Бхок’аралы, видимо, происходят из пустошей Рараку. Довольно быстро эти создания расплодились и расселились стаями по всей территории Семиградья. Поскольку они успешно истребляли крыс, их не только терпели, но и привечали во многих поселениях. Через некоторое время торговля одомашненными породами бхок’аралов стала процветать…
Магические свойства этих тварей и использование их чародеями и алхимиками – предмет отдельного научного исследования. Всех, кто интересуется данной темой, мы отсылаем к Трактату № 321 алхимика Барука…
Имригин Таллобант. Обитатели пустыни Рараку
Если не считать песчаной бури – которую путники переждали в деревне на берегу реки Троб – и тревожных вестей о резне в Ладровой крепости, которые им сообщил верховой охранник из вооруженного до зубов каравана, направлявшегося в Эрлитан, Скрипач, Крокус и Апсалар вполне благополучно добрались почти до самого Г’данисбана.
Хотя Скрипач и понимал, что дальше, к югу от города, на Пан’потсун-одане, их поджидают страшные опасности, но все же предвкушал недолгий отдых и сейчас позволил себе расслабиться, рассчитывая, что оставшийся участок пути до ворот Г’данисбана будет тихим и мирным. Чего он совершенно не ожидал, так это обнаружить разношерстную армию повстанцев, разбившую лагерь прямо под стенами города.
С севера лагерь мятежников прикрывала тонкая гряда холмов, и в результате ничего не подозревающие путники уперлись прямо в заграждения. Все произошло очень быстро.
Рота солдат следила за дорогой с ближайшего холма и тщательно допрашивала всех, кто направлялся в Г’данисбан. Пехотинцев поддерживали два десятка аракских всадников, в чью задачу, видимо, входило отлавливать хитрецов, которые пытались объехать наскоро возведенную баррикаду.
Скрипачу и его подопечным не оставалось ничего, кроме как просто положиться на судьбу и ехать вперед. Опасаясь, что их маскарад будет раскрыт, сапер насупился совершенно по-гральски, стараясь выглядеть убедительно, но трое солдат, которые выступили вперед, чтобы остановить странников, почему-то насторожились.
– Город закрыт, – заявил первый часовой, который стоял ближе всех к путникам. И, дабы подкрепить свои слова, смачно сплюнул под копыта жеребца.
Ох, недаром говорят, что у гралов даже лошадь не спустит оскорбления. Прежде чем Скрипач успел открыть рот, его конь вытянул шею, вырвав из рук сапера поводья, и вцепился зубами в лицо обидчику. Жеребец повернул голову так, что челюсти его сомкнулись на щеках солдата, захватив верхнюю губу и нос. Хлынула кровь. Стражник пронзительно взвыл и кулем рухнул на землю.
Скрипач ухватил скакуна за уши и сильно дернул, заставив коня отступить ровно в тот миг, когда он уже приготовился добить копытами упавшего караульного. Пытаясь скрыть потрясение под еще более злобной миной, сапер начал поливать отборнейшей гральской бранью двух оставшихся солдат, которые в панике отскочили назад, а потом опустили пики.
– Вонючие отродья бешеных собак! Корки дерьма под козьим хвостом! Хорошенькое зрелище пришлось увидеть по вашей милости молодоженам! Никакого уважения к благочестивым паломникам! Что мне, вшей на вас натравить, чтобы они сняли с ваших недостойных костей водянистую плоть?
Пока Скрипач, чтобы не дать стражникам прийти в себя, продолжал выкрикивать все гральские проклятия, какие только смог вспомнить, с холма бешеным галопом спустился отряд аракских всадников.
– Эй, грал! Даю десять джакат за твоего скакуна!
– А я – дюжину! Соглашайся!
– Пятнадцать и младшую дочь в придачу!
– Пять джакат за три волоса из его хвоста!
Скрипач набычился и смерил конников яростным взглядом:
– Да никто из вас не достоин даже воздух под его хвостом понюхать! – Затем он ухмыльнулся, отвязал бурдюк с пивом и швырнул его одной рукой ближайшему араку. – Если позволите нам переночевать в вашем лагере, так и быть, за сребреник можете погладить моего жеребца, почувствовать, какой он горячий, – но только один раз! За остальное – платите сполна!
С диковатыми усмешками араки передавали бурдюк друг другу, делая по глубокому глотку. Согласно гральскому обычаю, Скрипач, угостив солдат пивом, признал их равными себе, тем самым избежав взаимных оскорблений и проклятий.
Он оглянулся на Крокуса и Апсалар. Оба выглядели потрясенными случившимся. Справившись с неожиданным приступом дурноты, сапер подмигнул молодым людям.
Стражники наконец пришли в себя, но, прежде чем они смогли подойти ближе, всадники сдвинули коней, чтобы загородить Скрипача и его подопечных.
– Скачи с нами! – крикнул саперу один из араков.
И конники, все как один, сорвались с места. Подхватив поводья, Скрипач пришпорил жеребца и поскакал следом, а затем облегченно вздохнул, услышав, что «молодожены» тоже не отстают.
Араки явно затеяли гонку до своего лагеря, и, словно желая поддержать новообретенную славу, гральский конь, похоже, вознамерился из кожи вон выпрыгнуть, но победить. Скрипач раньше никогда не ездил на таком азартном жеребце и сейчас даже невольно заулыбался, хотя изуродованное лицо стражника по-прежнему стояло у него перед глазами.
Типи[3] араков растянулись вдоль гребня продуваемого всеми ветрами холма; каждое жилище стояло на приличном расстоянии от прочих, чтобы даже вечерняя тень не смогла упасть на порог соседа, ибо подобное считалось здесь оскорблением. Женщины и дети столпились на вершине, чтобы понаблюдать за гонкой. Они разразились криками, когда конь Скрипача вырвался вперед и качнулся, чтобы толкнуть плечом самого быстрого соперника. Лошадь арака споткнулась, так что всадник чуть не вылетел из своего деревянного, обитого войлоком седла, – и, несколько отстав, отчаянно заржала.
