Я присоединюсь к негативной критике «ÐÐ¾Ð²Ð° Свинг» Харрисона.

Тут в отзывах уже замечали, что главное для автора сей трилогии (как я понял, и во всем его творчестве) именно текст, его стилистика. Именно он для Майкла Джона приоритет в написании любого романа и произведения... Нет, уж извините, но для меня главным в литературе является не ее «Ð¾Ð±ÐµÑ€Ñ‚ÐºÐ°» (то бишь, текст), а содержание — сюжет, характеры героев, их прописанность, поднимаемые проблемы и темы. Даже фантастические идеи — лишь фон, пейзаж и сцена, на которой творятся человеческие (и не только) победы и поражения, борьба и обычный быт, чувства и логика (хотя для фантастического произведения комплекс идей и их оригинальность — немаловажная строка оценивая). Так что если героям не особо сопереживаешь, они не представляют для читателя никакого интереса, сюжет — тоже бесцветный, а особых мыслей по важным и не очень проблема не заметно — роман, повесть или рассказ, не важно, для меня приобретают оценку отрицательную.

Что же касаемо этой работы, второго романа цикла о Тракте Кафеучи... Вспоминая первую его часть, «Ð¡Ð²ÐµÑ‚», разочаровавший меня в меньшей степени, чем это произведение, я не забываю о все тех же целей автора лишь касательно создания какого-то идеального для него текста, отстраняясь от сюжета, о излишней порнографии, коей было в разы больше, чем в «ÐÐ¾Ð²Ð° Свинге», и о абсолютно нелогичном и е*анутом, уж простите, финале (апофеоз глумления над логикой собственного же романа), но помню и положительные моменты. Их всего-то два, хотя, при оценивании этой конкретной работы, можно назвать и три. Первый плюс — фантастические начинания, в чем-то оригинальные и довольно интересные. Второй — как ни странно, но герои. Разумеется, Майкл Кэрни, основной персонаж одной из линий «Ð¡Ð²ÐµÑ‚Ð°», может вызвать лишь недоумение и наинегативнейшее отношение к нему, но читатель хотя бы может его ненавидеть! Вспоминая же «Ð›Ð¾Ð¶Ð½ÑƒÑŽ слепоту» Уоттса, где к ГГ вообще ничего не получается чувствовать, это явный плюс. И третий — оригинальность.

Именно последнего-то и не хватает «ÐÐ¾Ð²Ð° Свингу», в котором Майкл Харрисон снова воплотился в роли Тарантино от мира литературы — сплошные сноски на различные объекты и явления массовой культуры, ну, и на себя любимого. Но это не так сильно режет глаз, когда видишь уже нечто большее, чем сноски, к великолепному роману братьев Стругацких «ÐŸÐ¸ÐºÐ½Ð¸Ðº на обочине». По факту весь текст этой книги Харрисона — переработка под что-то свое труда наших советских фант-классиков. И смотрится это в моих глазах в свете, крайне не выгодным для выставления оценки сему тому трилогии.

Вообще, чтение «ÐÐ¾Ð²Ð° Свинг» интересно лишь местами, а без этого — калька с бесчисленными отсылками то к одной песне, то к другой книге... Герои представились мне абсолютно не интересными. Вообщем, шесть баллов, не более.

П.С. Зато захотелось прочесть харрисоновскую «Ð‘урю крыльев».

Долго не мог заставить себя написать что-то дельное по роману Л.Н. Толстого "Анна Каренина". Уже и сказано много чего, и написано... Автора и его творение как восхваляли, так и жутко, в чем-то не заслуженно, принижали и беспощадно громили снарядами критики. Но мнения столь различны, что не внести свою "срединную" копейку я просто не смог...

Спасибо графу-графоману (как порадовало это название одной критической статьи) хотя бы уже за то, что объемы романа не расширены на четыре тома и не перегружены историческими документациями, сводками и опусами, которые можно вполне спокойно и в более кратких и удобовоспринимаемых масштабах вычитать и узнать из специализированной литературы и учебников по истории России. Нет, серьезно, благодаря этому прочтение сие произведении прошло, в сравнении с затянувшимися для меня на месяц с лишним, да еще и с перерывом, романа-эпопеи "Война и мир", довольно быстро и легко. Отдельно хочется выразить благодарность за такого персонажа, как Левин (хотя некоторые эксперты заверяют, что Лёвин) — пусть и альтер-эго самого Льва Николаевича, пусть и с "рупором его философии", как высказывался один рецензент, пусть даже и по сравнению с остальным персоналием романа, который для меня лично представился не самым в общих чертах положительным, это лучший персонаж всей книги и с точки зрения проработанности, и с поступков и идеалов. Мне вообще кажется, что Левин лучший герой из всех произведений Толстого, пусть и прочитаны они мною еще не все. Даже если бы он и не выступал в этой книги некой альтернативой, явно более лучшей, чем все остальные герои, меня бы он все равно зацепил.

Но на этом, кроме добротного языка и еще некоторого не очень большего перечня того, что явно нельзя назвать минусами, плюсы заканчиваются. Теперь хочется наконец поговорить о персонаже, вынесенном в заглавие романа — Анне Карениной.

В книге несколько сюжетных линий, несколько семей, несколько главных героев и их отношений между собой, но именно линия с Карениной, как и по объему, так и потому, что название данной особы-героини вынесено впереди текста произведения, является основной по замыслу автора. Значит, основным персонажем романа и является Анна. А так как придавание отрицательных черт и негативной оценки сей героине я не увидел в текста, граф Толстой явно благоволил Карениной, сочувствовал ей и всячески поддерживал в ее поступках, ставя именно такой образ женщины в статус "идеальной", без кавычек. Для меня же говорить об Анне без кавычек в данной стезе просто не представляется возможным.

Как хочу написать хоть что-то об этом персонаже, вспоминаются две вещи — довольно частая и небезосновательное мнение о том, что "этой дворянке-аристократке взяться бы за швабру с готовкой и уборкой, так все проблемы бы разом исчезли" и шум и споры, возникавшие в моей школе при разборе образа другой героини иного произведения Толстого, Наташи Ростовой, с ее схожими в чем-то похождениями (как представлю, что мы бы успели и "Каренину..." пройти с ее образом идеальной женщины, так и мурашки по коже пробегают...). И с первым, и с последним согласен, потому что "великие беды", возникшие перед Анной просто не укладываются у меня с бедами, которые испытывали крестьянские девушки что до, что после отмены Крепостного права, как и все крестьянское население Российской империи в принципе. А то, как решает, что предпринимает Каренина для преодоление оных, ставит ее для меня либо в положение полнейшей, уж простите, дуры, либо в роль довольно тактичной, властной и крайне тщеславной женщины, которая на протяжении всего романа довольно умело смогла вернуть и привлечь к себе внимание высшего общества, провернуть ряд интриг и событий, которые регулярно выставляли ее в виде жертвы судьбы и высокого чувства любви. Да даже самоубийство ее хочется назвать мне поступком не дурацким, а гениальным — отличный заключительный ход, который привел Каренину к закреплению в роли бедняжки-влюбленной, преданной всеми и разочарованной во всем. И в умах что ее бывшего мужа, который остался для меня в памяти лишь любящим и уважающим свою жену мужем, великолепным отцом и порядочным человеком, что любовника Вронского закрепился именно подобный образ. Короче, выражаясь проще, дамочка в полном куше осталась даже за гробовой доской. И перед законным сыном, и перед не совсем законной дочерью осталась невиновной овечкой, хотя скорее овцой...

Так что выходит следующее: забывая о философии Толстого мне ненавистной, но лишь мимоходом возникающей в романе, хорошо прописанных персонажах, незанудном сюжете, выбросить из головы положительную обертку образа Анны Карениной у меня лично не получается. По-этому и не удивляйтесь оценке низкой в данной ситуации — семь заслуженных баллов. Ни более.

При перечислении любимых романов Саймака многие сначала назовут «Ð’ся плоть — трава», «ÐŸÐµÑ€ÐµÑÐ°Ð´Ð¾Ñ‡Ð½Ð°Ñ станция», может и «Ð¡Ð½Ð¾Ð²Ð° и снова», и, конечно, «Ð—аповедник гоблинов». Но лично я вместо последнего пункта указал бы на последний в библиографии роман автора — «ÐœÐ°Ð³Ð¸ÑÑ‚раль Вечности».

Если говорить общо, то данная работа автора являет собой добротный сюжет с долей интриг, смесь оригинальных саймаковских идей, уже бытовавших и исходивших не один его роман, но в данной новой кооперации ни чуть не делающих «ÐœÐ°Ð³Ð¸ÑÑ‚рали...» некое отягощение или недостаток, а совсем наоборот. Точно так же обстоит дело и с философией Клиффорда, которой в произведении тот необходимый минимум, который и читателя не отпугнет или отяготит, и мастеру будет по душе. Что уж и сказать, в данном техническом плане последняя крупная работа автора вышла на ура, и только. И не удивительно — опыт за плечами у Саймака был не малый, да и большая часть его творчества стала еще при его жизни классикой жанра.

Сюжет и идейный фон мы уже долями и отрывками видели в «ÐŸÐ°Ð»Ð¾Ð¼Ð½Ð¸Ñ‡ÐµÑÑ‚Ð²Ðµ...» с «ÐžÑÐ¾Ð±Ñ‹Ð¼ предназначением» (идея расы-«Ð¾Ð¿ÐµÐºÑƒÐ½Ð¾Ð²» и тема нового пути для Человечества), а так же в «Ð—Ð²ÐµÐ·Ð´Ð½Ð¾Ð¼ наследии» и «Ð§Ñ‚Ð¾ может быть проще...» (уже неоднократно появлявшаяся в творчестве автора тема разумных растений/деревьев, людей с паранормальными способностями и др.). Зато здесь же Саймак «Ð²Ñ‹ÐºÐ¸Ð´Ñ‹Ð²Ð°ÐµÑ‚» еще не появлявшуюся ранее тематику с бесконечниками, трансформацией всего человечества в... Собственно, чуть более развернутый комментарий далее прилагается.

Крайне далекое будущее. Человечество уже давно облетало не только свою собственную галактику, но и многие другие. Люди многое узнали, повстречали сотни других, иногда совершенно иных и непохожих на них, создали общество на подобие тех идеалов коммунизма, где есть минимум рабочей занятости и максимум свободы и материальных благ. Но заскучавшее люди Земли в том времени подверглись влиянию бесконечников — инопланетян со странной философии, выраженной в идее рекомендательного или насильственного способа преображения всех разумных существ в бестелесных бессмертных сущностей, которые способны пережить даже смерть Вселенной. Последнее мы так и не узнаем, да оно и не важно, ведь тогдашние люди так или иначе поддались этому стороннему влиянию и прошли данную метаморфозу. На этом история человеческой цивилизации и закончилась, если бы не несколько человек, переместившихся из опустевшего будущего в наше настоящее, с которого и начинаются основные действия «ÐœÐ°Ð³Ð¸ÑÑ‚рали...». Охота машин бесконечников на беглецов во времени, герои из прошлого, некоторые из которых обладают экзотическими способностями, перелеты в несколько эпох и миров, странные инопланетные расы и финал, в котором «Ð²ÑÐµ встает на свои места».

Опять же, лично для меня этот роман, «ÐœÐ°Ð³Ð¸ÑÑ‚раль Вечности», удался. Клиффорд Саймак смог создать не просто очередной тандем оригинальных идей, философских, ненавязчивых и простых мыслей и качественного сюжета, но и подвести все свое творчества к некой черте, к фундаментальному труду, по которому можно было бы сказать «Ð²Ð¾Ñ‚ он, Мастер по имени Кл. Саймак». По-этому не вижу ничего дурного и необычного в моей максимальной оценке для «ÐœÐ°Ð³Ð¸ÑÑ‚рали...» и любви к этому произведению.

Ох-ох-ох. За месяц, с перерывами, второй и последний цикл Фармера осилен.

Что же сказать о саге под названием «ÐœÐ½Ð¾Ð³Ð¾ÑÑ€ÑƒÑÐ½Ñ‹Ð¹ мир»? На ум приходит несколько вещей. Первая, конечно, — оригинальная идея. Крайне оригинальная, из которой явно можно сделать что-то по истине великолепное и масштабное. Следующее — воплощение этой идеи в виде цикла семи романов провалилось полностью.

Действительно, в отличие от гораздо более лучшего по всем параметрам цикла «ÐœÐ¸Ñ€ Реки», который я советую прочитать вместо произведений данной эпопеи, данные романы держатся только за красивую идею. Более, кроме масштаба, довольно пустого по сути, многочисленных логических ошибок, которые очень четко расписал переводчик (да и я еще одну-другую заметил), шаблонных сюжетов об отношении семейки полубожков Властителей с хитросплетениями предательств и инцеста, притупления всякого развития сюжета с добавлениями хоть чего-то нового после третьего-четвертого романа, «ÐœÐ½Ð¾Ð³Ð¾ÑÑ€ÑƒÑÐ½Ñ‹Ð¹...» не донесет читателю практически ничего, зато отнимет достаточно времени и должного удовлетворения от прочтения, не то что удовольствия, не доставит.

