Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
В этом мире сочетаются обыденность и миф. Здесь ведьмы танцуют в балете, а по улицам города бродят нави – злобные и несчастные, преследуемые жестокой спецслужбой «Чугайстер». Когда крах неизбежен, когда неминуема катастрофа, кто поверит в новую любовь, такую невозможную по обывательским меркам?
Издательство «Эксмо» анонсировало новинку от Марины и Сергея Дяченко — роман «Ведьмин зов». Это продолжение знакового романа четы Дяченко — «Ведьмин век», хорошо известного всем почитателям их творчества. Он так же был заново отредактирован и выйдет в новой авторской редакции. Действие нового романа происходит через тридцать лет после событий, описанных в первой части дилогии. По плану новинка выйдет в январе 2020 года. Поэтому мы решили составить для вас подробный путеводитель по миру оригинального романа, в котором расскажем о главных героях, основных событиях и особенностях этого произведения.
Мир романа «Ведьмин век» удивительно похож на наш мир, но с одним лишь исключением – бок о бок с людьми в нем живут магические существа ведьмы и навки. Соседство это не очень приятное – они смертельно опасны и несут угрозу людям. Для контроля над ними существуют инквизиторы и чугайстеры – люди со сверхъестественными способностями. Во всем остальном этот мир идентичен нашему – с самолетами, телеканалами и ядерным оружием.
События разворачиваются в некоей стране, напоминающей Восточную Европу начала 2000-х годов. Во главе государства стоит монарх – герцог Стефаний Седьмой. Страна разделена на округа, которыми управляют наместники герцога. Округа отличаются друг от друга : так, например, Одница – курортный регион со множеством пляжей и выходом к морю, Альтица – земледельческий округ, население которого традиционно ведет оседлый образ жизни, Бернст – приграничный регион, в котором развито скотоводство. Столицей страны является город Вижна и одноименный округ – именно здесь происходят главные события романа.
Характерной особенностью мира является наличие в нем самых настоящих ведьм – рождающихся в обычных семьях девочек с магическими способностями, лишь внешне похожих на людей. Ведьмы делятся на две главные категории – неинициированные (так называемые «глухие») и инициированные, то есть прошедшие некую инициацию. Как правило, после этой процедуры их магические способности многократно усиливаются, а сами ведьмы становятся смертельно опасными для людей. Чтобы обезопасить себя, общество обязало «глухих» ведьм регистрироваться, вставать на государственный учет. Однако даже законопослушных ведьм чаще всего избегают и недолюбливают.
«Инквизиция представляется почти что Дед Морозом. Добреньким таким старичком, который сперва раздает подарки паинькам, а потом в освободившийся мешок сует прочих, непослушных...»
Для контроля над ведьмами существует государственная служба Инквизиции – дальний родственник средневековой инквизиции Католической церкви. В романе эта служба представлена в своем классическом виде – она занимается контролем и учетом «глухих» ведьм, регулируя их юридический статус. При этом инквизиция отлавливает опасных инициированных ведьм, проводит в отношении них спектр следственных действий, устанавливает вину и выносит приговоры. И приводит их в исполнение… Отделения инквизиции есть во всех округах, во главе их стоят кураторы. Управляет службой инквизиции Совет кураторов, который выбирает главу службы – Великого инквизитора. Один из главных героев романа Клавдий Старж носит этот титул и является главным инквизитором страны.
«— Не выдумывай. Ведьмы лишены некоторых гражданских прав — но не права на профессию...
Ивга еле удержалась, чтобы не состроить гримасу. Поразительно, как мало знают большие начальники о жизни, происходящей ну прямо под ножками их высоких стульев»
Кроме ведьм, в мире романа существуют и навки — нежить, вернувшиеся из мертвых люди, либо нечто, принявшее их облик. Навки возвращаются к тем, кто любил их при жизни и пытаются убить их, обычно довольно хитроумными способами. В отношении навок существует только одно правило – их нужно выявлять и немедленно уничтожать. Занимается этим особая служба «Чугайстер», этакая инквизиция для навок. Чугайстеры — люди с паранормальными способностями, которые состоят на государственной службе и отлавливают навок, а затем уничтожают их специальным обрядом — ритуальным танцем. Отделения этой службы также имеются во всех округах страны. Как правило, чугайстеры не пересекаются с инквизицией и другими социальными службами, сотрудничая лишь в редких случаях.
«- Нявка несет тебе смерть, — черные собачьи губы Чугайстра растянулись в ухмылке. — И все же ты не хочешь, чтобы я убил ее? Человек молчал. Чугайстер качнулся вперед. — Пусть ты одолеешь ведьму — но навы тебе не одолеть никогда, потому что нава — это отчасти ты сам... Ты не боишься жить — и все же не хочешь, чтобы я убил твою наву?.. Человек молчал. — Хорошо же, — сказал Чугайстер, и от голоса его тяжелые ели испуганно вздрогнули. — Пусть твоя нявка заведет тебя в туман над обрывом. Чугайстер ушел. Еловые ветви на его пути не качались»
Сюжет
В романе можно выделить три главных сюжетных линии. Первая – это взаимоотношения главных героев Клавдия и Ивги. Ивга Лис – молодая рыжеволосая девушка (и при этом неинициированная ведьма) знакомится в антикварном магазине с молодым человеком Назаром. Через некоторое время пара решает пожениться. Во время знакомства Ивги с отцом Назара – профессором Юлеком Митицем – и небольшого семейного застолья в загородный дом приезжает давний друг Юлия – Клавдий Старж. Ведьма и инквизитор встречаются и безошибочно определяют друг друга. Клавдий вынужден сообщить своему другу, что его будущая невестка – ведьма. Тщательно оберегаемый Ивгой секрет раскрыт, надежды и мечты на счастливую жизнь развеяны (отношение к ведьмам в обществе негативное, как мы помним), и выбор ее теперь невелик : либо инициация и превращение в отвратительную злобную ведьму, либо унизительная «регистрация», после которой она станет «безопасна» для общества. Потому Ивга решает сбежать. И тут же наталкивается на Клавдия еще раз – тот пробует объясниться с ней и дает свою визитку : «если возникнет надобность».
« — Послушай... А Клавдий — кто?.. — Клавдий, — Назар почесал за ухом. — Замечательный мужик, папин старый друг... Ну, еще он Великий Инквизитор города Вижны. Вот и все »
Вторая линия – противостояние ведьм и инквизиции. Устоявшийся в обществе баланс, поддерживаемый годами, вдруг нарушен : в одном из округов вспыхнула эпидемия бубонной чумы. На фоне паники и массовых беспорядков появляются и случаи самосуда, когда толпа наказывает первых попавшихся, ни в чем не повинных ведьм. Оперативные действия дали свой результат – в округе задержано несколько ведьм, причастных к возникновению эпидемии. Все они со следами недавней инициации и все необычайно сильны. Одна из задержанных, молодая девушка, оказалась флаг-ведьмой : необычайно фанатична и склонна к предвидению. Во время допроса она предрекает еще большие беды и катастрофы, которые начнутся в курортной Однице. Постепенно ситуация накаляется и выходит из-под контроля. В сопредельных государствах происходит то же самое. Клавдий Старж неожиданно приходит к выводу, что все происходящее в стране есть ни что иное как начало прихода матки : некой матери-ведьмы, которая до этого считалась всего лишь образом из полузабытого средневекового пророчества. И появиться она должна именно здесь, в Вижне. Чем грозит ее приход, кем она окажется — и появится ли вообще?
