— Вас неоднократно упрекали в симпатиям к нацистскому Третьему рейху — это, например, любимый конек писателя Андрея Валентинова. И некоторые основания для таких претензий есть. В свое время в ходе одной из ролевых игр клуба «Имперский генеральный штаб» вы выступали в амплуа фюрера германской нации, а потом активно использовали собранный материл в книгах и выступлениях; в цикле статей о Мире Полудня братьев Стругацких высказывали предположение, что такой мир мог возникнуть только в результате победы Германии во Второй мировой; готовили к изданию мемуары немецких военачальников времен Второй мировой... Вам не кажется, что в России, стране, победившей фашизм, есть темы, не совсем подходящие для интеллектуальных игр?
— Эх, набить бы морду Андрею Валентинову, но нам, к сожалению, уже не по двадцать лет...
Еще хочется процитировать Юлиана Семенова, «Экспансию»: «— Так вы красный? \ — Разуйте глаза: уж точно не коричневый».
По убеждениям я марксист, и от своей конфессии никогда не отрекался. Фашизм для меня — один из форматов государственно-монополистического капитализма. Разумеется, я не питаю к нему особых симпатий.
Но точно так же я не питаю симпатии к тому формату государственно-монополистического капитализма, который называется либеральной демократией. И к формату суверенной демократии — тоже.
Другой вопрос, что я не понимаю, как можно изучать историю ХХ столетия не касаясь истории фашизма. Я действительно не считаю, что Рейх был единственным виновником Второй Мировой войны — в гораздо большей степени она была нужна Соединенным Штатам Америки. Мне очень трудно понять, почему бомбардировка Ковентри представляет собой военное преступление, а уничтожение Гамбурга таковым не является. Почему сгонять евреев в концентрационные лагеря — преступление против человечества, а сгонять в такие же лагеря японцев — военная необходимость?
Как говорил Честертон: «или наше скучное правосудие, или ваша дикая справедливость. Но ради Бога — ко всем одинаково!»
Ситуацию с миром Стругацких и победой Рейха в войне я подробно описал в последней статье цикла. Проблема здесь отнюдь не в фашизме. Просто мир Стругацких подразумевал очень быстрое развитие с упором на энергетические и космические технологии. Это подразумевает вполне определенные социальные и технологические детерминанты, причем существенным является не победа Рейха, а поражение США, а вместе с ним и особого типа войны, который Нил Стивенсон в «Криптономиконе» назвал «войной Афины». Я, кстати, вовсе не утверждаю, что «война Афины» чем-то плоха. Просто она в обязательном порядке приводит к примату информационных технологий над энергетическими, то есть, сильно упрощая: Интернет вместо космоса.
Кроме того, поражение СССР дает возможность перейти от «политического» к «онтологическому» социализму — смотри, например, «Гравилет «Цесаревич» Вячеслава Рыбакова и его же «Давние потери». А это, на мой взгляд, отправная точка в построении низкоэнтропийного мира.
В середине 90-х я писал, что не исключено, что у задачи было и другое решение. Сейчас, когда появился метод анализа техпакетов, могу сказать с уверенностью: другого решения, задающего возможность космической экспансии в пределах Большой Системы еще в ХХ столетии, нет. Это — единственное.
Ну и еще пару слов относительно Андрея Валентинова. Как всякий игровик, я сыграл много ролей. Из значимых лично для меня, кроме великого фюрера германской нации, я отыгрывал Карно, Президента Франции после катастрофы 1871 года, директора института экономической геологии в Западных Демократиях, руководителя одной скрытой структуры при ООН... Ну, и еще работал Сауроном. Валентинов обвиняет меня в гибели Анны Франк. Думаю, что и к геноциду эльфов нольдора я тоже приложил руку.
Вообще отождествлять человека с игровым персонажем — так же глупо, как отождествлять актера с ролью. Валентинов не пробовал пристрелить Отелло, чтобы спасти несчастную Дездемону?
Игра для меня — метод исторического и прогностического исследования. И я, разумеется, не считаю, что есть исторические темы, не подходящие для такого исследования. Ни в России, ни в любой другой стране, претендующей на то, что она строит свое собственное Будущее, а не живет в чужом проекте.
