Марина Леонидовна Ясинская родилась в семье военнослужащего и, как следствие, в детстве сменила шесть школ и несколько мест жительства – Северный Кавказ, Сибирь, Ленинград, Прибалтика и Поволжье.
Писать начала в 2006 году, отдавая предпочтение фантастике. Неоднократный победитель и призёр различных сетевых литературных конкурсов, лауреат премии МГУ «Facultet» 2008, победитель весенней Грелки 2014, финалист пятого сезона «Книгуру» 2014, финалист и дипломант премии В. Крапивина 2017, финалист конкурса «Новая Детская Книга» 2017, победитель конкурса «Новая Детская Книга» 2018.
Победитель сценарных конкурсов Альберты, Канада (2015), I-Holly, США (2016) и Life Fest, США (2016), призёр Лондонского и Амстердамского кинофестивалей (2016), финалист сценарных конкурсов Нью-Йорка (2015), Лос-Анджелеса и Лас-Вегаса (2016) и многих других.
В ближайшее время в издательстве Росмэн выходит роман "Сердце лётного камня" из нового цикла "Авионеры". Роман, рассчитанный не только на взрослую, но и на подростковую аудиторию, стал победителем IX сезона (2018) конкурса «Новая книга» издательства Росмэн.
В связи с этим Марина любезно согласилась ответить на несколько моих вопросов:
Самая любимая книга\автор из когда-либо прочитанных?
Выделить только одну книгу не могу, у меня на самом деле есть крепкая пятёрка лидеров, которую вот уже много лет ни одна книга не может сместить с их позиций в чарте, хотя многие вплотную к ним приближаются.
И, тем не менее, моя пятёрка выглядит следующим образом: «Ведьмак» Сапковского, «Мастер и Маргарита» Булгакова, «Волкодав» Семёновой, «Мартин Иден» Джека Лондона и большинство книг серии «Плоского Мира» Терри Пратчетта.
Самая нелюбимая книга\автор из когда-либо прочитанных?
С тех пор, как школа закончилась, я обнаружила, что, оказывается, я больше не должна непременно дочитывать до конца книги, которые мне не нравятся, потому что мне больше не придётся писать по ним сочинений и бороться за хорошие оценки.
Так что после окончания школы я просто не дочитывала книги, которые мне не нравились, не видя смысла себя заставлять. Соотвественно, нелюбимые книги из прочитанных остались из школьных времён. И самой нелюбимой из них была, пожалуй, «Что делать?» Чернышевского; до сих пор помню, как мучительно трудно мне она далась.
Конкуренцию ей несколько лет спустя неожиданно составил роман, который пришлось прочитать в рамках учебной программы в американском колледже – «Моби Дик». И дело не в том, что мне пришлось читать его на английском, нет; языком я владею свободно. Но мне никак не удалось увидеть ту осоую неторопливость и плавность, атмосферу и настроение, за которые роман хвалят другие; мне повествование упорно казалось затянутым, а сюжет – ужасающе статичным.
Кто вы есть в жизни, а кем хотели бы стать? Довольны ли вы тем, как все сложилось?
В детстве я хотела стать писателем. Но я была разумной девочкой и прекрасно понимала, что писателем на жизнь не заработать, и потому к старшим классам школы решила стать юристом; эта профессия была мне интересна и обещала более стабильный доход, чем писательство.
Когда я училась на юрфаке, я хотела работать в уголовной сфере, а в перспективе – в законодательной. Но одна практика в полиции и прокуратуре – и я выбрала гражданско-правовую специализацию, решив, что это сэкономит мне нервы.
Однако судьба полна сюрпризов, и вот через несколько лет после окончания юрфака она всё-таки привела меня туда, куда я изначально хотела: я работаю в уголовном департаменте Канады, в отделе, занимающемся реформами законодательства.
Писателем я в итоге всё-таки тоже стала. Но это уже только в свободное от работы время.
Так что я счастливый человек, я хотела стать писателем и юристом – и стала.
А ещё я всегда мечтала стать профессиональной фигуристкой. В идеале – парницей; все эти выбросы, высокие поддержки и тодесы меня просто завораживали... Конечно, профессиональной
фигуристкой мне уже не стать и на Олимпиаде не выступить, и тем не менее, вот уже почти десять лет я занимаюсь фигурным катанием с профессиональным тренером – исключительно ради собственного удовольствия. И когда я приземляю каскад прыжков «флип-ритбергер», я чувствую себя как никогда счастливой.
