю России – можно. Тут есть явно узнаваемые демагоги, призывающие к светлому будущему, а с целью его построения — к изьятию излишков и сооружению бараков, и превращение их слоганов в мертвую идеологию с последующим вырождением оной – тоже. Есть и как бы разграбленная иностранными агентами Россия 90-х (этап правления фокусника Вольдемара); все это очень иронично, почти карикатурно и узнаваемо. Параллельно с историей временщиков разворачивается другая история – как бы «потаённого», вечного острова, которую символизирует священная пара правителей – Парфений и Ксения; то есть непорочно зачатый и чужая, всю жизнь прожившие исключительно в духовном браке. Вечны они еще в том смысле, что каждый раз приходят на помощь населению острова, когда оно сбивается с верного пути.

Добавлю, что, поскольку сам роман в высшей степени ироничен, а некоторые его образы можно и счесть политическими карикатурами, то ирония автора по-моему состоит еще и в том, чтобы так услужливо подсунуть нам это лежащее на виду простое толкование мессиджа. Это заставляет думать, что есть какой-то еще скрытый мессидж, но опять же авторская ирония может состоять в том, что скрытого мессиджа по большому счету нет. Ну да, есть грустная насмешка над простодушным освоением «западных ценностей» и «благ цивилизации» (а заодно и над строительством светлого будущего в одной отдельно взятой стране) и параллельно с ней возвышенная агиография, повествующая о праведной жизни и смерти святой четы; возможно есть рассуждения о природе власти, но тоже достаточно ироничные, доступные э… большинству читателей (лично я в ней вообще ничего не понимаю, власть – странная штука). Ну и о структуре романа – здесь и сейчас хроники Острова – незадолго до своей жертвенной смерти комментируют Парфений и Ксения; и если хронисты (и автор) описывают события с суховатой, но недвусмысленной иронией, то личный взгляд Ксении и Парфения человечен, возвышен и бесхитростен. Надо сказать, что комментируют они хроники из уютной Европы с ее кафешками, виллами и тихими побережьями, то есть, не так уж она и плоха (словно спохватившись, автор помещает в текст бунт «желтых жилетов» — а то уж больно благостная вышла картина).

Еще одна возможная идея романа – постепенное вымывание, исчезновение из истории человечества чудес и замена их сухой прагматикой, в общем это и стало частично причиной новых бед, хотя и старые были не лучше. Но последнее явленное чудо как бы обещает нам новое небо и новую землю.

Однако новыми горизонтами фантастики по-моему это считать нельзя, поскольку роман написан в русле вполне почтенной традиции; прием этот (фантастика как метафора) в литературе не нов, я бы, скорее, сочла, если бы вся литература писалась единовременно, «Новыми горизонтами» роман Замятина «Мы», но ему уже сто лет. Однако это не отменяет того, что роман штучной выделки, и безусловно будет востребован читателем. Особенно западным, который и ждет от России чего-нибудь такого и воспримет текст как такой обобщенный (и потому понятный) дайджест Российской турбулентной истории. А мы и так все про себя знаем.

В. Березин, мне тебя не хватает.


Ирина Епифанова:

Наверное, Толкиен, когда писал «Сильмариллион», рисковал примерно так же. Среднестатистический читатель, беря в руки художественное произведение, хочет видеть его и похожим на художественное. С живыми персонажами, неожиданными сюжетными поворотами, психологией и т.п. Немногие скажут: «Фикшн, который маскируется под нон-фикшн, ух ты, как здорово!»

Но хорошо, что некоторые авторы всё-таки рискуют.

«Оправдание Острова», история некой несуществующей страны, притворяется хрониками и летописями. И похожа сразу на кучу всего, от «Повести временных лет» и агиографической литературы до «Гулливера» и «Утопии». Ну и с «Хазарским словарём», пожалуй, тоже есть сходство.

При внешнем следовании канонам летописей автор рисует удивительный и необычный мир. И это сочетание «формального» подхода с отвязной фантазией особенно, как говорится, доставляет.

По итогам: как обычный читатель я слегка «обломалась», поскольку хочу в тексте получать «для ума» и «для сердца» примерно в равных пропорциях. А этот текст, на мой личный вкус, всё же слишком от ума. Как редактор — признаю высочайшее литературное мастерство.



Вадим Нестеров:

А вот здесь ситуация, обратная Белоброву/Попову – это мог бы быть прекрасный роман, но слишком уж серьезен автор. Сделан текст не менее профессионально – Водолазкин есть Водолазкин — но очень уж пересушенный и очень переусложненный роман. Мое нетривиальное отношение к истории общеизвестно, но этот текст даже для меня ту мач. Четыре, по сути, измерения, наложенных друг на друга – сама хроника острова, комментарии Парфения и Ксении, фильм французского режиссера плюс сам автор – это слишком дофига. И самое главное – непонятно, зачем бедного читателя заставляют продираться. Я так и не понял, чем обусловлена переусложненная форма, какую сверхзадачу она выполняет. Если конечно, не является самоцелью. Так или иначе – это хорошо сделанный текст, но не лучший роман Водолазкина.


Екатерина Писарева:

Насколько мне не понравились предыдущий роман «Брисбен» и сборник «Сестра четырех», настолько же захватило «Оправдание Острова» – сложный гибридный текст. Это и философская притча, и постмодернистское упражнение, и фантастическая история, и псевдоисторическая реконструкция, и даже житие. Ближе всего новый роман, конечно же, к «Лавру» – и по языку, и по некоторым художественным приемам. Но звучание все равно другое – в нем больше остроты, современного, свободного. Автор как бы не ограничивает себя, не помещает свой роман в жанровые рамки – в нем библейские истории могут соседствовать с черным юмором и языком современных медиа.

Человек и власть, человек и история, человек и время – три грани этого романа. Повествование мускулистое, выдержанное, ритм идеальный. Язык находится в гармонии с формой, а форма – с содержанием. Из истории одного Острова (невольно вспоминается Салтыков-Щедрин) можно многое узнать и о современности, но параллель не лобовая, деликатная. Это действительно хороший цельный текст, открывающий новые горизонты в – казалось бы – давно знакомом писателе.


Глеб Елисеев:

Стилизация на самом деле относится к одному из сложнейших приемов в литературе. И, когда писатель пытается построить значительную часть своей книги на таком приеме, то он должен осознавать – насколько велик риск неудачи. Вот и в «Оправдании Острова» Евгения Водолазкина, когда автор периодами переписывает измененные куски из синодального перевода Библии или византийских хроник вкупе с русскими летописями, иногда возникает плохая состыковка заимствований из оригиналов и авторских «дописей». Впрочем, это не сильно портит впечатление от книги, которая представляет собой, кончено же, никакую не научную фантастику, а чистый постмодернистский эксперимент.