Я поддерживал идею игры по событиям в Беслане, которая была выдвинута три или четыре года назад перед очередным «Зилантконом». А такая игра, на мой взгляд, гораздо более опасна, чем обсуждение Второй или даже Третьей Мировой.
Что касается «мемуаров немецких военачальников», я ответственен за выход 12 томов «черно-оранжевой серии». Из них к мемуарам немцев относятся два тома (Манштейн и Филиппи с Фриснером), два тома — «английские» (оба Лиддел-Гарт), два американских (Шерман, Такман), четыре русские (два Попель, один Галактионов и наша «Тихоокеанская премьера»), один японский (Футида-Окумия). И еще два тома были посвящены «Альтернативкам» с победой Германии, но инициатива их выхода исходила от издательства.
На самом деле, мы выбирали книги не по национальности авторов, и не по их политическим взглядам. Речь шла о том, чтобы представить все значимые стороны искусства войны.
— Природа хоррора двояка: с одной стороны, он эксплуатирует базовые физиологические страхи — боязнь боли, старости, смерти. С другой стороны — страхи, так сказать, высшего порядка: страх одиночества, страх растворения в толпе, страх перед чужими... Какие фобии интереснее вам как писателю?
— Ну вот возьмем, например, тему исписавшегося автора. Не раз уже было. Ладно, давайте посмотрим под немного другим углом: писателю каждый раз кажется, что у него больше не получится, все, не получится следующая книга, его покарали (не важно кто и что, вопрос личных предпочтений) и он разучился писать. Каждый раз это чувство становится все острее, текст сопротивляется ожесточенней, и в ремесле все меньше притягательности игры... Он вспоминает молодость, когда был увлеченным графоманом, в хорошем смысле, просто любил много писать... Психоаналитик скажет, что эти его страхи являются лишь символами, скрывают страхи более глубинные, ну там угасание творческих и иных потенций, дойдет и до самых глубинных, какого-нибудь «страха кастрации», да еще поинтересуется каковы были его отношения с отцом. В каком-то смысле психиатр, а ведь они изучают фобии профессионально, будет прав. Например, если для решения проблемы наш писатель берет топор, заворачивает его в наволочку от подушки (свою, или изменяющей жены, или умершей в юном возрасте любовницы) и идет ночью в парк. А потом возвращается домой освобожденным, чистым, выдает очередной шедевр и до следующей книги топор с уже давно засохшей кровью спокойненько пылится на полке.
Ну а если это не так? Если этот нарастающий страх, темная психическая болезнь, была лишь кризисом, как грипп, необходимым для здорового функционирования его не совсем обычной психофизики? Как известно, ночь никогда не бывает так темна, как перед рассветом. Выход из болезни лежит через создание новой книги. Только с каждым разом он все ближе подходит к опасной грани (и вот тут торчат уши нашего психиатра), с которой он может свалиться... Наверное, этот момент, тонкая грань между творчеством (речь может идти и о писателе, и о слесаре) и сползанием в безумие очень интересен. Ночь перед рассветом. Хотя для заявленного произведения образ слесаря-перверта с гомосексуальными наклонностями, почитывающего по ночам Кафку, кажется предпочтительнее всех поднадоевших писателей.
А вообще я никогда не задумывался, какие фобии предпочтительней. Скажу только, что на мой взгляд в анализе психиатров все более невротической человеческой композиции есть что-то лукавое. Не все расщепляется до этих вот ингридиентиков, какой-то важный элемент ускользает. И там спрятана не только наша очищенная от фобий гордость, но и наша отвага. В этом смысле писатель если не милосердней, то в чем-то точнее психоаналитиков. У них другой микроскоп, он способен не только к анализу, разрушению, но и синтезу.
И вообще представьте уже обыгранную ситуацию: психоаналитик берет роман о сползающем в безумие писателе, устраивается поудобнее в кожаном кресле, выносит свои высокопрофессиональные вердикты. А теперь представьте, что наш проблемный писатель окажется... женщиной! И у нее «страх кастрации»? Действительно крутая фобия!
Небольшое интервью с Джо Аберкромби, посвященное выходу его новой книги — "Red Country".
“Red Country” вдохновлен жанром вестерна – любите ли Вы его давно или просто решили поэкспериментировать?
