В феврале в серии «Звёзды научной фантастики» выходит роман Яцека Дукая «Идеальное несовершенство» в вашем переводе. Насколько нам известно, Яцек Дукай знает русский язык и очень трепетно относится к переводам, сам их проверяет и авторизует. Как обстояла ваша работа над переводом «Несовершенства»?
К тому моменту, как я начал переводить роман, у меня уже был опыт общения с автором: мы довольно много переписывались, пока я переводил «Иные песни». Яцек Дукай и правда очень требовательный автор. Требовательный, прежде всего, к себе — но оттого и к другим, и к переводчикам — в частности. Насколько мне известно, он не менее плотно общается и с переводчиками его романов на английский (в частности, с теми, кто работает над переводом его opus magnum, романа «Лед»). К тому же он действительно хорошо знает русский (достаточно хорошо, чтобы, например, поддерживать двуязычную беседу с русскоязычными — и украиноязычными, кстати, — читателями, как это было на прошлогоднем львовском «Форуме издателей»). Он — представитель того поколения, которое учило русский в школе, к тому же, он активно возобновлял эти свои знания, пока работал надо «Льдом» (сбор материала предполагал обильное чтение русскоязычных первоисточников).
И именно из-за Яцека Дукая я получил эдакий переводческий «стокгольмский синдром». Существует ведь два полюса реальных переводческих стратегий: первая — «дополняй-и-объясняй», где переводчик тянет автора к читателю, выступая одновременно почти соавтором («boromir smiled», в общем); вторая — суровый буквализм, где калькируются авторские языковые решения; первая стратегия притягательна и всегда позволяет переводчику говорить «это не бага, а фича», вторая — всегда отчего-то довольно мучительна, ресурсоемка и часто находится в шаге от решений, имеющих лишь частичное отношение к художественному переводу (и еще тут всегда возникает проблема контроля за редактированием, необходимости предварительно объяснять, отчего в этом конкретном месте абзац выглядит именно так, как он выглядит).
И вот я отослал перевод «Иных песен» автору — и оказалось, что он (вот кто бы мог подумать!) куда больше ценит то, что сделал он сам, чем переводческие «изменения-и-дополнения»; пометок вроде: «тут в польском тексте другое слово» или «этих слов в романе нет» — оказалось в возвращенном куске текста в количестве. Плюс именно в переписке с автором пришлось вырабатывать и тот специфический язык «польского текста о грекоцентричном мире, работающем на основе метафизики Аристотеля», который, полагаю, не мог не вызывать некоторый ступор у неподготовленного читателя.
Но отчего приятно работать с Дукаем — он не только ставит переводчику вопросы и говорит о своих сомнениях; он активно помогает понять, что именно автор хотел сказать, используя такие-то и сякие-то приемы или вставляя вот это вот заковыристое слово, которое — нет, совершенно не нужно заменять более простым и понятным аналогом. Такая работа очень дисциплинирует переводчика, закрепляет в голове определенные ориентиры и дает представление о твоей, как переводчика, свободе при обращении с авторским текстом.
Когда позже я работал над переводом «Сезона гроз» Сапковского, именно это мешало сильнее всего: с одной стороны, был авторский язык (усложненный специфической лексикой, где Сапковский с удовольствием показывает свою языковую эрудицию или где он начинает играть со стилями); с другой стороны — корпус текстов «геральтианы», очень целостно переведенной Е. Вайсбротом (но язык которой стал «вайсбротовским» не в меньшей степени, чем он был «сапковским»). Первый вариант показался мне куда честнее, а вот читатели раз за разом спрашивали недоуменно: «а зачем же такие странные слова в привычном нам Сапковском?».
А общаетесь ли вы во время работы с другими авторами?
Это довольно коварный вопрос. В принципе, у переводчика необходимость общения с автором возникает как минимум когда становится ясным пространство непонятности и непонятости текста. А это, во-первых, это система ономастики и топонимов: в польском языке принято переносить в текст иностранные названия, имена и фамилии ровно так, как они пишутся на языках, откуда взяты; соответственно, раз за разом возникают вопросы «как это звучит» (поскольку для привыкшего к кириллице человека отнюдь не прозрачным является соответствие «Peugeot» и «Пежо», например). Во-вторых, это скрытые цитаты, которые отнюдь не обязательно улавливаются переводчиками (например, любое пафосное изречение героев Яцека Пекары о Христе заставляло забивать фразу в поисковик — не является ли она оригинальной или измененной евангельской цитатой; ровно так же в русском переводе Сапковского утерян целый ряд скрытых цитат, которые автор использовал в «Саге о Геральте»). Наконец, в-третьих, это социальный и культурный контекст упоминаемых авторами реалий (например, в любом романе, действие которого происходит между 1950-ми и 1980-ми годами, во времена ПНР, всегда есть понятные для польских читателей, но совершенно неявственные для читателя иноязычного культурные маркеры — всякоразные соответствия нашего «брежневского застоя» или «кукурузы — царицы полей»).
Но тут проблема, как мне кажется, в другом: переводчик, чтобы начать искать ответы на возникающие по тексту вопросы, должен вообще понять, что он столкнулся с чем-то, что этот вопрос подразумевает. И — да, тут-то общение с автором может помочь. Скажем, когда я переводил несколько повестей и рассказов из цикла «Последняя Речь Посполитая», подсказки автора, густо намешавшего в рассказы культурных (и поп-культурных) реалий, привычных для простого поляка, были очень и очень полезны.