« Они так ненавидят всяческую неволю, что не умеют считаться ни с кем, кроме себя… Подобно тому, как две огромных птицы не могут встретится в небе, мешая друг другу размахом крыльев… Подобно тому, как два смерча на океанской глади побоятся приблизиться друг к другу… так ведьмы не могут жить сообща, ведьмы не могут быть вместе… Ведьмы – хаос, а любое сосуществование предполагает… хоть минимальное, но ограничение свободы…»
Третья линия – ретроспектива, флэшбэки в прошлое Клавдия и его воспоминания, позволяющие нам лучше понять этого персонажа
«Этот человек — заброшенный замок, величественный, но полный чудовищ. И такой высокий, что за облаками не разглядеть шпиля; и такой глубокий, что тайне, спрятанной на дне подземелий, никогда не выйти на поверхность…»
Главные герои
Ивга Лис – молодая неинициированная ведьма, оказавшаяся перед сложным выбором
Клавдий Старж – Великий инквизитор города Вижны. Глубоко несчастный, одинокий человек средних лет
Второстепенные герои
Докия Стерх — давно погибшая любимая девушка Клавдия. Появляется только в ретроспективных сценах — воспоминаниях Клавдия, но тем не менее играет значительную роль в повествовании
Федора Птах – куратор округа Одница, одна из немногих женщин, служащих в Инквизиции. Бывшая любовница Клавдия
Хелена Торка – глава виженского оперного театра. Заняла свой пост благодаря протекции Клавдия Старжа. Ведьма – «глухарка», одна из немногих, состоящих на личном контроле Великого инквизитора
Юлек Митец – давний друг Клавдия еще со времен учебы в лицее
Назар Митец – несостоявшийся жених Ивги
Атрик Оль – Великий инквизитор города Вижны, живший около 400 лет назад и погибший от рук ведьм во время предыдущего пришествия матки. Единственный из инквизиторов, столкнувшийся с матерью ведьм лицом к лицу, и победивший ее. Его дневник станет ценным источником информации для Клавдия
Стефаний Седьмой — герцог, правитель страны
Впервые вышедший в далеком 1997 году, роман «Ведьмин век» был тепло встречен любителями фантастики. В 1998 году он получил приз крупного международного фестиваля «Зиланткон» — Большой Зилант. В 2004 году роман получил премию «SFinks» ежегодного фестиваля польской фантастики в номинации «Зарубежный роман года». С тех пор он выдержал 8 переизданий, был переведен на польский, немецкий и английский языки, издавался в ряде европейских стран. Роман также вошел в символический ТОП — 5 произведений Дяченко, составленный по итогам опросов и голосований в нашем сообществе!
Добро пожаловать на последние в этом десятилетии "Итоги Сандерсона"! Если вы не в курсе, каждый год в декабре я отчитываюсь за прошедший год и рассказываю о проектах, над которыми работаю, а затем обращаюсь к будущему, к книгам, запланированным на ближайшие годы.
Этот год в основном был посвящен работе над четвертой книгой "Архива буресвета". Кроме того, я много путешествовал, особенно по Европе, так что эти разъезды даже стали немного тяготить. (А значит, пора на время сбавить обороты.)
В годы работы над "Архивом" всегда меньше разнообразия, чем в "свободные" годы, когда я работаю над более разноплановыми историями. Поэтому, хоть я и написал уйму слов, по другим проектам обновлений мало.
Часть 1. Англоязычные издания в кожаных обложках и опрос
[...]
Брендон планирует запустить кампанию на Kickstarter для выпуска издания "Пути королей" в кожаной обложке. Одним из бонусов будет новая повесть по Космеру (прим. пер.).
[...]
Часть 2. Мой год
Январь-март: редактура Starsight
Я намеревался приступить к "Архиву"-4 прямо в январе, но не получилось. Мы думали, что закончим со Starsight в феврале, но некоторые комментарии бета-ридеров поставили передо мной несколько проблем, и я принял непростое решение еще раз отредактировать книгу, чтобы она получилась такой, как нужно. Получается, я уже отставал на месяц. Запас времени еще был, и очень хотел приступить к "Архиву" в феврале. (Я даже запланировал поездку на Гавайи, чтобы задать старт работе — нет ничего лучше, чем писать на пляже. Увы, хоть я и уделил немного сил "Архиву", большая часть времени ушла на Starsight.)
Впрочем, с редактированием все сложилось, и в книге все встало на свои места. Судя по отзывам читателей, дополнительный месяц принес свои дивиденды, и я рад, что пошел на это.
Апрель: "Архив"-4
Я как следует сел за "Архив"-4 в апреле и занялся первой частью. Работа спорилась с самого начала, так как я все время занимаюсь разработкой сюжета для этого цикла, даже когда пишу другие книги. Поэтому часто беру с места в карьер. За томами "Архива" стоят буквально два десятка лет планирования.
Май: первая поездка в Европу (Германия)
Поездка вышла очень веселой. Со мной поехал Айзек, мой арт-директор, поскольку он говорит по-немецки. Фанаты были в восторге. Тур удался, однако сильно притормозил работу, написал я мало.
Июнь: "Архив"-4
Вернулся к "Архиву", наконец удалось наверстать отставание из-за поездки в Германию. (Хотя я по-прежнему отставал примерно на месяц из-за Starsight.) Мог бы полностью ликвидировать отставание, но...
Июль: вторая поездка в Европу (Испания-Франция-Бельгия)
Еще одно большое путешествие по Европе, хотя наполовину отпуск, а не по работе. Мой отец в молодости был миссионером Церкви Иисуса Христа Святых последних дней во Франции и Бельгии. Теперь он на пенсии, и мы взяли его с собой, чтобы он показал нам окрестности. Поездка в Испанию была рабочей (там проходит один из моих любимых конвентов по научной фантастике и фэнтези).
Август-сентябрь: "Архив"-4
Я опять погрузился в работу и, несмотря на небольшую поездку на Dragon Con в сентябре (мне дали прекрасный номер в отеле — смотрите, какой вид!), к 9 октября мне (наконец) удалось наверстать все потерянное за март время, что позволило бы в соответствии с начальным планом закончить книгу к 1 января. Однако 11 октября я улетел в очередной тур...
Октябрь: Израиль, третья поездка по Европе (Франция и Чехия)
Я всегда хотел побывать в Израиле и два года назад зарегистрировался на конвент в Тель-Авиве. Это была великолепная поездка. После Израиля мне выпала поистине классная возможность посетить съемки сериала по "Колесу Времени" в Праге. Я чудесно провел время, но приходится признать, что я опять отстал на месяц.
Посмотрите фото с туров и конвентов:
Ноябрь-декабрь: "Архив"-4
Я наконец наверстал все упущенное время и теперь предпринимаю последний рывок, чтобы закончить роман. Весь год план висел на волоске, но теперь я уверен, что закончу книгу к январю, и поэтому позволил издательству Tor объявить дату релиза.
В конечном счете это был великолепный год, несмотря на некоторую суматошность и частые перелеты. (После всех этих путешествий накопилась уйма милей, но обычно я слишком устаю, чтобы их использовать, так что их тратят мои родственники и ассистенты.) В то же время мне очень нравится работать над "Архивом буресвета". Я делаю между книгами цикла такой большой перерыв отчасти для того, чтобы вернуться к ним свежим и энергичным.
Часть 3. Обновления по главным проектам
"Архив буресвета"
Четвертая книга выйдет 17 ноября 2020 года. Я разрешил Tor объявить дату, поскольку уверен, что мы успеем. Все идет по плану, разве что появятся какие-нибудь нежданные ужасающие отзывы от альфа- и бета-ридеров. Предварительное название книги по-прежнему "Ритм войны", но, так как название каждого тома цикла совпадает с названием определенной книги Рошара, я не могу сказать с абсолютной уверенностью, что это название сохранится.
После четвертой книги в первом подцикле "Архива буресвета" останется написать только один том. Как я не первый год говорю, пятая книга станет одним из важнейших промежуточных финалов цикла. Я планирую писать ее в 2022 году, а выпустить в 2023 году. Да, мне известно, многие из вас хотят, чтобы перерыв был короче. Как выяснилось, психологически мне комфортнее всего придерживаться трехлетнего промежутка, так что пока на этом и остановимся. Каждый том по объему соответствует четырем обычным книгам, а значит, это быстрее, чем по книге в год, просто вам приходится читать их по несколько штук сразу.
Статус: полет нормальный!
"Рожденный туманом"
Я надеялся втиснуть четвертую книгу "Двурожденных" в свой график на этот год, но ничего не получилось из-за месячного отставания с "Архивом" (а также насыщенного расписания туров). Я порой забываю, во что мне обходятся поездки, отчасти поэтому тура в поддержку Starsight не было.