Оказавшись впереди всех, Скрипач наклонился к холке жеребца, который уже добрался до подножия холма и помчался по поросшему травой склону. Толпа расступилась, когда сапер оказался на самой вершине и придержал коня среди типи.
Как и любое другое кочевое племя, араки предпочитали разбивать лагерь на вершинах холмов, а не в защищенных долинах. Ветер отгонял назойливых насекомых. Правда, он мог также унести типи, но их края укрепляли камнями. Был и еще один несомненный плюс: с холмов всегда можно было увидеть заход и восход солнца, чтобы совершить обряд благодарения.
Скрипач и прежде видел лагеря кочевников, поскольку еще во время кампаний старого императора ездил по этим землям с виканскими отрядами. И здесь тоже все было как обычно. В центре, среди кольца типи, виднелся обложенный камнями очаг. Четыре деревянные жерди, обвязанные пеньковой веревкой, служили загоном для лошадей. Мотки войлока лежали и сушились неподалеку, рядом с треножниками, на которых висели растянутые шкуры и полоски мяса.
Около дюжины собак сразу же окружили фыркающего жеребца, и Скрипач выпрямился в седле, пытаясь собраться с мыслями. Костлявые голосистые дворняги могут насторожить хозяев, но сапер понадеялся, что они так облаивают всех чужаков, включая и гралов. В противном случае его маскараду конец.
Вскоре на вершину вылетел отряд араков. Конники кричали и хохотали, останавливая лошадей и спрыгивая на землю. Последними на гребень поднялись Крокус и Апсалар, которым явно было не до веселья.
Увидев их лица, Скрипач вспомнил изуродованного стражника на дороге внизу. Сапер снова нахмурился и спешился.
– Значит, город закрыли? – выкрикнул он. – Опять мезланы дурят!
Арак, который заговорил с ним на дороге, подошел ближе; на узком лице его играла яростная ухмылка.
– Да ничего подобного! Г’данисбан освобожден! Южане трусливо, как зайцы, бежали в предчувствии Вихря!
– Тогда почему нас не пускают в город? Разве мы мезланы?
– Ну надо же навести там порядок, грал! Мезланские торговцы и знать отравляют Г’данисбан, и его следует очистить. Вчера всех этих мерзавцев арестовали, а сегодня казнят. Завтра утром ты введешь свою благословенную чету в свободный город. Пойдем! Нынче ночью у нас празднество!
Скрипач по-гральски присел на корточки.
– Значит, Ша’ик уже подняла Вихрь? – Он недовольно покосился на Крокуса и Апсалар, словно бы жалел, что принял на себя такую ответственность. – Война началась, арак?
– Скоро начнется, – ответил тот. – Ох, до чего же нам не терпится вступить в бой! – добавил он с самодовольной ухмылкой.
Подошли Крокус и Апсалар. Арак удалился, чтобы помочь другим в подготовке вечернего празднества. Кочевники бросали под копыта жеребца монетки и осторожно тянули руки, чтобы легонько коснуться его шеи и боков. На несколько минут трое путников остались одни.
– Эту картину я никогда не забуду, – проговорил Крокус, – хотя очень хотелось бы, клянусь Худом. Тот бедолага будет жить?
Скрипач пожал плечами:
– Если захочет.
– Мы сегодня заночуем здесь? – спросила Апсалар, оглядываясь по сторонам.
– Придется. Не стоит обижать араков, ибо за оскорбление нас могут и расчленить.
– Долго их обманывать все равно не удастся, – сказала Апсалар. – Крокус ни слова не понимает на местном наречии, а меня выдаст малазанский акцент.
– Тот покалеченный солдат – почти мой ровесник, – прошептал бывший даруджийский вор.
– Выбора у нас так и так нет: надо ехать в Г’данисбан, чтобы увидеть своими глазами отмщение Вихря, – хмурясь, проговорил сапер.
– Очередное празднование того, что еще не случилось? – фыркнул Крокус. – Этого треклятого Апокалипсиса, который ты все время поминаешь? У меня такое чувство, что жители этой страны только болтать горазды, а делать ничего не делают.
Скрипач откашлялся.
– Сегодня вечером, Крокус, – медленно произнес он, – в Г’данисбане заживо сдерут кожу с нескольких сотен малазанцев. Если мы выкажем желание увидеть это торжество, араки могут простить нам поспешный уход.
Апсалар обернулась и увидела шестерых приближающихся кочевников.
– Тогда действуй, Скрипач, – велела она.
Сапер чуть было не отдал честь. Но затем спохватился и сдавленно прошипел проклятие.
– Не хватало еще, чтобы новобранка отдавала мне приказы!
Однако девушка нисколько не смутилась.
– Думаю, Скрипач, я отдавала приказы… когда ты еще за подол матери держался. Да-да, знаю: не я, а тот бог, который в меня вселился. Это его слова сейчас звенят, как сталь, бьющая в камень. Делай, как я говорю.
Ответить сапер не успел: подошли араки.
– Ты благословен, грал! – сказал один из них. – Еще один гральский клан приближается, чтобы присоединиться к Апокалипсису! Будем надеяться, что, подобно тебе, твои соплеменники привезли пиво!
Скрипач совершил ритуальный жест, обозначающий родство, а затем сурово покачал головой.
– Не стану с ними встречаться, – заявил он с замиранием сердца. – Я – изгой. К тому же эти молодожены желают войти в город и узреть казни… дабы на их союз снизошло еще большее благословение. Я сопровождаю новобрачных, так что должен подчиняться их воле.
Апасалар шагнула вперед и поклонилась:
– Мы не хотим оскорбить вас.
Дело было плохо. Лица араков помрачнели.
– Изгой? Никто из родичей не почтит твой след, грал? Может, нам следует задержать тебя, чтобы твои собратья смогли отомстить, а в благодарность они оставят нам твоего коня?
И тут Апсалар выразительно топнула ножкой, с потрясающей достоверностью изобразив возмущение донельзя избалованной девицы:
– Да будет вам известно, что я ношу под сердцем ребенка! Если обидите меня – прокляну! Мы едем в город! Сейчас же!