Кто самый важный для вас человек\люди?
Буду очень «оригинальна» — мои родные и близкие. Не будь их, не поддерживай они меня во всех моих стремлениях и увлечениях, разочарованиях и радостях, ни писательство, ни фигурное катание, ни всё остальное просто не имело бы никакого значения.
Что вы считаете самым главным достижением человечества на сегодняшний день?
Как писатель, я, наверное, просто обязана ответить «книгопечатание». Не будь его, не было бы и нас, писателей... Хотя более позднее изобретение человечества – пиратские онлайн библиотеки – упорно угрожает писательскому труду.
У вас есть возможность попасть в любой литературный мир и стать любым из героев. Где вы окажетесь и кем будете? Почему?
Я бы с удовольствием отправилась в Ехо Макса Фрая, уж очень это уютный и красивый мир. Одни только бесконечные трактиры чего стоят! Да, пожалуй, оказавшись в Ехо, я бы именно с них и начала и не успокоилась бы, пока не перепробовала все блюда старой кухни! Ну, а потом устроилась бы в Тайный Сыск и начала бы искать себе на голову какие-нибудь увлекательные приключения, которые – что тоже немаловажно — в большинстве случаев хорошо заканчиваются.
Что вы порекомендуете прочесть людям, которые захотят ознакомиться с вашим творчеством?
Зависит от их интересов и предпочтений.
Если кто-то любит социальную фантастику, посоветую «Лотерею жизни». Если городскую фэнтези, то «Фантографа». Если постапокалипсис, то «Колесипед шестого Сброса». Если историческую фэнтези, то «Amore letalis». Если юмористическую фантастику, то «Морской бой». Если кто-то любит вселенную Дозоров, то мой проектный роман «Чужой Дозор». Если кто-то любит подростковые приключения, то советую «Детей Северного сияния».
И вообще всем рекомендую приключенческий роман «Авионеры», который стал победителем конкурса «Новая книга» от Росмэн в 2018 году и должен выйти этой весной. Мне кажется, его будет интересно читать ну практически всем.
И, конечно же, грядущие книги в серии «Аква», где у меня в «Юге» выходит новая повесть «Железный остров».
На какой вопрос вам хотелось бы ответить, но его никогда не задают?
Поговорить я люблю, так что если мне очень хочется о чём-то рассказать, то я непременно нахожу повод, как этим поделиться.
Продолжите фразу "Я никогда не..."
На самом деле, я много чего никогда не делала. Не прыгала с парашютом. Не каталась на водных лыжах. Не была в Рио-де-Жанейро... Но, надеюсь, я всё это ещё наверстаю!
20 января на нашем форуме был открыт приём вопросов Станиславу Дробышевскому, известному российскому антропологу, популяризатору науки. Я отобрал наиболее "фантастичные", и 7 февраля интервью со Станиславом провёл по Скайпу.
Заранее извиняюсь за качество звука (эхо). Когда тестировали со Станиславом, звук не фонил, но уже при записи, где-то с середины, началось, и останавливать было бы глупо.
Чьи вопросы не попали в интервью — извините, но оно и так вышло на час с небольшим. Попробую помучить Станислава ещё в текстовом режиме...
Ирина Вадимовна Лазаренко— современная писательница, работающая в жанрах фэнтези и социальной фантастики. Член Интернационального Союза писателей. Помимо творчества, занимается фрилансом, любит путешествовать, увлекается рисованием и компьютерными играми. Первой публикацией в 2015 году стал рассказ «Смертные не оригинальны» в сборнике «Черновики мира». Через полгода вышел роман «Магия дружбы», написанный в стиле фэнтези и повествующий о судьбе пяти выпускников магической школы. В ближайшее время выйдет написанный в соавторстве с Дмитрием Самохиным сборник "Сад зеркал" — предпоследний том в серии "Зеркало". Так же планируется участие Ирины в будущем межавторском проекте "Аква".
В связи с предстоящим выходом сборника Ирина согласилась ответить на небольшой список вопросов.