Последняя книга "Двурожденных" обязательно должна быть закончена до того, как я приступлю к "Архиву"-5. В июле, когда завершится окончательная редактура "Архива"-4, я переключусь на два основных проекта: четвертый том "Двурожденных" и цикл "Ввысь". (Не исключено, что мне придется сначала заняться "Ввысь"-3, если "Архив" выжжет у меня все желание заниматься эпическим фэнтези. Но и "Ввысь"-3, и "Двурожденные"-4 будут закончены до конца следующего года.)
После этого у меня будет время подумать над третьей эрой "Рожденного туманом", которой я займусь между пятым и шестым томами "Архива".
Статус: Уэйн грозится меня побить, если я не займусь им в ближайшее время. Релиз последней книги в 2021 или 2022 году.
"Ввысь"
Если вы каким-то чудом пропустили, то вторая книга уже вышла. Хочу поблагодарить вас за то, что позволяете мне баловать себя второстепенными проектами. Starsight имела большой успех, даже без тура в ее поддержку. Эти книги очень весело писать, и благодаря им у меня есть возможность расслабиться между большими космеровскими проектами. Здорово, что вы их читаете и принимаете на ура. Одним из моих самых больших страхов как автора было то, что я замкнусь на одном цикле и выгорю.
Как видите по последним 15 годам, что издаются мои книги, я много чем интересуюсь. Это чудесно, что вы хотите читать о Штопор, Говнюке и Погибели с той же готовностью, что и о Каладине, Далинаре и Шаллан. Спасибо, что мои новые циклы такие успешные.
Статус: третья книга будет написана в конце следующего года. Релиз, вероятнее всего, в 2021 году.
Часть 4. Обновления по второстепенным проектам
Dark One
Работа над графическим романом продолжается. Я рад показать вам в этом отчете несколько великолепных страниц. Графический роман обещает быть особенным. У нас еще нет точной даты релиза, но скоро вы все узнаете.
Кроме того, наверное, многие из вас слышали, что Дж. Майкл Стражински (создатель "Вавилона-5" и других крутых проектов) хочет сделать из Dark One телесериал. Сюжет графического романа привлек серьезное внимание Голливуда. Однако Стражински занят и другими проектами, так что Dark One придется подождать.
Статус: в процессе. Ожидаются серьезные подвижки!
Songs of the Dead (бывшая Death by Pizza)
Вечный участник "Итогов Сандерсона" потихоньку обретает жизнь. Мой соавтор Питер Оруллиан предложил озаглавить книгу Songs of the Dead ("Песни мертвых") — замечательное название для истории о певце хэви-металл и по совместительству некроманте.
Мы доделали второй черновик, но потребуется еще и третий. К сожалению, проект подвис из-за меня, поскольку в этом году "Архив" занял практически все мое время. Питер прислал мне последний черновик где-то в июне, а я до сих пор его редактирую. Простите за задержку. Я очень хочу, чтобы вы прочитали эту книгу, но это мой первый проект в соавторстве и выплывают разные косяки, так что нужно еще разобраться, как нам над ним работать.
Надеюсь, что закончу редактуру в начале следующего года и отошлю Питеру, чтобы он работал над последним черновиком, а потом начнем показывать книгу редакторам.
Статус: ждет моей редактуры
The Original
Повесть, над которой я работал с фантастической Мэри-Робинетт Коваль, закончена и записана в формате аудиокниги. Она выйдет очень скоро, и я ею очень горжусь.
Я слегка раздосадован тем, что в этом году вышел фильм с Уиллом Смитом с похожим сюжетом (Скорее всего, речь о Gemini Man — прим. пер.). Но фильм провалился и, по-видимому, был не очень хорош. Возможно, читателям понравится сходная идея в лучшем исполнении? Посмотрим. Я надеялся, что повесть выйдет до фильма с Уиллом Смитом, но Мэри-Робинетт была занята, получая награды за свой превосходный цикл "Леди астронавт", а я с головой погрузился в Рошар.
Статус: скоро выйдет
"Алькатрас"-6
Книга почти закончена, нужны небольшие правки. Опять же, в этом году у меня было мало времени, но эта книга кажется весьма неплохой. В следующем году нужно сделать внутренние иллюстрации и корректуру.
Статус: почти готова
"Элантрис", "Сокрушитель Войн", "Рифматист"
Боюсь, в этом году ничего нового. Но у меня и не было намерения ими заниматься. После завершения работы над "Алькатрасом" я займусь "Рифматистом", так как этот цикл уже давно ждет своего часа. Продолжения "Города богов" и "Сокрушителя Войн" можно не ждать до "Архива"-5 и "Двурожденных"-4.
Я знаю, что многие ждут новостей по "Рифматисту", и мне неловко каждый год говорить одно и то же. (Да, точно такой же абзац был в прошлогодних "Итогах Сандерсона".) Но, если честно, я и правда не могу им заняться до завершения "Алькатраса".
Однако для фанатов "Рифматиста" забрезжил свет в конце тоннеля. Мой сын только что прочитал книгу и присоединился к толпе, требующей продолжения. Так что ваш агент теперь есть у меня дома.
Статус: ждем дальше (простите еще раз)
"Белый песок"
Третий том графического романа вышел в свет!
В ходе работы над первым графическим циклом мы многому научились. Опять же, выплыла уйма косяков. (Например, мы не в восторге от того, что пришлось так часто менять художников.) Есть и хорошая новость: нам так понравилось, что мы планируем еще один цикл на Талдейне, о приключениях Крисс на Темной стороне. Если вы из тех, кто давным-давно прочитал черновик в прозе и ждет концовки, мы с Айзеком как раз работаем над продолжением.
Статус: трилогия закончена, возможно, в следующем году выйдет сборником. Продолжение в разработке.
Часть 5. Обновления по прочим проектам
Информацию по этим небольшим проектам вы можете посмотреть в прошлогодних "Итогах Сандерсона", чтобы мне не повторять одно и то же.
"Мстители", "Легион"
Оба цикла завершены. Меня многие спрашивали о продолжении, и мы думаем над созданием аудио-повестей. Например, по "Легиону" у меня были большие планы превратить цикл в телесериал. Еще не вечер, и права на него выкуплены, но я подумал, не сделать ли мне что-то похожее в формате аудио-сериала. Можно попробовать выпустить серию эпизодов, написанных группой сценаристов со мной в качестве "продюсера". Я бы продолжил историю Мстителей для тех, кому интересно, что произойдет в их мире дальше.
Если проект взлетит, я вам расскажу. Если вам понравится The Original, дайте знать: это повлияет на мое решение, запускать или нет сходные проекты для "Легиона" и "Мстителей".
Статус: завершены, но, возможно, впереди еще много интересного
Adamant
Изменений за последний год нет. Цикл повестей в жанре космооперы лежит в загашнике, пока я не найду для него времени. Рано или поздно это произойдет.
Статус: без изменений
Starburner/Soulburner
Статус: кое-какие подвижки есть, но пока молчу
The Apocalypse Guard
Книга получается все более странной, что неудивительно, если мы работаем с Дэном. Она отошла на задний план, потому что даже редактуры Дэна оказалось недостаточно для того, чтобы она получилась такой, как мы хотим.
Статус: давно без подвижек, возможно, с ней покончено
Другие проекты
Безымянная повесть из мира Треноди, продолжение "Шестого на Закате", еще одна история с Шай и The Silence Divine можно пометить как "возможные" истории, до которых у меня когда-нибудь дойдут руки. Вместе с некоторыми другими космерскими задумками они могут выйти на первый план. (После окончания цикла "Ввысь" будет неплохо написать янг-эдалт роман в Космере, и я начал подбирать идеи.) Aether of Night также зависла, посмотрим. О Космере еще скажу пару слов после новостей о фильмах.