Фактически, в цикле хороши как раз первая тройка, плюс четвертый номер. «Ð¡Ð¾Ð·Ð´Ð°Ñ‚ель...» и «Ð’Ñ€Ð°Ñ‚Ð°...» неплохо показывают нам сам Многоярусный и другие миры Властителей, их историю, их взаимоотношения, интересных персонажей и главных героев с прописанными характерами. «Ð›Ð¸Ñ‡Ð½Ñ‹Ð¹ космос» более детально иллюстрирует такое действующее лицо, как Кикаху, которому, вполне заслуженно, Фармер решил уделить больше внимания в этой части цикла, опустив уже довольно хорошо показанного Вольфа, плюс добавляя к персоналию и Анану. Да, в данном романе еще интересна описана история Властителей, точнее один из ее периодов, но уже с четвертого произведения, «Ð—а стенами...», начинается та шаблонная дребедень из Орк+Кикаха+еще один, имя забыл+Анана. Это идет на протяжении четвертой, шестой и седьмой книги, причем у последнего романа и «Ð›Ð°Ð²Ð°Ð»Ð¸Ñ‚Ð¾Ð²Ð¾Ð³Ð¾...» одинаковые концовки и сюжеты. Про пятый даже говорить не хочется — произведение о завышенной самооценке Фармера, как мне показалось.

И да, вот еще... Вам не кажется странным, что во втором романе, один из Властителей говорит, что «Ñ‚Ð°Ð¹Ð½Ð° времени так же сложна, как происхождение галактики», хотя в одном этом высказывании скрываются сразу две крупные ошибки из канона цикла: первая, это то, что если Властители способны проектировать в своих Вселенных любые физические законы, то и с временной загадкой можно поработать так, что и путешествия во времени станут вполне возможными. А второе — это второй абзац аннотации, смысл которого знают все Властители, из-за чего странно, что подобное они и упомянули разок...

Вот так вот примерно и выходит. Прочитать первую половину цикла вполне возможно, а лучше вообще обойти его стороной и подойти к изучению «ÐœÐ¸Ñ€Ð° Реки». Вообщем, читать истинным фанатам Фармера.

Странно как-то, что на цикл Дж. Блиша «Ð“Ð¾Ñ€Ð¾Ð´Ð° в полете» обращают так мало внимания. По-моему, вполне сильная фантастика 50-ых. Разумеется, со своими минусами, но...

Где, как ни здесь, можно встретить огромные земные города, парящие под куполом силового поля в космических просторах, летящие на встречу приключениям вместе со своими бессмертными жителями? Идея крайне веет романтизмом, и от этого мне показалась довольно блестящей.

Опять же, минусы есть, так что, рассмотрим все четыре романа более подробно:

1. «Ð–изнь ради звезд». Да, так уж вышло, что именно вторая часть выпала для меня первой — как было все расставлено в электронке, так и читал... Но не пожалел об этом, ведь данный роман — самый сильный элемент цикла. Симпатизирующие герои, Земля в периоде упадка, покидаемая своими сынами в городах, жизнь городов-Бродяг — все это очень хорошо исполнено в данном произведении, так что, сюжет и фон великолепны. Именно это и дало мне волю к движению вперед к прочтению остальных трех книг. Есть, правда, элемент некоторой бедности действия, но он вполне закрывается плюсами романа.

2. «Ð—везды в их руках». Приквел упомянутой «Ð–Ð¸Ð·Ð½Ð¸...» и по хронологии написания, да и по факту первый роман цикла. Действий как таковых нет, в основном описание открытия тех технологий, без которых мир Бродяг не смог бы существовать — спиндиззи и антинекротики, а так же кое-какие политические перестановки в мире побеждающего Восточного Блока (здесь СССР и союзники «Ñ…Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð½ÑƒÑŽ войну» выиграли — смелая мысль для 50-ых для западного писателя). Благодаря сюжету с Мостом читается не хуже первого для меня произведения о мире «Ð“Ð¾Ñ€Ð¾Ð´Ð¾Ð² в полете».

3. «Ð’ернись домой, землянин». В этом романе действий вроде бы и много, при том весьма интересных, с таким же великолепным фоном, как и в «Ð–Ð¸Ð·Ð½Ð¸...», но в последних его главах чувствовалась некоторая затянутость. Тем не менее, джунгли из Городов, распри с Земной полицией, путешествия через галактики, интересные миссии ставят данный роман на один уровень с «Ð–изнь...» — именно два эти произведения для меня являются лучшими в саге о бродячих Городах.

4. «Ð¢Ñ€Ð¸ÑƒÐ¼Ñ„ времени» — самый неудачный, муторный и затянутый эпизод цикла, который подпортил впечатления о нем. Тут как-то Блиша и не узнал... Более того, со всем своим шаблонным катаклизмом и неуклюжим сюжетом, данное произведение еще и очень невнятно. В принципе, по-этому и в основном из-за этого оценка для цикла твердая 8-ка.

Теперь, возвращаясь к целому и обобщая... Красивые идеи и мысли, неплохой сюжет и политическая история в цикле сталкиваются с такими минусами, как отсутствие почти полное инопланетных форм жизни, которые вроде бы как и есть, но себя никак не проявляют — более того, не показываются они и в момент гибели Вселенной, что довольно странно. Просто с множеством ксено-цивилизаций романы цикла стали бы более живыми, смогли бы усложнить сюжеты его... Еще вот, не понравилось, что со скрытой колонией Веги линия оборвалась, а еще и то, что главным персонажем двух последних книг был мэр Амальфи — вроде как и второстепенное лицо «Ð–Ð¸Ð·Ð½Ð¸...», которое, безусловно, интересно как персонаж, все же именно он стал основным героем середины и конца цикла. И это при том, что в той же «Ð–Ð¸Ð·Ð½Ð¸...», казалось бы, есть более интригующий человек, который и является протагонистом этого романа и мог стать таковым для последующих. но его там вообще нет и в помине. Но главные претензии все равно к «Ð¢Ñ€Ð¸ÑƒÐ¼Ñ„Ñƒ...», с его скомканным концом нового рождения Вселенной, который ставит вопрос, а как могла быть написана книга «ÐžÑ‡ÐµÑ€ÐºÐ° пяти цивилизаций Млечного Пути», цитируемая в начале каждого произведения цикла, если произошли оные события романа...

Но прочитать стоит все равно, хотя бы «Ð–изнь...» и «Ð’ÐµÑ€Ð½Ð¸ÑÑŒ...».

П.С. Почему подумалось, что идею бороздящих просторы космоса городов была взята сценаристами «Ð—Ð²ÐµÐ·Ð´Ð½Ñ‹Ðµ врата: Атлантида».

Не впечатлило. Не знаю даже, почему... Вроде бы есть и юмор — не всегда смешной, правда... Есть и идеи, не всегда оригинальные, конечно...

Очень зыбкое произведение, нестругацкое какое-то. Да нет, не ожидал я баталий космических и Прогрессоров, но странно — «Ð¡ÐºÐ°Ð·ÐºÐ¸ о Тройках» понравились больше, хотя были более непонятными (а тут уж как посмотреть...), ведь, хронологически, видимо, позднее «ÐŸÐ¾Ð½ÐµÐ´ÐµÐ»ÑŒÐ½Ð¸ÐºÐ°...».

Не мое, но, кто ж ведает, может, перечитаю и еще посмеюсь, все поняв и поклонившись в очередной раз именам братьев...

После двух «Ð“иперионов» это мое второе знакомство с Симмонсом, довольно неплохое.

Конечно, роман довольно спорный. Во-первых, кажется, что должно быть какое-то продолжение, во-вторых есть моменты, которые объединяют его с теми же «Ð“Ð¸Ð¿ÐµÑ€Ð¸Ð¾Ð½Ð°Ð¼Ð¸» — например, наркотик флэшбэк появляется, если не ошибаюсь, в первом романе дилогии, а в военном симуляторе войск государства людей есть сюжеты войны где-то в Сибири. Правда, такая война во «Ð¤Ð»ÑÑˆÐ±ÑÐºÐµ» не указывается, но...

Извиняюсь, немного отошел от основной мысли. Что же касаемо самих событий романа, где и возникают «ÑÐ¿Ð¾Ñ€Ð½Ñ‹Ðµ ситуации». Сам наркотик — идея оригинальная, и вполне объяснимо, как он мог так быстро и повсеместно войти в жизнь американцев, потерявших и теряющих все. Другое дело, а может ли Америка все потерять? Да, все знают о баснословных долгах США себе и всему миру, но от этого уровень жизни в них не падает, военные операции так и идут по всей планете, экономика растет. Как они будут избавляться от самого долга — вопрос уже другой, но лично мне не кажется, что в Штатах наступит кризис, схожий с перестроечным и постсоветским, а уж тем более подобный рисуемому в сюжете «Ð¤Ð»ÑÑˆÐ±ÑÐºÐ°». Вот уничтожение Израиля — более реалистичная идея. Этот маленький островок вряд ли сможет долго держаться в бурлящем исламском океане, хотя и по сей день у него это вполне выходит и получается. Получится ли у Японии стать центром Азии? По-моему, у нее это и сейчас вполне получается, а большего ей и не надо... Разве что, немного лишней земли из-за огромного населения, которое в произведении почему-то убывает. Захват Европы исламским миром, тем более добровольный — понимаю, все идет к этому, но европейцы быстро все поймут, а уж если речь зайдет о прямой военной интервенции в нее, у Королевства, Франции и Штатов, в конце-концов, есть ядерное оружие, да и Россия просто не может остаться в стороне при таком развитии событий. Кстати, Россия — во «Ð¤Ð»ÑÑˆÐ±ÑÐºÐµ», как может показаться, это всего лишь углеводородный ресурс Европы, который ревностно относится к своей самостоятельности — в принципе, так оно и есть, да вот только выясняется, что у нее уже нет всей европейской части — ДОБРОВОЛЬНО отошла Халифату. Ну бредово же, тем более, что у нас то и ядерные припасы при себе. При описываемых событиях атомная война уже должна была произойти, а ее все нету, что довольно и довольно странно. Тем более, что разрываемый на части Китай, что в довольно отдаленном будущем и может стать правдой, не применит оружия массового поражения против «Ð¼Ð¸Ñ€Ð¾Ñ‚Ð²Ð¾Ñ€Ñ†ÐµÐ²» внутри себя тоже мало реалистично. Ну-с, и последнее — Халифат. Подобное образование, конечно, появится может, но сейчас никто не позволит ни одной исламской стране заиметь хоть одну ядерную бомбу, в особенности Израиль. И не забудем, что сам исламский мир слишком полярен для подобного образование — всегда Иран противоположен Катару с ОАЭ.

Это было рассуждения на описываемые политические и экономические события «Ð¤Ð»ÑÑˆÐ±ÑÐºÐ°», а в целом, роман очень недурен, читается на одном дыхании, быстро и с интересом. Берите в отпуск, на каникулы и праздники — обязательно проведете время за книгой без последующего разочарования!

Цикл довольно недурной, нужно заметить сразу, так что, оценка моя его переходила от семерки к восьмерки, но, в итоге, остановилась именно на последнем варианте. Думаю, это связано с тем, что он довольно сильно контрастировал с «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð¾Ð¹ слепотой» Уоттса, прочитанной совсем недавно, которой я поставил всего лишь шесть баллов. По-этому, вся рецензия/комментарий будет строиться именно на сравнении.

«ÐšÐ¾ÑÐ¼Ð¾ÑÑ‚раду» надо считать ни каким-то отдельным циклом, ни даже романом-эпопеей — просто обычным романом, разделенным на три части. При том же, эти части были прочитаны в обратном порядке мною: два последних — в печатном виде, и первый — в электронном. «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð°Ñ слепота» же довольно сложное произведение с многочисленными научными выкладками и размышлениями, которое является лишь первой частью дилогии, продолжение которой (видимо, параллельная ветвь сюжета, как уже говорили) скоро уже выйдет и так же будет мною прочитано.

Так почему же оценка этой трилогии на целых два балла выше моей же оценки культового, как говорят, романа-сенсации «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð°Ñ слепота»? С одной стороны, если уж честно говорить, три приключенческих приключений с активными действиями и интригами, впрочем, не очень интригующими, с другой — твердо-научный роман по последним знаниям и представлениям человечества в области космических и других исследований? Нет, дело не в том, что не воспринимаю я произведения, подобные «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð¾Ð¹ слепоте» (еще как воспринимаю, хоть и не очень положительно отношусь к технологической сингулярности), и не в том, что меня заворожили странствия космических дальнобойщиков (не сказал бы — добрая треть текста просто лишняя), нет. Проблема в другом — в литературности. Может быть, в чем-то и посредственная «ÐšÐ¾ÑÐ¼Ð¾ÑÑ‚рада», в данной строке характеристики, оказалась в разы лучше книги Уоттса; довольно увлекательная, с живыми героями, в чем-то даже пародийная на космооперный жанр, с пусть и простенькими, но временными парадоксами, которые на самом деле петли, и не такими уж битыми идеями Цилиндров Типлера и транспортной сети, охватывающей всю Вселенную — всем этим трилогия Де Ченси берет верх над романом последних лет, уже, наверное, легендарной, «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð¾Ð¹ слепотой», которая пусть и дает нам нехилый объем новых знаний, теорий, версию автора, которую он доказывает работами маститых ученых, о том, что разум — это мутация, а интеллект — необходимая ступень любого вида Космоса, которая не всегда должна идти рука об руку с первым, но весь этот мир вблизи технологической сингулярности, абсолютно бесчеловечный и аморальный, ужасающий, герой, достойный своего времени, которого под конец пытаются выставить в светлых красках и переменившемся.