Действие «Идеального несовершенства» разворачивается в будущем, в XXIX веке, в мире, в котором люди уже не вершина эволюции, а лишь меньшинство среди новых «постлюдей». Они — новая ступень в стремлении людей к совершенству, интеллект без тела, который при необходимости можно перенести в любое тело. Поэтому, чтобы избежать проблем с использованием родов (когда пол собеседника неясен или неизвестен), был разработан новый грамматический род, и вам в процессе перевода на русский по сути пришлось изобретать новые склонения, местоимения и окончания для этого грамматического рода. Как вы справлялись с этой переводческой задачей?
С этой переводческой задачей мы справлялись на пару с автором, поскольку для Дукая именно этот момент перевода очень важен (например, он говорил, что местоимения и склонения из «Идеального несовершенства» вполне прижились в среде польских трансгендеров — то есть, начали реально влиять на мир «здесь-и-теперь»). Я предложил несколько развернутых вариантов: как звучит местоимение, какие могут быть окончания, каких окончаний быть НЕ может, несмотря на всю их благозвучность для чужого уха. Пару раз мы поиграли с довольно большими — с главу-две — кусками текста, чтобы понять, что выходит и как это будет работать. В конце концов, остановились на варианте, который в базовых своих решениях оказался достаточно близок к авторскому.
Однако, усложненность задачи с этой игрой-в-новый-род-вне-родов состояла еще и в реалиях мира, описанного автором. Любое постчеловеческое существо в романе Дукая может принимать произвольный вид (или хотя бы разрешенный в рамках текущей Традиции, своего рода базового свода законов и установлений, регламентирующих характер жизни в локальных пространствах места и времени) — в частности, мужской или женский. Во всех случаях, когда в тексте речь идет о реакциях этой т. н. «манифестации», используется род плоти этой манифестации (мужской или женский, в привычной для нас грамматике); когда же речь идет о том, кто таким вот образом «манифестируется» — снова используется грамматика постчеловеческих сущностей. Это довольно выматывает в смысле необходимости отслеживать соответствие текста придуманным автором (и отчасти переводчиком) правилам и, возможно, кажется несколько переусложненным, но к этому довольно быстро привыкаешь.
Впрочем, Дукай и вообще уникальный в отношении работы с языком автор: чуть ли не для каждого своего произведения он создает языковые формы, которые соответствуют самой логике этого мира; порой это кажется ужасно расточительным — но это безумно интересно в смысле и переводческого усилия в том числе.
Часто ли вы работаете с текстами, для которых автор создает новый язык, новые категории или сложную терминологию?
Короткий ответ был бы: достаточно часто. Длинный — подразумевал бы обширную экскурсию в особенности польской фантастики (особенности не только языковые, но и идейные, культурные, идеологические). В сокращенной версии можно обратить внимание, что польские авторы — начиная с Лема и, особенно, с т. н. «социологической фантастики» 1970-80-х (круг авторов, идейно и идеологически близких к Янушу Зайделю), — активно играют на поле, скажем так, «миростроительства». До какого-то момента это выполняло функцию защитной реакции на цензуру, однако — вошло, кажется, в привычку. Сначала меня эта фонтанирующая креативность каждого второго читаемого текста несколько смущала, но потом стала радовать. Поскольку — это ведь очень честная работа: если ты создаешь мир, отличный от нашего, ты должен понимать, что отличаться он будет и в способах называния/описания окружающей действительности. Российские авторы, кажется, очень редко обращают внимание на такую возможность (и тем, кстати, ценней, когда — обращают: как это делает великолепный Сергей Жарковский, например).
Для польских авторов — это довольно разная игра. Дукай, например, может создать свой специфический язык (как он делал это в «Идеальном несовершенстве» или в романе «Лед»); Павел Майка в романе «Мир миров» (тут так и хочется написать «Мир міров», поскольку в названии есть эта отсылка к концу войны — и зеркалка по отношению к «Войне миров»Г. Уэллса) — создает густое варево описаний мира, измененного инопланетным вторжением и материализованными национальными легендами; Лукаш Орбитовский в своих рассказах активно использует молодежный сленг... Примеры можно было бы длить и длить.
Можете рассказать, над какими переводами работаете сейчас, или пока это тайна для читателей?
Я бы скорректировал этот вопрос следующим образом: «чего ждать в обозримом будущем» (имея в виду те переводы, которые сданы в издательства — или работа над которыми продолжается и не представляет собой информацию, разглашать которую пока что рано).
Во-первых, буквально с недели на неделю выходит пятая антология, которую прекрасный писатель и не менее талантливый составитель сборников Владимир Аренев делает для украинского издательства «Клуб семейного досуга». Это сериясборников, первый из которых вышел еще в 2015 году — и они, как мне кажется, достаточно оригинальны по своему составу: тут собраны как отечественные, так и иностранные авторы; в числе последних — и авторы польские, я же переводил для этой антологиирассказАнны Каньтох из ее историко-детективно-фантастического цикла о Доменике Жордане. Как по мне — это очень неплохой рассказ очень здоровского автора.
Во-вторых, сдан перевод двух сборников рассказов Яцека Комуды, где главный герой — небезызвестный нам Франсуа Вийон, поэт и преступник. Это довольно мрачные истории, происходящие в очень качественно изображенном средневековом мире.
Наконец, в-третьих, вовсю идет работа над пятым томомциклаРоберта М. Вегнера о Меекханской империи и ее окрестностях. Книга большая, потому в ближайшее время меня ждет изрядный кусок работы.