Если я буду писать рассказ для "Архива" с помощью сбора на Kickstarter, то это в равной степени может быть Wandersail (о Ризн), "Рогоед" (о Камне) или продолжение "Шестого на Закате" (что рискованно, поскольку откроет слишком многое о происходящем в космическую эру Космера).
Часть 6. Фильмы и телесериалы
Замечание: за подробностями обратитесь к прошлогодним "Итогам". Самые большие новости: я решил заняться некоторыми из этих проектов плотнее и работаю с Дэном Минцем, продюсером, который пытается воплотить в жизнь кое-что из Космера. Подробности ниже.
"Стоп-кадр"
Написан новый сценарий, и, насколько я знаю, его показывают режиссерам. По-прежнему опцион за MGM, и все вроде бы хорошо, но новостей пока нет.
"Архив буресвета"
Я предложил Дэну Минцу свою помощь, и он очень тепло откликнулся. Последнее время мы вместе работаем над тем, чтобы проект увидел свет.
"Стальное Сердце"
В прошлом месяце истек опцион Fox. Неудивительно, так как после слияния Fox и Disney вряд ли бы Disney дал зеленый свет проекту про супергероев, не относящемуся к Marvel. Вместо того чтобы тут же выставить проект на продажу, я решил подождать пару месяцев и подумать, как лучше поступить.
"Легион"
Опцион за Cineflix Media. Новостей нет.
"Ввысь"
Сделка на подходе, но рассказать пока не могу.
"Алькатрас"
То же самое, сделка на подходе, но рассказать пока не могу.
Dark One
Работаю над проектом вместе со Стражински, и это очень круто.
"Рожденный туманом"
Думаю, не написать ли сценарий самому. Я поговорил с Дэном Минцем, и мы решили, что он возглавит работу над "Архивом", а я — над "Рожденным туманом". Посмотрим, что решу в итоге.
Часть 7. Другие крутые проекты
Книга для детей по миру "Архива"
Издатель, с которым работал Айзек и который занимается книгами с иллюстрациями, спросил, не сделаем ли мы адаптацию истории Шаллан и Шута из "Давшего клятву" про "девочку, что посмотрела вверх". Мы решили, что идея отличная, и Айзек начал работу. Если пойдет как надо, она выйдет примерно в то же время, что и "Архив"-4.
Настольная игра "Зов приключений" от Brotherwise
Этим летом Brotherwise Games выпустит игру "Зов приключений: Архив буресвета". Сначала это было расширение для настолки "Зов приключений", но в итоге получилась самостоятельная игра со 120 картами. Игра с героями, объединяющая жанры стратегии и повествования. Она похожа на игры, где вы создаете королевство или цивилизацию, но в этой вы создаете персонажа. Каждый игрок начинает с картами, которые определяют происхождение, мотивы и судьбу героя. Дальше вы преодолеваете сложности и нарабатываете личностные черты. В игре есть система очков и явный победитель, но изюминка заключается в том, что в конце у героя есть история.
Ребята из Brotherwise — большие мои фанаты, и они тщательно проследили за тем, чтобы все в игре соответствовало книгам "Архива". Когда игроки становятся Сияющими рыцарями и сталкиваются с Враждой, на первый план выходит аспект сотрудничества между игроками, но можно выбрать и путь злодея и противодействовать остальным. Все карты имеют отношение к знакомым эпизодам из книг, и в этой игре вы составляете из них новые истории. Вот иллюстрации для нескольких карт: Выбери сторону (Ганна Пазынюк), Вестник справедливости (Петар Пенев), Встреться с Несотворенными (Артем Демура), Лидер (Ари Ибарра), Инозватель (Рэнди Варгас) и Еще одна попытка (Артем Демура). Дата выхода игры: лето 2020 г., следите за новостями!
Кости от Crafty Games на Kickstarter
Если вы читаете Итоги, как только они вышли, то у вас в запасе всего несколько часов, чтобы присоединиться к кампании на Kickstarter (и помочь им достичь желаемой суммы). Это будет последний сбор на Kickstarter до лета.
Crafty Games отлично справляются по части RPG, и работать с ними одно удовольствие. Если вам хоть немного интересны кости, загляните на Kickstarter. Я жду-не дождусь своего набора!
Часть 8. График выхода книг
Аудиоповесть The Original: 2020 г.
"Архива буресвета"-4: осень 2020 г.
"Ввысь"-3: лето(?) 2021 г.
"Двурожденные"-4: осень(?) 2021 г.
"Алькатрас"-6: 2021-2022 гг.
Графический роман Dark One: 2021-2022 гг.
"Ввысь"-4 (последняя книга): 2022 г.
"Архив буресвета"-5: осень 2023 г.
Часть 9. Бонус: будущее Космера
Наверное, вы заметили в разделе второстепенных проектов, что у меня появились соавторы. Отчасти это произошло потому, что я хочу поработать с друзьями, — это для меня ново и интересно, но еще потому, что я начал понимать: мне нужно больше сосредоточиться на Космере.
Это не значит, что я не буду писать не о Космере. ("Ввысь" это доказывает.) Однако каждый год в день своего рождения я публикую "Итоги Сандерсона" и с возрастом все больше осознаю, что не смогу написать все книги, что задумал. При том, что я все еще относительно молод и пишу относительно быстро.
Давайте объясню. В возрасте от тридцати до сорока я вообще не беспокоился, что не успею написать все, что начал, — мне даже в голову это не приходило. Я просто писал то, что хотелось в данный момент. Теперь мне за сорок, и я осознал, что Космер — большой проект. Летом 2007 года, когда у меня еще не было детей и меня не настигло "Колесо Времени", я впервые спросил себя: "Насколько велик Космер?". По моим прикидкам, от 32 до 36 книг. Это казалось легкой задачей. Если писать по две книги в год, уйдет едва ли пятнадцать лет моей (надеюсь) очень долгой карьеры.
Но я был тогда во многом наивен. Я еще не понимал, сколько усилий от меня потребует "Архив буресвета". Не понимал, сколько времени будут съедать туры, когда я наберу популярность. Не понимал, что моего внимания потребуют другие проекты, например, фильмы.
Спустя пару лет я понял, что многие задумки нужно воплощать в жизнь в формате повестей, а не полноценных романов с продолжениями. (Например, "Душа императора" и "Шестой на Закате" родились именно из этого понимания.) Последнее время я стал спрашивать себя: "Может быть, написать эту книгу в соавторстве? Сделать ее аудиокнигой или графическим романом?". Это альтернативные способы рассказать мои истории, но на них я трачу меньше времени. Пожалуйста, поделитесь, нравится ли вам результат этих усилий. Я не могу перестать заниматься второстепенными проектами — как я говорил множество раз, так я борюсь с выгоранием, — но, возможно, получится сделать их не такими затратными по времени.
Как бы там ни было, вот что мы имеем сейчас по Космеру, не считая возможных янг-эдалт книг и повестей. Законченные книги выделены жирным. Хронология дат написания также не строгая.
"Элантрис"-1 ("Город богов")
"Элантрис"-2
"Элантрис"-3
"Рожденный туманом"-1 (эра 1)
"Рожденный туманом"-2
"Рожденный туманом"-3
"Архив буресвета"-1
"Архив буресвета"-2
"Архив буресвета"-3
"Архив буресвета"-4
"Архив буресвета"-5
"Двурожденные"-1 (эра 2)
"Двурожденные"-2
"Двурожденные"-3
"Двурожденные"-4
"Сокрушитель Войн"-1
"Сокрушитель Войн"-2
"Рожденный туманом", эра 3, книга 1
"Рожденный туманом", эра 3, книга 2
"Рожденный туманом", эра 3, книга 3
"Архив буресвета"-6
"Архив буресвета"-7
"Архив буресвета"-8
"Архив буресвета"-9
"Архив буресвета"-10
"Драконья сталь"-1
"Драконья сталь"-2
"Драконья сталь"-3
Повесть по Треноди
Книга по Aether-1
Книга по Aether-2
Книга по Aether-3
"Рожденный туманом", эра 4, книга 1
"Рожденный туманом", эра 4, книга 2
"Рожденный туманом", эра 4, книга 3
Всего 35 романов. По первоначальной задумке в 2007 г. их было максимум 36, но имелись отличия. Например, цикл "Драконья сталь" состоял из 7 книг, но я быстро понял, что значительная часть истории уходит в "Архив буресвета". (Четвертый мост, напомню, был задуман в Йолене — мире "Драконьей стали". Впрочем, как и Далинар.)