Особенно обрадовала меня третья часть «ÐšÐ¾ÑÐ¼Ð¾ÑÑ‚рады» — оплот всех идей этой трилогии, иногда довольно неординарных. Максимум мог подвести финал, который, видимо, я немного подзабыл или недочитал...

Такие вот дела.

Не знаю, что точно написать о книге. Возможно, я еще не готов, в силу своей юности, понять всю ее суть, и подоплеку, хотя... Атмосфера 90-ых, абсолютная неопределенность, безысходность, разруха... Было это уже, и не раз. Этот роман я практически никак не запомнил, хотя близкий по строю ему «ÐŸÐ¾Ð¸ÑÐº предназначения» я запомнил куда лучше. Как в комментарии к нему запомнилась следующая фраза: «Ð£ Б.Н. накопилось много идей, чувств и т.д., которые он, кучей и вперемешку, излил на страницы». По-моему, процитировал не совсем точно, но суть понятна.

К сожалению, данная вещь не понравилась, не вдохновила и не оставила после себя чего-то запоминающегося. Все-таки, и в правду, «Ð.Н. и Б.Н., два их обычных мозга, вместе составляли что-то гораздо более их по отдельности»...

Наверное, стоит прочесть литературоведам, занимающихся творчеством братьев или Б.Н. отдельно.

Очень необычный, в хорошем смысле, роман. Первое, что я прочитал из книг Бира и пока единственное.

Немногие авторы рискуют заглянуть в столь далекое будущее (такое вспоминается лишь в философско-научном романе Стэплдона «Ð¡Ð¾Ð·Ð´Ð°Ñ‚ÐµÐ»ÑŒ звезд», и то, там только десятки миллиардов лет), когда даже сама Вселенная начнет превращаться в прах и тлен, когда она станет настолько огромной, что в ней не будут видны звезды и галактики. Это не сотни миллиардов, и сотни триллионов лет, где Человечество стало богами. Богами, которые гибнут от явления, уничтожающего обычное время и пространство.

Прекрасный гибрид мифологии и науки, качественно написанный, с новыми удивительными идеями.

Первое произведение этого цикла и автора, которое я прочитал...

История 17 тысячелетий правления Человека над галактикой Млечный Путь. Но, как же у нас это получилось, у расы с окраины галактического диска? А благодаря всем нашим недостаткам и достакам, благодаря нашей природе, благодаря нашему горькому опыту.

Кто-то осуждал Резника именно за то, что человеческая раса ни чуть не изменилась по своему характеру и стремлениям в будущем. Но именно это и позволило нам возвыситься над всеми миллионами мирами, и так же величественно кануть в небытие, оставив след в истории на долгие века.

Да, в некоторых местах читать многовато, но это великолепная история великого будущего, наполненного не только победами...

Здесь и много предупреждений нам, предкам тех, кто выйдет в звезды.

«ÐÐ¾, Человек никогда не сдается, даже погибнув...»

(Из предисловия к моему переводу статьи Чана):

От прочтения заметки Теда Чана «ChatGPT Is a Blurry JPEG of the Web» я загорелся идеей написать статью с прицелом на академическую публикацию, где бы изобразил различные модификации аргумента «ÐºÐ¸Ñ‚Ð°Ð¹ÑÐºÐ¾Ð¹ комнаты» Джона Серла. Правда, написать ее, по разным причинам, выйдет не скоро, а тем более опубликовать. Тем не менее поиск источников успел дать побочные, но приятные следствия. Я обнаружил сразу два очерка Теда Чана в «The New Yorker», помимо эссе о ChatGPT, так или иначе связанных с вопросами ИИ: «Will A.I. Become the New McKinsey?» и «Why Computers Won’t Make Themselves Smarter». Ниже я предлагаю свою версию (с корректировками от сестры-филолога) перевода второй из этих заметок.

Эссе «ÐŸÐ¾Ñ‡ÐµÐ¼Ñƒ компьютеры не смогут сделать себя умнее» опубликовано 30 марта 2021 г. – примерно за полтора года до шумихи вокруг ChatGPT. Но рассуждение в нем косвенно связано и с умными чат-ботами, и со ставшим легендарным письмом с не менее легендарными подписантами против продолжения разработок нейросетей. Да, речь о нашей любимой Технологической Сингулярности – о том, насколько она возможна.

Надо сказать, что предыдущая отрецензированная мной статья Чана с точки зрения и иллюстративных примеров, и метафор, и изящности аргументации сильнее переведенной и рассматриваемой здесь. Тем не менее «ÐŸÐ¾Ñ‡ÐµÐ¼Ñƒ компьютеры не смогут сделать себя умнее» – очень неплохой пример критики идей, которые настолько глубоко через массовую культуру, СМИ и научпоп проникли в наше повседневное мышление, что потеряли свой первоначальный облик. Облик красивой, но спекулятивной борьбы технофильских и алармистских интеллектуальных традиций. В конце концов, где бы вы еще смогли увидеть сравнение онтологического доказательства существования божественного с гипотезой Технологической Сингулярности? Тед Чан вправду проделывает очень серьезный и стройный анализ (в духе аналитической философии) дискурсивных стратегий одного из творцов идеи сверхсильного и сверхчеловеческого ИИ.

Повторюсь, его мысленный эксперимент не столь хорош, как «ÑÐ¶Ð°Ñ‚Ð¾Ðµ изображение всемирной сети», но последний – маленький шедевр. Очень удачная находка. Ждать такой в каждой статье – слишком сильное требование к любому, даже самому талантливому автору. Во всяком случае мыслительные ходы Теда Чана во много, во много и еще раз во много сильнее, глубже и находчивее, притом в каждом отдельно взятом эссе, чем все решения, большие и малые работы Бострома вместе взятые. Заявляю это со всей ответственностью. Возможно, когда-нибудь я оброню пару письменных слов о том, почему решения и аргументы этого философа – странным образом часто цитируемая чепуха и пустота, но речь тут, конечно, не о том и не о нем.

Вернемся к содержанию заметки. Чан начинает с проведения логического сходства между онтологическими аргументами существования Бога и аргументами о высоковероятном наступлении Технологической Сингулярности. Схожее в обеих аргументациях и есть их слабое место – они доказываются как бы из самих себя при помощи силлогизмов с заранее необоснованными посылками. Идея о совершенном божестве предполагает наличие в действительности столь же совершенного существа, а идея (потенциально) всесильного и практически всеведущего ИИ подразумевает т. н. «Ñ€ÐµÐºÑƒÑ€ÑÐ¸Ð²Ð½Ð¾Ðµ самосовершенствование». Не прибегая к классическому кантианскому способу окончательно (или хотя бы с некоторой логической убедительностью) решить, насколько силен подобный ход рассуждений, Тед Чан идет своим путем. Частично этот путь смыкается со все тем же размышлением Серла о «ÐºÐ¸Ñ‚Ð°Ð¹ÑÐºÐ¾Ð¹ комнате», но лишь частично – аналогия не столь явная, как в случае с «Ñ€Ð°Ð·Ð¼Ñ‹Ñ‚ым изображением всемирной сети». Смычка происходит на втором этапе аргументации писателя, где он предлагает примерить рекурсивное самосовершенствование на человеческом существе, показывая некоторую абсурдность самой идеи из сердца мечтаний сторонников наступления Техносингулярности. Далее следует скептическая ремарка о возможности конечного исследования человеческого мозга, т. е. достижения полного научного понимания всех причинных и специфических особенностей наших когнитивных способностей, включая решение «ÑÐ»Ð¾Ð¶Ð½Ð¾Ð¹ проблемы сознания».

Затем следует третий этап аргументации Теда Чана. Это доказательный блок с подключением эмпирики из программистской практики. И здесь тоже есть семена критического сомнения Джона Серла. Во-первых, приводится мысленный эксперимент с двумя равными друг другу по интеллектуальным способностям существами – средним программистом и программой с ИИ того же умственного уровня. По условию машина имеет очень мощное железо, по скорости в сотню раз быстрее человеческих мозгов. И для выполнения весьма сложной, одной и той же, задачи воображаемому человеку-программисту понадобится сто лет, а умной и быстрой машине – всего-то год. Но как бы мы ни увеличивали время – хоть и до многих веков и тысячелетий – ни машина, ни рядовой, но бессмертный и не скучающий, программист не смогли бы кропотливым выполнением синтаксических операций совершить прорыв в области исследований и конструирования сверхразумного ИИ. Потом этот несколько абстрактный мысленный эксперимент переводится на более конкретный язык примеров из программирования, с кратким введением в то, что такое компиляторы, раскрутка компиляторов, оптимизирующие компиляторы, предметно-ориентированные языки, языки общего назначения и т. д. И здесь в более сильном и обоснованном виде повторяется результат предыдущего мысленного эксперимента: оптимизировать работу программ с ИИ специализированного назначение можно и нужно, но из этого логически необходимо и непротиворечиво не следует возможность оптимизации, притом бесконечной (т. е. того самого рекурсивного самосовершенствования), притом для конструирования программы с полем универсальной применимости.

И, наконец, в последней части текста Теда Чана дается самый сильный и интересный (контр)аргумент. Именно с такими круглыми скобками, ведь, с одной стороны, он демонстрирует, почему рекурсивное самосовершенствование невозможно (по крайней мере, в ближайшее время и в контексте, который толкуется последователи сингуляристской идеи), а, с другой стороны, автор показывает, где подобное применимо и наличествует в реальности:

«ÐÐ¾ есть такой контекст, в котором, на мой взгляд, рекурсивное самосовершенствование представляется значимой концепцией, а именно когда мы рассматриваем способности человеческой цивилизации в целом. Обратите внимание, что это отличается от индивидуального разума. Нет никаких оснований полагать, что люди, родившиеся десять тысяч лет назад, были менее умны, чем родившиеся сегодня; у них была точно такая же способность к обучению, как и у нас. Но в настоящее время у нас за плечами десять тысяч лет технического прогресса, и эти технологии носят не только физический, но и когнитивный характер»

Потом, вводя понятие «ÐºÐ¾Ð³Ð½Ð¸Ñ‚Ð¸Ð²Ð½Ñ‹Ñ… инструментов», уравновешивающих способности людей (сходно с неологизмом Владимира Фридмана «Ð¿Ñ€Ð°ÐºÑ‚Ð¸ÐºÐ¸ или техники Демосфена»: http://www.socialcompas.com/2014/06/17/pr...), а также на ряде иллюстраций, Чан доводит свою позицию до логичного предела, которая схожа с критикой, как бы мы сейчас сказали, «ÑÐ¸Ð»ÑŒÐ½Ð¾Ð³Ð¾ ИИ», Ильенковым (которую я ранее считал недостаточной и слабой, но в той цепочке рассуждений, которую организовал Тед Чан, «Ð°Ñ€Ð³ÑƒÐ¼ÐµÐ½Ñ‚ от цивилизации» не выглядит таким уж недостаточным и слабым: http://caute.ru/ilyenkov/texts/machomo.html). И, как и в случае с предыдущей статьей писателя, заканчивается повествование важной «Ð¼Ð¾Ñ€Ð°Ð»ÑŒÑŽ», которая тем же Питером Уоттсом (хоть в самом интервью канадский писатель двояко относится к возможности Технологической Сингулярности, в ее иной терминологической форме – в блоке рассуждений о постчеловечества – Уоттс вполне верует в подобное: https://www.mirf.ru/book/peter-watts-inte...) и иными сторонниками того, что можно назвать «ÑÐ¸Ð»ÑŒÐ½Ð¾Ð¹ верой в Технологическую Сингулярность» (такая вера заключается в том, что указанное событие решит все проблемы жалких человеков, от чего можно будет расслабить лапки и либо жить в свое удовольствие, ну или умереть от скуки и/или восстания машин), игнорируется и оттеняется:

«Ðš лучшему или к худшему, но судьба нашего вида будет зависеть от принятия решений исключительно самим человеком»

Все это не отменяет того, что в разумных пределах несколько капель алармизма необходимы, но в который раз заставляет нас лучше присмотреться к тому, что мы считаем здравым смыслом эпохи, чем-то общепринятым и неопровержимым.

«ÐœÐµÑ‚амодернизм между Оруэллом и Хаксли,

или (анти)утопия цифрового века»

«Ð“номон» Ника Харкуэя прочитал еще месяц или больше назад, но копания в философском нон-фикшине отнимает слишком много времени для создания рецензий и чтения художественной литературы. В принципе, глядя по рецензиям и комментариям, по большей части все о романе, его подтекстах и контекстах, сюжетных ветках и фантастических ходах раскрыли и обнаружили. Попробую вставить пару-тройку небольших пометок от себя. Тем более перерыв между прочтением произведения и написанием очерка по нему может помочь сказать лишь главное и должное, без лишних слов.

«Ð“номон» — книга метамодернистская. Попытка преодоления иронии и релятивизма интерпретаций постмодерна. Притом методами, инструментами и механизмами самой постмодернистской махины. Ломанное, нелинейное повествование, стог из нескольких, казалось бы, никак не связанных, параллельных историй, вроде бы широкое поле для интерпретаций, целый список отсылок на те или иные произведения литературы современной и классической. Все как в хорошем постмодернистском тексте. Но Ник Харкуэй в романе (как он сам отмечает в послесловии к работе) занимает достаточно ясную и прямую позицию. Делает политический жест, который проходит через всю канву основного сюжета и собирает в самом финале все прочие истории. По сути вся книга — один многослойный манифест в современной литературной форме. Призыв бороться с диктатом в реалиях цифрового капитализма, который в год коронакризиса может и разрастается сильнее, чем раньше... Другое дело, что призыв и вся эта манифестация — красивая, книжная, но, на мой вкус, несколько затянутая — снова негативная. В смысле чистого отрицания, но не предложения. Такие же, как антирасистские выступления в США в недавнем времени, которые мелькают у Харкуэя в описании Англии скоро будущего.