Самая любимая книга\автор из когда-либо прочитанных?
Очень много у меня авторов и книг, которые когда-то попадали в самые любимые, а с годами меркли и пересматривались, также много авторов и книг, которые продолжают числиться любимыми, возможно, по инерции, потому что давно не перечитывались, или потому что мне просто попадались удачные творения, а остальное творчество авторов я знаю не так уж глубоко. Вот я приготовилась сейчас выкрикивать: «Джек Лондон! Булгаков! Шекли!..», а потом поняла, что все авторы из неозвученного списка попадают в одну из этих категорий.
Так что я назову единственную книгу, о которой я точно знаю, что она не стала иначе восприниматься спустя прорву времени: это «Ведьмак» Сапковского. Собственно, именно с нее началось моё знакомство с дарк-фэнтези, и многое из того, что я сама пишу теперь, спустя очень много лет, читатели в первую очередь сравнивают по духу с «Ведьмаком». Я при этом делаю вид «О, ну ладно, хватит уже», но эти сравнения, конечно же, продолжают начёсывать моё ЧСВ.
Самая нелюбимая книга\автор из когда-либо прочитанных?
Сейчас я пну вагон с петардами и скажу: Несбё. Большего книжного разочарования за последние годы у меня не было. Автора позиционируют как яркого детективщика, но вот я читаю это и, мягко говоря, удивляюсь очень, ибо со страниц льются потоки говна, крови, спермы и алкоголя, замешанные на всех детективных и триллерных штампах, которые только существуют в природе, персонажи клишированы, конфликты картонны, а больше ничего там и нет. И мне скучно! Убийцу я угадала, как только он появился в тексте под видом мимокрокодила, все натужные интриги миллион раз описаны и показаны до Несбё, причем показаны лучше, я легко предугадываю, какие приемы пойдут в дело дальше, что произойдёт в кульминации, чем всё закончится – ну и зачем мне всё это?
Глубочайшее недоумение – всё, что оставил после себя самый популярный роман Несбё, который аж экранизировали во всё горло.
Кто вы есть в жизни, а кем хотели бы стать? Довольны ли вы тем, как все сложилось?
В жизни я есть человек, который много всего делает с буковками, и по работе, и для души. Я работаю с текстами, редактирую их, учу других людей работать с текстами, отдыхаю с текстами, развиваюсь с ними, прокачиваюсь, развлекаюсь и так далее.
Я бы хотела быть человеком, который делает то же самое, но еще лучше и заметнее.
Да, я довольна тем, как всё сложилось, потому что я сложила всё это волей своей и усилиями, вопреки полученному образованию, ожиданиям окружающих меня на тот момент людей, социальным премлемостям, накатанным колеям, организации жизни и времени, ну и прочим вещам, которые были против того, чтобы я занималась именно этим.
Кто самый важный для вас человек\люди?
Семья и очень ограниченный круг близких друзей. Неожиданно, да? :)
Что вы считаете самым главным достижением человечества на сегодняшний день?
Несмотря на все попытки самоубиться, оно двигается в направлении космоса и приближается к тому, чтобы когда-нибудь освободить от своего присутствия эту несчастную планету.
У вас есть возможность попасть в любой литературный мир и стать любым из героев. Где вы окажетесь и кем будете? Почему?
Я буду с истерическим визгом носиться по фэнтезийным мирам, где есть ламповость, эльфы и магия, потому что люблю ламповость, эльфов и магию, и я буду там осваивать какую-нибудь сложную и редкую профессию, чтобы всё о ней узнать, потом перевернуть её с ног на голову и чтобы все офигели.
На самом деле я бы не хотела это делать в своей физической оболочке, потому что ей очень дороги все достижения цивилизации, типа вай-фая из каждого утюга, биотуалетов и антибиотиков, и моя физическая оболочка хочет продолжать ими пользоваться. А ловить на ужин жучков в сказочном лесу, ожидая получить стрелу в зад, она, наоборот, не хочет.
Что вы порекомендуете прочесть людям, которые захотят ознакомиться с вашим творчеством?
В зависимости от предпочтений:
Кто желает фэнтези классик-стайл с серьезными вопросами и свершениями под соусом из легкой формы – велкам в мир «Неизлечимых»: романы «Магия дружбы» и «Магия тени».