Я сократил "Драконью сталь" до трилогии, оставив там только захватывающую историю Хойда и его происхождения. (А также раскол Адональсиума.) "Драконья сталь" довольно хорошо встала на свое место в истории Космера, поэтому количество основных романов осталось примерно тем же, даже после добавления книг "Двурожденных".
Первоначально не предусматривалась повесть по Треноди, это должен был быть отдельный роман, в котором я запланировал кое-что из того, чем занимаюсь сейчас. "Белый песок" превратился в графический цикл. Еще в начале я не был уверен, сколько будет отдельных романов, отсюда и цифра 32-36. Теперь "главных" космерских книг 35. (Правда, я еще не решил, впишется ли сюда Aether.)
За последние 15 лет написано 11 книг по Космеру, меньше трети запланированного. Значит, такими темпами мне писать еще лет тридцать — до семидесяти четырех лет. (При условии, что мне не придет в голову написать какой-нибудь киберпанк по "Рожденному туманом" между третьей и четвертой эрами или парочку отдельных романов, к чему у меня очень лежит душа.)
Думаю, теперь вы понимаете, почему мне нужно больше заниматься Космером. Не хочу, чтобы ускользнули годы, и самое время подумать обо всем этом сейчас, а не когда мне стукнет шестьдесят и я пойму, что не уделял достаточно сил тому или иному циклу.
Я пишу это не затем, чтобы вас напугать. (Будем надеяться.) Причина, по которой я разделил все на отдельные циклы, пусть и в рамках одного мира, заключается в том, чтобы были промежуточные концовки и я мог "завершать" циклы, а не заставлять вас ждать вечно. В то же время, Космер — работа моей жизни, и с самого начала я хотел, чтобы она была эпичной во всех смыслах этого слова.
Надеюсь, вы наслаждаетесь нашим совместным путешествием, потому что я не собираюсь останавливаться.
Запаздываю на пару часов, и все-таки: 18 декабря — ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МУРКОКА: 80 лет. И наш с "Миром фантастики" скромный подарок ему — те самые большое интервью и очень большая статья, 80 историй к 80-летию, написанные в творческом беспорядке, как завещал нам великий Джерри Корнелиус. И я не устану повторять: Муркок муркоковски велик.
Сегодня я хочу вспомнить и Эндрю, Андрея Зильберштейна, которого мне и, я знаю, очень много кому ещё так не хватает. Когда мы встречались, вместо "привет" всегда говорили "Муркок!" — "Муркок!". И я знаю, что Эндрю сегодня праздновал бы юбилей ММ так же, как я. Статья посвящена памяти Андрея. Wherever you are.
Часть первая тут. Продолжаю перевод выдержек из книги, на сей раз коснемся поэзии ГФЛ. Отрадно узнать о готовящемся сборнике от АСТ, надеюсь увидеть некоторые произведения, о которых пойдет речь ниже.
Часть вторая. Поэзия.
О поэзии Лавкрафта отзывались сурово. Уинфилд Таунли Скотт, сам весьма посредственный поэт, заявил тоном властной обреченности, что основная часть стихов Лавкрафта – «мусор восемнадцатого века». Как ни странно, сам Лавкрафт был близок к подобному суждению. В 1929 году он сформулировал, пожалуй, самую здравую оценку своей стихотворной карьеры, которую только можно дать:
«В моем метрическом послушничестве я был, увы, хроническим и закоренелым подражателем, позволявшим моим антикварным наклонностям брать верх над моим абстрактным поэтическим чувством. В результате вся цель моего сочинительства вскоре исказилась – до тех пор, пока я не стал писать ради воссоздания вокруг себя атмосферы моих любимых произведений XVIII века. Самовыражение как таковое исчезло из поля зрения, и единственным моим критерием совершенства была степень, с которой я подходил к стилю мистера Поупа, доктора Янга, мистера Томсона, мистера Аддисона, мистера Тикелла, мистера Парнелла, доктора Голдсмита, доктора Джонсона и других. Мой стих утратил все остатки оригинальности и искренности, его единственной заботой было воспроизвести типичные формы и настроения георгианской обстановки, в которой он создавался. Язык, лексика, идеи, образы – все подчинялось моей собственной интенсивной цели мыслить и мечтать о возвращении в тот мир париков и латыни, который по какой-то странной причине казался мне нормальным миром».
К этому анализу мало что можно добавить. Это показывает, что Лавкрафт использовал поэзию не для эстетических, а для психологических целей: как средство обмана, чтобы заставить себя поверить, что восемнадцатый век все еще существует – или, по крайней мере, что он сам был продуктом этого века и каким-то образом перенесся в чуждую и отталкивающую эпоху.
Лавкрафт действительно был основательно начитан поэтами семнадцатого и восемнадцатого веков – от великих (Драйден, Поуп, Грей, Джонсон) до почти великих (Чаттертон, Коллинз, Купер, Томсон) и посредственных (Шенстоун, Крабб, Битти). И несмотря на его неоднократные утверждения, что Поуп был его главным поэтическим образцом, его стихи ближе по тону и ритму к более вольным и неформальным стихам Драйдена; как бы он ни восхищался «Дансиадой» и «Эссе о критике», Лавкрафт не мог надеяться сравниться с искрящейся и тесно сплетенной поэтической риторикой Поупа. И все же следует отметить, что Лавкрафт редко прибегал к откровенному подражанию своим любимым августинцам. Единственный случай явного подражания, который я нашел (и даже это может быть бессознательно), – это первая строфа «Заката» (Sunset) (1917 г.):
The cloudless day is richer at its close;
A golden glory settles on the lea;
Soft, stealing shadows hint of cool repose
To mellowing landscape, and to calming sea.
Тут сразу вспоминается «Элегия» Грея:
The Curfew tolls the knell of parting day,
The lowing herd wind slowly o’er the lea,
The plowman homeward plods his weary way,
And leaves the world to darkness and to me.
Поэзия Лавкрафта разделяется на несколько групп, обычно различающихся по тематике. Большую часть его стихов можно классифицировать под широкой рубрикой поэзии по случаю; этот класс включает такие вещи, как стихи друзьям и коллегам, сезонные стихи, стихи о любительских делах, подражания классической поэзии (особенно «Метаморфозы» Овидия) и другие разные стихи. Существует, по крайней мере, до 1919 года, большое количество политических или патриотических стихов, почти полностью бесполезных. Сатирическая поэзия громадна в ранний период Лавкрафта, и это, пожалуй, наиболее последовательно похвальное из его метрических произведений. Вирдовые стихи не столь обширны до 1917 года, но к концу жизни почти все его стихи стали таковыми. Эти категории, конечно, пересекаются: часть сатирической поэзии направлена на коллег или отдельных лиц в любительском литературном кругу, или на политические темы.
Объем стихов Лавкрафта также претерпевает колебания в течение его карьеры. Большинство из его стихотворений (от 250 до 300) были написаны в период 1914-1920 гг.; другими словами, в период его самого широкого участия в любительской журналистике. Иногда кажется, что Лавкрафт пишет стихи только для того, чтобы обеспечить различные журналы достаточным количеством материала; в некоторых случаях он публиковал несколько стихотворений в одном номере, причем каждое стихотворение появлялось под иным псевдонимом. В период 1921-1929 годов было написано сравнительно мало стихотворений, и можно только догадываться, почему. Кажется очевидным, что его творческая энергия была перенаправлена на художественную литературу, но само по себе это не кажется удовлетворительным объяснением. Заметка, сделанная еще в 1920 году, наводит на размышления: «Полета воображения и изображения пасторальной или природной красоты можно достичь в прозе – и даже лучше, в стихах. Именно этот урок преподал мне неподражаемый Дансени». Конечно, в собственных дансенианских фантазиях Лавкрафта используются все те же элементы – словесная живопись, образность, метафора, символизм и тому подобное, – которые обычно являются областью поэзии, и эти элементы постепенно просачиваются в его реалистические рассказы ужасов. Возможно, еще одной причиной поэтического подъема Лавкрафта является его встреча с Кларком Эштоном Смитом в 1922 году: превосходный поэт, он, хотя и не был модернистом, показывал на примере, как поэзия великой красоты и силы может быть энергично и в целом современно сложена. Лавкрафт едва ли мог не осознавать ужасную неполноценность своего собственного стиха по сравнению с такими вещами, как «Ступающий по звездам» и «Гашишеед». Поэтическая муза Лавкрафта мимолетно возродилась в 1929-1930 годах, и я еще расскажу об этом позже.
