Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
В 2023 году в Премии начала работать международная номинация, призванная назвать лучшие произведения фантастического жанра, оригинальные по тематике, образам и стилю, написанные на иностранном языке и переведенные на русский.
Премия «Новые Горизонты» совместно с книжным рекомендательным сервисом LiveLib провели голосование для определения лучшего, по мнению, читателей произведения, соответствующего идеологии Премии.
В финал вышли следующие произведения (в алфавитном порядке, по авторам):
Селеста ИНГ. Пропавшие наши сердца (перевод с английского Марины Извековой). – М.: Фантом Пресс, 2023.
Дэвид МИТЧЕЛЛ. Утопия-авеню (перевод с английского Александры Питчер). – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2023.
Напомним, что в международную номинацию премии вошли произведения, написанные на английском, болгарском, французском и финском языках и опубликованные на языке оригинала не ранее 2018 года. Своих номинантов назвали ведущие российские издательства и импринты, которые занимаются публикацией иностранной литературы.
Победитель премии будет объявлен на пресс-конференции в информационном агентстве ТАСС во вторник, 2 августа, в 16.00.
Также на пресс-конференции будут названы победители в международной номинации по мнению жюри премии и по результатам голосования читателей.
Тем временем на общедоступных площадках зарелизился выпуск «ФантКаста» о революционных изменениях в отечественной фантастике – и, что важно, о тех условиях, которые необходимы для такого прорыва.
Анонс: История развиваете толчками. Приходит новое поколение, которое делает то, чего никто не делал раньше – и до неузнаваемости изменяет ландшафт, превращает исключение в разновидность нормы. По крайней мере, так происходит в литературе, так происходит в фантастике. В этом выпуске «ФантКаста» книжный обозреватель Василий Владимирский продолжает рассказывать о таких литературных прорывах – на сей раз о тех, что произошли в СССР. А заодно делится теорией: какие элементы абсолютно необходимы, чтобы прорыв оказался успешным и принес свои плоды.
Слушаем выпуск и подписываемся на «ФантКаст» на платформах:
Иногда я подумывал о том, чтобы вернуться в Нью-Йоркский университет или в другое высшее учебное заведение в центре Манхэттена. Я часто испытывал искушение, но никогда этого не делал. У меня был, как я считал, здоровый антисхоластический инстинкт. Изучать то, что я уже успешно делал, казалось мне ошибкой. Я боялся испортить механизм, разрушить то, что у меня уже было, в попытке получить больше. Я был полон простой мудрости, почерпнутой из pulp-публикаций. На моё раннее обучение повлияли Джек Вудфорд, Марк Твен и ещё несколько человек. Меня интересовала Высшая Критика, но не до такой степени, чтобы изучать её, так же как меня интересовал Кафка, но не до такой степени, чтобы изучать его формально.
Я любил Гринвич-Виллидж. К моему удивлению народ уезжал оттуда. Но вскоре я сделал это и сам. Мы с Зивой ждали ребенка. Наша двухкомнатная квартира в Виллидже была недостаточно просторной для нас двоих, тем более для троих. Через моего тогдашнего зятя, Ларри Кляйна, я получил возможность снять большую семикомнатную квартиру на Вест-Энд-авеню между 99-й и 100-й улицами. Это казалось беспроигрышным вариантом.
Но стоило мне туда добраться, как я потерялся в городе, совсем не похожем на Вест-Виллидж, который я знал столько лет. Это была грязная и несколько опасная часть Нью-Йорка. Уродливый Бродвей наводнили шлюхи и мужчины опасной наружности. Трущобный район латиноамериканского типа с многоэтажными апартаментами, где люди, многие из которых казались персонажами рассказов Исаака Башевиса Зингера, старались держаться в стороне от окружающей их жизни. Я обожал произведения Зингера и до сих пор часто перечитываю их. Но тогда, как и сейчас, у меня не было желания смешиваться с его народом. Еврейство интересовало меня, но примерно так же, как и Кафка, – что-то, что можно читать и восхищаться, но не заниматься формальным изучением. Еврейство всегда было для меня проблемой, как, кажется, почти для всех евреев. Я был заинтересован, но не вовлечен.
У меня было такое же желание – оставаться непричастным ко всему, что меня не касалось и не отражало моих стремлений. Эта часть Нью-Йорка выглядела и пахла по-другому. Еда была другой, и люди, которых я видел на улицах, были другими. Я так и не привык к этому месту и не смог его полюбить. Мне приходилось ездить целый час на метро, чтобы вернуться в привычную обстановку. Ноутбуки ещё не были изобретены, а я так и не приучил себя писать от руки, сидя в кафе. Я умудрился переехать из Вест-Виллиджа, где я был как у себя дома, в Верхний Вест-Сайд, где я оставался чужаком.