Когда я был ребенком, в кинотеатрах, на дневных сеансах часто крутили вестерны, так что я с ними вырос. Начиная с классики Джона Форда вроде “Моя дорогая Клементина” через впалые щеки “Перестрелки в О.К. Коррал” до более современных, кровавых и ревизионистских фильмов вроде “Непрощенного”. Позже я немало прочитал вестернов. В моих одиночных романах, я стараюсь объединить фэнтези с другими жанрами, и я всегда хотел попробовать это сделать с вестерном…
Робкая – очень сильный, жестокий, и не особо привлекательный персонаж. Вы специально выбрали на главную роль такую сильную женщину?
По сравнению с главной героиней моей четвертой книги, “Best Served Cold”, Робкая – нежная и чувствительная, раскрепощенная девушка, но, да, она довольно практичная. Мне кажется, что настоящий американский Запад, был интересен и в этом плане – привычные гендерные роли растворились, появились женщины-ковбои, всадники, бандиты, стрелки, так что, мне показалась уместной сильная главная героиня.
В Ваших книгах полно яростного насилия – нравится ли Вам его писать?
Экшн-сцены даются мне очень легко. Я заметил, что эпическое фэнтези в стиле Толкина, может быть полно действием, но экшн все равно не реалистичен. Я стараюсь сделать все личным и захватывающим. Я хочу, чтобы мои читатели чувствовали боль, пот и слезы, если возможно…
Используете ли Вы реальную историю в своих книгах?
Само собой. Большая часть из того, что я читаю – исторические книги. Правда необычнее вымысла, и то, как мыслили и поступали люди даже в недавнем прошлом, может быть намного удивительнее, чем все, что вы найдете в фэнтези. Для “Red Country” я читал пару вещей об освоении американского запада, биографии известных стрелков, и более академические вещи, и немало художественной литературы на эту тему. И я убил много времени, играя в “Red Dead Redemption”. Все для работы, само собой.
Являются ли временами вспоминаемые “имперские кордоны” отсылкой к “Звездным Войнам”? (которые многие называют “космическим вестерном”)
Ха. Без комментариев. Но я стараюсь делать как можно больше отсылок.
Хотели бы Вы, чтобы ваши книги адаптировали для экранов? Смогли бы Вы доверить кому-то своих “детей”?
У меня трое детей, и поверьте мне, я не могу дождаться того момента, когда за ними будет присматривать кто-то еще. По поводу книг, это было бы замечательно, увидеть их адаптацию выполненную любовно и мастерски. Это редко случается, конечно. Поэтому, я согласен на паршивую экранизацию и кучу денег. Честно говоря, такие вещи тяжело контролировать, если ты не безумно популярный писатель. Ты продал права, ты увидел, что получилось, и скрестил пальцы в надежде на успех, который редко случается.
Что Вы читаете в настоящий момент, и какие книги вы бы порекомендовали для начинающих читателей жанра фэнтези?
В данный момент я читаю историческую книгу о викингах. Называется она “The Hammer and the Cross” за авторством Роберта Фергюсона. Еще читаю художественную книгу Роберта Лоу, тоже про викингов. Это, как раз, первая книга, которую я читаю на моем iPad. Какие фэнтезийные книги порекомендовать? Ну, моя мама – большой фанат этого парня, Джо Аберкромби…
Завидуете ли Вы Джорджу Р. Р. Мартину?
Как злобный и амбициозный социопат, я питаю праведную зависть ко всем успешным людям, и Джордж, без сомнения, в самом верху списка. Моя зависть чуточку поутихла, когда я увидел, как тяжело он работает на конвенте в Испании недавно, где он подписал, наверное, несколько тысяч книг за три дня, и не мог и шагу ступить, чтобы с ним кто-нибудь не сфотографировался. Он долго работал, чтобы этого добиться, и я большой фанат его книг, так что, мне приходится неохотно признать, что он, возможно, заслужил это признание…
СЕРГЕЙ КУЗНЕЦОВ: «ИЗДАТЕЛЬСТВА В НЫНЕШНЕМ ВИДЕ — ОТЖИВАЮЩИЙ ИНСТИТУТ»
— Исторически сложилось, что к фантастике, «нереалистической прозе», тянутся в основном те писатели, основу чтения которых она же, фантастика, и составляет. В России это особенно стало заметно в последние пятнадцать лет: в литературу пришло поколение, выросшее во время фантастического бума 1990-х. А что заставляет обращаться к этому жанру или приему писателей, воспитанных на других книгах? Таких сейчас тоже немало, от вездесущего Дмитрия Быкова и Андрея Рубанова до Анны Старобинец и Марии Галиной. Даже в «Черной обезьяне» Захара Прилепина присутствует отчетливо фантастический элемент...