Кто хочет честный дарк-эпик, тем советую роман «Хмурь».
Любителям тёплого «местечкового» фэнтези, приключалок и посмеяться – цикл «Невыносимые»: романы «До порога чужих миров», «За порогом и дальше».
В рассказах моих можно начитать всякого, от «мягкой» НФ до махрового киберпанка; социальной фантастики и фэнтези у меня особенно много, почти на любые фломастеры: городские, детективные, нуарные, юмористические, всякие.
Ничем не порадую читателей романтической и боевой фантастики, литрпг, попаданцев, академий – их у меня нет совсем.
На какой вопрос вам хотелось бы ответить, но его никогда не задают?
Мне никогда не задавали классический вопрос: «Где вы берете вдохновение?». Я всё ожидаю его и уверена, что отличный ответ должен родиться у меня в тот же момент сам собой.
Продолжите фразу "Я никогда не..."
…употребляла наркотики, потому что дури мне своей хватает.
Родилась в 1989 году в Москве. В 2008 году окончила Колледж МИД России. Примерно в это же время серьёзно увлеклась фантастикой. Дебютный роман «Ключ от всех дверей» занял первое место на конкурсе фантастики «Триммера-2010» и вскоре был опубликован издательством «Центрполиграф». А через год издательство «ЭКСМО» выпустило книги «Белая тетрадь» и «Зажечь звезду» . Также публиковалась в журнале «Seagull Magazine» (стихи, рассказ), в газете «Интеллигент» (стихи), в электронном журнале «Буквица» (стихи). В настоящий момент выходят в печать книги замечательного цикла «Кофейные истории».
Активно участвовала в серии «Зеркало» — автор третьей книги «Зеркальный лабиринт» и одиннадцатой книги «Зеркало воды». Планируется участие еще и в межавторском проекте Аква.
Софья любезно согласилась ответить на несколько вопросов и дала небольшое блиц-интервью:
1. Самая любимая книга\автор из когда-либо прочитанных?
Если выбирать одну и самую-самую… Наверное, «Фламандская доска», автор – Артуро Перес-Реверте. Эту книгу я прочитала и на русском, и в оригинале, на испанском. О, и ещё «Счастливчики» Кортасара, они же раньше выходили под названием «Выигрыши». Из неизданного очень люблю повести и рассказы Николаос. Но также я не представляю свою читательскую жизнь без книг Джоанн Хэррис, Дианы Уинн Джонс, Мервина Пика, Макса Фрая, Хэмбли, Роулинг, де Линта, Коростелёвой, Парфёновой, сказок, мифов и саг… Кто-нибудь, остановите меня :)
2. Самая нелюбимая книга\автор из когда-либо прочитанных?
Такая книга есть, даже целых три.
Первую я не могу назвать, потому что автор до сих пор пишет и живёт в России. Если говорить в общем, я не выношу истории деградации, когда приходится наблюдать, как постепенно скатывается в грязь симпатичный, в общем-то, герой. Особенно если при этом развитие сюжета выглядит не естественно, а в нём видна «рука автора».
А ещё мне не нравится, когда в книге автор сводит счёты с виртуальными знакомыми, причём даже не особенно изменяя имена – это было моё второе «книжное разочарование», до сих пор трясёт, когда вспоминаю.
Третья книга… Нет, это, скорее, автор. Мне сначала нравились его истории, сюжеты, стиль, но каждая работа оставляла в целом неприятное, липкое такое ощущение. Герой неизменно – весь в белом среди толпы, этакий д’Артаньян и страдалец-правдорубец среди завидующих, чёрных душой ничтожеств. А потом я увидела, как автор написал что-то вроде: «Ненавижу свой родной город, там одно быдло, вот бы сбросить на них всех атомную бомбу». И, знаете, как отрезало. Теперь прохожу мимо и в сторону его книг даже не смотрю.
Наверное, потому что в целом я люблю людей :)
3. Кто вы есть в жизни, а кем хотели бы стать? Довольны ли вы тем, как все сложилось?
В общем, кем хотела, тем и стала – писатель, поэт, рассказчица историй. Основная работа связана с частыми переездами на долгий срок, и это неизменный источник впечатлений для книг.