В канун выхода на русском языке новой книги Джорджа Мартина "Пламя и кровь" на сайте 7kingdoms появилось интервью с основной переводчицей цикла Натальей Исааковной Виленской. Наталья Исааковна рассказала о том, как стала переводить "Песнь", о своих любимых циклах и переводчиках, о сложностях перевода, говорящих именах и непонятках в поле тех или иных драконов.
Когда вы только начинали переводить «Песнь Льда и Пламени», цикл был не очень популярен — ни в США, ни в России. Теперь это бестселлер. Для вас «Песнь Льда и Пламени» — это хлеб или нечто большее?
Н. Виленская: Я ее с прошлого века перевожу, это уже как бы часть моей биографии. Бестселлер — дело наживное, я одинаково добросовестно отношусь ко всем переводам, но радуюсь, конечно, когда «мои» книги переиздают. Не зря, выходит, работала, да и хлебный фактор тоже немаловажен.
Как вы считаете, с чем связан успех «Песни Льда и Пламени»? Ведь не только в сериале дело?
Н. Виленская: Это качественная, оригинальная, нешаблонная фэнтези. Мартин совершил почти невозможное: казалось бы, что еще можно сделать в этом жанре после Толкина и легиона его последователей? Что такого особенного в очередной рыцарской саге с драконами? А он вот сумел. Успех сериала тоже сильно помог: людям нравится, и они читают.
Переводчик «Песни Льда и Пламени» на польский язык на крупнейшем англоязычном фанатском форуме рассказал, что получил в работу не окончательную редакцию «Пира стервятников» из-за ошибки агента Мартина. В АСТ в какой-то момент тоже обнаружили ошибку, но уже после выхода первого тиража. Такие ошибки часто случаются? Что вы чувствуете, когда такое происходит?
Н. Виленская: Да, это был очень досадный случай — больше подобного, к счастью, не повторялось. Кстати, к «Пламени и крови» Мартин прислал несколько выпусков поправок и примечаний.
В одном из своих интервью переводчик Виктор Голышев говорил, что в старой переводческой школе переводы часто приглаживали. Вы Мартина тоже приглаживаете, планомерно выбирая самый лаконичный вариант перевода и разбивая фразы на части, иногда вообще практически пересказываете отрывок. Это делается ради складности?
Н. Виленская: Для начала определим, что значит приглаживать. Разбивка фраз, сокращения — это, я бы сказала, рутинная переводческая работа ради удобочитаемости русского текста. Где-то приходится сокращать, где-то, наоборот, добавлять. Особенно это касается боевых эпизодов, где хочется добиться максимальной динамики. А вот в смысловом отношении я ничего не приглаживаю. Все жестокие и эротические сцены передаю полностью, без купюр и смягчений.
Ваш последний перевод, «Пламя и кровь» — летописная хроника, но по сути Мартин продолжает свою игру с точками зрения и пишет от имени выдуманного персонажа. С чем вам было приятнее работать — с хроникой ученого старца или историями от первого лица в основном цикле и рассказах о Дунке и Эге?
Н. Виленская: Во всем есть своя прелесть. Мейстер хорош тем, что излагает в стабильном академическом стиле, не считая вкраплений из приятеля нашего Гриба (и терминов новых нет, всё можно найти в предыдущих книгах). А большая сага и «Рыцари» интересней мне как читателю.
С «Пламенем и кровью» в АСТ впервые выпустят книгу (точнее, половину книги) одновременно с США, Великобританией и некоторыми другими странами. Расскажите, как изменение сроков выхода книги повлияло на вашу работу.
Н. Виленская: Поскольку эти страны решили выпустить книгу одновременно, переводчиков (видимо, всех) снабдили работой загодя. Я начала переводить в конце мая, закончила (всю книгу целиком) в октябре, как и договорилась с издательством.
В начале весны в издательстве "АСТ" вышел сборник "Магия любви" — первая книга новой издательской серии "Звезды романтического фэнтези". Авторы сборника ответили на несколько вопросов о рассказах для антологии, о своем творчестве и о феномене романтического фэнтези.
Расскажите в нескольких словах о своем рассказе для сборника? Это совершенно самостоятельная история или связана с неким большим циклом?
Наталья Жильцова
Наталья Жильцова: «Белая фея» — рассказ самостоятельный. Это романтическая история в жанре городского фэнтези о молодой фее с уникальным даром и ведьмаке, который упорно и настойчиво шел к своей цели.
Елена Малиновская: Мой рассказ — это совершенно самостоятельная история, которая не связана ни с какими моими прежними циклами. Можно сказать, что это своего рода стилизация под славянское фэнтези, правда, с небольшими особенностями.
Милена Завойчинская: Рассказ никак не связан ни с одним из моих произведений. Абсолютно самостоятельная история о молодых людях, студентах, которые через некоторое непонимание все же становятся парой. Ну и немного волшебства, а как же.
Александра Лисина: Это самостоятельная история, в которой мне хотелось показать знаменитых бабу Ягу и грозного Змея Горыныча в несколько необычном свете. Сказка о том, что может случиться, если их душ вдруг коснется Любовь.
Галина Гончарова: Это самостоятельная история. Хотя действие происходит в том же мире, что и в книге «Волк по имени зайка».
Светлана Ушкова: Это отдельная история, о девушке, которая после института вопреки своим желаниям обязана отправиться работать к недружелюбным оборотням. Жить среди хищников сложно, а работать под руководством альфы, у которого претензии к тебе появляются на пустом месте, еще сложнее. Как из всего этого выкрутиться героиня, узнаете, прочитав рассказ.