— Если честно, то я не так стар — я во-первых застал фантастический бум девяностых, а во-вторых, все равно много читал фантастику в восьмидесятые. Основу моего чтения, впрочем, фантастика никогда не составляла — у меня довольно разнообразные авторы в качестве основных.
Но раз уж зашла об этом речь, назову своих любимых фантастичеких авторов, исключив классику, которую я читал в детстве и юности (Стругацкие, Шекли, Бестер и много-много разных рассказов. Помню, был один сборник... как же он назывался?.. вот он меня перепахал совершенно! Ладно, вспомнил: он назывался «Продается планета» и любимый рассказ там был про девушку и исполнение желаний).
Из того, что я читал в девяностые и что на меня самое сильное впечатление произвел «Нейромант» Уильяма Гибсона. Это довольно естественно, учитывая, что «дедушкой киберпанка» принято считать одного из моих самых любимых писателей, Томаса Пинчона. Из всего киберпанка Гибсон для меня, конечно, номер один, на втором месте — «Алмазный век» Стивенсона, у которого, на самом деле, я больше люблю «Криптономикон» и «Барочный цикл».
Еще одним автором, который формально относится к фантастике, стал для меня Стивен Кинг. У меня с ним сложные отношения, потому что в начале девяностых я переводил не самые его лучшие книги. Точнее, не переводил, а собирал переводы из кусочков в качестве редактора. Как сейчас помню, роман «Томинокеры» должен был быть переведен за месяц. Меня хватило только на то, чтобы имена у героев не менялись от главы к главе — о точности перевода и художественных достоинствах речь не шла. Самое смешное, что этот перевод перешел потом от «Кэдмена» к АСТ и издается едва ли не до сих пор. Жаль, что я не застолбил за собой права на перевод на двадцать лет вперед. Надеюсь, они его почистили хотя бы.
Так вот, скажем честно, плотное чтение «Томинокеров» и «Бегущего человека» — не лучший опыт для знакомства с Кингом. Прошло еще много лет, прежде чем я его начал нормально читать. «Salem's Lot» и «Сияние» были прекрасны, но полюбил я Кинга после «Темной башни» (внимательный читатель «Хоровода воды» найдет в одной из глав развернутую цитату). При этом ужасы как жанр я не очень люблю — в том же «Кэдмане» я был причастен к переводу одного из романов Клайва Баркера, он мне понравился, но желания читать другие не возникло.
А вот теперь надо назвать две книги, которые относятся к фантастике весьма относительно, но которых я очень люблю. Во-первых это «1984» Джорджа Оруэлла (прочитанный в Самиздате примерно в заглавном году), а во-вторых «Infinite Jest» Дэвида Фостера Уоллеса, роман о сравнительно недалеком будущем, объемом в тысячу с лишним страниц мелкого шрифта, с множеством героев и крайне неспешным сюжетом. По сравнению с ним «Радуга тяготения» Томаса Пинчона (кстати, только что вышедшая по-русски) выглядит простым и легким для чтения романом.
Рекомендация, я понимаю, так себе, но Дэвид Фостер Уоллес совершенно гениальный автор — хотя не все, кто его полюбят, дочитают книгу до конца.
Отвечая на этот вопрос, я понял, что для меня «фантастика» — это, по сути, sci-fi и футурология. Даже Стивена Кинга я вспомнил в последний момент, а автора, больше всего повлиявшего на замысел «Живых и взрослых» не вспомнил вообще — ну, вспомню дальше, пусть будет немного саспенса.
Еще, конечно, надо назвать Филиппа К. Дика и Роджера Желязны. Уходя в сторону фэнтези, надо сказать, что в девяностые я был большим поклонником и популяризатором Анн Райс и, кажется, автором первой рецензии на ее прозу, напечатанной в мейнстримном СМИ — один из романов о вампире Лестате удалось обозреть не то в «Сегодня», не то в «Коммерсанте».