Изображенный в книге мир странным образом двоится – в нем вроде бы есть и элементы нашей реальности (вроде Франции и Иерусалима, христианства и технического прогресса), а, с другой стороны, все повествование крутится вокруг некоего Острова за Морем (именно так, с большой буквы), пародирующего Византию и Россию одновременно. При этом данный островок вовсе не является прямым аналогом ни одной из этих сверхдержав, а оказывается именно небольшим и отдельным клочком суши, на котором, правда, разворачиваются нешуточные политические «страсти».

И здесь становится совершенно понятным главный источник вдохновения книги Евгения Вололазкина – это «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина. Но, как ни странно, «Оправдание Острова» отличается в лучшую сторону от книги якобы «классика отечественной литературы». В нем нет той удушающей злобы и злобности, которой буквально проникнуты страницы текста Салтыкова-Щедрина. Напротив, роман Е. Водолазкина по-хорошему меланхоличен и элегичен. А многие из персонажей (особенно – центральные герои – князь Парфений и княжна Ксения) кажутся не саркастичными карикатурами, а вполне добрыми и достойными действующими лицами пусть и совершенно фантастической истории.

И этот положительный настрой автора рождает какое-то подспудное доверие к тексту. До такой степени, что иногда кажется, что будь реальная Россия островом размером с какую-нибудь Гренаду или Мартинику, может быть, ее судьба и напоминала бы стилизацию из этого романа.


Статья написана 29 ноября 2021 г. 13:45

На сайте «Новых горизонтов» эти отзывы давно опубликованы — но если у вас не хватило времени-сил-желания до них добраться, собрал заодно и тут, по каждой книге. А о дате вручения премии скоро объявим, не теряйтесь.



Владимир Белобров, Олег Попов. Плановый Апокалипсис (по электронной публикации). Номинировал Сергей Шикарев.


Представление номинатора

В наше непростое и, будем надеяться, не последнее время, сценарии мирокрушения приобретают особый характер. Свой вариант (даже два варианта) представили и Белобров с Поповым, авторы культового «Красного бубна».

Причина этого Апокалипсиса – не климатические изменения или конфликт с применением ядерного оружия, а череда случайных (и неслучайных тоже) совпадений и злокозненные инопланетяне, конечно. И там, где другие авторы бросились бы живописать картины катастроф, Попов с Белобровом выводят на первый план с виду непримечательные и даже в хорошем смысле слова дурацкие бытовые сценки.

Вот философ Маналов в поисках Абсолюта (водки, а не того, о чем вы подумали). Вот певица Зоя Котик, встретившая инопланетянина Костю. Вот ревнивый Роман Монеткин и его возлюбленная Юля, обуреваемые шекспировскими страстями. Вот и другие персонажи, и все они, как выяснит по мере прочтения внимательный читатель, взаимосвязаны, вплетены своими действиями и их последствиями в единую сюжетную канву.

И заканчивается этот сюжет так, как и обещало название – Апокалипсисом. Волей соавторов хроники надвигающихся бедствий становятся чтением веселым, а «роман-катастрофа» оказывается на территории сюра и трэша.

Возможно, текст выиграл бы, будь он поразмашистее, пообъемнее. Но и этого хватит, чтобы растащить его на афоризмы (например, «жизнь — это не только размножение, но и уничтожение размноженного»).

Да и как бороться с инопланетянами позорными гранатами читатель запомнит навсегда.






Жюри премии о «Плановом апокалипсисе» Владимира Белоброва и Олега Попова

Ольга Балла:

Текст выстроен в своём роде виртуозно — в смысле показанной там авторами связи всего со всем, случайного и ситуативного – с глобальным (эта мысль, хотя и не слишком оригинальная, зато показанная наглядно и подробно, вполне может быть сочтено даже более важной для текста, чем всё, относящееся к катастрофическому концу цивилизации): детали, незначительные в одной сюжетной линии, оказываются ключевыми в других; все ниточки, по видимости оборванные, в конечном итоге вплетаются в цельную ткань. Вообще же, по моему чувству, тексту сильно недостаёт глубины. (Не говоря уж о том, что «Апокалипсис» уже по самому смыслу слова никак не тождествен катастрофической гибели всего, — и Белоброву ли с Поповым, основоположникам, как пишут, «православного мистического триллера», этого не знать? – слово это, означающее по-гречески «откровение», по идее, указывает на раскрытие некоторой окончательной истины о мире, но ничего подобного тут не происходит.) (Настойчиво-)пародийный, иронический компонент в повести существенно сильнее собственно фантастического, который, с его «щелочноземельными металлическими гуманоидами», готовившими на Земле «крупный теракт – глобальную бактериологическую атаку» (так, надо думать, авторы обыгрывали пандемию, во время которой всё это писалось), тут и сам по себе довольно пародиен. Очерк провинциальных нравов в повести даже чисто количественно занимает гораздо больше места, чем фантастика как таковая и может читаться независимо от неё.

Два варианта финала – идея сама по себе интересная, только, увы, из предшествующих событий в тексте эта двойственность не вытекает (несмотря даже на то, что в обеих версиях ключевую роль играет прилетающий в окно молоток), она основана на двух совершенно разных версиях Конца Всего. (Ну и, строго говоря, мысль о том, что причина гибели планеты – инопланетные гуманоиды / рептилоиды, а люди – их не осознающие того орудия, глубокой и плодотворной тоже назвать трудно).

Характеров (как, впрочем, и интересных идей о мироустройстве и человеческой природе) там нет, зато есть грубовато (хотя и ярко) очерченные (и узнаваемые) типы и социальные ситуации, что, конечно, немало. (Кстати: только ли мне одной кажется, что провинциальный философ Маналов с его бытовыми нелепостями, женой-Ксантиппой и экзистенциальными сентенциями типа «Что-то постоянно меняется, а что-то остаётся относительно неизменным, как, например, камень» — возник под сильным влиянием философа Якова Павла Гельмана и во многом его повторяет? – только он заметно ухудшенная и упрощённая копия, и к пародийности в нём всё, похоже, и сводится.)


Мария Галина:

Владимир Белобров и Олег Попов – культовые фигуры 90-х (подробнее про них можно прочитать вот тут.