Ева Никольская: История самостоятельная, навеяна фильмом «Лабиринт» с несравненным Дэвидом Боуи. Раньше была задумка рассказ продолжить, сделав еще два по тому же миру. Сейчас не уверена.
Анна Одувалова: Это совершенно самостоятельная юмористическая история в духе «Академии для строптивой». Студенты, романтика, неловкие ситуации и веселье.
Ольга Пашнина: "Сказка не о тролле" – самостоятельная история. Эпизод из жизни северного народа, где один очень импульсивный правитель опрометчиво пообещал выдать свою дочь за первого, кто въедет в городские ворота. Первым оказался суровый воин из далекого города. Делать нечего – пришлось брать принцессу в жены и везти юное создание за тридевять земель.
И, как водится, в процессе переезда кое-что случилось, а именно — нападение лесного тролля. Тут-то и выяснились некоторые скрытые особенности комплектации принцессы. В частности, одну такую особенность можно увидеть на иллюстрации к рассказу. Художник словно достал картинку из моего воображения.
Наталья Косухина: Идея рассказа пришла давно, но я не видела концовку. Но, написав первую половину, я как-то с легкостью его завершила. Рассказ «Дань для графа» в первую очередь о любви, вернее о любви с первого взгляда. О неуверенности, преданности и смелости. Это рассказ о том, как одинокий граф дождался свою половинку.
История совершенно самостоятельная, не являющая частью другого произведения, и не предполагает продолжения.
Что вас привлекает в романтическом фэнтези?
Наталья Жильцова: Столкновение характеров героев и становление отношений между ними от равнодушия или даже ненависти до любви.
Елена Малиновская
Елена Малиновская: Романтическое фэнтези прекрасно прежде всего тем, что позволяет убежать из серой реальности в мир грез, где тебя ждут приключения, друзья и, конечно же, любовь.
Милена Завойчинская: То, что там все как в жизни. Люди и нелюди встречаются, не понимают друг друга поначалу, узнают ближе, ссорятся, мирятся, находят точки соприкосновения. За этим интересно следить, но при этом в фэнтези всегда присутствует не только любовь, но еще и приключенческая сказочная составляющая, интрига, злодеи, препятствующие благополучному концу.
Александра Лисина: Наверное, возможность увидеть чудо, прикоснуться к чужому миру и на какое-то время стать его частью, прожив вместе с героями новую, далекую от привычной жизнь. Чем необычнее миры и чем сильнее чувства между героями, тем интереснее ими жить. И тем увлекательнее становится путешествие в книгу.
Галина Гончарова: Сплав романтики и фантазии и желание сделать его как можно более элегантным.
Светлана Ушкова: Волшебство, захватывающие приключения и, конечно, любовь.
Ева Никольская: Развитие взаимоотношений, фантастический антураж, невероятные интриги.
Анна Одувалова: Море возможности. Фэнтези позволяет создавать собственные миры, ну а романтика переживать с героями самые волнительные моменты – первую любовь, страсть, боль разлуки.
Ольга Пашнина: Как читатель я очень люблю яркие эмоции, красивые декорации и счастливый конец. Как девушка, обожаю истории любви.
А как писатель я просто хочу делиться своими фантазиями и идеями. Они не только из романтического фэнтези, но как-то так случилось, что мне улыбнулась удача именно в этом жанре.
Наталья Косухина: Любовь, любовь, невероятные мужчины, фантастические приключения и еще раз любовь!
Скажите, что вдохновило вас на написание своего первого произведения? Долго ли вы над ним работали?
Наталья Жильцова: Над своей первой книгой «Проклятие некроманта» я работала чуть больше года. Писала медленно, могла по несколько раз переделывать сцены, которые не выходили достаточно эмоциональными и сильными по моему мнению. Сейчас рука уже набилась, и процесс идет намного быстрее.
А вдохновила меня на идею книги песня группы «Король и шут» — «Некромант». Собственно, центральная идея книги как раз и выражала такого отверженного всеми некроманта, который оставил после себя жуткое наследие.
Елена Малиновская: Моей первой опубликованной книгой был юмористический роман под названием "Наперекор канонам". Но первой моей написанной книгой был роман "Танец над бездной", который вышел уже вторым. Могу сказать честно, что над этим произведением я работала несколько лет. Начало было написано еще в юности, потом я отвлеклась на учебу. Уже после окончания университета, при разборе своих старых блокнотов я наткнулась на эту зарисовку и решила продолжить ее. Наверное, мне повезло в том плане, что в то время уже был самиздат, и на первые выложенные главы я получила положительные отзывы. Потому что иначе, боюсь, я вновь надолго бы охладела к этой истории в частности и ко всему творчеству в целом.
Милена Завойчинская
Милена Завойчинская: Работала долго, первую свою книгу «Алету» я писала полгода и уж, конечно, не знала, что она будет в итоге издана. Это был мой первый опыт. А что вдохновило? Наверное, слишком бурная собственная фантазия.
Александра Лисина: Думаю, никого не удивлю, если скажу, что это был всего-навсего сон. Самый обычный, но настолько красочный и яркий, что его захотелось запомнить и записать. Случилось это достаточно давно, когда компьютеры еще были роскошью, так что записывала текст вручную. Работа над первой версией текста заняла около 2-х недель. Это была предыстория «Темного лорда».
Галина Гончарова: Первым моим вдохновителем стал учитель физкультуры. Фамилию несчастного я здесь не привожу, но однажды мы с подругой (примерно в третьем классе) стали мечтать, что его забодает козел. Или на него упадет турникет. Или...