– Найми одного из нас на остаток пути, благословенная женщина! Но оставь безродного грала! Он недостоин служить тебе!
– В вас говорит жадность! Вас только жеребец и интересует! Сейчас я вас всех прокляну… – Апсалар задрожала от ярости и приготовилась поднять с лица покров, чтобы провозгласить проклятие.
Араки в ужасе отшатнулись:
– Прости нас!
– Нижайше кланяемся тебе, благословенная!
– Только не касайся покрова!
– Уезжайте же! В город! Прямо сейчас!
Апсалар заколебалась. На миг даже Скрипачу показалось, что она их все-таки сейчас проклянет. Но девушка отвернулась от араков.
– Веди нас, грал, – сказала она.
Под встревоженными, перепуганными взглядами кочевников трое спутников взобрались в седла.
Тот арак, что прежде говорил с ними, снова подошел к саперу.
– Задержись в городе на одну только ночь, а затем скачи быстро, грал. Твои родичи наверняка отправятся в погоню.
– Передай им, – проговорил Скрипач, – что коня я получил в честном бою. Так и скажи.
Арак нахмурился:
– А они знают, о чем речь?
– Какой клан сюда направляется?
– Клан Себарка.
Сапер покачал головой:
– Нет.
– Тогда они погонятся за тобой просто ради удовольствия. Но я передам им твои слова. Этот конь и вправду стоит того, чтобы за него убить.
Скрипач вспомнил пьяного грала, у которого купил жеребца в Эрлитане. Всего за три джакаты. Кочевники, которые переселились в города, многое потеряли.
– Ну что, арак, будете сегодня пить мое пиво?
– Да. Пока не прибудут гралы. Счастливого пути.
Спутники выехали на дорогу и уже приблизились к Северным воротам Г’данисбана, когда Апсалар спросила:
– Похоже, у нас крупные неприятности, верно?
– Это тебе тот бог, которым ты была одержима, подсказывает, девочка? – иронически осведомился сжигатель мостов.
Апсалар скорчила гримасу.
– Ну да, – вздохнул Скрипач. – Неприятности. Ох, зачем только я назвался изгоем? Теперь-то, учитывая, как ты с ними обошлась, думаю, хватило бы просто пригрозить аракам проклятием.
– Возможно.
Крокус откашлялся:
– Мы что, действительно станем смотреть на казни, Скрипач?
Сапер покачал головой:
– Еще чего не хватало! Поедем прямо через город, если получится. – Он покосился на Апсалар. – Только там норов свой попридержи, девочка. Еще одно такое выступление – и жители тебя на золотые носилки посадят да на собственных плечах из города понесут.
В ответ она только криво улыбнулась.
«Скрипач, старина, только не вздумай влюбляться в эту девушку, иначе погубишь бедного парня да потом еще и скажешь: мол, судьба такая, не повезло…»
Кровь окрасила истертые камни мостовой возле Северных ворот, а под стенами арки валялись – изломанные и растоптанные – деревянные игрушки. Поблизости звучали предсмертные крики детей.
– Жуть какая! – пробормотал побледневший Крокус. Он ехал рядом со Скрипачом, а Апсалар держалась сразу за ними.
В дальнем конце улицы мелькали фигуры мародеров и вооруженных людей, но сами ворота в город, как ни странно, никто не охранял. Все заволакивала пелена дыма, повсюду зияли черные окна и двери сгоревших лавок и домов малазанских торговцев.
Спутники ехали среди обломков догорающей мебели, разбитых горшков и прочей посуды. Повсюду им попадались убитые. Предсмертные крики детей справа наконец прекратились, но вдали, в самом сердце Г’данисбана, продолжали звучать отчаянные вопли.
Вдруг из переулка почти под ноги лошадям вылетела фигура – молоденькая девчушка, абсолютно голая и покрытая синяками. Она бежала вперед, не разбирая дороги, а потом нырнула под разбитую повозку шагах в пятнадцати от Скрипача и остальных.
Вслед за ней появились шестеро вооруженных мужчин. Без доспехов, вооруженные чем попало. На потрепанных телабах чернели потеки запекшейся крови.
– Эй, грал! – воскликнул один из них. – Девчонку тут не видел? Мы с ней еще не закончили.
Прежде чем Скрипач успел ответить, другой ухмыльнулся и указал на повозку, из-под которой торчали ступни девочки.
– Мезланка, что ли? – спросил Скрипач.
Главарь пожал плечами:
– А кто ж еще? Не бойся, грал, мы с тобой поделимся.
Сапер услышал, как Апсалар испустила тихий, долгий вздох. Он чуть откинулся в седле.
Группа разделилась, чтобы обойти Скрипача, Крокуса и Апсалар. Сапер небрежно склонился в сторону ближайшего мужчины и вонзил ему прямо в основание черепа острие своего длинного ножа. Гральский жеребец крутанулся под наездником и так лягнул обеими задними ногами другого бандита, что копытами проломил ему грудь и отбросил тело далеко в сторону.
Скрипач натянул поводья, а затем пришпорил коня. Тот метнулся вперед и подмял под себя не в меру щедрого главаря. Из-под тяжелых копыт скакуна послышались треск костей и тошнотворный звук раскалывающегося черепа. Сапер повернулся в седле, чтобы найти оставшихся троих.
Двое мужчин корчились от невыносимой боли рядом с Апсалар, которая спокойно сидела в седле, сжимая в затянутых в перчатки руках кеттр – нож с широким лезвием.
Крокус спешился и теперь присел рядом с телом последнего мужчины, чтобы выдернуть метательный нож из окровавленного горла жертвы.
Все трое обернулись, услышав треск глиняных черепков: это девчушка выбралась из-под повозки, поднялась на ноги, а затем стрелой метнулась в тень переулка и скрылась из виду.
Затем из-под арки Северных ворот послышался топот копыт.
– Скачите вперед! – рявкнул Скрипач.
Крокус запрыгнул на своего коня. Апсалар убрала клинки в ножны и коротко кивнула саперу, собирая поводья.
– Через город – к Южным воротам!