Они известны много чем замечательным, не только прозаическими текстами, и в общем их можно было бы назвать контр-культурщиками (многие их книги выходили в знаменитом «Красном матросе»), если бы вся чего-нибудь стоящая культура тех лет не была контр-культурой (таким образом контр-культура условных 80-х стала магистральной культурой 90-х и можно ли ее называть контр-культурой не знаю, но это я уже запуталась и вообще не о том).

Из этого же материала следует, что «Плановый апокалипсис» авторами написан после десятилетнего перерыва в сотрудничестве как часть трилогии во время первого карантина («в 2020 г…. сначала на электронной платформе Author.Today, а позже и на бумаге, выходит «пандемическая трилогия»: три коротких романа — «Плановый апокалипсис», «Книга счастья», «Невидимые миру связи, или Разумные зайцы». «Плановый апокалипсис» датирован «05.03—21.04.20», «Книга счастья» — «27.05—28.06.20»). Все три романа построены на перекрестных отсылках друг к другу и писались авторами «поглавно», то есть один – одну главу-завершенный эпизод (они небольшие), другой – другую. Потом это сводилось вместе.

В результате перед нами проходит серия сюжетов (иногда чернушных, иногда фантасмагорических, иногда трогательных, иногда и то и другое и третье), повествующих о жизни всяких печальных людей нестоличного города. Герои как бы перетекают из одной истории в другую; прием не новый, а уже, пожалуй, и почтенный. Фантастическая идея до какой-то степени грустная – земная цивилизация служит полигоном для отработки чрезвычайных ситуаций, все апокалипсисы тут плановые, но в какой-то момент в силу печальной случайности что-то пошло не так… Но, конечно, этим идеи не ограничиваются – тут есть и часы с обратным ходом (машина времени), и пришельцы-резиденты, и странные ритуалы. На самом деле в маленьких городках всегда все это есть ?.

Надо сказать, что в «Плановом апокалипсисе» гораздо меньше провокации (в «Красном бубне», цитирую ту же «Сигму», «Магистральный сюжет приходит из детской страшилки, которой Игорь Мешалкин пугает сестренку Верочку. Хамдэр — повелитель тьмы у древнегерманских племен, он же Троцкий, прикидывающийся соратником Ленина и сотрудником Коминтерна, — пытается вернуть себе выкраденную во время войны Абатуровым шкатулку с пальцем Ильи Пророка, чтобы устроить Апокалипсис, который в этой версии совпадет с излучением божественной звезды Рэдмах»), жесткости, размаха и веселой злости, это очень грустная и человечная история (ну не без чернухи, конечно, но это и хорошо, что-то же должно такое быть?).

Важно, что «Плановый апокалипсис» -вещь по нашим временам уже мейнстримовская (надо сказать, то, что он воспринимается мейнстримом, во многом заслуга тех же Белоброва-Попова, заметно расширивших рамки нашего восприятия). Ее вполне можно представить себе опубликованной, скажем, в «Новом мире», но в «Новом мире» можно представить себе много чего, потому что это хороший журнал.

Можно ли считать это новыми горизонтами, не знаю. Для самих Белоброва и Попова это не новые горизонты, уж точно. Сама по себе вещь безусловно в высшей степени качественная, но, по-моему, не имеет никакого отношения к фантастике. Тем более, это в общем часть целого, хотя и самостоятельная часть. Но тут похоже таков общий принцип структуры трилогии – каждый отдельный микросюжет – часть целого, а целое в свою очередь часть еще большего целого. Так или иначе, без Белоброва и Попова наша культура была бы гораздо-гораздо беднее, спасибо им за то, что они есть.

В. Березин, мне тебя не хватает.


Ирина Епифанова:

Наверное, некоторая проблема литпроцесса в том, что любой выдвинутой на любую премию книге жюри придирчиво смотрит в зубы и светит фонариком в глаза: а в чём тут сверхидея? А где не бывало оригинальное фантдопущение? Где изощрённые языковые приёмы и игры со стилем?

Здесь мы имеем просто хороший уютный текст, в котором всего в меру и всего достаточно. И объём повести небольшой, и композиционно и сюжетно все линии ловко взаимоувязаны. И юмора ровно как надо. Да, пожалуй, без потрясений, рекордов, а значит, вероятно, и без призовых мест (хотя не факт, мне текст напомнил прошлогоднего лауреата, «Фальшивого слона»). Но повесть, безусловно, добротная и милая, приносит читателю негромкое удовольствие.


Вадим Нестеров:

Фантастикой в ее современном понимании здесь, конечно, не пахнет, но фантасмагория очень классная. Судя по всему, авторы изначально не относились к тексту, как к чему-то серьезному, что сильно пошло на пользу повести. Очень легкая, часто смешная, профессионально сделанная из филигранно переплетенных глав. Даже раздвоенная концовка не разочаровывает. Очень хорошо. Второе место.


Екатерина Писарева:

Творческий тандем Владимира Белоброва и Олега Попова вылился в «Плановый апокалипсис», а текст, прочитанный около месяца назад, выветрился из головы так быстро, что даже мысль за хвост ухватить не получилось.

Череда событий, людей, имен – и все какое-то незапоминающееся, блеклое, проходное. Пожалуй, «жопа в шпагате» – это самый яркий образ из всего романа, в названии которого красуется мощное слово «апокалипсис». Думаешь, что будет «огонь небесный», а оказывается – всего лишь зажигалка.


Глеб Елисеев:

Ели текст начинается с осточертевшего за тридцать (а то и больше) лет беззубого глумления над «баяном» «Как вы пишете вдвоем?» – это очень плохой симптом.

Симптом того, что у соавторов плоховато с чувством юмора. Но это так, полбеды. В конце концов, фантастику читают не для того, чтобы животики надорвать. Чтобы развлечь себя нехитрой шуткой, можно легко найти массу других текстов на специализированных сайтах в Сети. К сожалению, по мере чтения выясняется, что у создателей «Планового апокалипсиса» плохо и с самым важным для авторов фантастических текстов – с фантазией.

Недостаточно просто напихать в одни текст описание кучи событий, которые стряслись с тривиальными персонажами из «бытовухи» про нашу реальность, вроде бы столкнувшимися с пришельцами из космоса, чтобы получился цикл «Великий Гусляр» Кира Булычева. У покойного мастера каждый рассказ о соприкосновении советской обыденности и фантастического запределья был увязан с интересной или забавной фантастической идеей. А у В. Белоброва и О. Попова – нет.