Все сюжетные линии «Ð“Ð½Ð¾Ð¼Ð¾Ð½Ð°» так или иначе обнажены прошлыми комментаторами. И ветка-стержень в виде полицейского расследования Нейт Мьеликки (которая в конце неожиданно перевернется, хотя, думаю, ценители фильмов и книжек с подобными особенностями ближе к финалу хотя бы почувствуют примерную точку кульминации), и первой любви Августина (отсылки на гностиков и мистические пышности поздней античности), и трагичного грека-нарцисса Константина (в истории которой продолжаются неоплатонические оммажи Харкуэя, которые, позволю себе заметить, хоть и красивы, но особой глубины «Ð“номону» не добавляют; писатель явно читал платоновский «ÐŸÐ¸Ñ€», но его же «ÐŸÐ°Ñ€Ð¼ÐµÐ½Ð¸Ð´» — вряд ли), и эфиопского художника из эпохи ажурного авангарда и «Ð½Ð¾Ð²Ñ‹Ñ… левых» в веке высоких технологий и «Ð½Ð¾Ð²Ñ‹Ñ… правых», и... Успели разобрать их имена и связи. Добавлю, что постепенное нарастание взаимности между историями, связности и выдерживание гармонии роста и развития между ними — мой поклон Нику. Отлично сработано. Другое дело, что я опечален историей с «Ð“номоном». Честно, хотелось *спойлер!* увидеть в фундаменте сюжетных ураганов и цунами, в самой книжной тверди что-то вроде «Ð“Ð¾Ñ€Ð¾Ð´Ð° в конце времен» Грега Бир. Черт подери, я обожаю «ÑÑ‚эплдианы», самого Стэплдона и особенно этот бировский роман. По моему скромному мнению, одна из лучших книжек о столь далеком будущем, в котором умирает вселенная, технологии давно живут по законам Кларка о магичности, а люди стараются вернуть все на свои места. Очень жаль, что Харкуэй лишь забросил удочку для любителя подобных книг, как я, в аннотацию «Ð“номона». Какие-то фрагменты истории столь далекого будущего имеются в романе, но для меня их было слишком мало. Кстати, из схожих мест и возможных отсылок на другие произведения мне явно вспомнился Рэй Брэдбери с его классическим и затертым от регулярных цитирований «451...», а также некоторые общие места с классикой телевизионной фантастики 21 века — «Ð’ поле зрения». И совсем чуть-чуть увидел что-то общее с «ÐœÐ¸Ñ€Ð¾Ð¼ дикого запада». В виде сериала, конечно.

Итак, вернусь к политической жестикуляции Харкуэя. Повторюсь, что «Ð“Ð½Ð¾Ð¼Ð¾Ð½» не шибко философский и глубокий по содержанию (хоть и любопытный по форме) роман, но рассчитанный на прогрессивного «Ð»ÐµÐ²Ð¾Ð³Ð¾»(в самом широком смысле) читателя из среднего городского класса в Западном мире. Автор рисует в принципе красивый мир «ÐšÑƒÐ»ÑŒÑ‚уры» Бэнкса на минималках. Капитализм с человеческим лицом и, что самое главное, без беса государства и бюрократии. Все, как по Ленину, казалось бы, стали бюрократами, а значит никто не бюрократ! Электронная демократия пронизывает все уровни общества и решает все вопросы. Но в конце *спойлер!* выясняется, что это далеко не так. И за колоссом эгалитарного равенства в цифре кроется левиафан диктатуры единиц. Ради общего блага, конечно, который позволяет этим ребяткам совершать трепанации и убийства вредоносных для Системы элементов. В конце Ник показывает, что эти злодеи скорее павшие в череду ошибок антигерои, которых можно вернуть на правильный путь. В конце концов за все их «Ð¾ÑˆÐ¸Ð±ÐºÐ¸» главная героиня (настоящая, которая Хантер) никак их не карает, да и вообще суда над ними нет. Как и работу Системы. И все станет хорошо... Но, боюсь, это не так. Такая антиутопия не станет утопией. Это мелкобуржуазный, простите мой лево-французский, рай, который в любой момент может стать чистилищем. Я бы мог сказать про классовый вопрос и прочий «Ñ‚Ð¸Ð¿Ð¸Ñ‡Ð½Ñ‹Ð¹ марксизм», от которого, возможно, некоторых уже тошнит в моих рецензиях. Но я скажу другое. Главная героиня, Мьеликки, и многие другие персонажи книги — безмерно одиноки. И второстепенные, и главные герои. Они живут в атомизированном мире лишь с иллюзией всеобщей взаимосвязи. Разорванный мир, который Харкуэй предлагает преодолеть («Ñ…ватит разрываться», как кричали греческие националисты и монструозный Гномон), не преодолевается, потому что все одиноки и оторваны друг от друга не по собственному желанию, а по объективным причинам. Система одиночек никогда не приобретет человеческое лицо, потому что сами ее атомы-люди расчеловечены. Настоящая общность и адекватное равенство не в виде уравниловки наступит, которая само общество и каждый его участник станут наполнены человечностью — непосредственными связями друг с другом и мировым культурным наследием человечества.

Иначе перед нами предстает электрофизированная оруэлловщина. Система в «Ð“Ð½Ð¾Ð¼Ð¾Ð½Ðµ» это как ленинская формула коммунизма (а точнее только начала пути к нему) из суммы советской власти и электрификации. Здесь же цифровизация и диктатура большинства плюс избранных единиц из него. Тоталитаризм в модернизированным варианте из «1984», такой же децентрализованный, и от того крайне устрашающий. Мир «Ð“номона» чем-то схож на «Ñ‚ÐµÑ…Ð½Ð¾ÑƒÑ‚Ð¾Ð¿Ð¸ÑŽ в отдельно взятой стране» Игана в рассказе «Ð”Ð¸ÑÐºÑ€ÐµÑ‚Ð½Ð°Ñ машина...», где люди тоже утратили свободу над собой. А свобода утрачена из-за разрывов между людьми и узости трудовой специализации. Так или иначе, оканчивая с подноготной «Ð¿Ð¾Ð»Ð¸Ñ‚Ð¾Ñ‚Ð¾Ð¹», которую я осилил разглядеть в романе, книга Ника Харкуэя — неплохой представитель метамодернизма и новой чувственности, которая старается преодолеть каноны жанра оруэлловской антиутопии, но впадает в более развитый, но тоже устаревший антиутопический вариант «Ðž дивного, нового мира» Хаксли. «ÐÑ‚омная бомба» последнего, метафорически выражаясь, в том, что некоторые читатели видят в этой антиутопии совершенно обратное и очень даже утопическое...

Как я уже неоднократно говорил, в современной наиболее «Ñ‚Ð²ÐµÑ€Ð´Ð¾Ð¹», но не лбом, фантастике меня впечатляют и обнадеживают два имени. Питера Уоттса и Грега Игана.

Притом австралийский писатель меня радует не только своим техническим образованием, но и практически всегда отчетливой гуманистической линией в своих произведениях. Верой в человека и человечество. Для меня эта черта в научной фантастике крайне важна. И, последнее, что нужно добавить перед небольшим обзором рассказа «Ð”Ð¸ÑÐºÑ€ÐµÑ‚Ð½Ð¾Ðµ очарование машины Тьюринга», эта наличествующая и актуальная (потенциально актуальная) остросоциальность рассказов Игана. То, что он показывает обычных людей обычного (западного) общества перед лицом скорой Технологической Сингулярности и неуемной компьютеризации сферы труда, которую ради благозвучия красиво обзывают оптимизацией капитализма. Благодаря присутствию этой черты, этого повествовательного элемента, можно довольно складно по левосоциальному препарировать подобные работы.

Итак, перед нами вновь Австралия скорого будущего, вместо которой можно представить любую другую западную страну или даже полупериферийную Россию. Например, нечто похожее можно встретить в том же «Ð®Ð´Ð¶Ð¸Ð½Ðµ» («Ð•Ð²Ð³ÐµÐ½Ð¸Ð¸») и других рассказах, но в них, в основном, остросоциальность является общим фоном, а рассматриваются проблемы моральные, нравственные и философские. Хотя разве не к этим же категориям относится и классовый вопрос? Так или иначе в обозначенном произведении нам предстоит прожить несколько дней из жизни Дэна, специалиста по продажам в компании «Thriftocracy». Та, в свою очередь, занимаются довольно запутанным и с виду нечистым делом по скупке и реструктуризации кредитов физических лиц. Дэн на протяжении долгого времени показывает себя отличным работником, перевыполняющим план и днем, и ночью, но... Но прогресс неизгладим, и в конечном счете наш герой оказывается без работы. Как еще и очень многие жители стран первого, да и второго миров, ведь деиндустриализация и погоня за барышами свое дело делает на ура. Оптимизация и сверхприбыли, ибо. Ничего личного. Но и учителя в школах сменяются зайками и прочими анималистическими аватарами, не говоря уже о медсестрах на не постоянных должностях. Бухгалтеры, кассиры, и многие, многие и многие другие. Все прямиком на улицу, ради оптимизации. А по ходу сюжета еще и рядом с созданием универсальных портативных устройств для создания наркотиков возникает вероятность восстания машин. А посреди всего этого загадочные мойщики машин, экогорода и прочие, не самые радужные красоты скорого далека. Но, спойлер, концовка будет не самой пессимистичной.

А что в итоге? Рассказ действительно очень насыщенный картинами будущего и вызывает соответствующие эмоции. И тему представляет вполне реалистично. А что, кастрированные профсоюзы без того левореволюционного сердечника, который был в начале двадцатого века (и не только), дозволяют наступить именно такой реальности. Миру, где оптимизация будет оптимизировать почти до абсурда. Правда, и капитализму с крупными, транснациональными буржуа необходимы потребители с некоторым минимумом. Но среднего класса не ждите. Да и классов вообще, и не сносной, а тем более достойной жизни, если отказываетесь от Борьбы с большой буквы. С теорией и отдачей всего себя. Несмотря на то, что под конец победили не Дэн и ему подобные, а крупный капитал вместе с полуразумными программами-брокерами, надежда на лучшее остается. Иган вправду отлично научился управляться с эмоциями читателя, ведь определенная безнадежность в начале сменилась под конец некоторой оптимистичностью. Ведь (спойлер!) зачин программирования у главного героя и его финальная фраза намекнули мне следующее. Да, «ÐšÐ°Ð¿Ð¸Ñ‚ал» вряд ли он скоро возьмет, но, возможно, катехизисом-мануалом для революционного действия следующего дня будет пособие для начинающего программиста...

"Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия воспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!"

(А.С. Пушкин)

Наконец в практически археологическом капании в корнях революционного древа нашей истории подобрался к очередному известному имени. На минуточку, к одному из зачинателей и усердных, преданных своему делу, садоводу этой раскрывшейся во всей своей красе лишь в Октябре яблони. Поэтому позволю себе дерзость использовать знаменитые строки из послания Чаадаеву Пушкина, притом, в отличие от обозреваемого автора, сразу в эпиграфе. Да, наконец я поделюсь своими мыслями, переполненными искренним пиететом, о, наверное, первом вольнодумце России. Разумеется, вольнодумце в русле социалистическом, левом, демократическом и свободолюбивом, что, собственно, и характерно для нашей страны. Конечно, конечно же, я сегодня поговорю об Александре Ивановиче Герцене, о котором пора уже сказать нечто большее, чем расплывчатые дифирамбы затянувшегося вступления.

Итак, Герцен — один из первых духовных вождей и теоретиков революционного мышления в России. Заставший трех императоров, Победителя, Идиота и Освободителя, Александр Иванович прожил интересную жизнь хотя бы потому, что лицом к лицу встречался и знавал таких вершин свободной и справедливой мысли, как Фурье, Прудон, Белинского, Огарева и многих других. Разумеется, и сам занимал место ни чуть не слабее и не менее значительное среди подобной плеяды. Образовеннейший человек, гегельянец, но вместе с тем и народник. Один из первых отщепенцев в русских верхах (правящем классе), который поверил в русский народ. Подлинный народ России, а не в эфемерные идеи буржуазного общества. Хотя прошел разные стадии увлечений теми или иными идеями. Но Александра Ивановича, на мой взгляд, превозносить чрезмерно и поклоняться ему не стоит. Какой бы он не был голос свободы, но кроме заявлений его наследие имело мало практических свершений. Повидав много революций, свою он так и не попытался организовать. Да и в народ не ходил, пусть и старался во время вынужденной работы в "фабрике подписей" как-то улучшать или хотя бы не отяжелить жизнь крестьянина. Но кроме отсутствия реальных действий, кроме издания журналов и участия в кружках, серьезных теоретических трудов Герцен не оставил своим последователям, взявшим эстафету русской революционной пассионарности. Также у меня, довольно свободомыслящего человека, вызывают некоторые негодования интимные нотки, живописуемые в "Былом и думах".