Возвращаясь к вопросу, надо сказать, что я не воспринимаю «Живых и взрослых» как фантастику — для меня это скорее young adult book, книга для подростков. Про роман «Нет» я скажу чуть позже, но если отвечать на вопрос, то я не думаю в терминах «напишу-ка я фантастику» — я придумываю очередную книжку и иногда в ней бывают элементы фэнтези (как в «Хороводе воды»), а иногда это оказывается что-то вроде «Нет» или «Живых и взрослых». Меня, то есть, ничто не заставляет обращаться к этому жанру, кроме того, что — как я только что убедился — среди моих любимых книг довольно много книг в этом жанре. И я эти книги не отделяю от всех других, которые я люблю.
Честное слово, Оруэлла и Дэвида Фостер Уоллеса трудно назвать фантастами.
И последнее. Я думаю, мой интерес к фантастике предопределен моим интересом к трансцендентным переживаниям и измененным состояниям сознания. Понятно, что Пинчон, Фостер Уоллес, Гибсон, Стивенсон, Анн Райс, Филип К. Дик и, подозреваю, даже Роберт Шекли как раз из числа вот таких психонавтов, которых хлебом не корми, дай написать про необычные переживания. Есть, конечно, авторы, которые честно описывают собственный опыт, но как правило они пишут куда скучнее, чем те, кого принято считать «фантастами».
В субботу в рамках четвертого дня двадцать пятой московской международной книжной выставки-ярмарки на стенде издательства "ЭКСМО" проходил фантастический марафон, в ходе которого свои новые книги читателям представили Александр Конторович, Василий Головачёв, Вадим Панов и Ник Перумов. ФантЛаб, как и в среду, выступил информационным партнером мероприятия.
Вашему вниманию предлагается стенограмма презентации нового романа Вадима Панова "Кардонийская рулетка". Первые несколько вопросов задавал ведущий, дальше в дело вступили поклонники.
Вадим, вот новое произведение. Что сотрясает нашу любимую вселенную, что с ней происходит, какие, не побоюсь этого слова, катаклизмы ее сотрясают?
Да, главная тема нашей сегодняшней встречи для меня очень приятная, это выход книги "Кардонийская рулетка", третьего романа из цикла "Герметикон". Новые приключения, новая история, не только о Помпилио, но еще одна история о мире Герметикона, о том, что в нем происходит, о том, какие силы вступают снова в единоборства.
Кого из старых знакомых мы здесь встретим? Есть ли новенькие?
О новых героях я, понятное дело, говорить не буду, но они есть и играют серьезную роль. Но обещаю, что и старых знакомых будет много и будут в том числе персонажи, знакомые еще с "Последнего адмирала Заграты", то есть весь экипаж "Пытливого амуша", в том числе будет уделено время еще одному члену экипажа, который почти не появлялся в "Адмирале".
Если привести избитую банальную фразу, то все произведения — это любимые дети, а герои, таким образом, внуки. Есть ли у вас любимые герои?
Ну если книги — дети, то герои скорее волосы, ногти, пальчики. Мы же о фантастике говорим, в конце концов, вы же хотели фантастических ответов, вот теперь получайте.
Вы совершенно правильно начали. Нелюбимых детей не бывает, ни у кого. Каждая книга — это кусочек меня, это я в какой-то период, это в том числе мои мысли, моя история, мои чувства, каждый роман в каком-то смысле мой любимый ребенок. Все стоят на полке, тихо-тихо.
На сколь долгий цикл вы замахнулись? Может ли кто-то это предсказать? Как всякий фантаст вы можете это предсказать, насколько я понимаю, это в ваших силах
Да, я верю, что буду жить вечно, пока получается. Ну, не предсказуемо, конечно. Мне раньше довольно часто задавали такие же вопросы по Тайному городу — как долго он будет еще продолжаться, как долго я еще буду вас... радовать, я надеюсь. Ответ уже выработался и ответ простой. До тех пор, пока будут интересные идеи, интересные ходы, интересные сюжеты, до тех пор, пока мне самому будет интересно рассказывать истории о Тайном городе, о Герметиконе, эти истории будут появляться. То есть когда в Тайном городе были перерывы, я просто искал новые идеи, новые мысли, за которые можно было зацепиться и о которых можно будет рассказать. И когда я их нахожу, появляется новая книга. И когда я найду подходящий сюжет, появится новая книга о Герметиконе.