Скрипач проводил взглядом уходящих галопом лошадей, а затем соскользнул со спины жеребца и направился к тем двоим, которых ранила Апсалар.
– Ага, – выдохнул сапер, когда подошел ближе и увидел, что обоим девушка вспорола пах, – узнаю прежнюю Жаль.
В город въехал отряд всадников. У каждого поверх кольчуги был повязан наискосок через грудь кушак цвета охры. Командир уже открыл было рот, чтобы заговорить, но Скрипач успел первым:
– Неужто всякой честной девушке в этом проклятом городе грозит опасность?! Она же вовсе не мезланка была, клянусь предками! Стало быть, такой у вас Апокалипсис? Тогда я помолюсь, чтобы ямы со змеями ждали вас всех в Семи Преисподних!
Командир нахмурился:
– Грал, ты утверждаешь, что эти люди оказались насильниками?
– Мезланские потаскухи пускай получают, что заслужили, но эта девочка была никакая не мезланка.
– И ты убил их? Всех шестерых?
– Да!
– А кто были другие два всадника? Мы видели их с тобой.
– Паломники, которых я поклялся защищать.
– И вот они поехали в сердце города… а ты остался тут. Так-то ты соблюдаешь свою клятву?
Скрипач нахмурился.
Командир поглядел на жертв:
– Двое пока живы.
– Да будут они прокляты еще сотней тысяч вздохов, прежде чем Худ их заграбастает.
Командир оперся на луку седла и немного помолчал.
– Догоняй своих паломников, грал. Им нужна твоя защита.
С ворчанием Скрипач снова сел в седло. И поинтересовался:
– Кто теперь правит в Г’данисбане?
– Никто. Армия Апокалипсиса удерживает только два квартала. Остальные мы возьмем к утру.
Скрипач развернул коня, ударил его пятками в бока и пустил легким галопом. Отряд за ним не последовал. Сапер выругался себе под нос: а ведь командир прав, нельзя было отпускать Крокуса и Апсалар в город одних. Повезло еще, что это выглядело типично по-гральски: не мог же «настоящий грал» упустить возможность похвастаться перед всадниками Дриджны, разразиться проклятиями и лишний раз продемонстрировать неприступную гордыню кочевника. Так-то оно так, но в то же время это выглядело наплевательски по отношению к паломникам, которых он поклялся защищать. В глазах командира Скрипач заметил легкое презрение. В общем, он повел себя немного слишком по-гральски. Если бы не пугающие дарования Апсалар, эти двое и впрямь сейчас оказались бы в серьезной опасности.
Сапер поскакал в город и с некоторым запозданием заметил, что жеребец слушается каждого его движения. Конь, конечно, знал, что его наездник не грал, но, судя по всему, решил, будто ведет он себя вполне подобающе, так что можно и проявить немного уважения. И это, подумал Скрипач, единственная его сегодняшняя победа.
На центральной площади Г’данисбана разразилась настоящая бойня. Скрипач догнал своих спутников, когда они еще только пустили лошадей шагом, оглядывая чудовищную картину. На стук копыт оба обернулись, и сапер смог только кивнуть, увидев облегчение на лицах друзей, когда те его узнали.
На краю площади замешкался даже гральский жеребец. Тел на каменной мостовой было несколько сотен. В основном старики да дети. Всех зверски порубили на куски и лишь некоторых сожгли заживо. Вонь разогретой на солнце крови, желчи и паленой плоти густым облаком окутывала площадь.
Скрипач сглотнул, чтобы подавить отвращение, и откашлялся.
– Страшно подумать, – проговорил он, – что творится дальше в городе.
Крокус обвел сцену бойни дрожащей рукой:
– Это все малазанцы?
– Да, парень.
– Скажи, а во время завоевания Семиградья малазанцы так же поступали с местными?
– Ты клонишь к тому, что это всего лишь справедливое возмездие?
Апсалар заговорила таким тоном, что чувствовалось, насколько все это ее задевает:
– Покойный император никогда не воевал с мирными жителями…
– Если не считать Арэна, – язвительно вставил Скрипач, припомнив беседу с таннойским духовидцем. – Когда в городе появились т’лан имассы…
– Но не по приказу Келланведа! – горячо возразила девушка. – Кто направил т’лан имассов в Арэн? Не знаешь? Так я тебе скажу. Стерва, глава когтей, женщина, которая впоследствии выбрала себе новое имя…
– …Ласин. – Скрипач удивленно поглядел на собеседницу. – Много я слышал на сей счет всяких версий, но такой никогда. Не было ведь никакого письменного приказа – его не нашли, во всяком случае…
– Мне нужно было убить ее прямо там и тогда, – пробормотала Апсалар.
Скрипач ошеломленно посмотрел на Крокуса. Даруджиец только покачал головой.
– Апсалар, – медленно сказал сапер, – ты же была совсем ребенком, когда Арэн восстал, а затем пал перед натиском т’лан имассов.
– Я знаю, – ответила девушка. – Но эти воспоминания… такие ясные. Меня… послали в Арэн… увидеть бойню. Выяснить, что случилось. Мы… поругались со Стервой. Никого больше не было в той комнате. Только Стерва и… и я.
Спутники добрались до противоположного конца площади. Скрипач придержал коня и долго молча смотрел на Апсалар.
– Ты была одержима Узлом, Покровителем Убийц, – сказал Крокус. – Но эти воспоминания принадлежат…
– …Танцору. – Скрипач вдруг понял, что это правда. – У Узла ведь есть и другое имя. Котильон. Худов дух, это ведь так очевидно! Никто даже не усомнился в том, что произошло убийство. Обоих – Танцора и императора Келланведа… убили по приказу Стервы преданные ей когти. Но что Ласин сделала с телами? Этого никто не знает.
– Значит, Танцор остался жив, – нахмурившись, проговорил Крокус. – И стал Взошедшим, богом-покровителем на Пути Тени.
Апсалар упорно молчала: она только смотрела и слушала, стараясь, чтобы лицо ее ничего не выражало.
Скрипач костерил себя на чем свет стоит – ну как можно быть таким слепым идиотом?