Пришельцы и дураки среди нас? Что ж, удивили. Да об этом – половина мировой литературы (это про дураков) и половина НФ (это – про пришельцев). Чтобы произведение заинтересовало читателей, надо, чтобы оно и было интересным. А от «Планового апокалипсиса» создается впечатление, будто самим авторам во время карантина не слишком-то и хотелось писать задуманный текст.

И еще одно настырное упоминание – об «обмане потребителя». Да, я выгляжу как зануда, периодически поминая об этом в своих рецензиях, но, надеюсь, «повторение – мать учения». Даже если соавторы подразумевали под термином «апокалипсис» его истинное значение – «откровение» – то ведь большинство читателей этого намека не поймет. Современные граждане понятие «апокалипсис» ассоциируют исключительно с глобальной катастрофой. А вот ее-то (спойлер!) в книге и нет. А есть цепь абсурдных эпизодов, впрочем (надо признать должное) грамотно увязанных воедино.

Только это, к несчастью, не искупает общего тягостного впечатления от совсем унылого текста без малейшей фантастической выдумки.


Статья написана 25 июня 2020 г. 10:10

Сегодня — о двух книгах, которых на момент номинирования на "Новые горизонты" "в бумаге" не существовало. Впрочем, одна уже успела выйти и даже доехать до первых покупателей. Видимо, это наш рекорд: сегодня в газете (в лонг-листе НГ), вечером — в куплете! :-D



Егор Никольский, Елена Никольская. Змей подколодный (на правах рукописи). (Номинировал Сергей Соболев):

Что мы подразумеваем, говоря о новых горизонтах в литературе? Новые жанры? Трансформацию уже известного в необычный многогранный сплав? Новизну сюжета или идей? Думаю, что все это вместе. А потому книга, которая играет с читателем, заставляя его с удивлением смотреть на привычные вещи совершенно другими глазами; книга, способная дать некий «волшебный пендель» в сторону принципиально иной реальности и восприятия, прекрасно вписывается в это понятие.

«Змей подколодный». Фантасмагорическая сказка-головоломка, прячущая под неспешным детективным сюжетом тончайшие психологические формулы. Возможно, вы даже не сразу заметите, как авторский взгляд на взросление, на игры, в которые мы играем, на простые и всем известные истины потихоньку меняет вас. А ненавязчивые реминисценции каким-то непостижимым образом добираются до вашего сердца, раз за разом напоминая, что новое — это хорошо забытое старое.

«Ночь напялила личину дня, и день из нее вышел хмурый», — сказали авторы. Словно фокусники-престидижитаторы, они тасуют условия поставленных задач, подбрасывая читателю все новые и новые факты, постоянно трансформируя общую картину и не давая интриге потерять напряжение до самого конца. Прибавьте сюда элегантный юмор, полные контекстуальной игры диалоги с двойными, а то и тройными смыслами. Вдохните живой ветер-сирокко, пройдитесь по не менее живому городу, и — ках цирсшмей, как говорят авторы!.. — вы не захотите уходить из этого волшебного мира. Мира, который создан профессиональными инструментами — далеко не банальным воображением и блестящей стилистикой.

Да, судари мои! Здесь все не то и не так, как кажется. А привычное, знакомое и обыденное обязательно повернется к вам Другой Стороной. Заставит думать и перечитывать, перечитывать, перечитывать. Ведь как говорил небезызвестный британский граф, «Величайшее добро, которое ты можешь сделать для другого, — это не просто поделиться с ним своими богатствами, но и открыть для него его собственные».










Михаил Савеличев. Лабиринт для Минотавра (на правах рукописи). (Номинировал Сергей Шикарев):

Есть важные и даже знаковые для фантастики темы, берущие начало в мифах: рождение и гибель мира, появление и предназначение человека… Действительно, фантастика в наш «век разума» больше прочих литературных жанров подходит для того, чтобы допросить человечество с пристрастием.

Кто мы?

Откуда?

Куда идем?

Можно вспомнить, например, «Космическую одиссею 2001 года» Кларка, которой советская цензура, очевидно недовольная пунктом назначения для человечества по версии писателя, бесстыже отчекрыжила метафизическую концовку.

Однако сегодня в жанре преобладает коммерческое мелкотемье, и мало кто из авторов осмеливается не то что предложить свои варианты ответов, но и к вопросам этим подступиться.

Отрадное исключение – «Лабиринт для Минотавра» Михаила Савеличева. Сам автор аттестует роман как «ветхозаветный киберпанк» (определение, вызванное к жизни несколько лет назад появлением в номинационном списке «Новых горизонтов» его же рассказа «Мабуль»).

Что ж, генезис и смерть цивилизаций в произведении наличествуют, есть даже смерть-цивилизации и порожденные ими гипостазисы, а также рудоед «Пантократор».

Сложный, многоярусный роман изобретательно микширует мифологические и теологические мотивы, а заодно и выворачивает физику наизнанку. И этим его достоинства не ограничиваются. Еще одно — яркая визионерия, образный ряд текста. Благо автору есть где развернуться: одна из нитей сюжета рассказывает о терраформировании Венеры.

Впрочем, в романе, который подобно подлинному лабиринту стремится запутать, заплутать читателя, все сюжетные нити переплетены весьма искусно и даже изощренно.


Подробнее о премии – на официальном сайте «Новых горизонтов».


Статья написана 27 ноября 2018 г. 09:02

По просьбам общественности добавил к отзывам представления номинаторов. 8-)

Михаил Харитонов. Золотой ключ, или Похождения Буратины. Том первый (по рукописи). Номинировал Сергей Шикарев.


От номинатора:

Веселые человечки тоже делают это.

«Разрыв шаблона» – вот одна из первоначальных формулировок (позднее уступившая приоритет более практичным и жизнеспособным), которая описывала ожидаемый эффект от произведений, номинированных на премию «Новые горизонты». И роман Михаила Харитонова с этой задачей справляется отменно – рвёт шаблоны жанра и стереотипы читательского восприятия как грелку на британский флаг. Дело, разумеется, не только в том, что «Золотой ключ» выкручивает верньер физиологии до упора. Или, если формулировать в литературных координатах, до владимирсорокинского уровня. В отечественной фантастике, то ли страдающей, то ли неведомым образом наслаждающейся своим пуританством, так не принято. Впрочем, автора, который действует под карнавальной – и очень удобной для исследования границ недозволенного – маской анфан террибля, это не останавливает. Он без опаски тыкает палочкой с безопасного расстояния (и палкой – с опасного) в разложившийся, что та стюардесса из анекдота, труп некогда дойной коровы отечественной коммерческой фантастики – постапокалиптическую вселенную зон и сталкеров.