Добрый день, Вадим, у меня такой вот неожиданный вопрос. Я совсем недавно неожиданно узнал, что ваш цикл Тайный город почему-то позиционируется как женская проза. Меня это, честно говоря, поразило в самое сердце. Я понимаю, что там есть место и для глубокого психологизма, и для развития личности героя, но все равно это выглядит как-то странно. Скажите пожалуйста, как вы относитесь к такому позиционированию своих романов, и что касается фантастики, если есть мужской детектив и женский детектив, с женским понятно, мужской он более жесткий, и все равно разграничение довольно условно, то можно ли как-то делить фантастику по гендерному типу?
Ответ очень простой. Когда я только начинал писать, написал первую книгу, потом вторую, а потом была первая встреча с читателями. Я шел на встречу, волновался, конечно же, я всегда волнуюсь, и я предполагал, что я встречу там своих сверстников, ну как минимум людей своего поколения, ну может быть, чуть помладше, мне тогда было уже достаточно много лет, но все равно молодых людей. Вот такое вот было непонимание происходящего, но уже на первой же встрече я понял, как сильно ошибался, потому что выяснилось, что мои книги читают совершенно разные люди, понимаете, и мужчины, и женщины, и от пятнадцати до семидесяти лет. Я это видел, я это слышал, и потом в интернете на форумах, я понимаю, что меня читают принципиально разные люди, поэтому можно сказать, что я и женская проза, и суровая мужская проза, и фантастика. Ну в принципе можно сказать, что есть такое понятие — хорошая книга. Вот "Унесенные ветром", к примеру, — это типичная дамская мелодрама, но это блестящая книга, одна из лучших в двадцатом веке, и с этим трудно поспорить. Есть хорошие книги, которые читают все, а что касается разделения, с другой стороны, я только что на него вам ответил.
Вы начали писать с двадцати девяти лет. А что вас сподвигло на творческую деятельность? И откуда вы черпаете свои идеи?
Сподвигло... Ну, короткий ответ: мне стало нечего читать, и я решил написать для себя. В принципе, я думаю, любой писатель пишет для себя, потому что только в этом случае получаются книги интересные действительно для всех. Такой забавный случай — если ты пишешь именно для себя, то получается интересно для всех, если начинаешь под кого-то подстраиваться, то получается неинтересно никому, потому что тебе самому неинтересно, и так далее.
Ну, был видимо какой-то... то есть понятно, что этот вопрос типа "Как вы пишете втроем?", на них очень сложно ответить. Откуда берется идея? Отовсюду. Почему начали писать? Потому что в какой-то момент это стало жутко интересно, настолько интересно, что я готов жертвовать на это свое время, а время — это главная ценность, что у нас есть. А раз я стал тратить на это время, я стал стараться делать хорошо, и одно за другим как снежный ком покатилось.
Я прошу прощения, я не успел еще прочитать вашу последнюю книгу...
Так и подмывает пошутить: "Я тоже".
Это к издательству, скорее, претензия, потому что книга только-только поступила в магазины, а за одну ночь ее не прочитаешь. Но я собственно, к чему. После первой книги вы главного героя, извините, роняете с самолета или дирижабля...
Он сам падает.
Как скажете, после второй вы опять-таки где-то там его наверху взрываете...
Не я, не я...
Да-да, я понимаю, террористы. Как оно там будет с третьей книгой? Может, побережете его какое-то время, целым оставите?
Пока? Временно?
Да, ну вообще, на ближайшие пять-шесть книг. Но вообще у меня вопрос по другому циклу, может быть, к "Анклавам" вы сами вернетесь?
Когда я перестану издеваться над героями? Когда они перестанут лезть во все вопросы, которые их не касаются. Раз уж он лезет, куда не просят, то, соответственно, и получает, сколько получится. Тут уж я ничего не могу сделать.
Что касается "Анклавов", то никогда не говори никогда, как говорится. Собственно говоря, межавторский цикл появился именно потому, что мне самому было безумно интересно узнать, что будет дальше. А возникнет или не возникнет у меня желание добавить, мне пока трудно сказать.