Однако, сколь бы мало действительных свершений в бытие материальном и научном не сделал Александр Иванович для революции и социалистического-Ð´ÐµÐ¼Ð¾ÐºÑ€Ð°Ñ‚Ð¸Ñ ‡ÐµÑÐºÐ¾Ð³Ð¾ движения в России и мире, его художественное наследие, безусловно, оказавшее влияние на мир, его образ как вольнодумца, над котором и бог не властен, истово верующего в русский народ и идеи социализма, должны служить примером для подражания и изучения революционного опыта. И начать можно как раз с данной работы, "Былого и дум". Надеюсь, что мы с вами не попадем под злой Рок, под который попал Герцен. Надеюсь, что мы-таки увидим звезду пленительного счастья, о которой так грезил и в кою так по-настоящему уверовал Александр Иванович Герцен.

Король Ужасов, Стивен Кинг, малый не бесталанный. Мало кто будет с этим спорить. А история его успеха и сама слава, им достигнутая, так и вовсе могут вызывать уважение и почтение. Кинг являет собой прекрасный пример воплощения американской мечты, в которой он чуть ли не с самого низа (ну, с нижних ступеней среднего класса точно) добился своих заветных целей. Трудом, потом, усердием и невероятным стремлением. Зарабатывая по юности хоть какие-то копейки в самых грязных и черных занятиях, вроде уборщика, он неумолимо писал, строчку за строчкой, пока не добился своих многомиллионных тиражей и почти сотни экранизаций написанного. Пусть «Ð·Ð²ÐµÐ·Ð´Ð½Ð°Ñ болезнь» писателя и не сразила, но вот один «Ð·Ð²ÐµÐ·Ð´Ð½Ñ‹Ð¹ порок» он получил. Неизбежный, конечно, в его области. Он стал титулованной печатной машинкой, из года в год выдающей все новые и новые графоманские кирпичи. Мне лично кажется, что в последнее время, после признания за ним звания Короля, Стивен просто-напросто отказался от редакторов-оккаимистов. Тех самых, что держали в узде его графоманские порывы. Я помню, как читал «Ñ€Ð°ÑÑˆÐ¸Ñ€ÐµÐ½Ð½ÑƒÑŽ» версию «ÐŸÑ€Ð¾Ñ‚ивостояния», вернувшую свой объем после редакторского «Ñ‚ÐµÐºÑÑ‚Ð¾Ñ†Ð¸Ð´Ð°». Честно, местами — очень хорошая вещь, но такой умопомрачительно необъятный размер талмуда Кинга, столько запылившихся ружей, которые так и не бахнули хоть разок...

Но литературные труды автор мне все равно нравятся. «11/22/63» до сих пор теплится в моем сердце. Да, я считаю тот роман самым лучшим у Стивена. Но расследуя его графоманские деяния, мне захотелось посмотреть на них с другой стороны — не большой, а малой формы. Рассмотреть получше рассказы писателя, повести. Все-таки, как и сам Кинг замечает, рассказы — самая трудная писательская стезя. Узоры, в которых не должно быть ни одной лишней детали. Поэтому я и приступил к сборнику «Ð›Ð°Ð²ÐºÐ° дурных снов» — посмотреть не на Кинга-романиста, а на Кинга-миниатюриста. Кинга-новеллиста.

И что могу сказать? Стивен явно сильнее в романах. Крупная форма, с условием контроля над графоманской сущностью автора, является его сильнейшей стороной. Ведь малая форма получается ну явно, явно слабее. Возможно, «Ð›Ð°Ð²ÐºÐ°...» просто не самая удачная его антология, но пока это проверить сложно — другого знакомства с рассказами Хоррорного Царя у меня не было и, видимо, не предвидится. Почти в каждом малом труде либо скучное повествование, либо очень слабые концовки. Есть и другие моменты, но это основные минусы. Если говорить не обще, а разбирать по отдельности каждый рассказик, получается следующая картина. «ÐœÐ¸Ð»Ñ 81» — растянутая история, которую можно было бы передать как короткую сказку. «Ð“армония Премиум» — попытка слезовыжимательной истории в реалистике. Но вышло так себе, ибо не ясно, а о чем, собственно, рассказ. Какова его «ÑÐ²ÐµÑ€Ñ…Ñ†ÐµÐ»ÑŒ», посыл. Они отсутствуют, а вижу я только пересказ выдуманного события. Да и герои не шибко доработаны для сопереживания. «Ð‘этмен и Робин...» — получше первых два. Описание отношений престарелого и слабоумного отца и его сына. С эмоциональной частью почти все идеально, но финал показался мне слишком резким. Почти как рояль из кустов. Серьезно, никаких предпосылок для подобных выпадов батяни я не разглядел. И заглавие истории выглядит не слишком подходящим. Но драматургия и персонажи прописаны очень хорошо. «Ð”юна» и «Ð“Ð°Ð´ÐºÐ¸Ð¹ мальчик» — одни из лучших произведений сборника. Герои, сюжет, акценты, финалы — на уровне. За этих «Ð¼Ð°Ð»Ñ‹ÑˆÐµÐ¹» можно сказать Мастеру «Ð±Ñ€Ð°Ð²Ð¾!». «Ð¡Ð¼ÐµÑ€Ñ‚ÑŒ» — недурно, но «ÑÐ²ÐµÑ€Ñ…Ñ†ÐµÐ»Ð¸» и посыла вновь не вижу. «ÐœÐ¾Ñ€Ð°Ð»ÑŒ» — замечательная задумка и даже реализация, но лишь до концовки. Она полностью испорчена и загублена, как и все, написанное до этого. Правда, не знаю, зачем было так весь накал убивать. «Ð—агробная жизнь» — читал задолго до всех остальных частей сборника. «Ð“ерман Вук все еще жив» — не цепляющий сюжет, не привлекающее повествование и непонятные (отсутствующие) посылы. «ÐÐµÐ·Ð´Ð¾Ñ€Ð¾Ð²ÑŒÐµ» — один из самых плохих рассказов «Ð›Ð°Ð²ÐºÐ¸...». По отрицательным параметрам то же самое, что и с прошлым, только усугублено в несколько раз. «Ð£Ñ€» — повесть, из-за которой и принялся читать сборник. Стоило бы получше раскрыть альтернативное наполнение иномирных библиотек, но и так сойдет. Тоже одна из жемчужин книги. «Ð‘илли «Ð‘локада»» — не люблю спортивные истории и в принципе не понравилось. «ÐœÐ¸ÑÑ‚ер Симпатяшка» — серое повествование и практически мертвый сюжет, но ситуацию спасла концовка. Вот тут Кинга хвалю. «ÐœÐ°Ð»ÐµÐ½ÑŒÐºÐ¸Ð¹ зеленый бог страданий» и «Ð’ этом автобусе — другой мир» — бодрые истории, которым не хватает чуточки глубины. «ÐÐµÐºÑ€Ð¾Ð»Ð¾Ð³Ð¸» — все хорошо, также одно из лучших творений Стивена Кинга в этом сборнике. Оставшиеся рассказы вместе с переводами стихов хоррор-писателя, которые и в оригинале без рифмы... Не, это трогать вообще не стоит. Там совсем плохо.

Итог: в не самой стильной стезе писателя и конкретно в данном сборнике все равно присутствуют хорошие истории. На мой взгляд, это «ÐÐµÐºÑ€Ð¾Ð»Ð¾Ð³Ð¸», «ÐœÐ¸ÑÑ‚ер Симпотяшка», «Ð”юна», «Ð“адкий мальчик», «Ð£Ñ€» и, так уж и быть, «ÐœÐ¾Ñ€Ð°Ð»ÑŒ». Остальное читать не советую — напрасная трата времени. Но стоит брать в расчет, что вкусы у меня специфические, отдают субъективностью и я не фанатичный поклонник автора.

"Секс-откровения русского "аятоллы" или похождения непризнанного поэта"

Почему современная литература переполнена обсценной лексикой, откровенной чернухой и сплошь пустой бессмыслицей? Есть мнение, что вина лежит лишь на выродившимся писателе, распустившемся чрезмерно после эпохи стальной цензуры Советской власти. Богатыри пера поредели, а в мастера слова ныне берут кого ни попадя. И те лишь за денюжку, без великих идей и уж тем более богатого языка. Но мне ближе несколько другая теория. Если бытие действительно определяет сознание, то триада эпоха-общество-культура определяет почерк писателя в конкретном месте, времени и социуме. Поэтому, когда берутся винить таких наших современных мэтров, как Пелевина да Лимонова, о котором речь ниже, за беспардонную матерщину и "беспросветную пошлость" (с), то как же можно забыть элементарное. Писатель — это губка общественного сознания. А его фолианты — все то дерьмо, что автор-губка впитал из всех или почти всех социальных страт. Ибо какое время, такой и пиит. Тем не менее дальше я собираюсь несколько попрекнуть и пожурить Лимонова же за "Это я — Эдичка". Который, насколько я понимаю, является самым его успешным романом.

До нацболов и "Другой России", до седины в волосах и козлиной бородки, до "Монголии" и прочей прозы был, видимо, совершенно другой Лимонов. Эдуард Вениаминович Савенко. Непризнанный бюрократическими аппаратниками поэт, который угнал на волне великого Исхода диссидентов, евреев и их гибридов в свободную Америку. За американской мечтой, которая ему, тому Лимонову, тому Эдичке, виделась как творческая вольница. Но для него и еще тысячи прочих экс-советских граждан она оказалась не этим растиражированным симулярком чудес и довольства, а реальностью грузчиков, посудомоек и официантов. В жизнеописании именно такого Эдички и бытия самых разношерстных русских (советских) эмигрантов роман, безусловно, хорош. Да и цитаты там есть очень животрепещущие и актуальные. Чего стоит только вот эта: "Мы пили водку, Семен заказал оркестру «ÐŸÐ¾Ð»ÑŽÑˆÐºÐ¾-поле», и я увидел, что он плачет, и слезы его капают в бокал с водкой. «ÐœÑ‹ смеялись над понятием Родина, – сказал Семен, – и вот я сижу, и играют эту песню, и у меня болит душа, какой я к черту еврей – я русский»."

Вообще образ литературного героя Эдуарда Вениаминовича, да и самого Лимонова, в книге вышел удачным в плане определенной русскости. Ведь кто такой Лимонов? За всей этой своей диковинностью, эпатажностью, вычурностью (во всем), его персонаж и личность представляют сущность русской души. Непонятная, дикая, странная, крайне эклектичная, сочетающая несочетаемое. Душа слишком свободная для собственной Родины. Ментальность, которая стремится небось куда, к радикальной переделке всего. В принципе, такое сублимированное в текст представление непостижимой и самостийной русскости вполне подойдет для западного читателя. И понятно, почему наш Лимонов, этот крайне странный и, видимо, последний романтик революции, писатель снискал популярность в Европе да Америке.

Но совершенству нет предела. И поэтому есть за что покритиковать "Это я — Эдичка". Я не ханжа, при том же в самом начале сам сказал, что ругать автора за нецензурную брань и прочие "прелести" — не самая удачная и достойная затея. Ан все же я стою на том мнении, что все должно быть обосновано. В особенности в произведении литературы. В особенности, уж простите за культурный национализм, русской литературе. Мы ведь литературоцентричный народ и, быть может, цивилизация. Поэтому я, подверженный идеологии "чеховского ружья" и прагматики использования любого приема в художественной работе, считаю, что книга Эдуарда Лимонова сверх всякого переполнена абсолютно ненужной грязью. Да бог уж с тем, о чем именно повествует писатель. Да-да, гомосексуальные моменты. "Мне настолько плевать на геев, что я даже не гомофоб". Но насколько ж до чертиков Эдичка и его герой все детализируют! Каждая мелочь эякуляции, анального и обычного секса расписана до таких нюансов, что аж как-то не по себе, довольно либеральному читателю. Опять-таки, пусть Э.В. отнекивается по поводу степени автобиографиности написанного. Мне особой разницы на его похождения нет. Покидать партию Лимонова я не собираюсь, ибо элементарно в ней не состою, хех. Просто интересуюсь его деятельностью, творчеством и политическими мыслями. Все это не затемняет его же, безусловно, интересной и непростой личности. Но дело ведь не только в треклятых сценах половых сношений с неграми! Перейдем к эпизодам и упоминаниям второй жены тогда непризнанного поэта. Елены. Доставила она тебе боль. Ты ее особо, правда, и не ругаешь, даже оправдываешь, в любви ей чуть не признаешься на страницах. Но зачем все до последней ниточки грязное белье вытаскивать! Как ты ее трахал, чем, где, с кем она еще резвилась, как, чем, где и т.д. Это элементарно неуважительно к ней, коль ты говоришь, что любишь ее. Да даже если и не любил — ну вот элементарно, зачем все это поминать в своем творчестве? Имена бы изменил, если совсем неймется. Я молчу про всех остальных женщин, совокупления с которыми и, к сожалению, имена оных также встречаются на протяжении романа. Это ведь не красиво для такого лирика революции, как вы, многоуважаемый Э.В.! Про обилие и какой-то, даже не знаю, прорвавшийся фонтан матерных словоформ я уже не буду упоминать. Порой невозможно читать. Даже мне, который сам слаб на произношение чего-нибудь такого в виде междометий и чересчур эмоциональных ситуациях. Но лишь в словах, иногда, а не в книге и практически на каждой мать ее странице! И последнее, за что хочу кольнуть Лимонова-писателя, это пропитанность жалостью к самому себе. Э.В., ну как же так. Революционер себя жалеть не должен! Ему, наоборот, прописано быть несчастным и во всяческих лишениях, которые лишь усилят собственные убеждения.