Мир «Золотого ключа» — это будущее после Хомокоста. Глобальной катастрофы, уничтожившей поголовье Homo sapiens и оставившей планету и кое-какие артефакты из прошлого в наследство генетически выведенным разумным животным. В качестве чашечки Петри для выращивания дивного грядущего Харитонов использует «Золотой Ключик» Алексея Толстого, и выясняется, что это пересобранное литературное пространство с легкостью вмещает в себя и один из лучших киберпанковских текстов на русском языке, и экзистенциально душещипательную песнь поэта, и трогательную любовную историю. Однако достоинства романа этим не исчерпываются. «Золотой ключ», реалии которого иногда неприятно совпадают с очертаниями нашей современности, напоминает о том, что сигара — это не всегда сигара. А полузабытое, полуутраченное искусство большой метафоры и социальной критики некогда было одним из столпов жанровой литературы.

И Михаил Харитонов сполна использует фантастический инструментарий – а другого инструментария для адекватного отображения текущей реальности и текучей постсовременности у нас собственно и нет – для рассуждений о прикладной политике, природе власти и странных экономических моделях.

Этот веселый, бесcтыжий, остроумный и остросюжетный роман являет собой подлинный и дивный образчик a very, very guilty pleasure.

Ахаха!


Валерий Иванченко:

Увлекательный сатирический роман с яркими персонажами. Собственно сатира здесь издевается не столько над нашей реальностью, сколько над её отражением в масс-медиа, литературе, интернете, отчего роман пародиен во всём, каким-то чудом оставаясь при этом живым, трогательным, точным во многих деталях. Это очень русский, смешной, похабный, непереводимый роман, построенный на языковой игре и культурных контекстах.

Кроме сходства с пелевинскими стратегиями (имеется в виду не бесконечное доказательство иллюзорности сущего, а использование злободневных реалий и скрытая сентиментальность), соблазнительно отметить перекличку с другим живым классиком – В.Г. Сорокиным. К этому подталкивает, в частности, присутствие ненормативной лексики, внимание к телесному низу, да и прямые отсылки к творчеству Сорокина в тексте есть. Однако Владимир Георгиевич в сравнении с Харитоновым выглядит академиком в дурацкой мантии, Харитонов же в сравнении с ним – реальным парнем с района. Остроумие Харитонова часто оперирует именно на дворовом (а то и на детсадовском) уровне, смачно буквализируя расхожие метафоры и погоняла. Так в одной из глав у него последовательно вступают в действие конь в пальто, одинокий позорный волк и козёл опущения (именно так). Харитонов себе на радость и нам на потеху освобождает внутреннего ребёнка, что какой-нибудь скучной тётке, вроде Погодиной-Кузьминой, кажется графоманией, а разумным читателям — торжеством вольного творчества безо всяких оглядок. Харитонов с завидной лёгкостью делает то, что востребовано, но другим недоступно, в этом отношении хочется сравнить его с Михаилом Елизаровым (не в писательской, а в певческой ипостаси) – тот же твёрдый профессионализм при полной раскованности и сознании цели.

Разумеется, это яркий образец свободной сетевой литературы, увидеть «Буратину» на бумаге будет несколько странно. Впрочем, всё странное со временем может превратиться в канон. И да, можно сказать, что роман выполнен именно в каноне твёрдой, как сейчас выражаются, научной фантастики. Иван Антонович Ефремов очень бы удивился, доведись ему заглянуть в этот текст, но жизнь неизбежно обгоняет фантазию.


Андрей Василевский:

Что мне тут нравится? Пресловутое величие замысла. (И Кот Базилио.)

Что не нравится? Избыточность (всего!), многословие, обилие деталей и подробностей, вполне нормальное при небольших объемах и утомительное в объеме 1 833 736 символов с пробелами или 1 554 589 символов без пробелов. Частности наползают друг на друга и быстро забываются. (Или это мой бедный мозг стареет и уже не охватывает?)

Пока я писал этот краткий отзыв, вышло продолжение – «Золото твоих глаз, небо ее кудрей». Продолжение тоже большое. Ничего удивительного: Харитонов придумал интересный и многонаселенный фантастический мир, который можно длить и расширять в любом направлении. Поэтому обойдется без фанфиков.

Харитонов их напишет сам.


Константин Фрумкин:

Чрезвычайно талантливая книга. Мир «поняшек», которые «няшут» электорат придуман вообще гениально. И все было бы замечательно если бы не некоторые сопутствующие недостатки, которые – не раздражают, но – самое точное слово тут будет «утомляют».

Прежде всего: «Золотой ключик» все-таки слишком длинный, и в силу длины слишком однообразный роман (и это еще только первая часть трилогии). При этом наращивание объема происходит в нем за счет далеко не самого впечатляющего литературного приема: герои постоянно находятся в путешествиях, и с ними по мере движения в пространстве случаются все новые и новые приключения. Хотя этот прием освящен литературной традицией («Одиссея», «Пантагрюэль»), в целому удачным его не назовешь, ибо он делает композицию книги рыхлой, никакое очередное приключение не становится обязательным и при этом, нет никакой логики в том, чтобы приключения наконец закончить. Здесь мы видим в чистом виде то, что филологи называют сюжетным «нанизыванием». К тому же приключения однообразные: на главных героев «наезжают» очередные враги, они отбиваются.

Слишком нарочиты в романе шутки про евреев, которые, учитывая репутацию автора, оставляют плохой привкус. И да, не может нравится, что предводительствуемые Тарзаном обезьяны – «нахнахи» – в романе Харитонова – это как бы жители Северного Кавказа, а упыри – это как бы украинцы (соответственно украинский язык оказывается диалектом упырей). Учитывая, сколько злобной чуши автор уже написал про «нерусь», не хочется быть снисходительным к этому разжиганию национальной розни. Тот случай, когда репутация управляет интерпретацией.