– А какой дом появился в Колоде Драконов вскоре после этого? Дом Тени. И двое новых Взошедших: Котильон… и Престол Тени…
Крокус широко распахнул глаза.
– Престол Тени – это Келланвед, – сказал он. – Выходит, их не убили – ни того ни другого. Они присоединились к Взошедшим – и таким образом сбежали.
– Во владения Тени, – невесело улыбнулся Скрипач. – Чтобы там лелеять мысли об отмщении, которые в конце концов заставили Котильона подчинить себе девочку-рыбачку из Итко-Кана и начать долгий, хитроумный путь, подбираясь к Ласин. Но у них ничего не вышло. Да, Апсалар?
– Ты все верно говоришь, – ровным голосом ответила она.
– Так почему же, – спросил сапер, – Котильон не открылся нам? Скворцу, Каламу? Дуджеку, в конце концов? Проклятье, Танцор ведь хорошо знал всех нас – и если этот ублюдок имел хоть какое-то представление о дружбе, то все, кого я назвал, были его друзьями…
Апсалар неожиданно расхохоталась, что покоробило обоих мужчин.
– Я, конечно, могла бы соврать и сказать, что он хотел вас защитить. Но… Ты действительно хочешь знать правду, сжигатель мостов?
Скрипач почувствовал, что краснеет.
– Да, хочу, – проворчал он.
– Танцор доверял только двум людям. Одним из них был император Келланвед. А другим – Дассем Ультор, первый меч Малазанской империи, который погиб. Мне жаль огорчать тебя, Скрипач. Но похоже, что сейчас Котильон не доверяет вообще никому. Даже Престолу Тени. Императору Келланведу еще можно было верить. Но Взошедшему Келланведу – Престолу Тени… нет, это уже совсем другое дело.
– Ну и дурак он, стало быть, коли так, – заключил Скрипач, собирая поводья.
Улыбка Апсалар выглядела до странности печальной.
– Хватит болтать, – сказал Крокус. – Давайте уже выбираться из этого проклятого города.
– Ты прав, парень.
Вопреки предостережениям командира повстанцев до Южных ворот спутники доехали без приключений. Улицы тонули во мгле, а дым от догорающих зданий растекся едкой пеленой так, что дышать стало тяжело. Они ехали по молчаливому миру, где бойня уже миновала, ярость отступила, а вместе с осознанием произошедшего возвращались потрясение и стыд.
Скрипач понимал, что это лишь короткая передышка: теперь все разрастающийся пожар уже не сдержать. Если бы малазанские легионы не вывели из Пан’потсуна, еще оставался бы шанс подавить первые искры мятежа – с неменьшей жестокостью. Когда участники кровавой бойни сами становятся ее жертвами, жажда крови утоляется быстро.
Император Келланвед действовал бы в такой ситуации стремительно и решительно.
«Худов дух, да он бы вообще никогда не позволил событиям зайти так далеко».
Меньше чем через десятую часть ударов колокола спутники проехали под почерневшей аркой Южных ворот города, которые никто не охранял. Впереди раскинулись пустоши Пан’потсун-одана, ограниченные с запада горной грядой, за которой начиналась священная пустыня Рараку. На небе уже замерцали первые звезды.
Затянувшееся молчание нарушил Скрипач:
– Примерно в двух лигах к югу отсюда есть деревня. Надеюсь, что до нее мятежники еще не добрались. Пока что, по крайней мере.
Крокус откашлялся.
– Скажи, Скрипач, а если бы Калам знал… про Танцора, ну, то есть про Котильона…
Сапер скривился, покосился на Апсалар и нехотя кивнул:
– Да, парень, ты правильно думаешь: тогда она сейчас была бы с ним.
Никто не узнал, что собирался ответить Крокус, потому что с неба с громким писком вдруг упала маленькая тень и, хлопая крыльями, врезалась в спину юноше. Даруджиец испуганно завопил, когда какое-то создание забралось на ему голову и вцепилось в волосы.
– Да это же Моби, – проговорил Скрипач, устыдившись страха, который вызвало внезапное появление фамильяра. Сапер прищурился. – Похоже, он с кем-то подрался.
Крокус стащил Моби с головы и взял на руки.
– Да бедняга истекает кровью!
– Думаю, ничего серьезного, – сказал Скрипач.
– Почему ты так уверен?
Сапер ухмыльнулся:
– Видел когда-нибудь брачные игры бхок’аралов?
– Скрипач, – в голосе Апсалар прозвучало напряжение, – похоже, за нами погоня.
Придержав коня, сжигатель мостов привстал в стременах и обернулся. Вдалеке виднелось облако пыли. Сапер шепотом выругался.
– Гральский клан.
– Наши лошади устали, – сказала Апсалар.
– Других-то все равно нет. Надо поскорее добраться до той деревушки, про которую я вам говорил. Ох, Королева Грез, помоги нам!
В том месте, где сходились три горные гряды, Калам сошел с дороги и осторожно перевел лошадь через узкий оросительный канал. Старые воспоминания о путях, ведущих в Рараку, наливались тяжестью в костях.
«Вроде бы все изменилось, но на самом деле не изменилось ровным счетом ничего».
Из бесчисленных троп, что змеились среди холмов, почти все были ложными и вели только к гибели, ибо пролегали вдали от немногих колодцев и источников. Без живительной влаги солнце в Рараку становилось смертоносным спутником. Калам давно знал священную пустыню, карта в голове – пусть и прошли десятки лет – заново оживала при виде каждой новой приметы, каждой очередной вехи. Вершины холмов, наклонные камни, высохшие русла – Калам словно бы никогда и не уезжал отсюда, все новые привязанности казались ему незначительными по сравнению с родной землей.
«И вновь я – сын этой пустыни, готовый послужить ее священным потребностям».
Как ветер и солнце придавали форму песку и камню, так и Рараку обтесывала всех, кто узнавал ее. Переход через пустыню навсегда запечатлелся в душах бойцов трех подразделений, которые потом стали называться сжигателями мостов.
«Мы и вообразить себе не могли другого имени. Рараку сожгла наше прошлое, оставив за спиной один только пепел».