Светлана Ушкова: Первый серьезный проект — роман «Запретный ключ». На его создание меня вдохновила Наталья Жильцова. Собственно, первые несколько абзацев — это ее «волшебный пинок». Писалась книга долго, порядка двух лет, ибо я буквально училась на нем.
Ева Никольская: Смотря что считать первым. До того, как открыла раздел на СамИздате и начала выкладывать там тексты, было еще куча всякого в тетрадях и даже пара СЛР под заказ. Раньше писала много, быстро, с удовольствием, но не очень качественно, ибо это, скорее, был поток сознания, перенесенный на бумагу. Сейчас тесты стали качественней, а вот скорость, наоборот, упала, ибо каждый кусочек по десять раз перечитывается, переделывается и пр.
Анна Одувалова: Думаю, не буду оригинальна. Много читала, и в определенный момент мне захотелось погрузиться в историю глубже. Не как читатель, а как создатель.
Ольга Пашнина: Если говорить о самом первом произведении, то это был фанфик по "Звездным войнам". И работала я над ним долго — все осенние каникулы.
А для первого опубликованного произведения понадобилось около трех месяцев, плюс месяц на подготовку и написание синопсиса, переговоры с издательством, редактуру. Впрочем, до первой опубликованной книги были еще три сетевых публикации.
Вдохновлялась севером и Белым морем — начала писать этот роман, временно живя в Архангельской области. Поэтому принцесса из моей первой книги пропала именно зимой, да и все действие происходит в снежное время года.
Наталья Косухина: Вдохновили книги и фильмы. Море впечатлений нужно куда-то реализовывать, и я попробовала записать картинки из головы на бумагу. Людям понравилось, я продолжила. Вот такое вдохновение. А писала первый роман чуть больше месяца.
Можете ли вы выделить одну вашу книгу, и чем она для вас отлична от остальных?
Наталья Жильцова: Пожалуй, нет. Я люблю все свои книги, и каждую считаю по-своему уникальной.
Елена Малиновская: Каждая книга, над которой я работаю в этот момент, для меня особенная. Все мои мысли и переживания на данном этапе жизни находят в ней то или иное отражение. Поэтому такой выбор я сделать не могу. Это все равно, что любящую мать попросить выбрать кого-нибудь одного из своих детей.
Милена Завойчинская: Я люблю все свои истории и погружаюсь в миры полностью во время работы над текстом. Но проходит время, и она становится одной из.
Александра Лисина: Пожалуй, из всех написанных произведений мне ближе цикл «Академия высокого искусства», первая книга которого выходит на днях в издательстве АСТ в серии «Волшебная академия». Это история о девушке, которая потеряв все, смогла заново обрести себя, найдя друзей там, кто никто раньше не пытался, и полюбив того, кто и сам не верил, что такое возможно. Надо сказать, это самая трогательная и пронзительная история любви из всех, что я написала. История, которая, как всегда, заканчивается хорошо, но при этом заставляет и задуматься.
Галина Гончарова
Галина Гончарова: Это невозможно. Все мои книги для меня равноценны, как дети для хорошей матери.
Светлана Ушкова: Это очень сложно. Пожалуй, у меня две знаменательных книги: «Запретный ключ» — первый сольный роман, и «Две короны» написанные в соавторстве с Натальей Жильцовой, первым вышедший в печати.
Ева Никольская: Цикл «Почему бы и нет?». История, которую я в сумме писала 7 лет. Вернее, лет пять прошло между завершением первой части и началом второй/третьей. И все эти семь лет мне выносил мозг один из главных героев трилогии, являясь во снах, в мыслях… везде. Слава богам, теперь он получил все свои «плюшки» и наконец отстал!
Анна Одувалова: Для меня каждая история особенная. После написания, истории отходят на второй план, уступают место другим сюжетам, но в момент написания каждая книга самая-самая.
Ольга Пашнина: Каждая книга запомнилась мне чем-то особенным. "Пропавшая принцесса" стала первой опубликованной книгой, во время издания "Драконьих Авиалиний" я познакомилась с Евой Никольской — отличной художницей. По "Звездной золушке" я ждала решения редактора долгих четыре месяца.
"Осторожно, ведьма!" победила в конкурсе издательства АСТ, "Леди-дракон" — первый издательский отказ.
Каждая из тринадцати книг, что вышли или выходят из печати, чем-то запомнилась. Нельзя не отметить "Лгунью" — первый опыт магического детектива в спецпроекте, разработанном именно под эту и пару других книг.
Соавторский проект "Академия смертей" тоже очень запоминающийся и веселый.
Наталья Косухина: Наверное, «Чаромир» и «Чаромагия», хоть последний роман еще и не дописан. Это книги о читателях и авторах. А вообще, люблю каждое свое произведение.
Как вы думаете, почему романтическое фэнтези оказалось на пике популярности именно сейчас?
Наталья Жильцова: Ну я бы не сказала, что именно сейчас. Романтическое фэнтези стало популярно еще несколько лет назад. Женщины — очень благодарная аудитория, они с удовольствием читают и, что главное для издательств, покупают такие книги. Поэтому нет ничего удивительного, что с каждым годом количество ромфанта только растет.
Елена Малиновская: Спрос рождает предложение. Значит, именно сейчас женщины особенно нуждаются в романтическом чтении. Думаю, это помогает им отвлечься от собственных проблем и взглянуть на жизнь более оптимистично.
