сообщение модератора

Данная тема предназначена для выбора лучших отзывов за прошедшую неделю по мнению лаборантов. Обращаем ваше внимание на то, что вкусы у всех разные, и поэтому здесь приветствуется только выдвижение номинантов. Обсуждение отзывов, особенно в негативном ключе, будет являться заведомым оффтопиком и нарушением локальных правил темы.
Выдвижение особо понравившихся отзывов, независимо от их даты публикации, оффтопом считаться не будет. В этом случае нужно указать дату публикации

сообщение модератора

Ольгун4ик, Вы желаете еще один пред? Теперь за оффтоп, или, может, за обсуждение модерации?

цитата

Меня сильно заинтриговал отзыв Виллебранд на "451 градус по Фаренгейту» Брэдбери. ЭТо тот редкий и приятный случай, когда ты с выводами в отзыве не согласен, но написано так хорошо, аргументировано и с такой неожиданной точки зрения, что с автором отзыва хочется сесть и как следует обсудить, почему он решил именно так, а не иначе. Со вполне возможным консенсусом в финале.

цитата

Книга отличается от большинства других по многим причинам. Во-первых, она тяжелочитабельная, но захватывающая. Да-да, такой парадокс. Это, конечно, мое личное ИМХО, ведь я до жути не люблю нуар. Все эти мрачные краски, неприятные запахи, измученные люди меня не очень вдохновляют. Единственный нуар, который мне нравится — это «Макулатура» Чарльза Буковски. Но здесь я терпел, потому что интересно. Мало того, что интересно, так еще и хорошо написано. Книга не короткая, и Хьёртсберг прописывал все детали жирными мазками, с подробностями из которых было понятно, что каждая из них что-то да значит. Каждая цифирка, буковка, название — в них есть смысл.

цитата

Начало книги способно разочаровать приступивших к ней с большими ожиданиями: сплошной предсмертный хруст французской булки и декадентский, чуть водянистый аромат нарцисса, окружающий главного героя, в котором привычно видится автор: обалдеть, как он тонко чувствовал, самобытно мыслил и хорошо писал, — плюс без автоспойлеров не обошлось: «Он ещё с гимназических лет мечтал о прозе, о книге жизнеописаний, куда бы он в виде скрытых взрывчатых гнёзд мог вставлять самое ошеломляющее из того, что он успел увидать и передумать. Но для такой книги он был ещё слишком молод, и вот он отделывался вместо неё писанием стихов, как писал бы живописец всю жизнь этюды к большой задуманной картине».
Результат? Читатель всё время помнит об этих «гнёздах» (хорошо, если нежных лесных птичек, а ну как шершней?) и время от времени на них натыкается: о судьбе евреев как народа, о материнстве, о сути искусства, о содержании творчества и сути вдохновения. И они, вставки эти, сами по себе хороши, умны, красивы, но уж слишком явно выпирают из текста, словно отграниченные от него то прихотливыми, то нервными росчерками пера.

цитата

Что пытается донести до меня писатель? Книги – это хорошо, поэтому тоталитарное правительство будет их уничтожать. Как бы не так. Любая диктатура будет агитировать всеми способами, в том числе и с помощью книг. Я немного застал то время, когда в СССР массово печаталось и распространялось огромное число книг. В большинстве это были обыкновенные агитки, которые сразу после получения несли в пункт приема макулатуры. Третий рейх печатал «Майн Кампф» миллионными тиражами. Примеров множество. Это логичный путь. Почему правительство в мире Брэдбери так не поступает? Ответа нет. Автору просто так захотелось.

цитата

А началось всё… с начала, настолько же дикого в степени своего заблуждения и неосведомлённости, насколько же невозможно встретить человека, который стал бы доказывать вам с пеной у рта, что дважды два – не четыре. Я сразу оговорюсь, что не являюсь большим поклонником, например, шахмат, но сентенции Эдгара По, наполнившие вступление, о ничтожности этой игры, вроде таких: «шахматист, например, рассчитывает, но отнюдь не анализирует» (заметьте это «отнюдь»), или «представление о шахматах, как об игре, исключительно полезной для ума, основано на чистейшем недоразумении» и множество других подобных страницы на три, отягощённые какой-то прямо фанатичной безапелляционностью, прозвучали тревожным звонком в моей голове. «У-у-у, — подумал я, — если он (По) продолжит в том же духе, и рассказ и дальше будет исполнен такой же поверхностной дури, то пустая трата времени мне обеспечена». И предчувствие меня не обмануло.