В это время я купил крейсерскую 32-футовую парусную лодку под названием Windsong. Я плавал на ней пару сезонов по Лонг-Айленд-Саунду, а затем отправился во Флориду по внутриконтинентальному водному пути. Мы с Барбарой* зимовали в Форт-Лодердейле, а весной я вернулся на яхте обратно. Я продал яхту – она олицетворяла собой совсем иной образ жизни, и это не соответствовало моим представлениям о том, как должен жить писатель-фрилансер.
Затем однажды я собрал вещи и уехал на Ибицу, испанский остров в Средиземном море.
До этого я дважды ненадолго приезжал на Ибицу – в 1960 и 1963 годах. Мне понравился остров и жизнь писателя на нём. Зиве, жительнице Нью-Йорка до кончиков пальцев, он очень не нравился, и уж точно она не хотела жить на острове. Я же безумно хотел поселиться там или хотя бы где-нибудь на юге Европы. Поэтому я сбежал и начал новую жизнь. Ибица оправдала мои ожидания. Я нашёл недорогую усадьбу, где следовал ежедневной писательской рутине: оставался дома и работал до полудня или около того, потом ехал в бар Sandy's за почтой, затем шёл в El Kiosko, большое кафе на открытом воздухе в центре города, чтобы выпить кофе и пообщаться с друзьями, а потом, как правило, обедал с этими друзьями. Потом домой на сиесту. А потом вечер.
Мне это нравилось. А когда я встретил новую женщину, Эбби Шульман, которая приехала сюда на лето к друзьям, жизнь стала ещё лучше. Осенью Эбби осталась, и мы стали жить вместе.
Теперь я действительно наслаждался своей жизнью. Проблема была в том, что я писал не так много, как мне казалось. Фриланс между Америкой и испанским островом был связан с задержками, техническими трудностями, обрывом связи с друзьями и редакторами, особенно в те докомпьютерные времена. Но я зарабатывал немного денег за счёт фильмов, жизнь на Ибице, казалось, стоила тех трудностей, с которыми я столкнулся в поисках средств к существованию, и жизнь шла весело.
В тот период я сильно подсел на наркотики. Я никогда не считал себя наркоманом. Но именно им я и был, хотя в то время не осознавал этого. Всё началось с марихуаны. Потом кислота – ЛСД. Затем псилоцибиновые грибы и другие вещества, изменяющие сознание. Марихуану на Ибице было трудно найти, зато было много гашиша, который привозили контрабандой из Марокко и Афганистана.
Я также принимал снотворное – с тех пор, как впервые подсел на него в Акапулько, куда мы с Барбарой отправились в медовый месяц и где я написал свой первый роман. Маленький домик, который мы снимали на берегу залива Хорнитос, находился всего в ста метрах от бедняка, который жил в полуразрушенной лачуге и единственным его достоянием было радио, которое он врубал в любое время ночи и дня. Это чертовски мешало моей работе. Я не мог уснуть и отправился в аптеку в Акапулько за снотворным. Мне продали барбитураты, и это стало началом моего двадцатилетней зависимости от них.
Снотворное делала свою магию, но часто оставляло меня уставшим, с ощущением похмелья на следующий день. К тому же они были ненадежны – для достижения эффекта приходилось увеличивать дозу, а это уже было чревато передозировкой. Я пытался бороться с эффектом похмелья на следующий день с помощью стимуляторов.
Декседрин и дексамил, в основном. На Ибице я не смог их достать. Но я нашел там лучшее снотворное – кваалудин, тяжелый гипнотический препарат, ужасно вызывающий привыкание. Их можно было купить без рецепта в любой аптеке. Фармацевты не всегда были рады, когда я покупал по дюжине упаковок за раз. Но они всегда продавали их мне.
Я привёз на Ибицу свою проблему с наркотиками, и это было плохой комбинацией. Моя жизнь превратилась в попытку сбалансировать эффект одного лекарства от другого. А ещё я пытался писать. Но писательство было для меня маневром по сохранению лица, пока я жил с наркотической зависимостью. Моя производительность резко упала. Я старался поддерживать её, но часто проигрывал эту битву. Ибица была слишком райским для меня местом; здесь легко можно прожить жизнь, прилагая минимум усилий. Тем не менее, я так и жил. У меня была прекрасная усадьба в Сан-Карлосе, жена, которая принимала наркотики вместе со мной, и множество друзей, которые тоже принимали наркотики и одобряли их. Пожалуй, единственным наркотиком, на который я не подсел, был алкоголь.