Что сказать под конец. Как документалистика о быте советских евреев (и не только) переселенцев в стране несбыточных грез — очень достойная вещь. Характеры и истории второстепенных персонажей великолепны. Но главные герои... В особенности Эдичка. Не знаю, если взять и зашвырнуть его образ в вакуум, получится нечто удобоваримое для любования европейцами да американцами в попытке понимания сложных отношений русского (писателя/революционера) к своей Родине, жизни и людям. Но в остальном, в придачу припоминая безмерное количество мата и лишних сцен, как-то не то. Поздние работы Эдуарда Лимонова, вроде "Монголии", лучше в разы. Как и интервью с ним. Кстати, именно в одном из них наш внесистемно-оппозиционный политик заявил, что хотел бы стать русским аятоллой. Духовным лидером. Ну и как вам такой аятолла, а?

«Ð’ обществах, достигших современного уровня развития производства, вся жизнь проявляется как огромное нагромождение спектаклей. Всё что раньше переживалось непосредственно, отныне оттеснено в представление...»

К одному из первых и самых известных романов Виктора Пелевина «ÐŸÐ¾ÐºÐ¾Ð»ÐµÐ½Ð¸Ðµ П» (заглавие которого, как повелось в субжанре «Ð¿ÐµÐ»ÐµÐ²Ð¸Ð½Ñ‰Ð¸Ð½Ñ‹», носит множество коннотаций) я шел довольно долго. Все отодвигал да отодвигал прочтения книги по всяким разным причинам. Наконец-таки прочел и, разумеется, остался доволен, хоть данное одно из первых произведений Пелевина выглядит несколько необычным для его пера.

«ÐžÐ±Ñ€Ð°Ð·Ñ‹, оторванные от различных аспектов жизни, теперь слились в едином бурлящем потоке, в котором былое единство жизни уже не восстановить. Реальность, рассматриваемая по частям, является к нам уже в качестве собственной целостности, в виде особого, самостоятельного псевдо-мира, доступного лишь созерцанию. Все образы окружающего мира собрались в самостоятельном мире образов, насквозь пропитанном кичливой ложью. Спектакль вообще, как конкретное отрицание жизни, есть самостоятельное движение неживого...»

Нет, само собой ««Generation «ÐŸ» как всегда можно без оглядки разбирать на цитаты. Они не самые лаконичные и вызывающие улыбку, но все же пропитаны иронией, сарказмом и литературоцентричным осознанием бытия. При том же бытия довольно печального, чересчур ложного и эгоистичного, лишенного возвышенных целей. Теперь истины как таковой нет; есть лишь стремление выжить в замкнутой системе накопления и гниения капитала и общества. Взять те же диалог о российской экономике и виртуальном бизнесе, размышления о новой русской идее, экзистенциальной роли России в мире, современном (пост)капитализме, несамостоятельности российской политики, монолог Че Гевара в амплуа революционного буддиста об обществе потребления как примитивном беспозвоночном организме. И все же тут Пелевин не совсем тот Пелевин, который рванул в мир постсоциалистической литературы где, как он сам иронично заметил, модернизма отродясь не было, но неожиданно образовался постмодернизм.

«Ð¡Ð¿ÐµÐºÑ‚акль — это стадия, на которой товару уже удалось добиться полной оккупации общественной жизни. Оказывается видимым не просто наше отношение к товару — теперь мы только его и видим: видимый нами мир — это мир товара. Современное экономическое производство распространяет свою диктатуру и вширь, и вглубь... В передовых странах общественное пространство заполнено целыми геологическими пластами товаров...»

После крайне сюрреалистичного, дзен-буддистского и естественно постмодернистского романа «Ð§Ð°Ð¿Ð°ÐµÐ² и Пустота», пропитанного во истину стебом, Виктор Пелевин написал практически реализм. Реализм, которому не надо выискивать фантастические допущения для предания абсурдности и антиутопической безнадежности. Все того и надо постараться довольно точно вспомнить «Ð·Ð¾Ð»Ð¾Ñ‚ые» 90-ые и совсем чуточку гипертрофировать образы людей и событий, которые там водились в изобилии. Вавилен Татарский — маленький одинокий человек, который ни во что не верит. Даже в тот древний восточный мистицизм, в который лишь изредка окунается повествование. Азадовский — бескомпромиссный, решительный и без йоты скромности и сомнений карьерист, для которого шагать по головам даже не жизненное кредо, а не отторгаемая обыденность. Вовчик малой — типичнейший новый русский, напичканный слишком реалистичной стереотипностью.

«Ð˜Ð¼ÐµÐµÐ¼ ли мы право осознавать наши желания, даже более того, обладать сознанием!?- вот что стоит на кону современной классовой борьбы. У неё может быть только два исхода: в одном случае, нас ожидает уничтожение классов, мир, где трудящиеся смогут контролировать все сферы своей собственной деятельности. В другом... общество спектакля, в котором товар созерцает сам себя в им же созданном мире...»

Что уж говорить о проблематике, поднимаемой в тексте. Тут и Чеченский кризис и расползающаяся парадами суверенитетов страна, пропитанная ложью и первыми потугами новой манипуляционной политикой властей в информационном пространстве. Даже определенное пророчество в виде «Ð»Ð¾Ð¶Ð½Ð¾ÑÐ»Ð°Ð²ÑÐ½ÑÐºÐ¾Ð¹ идеологии/диктатуры». Черт подери, но Пелевин, как и в «S.N.U.F.F.»'е вновь прочувствовал будущее образами нарратива. В более позднем романе он предрек, как, во всяком, кажется мне, возникновение российско-украинского кризиса и войны (а не только сделал аллюзию по поводу существующего соперничества-противоречия между Россией и Западом). А в этом же он обозначил долгоиграющий, в том числе и в дне сегодняшнем, тренд российской государственной идеи (идеология же запрещена, а таким новомодным понятием мне один мой друг из соответствующих организаций обозначил сегодняшнюю экзарц-идею наших господ для народа). Так или иначе, лично у меня сложилось впечатление, что если бы не концовка «ÐŸÐ¾ÐºÐ¾Ð»ÐµÐ½Ð¸Ðµ «ÐŸ», то его можно было б рассматривать как самый что ни на есть настоящий реализм с незначительной примесью психоделики и реверансами в сторону эзотерики и буддизма. Последние в данном понимании романа лишь усиливают его бьющую серостью будней и безысходностью реальность.

«Ð¡Ð°Ð¼Ð¾Ð¾ÑÐ²Ð¾Ð±Ð¾Ð¶Ð´ÐµÐ½Ð¸Ðµ в нашу эпоху должно заключаться в избавлении от материальной базы, на которой зиждется ложь современного мира...»

Подведу итоги и выскажу еще пару мыслей напоследок. Бытие определяет сознание также, как и выбранная тема (эпоха) определяет авторский почерк и жанровую стилистику писателя. Безыдейная и совершенно не чарующая эра первоначального накопления капитала в новой России не оставила особого плацдарма для развертывания стандартной «Ð¿ÐµÐ»ÐµÐ²Ð¸Ð½Ñ‰Ð¸Ð½Ñ‹» современному классику. Поэтому постмодерновости, абсурдистики и юморесок тут предельно мало, из-за чего «ÐŸÐ¾ÐºÐ¾Ð»ÐµÐ½Ð¸Ðµ П» может быть крайне не интересно для фанатов среднестатического Пелевина и довольно любопытны для любителей мейнстрима российского толка. Еще добавлю пару слов об экранизациях романа — да-да, во множественном. Никогда не задумывались, что в целом неплохой, хоть под конец и слишком выделяющейся сокращенностью первоисточника фильм Гинзбурга, не единственный по данной книге Виктора? По мне «ÐœÐ¾ÑÐºÐ²Ð° 2017» 2012 года является как раз не обозначенной, но визуализацией сюжета книги. А что? Главный герой — российский делатель рекламы. Все происходит в рамках метафизического осмысления рекламы и ее влияния на потребителей. Маркетинг представлен в метафоре босхианских чудовищ. Присутствует некое божество, которое так или иначе связано напрямую с владычеством в мироустройство рекламного бытия. Так что ай-яй, товарищи с «Ð¢ÐÐ¢«!

Однозначно рекомендую читать людям, более симпатизирующих современному модернизму, но и старым-добрым поклонникам гуру тоже. И да, приведенные цитаты — вовсе не из работы Пелевина! Это Ги Дебор «ÐžÐ±Ñ‰ÐµÑÑ‚во Спектакля» — публицистика от леворадикала-ситуациониста, историка, художника и писателя французского гражданства. Очень советую как довольно художественно, красочно и понятно поданные рассуждения о сути капитализма дня сегодняшнего и природе общества потребления. Почему все так и не иначе и что может статься совсем скоро — именно об этом пишет Дебор, во многом сходный в данной теме по взглядам с Виктором Пелевиным.

Майкл Суэнвик с момента прочтения «Ð¢Ð°Ð½Ñ†ÐµÐ² с медведями» вошел в пантеон почитаемых и читаемых мною фантастов-современников. К сожалению, среди них затесалось мало русскоязычных писателей — разве что Виктор Пелевин, но новинки соотечественников не обхожу вниманием, так что все поправимо. Так или иначе, после грандиозно-великолепного «ÐžÐ´Ð½Ð°Ð¶Ð´Ñ‹ на краю времени» я с нетерпением ждал второго сборника британского писателя. И вот, наконец дождался.

В целом и обобщенно говоря, вышло чуть послабее, нежели чем в обозначенном авторском сборнике. Но не вижу в этом ничего дурного; даже без столь сильных рассказов и повестей, как в ранней антологии (вроде «Ð“Ð¸Ð½ÑƒÐ½Ð³Ð°Ð¿», «Ð—имняя сказка», «ÐšÑ€Ð°Ð¹ Мира», «Ð¢Ñ€Ð¾ÑÐ½ÑÐºÐ¸Ð¹ конь», «Ð‘ежали мы от падшей славы вавилонской» и т.д.), ««ÐÐ¸Ñ‡ÐµÐ³Ð¾ особенного», — сказал кот» вышел книгой интересной и ровной. Прочитанной влет, за пару вечеров. Тут, правда, стоит учитывать четыре рассказа («Ð¢Ð°ÑƒÐ½Ð¸ Петтикоутс», «ÐšÐ°Ð¼ÐµÐ½ÑŒ одиночества», «Ð‘ежали мы от падшей славы вавилонской», «ÐžÐ·ÐµÑ€Ð¾ гоблинов»), которые уже появлялись на русском — довольно сильные произведения — лишь одно из которых я прочел повторно, а остальные не учитывал для составления общего представления о сборнике.

Самыми лучшими и любопытными историями лично для меня стали два рассказа — «ÐŸÐ»Ð°Ñ‚ье из ее ярчайшего пурпура» и «ÐžÑÑ‚Ð°Ð½Ð¾Ð²ÐºÐ° на Земле». Первая новелла — своеобразный и оригинальный пересмотр-деконструкция произведений о снисхождении героя в приступе всеспасительной любви на выручку своему любимому человеку в царствие отсутствия надежд. То бишь в Ад, которым заправляет сексапильная, властная, стильная и стервозная Дьявол(ица). Так что кроме оммажа на великую неповторимую «Ð‘ожественную комедию», тут еще и чувствуется дух современных постмодерновых пересмотров Подземного царства — тот же «ÐŸÑ€Ð¾Ð¿Ð¾Ð²ÐµÐ´Ð½Ð¸Ðº». Это лишь красит довольно лиричную, пусть и пошлую в своей форме «Ñ‡ÐµÑ€Ð½Ð¾Ð³Ð¾ юмора», историю. Следующий сильный рассказ сборника — «ÐžÑÑ‚ановка на Земле». В чем-то, да не будет это спойлером, также авангардное видение жизни после смерти, да еще вкупе с хроникой Первого Контакта. Лишь один нюанс к отличнейшей работе — она не больно-то оригинальная. И сам Суэнвик прибегал к данному фантастическому допущению в «Ð—Ð¸Ð¼Ð½ÐµÐ¹ сказке», как и классик минувших день, Филип К. Дик, в «Ð”ÐµÐ»Ð¾ Раутаваары». Но это, опять же, красивое повествование о человеческих жизненных и послежизненных невзгодах не портит.

Чуть менее, но тоже выделились «Ð§ÐµÐ»Ð¾Ð²ÐµÐº из тени», «Ð–енщина, сотрясшая мировое дерево» и «Ð£Ñ…Ð¼Ñ‹Ð»ÐºÐ° затаившейся волчицы». Последняя, к слову, которая со слов самого писателя является оммажем на произведения сразу двух великих фантастов прошлого, также напомнила мне «Ð—Ð¸Ð¼Ð½ÑŽÑŽ сказку». Тут, наверное, книгофильское дежа вю произошло ввиду схожести волкоподобных аборигенов. Про две остальные новеллы могу лишь сказать, что по духу первая из них по духу не-реальности близка к Дику, а вторая, хм, почему-то напомнила что-то из «Ð¾ÑÑ‚Ñ€Ð¾Ð²Ð½Ð¾Ð³Ð¾ цикла» Кристофера Приста.