цитата

Когда я читаю любые книги, меня преследует вопрос «А что было первоисточником?» Из-за своей недообразованности я не часто нахожу ответ на этот вопрос. Наверняка были и другие рассказы о беспризорниках или интернатах, на которые опирались Пантелеев с Белых (не зря сам Викниксор, прочитав повесть, сказал, что в ней «много правды, но и много худодественного осмысления»). Например, Царскосельский лицей Пушкина вполне могли бы стать романтическим прототипом школы имени Достоевского с его насыщенной литературной жизнью и «смотрами» опекунов и патронов. Но я очень точно для себя определила, что было написано по следам «Республики ШКИД». «Дом, в котором...» Мариам Петросян.
И, странное дело, «Дом...» мне очень понравился, но после Шкиды он смазался и стал чем-то вторичным. Раздутый, надуманный, неоправданно жестокий. И фальшивый. Проводя любую параллель между этими двумя интернатами, приятнее для меня становится этот, из начала века. Те же группы, та же иерархия, взаимодействие с учителями и персоналом, летний лагерь, личности лидеров, любовь. Единственная разница — Шкида стала отчим домом, стартовой площадкой, местом силы, которое дало толчок к выходу воспитанников в большой мир, и многие из них стали приличными людьми, не смотря на свое прошлое, а Дом — он не отпустил... Даже если выпустил.

цитата

Интригующие диалоги «садистов»-учителей в начале каждой главы говорят о многом и задают тон главному вопросу романа — оправдание жестокости ради выживания. Чтобы спасти человечество от жукеров, учителям приходится, вопреки Достоевскому, жертвовать слезинкой ребенка для достижения общего блага. Вопрос соотношения цели и средств ее достижения автором поставлен прямо. Всё воспитание в специальной школе организовано так, чтобы Эндер либо сломался, либо стал сильнее (теперь уже мысль по Ницше). Пусть персонажи-учителя кажутся мерзкими типами, я не настаиваю на обратном, но взрослый мир — это мир сложных компромиссов, где, в случае книги, на одной чаше весов Эндер, пара трупов и раса жукеров, а на другой — выживание человечества. Зарываться в песок — не время, необходимо действовать. Это как с известной в этике проблемой вагонетки.
Следующий по важности вопрос романа — игра. Да, коллеги, поэтому в книге дети. Не нужно возмущаться, что в таком маленьком возрасте дети так по-взрослому размышляют. Забавно, что если кто-то изначально негативно настроен по отношению к книге, то ждите критики нереалистичности фант. допущений. Так вот, мы отвлеклись. Игра — одно из центральных понятий романа. Игра — это лучший инструмент обучения, поэтому дети играют. Игра — это безопасный способ действий через имитацию — поэтому дети не беспокоятся и полностью сосредоточены на цели. Кратко еще раз: Игра = обучение + отстранённость. То есть финальный твист опять же не был безумием садистов-учителей, на самом деле, они стратеги еще те... А сколько похожих твистов позже последовало примеру «Игры Эндера»: короткометражка «Зловещая долина», один из эпизодов сериала «Черное зеркало» (во втором сезоне), и пр. Можно сказать, финальный твист книги стоит многого, это очень ценная культурная единица в целом для жанра.

цитата

В итоге хочется развести в ночи Эры Постоянного Порядка костер, сжечь на нём парочку сухих дровишек (а прочитав книгу, вы поймете мой весьма негуманный посыл), принять на грудь если не спиртного, то обжигающего чая с имбирем и, подняв к глубина космоса фигу, сказать всем возможным соседям: «Выкуси! Сначала доберись!»

цитата

«Гвен Уинн» — произведение, не совсем характерное для творчества Майн Рида, писавшего в основном, о приключениях охотников, мореплавателей, путешественников, ковбоях, схватках с индейцами… В данном романе писатель попытался выстроить детективную интригу, столкновение грязных подлых мошенников с любящими молодыми людьми, которые, увлеченные своими отношениями, вовсе не замечали, что против них плетутся грязные интриги.
Произведение, о котором идет речь, хоть и не характерно для Майн Рида, но тем не менее, не стоит особняком, ибо многие помнят его замечательный, ставший хрестоматийным, роман «Всадник без головы», где также происходит загадочное убийство и ведется расследование…
Роман реки Уай бесконечно лиричен, он очаровывает с первых страниц неподдельной любовью к окружающему миру. Вспыхнувшие между двумя молодыми людьми, Гвендолин Уинн и гусарским капитаном Вивианом Райкрофтом, романтические чувства разворачиваются на фоне сельского идиллического ландшафта Уэльса, на берегах реки Уай, несущего свои воды к океану. С полным правом можно отнести своенравный Уай, так великолепно воспетый здесь Майн Ридом, к главным персонажам романа. Он словно стержень, вокруг которого обвита лоза романа, он разъединяет влюбленных, но в тоже время и соединяет их, на его то обрывистых, то холмистых берегах живописно разбросаны фирмы и поместья, в которых течет своя, размеренная жизнь. И здесь же – свила себе гнездо чёрная зависть, и здесь же созревают преступные замыслы, для которых даже жизнь человеческая – ничто.