Хотелось бы сказать, что в один прекрасный день я опомнился и бросил наркотики. Но это произошло только через несколько лет – пока я не покинул Ибицу, не расторг брак, не съездил на Дальний Восток и не вернулся, сначала в Париж, а затем в Лондон.
Мы с Эбби прервали наше пребывание на Ибице, прожив около года в Пальме-де-Мальорка. Почему? В то время это казалось хорошей идеей. Ибица была очень дорогой, очень тесной, и я редко доводил до конца свою работу. Я обманывал себя относительно причин этого, и мне казалось, что жизнь в другом месте, где нет наших обычных друзей, будет полезной. Во время одного из наших визитов туда мы познакомились с человеком, который сдавал квартиру недалеко от Пласа Корт, одного из старых, исторических районов Пальмы. Вышел один из моих фильмов, так что я потратил гонорар на аренду квартиру, и мы поехали туда на нашем мотоцикле, классном 250-кубовым Bultaco Matador.
Поездка началась хорошо. Мы ездили на мотоцикле по острову, посетили Дейю, где познакомились с Робертом Грейвсом, и Вальдемосу, где жили Шопен и Жорж Санд, и шокировали соседей своим неженатым положением. Но вскоре наша жизнь на Ибице стала более мрачной. Во-первых, у нас украли мотоцикл, хотя через несколько дней нам его вернули, правда, немного в потрёпанном виде. Во-вторых, произошло более серьезное событие, когда однажды поздно вечером мы отдыхали в нашей квартире. Подняв глаза, я увидел, что на меня смотрит мужчина. Я встал и прогнал его. Я не слишком быстро преследовал его, поскольку мне пришла в голову мысль, что он может быть вооружен. Когда я спустился на нижнюю площадку, то обнаружил в нашем почтовом ящике записку. Она была написана по-испански и гласила: "Сегодня ночью ты умрешь". Она была подписана «чёрной рукой»**. Это нас, мягко говоря, встревожило. Я обратился в муниципальную полицию, но меня направили в Секретную полицию, которая занимала здание с надписью Policia Secreta. Там нас направили в Гражданскую гвардию. В Гражданской гвардии восприняли угрозу спокойно, сказали, чтобы мы не беспокоились, они всё выяснят. Но, насколько я знаю, они так и не сделали этого.
Лишь спустя несколько месяцев я узнал, в чём дело. Девушка нашего домовладельца была уверена, что хозяин квартиры занимается сексом втроём с Эбби и мной. Она наняла подругу, чтобы та застукала нас в квартире и оставила записку с угрозами. Из этого ничего не вышло, и дальше ни во что не развилось.
В Пальме мы разорились, и нам пришлось выпрашивать еду на шведских столах. Мы платили за ужин, но при этом набивали карманы шведскими фрикадельками и холодными котлетами.
Я любил Пальму, благородный старый город, большая часть которого всё ещё заключена в старые стены. Там был кафедральный собор, как мне сказали, самое старое готическое здание в Европе.
На территории собора стояли скамейки, и я часто работал там – писал от руки. Повсюду были интересные рестораны и тапас-бары, а также модные магазины для тех, кто мог себе это позволить.
Наконец, вздохнув с облегчением, мы вернулись на Ибицу.
Мы также часто бывали в Париже, поскольку некоторые друзья позволяли нам пользоваться их квартирами. В Париже у меня было несколько хороших друзей, и мне всегда было приятно бывать в этом, наверное, самом красивом городе мира.
На следующий год, на Ибице, я начал страдать от периодических болей в горле. Мы обратились к врачу на Мальорке и мне сказали, что у меня сердечный приступ в замедленном темпе и нужно срочно принимать меры. Благодаря добрым услугам испанского друга мы прилетели в Мадрид и разместились в центральной больнице. Мой кардиолог был одним из ведущих специалистов Испании. Он мудро посоветовал не предпринимать никаких немедленных действий: мы должны были подождать и посмотреть, как всё будет развиваться. Ситуация утихла, и мы вернулись на Ибицу и к тому образу жизни, который, несомненно, привёл к этому. Перед отъездом доктор сказал мне, что если бы я обратился со своим заболеванием в Штаты, мне, несомненно, сделали бы многократную операцию шунтирования. Я медленно восстанавливал силы, но уже через шесть месяцев чувствовал себя так хорошо, как никогда раньше.