Калам повернул жеребца, и тот начал взбираться по склону, так что из-под копыт полетели камешки. Нужно было держаться верного пути – вдоль гряды, которая медленно понижалась к западу, чтобы скрыться в песках Рараку.
Звезды над головой блестели, словно острия ножей. Выжженные известняковые утесы серебрились в призрачном лунном свете, будто отражали воспоминания о минувшем дне.
Убийца провел коня между развалинами двух смотровых башен. Под копытами жеребца похрустывали черепки и обломки кирпича. С тихим хлопаньем крыльев с его пути взметнулись ризаны. Калам почувствовал, что вернулся домой.
– Ни шагу дальше! – вдруг произнес чей-то хриплый голос.
Калам с улыбкой натянул поводья.
– А ты отличаешься дерзостью, путник, – продолжил незнакомец. – Странствуешь верхом на жеребце цвета песка, облачившись в красную телабу…
– И таким образом заявляю о том, кто я есть, – небрежно ответил сжигатель мостов.
Он уже определил, откуда звучит голос – из глубокой тени у заброшенного колодца за левой башней. На убийцу был направлен взведенный арбалет, но Калам знал, что сможет уклониться от стрелы, если скатится с седла так, чтобы жеребец оказался между ним и незнакомцем. И дело завершат два точно брошенных в темную фигуру в тени ножа. Так что никакой опасности нет.
– Разоружи его, – велел голос.
Две крепкие руки сомкнулись на запястьях Калама и сильно потянули назад, так что разразившийся яростными проклятиями убийца проехал по крупу коня и оказался на земле. В тот же миг сильные руки подхватили его и швырнули лицом вниз на камни. Удар вышиб воздух из легких. Калам беспомощно корчился на земле.
Он услышал, как тот, что заговорил с ним, поднялся из своего убежища за колодцем и подошел поближе. Жеребец попытался его укусить, но успокоился, едва незнакомец тихо произнес одно-единственное слово. Убийца услышал, как седельные сумки сняли с коня и поставили на землю. Открыли.
– Ага, значит, это и впрямь он.
Человек, удерживавший Калама, ослабил хватку. Сжигатель мостов со стоном перевернулся. Над ним возвышался настоящий великан. Татуировки покрывали его лицо так густо, что напоминали трещины в разбитом стекле. Слева с плеча на грудь спускалась толстая коса. Поверх необычной кольчуги, которую, похоже, соорудили из ракушек, гигант набросил плащ из шкуры бхедерина. Деревянная рукоять и каменное навершие какого-то причудливого клинка торчали под левой рукой. Широкий пояс, удерживавший набедренную повязку, был украшен странными предметами, которые показались Каламу похожими на засушенные шляпки грибов самых разных размеров. Росту в незнакомце было больше семи футов, но все равно из-за огромной горы мускулов он казался чуть ли не квадратным. Глаза на плоском лице ничего не выражали.
Восстановив дыхание, убийца сел.
– Без чародейства тут явно не обошлось, – проворчал он себе под нос.
Второй человек, который сейчас держал в руках Книгу Дриджны, услышал его и фыркнул:
– Воображаешь, что никто из смертных не может подкрасться к тебе так, чтобы ты не услышал, да? Убеждаешь себя, что для этого нужна магия? Ошибаешься, приятель. Мой спутник – тоблакай, беглый раб с Лейдеронского плато в Генабакисе. Семнадцать раз он встретил лето и лично убил сорок врагов и еще одного. Их уши висят у него на поясе. – С этими словами мужчина встал и протянул Каламу руку. – Добро пожаловать в Рараку, посланник. Наше долгое бдение подошло к концу.
Поморщившись, Калам принял протянутую руку и легко поднялся на ноги. Стряхнул пыль с одежды и произнес:
– Значит, вы не разбойники, как я сперва подумал.
Незнакомец рассмеялся:
– Да нет, какие там разбойники! Я – Леоман, капитан телохранителей Ша’ик. Мой спутник отказывается называть свое имя незнакомцам, на том и остановимся. Пророчица выбрала нас двоих, чтобы встретить тебя, посланник.
– Я должен отдать священную книгу в руки Ша’ик, – заявил Калам, – а вовсе не тебе, Леоман.
Низкорослый воин – судя по цвету кожи и одежде, дитя этой пустыни – протянул ему книгу.
– Да, конечно. Прошу.
Убийца осторожно принял тяжелый, потрепанный том.
– Теперь можешь вручить ее мне, посланник, – раздался позади женский голос.
Калам медленно закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. И затем обернулся.
Никаких сомнений: это и впрямь Ша’ик. От невысокой женщины с медвяной кожей волнами исходила, раскатываясь во все стороны, необычайная сила. Он ощутил запах пыли и песка, иссеченного ветрами, вкус соли и крови. Довольно невзрачное лицо покрывали морщины, так что казалось – женщине около сорока, хотя Калам подозревал, что на самом деле она младше: священная пустыня Рараку – довольно суровая обитель.
Непроизвольно Калам опустился на одно колено. Протянул вперед книгу.
– Я вручаю тебе, о Ша’ик, Книгу Апокалипсиса.
«И вместе с ней море крови – сколько невинных людей погибнет, чтобы только низвергнуть Ласин? Худ меня побери, что же я наделал?!»
– А книга, как я погляжу, немало пострадала.
Убийца поднял глаза и медленно поднялся.
Ша’ик хмурилась, касаясь пальцем оторванного угла кожаного переплета.
– Что ж, не стоит удивляться, ей ведь уже тысяча лет. Благодарю тебя, посланник. Присоединишься ли ты теперь к моему отряду воинов? Я чувствую в тебе великое дарование.
Калам поклонился:
– Благодарю за приглашение, но я никак не могу его принять. Моя судьба заключается совсем в другом.
«Беги, приятель! Ты ведь не хочешь испытать на себе умения этих телохранителей? Беги скорее, пока неуверенность не погубила тебя!»
Темные глаза женщины испытующе впились в него, а затем удивленно расширились.