Как вас устраивает продолжение вашей темы другими авторами? Насколько вам кажется, что они действительно продолжают вашу тему, потому что ваша тема интересует всех здесь собравшихся.
Давайте сразу оговоримся, что все эти истории произошли уже потом, и, соответственно, все основные темы, которые я показывал в первых пяти книгах, они пока не затрагиваются, не развиваются. А мир — да. Мы с автором обсуждаем новую книгу на уровне синопсиса, проговариваем и обсуждаем, находим общий язык, потом я в обязательном порядке читаю книгу, и если там возникают шероховатости именно по миру, мы их опять-таки обсуждаем. Есть некоторые вольности, то есть это естественно, всегда будет присутствовать, но это уже развитие мира.
Если бы эти книги меня не устраивали, они бы не выходили вообще.
Так уж вышло, что вы цикловый автор, стоит вам написать какую-нибудь книгу, как она тут же становится началом цикла. Когда автор садится писать книгу и понимает, что не укладывается в одну, он начинает писать вторую, третью, так и рождается цикл. На каком-нибудь этапе он понимает, что не сможет писать этот цикл вечно, и рано или поздно придется поставить точку. Например, есть такой норвежский писатель, Ю Несбё, он не фантаст, пишет детективы про сыщика Харри Холе. Я читал его интервью, в котором он сказал, что знал, чем все закончится, еще когда работал над второй книгой (сейчас у него их восемь) и заранее расписал весь цикл наперед. Меня вот интересует мой любимый цикл «Тайный город». Когда надо будет его заканчивать, и на каком этапе вы стали думать о финале, и сколько еще надо ждать новой книги?
Вы не путайте сериалы и циклы. Сериал – это, например, «Анклавы», там было начало, и я знал, что оно закончится, у меня был финал для них, я знал, о чем буду рассказывать и где поставлю точку. Цикл – это книги, объединенные миром, здесь истории могут пересекаться, могут не пересекаться, нет сквозной линии, которая куда-либо вела. Я не читал книги о Харри Холе, но приведу в пример Ниро Вульфа. Это огромное количество книг, и это именно цикл, не сериал, там нет сквозной линии, это просто рассказы о героях, которые становятся близки настолько, что я прочитал всего Ниро Вульфа и с удовольствием прочел бы еще столько, потому что это прекрасно написанные детективные книги.
Что касается того, почему у меня получаются именно циклы, то, как сказал бы Фрейд, ищите ответ в детстве. В детстве мне очень попалась книга Александра Волкова «Волшебник Изумрудного города», потом «Урфин Джюс», «Семь подземных королей», «Огненный бог Марранов», «Желтый Туман» и «Тайна заброшенного замка», и в какой-то момент книги закончились. Вы представляете, какой это был шок для ребенка. Как? Любимые истории закончились! Любимые герои закончились! Видимо, это где-то во мне затаилось, что нельзя так просто взять, и закончить цикл, и с тех пор я бегаю на дальние дистанции.
У меня вопрос по поводу суперсерии «Тайный город», которую обожают, наверное, все ваши читатели. Обращался ли к вам кто-нибудь из наших телеканалов по поводу снять сериал, именно фантастический сериал, а не фильм. Такого в принципе еще никто не делал, даже на российском уровне не было. «Тайный город» очень хорошо может пойти как сериал, и даже отговорки, что российское кино не может конкурировать с зарубежным и зарабатывать деньги, не помогут, поскольку российские сериалы зарабатывают довольно хорошие деньги, потому что в противном случае просто не было бы столько продолжений. Не хотели бы вы заняться именно предложением?
Предложения периодически возникают, но фантастические сериалы по умолчанию требуют больших вложений, чем те же детективы. Ведь почему у нас так много детективов и мелодрам? Потому что если есть история, есть сценарий, то это довольно легко, дешево снимать. А с фантастикой все не так просто, пока мы еще до этого не доросли. Пока у меня нет своего канала, которому я мог бы его предложить.
Вы пробовали себя в разных стилях, «Тайный город» — это городское фэнтези, «Анклавы» выполнены в области киберпанка, «Герметикон» можно отнести к стимпанку, в «Праймашине» вы работали в стиле фэнтези. А вот в каких еще направлениях фэнтези и фантастики вы бы хотели поработать?