Следующий сердечный приступ случился несколько лет спустя. Мы с Эбби покинули Ибицу и переехали в Лондон. Мы прилетели на греческий остров Корфу, чтобы попытаться наладить свою жизнь. Мы спорили всю дорогу, громко и яростно, и продолжали спорить в Корфу. Внезапно у меня сильно заболела грудь. Это было предупреждение, которого я более или менее ждал.
Мы сели на самолет до Лондона, не сообщив авиакомпании о моём самочувствии, которая никогда бы не отправила меня в таком состоянии. В Лондоне нас встретил друг с машиной скорой помощи и отвез меня в частную клинику. Там меня снова не стали оперировать. Вместо этого они дали мне смесь (кажется, фенергила и валиума) и фактически вырубили меня на неделю. В течение этого времени мне снились страшные сны о схватках с Эбби, и один или два раза мне казалось, что она пришла убить меня. Когда я выписался, мы расстались. Я переехал в квартиру в Хайгейте. Через месяц или около того я начал свое путешествие на Дальний Восток. Тогда это казалось хорошей идеей...
Продолжение следует...
* Роберт меня запутал. Пишет о своей второй жене Зиве, но почему-то здесь называет её Барбарой, именем первой жены. В тексте есть и другие путаницы...
** Согласно Википедии «Чёрная рука» – итальянская разновидность рэкета. Типичные действия Чёрной руки заключались в отправке жертве письма с угрозами телесных повреждений, похищения, поджога или убийства. В письме требовалось доставить определенную сумму денег в определённое место.
Суперобложка первого издания романа — США, 1969, твердый переплет
В середине 1980-х гг. в Англии издательство Xanadu была затеяна серия книг "100 лучших..." фильмов, книг, пьес, балетов, и т.п.. Специалисты в области искусства отбирали лучшие по их мнению произведения искусства, и писали об этом справочники. Часть книг имеет непосредственное отношение к фантастике, часть — лишь косвенное, как справочник по фэнтези и справочник по хоррору, некоторые эти справочники внесены в библиографическую базу данных "Лаборатории Фантастики". Данные книги можно рассматривать как рекомендательные списки, адресованные не только новым читателям, но и читателям искушенным, ибо как правило из ста книг в каждом списке — некоторая часть труднонаходима, а четверть даже не переведена на русский язык, но тем не менее это весьма важные (по мысли составителей) книги, составляющие основу жанра. Сегодня мы публикуем отзыв Дэвида Прингла о книге, которая еще не издавалась на русском языке, но анонсирована к выходу в издательстве АСТ — неизвестен переводчик, не заявлена обложка, но карточку изданию уже сделали и можно предварительно на нее подписываться с целью оповещения о моменте выхода в свет и появления в продаже в магазинах.
Позиция в списке 62.
Год издания 1969
Норман Спинрад. Жук Джек Бэррон
Этот печально известный роман американской «Новой волны» был опубликован в 1968 году в журнале «Новые миры» (в номерах с декабря 1967 по октябрь 1968). Он вызвал настоящий переполох. Ведущий британский дистрибьютор отказался продавать журнал из-за этой публикации, а член парламента подал в правительство запрос, почему Совет по искусству финансирует журнал, который публикует такую «грязь». На самом деле «Жук Джек Бэррон» мог появиться только в «Новых мирах» Муркока: ни один американский научно-фантастический журнал не осмелился бы напечатать эту книгу. В отличие от предшествующего романа из «Новых миров», «Концлагеря» Диша, который представлял американскую фантастику Новой волны в ее наиболее утонченном, остроумном и «цивилизованном» виде, роман Спинрада был настоящим «сырым мясом». Это история о политике, большом бизнесе и телевидении в США ближайшего будущего, и в ней есть несколько жестких высказываний о власти и коррупции, но книга оказалась настолько новаторской из-за того, что читатели увидели первый научно-фантастический роман, в котором обильно использовались ругательства из четырех букв и подробно описывались сексуальные действия. Норман Спинрад (род. в 1940 г.) описал книгу как попытку создать «Нова-экспресс» с сюжетом. Несомненно, Спинрад польстил самому себе, поскольку его образы лишены пугающей отчетливости Уильяма Берроуза. И тем не менее…
Джек Бэррон, бывший студент-радикал, является ведущим выходящего в прямом эфире телешоу под названием «Жук Джек Бэррон». Используя систему видеотелефона, зрители звонят со своими жалобами и протестами, и Джек пытается решать их проблемы в прямом эфире перед аудиторией в сто миллионов человек. Он звонит политикам, высокопоставленным чиновникам, президентам корпораций и подобным людям, призывая их ответить на поднятые вопросы. Он находится в центре электронной сети, охватывающей целый континент, и обладает огромной властью благодаря средствам массовой информации — и это сделало его циничным манипулятором. Левые идеалы Джека почти исчезли, разрушенные роскошным образом жизни, и все же ему приходиться вступить в борьбу против злого мультимиллионера по имени Бенедикт Говардс. Джек снова становится доблестным рыцарем, атакующим плохих парней. Говардс владеет Фондом человеческого бессмертия, организацией, которая может заморозить мертвое тело любого американца, способного заплатить 50000 долларов за эту привилегию. Фонд проводит исследования в области долголетия — бессмертие является навязчивой идеей Говардса. Действуя в тайне от общественности, создатели организации уже достигли определенного успеха, но ценой ужасных человеческих жертв: они практикуют облучение определенных желез у маленьких чернокожих детей и перенос этих желез в тела пожилых людей.