4. Кто самый важный для вас человек\люди?
Семья и друзья – думаю, тут без сюрпризов.
5. Что вы считаете самым главным достижением человечества на сегодняшний день?
Наверное, то, что человечество до этого дня дожило. Это клёво.
6. У вас есть возможность попасть в любой литературный мир и стать любым из героев. Где вы окажетесь и кем будете?
Пожалуй, я бы отправилась куда-нибудь в свои книги, в свои миры, и стала бы глубоко второстепенным персонажем. Может, одним из проводников в мире Лисов графства Рэндалл… Или отправилась бы в Лагон, напросилась бы в ученицы к Оро-Ичу, там тоже интересно. О, или устроилась бы секретарём к Хорхе! Это один из второстепенных героев моего нового романа, «Прочь из моей головы», с которым пока знакомы только беты и пара давних читателей-друзей. С ним бы мы точно подружились :)
7. Что вы порекомендуете читателям, которые захотят ознакомиться в вашим творчеством?
Не начинать читать мою книгу вечером, если на следующий день рано вставать. Правда, ребята, не делайте так :)
8. На какой вопрос вам хотелось бы ответить, но его никогда не задают?
Вопрос о том, как появляются имена и названия в новых книгах, как разрабатываются миры… Хотя для того, чтобы ответить на этот вопрос, мне пришлось бы написать целую диссертацию.
Так что – нет, лучше не задавайте его.
9. Продолжите фразу "Я никогда не..."
…не высыпаюсь. По крайней мере, в последние месяцы мне именно так и кажется. Зима :(
В феврале в серии «Звёзды научной фантастики» выходит роман Яцека Дукая «Идеальное несовершенство» в вашем переводе. Насколько нам известно, Яцек Дукай знает русский язык и очень трепетно относится к переводам, сам их проверяет и авторизует. Как обстояла ваша работа над переводом «Несовершенства»?
К тому моменту, как я начал переводить роман, у меня уже был опыт общения с автором: мы довольно много переписывались, пока я переводил «Иные песни». Яцек Дукай и правда очень требовательный автор. Требовательный, прежде всего, к себе — но оттого и к другим, и к переводчикам — в частности. Насколько мне известно, он не менее плотно общается и с переводчиками его романов на английский (в частности, с теми, кто работает над переводом его opus magnum, романа «Лед»). К тому же он действительно хорошо знает русский (достаточно хорошо, чтобы, например, поддерживать двуязычную беседу с русскоязычными — и украиноязычными, кстати, — читателями, как это было на прошлогоднем львовском «Форуме издателей»). Он — представитель того поколения, которое учило русский в школе, к тому же, он активно возобновлял эти свои знания, пока работал надо «Льдом» (сбор материала предполагал обильное чтение русскоязычных первоисточников).
И именно из-за Яцека Дукая я получил эдакий переводческий «стокгольмский синдром». Существует ведь два полюса реальных переводческих стратегий: первая — «дополняй-и-объясняй», где переводчик тянет автора к читателю, выступая одновременно почти соавтором («boromir smiled», в общем); вторая — суровый буквализм, где калькируются авторские языковые решения; первая стратегия притягательна и всегда позволяет переводчику говорить «это не бага, а фича», вторая — всегда отчего-то довольно мучительна, ресурсоемка и часто находится в шаге от решений, имеющих лишь частичное отношение к художественному переводу (и еще тут всегда возникает проблема контроля за редактированием, необходимости предварительно объяснять, отчего в этом конкретном месте абзац выглядит именно так, как он выглядит).
И вот я отослал перевод «Иных песен» автору — и оказалось, что он (вот кто бы мог подумать!) куда больше ценит то, что сделал он сам, чем переводческие «изменения-и-дополнения»; пометок вроде: «тут в польском тексте другое слово» или «этих слов в романе нет» — оказалось в возвращенном куске текста в количестве. Плюс именно в переписке с автором пришлось вырабатывать и тот специфический язык «польского текста о грекоцентричном мире, работающем на основе метафизики Аристотеля», который, полагаю, не мог не вызывать некоторый ступор у неподготовленного читателя.