Милена Завойчинская: Сказки никогда и не уходили из нашей жизни, какое бы время ни наступало. Просто менялся их вид в зависимости от происходящих событий в мире. А романтическое — так ведь хочется хотя бы в книгах почитать о чем-то светлом, вечном, добром, всепобеждающем. Слишком много «чернухи» и грязи льется с экрана телевизора и газет. Войны, проблемы, политические дрязги, финансовые кризисы. А тут такая прекрасная возможность хоть ненадолго отвлечься от всего этого, отдохнуть.
Александра Лисина: Мне кажется, всем нам немного не хватает сказки.
Галина Гончарова: Потому что людям хочется быть счастливыми. Или хотя бы верить, что у кого-то – сбудется чудо. Пусть на страницах книг, но – вдруг!? Пусть сбудется!
Светлана Ушкова
Светлана Ушкова: Есть одна пословица, которая очень подходит к современным женщинам: «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Но жить постоянно в таком состоянии невозможно. И романтическое фэнтези дает им моральную отдушину. Дает веру в то что, где-то рядом есть супергерой, который спасет ее из любой ситуации.
Анна Одувалова: Мне кажется потому, что женщины много читают. Представительницы прекрасного пола всегда любили сказки. Про любовь, про магию, про исторические эпохи. Раньше приходилось читать разные сказки. Одни про взаимоотношения и романтику, а другие из «мира меча и магии». Как только стали появляться тексты, совмещающие и то, и то, они стали пользоваться спросом. Сейчас ромфант читают и любительницы любовных романов, и любительницы детективов, и поклонницы классического фэнтези.
Ольга Пашнина: Если мне не изменяет память, то оно на пике популярности довольно долго, я еще в школе зачитывалась фэнтезийными веселыми историями о девушках и их романтических приключениях. Сейчас появился выбор, открыли множество новых серий, есть интернет-магазины и много авторов пришли в этот жанр.
Сказалась, безусловно, доступность интернета и сетевых платежей. Покупать книги теперь можно в пару кликов, а читалки и смартфоны сделали их доступными в любое время. Если раньше многие женщины читали меньше банально потому что не могли таскать с собой увесистые томики (в студенчестве в мою сумку едва влезали все учебники и тетради, ни о какой литературе и речи не шло), то сейчас в одном небольшом планшете могут лежать тысячи книг.
Наталья Косухина: Думаю, это все звезды и Юпитер в пятом доме виноваты.
Последние годы российская фантастика развивается несколько циклично – лет десять назад была мода на постапокалипсис, пять лет назад все зачитывались попаданцами, два года назад был огромный спрос на LitRPG, а теперь магазинные полки ломятся от романтического фэнтези. Как вы думаете, со временем мода на жанр упадет, или романтическое фэнтези с нами на долго?
Наталья Жильцова: Любовные романы в каком бы то ни было антураже пользуются спросом всегда. Так что свою нишу романтическое фэнтези не потеряет, это точно.
Елена Малиновская: Романтическое фэнтези не такой уж молодой жанр. Можно вспомнить Уильяма Шекспира с его "Сном в летнюю ночь". Чем это не романтическое фэнтези? По крайней мере, любовь, эльфы и феи — основные составляющие любого романа в подобном жанре — там имеются.
Романтическое фэнтези хорошо тем, что оно многообразно в своих проявлениях. Попаданки в другие миры по-прежнему встречаются в этих книгах очень часто. А бывает, что описан даже постапокалипсис или приключения в космосе. Так что, надеюсь, нам предстоят еще долгие годы властвования романтического фэнтези на полках магазинов.
Милена Завойчинская: Половина героинь романтического фэнтези — попаданки. И в чем разница? То же самое только в профиль. А у брутальных отчаянных мачо из боевых фантастических романов, LitRPG и, полагаю, даже постапокалипсиса, за спиной или рядом, плечом к плечу, стоит боевая подруга или верная жена, невеста, ожидающая дома. Просто акцент немного смещен и в ромфане главная героиня женщина, потому что нам, женщинам интереснее так читать. Так что думаю, не просто надолго, а навсегда. Просто, возможно, со временем сменится название жанра в очередной раз.
Александра Лисина: Думаю, потребность в светлых и романтических историях заложена в нас с детства, поэтому как бы ни изменился мир и какие бы книжные жанры ни были в моде, книги о любви будут востребованы всегда.
Галина Гончарова: Любовь – вечное чувство. Поэтому я считаю, что жанр пришел надолго.
Светлана Ушкова: Я думаю что надолго, ибо сам по себе жанр может включать в себя и попаданцев, и приключения, и даже постапокалипсис. Потому что основная идея романтического фэнтези — это любовная линия. А она может происходить в любых «декорациях».
Ева Никольская: Упадет.
Анна Одувалова: Я бы смотрела на ромфант несколько шире, нежели на приходящую и уходящую тенденцию. Может пройти мода на «академки» или «вампиров и оборотней», но спрос на тексты, рассказывающие о взаимоотношениях мужчины и женщины, на мой взгляд, не упадет.
Ольга Пашнина
Ольга Пашнина: Романтическое фэнтези с нами навсегда!
На самом деле, есть один нюанс. Постапокалипсис, ЛитРПГ, попаданцы — это все некие тематики одного направления. Геймеры в космосе, попаданцы в историю, разные варианты уничтожения многострадальной человеческой цивилизации. Это лишь антураж для создания динамичных и наполненных боевыми приключениями историй. Мода проходит на антураж, на некий поджанр.