– Я чувствую часть твоего устремления, хотя ты и довольно искусно его прячешь. Скачи же, посланник. Путь на юг открыт для тебя. Более того, я дам тебе охрану…
– Мне не нужна охрана, пророчица…
– Но тем не менее ты ее получишь.
Ша’ик взмахнула рукой, и из мрака выступила громадная неуклюжая фигура.
– Но, пророчица! – предостерегающе зашипел Леоман.
– Никак ты усомнился во мне? – резко спросила Ша’ик.
– Тоблакай сам по себе стоит целой армии, да и мои умения немалы, провидица, но все же…
– С самого детства, – перебила его Ша’ик, – одно пророчество владело мною больше, чем остальные. Я видела этот миг, Леоман, – тысячу раз! Как однажды на заре открою Книгу Дриджны, и поднимется Вихрь, и я восстану из него… обновленной. «Клинок в руке и в мудрости безрукой! – таковы слова ветра. – Юность, соединившаяся со старостью. Одна жизнь полностью прожитая, а другая – незавершенная». Я это видела, Леоман! – Она судорожно вздохнула. – Я не знаю другого будущего, кроме этого. Так что мы в безопасности. – Ша’ик снова обернулась к Каламу. – Недавно у меня появился… э-э-э… питомец, которого я теперь посылаю с тобой, ибо чувствую в тебе… особые возможности, посланник.
Она вновь взмахнула рукой. Огромная неуклюжая фигура придвинулась поближе, и Калам невольно отступил на шаг. Жеребец испуганно заржал и замер, дрожа крупной дрожью.
– Перед тобой, посланник, – пояснил Леоман, – апторианская демоница из владений Тени. Ее прислал в Рараку Престол Тени, чтобы… шпионить. Теперь она принадлежит Ша’ик.
Это было просто кошмарное чудовище: ростом около девяти футов, на двух коротких и тонких задних лапах. Единственная передняя лапа – длинная и снабженная множеством суставов – торчала из странно разветвленной груди. От изогнутых, угловатых лопаток поднималась гибкая шея, которая заканчивалась плоской вытянутой головой. Тонкие, как иглы, зубы торчали из пасти, уголки которой приподнимались вверх, так что на морде застыла вечная ухмылка вроде дельфиньей.
Голова, шея и конечности аптори были черными, а торс – темно-серым. Единственный глаз, плоский и черный, смотрел на Калама до ужаса разумным взглядом.
Убийца увидел на демонице едва зажившие шрамы и поинтересовался:
– Никак ей недавно пришлось драться?
Ша’ик нахмурилась:
– Д’иверс. На нас напали пустынные волки. Она их отогнала…
– Скорее это было тактическое отступление, – сухо добавил Леоман. – Это создание не ест и не пьет; по крайней мере, мы ничего такого никогда не видели. И хотя пророчица полагает иначе, лично мне сия демоница кажется совершенно безмозглой – этот взгляд, вероятнее всего, только маска, за которой мало что скрыто.
– Леоман вечно фонтанирует сомнениями, – сказала Ша’ик. – Таково избранное им призвание, и меня оно утомляет все больше.
– Вообще-то, сомневаться полезно, – брякнул Калам и поспешно прикусил язык.
Провидица улыбнулась:
– Я сразу почувствовала, что вы двое похожи. Что ж, посланник, оставь нас. Семи Святым ведомо, с меня вполне довольно и одного Леомана.
Бросив последний взгляд на молодого тоблакая, убийца взлетел обратно в седло, повернул жеребца на южную тропу и пустил его рысью.
Аптори явно предпочитала сохранять между ними некоторую дистанцию; она двигалась параллельным курсом более чем в двадцати шагах от Калама темным пятном в ночи, шагая – неуклюже, но бесшумно – на трех костистых ногах.
Через десять минут езды быстрой рысью убийца придержал коня и пустил его шагом. Он доставил Книгу Дриджны по назначению, лично обеспечил, чтобы восстание Вихря состоялось. Ответил на зов своей крови, пусть и руководствуясь не самыми чистыми мотивами.
А теперь впереди его ждали совсем другие задачи. Он убьет императрицу Ласин, чтобы спасти Малазанскую империю. Если все получится, то восстание Ша’ик обречено. Порядок будет восстановлен.
«А если я не справлюсь, они обескровят друг друга, станут биться до изнеможения. Ша’ик и Ласин – одного поля ягоды. Худов дух, да эти две женщины даже внешне похожи!»
А ведь не исключено, что на совести Калама окажутся сотни тысяч смертей. Вполне возможно, что сейчас повсюду в Семиградье гадатели, умеющие толковать Колоду Драконов, держат в дрожащих руках заново пробудившегося Вестника Высокого дома Смерти.
«Ох, благословенная Королева Грез, что же я натворил…»
За несколько минут до рассвета Ша’ик села, скрестив ноги, перед Книгой Апокалипсиса. По сторонам в развалинах сторожевых башен притаились ее телохранители. Молодой тоблакай оперся на свой двуручный меч из железного дерева. На голове у него поблескивал старый бронзовый шлем без боковых щитков, а глаза тонули в узкой прорези наполовину опущенного забрала. Его напарник скрестил на груди руки. На затянутом в шкуру бедре Леомана висел арбалет. За широкий кожаный пояс были заткнуты два моргенштерна. Поверх островерхого железного шлема он намотал выцветший шарф от телабы. Гладко выбритое лицо телохранителя было изборождено морщинами, что появились за тридцать лет, проведенных под солнцем и ветром. Взгляд светло-голубых глаз ни на чем не останавливался подолгу.
Лучи рассвета коснулись Ша’ик. Пророчица протянула руку и открыла Книгу Дриджны.
Стрела вонзилась ей в лоб на дюйм выше левого глаза. Железный наконечник пробил кость и вошел внутрь за миг до того, как пружина раскрыла встроенные в него шипы, – словно бы в мозгу провидицы расцвел смертоносный цветок. Затем острие ударилось в заднюю стенку черепа и вышло наружу.
Ша’ик упала.