Но отчего приятно работать с Дукаем — он не только ставит переводчику вопросы и говорит о своих сомнениях; он активно помогает понять, что именно автор хотел сказать, используя такие-то и сякие-то приемы или вставляя вот это вот заковыристое слово, которое — нет, совершенно не нужно заменять более простым и понятным аналогом. Такая работа очень дисциплинирует переводчика, закрепляет в голове определенные ориентиры и дает представление о твоей, как переводчика, свободе при обращении с авторским текстом.
Когда позже я работал над переводом «Сезона гроз» Сапковского, именно это мешало сильнее всего: с одной стороны, был авторский язык (усложненный специфической лексикой, где Сапковский с удовольствием показывает свою языковую эрудицию или где он начинает играть со стилями); с другой стороны — корпус текстов «геральтианы», очень целостно переведенной Е. Вайсбротом (но язык которой стал «вайсбротовским» не в меньшей степени, чем он был «сапковским»). Первый вариант показался мне куда честнее, а вот читатели раз за разом спрашивали недоуменно: «а зачем же такие странные слова в привычном нам Сапковском?».
А общаетесь ли вы во время работы с другими авторами?
Это довольно коварный вопрос. В принципе, у переводчика необходимость общения с автором возникает как минимум когда становится ясным пространство непонятности и непонятости текста. А это, во-первых, это система ономастики и топонимов: в польском языке принято переносить в текст иностранные названия, имена и фамилии ровно так, как они пишутся на языках, откуда взяты; соответственно, раз за разом возникают вопросы «как это звучит» (поскольку для привыкшего к кириллице человека отнюдь не прозрачным является соответствие «Peugeot» и «Пежо», например). Во-вторых, это скрытые цитаты, которые отнюдь не обязательно улавливаются переводчиками (например, любое пафосное изречение героев Яцека Пекары о Христе заставляло забивать фразу в поисковик — не является ли она оригинальной или измененной евангельской цитатой; ровно так же в русском переводе Сапковского утерян целый ряд скрытых цитат, которые автор использовал в «Саге о Геральте»). Наконец, в-третьих, это социальный и культурный контекст упоминаемых авторами реалий (например, в любом романе, действие которого происходит между 1950-ми и 1980-ми годами, во времена ПНР, всегда есть понятные для польских читателей, но совершенно неявственные для читателя иноязычного культурные маркеры — всякоразные соответствия нашего «брежневского застоя» или «кукурузы — царицы полей»).
Но тут проблема, как мне кажется, в другом: переводчик, чтобы начать искать ответы на возникающие по тексту вопросы, должен вообще понять, что он столкнулся с чем-то, что этот вопрос подразумевает. И — да, тут-то общение с автором может помочь. Скажем, когда я переводил несколько повестей и рассказов из цикла «Последняя Речь Посполитая», подсказки автора, густо намешавшего в рассказы культурных (и поп-культурных) реалий, привычных для простого поляка, были очень и очень полезны.
Действие «Идеального несовершенства» разворачивается в будущем, в XXIX веке, в мире, в котором люди уже не вершина эволюции, а лишь меньшинство среди новых «постлюдей». Они — новая ступень в стремлении людей к совершенству, интеллект без тела, который при необходимости можно перенести в любое тело. Поэтому, чтобы избежать проблем с использованием родов (когда пол собеседника неясен или неизвестен), был разработан новый грамматический род, и вам в процессе перевода на русский по сути пришлось изобретать новые склонения, местоимения и окончания для этого грамматического рода. Как вы справлялись с этой переводческой задачей?
С этой переводческой задачей мы справлялись на пару с автором, поскольку для Дукая именно этот момент перевода очень важен (например, он говорил, что местоимения и склонения из «Идеального несовершенства» вполне прижились в среде польских трансгендеров — то есть, начали реально влиять на мир «здесь-и-теперь»). Я предложил несколько развернутых вариантов: как звучит местоимение, какие могут быть окончания, каких окончаний быть НЕ может, несмотря на всю их благозвучность для чужого уха. Пару раз мы поиграли с довольно большими — с главу-две — кусками текста, чтобы понять, что выходит и как это будет работать. В конце концов, остановились на варианте, который в базовых своих решениях оказался достаточно близок к авторскому.