Так и с романтическим фэнтези. Есть мода на академии магии, есть мода на антиутопии, есть — на космическую романтику. Она проходит, но вслед за ней приходит что-то еще. По сути ромфант — это, прежде всего, книги об отношениях, о любви и о приключениях девушек и женщин. Декорации и реквизит могут быть любыми, наши книги любят за эмоции, а не за гирлянды и кружева.
Наверное мода сменится и ромфант поедет в какую-то другую сторону. В любом случае, я отправлюсь за ним, потому что это очень интересно. Я не воспринимаю смену читательских предпочтений как каторгу и необходимость писать нелюбимые вещи. Я люблю пробовать новое и, в конце концов, если моим читателям что-то понравится, мне будет интересно их порадовать.
Наталья Косухина: Любовь, она спасет мир и вообще бессмертна. А чудес хочется всегда. Поэтому, думаю, романтическое фэнтези с нами надолго.
Успеваете ли вы следить за творчеством коллег?
Наталья Жильцова: Практически ни за кем не слежу, только за теми авторами, которых читаю сама, или с которыми общаюсь по надобности.
Елена Малиновская: К сожалению, не так пристально, как мне хотелось бы. Я стараюсь отслеживать творчество тех, с кем общаюсь наиболее тесно и часто. Но не всегда это получается, поскольку помимо творчество у меня есть еще и основная работа, да и семья требует к себе много внимания.
Милена Завойчинская: Да. Но не в процессе их работы над новыми книгами, а постфактум. У меня подписка в электронной библиотеке Mybook, и я читаю те произведения, которые уже изданы, а их электронные версии появились в библиотеке.
Но если я вдруг прочитала там первый том, не зная, что это еще неоконченный цикл, а второй уже написан, то я пользуюсь «служебным» положением и прошу коллег поделиться со мной следующим томом «по блату».
Александра Лисина: Да, стараюсь отслеживать новинки в самых популярных жанрах. Не столько ради спортивного интереса, сколько лично для себя: люблю хорошие книги. Особенно фантастику, включая фэнтези, постапокалиптику и даже LitRPG.
Галина Гончарова: Не всегда. Но искренне стараюсь.
Светлана Ушкова: Очень редко, в минуты праздного безделья и только ради того, чтобы найти интересную книгу.
Ева Никольская
Ева Никольская: И да, и нет. Читаю то, что присылает на иллюстрирование издательство. На то, что хотелось бы прочесть просто так, времени нет.
Анна Одувалова: Стараюсь быть в курсе новинок и читать, но не всегда получается.
Ольга Пашнина: Только за теми, с кем тесно общаюсь. У меня почти нон-стоп на связи несколько коллег и подруг, о них я знаю практически все — что они пишут, что планируют. Даже иногда мы помогаем друг другу советами и мнениями. Мозговой штурм даже в писательской деятельности — жутко полезная штука.
А вообще мое внимание привлекают яркие проекты. Сейчас выходит много книг, стартует много авторов. Следить за всеми нет возможностей, но что-то по-настоящему яркое я стараюсь отмечать.
Наталья Косухина: Есть авторы, романы которых очень нравятся, их стараюсь не пропускать и покупать.
Как вы считаете, чьи книги оказали на вас наибольшее влияние как на писателя?
Наталья Жильцова: Мне нравятся книги Булгакова, Гаррисона, Джулиан Мэй. Но оказали ли они на меня влияние? Сложно сказать. Саму себя оценить сложно.
Елена Малиновская: Я не буду оригинальна и назову классиков фэнтези, чьими книгами, думаю, многие зачитывались в детстве. Это прежде всего Урсула Ле Гуин, Толкиен, Робин Хобб.
Милена Завойчинская: Сложно сказать. Я всегда, с самого раннего детства, читала очень много. У нас была прекрасная большая библиотека. Я читала классику, позднее, когда появилось фэнтези, то читала и его. Скорее, на меня оказали влияние не чьи-то конкретные книги, а любовь к чтению вообще, а также нежная привязанность к сказочному жанру. В детстве я «проглатывала» не только русские народные сказки, но и сказки народов мира, древнегреческие мифы, ну и, разумеется, сказки, написанные позднее и не являющиеся народными.
Александра Лисина: Книги читаю с детства, причем в огромном количестве, так что, наверное, нельзя выделить какого-то одного автора, который повлиял на мое решение стать писателем.
Галина Гончарова: Иван Ефремов. Джеральд Даррелл. Жан-Батист Мольер. И сотни и сотни других хороших и замечательных авторов, книги которых стали для меня друзьями.
Светлана Ушкова: В школе мною было прочитано много юмористического фэнтези. Наверное, оно все в купе могло повлиять.
Ева Никольская: Михаил Булгаков, Иван Ефремов, Станислав Лем, Роджер Желязны, Жюль Верн, Агата Кристи, Николай Гумилев и другие.
И не спрашивайте, почему, начитавшись этих авторов, я потом вдруг начала писать в жанре РомФант. Самой интересно. Я ведь даже фильмы-мелодрамы не смотрю — скучно. Люблю детективы и фантастику, где романтическая составляющая не больше 5% от всего остального. Но пишутся почему-то исключительно ФЛР. Парадокс.
Анна ОдуваловаАнна Одувалова: Я выросла на зарубежной фантастике и фэнтези. Много читала Андре Нортон, Кэтрин Курц, Роджера Желязны – эти авторы, безусловно, оказали на меня влияние.