Слишком много физиологии, физиологизированного, лишенного всякой лирики секса, тема вылизывания писек раскрыта полностью. Вообще герои заняты в основном сексом, и, если бы не это, сюжета почти бы и не было, а роман можно было бы сократить по крайней мере вдвое, и это, может быть, было бы и хорошо. Для пыток и извращенного секса у нас есть Сорокин, зачем нам два Сорокина? Автор очень горд своей дерзостью – что он пишет про каннибализм и анальные изнасилования. Какие бы перипетии не случались с героями Харитонова, автор неизменно, каждый раз, опять и опять возвращается к их взаимному пожиранию и анальным изнасилованиям – просто как шпильман к своим флажолетам. Да-да, по роману Харитонова всюду рассыпаны скрытые цитаты из Михаила Щербакова. Вообще, «Золотой ключик» – огромная комбинация скрытых цитат и реминисценций из известных литературных источников. Достаточно сказать, что в числе основателей индустрии производства трансгенных мутантов в романе Харитонова названы профессор Преображенский, профессор Выбегалло и доктор Моро. Прием в наше время, прямо скажем, не оригинальный, достаточно сказать, что из девяти литературных произведений, представленных на премию «Новые горизонты» в пяти значимым литературным приемом являются литературные реминисценции – в текстах используются чужие образы, персонажи, понятия и целые фрагменты текстов. В трех (в том числе у Харитонова) – из Стругацких. Круг источников цитирования у Андрея Ляха и Харитонова пересекается столь сильно, что на минуту возникает подозрение – уж ни один ли тот же это писатель? «А впрочем, нет, нет!..»

Ребята, может дадим отдохнуть ножницам и клею? Прием-то, в общем, дешевый и не требует больших талантов, только некоторой начитанности и умения комбинировать.

Еще у Харитонова все-таки слишком много мата – не экспрессивного, а рутинного, и не в речи персонажей, а в авторской, что совсем уже непонятно зачем. И еще – для меня категорически неприемлемо использования фамилий живых людей, наших современников в качестве ругательств, обидных прозвищ, названий чудовищ и т.д. Не говоря уже о политизированных намеках, вроде «белоленточные гниды».

Самое интересное, что те черты романа, которые тут перечислены как недостатки, сам автор с большой вероятностью считает золотыми ключами к успеху. И может быть он и прав. Посмотрим, это будет интересный культурно-социологический эксперимент. Но на моей личной шкале это баллов не прибавляет, и я думаю, успеху не способствует. Круг читателей Харитонова – примерно соответствует кругу читателей Стругацких-Пелевина-Сорокина, а все эти «характерные черты» скорее отсекают сегменты этого круга, чем прибавляют новые сегменты из других «кругов».


Шамиль Идиатуллин:

В постапокалиптическом мире малосимпатичные герои, то ведомые, то отвлекаемые телесным низом, ищут артефакты сгинувшей эпохи, восходящие к сказке Толстого.

У советских школьников и студентов была игра: взять любую газету, представить некую интимную ситуацию с участием двух-трех человек, и вслух читать заголовки, как бы примеряя их к заданной ситуации. Хватало игры минут на пять, потом надоедало. В постсоветские времена текстовый формат похожих игр пережил недолгий расцвет и логичное увядание на сайтах типа удафф.ком и прочих помоек, на которых подрастающая школота долечивала детские болезни. Рассказы с помоек умещались в полтора-два экрана, зато набирали сотни тысяч просмотров.

Михаил Харитонов старательно раздул подобный рассказ в пятьсот раз. Объема ради пришлось пригоршнями накидать в повествование и другие предметы озабоченности, от зоофилии с копрофагией до нацистов с евреями, плюс мешок культурных и общественных реминисценций, актуальных для девяностых-нулевых годов: либеральный постап, русский рок, Кафка, силовики, подробные характеристики компьютерного харда и прочие атавизмы ушедшей эпохи. В общем, все как обычно. Только в прошлые разы автор пытался рассмотреть через сфинктер творческое наследие Стругацких, а теперь взялся за красного графа. Замах был если не на Сорокина, то на «Зеленый слоник», но получился испорченный удафф.ком: первые полторы страницы забавно, потом странно, далее натужный, несмешной и неинтересный вал сисек-писек-какашек превращается в белый шум, представляющий ценность разве что для самого автора и для поклонников его различных ипостасей.


Владимир Березин:

Никак не могу понять, отчего этот текст мне напоминает «Бесконечный тупик» Галковского. Причём аллегорическое повествование с несколько тяжеловесным юмором должно было бы напоминать мне какие-нибудь «Зияющие высоты», но нет. Именно «Бесконечный тупик», с его мотивом объяснения всего и вся.

Прекрасный, конечно опыт, да только именно что тяжёлый для чтения сторонним читателем, но годный адепту.


Статья написана 26 ноября 2018 г. 08:37

Андрей Лях. Челтенхэм (по рукописи). Номинировал Сергей Шикарев.


От номинатора:

Случаются в отечественной фантастике романы, идущие вразрез с господствующими темами, стилистиками и образами и написанные настолько мощно, что они не просто попадают в десятку, но и мишень разносят ко всем чертям. В прошлом десятилетии таким романом был «Я, Хобо» Сергея Жарковского. А до того — «Реквием по пилоту» Андрея Ляха.

И вот – полтора десятка лет спустя – «Челтенхэм». Действие нового романа происходит в той же вселенной (и даже вселенных), что и действие «Реквиема». Однако «Челтенхэм» — повествование куда более широкоформатное, и стилистика его варьируется от квазиисторической, «шекспировской» хроники до абсурдистского экшена.

Основное действие романа разворачивается на далёкой планете Тратере во времена «модернизированного средневековья», где специальный агент Института Контакта по имени Диноэл Терра-Эттин должен раскрыть загадку Базы инопланетян.

«Челтенхэм» богат на фантастические выдумки и сложносочиненные сюжеты. Здесь и Траверс — «дикое поле» известного и освоенного космоса, и «выращивающие информацию» Зелёные Облака, и многочисленные секретные операции и тайные агенты, и противостояние Земли и Стимфальской империи, и, разумеется, угроза инопланетного вторжения. Также встречаются в тексте и — перемешанные причудливо — реалии разных миров и писателей, от Ивана Ефремова до Джоан Роулинг.

Однако обращается с этим богатым арсеналом писатель весьма своевольно. Он, словно следуя известному наставлению из романа Брэдбери, пишет поперек разлинованных и исхоженных сюжетов. Лях подбирает фантастическую диковинку (например, Врата для путешествий между мирами), рассматривает и прилаживает к неспешному течению сюжета – а иногда и отбрасывает за ненадобностью.

По мере накопления в повествовании имён, объектов и событий становится все явственнее, что научно-фантастическая машинерия – лишь обрамление и украшение для классического по сути и по форме романа – с обилием персонажей, несколькими сюжетными линиями и к тому же весьма изощренно устроенного (подсказка будущим читателям – важные для понимания финала детали спрятаны в сносках).