В следующем, данном, блоке хочу отметить два рассказа насчет нас, то бишь России и ее народа — «ÐŸÑƒÑˆÐºÐ¸Ð½-американец» и «Ð›Ð¸Ð±ÐµÑ€Ñ‚Ð°Ñ€Ð¸Ð°Ð½ÑÐºÐ°Ñ Россия». Произведения неплохие, живые, но несколько непонятные по причине своего смыслового содержания. В особенности хочется обратить внимание на «ÐŸÑƒÑˆÐºÐ¸Ð½Ð°-американца» — да, хорошая идея показать таким образом любовь к русскому языку, но не вижу особого смысла передергивать пусть и в полушуточной форме биографию Пушкина. И не подумайте, что ярый я патриот в данном плане, ан все же. «Ð›Ð¸Ð±ÐµÑ€Ñ‚арианская Россия» — тут тоже не пойми к чему сделано и написано. Да и два мировоззрения главных героев, сталкиваемые в рассказе, не особо и различны. Либертарианство — правый вариант анархизма, то бишь анархо-капитализм по своей сути. А русский дух, ментальность, простите за помпезность и субъективщину, все же, во всяком, раньше, отдавал коллективистским анархизмом. А так не знаю, слабенькие работы, слабенькие идейно.

Оставшиеся новопереведенные примеры малой прозы Суэнвика, по мне так, были средне-интересные. Вряд ли решусь их перечитывать — у автора есть гораздо более сильные вещи. А тут просто качественное, но не шибко оригинальные и захватывающие работы. В особенности лишним выглядит «Ð”о сновидений» — часть непереведенного у нас цикла Майкла, который в отрыве от остальных элементов его выдуманного мира смотрится крайне невзрачно.

Таким образом, сборник читать обязательно — довольно и крайне средний, но неплохо сбитый и, как модно говорить, добротный результат творческих усилий Суэнвика. Без особого обилия шедевров, но и не вообще без них.

Наконец-то руки вновь добрались до Роберта Ч. Уилсона и новенькой (сравнительно) антологии ныне уже покойного, земля ему пухом, Гарднера Дозуа.

Рассказ «Utriusque Cosmi» писателя-фантаста с земель Канадских, богатых именно авторами фантастического пера, к сожалению, опять рассказывает нам историю, лично мне поднадоевшую. Вариацию на тему излюбленных и, вправду, интересных мне в свое время гипотетиков — древней сети эволюционировавшей сети самореплицирующихся машин фон Неймана от наших дней до далеких-далеких эонов уже умершей Вселенной. Только зачем снова и снова Уилсон, богатая фантазия которого умеет порождать сюжеты причудливее и оригинальнее, возвращает нас к этому фантастическому допущению и уже опостылевшим декорациям? «Ð¡Ð¿Ð¸Ð½», «Ð“орящий рай», «Ð¡Ð»ÐµÐ¿Ð¾Ðµ озеро»... В чем-то и «Ð”Ð°Ñ€Ð²Ð¸Ð½Ð¸Ñ» с «Ð–атвой», но по большей части первые три романа с обозреваемым рассказом — все, по сути, об одной и той же теме/фантдопущении, но немного по своему. «ÐžÐ¿Ð¾Ð·Ð´Ð°Ð²ÑˆÐ¸Ðµ» Дэвида Брина и «ÐÐ¾Ñ‡ÑŒ всех мертвецов» Йена Макдональда — тема и в последнем случае сюжетное построение уже были в этих повестях также использованы.

Так что мне, как ценителю и фанату Уилсона, было приятно вновь погрузиться в миры гипотетиков, далекого будущего, почти исчезнувшего человечества... Но ведь автор может создавать новое и точно так же интересное — поэтому лучше именно этим ему и заняться.

PS. Хотя, безусловно, приятно видеть произведения Р.Ч. Уилсона, которые являются немногими из современной литературы (в целом) еще отдающими позитивностью и оптимизмом по поводу нас самих, мира вокруг нас и будущего. Вот же причудливые канадцы — одни рады попугать, другие побаловать светлыми картинками.

*Видимо, год обещает быть щедрым на охапку отзывов по публицистике и научно-популярным работам, раз четвертый из пяти рецензионных комментариев я за январь составляю именно таким произведениям*

Не только художественная литература заставляет во время и после прочтения покопаться в своей голове, в слоях стародавних событий и заново оценить их и самих себя. Такими же по мощи, в каком-то смысле и крышесности, могут стать и труды по философии сознания и когнитивным наукам. Прочитав одну из глав рецензируемой ниже книги ночью, я долго старался уснуть. Но все эти теоретизирования, размышления и данные нейронаук по поводу устройства нашего разума, Я, сознания, самосознания и памяти не позволили мне этого сделать сразу. Они соблазнили меня на собственное миниатюрное исследования — путешествие вглубь собственных воспоминаний. Непрофессиональная интроспекция, если таковая вообще может быть профессиональной. И выводы, к которым я пришел, оказались плачевными, но об этом чуть после.

"Наука о мозге и миф о своем Я. Тоннель Эго" — научно-популярная работа Томаса Метцингера, немецкого философа, который стал известен лично мне не в ходе изучения литературы и прочих материалов по сфере изучения и философствования над изучением сознания, да и другим, думаю, из-за упоминания о нем у Питера Уоттса *которого я за едва успевший начаться год упоминаю уже в раз десятый*. Ведь предыдущая и, насколько я понимаю, более научная по специфике изложения книга данного исследователя, "Быть никем", серьезно подстегнула известного канадского "хард"-фантаста к написанию "Ложной слепоты". Видимо, не без влияния этого фактора, следующая, данная работа Метцингера, "Тоннель Эго", и была издана у нас в России.

Переходя уже к самому содержанию произведения немецкого философа и основным его тезисам, надо сказать, что все-таки не зря издали именно его, а не предыдущую книгу. Ибо если момент о наукоемкой лексике и специфическом повествовании и ходе мысли в качестве основных характеристик "Быть никем" верны, то это действительно благо. Помнится, что сам Питер Уоттс, по-моему, в послесловии к "Ложной слепоте", писал, что не до конца понял главные выводы этой книги. Так что если бы весь шквал подобного изложения переместился и сюда, то понять теорию Томаса Метцингера о тоннеле эго и я-модели как структуры и формы нашего сознания было бы для меня вовсе невозможно, раз уж подобное переварить целиком не получилось у ученого фантаста. Между тем, плюсом "Тоннеля Эго", сразу скажу, является то, что данная монография не являет собою лишь широкое развертывание объяснений и доказательств я-модели автора как сути нашего Я, в отличие от предыдущей. "Тоннель Эго" хорош больше как сборник более-менее, ибо такие делаются и в данный момент, последних результатов исследований и экспериментов когнитивистов и нейрофизиологов по работе нашего мозга. Тут имеются подробные описания работы и природы зеркальных нейронов, опытов выхода из тела, зеркальных фантомных рук, даже некоторые заметки по успехам робототехники, интервью с ведущими специалистами в областях исследования сознания и многое другое.

Доказательный ряд и повествование Метцингер выстраивает примерно следующим образом. В первой части Томас наиболее кратко излагает основные вопросы исследования и познания сознания, в основном философского характера, в тоже время выстраивая свою я-модель и тоннель эго как теорию, разрешающую и дающую ответы на эти вопросы. В том числе и в рамках проблемы эволюционной необходимости сознания. В следующей части своей работы Метцингер рассказывает об опытах выхода из тела и природе сна и осознанных сновидений, а также как исследования данных сфер помогает и уже помогло в изучении природы сознания. Здесь представлено очень много небезынтересной фактологии и пересказов некоторых экспериментов в данных областях — в том числе и такие опыты, в постановке которых участвовал и сам философ. А также здесь и в последнем разделе затрагивается тема использования медитаций для изучения сознания. В заключительной части автор описывает уже последствия всего того вала открытий, который, по его мнению, уже совсем скорого — а именно к 2050 году — обрушатся на человечество. Открытий в области сознания, конечно. Тут же, кстати, присутствуют сведения о наиболее недавних успехах в рамках разработки искусственного интеллекта. Здесь же Метцингер рассказывает о своих способах решения после момента крушения нашей этики и морали из-за деятельности когнитивистов и создании новой этики.

Так о чем же именно пишет Томас Метцингер? В чем заключается новизна его теории и как к ней можно относится? Ну, во всяком, как к ней отношусь я... Тоннель эго есть воображаемая аналогия нашему я. Стены этого тоннеля — наши восприятия реальности, за ними — вся та реальность, которую мы из-за ограниченности нашего восприятия не можем познать. И в этот же тоннель входит я-модель — представления мозга о собственном теле. Из всего выходит, что и реальность, которую мы якобы осознаем, и тело, которым якобы обладаем — лишь симуляции мозга. Симуляции, облегчающие переработку, обработку и выведение новой информации. И в данном случае, в рамках теории Метцингера, да и в принципе всех прочих подобных же гипотез функционалистов и большинства когнитивистов выходит, что так называемое Я, взгляд с первого лица — тоже своеобразная симуляция, созданная посреди прочих симуляций. И как такового Я, как сущности любого рода — физиологической ли, нематериальной ли — не существует. Это иллюзия, ошибка так называемой "народной психологии", лишь специально оставленный эволюцией более удобный способ понимания мира вокруг, повышающий шанс на выживание. Наверное так, в общих чертах и наиболее точно, без отсебятины и ложных интерпретаций, и можно описать теорию о природе нашего разума автора. На мой взгляд не-специалиста, доказательная база ученого местами провисает. В принципе, сам Томас Метцингер и говорит, что некоторые решающие открытия лишь впереди. И кажется, что иногда у автора мелькают софизмы (например, по вопросу редукционизма), притянутые за уши ответы на ряд вопросов, порой кажущееся умножение сущностей без надобности, обход стороной определенных специфик проблемы сознание-тело (откидывание квалиа, к примеру). Здесь для меня до сих пор убедительны критики функционализма и сильного ИИ вроде Нагеля, Серла (со стороны здравого смысла), Чалмерса. В данном же русле крайне интересна наша исследовательница мозга, нейроученый-лингвист Татьяна Черниговская (о начальном тезисе книги Томаса она отозвалась с некоторым недоумением — об иллюзорности Я), которую я, правда, пока только слушал, а не читал. Так вот, по ее мнению и к 50-ым годам до конца понять как мозг продуцирует сознание мы не сможем из-за чрезвычайной его сложности. Про нотки Радикального Переворота Всего, Технологической ли, Биологической ли Сингулярности от автора, приветствие подобного, я тоже молчу. Пусть и про проблемы, возникающие с исчезновением старых "духовных скреп" цивилизации до-открытия-истины-сознания Метцингер тоже не забывает. Ну, в данном случае понятно, откуда Уоттс "понабрался" частично некоторых идей.

В общем, подводя итог, "Тоннель Эго" — замечательная вещь в плане фактологии по современным данным когнитивистики, философии сознания и философии ИИ. Конечно, подход автора, на мой взгляд, опять же — человека, для которого "Китайская комната" есть символ критики целого ряда теорий в данной сфере знания — несколько узковат. Ибо функционализм. Но сама идея небезынтересна, да и вообще Томас Метцингер — один из немногих философов, вплотную работающих с нейрофизиологами и целым рядом специалистов смежных дисциплин самого высокого уровня. Конечно, плюс ко всему было любопытно узнать, откуда ноги "Ложной слепоты" растут. И язык автор постарался сделать максимальным образом доступным, стараясь объяснять большинство специфической профессиональной лексики. Так что прочитать стоит, разумеется.

А возвращаясь к моим собственным интроспекциям... Не знаю, ждут ли нас великие потрясения *России они не нужны, хах* и время перемен посреди наших эфемерных человеческих жизней. Не знаю, правильным ли путем идут когнитивные науки, Метцингер и функционалисты со сторонниками сильного ИИ. Понятия не имею, но одно я понял точно. Человек не совершен и совершенен одновременно. Не знаю, видимо, он ограничен своим уникальным безмерным мыслительным океаном. Как это проверить? Постарайтесь вспомнить свой самый лучший момент в жизни. Понимаю, их наберется не мало, но профильтровав и отсеяв их, выберете самый счастливый и значимый тем самым для вас. Да-да, при котором у вас наивысший духовный подъем, уровень счастья или всплеск эндорфинов — называйте как хотите. Не важно, как давно он произошел — десять, двадцать лет назад, или всего лишь минул год. А то и пара месяцев... Вы, думаю, сможете вспомнить в определенных подробностях распорядок того дня, хронологию событий, некоторую предысторию и все те мелочи, связанные с тем самым моментом. А сможете ли вы при этом вспомнить те эмоции, которые вы испытали при этом? К своему сожалению, я понял, что нет. Это невозможно. У меня получилось лишь воспроизвести воспоминания о воспоминаниях о тех чувствах. И на основе памяти о памяти о испытанном я делаю сравнение со всем остальным, что может быть соизмеримо. И знаете что? Не нахожу ничего подобного. Тот момент по эмоциональности ничего не переплюнуло в последствии. В те секунды, осознав эту мысль, я испытал одно из самых сильных разочарований в жизни. Я понял, что самое лучшее, что мог испытать, я уже испытал. А что хуже всего, я это понимаю даже на основе искаженных представлений о Том Моменте, исходя из воспоминаний о воспоминаниях о... Не знаю, возможно, все тщетно, смыслов нет, целей нет, ничего возвышенного нет, наша культура и цивилизация — блеф, человек ничего не значит, а постчеловеки в полном отрицании всего человечного тем самым нас во всем и перепрыгнут. Но даже если так, кто сказал, что мы не можем эти смыслы выдумывать, а наша несовершенная природа, позволяющая создавать и познавать что-то более совершенная — ошибка или слабость? Человек силен своим несовершенством, своей смертностью и всей той новой формой бытия, созданным им — языком и культурой, о которых Метцингер не слишком-то много и говорил *в этом плане мне гораздо симпатичнее мысли о бикамеральной возможности происхождения разума*. А дабы стать счастливее и совершеннее не обязательно становиться постчеловеками эпохи надвигающейся Технологической или бог знает какой Сингулярности. Достаточно думать о своих поступках и о людях, что с нами, с которыми мы делаем Те Самые Моменты. Берегите их, эгоистичные тоннельщики по Метцингеру, а по мне — совершенные несовершенностью человеки.