Непредсказуемо. Непредсказуемо, потому что я не могу предсказать, что меня настолько увлечет, чтобы сделать на эту тему книгу или больше, чем одну книгу. Идея, концепция «Герметикона» как сочетание паровой эпохи и возможности путешествовать между звезд – это оригинальный ход. Обычный, классический стимпанк я не стал бы писать, мне не интересны викторианские декорации, мне не интересны гигантские шагающие роботы, потому что я в них не верю. Их даже сейчас нигде нет, как ни странно. А вот в полеты через червоточину я могу поверить.
Вадим Юрьевич, книги «Тайного города» построены по такому принципу – идет многоходовый рассказ о различных расах, которые живут в Тайном городе. Будет ли хотя бы одна книга, которая расскажет исключительно о любимых Красных шапках?
Вот, «Головокружение». Собственно, изначально был замысел вообще сделать эту книгу только о Красных шапках, поэтому их там так много, но в какой-то момент я понял, что в одиночку они всю книгу не вытягивают. Драматизма не хватало, то есть сцены-то появлялись, но в какой-то момент стало понятно, что для книги нужно что-то еще. Красные шапки – это, конечно, очень здорово, но их одних мало.
Когда я начал читать «Тайный город», я сразу же выделил для себя Сантьягу, это, наверное, самый герой, именно потому, что он там есть, видимо, какие-то очень интересные люди и относят «Тайный город» к жанру женской фантастики. Если бы все-таки стали снимать фильм, то кто-то мог сыграть Сантьягу?
Вы выделили Сантьягу? Оригинал! Обычно его никто не замечает. Это очень сложный вопрос, потому что отсылает нас к пословице «Делить шкуру неубитого медведя». Какой смысл сейчас обсуждать, кто, если фильма не будет. Пускай я фантаст, но отвечу как прагматик. Может быть, вы видели записи «Гамлета» в исполнении Высоцкого и «Гамлета» в исполнении Смоктуновского, это принципиально разные Гамлеты, скажем так, про внешность я вообще молчу, и по манере исполнения, и по энергетике, которую они прячут в себе, каждый нашел своего Гамлета, а кто из них больше-то похож на Гамлета? Не понятно совершенно, поэтому если человек станет Сантьягой, если мы увидим в нем, что это действительно Сантьяга, то пусть он даже будет белобрысым, веснушчатым и невысокого роста, он будет именно Сантьягой, он его сыграет, потому что важен именно образ, а не только внешность. Но даю слово, это будет не Безруков.
Скажите, а как происходит общение между мирами в Герметиконе? Исключительно путем путешествия на дирижаблях, или еще каким-то образом? Все-таки культура и новости должны распространяться и сообщаться.
Согласен, но здесь вопрос отсылает нас опять же к эпохе. В тот период, даже если брать заодно нашу цивилизацию, то в общем-то не было достаточно устойчивой связи между континентами, совсем уж устойчивой, так скажем. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в Герметиконе нет устойчивой беспроводной связи между планетами. То есть почтовые цеппели, но поскольку их много, я думаю, да не то что думаю, я знаю, что сообщение между планетами достаточно развитое.
Да и голубиную почту никто не отменял.
Да, запустите голубя туда, только в скафандре.
Вадим Юрьевич, в завершение темы женского романа хотелось бы услышать из ваших уст ответ, почему у навов нет женщин?
Тут вот какая штука. Для того чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, что такое книги о Тайном городе. Это, в общем-то, документалистика. Они позиционируются как фантастика, чтобы не началась паника. Я пишу о том, что рассказывают мне. Рассказываю истории, которым был свидетелем сам. А об этом навы молчат. Я пару раз закидывал удочки, но бесполезно. У них есть несколько вещей, о которых они помалкивают. А если нав молчит, как-то не тянет разжимать его челюсти ножом.
Фото позаимствованы из фотоальбомов издательства "ЭКСМО". Это последний репортаж о двадцать пятой московской международной книжной выставке-ярмарке, со следующей недели колонка возвращается в обычный режим работы (то есть две-три недели паузы, шесть рецензий, две-три недели паузы, пара рецензий и т.д.), спасибо что читали репортажи с выставки, надеюсь, вам было интересно.