цитата

Три — четыре года — период нашего расцвета. А после нас отправят на покой: если очень-очень повезет (ну прямо Боженька за нас с небес заступится) — нас отдадут в приют, если не очень — нас распределят на размножение (но это терпимо), а вот кому точно не повезет — это тем, кто поедет «на ранчо» — где втихую по десять долларов на одну душу нас с тобою застрелят и закопают в безымянных могилах. И совсем не ради уважения к нашим жизням и к нашим кончинам, а санитарии ради — трупы спрячут под землю по одному.
Бесчеловечно, да? Пробирает? А то как же.
И хотелось бы заверить, что это фантазия на тему будущего, но нет, это жестокость, творящаяся на кинодромах с собачьими бегами за электрическим «зайцем».
Комету и вовсе оставили на заброшенном кинодроме в клетке, в наморднике — помирать от голода. Но она выжила, была спасена и сама спасла Стивена Вульфа — она стала служебной собакой для человека с ограниченными возможностями. Действительно, эта собака спасла целую жизнь после того, как люди чуть не уничтожили её собственную.

цитата

Что с сюжетом?
О, на этот раз Ник наш свет-Данилыч не поскупился на это добро. С десяток. Тут вам и с точки зрения рабыни-Дану, и гнома, и Императора всея Империи, и воина Серой Лиги, и так далее, и так далее. Каждая из них плетётся, раздваивается (то есть — разлохмачивается), чтобы герои могли сойтись в месте финального катарсиса и установить хотя бы частичный Happy End. Перумов тщательно хочет создать образ воззренческой полифонии и показать мир без правых и виноватых, где каждый по своему отстаивает своё. Впрочем, как ни старайся, всё равно все выходят редким дерьмом со склонностью к геноциду по расовому признаку, и как-то большей части героев перестаёшь симпатизировать...
И как раз завязка крутится вокруг геноцида. У Дану и у гномов есть парочка весьма занятных артефактов, с помощью которых они могут устроить тотальный Вельтунтерганг всем, у кого не острые уши или, допустим, рост выше метра с кепкой. Пришло время — в лесу Дану вырос деревянный меч — Иммельсторн, в горах же — алмазный меч Драгнир, и пришло время... Совершить всё необходимое для весёлого процесса холокоста всех подряд. Из самых благородных побуждений, конечно.

цитата

Книга заставляет еще раз поразмышлять на тему, что есть жизнь, где грань между живым и неживым, если в неживом заключено активное сознание с памятью, что такое бессмертие не только личности, но целого вида, и какую цену можно за него заплатить, а какая цена всё-таки чрезмерна, нужно ли цепляться за слабую органическую жизнь, если неорганика с цифровой начинкой гораздо надежнее и долговечнее. В связи с ситуацией контакта возникает просто огромное количество тем для размышления, вопросов, на которые не ждешь ответа, потому что определенный ответ в принципе невозможен. К чести Автора надо сказать, что он не пытается упростить ситуацию, в его книге присутствуют точки зрения, ни одной из которых не придается статус наиболее верной. Герои размышляют. Люди размышляют. Размышляет человечество в лице так называемых «умных толп» — спонтанно формирующихся виртуальных групп, генерирующих идеи и аргументы.

цитата

Есть вещи, о которых трудно говорить, потому что совсем немногие способны уловить глубинную суть проблемы, с одной стороны, и очень неловко вторгаться в некоторые переживания, с другой. Рассказ этот касается как раз такой темы — самоидентификация человека с явным физическим недостатком и отношение к нему окружающих.
Карлик и зеркало... Это даже комментировать больно. Маленький человек живет среди обычных людей, он где-то работает, как-то устроен и уже свыкся со своим положением, научился держать лицо, принял навязанную судьбой дистанцию. И вдруг это зеркало. Он видит себя, каким мог бы быть — красивого мужчину, и несостоявшуюся жизнь этого мужчины, которая могла бы быть его жизнью, но никогда не будет. Он смотрится в это зеркало, как будто зуб больной трогает: знает, что нельзя, больно будет, но всё равно трогает, потому что в боли этой заключено мучительное приближение к несостоявшейся жизни. Он как бы подсматривает в замочную скважину за самим собой. И боится разоблачения, насмешки, пинка в душу.