С точки зрения формы Лавкрафт всегда оставался верен самым традиционным и строгим формам английской поэзии: героическому двустишию (рифмующиеся пентаметры), четверостишию (по образцу Томаса Грея), сонету (хотя «Грибы с Юггота» не совсем точно следуют правилам как итальянской, так и шекспировской формы сонета) и случайным набегам на ямб-триметр (используя «Худибраса» Сэмюэля Батлера, Джонатана Свифта или Эдгара Аллана По в качестве проводников) или внутренне рифмующемуся стиху (как в его самом первом стихотворении «Поэма об Улиссе» [1897], метрически смоделированному по образцу «Поэмы о старом моряке» Кольриджа). Лавкрафт был так привязан к рифме, что даже такой консервативный метр, как пентаметр, он использовал относительно редко, хотя и эффектно. Как уже говорилось ранее, он с презрением относился почти ко всем отступлениям от традиции, имевшим место в поэзии первых десятилетий века, в частности к имажизму и верлибру. Маятник вкуса качнулся теперь так далеко в этом направлении, что стихи Лавкрафта, уже архаичные для своего времени, теперь кажутся вдвойне далекими; но его более поздняя поэзия, в которой он отбрасывает большинство архаизмов, которые заглушили его предыдущую работу, может занять свое место среди других таких консервативных поэтов, как Руперт Брук, Уолтер де ла Мар и Ральф Ходжсон.
О такой поэзии Лавкрафта вообще трудно говорить доброжелательно. Во многих случаях читатель буквально теряется в догадках, что пытается поведать этим стихом автор. Эти стихи, по-видимому, часто служили просто эквивалентами писем. Действительно, Лавкрафт однажды признался, что «в юности я почти не писал писем – благодарить кого-либо за подарок было таким тяжелым испытанием, что я предпочел бы написать пастораль из двухсот пятидесяти строк или двадцатистраничный трактат о кольцах Сатурна». К счастью для нас, следующее произведение не состоит из 250 строк, но оно служило той же цели:
Dear Madam (laugh not at the formal way
Of one who celebrates your natal day):
Receive the tribute of a stilted bard,
Rememb’ring not his style, but his regard.
Increasing joy, and added talent true,
Each bright auspicious birthday brings to you;
May they grow many, yet appear but few!
Это стихотворение «To an Accomplished Young Gentlewoman on Her Birthday, Decr. 2, 1914» – это, конечно, акростих. Я не уверен, кто такая Дорри М (Dorrie M). Это стихотворение не было опубликовано, насколько мне известно, при жизни Лавкрафта. Во всяком случае, стихи такого рода, к сожалению, часто встречаются в его ранних работах, многие из них гораздо длиннее и утомительнее, чем это.
Некоторые редкие стихи, адресованные его коллегам, представляют некоторый интерес с биографической точки зрения. «Сэмюэлу Лавмену, эсквайру, о его поэзии и драме, написанных в елизаветинском стиле» (1915) – дань уважения любителю старины, с которым Лавкрафт в то время не был знаком. Позже, конечно, Лавмен станет одним из его самых близких друзей. «Мистеру Кляйнеру на получение поэтических произведений Аддисона, Гея и Сомервиля» (1918) – это благодарственное письмо Кляйнеру за получение книги, а также восхитительный импрессионистический отчет о трех упомянутых авторах. К сожалению, однако, почти все элегии Лавкрафта для друзей или родственников – среди них «Элегия о Франклине Чейзе Кларке» (1915), «Элегия о Филлипсе Гэмвелле» (1917), «Хелен Хоффман Коул: дань клуба» (1919) и «Ave Atque Vale» (1927; о смерти Джонатана И. Хоуга) – прискорбно деревянные и лишены подлинного чувства. Нет сомнения, что Лавкрафт действительно испытывал глубокое волнение при виде этих людей, но он был совершенно неспособен выразить его в своих стихах.
О сезонных стихах можно сказать очень мало. Есть стихи почти о каждом месяце года, а также о каждом из отдельных сезонов; но все они банальны, механичны и условны. Можно предположить влияние книги Джеймса Томсона «Времена года» (1727), но в самой работе Лавкрафта совершенно отсутствуют тонкие философские и нравственные размышления, которые Томсон искусно переплетает с описаниями времен года и пейзажей. Сам Лавкрафт однажды написал: «импровизированный стих, или "поэзия" на заказ, легок только тогда, когда к нему подходят в холодно-прозаическом духе. Если есть что сказать, метрический механик вроде меня может легко вбить это в технически правильный стих, заменив формальную поэтическую дикцию реальным вдохновением мысли». Одно из ранних стихотворений, «Осень на Миссисипи» (1915), было подписано как «Говард Филлипс Лавкрафт, метрический механик».
Одна героическая работа требует некоторого рассмотрения – это «Старое Рождество» (1917), чудовище из 332 строк, самая длинная поэма Лавкрафта. На самом деле, если принять предпосылку этого стихотворения – воссоздание типичной Рождественской ночи в Англии времен королевы Анны, – то можно извлечь немалое удовольствие из его решительно полезных и веселых двустиший. Иногда желание Лавкрафта сохранить бодрость духа до горького конца сбивает его с пути истинного, как тогда, когда он изображает семью, собравшуюся в старом поместье:
Here sport a merry train of young and old;
Aunts, uncles, cousins, kindred shy and bold;
The ample supper ev’ry care dispels,
And each glad guest in happy concord dwells.
Такое мог написать только тот, кто не бывал часто на семейных посиделках. Тем не менее, явная гениальность стихотворения в конечном счете побеждает, если проникнуться старой дикцией. Временами в игру вступает пародийный юмор («Assist, gay gastronomic Muse, whilst I/In noble strains sing pork and Christmas pie!»); и даже когда Лавкрафт отдает обязательную дань христианству («An age stiIl newer blends the heaten glee/With the glad rites of Christ’s Nativity»), он мягко подрывает его, изображая гостей, жаждущих начать пир («Th’ impatient throng half grudge the pious space/That the good Squire consumes in saying grace»).
Много лет спустя это стихотворение получило толику похвалы от англо-канадского соратника Лавкрафта, Джона Рейвенора Буллена. Комментируя работу в Трансатлантическом Циркуляторе, Буллен заметил, что стихотворение было «английским во всех отношениях».
Среди наиболее восхитительных стихов по случаю есть те, которые сосредоточены вокруг книг и писателей. Здесь Лавкрафт находится в своей стихии, ибо в ранние годы книги были его жизнью, а его жизнь – книгами. «The Bookstall» (1916), посвященный Рейнхарду Кляйнеру, является одним из самых ранних и лучших из них. Отбросив современную эпоху, лавкрафтовская «фантазия манит меня к более благородным дням»:
Say, waking Muse, where ages best unfold,
And tales of times forgotten most are told;
Where weary pedants, dryer than the dust,
Like some lov’d incense scent their letter’d must;
Where crumbling tomes upon the groaning shelves
Cast their lost centuries about ourselves.