Тин Баральта радостно заревел и с удовлетворением увидел, как Аральт Арпат и Лостара Йил ведут в атаку на двух неумелых телохранителей дюжину «красных клинков».
В следующее мгновение после смерти Ша’ик воин пустыни бросился на землю и перекатился вперед. Арбалет в его руках щелкнул. Стрела вонзилась в грудь Аральта Арпата и застряла в доспехах. Высокий сержант рухнул на спину и растянулся в пыли. Командир «клинков» взревел от ярости, выхватил свои тальвары и присоединился к нападающим.
Взвод Лостары, оказавшись всего в пятнадцати шагах от тоблакая, бросил свои сулицы одну за другой.
Глаза Тина Баральты удивленно округлились, когда ни одно из шести метательных копий не достигло цели. Тоблакай оказался невероятно проворен для такого гиганта и, словно бы просочившись между ними, перенес вес тела на одну ногу и выставил вперед плечо, прежде чем войти в ближний бой, взмахнув своим архаичным деревянным мечом, удар которого пришелся по коленям первого из «красных клинков». Солдат рухнул, подняв облако пыли: обе ноги у него были перебиты.
А затем тоблакай оказался среди воинов взвода. Пока Тин Баральта бежал к ним, он увидел, как Лостара Йил отшатнулась, кровь хлестала из раны у нее на голове, а шлем отлетел в сторону и покатился среди черепков. Второй солдат упал – горло его было пробито деревянным мечом.
Взвод Арпата насел на воина пустыни. Звякнули цепи, и моргенштерны разлетелись в стороны, нанося удары со смертоносной точностью. Нет оружия, удары которого было бы сложнее парировать, чем моргенштерн: цепь обходила любой блок, так что железный шарик с шипами неизменно достигал цели. Главным недостатком его были длительные паузы между ударами, но, бросив взгляд на бой, Тин Баральта заметил, что воин пустыни одинаково хорошо владеет обеими руками и теперь изматывает противников непрерывным градом атак, пробиться через которые не мог никто. За тот миг, что командир наблюдал за битвой, один из железных шаров проломил кому-то голову в шлеме.
И тогда Тин Баральта решил изменить тактику. Ша’ик мертва. Задание выполнено: теперь никакого Вихря не будет. Нет смысла жертвовать солдатами в бою против этих ужасных палачей, которые, оказавшись не в силах спасти жизнь Ша’ик, теперь горели желанием отомстить. Командир выкрикнул приказ отступать и увидел, что еще трое его бойцов упали под ударами врагов, прежде чем воины смогли отступить достаточно, чтобы повернуться и побежать прочь с поля битвы.
Двое из солдат Лостары Йил оказались верны ей настолько, что вытащили свою оглушенную предводительницу из боя.
Вид бегущих «красных клинков» вызвал у Тина Баральты ярость, но он проглотил поток горьких проклятий. С обнаженными тальварами он прикрывал отступление солдат, содрогаясь при одной мысли о том, что кто-то из телохранителей может принять вызов.
Но мятежники не стали преследовать нападавших, а вернулись обратно в развалины башен. Воин пустыни присел, чтобы перезарядить арбалет.
Бросив последний взгляд на двух убийц, Тин Баральта метнулся в укрытие и бегом последовал за своими солдатами в небольшой каньон, где их ждали стреноженные лошади.
Оказавшись в пересохшем русле реки, «красные клинки» поставили своего единственного выжившего арбалетчика на обращенный к югу гребень, а затем остановились, чтобы перевязать раны и перевести дух. Позади, почуяв запах крови, заржали лошади. Один из солдат плеснул водой в окровавленное лицо Лостары. Та заморгала, и в ее взгляде начало проступать сознание.
Тин Баральта нахмурился.
– Давай уже, приходи в себя, сержант! – прорычал он. – Ты должна снова пойти по следу Калама – на безопасном расстоянии.
Лостара кивнула и потрогала рассеченный лоб:
– Вот же странно: меч-то у него был деревянный.
– Но твердый как сталь. Худ бы побрал этого тоблакая – и второго телохранителя вместе с ним. Оставим их здесь.
Лостара Йил чуть скривилась и снова просто кивнула.
Тин протянул затянутую в перчатку руку и поднял сержанта на ноги.
– Отличный выстрел, Лостара Йил. Ты убила проклятую ведьму и в зародыше подавила мятеж. Императрица будет довольна. Более чем довольна.
Слегка покачиваясь, Лостара подошла к лошади и взобралась в седло.
– Мы поскачем в Пан’потсун, – сказал Тин Баральта. – Чтобы разнести повсюду добрую весть, – добавил он с мрачной ухмылкой. – Не потеряй Калама, сержант.
– Я не повторю своей ошибки, – ответила Лостара.
«Знаешь, что я так и так свалю все потери на тебя, да? Слишком уж ты умна, девочка».
Проводив ее взглядом, командир обратился к оставшимся солдатам:
– Трусы! Повезло вам, что я прикрыл ваше отступление. По коням!
Расстелив одеяло на плоском участке земли между развалинами двух башен, Леоман выкатил на него завернутое в полотно тело Ша’ик. На миг он замер над трупом, неподвижно стоя на коленях, а затем вытер пот с чумазого лба.
Рядом стоял тоблакай.
– Она мертва.
– Это я и без тебя вижу, – сухо заметил Леоман, протянул руку, поднял залитую кровью Книгу Дриджны и медленно завернул ее в ткань.
– Что мы теперь будем делать?
– Она открыла книгу. На рассвете.
– Но ничего не случилось. Только стрела ей в голову попала.
– Да знаю я, будь ты проклят!
Тоблакай скрестил на груди мощные руки и замолчал.
– Пророчество недвусмысленно, – сказал через несколько минут Леоман. Он поднялся, поморщившись от боли в окаменевших в бою мышцах.
– Что мы теперь будем делать? – снова спросил молодой великан.
– Ша’ик сказала, что… возродится обновленной… – Леоман вздохнул, книга налилась тяжестью в его руках. – Будем ждать.
Тоблакай поднял голову, принюхался и объявил:
– Начинается буря.