Вполне обычный научно-фантастический сюжет скрылся под поверхностным фасадом книги, но именно фасад — то, что важнее всего. Спинрад использует прерывистый жаргонный стиль, который является экстраполяцией «хипповой» речи Америки 1960-х годов, стремительной и полной прилагательных:
цитата
«Наблюдая, как реклама заслоняет его лицо на мониторе, Бэррон почувствовал, как странная психоделическая вспышка пронзила сознание; реальность прошлой недели сжалась в мгновенный образ, вспыхнувший на панели подсказок разума: он сидит в студийном кресле, электронная схема обратной связи соединяет его с подсистемами силы — сил Основания, сил демократов и республиканцев, сил сотен миллионов Брэкеттов — он был как главный транзистор в огромной цепи энергии спутниковой сети, гигантское вводное устройство для чужой энергии, поступающей в голову через видеофонные схемы; ничто не принадлежало ему, но все питалось через него, подчинялось его контролю посредством микрокосмической настройки; в течение одного часа, с 8 до 9 часов вечера по восточному стандартному времени, эта власть де-факто принадлежала ему.
Бэррон почувствовал, как его субъективное время ускоряется, когда чужеродный наркотик в его крови фокусирует силы, далеко превосходящие его собственные, но все же подчиняющиеся его приказу, когда буквы поползли по доске объявлений — и появилось сообщение, электрические токи которого, казалось, тянулись на десять миллионов лет: «В эфире».
— И что тебя беспокоит сегодня вечером? — спросил Джек Бэррон, играя на кинестопе — темные фигуры дважды отражались (фон с рабочего стола) в его глазных впадинах, полные зловещим предвидением будущего шоу. — Что тебя беспокоит, беспокоит и Джека Бэррона, — сказал он, погружаясь в собственное изображение на мониторе; глаза улавливали вспышки, как никогда раньше…»
Это роман о жизни в медийном ландшафте, и проза должна передать всеобъемлющие, постоянно меняющиеся свойства электронных медиа. Зачастую избыточный, подчас сентиментальный, роман по большей части сделан на удивление хорошо.
=======================================
Массовое издание в мягкой обложке, 1969:
Английское издание 1970 года:
Французское издание 1971 года
Английское массовое издание 1972 года
Обложка американского издания 1973 года:
Испанское издание 1975 года
Французское издание 1975 года
Голландское издание 1975 года
Французское издание 1978 года
Обложка английского издания 1979 года:
Американское издание 1980 года
Немецкое издание 1982 года
Американское издание 1983 года, Berkley Books
Американское издание 1983 года, Nelson Doubleday / SFBC
Английское издание 1988 года
Французское издание 1988 года примечательно тем что обложку рисовал Маншу
Американское издание 1992 года
Американское издание 1993 года от Истон Пресс, в коже и с трёхсторонним золотым обрезом. Примечательно тем что есть фронтиспис Келли Фриза
Зиновия Маркина (1904-1992) написала сценарии к десятку художественных и шести десяткам научно-популярных фильмов. Писала она и рассказы, но опубликовать не смогла.
В прошлом году я по случаю купил на аукционе образцы её прозаического творчества — папку машинописных листов с авторской правкой. Один из рассказов содержит элемент научной фантастики:
цитата
Я победил пространство, я победил время... Что такое "The Time Machine" Уэлльса... Лепет младенца... Теперь не только покорен мир, покорен космос!!