Лавкрафт использует это стихотворение, чтобы показать некоторые из самых любопытных книг из своей собственной библиотеке: «With Wittie’s aid to count the Zodiac host» (ссылаясь на «Ouronoskopla» Роберта Уитти [1681], одну из самых старых книг в его библиотеке), «O’er Mather’s prosy page, half dreaming, pore» (ссылаясь на его родовой экземпляр первого издания «Magnalia Christi Americana» Коттона Мэзера [1702]) и самую восхитительную из всех, «Go smell the drugs in Garth’s Dispensary!» (обращаясь к своей копии «The Dispensary» сэра Сэмюэль Гарта [1699]). Последняя строка стоит почти всех его архаических стихов, вместе взятых. Как может не тронуть эта хвалебная ода коту?
Upon the floor, in Sol’s enfeebled blaze,
The coal-black puss with youthful ardour plays;
Yet what more ancient symbol may we scan
Than puss, the age-long satellite of Man?
Egyptian days a feline worship knew,
And Roman consuls heard the plaintive mew:
The glossy mite can win a scholar’s glance,
Whilst sages pause the watch a kitten prance.
Две грани поэзии Лавкрафта, которые можно безболезненно пропустить, – это его классические подражания и его философская поэзия. Лавкрафт, казалось, бесконечно любил создавать вялые подражания «Метаморфозам» Овидия – его первая поэтическая любовь, напомним, была прочитана в переводе в возрасте восьми лет – включая такие вещи, как «Гилас и Мирра: сказание» (1919), «Мирра и Стрефон» (1919) и некоторые другие. Из ранней философской поэзии примечательны только две. «Вдохновение» (1916) – тонкое двухстрочное стихотворение о литературном вдохновении, приходящем к писателю в неожиданный момент. «Братство» (1916) – поистине достойная похвалы поэма, удивительная для Лавкрафта на этом этапе его карьеры. Можно найти много примеров социального снобизма Лавкрафта как в его жизни, так и в его художественной литературе, так что неудивительно, что это стихотворение начинается:
In prideful scorn I watch’ d the farmer stride
With step uncouth o’er road and mossy lane;
How could I help but distantly deride
The churlish, callous’d, coarse-clad country swain?
Другое дело, насколько искренен Лавкрафт в этой поэме; ему потребовалось много времени, чтобы отказаться от классовых различий, но не в полной мере. Но «Братство» – это все-таки пронзительное стихотворение.
С годами читателям Лавкрафта в любительской прессе стало очевидно (как всегда было очевидно и самому Лавкрафту), что в своей поэзии он был застенчиво устаревшим ископаемым с замечательным техническим мастерством, но без настоящего поэтического чувства. Даже У. Пол Кук, который так горячо поощрял писателя-фантаста Лавкрафта, сказал о его поэзии в 1919 году: «Я не могу полностью оценить мистера Лавкрафта как поэта . . . Для меня большая часть его стихов слишком формальна, слишком искусственна, слишком высокопарна в фразеологии и форме». В конце концов Лавкрафт начал подшучивать над собой на этот счет; один из самых восхитительных таких образцов – «О смерти рифмующего критика» (1917). Сатира здесь подчеркнуто обоюдоострая. Говоря о смерти некоего Мейсера, рассказчик стихотворения обращает внимание на строки из восьми слогов (метры выбора Сэмюэля Батлера и Свифта, а также Рейнхарда Кляйнера и старого оппонента Лавкрафта по Argosy Джона Рассела):
A curious fellow in his time,
Fond of old books and prone to rhyme—
A scribbling pedant, of the sort
That scorn the age, and write for sport.
A little wit he sometimes had,
But half of what he wrote was bad;
In metre he was very fair;
Of rhetoric he had his share—
But of the past so much he’d prate,
That he was always out of date!
Этот и более поздний отрывок еще раз показывает, что Лавкрафт вполне сознавал свои недостатки как поэта; но к концу поэмы дело принимает неожиданный оборот. Лавкрафт теперь играет на своем мастерстве корректора плохой поэзии – он, вероятно, уже к этому времени начал заниматься редактурой – тем, что рассказчик поэмы в конце концов споткнулся некомпетентно. Он должен написать элегию о Мацере для утреннего солнца, но кто ему в этом поможет? Стихотворение буквально распадается:
So many strugglers he befriended,
That rougher bards on him depended:
His death will still more pens than his—
I wonder where the fellow is!
He’s in a better land—or worse—
(I wonder who’ll revise this verse?)
Более поздняя поэма, «Мертвый книжный червь» (1919), также имеет . Здесь предметом насмешливого восхваления является некто, просто названный книжным червем, чахлый, «живущий наполовину» персонаж:
Well, now it’s over! (Hello, Jack!
Enjoy your trip? I’m glad you’re back!)
Yes—Bookworm’s dead—what’s that? Go slow!
Thought he was dead a year ago?
И так далее. Жизнерадостность и разговорность этого стихотворения весьма необычны для Лавкрафта и могут свидетельствовать о влиянии vers de société Рейнхарта Кляйнера, несправедливо забытого мастера этой легкой формы.
Это подводит нас к сатирической поэзии Лавкрафта, которая не только охватывает очень широкий спектр тем, но и, очевидно, является единственным аспектом его поэзии, кроме вирдового стиха, который имеет какое-либо значение. Кляйнер пишет в «Заметке о стихах Говарда Ф. Лавкрафта» (1919), первой критической статье о Лавкрафте:
«Многие, кто не может читать его более длинные и амбициозные произведения, находят легкие или юмористические стихи мистера Лавкрафта решительно освежающими. ...Читая его сатиры, невольно чувствуешь, с какой живостью автор их сочинил. Они достойны восхищения тем, как они раскрывают глубину и интенсивность убеждений мистера Лавкрафта, в то время как остроумие, ирония, сарказм и юмор, которые можно найти в них, служат показателем его силы как полемиста. Почти безжалостная свирепость его сатиры постоянно смягчается сопутствующим юмором, который имеет то достоинство, что заставляет читателя не раз хихикать при прочтении какого-нибудь выпада, направленного против конкретного человека или политики, которые могли вызвать неудовольствие мистера Лавкрафта».
Этот анализ весьма точен. Лавкрафт сам заметил в 1921 году: «какое бы веселье я ни испытывал, оно всегда проистекает из сатирического принципа».
Во многих случаях коллеги являются объектами либо мягкой, либо едкой сатиры. К первому типу относится целый ряд стихотворений, написанных вокруг легкомысленных любовных похождений молодого Альфреда Гальпина, кульминацией которой является стихотворная пьеса «Альфредо» (1918), в которой Гальпин, Рейнхард Кляйнер, Морис У. Мо и другие (включая самого Лавкрафта) предстают в тонко замаскированном виде в качестве фигур испанского двора эпохи Ренессанса. Захватывающая кульминационная сцена, в которой почти каждый персонаж умирает, приводит эту обширную шутку к соответствующим абсурдным выводам.
Литературные ошибки или литературный модернизм (почти то же самое для Лавкрафта) также являются мишенью многих сатирических произведений. Когда Айзексон в «В минорном ключе» отстаивал Уолта Уитмена как «величайшего американского мыслителя», Лавкрафт ответил едким опровержением в прозе под названием «В мажорном ключе» (1915), в которое он включил безымянное стихотворение об Уитмене:
Behold great Whitman, whose licentious line
Delights the rake, and warms the souls of swine;
Whose fever’d fancy shuns the measur’d place,
And copies Ovid’s filth without his grace.
И так далее. Уитмен был идеальной мишенью для Лавкрафта в то время, не только в его презрительном отказе от традиционного метра, но и в его откровенных дискуссиях о гомосексуалистах и гетеросексуалах.
«Кошмар По-эта» (1916) – одно из самых замечательных стихотворений Лавкрафта и, безусловно, самое значительное произведение фантастической поэзии, если не считать «Грибов с Юггота». Р. Борем написал вдумчивое и подробное исследование этого стихотворения, и я добавлю лишь несколько примечаний. Во-первых, структура стихотворения своеобразна: у нас есть длинный вводный раздел и заключительный раздел в героических куплетах, с длинной центральной частью в пятистопном белом стихе. Я не уверен, что эта структура очень удачна, ибо внешние разделы, комические по своей природе, имеют тенденцию ниспровергать точку космического центра; и все же мы знаем, что подлинные взгляды Лавкрафта заложены в этой средней части.