Психологичный и щедрый на подробности жизни «Челтенхэм» использует фантастические декорации, чтобы подстать своим не-фантастическим предшественникам рассказать о траектории человеческой судьбы.

Такие романы в фантастике появляются нечасто. Тем ценнее.


Валерий Иванченко:

Принципиально вторичный роман (пастиш, как выражается критик Рондарев), интересный, главным образом, самому автору и неширокому кругу подобных ему ценителей олдовой фантастики. Мир романа сложен из реалий, персонажей, сюжетов, обкатанных в массе книг, фильмов, компьютерных игр, но узость круга читателей задаёт вовсе не это. Автор, человек умный, способный и в писательстве отнюдь не беспомощный, вольно или невольно нарушает ряд простых правил беллетристики, превращая текст, собранный, в сущности, из известных клише, в чтение не для всех.

Прежде всего, он непомерно раздул объём из-за собственной скупости, не позволяющей отказаться ни от одной лишней подробности, рождённой его щедрой фантазией. Он детально описывает всевозможную технику, архитектуру, интерьеры, наряды, исторические подробности, нюансы биографий и отношений, никак не работающие ни на сюжет, ни на характеризацию основных персонажей. В идеале подобная детальность должна придавать выдумке жизнеподобие, но в данном случае она пропадает впустую, развлекая лишь самого автора и тех редких читателей, которые станут текст смаковать. На большем своём протяжении роман выглядит набором красивых глянцевых постеров и оживать начинает только ближе к концу, когда автор перестаёт отвлекаться на второстепенное и сосредотачивается на главном. Добрую половину романа автор излагает предысторию нескольких персонажей, сюжет при этом не продвигается ни на шаг. Персонажи остаются картонными масками, ни о какой драматургии между ними говорить невозможно. Автор предпочитает не показывать, а объяснять (процентов на восемьдесят это объяснения совершенно не важных вещей), изредка вставляя в рассказ летописца живописные, как ему кажется, сцены. Притом все секреты выдаёт сразу же, убивая всякую возможность интриги. Пишет он гладким литературным языком, порой доходя до выспренности на грани графомании и не избегая всевозможных штампов, заимствованных, кажется, из дамских рОманов (впрочем, в итоге «Челтенхэм» и оказывается замаскированной под эпос любовной историей).

При всём аутизме и при всей своей графомании, роман обладает многими достоинствами, очевидными не только фэнам, но и простым читателям, нашедшим в себе силы осилить текст до конца. Путешествие по Перекрёсткам описано великолепно, на уровне классиков жанра, а финал вообще поднимается от жанра к обычной (настоящей) литературе. В нынешнем конкурсе текст, по нашему мнению, входит в четвёрку лучших.


Андрей Василевский:

Вот казалось бы роман так роман, сколько ж в нем всего. У автора есть «инженерное мышление», огромная и сложная конструкция худо-бедно держится, что уже достижение. Но вот беда: Лях – писатель «без языка».

«– Не кричите так, лейтенант, – от отвращения Кромвель еле разжимал зубы. – Связь вырубило, снимите наушники. Иво, переключи генераторы на наружную и отстреливай переходник по периметру, на кой ляд он теперь сдался.

Краса и гордость, чудо технологий, первый стимфальский крейсер-трансформер «Саутгемптон», которому после мартовских учений двадцать четвертого года предстояло стать официальным флагманом императорского флота, пылая изнутри и осторожно еще тлея снаружи, неспешно разваливался на куски и погружался в атмосферу планеты Тратера.

Всего-то навсего дурацкий фронтовой истребитель-бомбардировщик загадочной и разбойничьей цивилизации скелетников; как всегда, неожиданно, черт знает откуда, вывернулся хоть и не из-под земли, но из-за земли – вот этой самой тихой деревенской Тратеры – выскочил под боком, сам, наверное, не ожидал, ну и влепил от растерянности, а «Саутгемптон» – не авианосец, не положено ему сферы охранения, только охранный шлейф, да и силовые поля гудели на одну десятую мощности…»

Это вообще не ЧЕЙ-ТО язык, это усредненный НИЧЕЙНЫЙ язык жанровой фантастики, никому уже не принадлежащий, являющийся «общественным достоянием».

Можно привести другие цитаты – в других регистрах – но проблема будет та же.

Одни пишут прозу (фантастическую), другие «фантастику». Вот «Челтенхэм» это «фантастика».

Отсылки к Стругацким тоже не в пользу Ляха, они в значительной степени были социальными мыслителями, а он нет.


Константин Фрумкин:

Занимательная и написанная с большим мастерством эпопея. Андрей Лях несомненно войдет для меня в число российских фантастов, за творчеством которых придется следить. Лях смог достичь того тонкого баланса между интеллектуальностью и занимательностью, железячностью и психологизмом, которого у нас мало кто умеет достигать, и пожалуй лучше всех искусством такого органичного микса владеет Сергей Лукьяненко. Не знаю, польстит ли самому Ляху такое сравнение, но успех Лукьяненко и его многочисленные экранизации не случайны. Что хочется особо отметить – Ляху удается, выстраивая в конечном итоге совершенно линейный сюжет, все-таки вычерчивать с помощью главной сюжетной линии сложные кольца и прочие трехмерные фигуры, мастерски владея мастерством отступления, отступления внутри отступления и вообще органического встраивания сюжета внутрь сюжета. Автор пользуется не самым распространенным композиционным приемом – к любому эпизоду возвращаться два, а то и три раза, сначала описывая его конспективно, а затем наращивая число подробностей. Вообще – и это уже не достоинство, а странность – у Ляха манера многие бросающиеся в глаза словесные конструкции повторять в течение рома дважды. Дважды он вспоминает архаическое выражение «сшутить шутку», двум его героиням свойственен «стоицизм» (непонятно, что это значит), о двух героинях говорится что они могут «впасть в благостность», двум персонажам свойственна аура власти, а у двух ощущается энергия силы и т.д. И тут стоит перейти к недостаткам «Челтенхема» – или может быть не недостаткам, а объяснению, что в нем может не нравиться.

Роман все-таки очень большой, громоздкий и неоднородный, на его протяжении повествование несколько раз меняет и стиль, и интенцию, и даже, на мой взгляд, концепцию главных героев – они перестают «узнаваться». При этом автор крайне тщательно разрабатывает подробности своего альтернативного мира, рассказывая даже о технических деталях несуществующего оружия – как будто ждет реконструкторов, которые будут все это отыгрывать.