Ольга Пашнина: "Астровитянка" Н.Горькавого. Мы с писателем родом из одного города. Может, и поэтому его трилогия так мне близка. Это невероятная, настоящая и добрая фантастика. Научно достоверная, но совсем не скучная. Я часто использую отсылки к "Астровитянке" в своих книгах. Героиня "Звездной золушки" использовала сонар и лидар, а героиню моей новой книги зовут Никки, как и героиню "Астровитянки".
"Поселок" Кира Булычева. Не могу отделаться от ощущения, что все мои идеи постапокалипсисов и антиутопий напоминают Булычева.
"Звездные короли" Эдмонда Гамильтона — невероятная книга, которую я перечитываю каждый раз, когда нужно настроиться на что-то космическое.
Перечислять, наверное, можно бесконечно. Это Марина и Сергей Дяченко, Филипп Пулман, Мария Семенова (ее "Валькирия" — книга, которую я буду перечитывать еще не раз), и еще с пару десятков фамилий.
Наталья Косухина: Книги Кира Булычева. Я его фанат!
Каков ваш рецепт идеального любовного фэнтези?
Наталья Жильцова: Этакий сплав приключений и эмоциональные описания взаимоотношений главных героев.
Елена Малиновская: Нельзя забывать, что любовь в книгах — сродни острой приправе в блюде. Переборщишь с нею — есть будет невозможно, положишь слишком мало — еда окажется слишком пресной. Поэтому всего хорошо в меру: романтики, приключений, трагедий.
Милена Завойчинская: Вот тут сложно, так как всегда присутствует «вкусовщина». Мне нравится, когда описаны не только любовные терзания и томления, но чтобы присутствовали приключения, тайна, немного юмора, и непременно хэппи-энд. И я не выношу книги, в которых есть жестокость по отношению к героям, а главный герой сначала вытирает ноги о героиню, а потом они все же становятся парой. Все должно быть по-честному: мужчина — это Мужчина, защитник, помощник, надежная опора, а не тиран и садист. А женщина: уважающая себя личность, не позволяющая себе полюбить того, для кого она объект для издевательств. Так и пишу сама.
Александра Лисина: Эффектная пара; необычная загадка; красиво поданная интрига и неожиданный финал. Все составляющие смешать, поместить в соответствующий антураж и приправить юмором. Подавать горячим.
Галина Гончарова: Немного тайны, немного мистики, немного интриги – и много любви. Все щедро посыпать приправой из чувства юмора, поперчить остротами, украсить виньетками словесных кружев и подавать на стол. И не забыть яблоко раздора. Без него не будет смотреться.
Светлана Ушкова: Берете девушку, добавляете ей в жизнь приключений, опасностей и красавца мужчину. И приправляете это все юмором.
Ева Никольская: Бурное развитие взаимоотношений между героями на фоне интересных интриг, желательно многоходовых.
Анна Одувалова: Тут могу ответить только пословицей «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи».
Ольга Пашнина: Если бы я его знала, давно бы уже была на вершине всех рейтингов. Могу лишь сказать, что идеальная книга — та, которая нравится мне и читателям одновременно.
Наталья КосухинаНаталья Косухина: Неординарная героиня + харизматичный главный герой + необычные ситуации = любовь.
Раскройте, пожалуйста, тайну: над чем работаете в данный момент?
Наталья Жильцова: На данный момент я пишу вторую книгу дилогии «Обрученные кровью. Выбор» и попутно делаю наброски еще двух книг.
Елена Малиновская: Сейчас я заканчиваю роман "Прыжок под венец", который будет однотомником и не будет привязан ни к какому циклу. Это произведение повествует о непростой любви попаданки из нашего мира к верховному магу.
Милена Завойчинская: Я хочу написать городское фэнтези о наших современниках с допуском на то, что магия в нашем мире существует, просто хорошо прячется.
Александра Лисина: Работаю над заключительной книгой дилогии «Вакансия для призрака» (романтическое, юмористическое фэнтези, маг.детектив)
Галина Гончарова: Над детективом с элементами романтического фентези. Первый том уже отправлен в издательство, сейчас я заканчиваю второй том. И над альтернативной историей. С ней сложнее, там надо очень много работать со справочниками, но я не сдаюсь.
Светлана Ушкова: Сейчас работаю над двумя проектами: академка «МГУ для ведьмы» и городское фэнтези «Пентакль».
Собираюсь запустить новый проект «иллюстрированный роман», где картинки будут рисоваться параллельно с написанием текста и выкладываться онлайн на моем сайте, в группе ВК и на сайте ПродаМан. Экспериментировать скорей всего буду с романом «Замуж за врага». А может, и нет. Определяюсь пока.
Анна Одувалова: Сейчас я пишу детективную, мрачноватую историю, которая происходит в Академии отверженных – учебном заведении, находящимся в межмирье. Туда ссылают юных магов, которые не могут контролировать свою силу.
Главной героине придется не только вписаться в непривычную и недружелюбную атмосферу, доказать, что она непричастна к убийствам, но и понять, кто грезит ей настолько, что сделал Избранницей зимы.
Ольга Пашнина: Пишу вторую часть "Королевы сыра" — юмористического фэнтези о еде и любви (и любви к еде). Размышляю, над чем начну работать с лета. Идей столько, что хочется клонироваться.
Наталья Косухина: В данный момент я работаю над романом «Чаромагия» для издательства АСТ. Роман о приключениях, чести, дирижаблях, брутальном герое и магии главной героини. А еще там будет любовь и юмор. Вот такой вот микс.
Наталья Жильцова — Обрученные кровью. ОтборНаталья Косухина — Академия создателейЕлена Малиновская — Прыжок под венец
облако тэгов