Самое интересное в «Кошмаре По-эта» – это само его существование. Это действительно первый пример художественного выражения космизма Лавкрафтом, написанный за год до его возобновления художественной литературы в лице «Дагона» и за годы до кристаллизации космизма в «Зове Ктулху» (1926), «Хребтах Безумия» (1931) и «Тени вне времени» (1934-35). И все же трудно было бы найти более концентрированное выражение космизма, чем в «Кошмаре По-эта»:
Alone in space, I view’d a feeble fleck
Of silvern light, marking the narrow ken
Which mortals call the boundless universe.
On ev’ry side, each as a tiny star,
Shone more creations, vaster than our own,
And teeming with unnumber’d forms of life;
Tho’ we as life would recognise it not,
Being bound to earthly thoughts of human mould.
Что еще более важно, мы узнаем, что этот космизм происходит не от литературы, а от философии и науки. Такие строки, как
...whirling ether bore in eddying streams
The hot, unfinish’d stuff of nascent worlds
проясняют доминирующее литературное влияние на центральный раздел – это Лукреций. И хотя Лукреций находит не ужас, а только благоговение, изумление и величие в созерцании бесконечного пространства, оба поэта видят в необъятности космоса опровержение значимости человека. В этом смысле «Кошмар По-эта» – ключ к развитию всей космической философии Лавкрафта. Хотя позднее он заметил, что большую часть философии (или, по крайней мере, ее вымышленное представление) он почерпнул от Дансени, тот факт, что это стихотворение на три года предшествует знакомству с Дансени, указывает на то, что его космизм не подвергся литературному влиянию, а был взят изначально из его изучения астрономии в 1902 году, а затем из его ранних чтений философии Демокрита, Эпикура и Лукреция, смягченных достижениями девятнадцатого века в биологии, химии и астрофизике.
Одно длинное стихотворение, которое стоит рассмотреть – «Психопомп: Сказка в рифме» (1918). В отличие от большей части вирдовых стихов Лавкрафта, написанных до этого времени, очевидное влияние на это 312-строчное стихотворение оказал не По, а баллады сэра Вальтера Скотта, хотя я не нашел у Скотта ни одного произведения, аналогичного «Психопомпу». Это удивительно эффектное повествование об оборотнях или меняющих форму, по сути, единственый пример, в котором Лавкрафт писал об условном мифе; а общая средневековая обстановка делает «Психопомп» чем-то вроде стихотворной готической сказки. Я не совсем понимаю, каково значение названия: психопомпы (от греческого psychopompos, «конвейер мертвых» [то есть в подземный мир]) используются в некоторых более поздних сказках, но не в отношении оборотней. Интересно, что Лавкрафт сам классифицировал это произведение среди своих прозаических рассказов, поскольку оно встречается в нескольких списках его рассказов. Несмотря на свои литературные влияния и намеренную очевидность сюжета, «Психопомп» – это триумф, полный ловких и тонких штрихов. Стихотворение движется четко и плавно, лукаво намекая на отвратительную правду, скрывающуюся за кажущимися безобидными событиями; и оно достигает удовлетворительной кульминации, когда господин де Блуа ищет мести за смерть своей жены, ведя группу оборотней в скромный коттедж судебного пристава Жана и его семьи. Повествование начинается как бы в сочувствии к затворничеству благородного господина и дамы де Блуа: естественно, что злые легенды витали над людьми, которые (как Лавкрафт) не были традиционно религиозны и держались обособленно:
So liv’d the pair, like many another two
That shun the crowd, and shrink from public view.
They scorn’d the doubts by ev’ry peasant shewn,
And ask’d but one thing—to be let alone!
В остальном любопытное использование распятия в качестве важной защиты от сверхъестественных волков – это просто поклон в сторону странной традиции.
Значительный всплеск поэзии, большей частью фантастической, в конце 1929 года – явление, параллельное огромному всплеску художественной литературы Лавкрафта в конце 1926-начале 1927 года. Но в то время как причина последнего – его эйфорическое возвращение в Провиденс после двух травмирующих лет в Нью-Йорке – едва ли вызывает сомнения, то причину первого установить труднее.
Между завершением «Данвичского ужаса» летом 1928 года и началом «Шепчущего во тьме» в феврале 1930 года Лавкрафт не писал никакой художественной литературы – за исключением, по общему признанию, крупного романа–призрака «Курган» (конец 1929-начало 1930 года). Даже здесь мы замечаем, что к осени 1929 года прошел уже целый год с тех пор, как Лавкрафт вообще писал художественную литературу; возможно, он чувствовал, что ужасающая поэзия поможет возродить его вымышленные силы. Это было также подходящее время для Лавкрафта, чтобы реализовать некоторые новые теории о поэтическом письме: исчезло желание подражать поэтам восемнадцатого века, Лавкрафт призывал вместо этого – как к себе, так и к таким своим корреспондентам, как Элизабет Толдридж – современную идиому, лишенную избитых инверсий и поэтицизма. В результате получаются такие вещи, как «Древний след», «Вестник» и «Грибы с Юггота». Хотя, за исключением последнего, поэзия этого периода лишена какого-либо философского обоснования, это, безусловно, самый запоминающийся и хорошо продуманный стих, который он когда-либо писал. «Вестник» – это такой же безупречный ужасающий сонет, словно написанный Кларком Эштоном Смитом или Дональдом Уондри. «Древняя тропа» – это невыразимо пронзительное и леденящее душу стихотворение, а «Лес» содержит в себе нетленную строку: «forests may fall, but not the dusk they shield».
Многое написано о «Грибах с Юггота», но трудно отрицать, что доминирующей чертой этого цикла сонетов является полная случайность тона, настроения и значения. В отличие от «Сонетов полуночные часов» Уондри, объединенных тем фактом, что все они взяты из снов Уондри и их повествования от первого лица, в серии сонетов Лавкрафта мы имеем хоррор миниатюры, автобиографические зарисовки, задумчивую философию, апокалиптический космизм и стихотворные кошмары. Я уже отмечал, что примерно в 1933 году Лавкрафт попытался переписать «Грибы» в прозу, во фрагменте под названием «Книга»; он, кажется, дошел до первых трех сонетов (которые действительно представляют собой связное повествование), но дальше его вдохновение, похоже, угасло. Даже если мы предположим, что первые три сонета являются своего рода обрамляющим зачином, а остальные тридцать три – зарисовками, полученными из книги, которую открыл рассказчик, трудно представить себе цикл как единое целое. Кажется более вероятным, что Лавкрафт рассматривал «Грибы» как подходящее средство кристаллизации различных концепций, образов и фрагментов сновидений, которые в противном случае не нашли бы творческого выражения – образной уборки дома, так сказать. Степень, в которой Лавкрафт воплотил элементы из своей тетради для творческих заметок в сонетах, подтверждает этот вывод; в сущности, «Грибы с Юггота» можно было бы читать как своего рода дневник образов.
В конечном счете, странная поэзия Лавкрафта явно выделяется как наиболее значительный подкласс его стиха в целом; но даже этот подкласс приобретает свою наибольшую ценность не внутренне, а за свет, который он проливает на художественную литературу Лавкрафта. Ранний вирдовый стих заслуживает дальнейшего изучения; и «Грибы» – неисчерпаемые источники деталей и концепций, что рано или поздно обнаруживаются в прозе. К счастью, Лавкрафт пришел к выводу, что он был главным образом «прозаическим реалистом»; ведь если бы он не писал ничего, кроме стихов, его бы сегодня мало кто помнил, да он не заслуживает такой участи – просто у него не было своего голоса в поэзии. Верно, что его ранняя литература несет следы влияния По, Дансени, Мейчена, Блэквуда и других; но в конечном счете его литература стала исключительно его собственной, чего не скажешь о поэзии, хотя ближе к концу проблески были. И все же его поэзия существует и привлекает наше внимание хотя бы своим мастерством, точностью, а иногда и незабываемой линией, концепцией или образом.
облако тэгов