В системе персонажей просматривается некоторая инфальтильность: все герои исключительно сверхлюди, в разных аспектах – но обладатели выдающихся качеств, женщины же в большинстве сказочной красоты, и все готовы немедленно отдаться сверхлюдям-мужчинам. Заметим, что сверхспособности главных героев используются в основном чтобы побеждать, унижать, и убивать других второстепенных персонажей – иногда все вместе, кровь льется рекой. Когда главный герой заставляет солдафона-генерала танцевать голым, когда главному герою отдается прекрасная спецназовка, у которой «достоинства фигуры не затронуты спортивным образом жизни», то рецензент немедленно почувствовал себя слишком старым.

Наконец, отдельного обдумывания достоин тот факт, что роман Андрея Ляха выстроен из аллюзий и скрытых цитат (список источников автор услужливо приводит в начале), при этом в первую очередь роман Ляха в самой серьезной зависимости от «Мира Стругацких», и речь не только о терминологии и фамилиях персонажей, но и серьезной зависимости на концептуальном уровне. Конечно, те грандиозные последствия, которые в нашей литературе имеют миры Стругацких, впечатляют. Но сам прием построения романа на реминисценциях не является для нашей литературы новым уже лет тридцать. Эти шутки уже не забавят, и в общем, этот фокус слишком простой, и скорее выдает неуверенность автора в ценности собственного «месседжа».

В общем, «Челтенхему» свойственна некоторая избыточность литературных приемов над потребностями замысла, однако все это не мешает роману войти в число лучших фантастических текстов «большой формы» последних лет.


Галина Юзефович:

Роман Андрея Ляха «Челтэнхем» – вещь, к которой не вполне понятно как подступиться. С одной стороны, это классическая фантастика с космическими перелетами, инопланетянами и прочей sci-fi бутафорией. С другой – современная фэнтези, вызывающая отдаленные ассоциации с «Кровью и железом» Джо Аберкромби. С третьей – густо настоянная на шекспировском материале философская притча. А помимо этих трех граней в «Челтэнхеме» без труда можно обнаружить четвертую, пятую, шестую...

Сказать, что все они хорошо и мирно уживаются на пространстве романа, будет некоторым преувеличением, и первой жертвой учиненной ими толкотни оказывается структура и сюжет. Многообещающие сюжетные нити уходят в никуда, ни одна линия так толком и не разрешается. Однако если принять за данность, что «Челтэнхем» – это не про сюжет и не ради него написан (принятие это дается, честно сказать, не без труда), и поставить его в один ряд с принципиально бессюжетными, но от этого не менее восхитительными книгами вроде «Дома, в котором» Мариам Петросян, то придется признать, что роман Андрея Ляха – важное новое слово в русской современной словесности и, пожалуй, один из самых сильных текстов нынешнего списка. Остается пожелать ей начать свой жизненный путь в виде книги поскорее – и хорошо бы за пределами узких жанровых рамок.


Шамиль Идиатуллин:

В разгар затяжной галактической войны, перескакивающей из холодной стадии в горячую, гении земной ГБ с бессильной тоской наблюдают за тем, как на далеком отсталом двойнике Земли война Алой и Белой Роз выливается в победоносное шествие подозрительно ушлого Ричарда III, который совершенно не собирается повторять печальную судьбу земного прототипа, а подминает всех и вся, умело пуская в ход интриги, подкуп, убийственный бас, полимерную катану, лучших генералов Вселенной и пуленепробиваемых киборгов.

Андрей Лях написал опус магнум, замкнувший наконец щедро раскиданные повествовательные линии давно придуманной им Вселенной. Попутно он отвесил поклоны чуть ли не всем любимым авторам и кунштюкам, от Ефремова с Хайнлайном до Миядзаки с Mass Effect, местами угрожая сорваться в описанную Стругацкими картину «Любимый учитель» («В одной руке у него был огромный кусок торта, в другой – огромный уполовник с вареньем, и еще огромная банка с вареньем стояла на столе перед ним. Видимо, парнишка собрал на картинке все свои предметы любви»). Не сорваться помогло то обстоятельство, что Лях более-менее гений – по крайней мере в лично выбранных им рамках.

При этом да, «Челтенхэм» избыточен практически в каждом пункте: он слишком объемен, повествование слишком развесисто, фабула с трудом выдерживает гроздь из четырех почти независимых сюжетов и букета отсылов к собственным и чужим книгам, пасхалки раздуты так, что мешают танцевать и героям, и сюжету, последняя глава написана сугубо как мостик к «Реквиему по пилоту», а в «Челтенхэме» выглядит седьмым колесом, способным разве что взбесить тех, кто предыдущие романы не читал. Автор постоянно срывается в интерлюдии (которые кокетливо и необоснованно называет скучными, обстоятельно поясняя исторические тонкости и ТТХ различных реалий и устройств), персонажи карикатурно монофункциональны, диалоги чересчур остроумны, как в голливудских screwball-комедиях золотого века, а авторские представления об орфографии могут выбесить – например, пристрастием к школотной конструкции «черте что».

И я прекрасно (хоть и с тоской) понимаю, почему написанный два года назад роман не опубликован и не имеет твердых надежд на публикацию в обозримом будущем. Я почти понимаю, почему даже искушенный читатель может счесть блестящий стиль и слог безыскусным, а изумительную изощренность автора, твердой рукой высекающего живого огнедышащего колосса из пластов поверченной на разных осях истории, – попаданческим стандартом. Я сам готов попунктно пояснять, как поправил бы тот или иной провис.

Но ведь это я сто лет назад завершил отзыв на предыдущую книгу автора фразой «Лях, пиши, а». Он написал – много и классно. Чего же боли? Ничего. Никаких болей – только почти чистое счастье на почти тысячу страниц.

И да, чуть не забыл: Лях, пиши, а.


Владимир Березин:

Прекрасный роман. Но, как мне кажется, техника автору интереснее людей. Иначе говоря, герои-мотоциклы (к примеру) интереснее своих седоков. Это традиция древних лет, и в этой фантастике – в ней прекрасна традиционность, но мне кажется, что время описаний типа «В скудном вечернем свете и пляске неверных бликов от огней можно было разобрать, что центральную островерхую часть занимает изображение рыцаря в синих, насколько можно догадываться, доспехах на фоне не то горы, не то стены с уступами, обведенными жирным черным контуром, и стилизованными деревьями, напоминающими средиземноморскую сосну» – прошло. То есть тут дотошность (как в описаниях техники) побеждает стиль.





  Подписка

Количество подписчиков: 628

⇑ Наверх