Однако, усложненность задачи с этой игрой-в-новый-род-вне-родов состояла еще и в реалиях мира, описанного автором. Любое постчеловеческое существо в романе Дукая может принимать произвольный вид (или хотя бы разрешенный в рамках текущей Традиции, своего рода базового свода законов и установлений, регламентирующих характер жизни в локальных пространствах места и времени) — в частности, мужской или женский. Во всех случаях, когда в тексте речь идет о реакциях этой т. н. «манифестации», используется род плоти этой манифестации (мужской или женский, в привычной для нас грамматике); когда же речь идет о том, кто таким вот образом «манифестируется» — снова используется грамматика постчеловеческих сущностей. Это довольно выматывает в смысле необходимости отслеживать соответствие текста придуманным автором (и отчасти переводчиком) правилам и, возможно, кажется несколько переусложненным, но к этому довольно быстро привыкаешь.
Впрочем, Дукай и вообще уникальный в отношении работы с языком автор: чуть ли не для каждого своего произведения он создает языковые формы, которые соответствуют самой логике этого мира; порой это кажется ужасно расточительным — но это безумно интересно в смысле и переводческого усилия в том числе.
Часто ли вы работаете с текстами, для которых автор создает новый язык, новые категории или сложную терминологию?
Короткий ответ был бы: достаточно часто. Длинный — подразумевал бы обширную экскурсию в особенности польской фантастики (особенности не только языковые, но и идейные, культурные, идеологические). В сокращенной версии можно обратить внимание, что польские авторы — начиная с Лема и, особенно, с т. н. «социологической фантастики» 1970-80-х (круг авторов, идейно и идеологически близких к Янушу Зайделю), — активно играют на поле, скажем так, «миростроительства». До какого-то момента это выполняло функцию защитной реакции на цензуру, однако — вошло, кажется, в привычку. Сначала меня эта фонтанирующая креативность каждого второго читаемого текста несколько смущала, но потом стала радовать. Поскольку — это ведь очень честная работа: если ты создаешь мир, отличный от нашего, ты должен понимать, что отличаться он будет и в способах называния/описания окружающей действительности. Российские авторы, кажется, очень редко обращают внимание на такую возможность (и тем, кстати, ценней, когда — обращают: как это делает великолепный Сергей Жарковский, например).
Для польских авторов — это довольно разная игра. Дукай, например, может создать свой специфический язык (как он делал это в «Идеальном несовершенстве» или в романе «Лед»); Павел Майка в романе «Мир миров» (тут так и хочется написать «Мир міров», поскольку в названии есть эта отсылка к концу войны — и зеркалка по отношению к «Войне миров»Г. Уэллса) — создает густое варево описаний мира, измененного инопланетным вторжением и материализованными национальными легендами; Лукаш Орбитовский в своих рассказах активно использует молодежный сленг... Примеры можно было бы длить и длить.
Можете рассказать, над какими переводами работаете сейчас, или пока это тайна для читателей?
Я бы скорректировал этот вопрос следующим образом: «чего ждать в обозримом будущем» (имея в виду те переводы, которые сданы в издательства — или работа над которыми продолжается и не представляет собой информацию, разглашать которую пока что рано).
Во-первых, буквально с недели на неделю выходит пятая антология, которую прекрасный писатель и не менее талантливый составитель сборников Владимир Аренев делает для украинского издательства «Клуб семейного досуга». Это сериясборников, первый из которых вышел еще в 2015 году — и они, как мне кажется, достаточно оригинальны по своему составу: тут собраны как отечественные, так и иностранные авторы; в числе последних — и авторы польские, я же переводил для этой антологиирассказАнны Каньтох из ее историко-детективно-фантастического цикла о Доменике Жордане. Как по мне — это очень неплохой рассказ очень здоровского автора.
Во-вторых, сдан перевод двух сборников рассказов Яцека Комуды, где главный герой — небезызвестный нам Франсуа Вийон, поэт и преступник. Это довольно мрачные истории, происходящие в очень качественно изображенном средневековом мире.
Наконец, в-третьих, вовсю идет работа над пятым томомциклаРоберта М. Вегнера о Меекханской империи и ее окрестностях. Книга большая, потому в ближайшее время меня ждет изрядный кусок работы.
облако тэгов