цитата

...это очень печальная книга. И очень человеческая, как и все романы Лема. Человеческая в том смысле, что описывает ежедневно происходящее в малых и больших масштабах. Что может быть печальнее и, что греха таить, человечнее, чем нежелание слушать, слышать и понимать? И тут я целиком разделяю пессимизм Лема: о чем говорить, когда непонимание растет даже среди тех, кого связывает общая история, язык, культура, кровные узы? О чем говорить с Космосом, если никто не хочет терпеливо, по кирпичику выстраивать мостики взаимопонимания и взаимоуважения, признавая лишь один аргумент- силу?
И тут совершенно неважно, какая в романах Лема научная, а какая фантастическая составляющие, современны они с точки зрения научных теорий или безнадежно устарели. Важно совершенно другое: мнение умного и глубоко размышлявшего над нашей общей судьбой человека, приговорившего под самый конец своих героев, а вместе с ними и всех нас, к личным Фиаско, которые сложились в большое Фиаско всего Человечества. Подведенная черта, не диагноз- приговор на самом пороге исполнения.

цитата

Прошлые поколение интеллигентной публики идеализировали «Хэма», старались подражать ему, вешали его портреты на стену, писали подражательную прозу. Следующие стали мстить за этот (часто смешной и дурновкусный, культ) тем, чем владеют лучше всего — насмешкой, иронией, копошением в деталях.
Но все это мелочи, все это не способно повредить чеканному языку и плавному сюжету. Все это не смогло бы отвратить публику от книги, каждое слово которой словно отлито из золота. Потому что ирония бессильна перед могучим потоком авторской речи. Потому что не хочется «ловить блох» в тексте, который хочется учить наизусть.
Случилось что-то худшее.
Что хуже всего (для наследия Хемингуэя), начитанный Читатель в наши дни стал видеть Литературный Прием.
А вот это уже плохо.
Потому что Прием у Хэмингуэя на самом деле очевиден. Видны усилия, которые прикладывает автор, чтобы превратить историю неудачной охоты на марлина в нечто большее. В притчу, в магический реализм. И те самые рубленые чеканные фразы, те самые афоризмы, усыпающие текст. Их тоже видно.
Подтекст кричит о себе «я — подтекст».
И все-таки, отбросьте свою начитанность и понимание того, как делается литература. Побудьте наивными, как читатели полувековой давности.
И уходите в море со старым Сантьяго.
Может быть вы поймете, к чему львы?

цитата

Хочется рвать на голове волосы от творящегося сумбура и с остервенением читать, пока не прояснится хоть что-нибудь из вышеизложенного. Тем более, что сам процесс чтения безумно увлекает, Исигуро — безусловный мастер изящного деликатного построения слов, ощущение будто плывешь в зыбком тумане, который хоть ешь — даже чувствуется вкус, и он чем-то напоминает сладкую вату. Справа и слева то и дело раздаются тревожные колокольчики, а то и бьют уже настоящие колокола, но этот кокон повествовательных нитей такой теплый и мягкий...
Персонажи не перестают атаковать главного героя и чего-то просить. Постепенно открывается вся их эгоцентричная неприглядная подноготная. Мистер Райдер в определенный момент и сам вызывает дикий негатив — ну ты что творишь, приятель? Проснись, але!
Бесконечное движение и ожидание, выслушивание новых драматических подробностей, душевные срывы... Все это так нагнетает, что от финала ждешь чего-то невероятного! Сверхъестественного! Душеразрывающего! И в каком-то смысле определенная точка в книге есть, но она осознается как-то не сразу. Автор ничего не объясняет и закругляет историю на кольцевой. Оставляет читателя наедине с собственными мыслями.

цитата

Читая роман «Остров Крым» я никак не мог отделаться от навязчивого непроходящего ощущения некой неправильности, противоречивости разворачивающихся событий, глубокого внутреннего диссонанса в происходящем. Связано это с тем, что нам прекрасно известна судьба и биография писателя В. Аксенова, его взгляды, его сложные отношения с советской властью и тот примечательный факт, что уже через пару месяцев после окончания «Острова» он уедет преподавать в Штаты и будет лишен советского гражданства. Именно поэтому меня никак не оставляло ощущение, что я читаю не роман одного из самых западных советских авторов-шестидесятников, а какой-то махровый соцзаказ, едва ли не комсомольскую агитку.