*Дубль два спустя три года после прочтения*

В начавшимся году в своих отзывах я уже несколько раз упоминал имя канадского «Ñ‚Ð²ÐµÑ€Ð´Ð¾Ð³Ð¾» фантаста с уклоном в биологические науки, Питера Уоттса, что натолкнуло меня на мысль написать вторую миниатюрную *ах-хах* рецензию на прочитанный уже давненько роман «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð°Ñ слепота». Ведь так часто апеллируя к своему отношению к данному произведению автора, моим оценкам романных *и вообще* оценок и взглядов писателя и ученого к некоторым вещам, я понял, что так ни разу и не представил их в должном виде. В развернутом и лаконичном варианте, так сказать, которому никак не соответствуют ни первый, слишком короткий, непродуманный и чересчур эмоциональный, на собственно «Ð›Ð¾Ð¶Ð½ÑƒÑŽ слепоту», ни следующий, на «Ð­Ñ…Ð¾Ð¿Ñ€Ð°ÐºÑÐ¸ÑŽ», более сдержанный, но не самодостаточный в плане понятности изложения моих мыслей, отзывы. А также сделать второй расширенный комментарий к уже ставшей культовой книге Питера Уоттса я хочу в связи с ожиданием «Omniscience» («Ð’севедения», «Ð’сезнания») — заключительного эпизода истории «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð¾Ð¹ слепоты» и ее вбоквела, к выходу которого (а оный будет дописан, прикидывая навскидку, и увидит свет года так через два) я надумал создать полноценную рецензию что на него, что на всю трилогию. А понимая то, что грядущие как книга, так и мой отзыв могут получиться достаточно объемными, мысли из последнего я решил перенести сюда, в модифицированный вариант рецензии на «Ð›Ð¾Ð¶Ð½ÑƒÑŽ слепоту», благодаря которой я окунулся в увлекательный мир проблемы тело-разума и философии сознания и искусственного интеллекта.

Начну с попытки не обоснования, но объяснения своей оценки. Столь грандиозной и нашумевшей истинно «Ñ…Ð°Ñ€Ð´-сай-файной» направленности, ставшей своего рода современной классикой, я поставил лишь шесть баллов. На самом деле «ÑˆÐµÑÑ‚ÐµÑ€ÐºÐ°» не означает, что книга плохая и возненавиделась каким-либо образом мной. Моя система оценивания любого художественного произведения вообще довольно специфична, ибо достаточно ситуативна и субъективна (как, думаю, и у большинства среднестатистических читателей). Иногда пролистывая список романов, повестей и рассказов, которым я поставил наивысшую оценку, я осознаю, что они неравноценны даже между собой. Десятибалльная система достаточно условна, во всяком случае, лично для меня, ведь тот самый наивысший балл я могу поставить и общепризанному шедевру, и работе с проработанной формой и фабулой, и необычной, выбивающейся из общего ряда, книге, достаточно неоднозначной, возможно, и высоком по многим критериям труду любимого мною автора, и просто приглядевшемуся мне произведению, и книжке, давшей мне потрясающие и непередаваемые эмоции, или же наоборот, попавшейся мне в руки тогда, когда она соответствовала моему эмоциональному состоянию... И не счесть числа подобным примерам и контрвариантам их. Шесть же баллов «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð¾Ð¹ слепоте» Уоттса являются, возможно, и показушной, но формой несогласия со взглядами писателя в мере большей, чем просто равнозначность определенным небольшим минусам книги.

Расскажу все же сначала про увиденные мною неудачные моменты романа *замеченные, впрочем, не только мной*. Литературность, персонажи и драматургия. Обобщенные в один сплошной спрессованный минус, данные пункты у великолепного фантаста-выдумщика *выдумщика в хорошем смысле, конечно* и ученого-популязатора, проседают и довольно сильно. Так уж вышло, что один из самых интересных твердо-научно-фантастических авторов, у которого в плане создания общей сюжетной канвы истории все великолепно, малость похуже остальных прорабатывает образы персонажей и в принципе эмоциональную сторону произведения, что ли. Ни одному из героев «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð¾Ð¹ слепоты», даже бедняге Сири Китону, сопереживать не получается. Не «Ð½Ðµ хочется», ведь сказать, что участники миссии «Ð¢ÐµÐ·ÐµÑ» плохие парни или даже антигерои — язык и пальцы на клавиатуре не поворачиваются, а просто-напросто не получается из-за их не достаточной проработки и почти отсутствующей драматургической части. Нет, конечно, можно выделить некоторую эволюцию Сири как персонажи и личности по ходу сюжета и даже увидеть определенную долю иронии в эпилоге романа, связанную с ним (думаю, особым спойлером для произведения с тремя тысячами оценок и семнадцатью страницами комментариев не будет то, что в конце-концов рассказчик, сам не являясь до конца человеком в классическом смысле — то бишь носителем именно человеческого сознания — возможно остается единственным носителем разума именно в этом понимании в наблюдаемой Вселенной; так это или нет будет ясно в третьей книге цикла «ÐžÐ³Ð½ÐµÐ¿Ð°Ð´») — то есть сказать, что в такой подаче героя Китона и заключается авторский смысл; что отсутствие сопереживания к нему как к главному герою, да и к остальному персоналию, обосновано Уоттсом тем, что в книге обычных людей, с обычным сознанием или разумом, называйте как вздумается, нет. Сопереживать там некому. Но, как думается мне, это не так, если разбирать и дальше литературность, но уже в последующих работах Питера Уоттса. Тот же вбоквел «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð¾Ð¹ слепоты» — «Ð­Ñ…опраксия». Как уже отмечалось, развертывание истории и процессуальность сюжета в общем довольно схожи с первым произведением цикла. Но точно также можно провести параллели и между их главными героями. В Дэниэле Брюксе мало чего нового. Он, по сути, нарезка из Сири и его отца, полковника Джима Мура. Последний, чуть отвлекаясь от общего потока мыслей, представленный в роли протагониста в рассказе «ÐŸÐ¾Ð»ÐºÐ¾Ð²Ð½Ð¸Ðº», является самым удачным из всех персонажей Уоттса для меня в плане «Ð¶Ð¸Ð²Ð¾ÑÑ‚Ð¸» и всего остального. Возвращаясь к Брюксу: как и Сири, он не может понять других людей (в его случае постлюдей, их ход уже не совсем человеческих мыслей, ведь Дэниэл «Ð¸ÑÑ…Ð¾Ð´Ð½Ð¸Ðº», немодифицированный человек; в принципе, и Китон является таким же, только у него проблемы с эмпатией, из которой исходит непонимание и к обычным людям); как и полковник Мур, в его драматургической составляющей вписана жена, ушедшая жить в виртуальный рай (кстати, один из очень удачных эпизодов «Ð­Ñ…Ð¾Ð¿Ñ€Ð°ÐºÑÐ¸Ð¸» связан именно с их диалогам). Так вот, и к нему вызвать некоторую сопричастность (сопереживание, связь и идентификацию с героем — короче говоря, самый важный элемент любого художественного произведения) получается лишь пару раз. Но поболее, чем к Китону. Да, тяжеловесная и слабо аргументированная критика, ан все же и сам Питер сие признает в интервью («Ñ женат на авторе фэнтэзи. Мне нравятся ее книги. Развитие персонажей, например, ей дается куда лучше, чем мне»).

А вот теперь к главному доводу к низкой шестибалльной оценке романа Уоттса. Я не согласен. Я несогласный. А еще я люблю спорить и дебатировать, при том же порой вступать в дискуссию на стороне, противоположной, возможно, моей собственной позиции и внутренним идеалам, ибо андеграунд, критика нужна всегда (ибо следую в данном случае двумя принципам: один из романа Ван Вогта «Ð’Ð¾Ð»ÑˆÐµÐ±Ð½Ð¸Ðº атомарной империи», где в конце неожиданно произносится небезынтересная мысль о важности оппозиции именно как противоположной, критикующей, а не вожделеющей занять место мейнстриймного элемента структуры; а второй был произнесен мудрецом из цикла Зинделла «Ð ÐµÐºÐ²Ð¸ÐµÐ¼ по Homo Sapiens», который заповедовал своим ученикам «ÑƒÐ¼ÐµÑ‚ÑŒ менять мировоззрения как перчатки»). Моя позиция по некоторому ряду вопросов, точнее оценок ответов на них, кардинально расходится с современным мэтром научно-фантастического гетто. И вновь упомяну слова писателя же по сему поводу из «ÐŸÐ¾ÑÐ»ÐµÑÐ»Ð¾Ð²Ð¸Ðµ: навстречу антиутопии в компании разгневанного оптимиста», где писатель приводит данные о том, что его произведения считают антиутопичными, постапокалиптичными и мрачными, с чем он не совсем согласен. И в чем-то я согласен с этими читателями, но моя мысль-претензия заключается в несколько иной грани. Я считаю, что Уоттс рисует для себя утопию и на самом деле симпатизирует постчеловечеству и всему, что способно заменить человека в его классическом понимании, с классической формой сознания и всем остальным. Мне кажется, что Питер Уоттс считает необходимым приход такой Технологической Сингулярности, которая постепенно заменит Человечность с большей буквы и Человека; покажет ничтожность и вредность всего, чем мы являемся, и необходимость отречься от старого, стать постлюдьми. Частично это подтверждается в одном его интервью, а частично опровергается в «Ð­Ñ…Ð¾Ð¿Ñ€Ð°ÐºÑÐ¸Ð¸» (кстати, в той самой диалоговой сцене, где ставшая уже постчеловеком жена главного героя называет себя и остальных убегающих от реальности в постсингулярные эскапистские убежища трусами). Я же симпатизантом такого не являюсь и не считаю нашу человеческую суть, в чем-то несовершенную, но уникальную, ошибкой, от которой необходимо избавиться постсингулярной вакциной. В мире «ÐžÐ³Ð½ÐµÐ¿Ð°Ð´Ð°», на Земле, где растут непонятные коллективные разумы, своей независимой жизнью живут многочисленные постлюди, воскрешают способные мыслить о двух вещах одновременно вампиры, сражаются армии немыслящих зомби, вторгаются пришельцы с иным типом сознания, а точнее его отсутствием, я был бы скорее всего Реалистом — своеобразным нео-луддитом данной вселенной.

Но это, разумеется, мои глупые и никому не нужные придирки и критикантство очень и очень достойной научно-фантастической работы, правда, чье приложение-послесловие с перечислением и краткими пояснениями научной основы романа читать в чем-то даже интереснее самой художественной основной части. В связи с чем я бы посоветовал Питеру Уоттсу проявить себя, хотя бы просто попробовать, в жанре научно-популярной документалистики. Думаю, вышло бы что-то очень достойное, интересное и доступное для читателей, которые все же не все как один ученые мужи. А продолжая заключать в некоторый общий сокращенный итог мои мысли по «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð¾Ð¹ слепоте» и в принципе творчеству Уоттса, хочу сказать, что я жду не только его «Ð’ÑÐµÐ²ÐµÐ´ÐµÐ½Ð¸Ñ», но и других его грядущих романов. Ведь Питер это тот автор, с которым интересно спорить. И я не вижу ничего плохого в том, что с его идеалами я кардинально не соглашаюсь — по-моему, полемизировать и регулярно из-за этого «Ð¿ÐµÑ€ÐµÐ²Ð°Ñ€Ð¸Ð²Ð°Ñ‚ÑŒ» прочитанное просто замечательно. В таком ключе несогласия с данным канадским писателем мне хочется сравнить с Солженицыным, которого я обожаю читать, но определенные его спорные позиции мне не по дуще. «Ð›Ð¾Ð¶Ð½Ð°Ñ слепота» — крайне примечательная работа из серии «Ð½ÐµÐ¾Ð±Ñ‹Ñ‡Ð½Ñ‹Ñ… Контактов», к которым также я отношу «ÐšÐ¾Ð½ÐµÑ† детства» и «Ð Ð°Ð¼Ñƒ» Кларка и «Ð–Ð°Ñ‚Ð²Ñƒ» Уилсона, а также представитель образующегося жанра «Ð¿Ð¾ÑÑ‚ÑÐ¸Ð½Ð³ÑƒÐ»ÑÑ€Ð½Ð¾Ð¹ драмы», о которой я расскажу чуть позже *как говорится, если и плодить лишние сущности, то только фантастические*. И мне, успевшему прочитать внецикловые вещи писателя, плюс его вполне цикловые произведения вроде «ÐŸÐ¾Ð»ÐºÐ¾Ð²Ð½Ð¸ÐºÐ°», «Ð”ень знакомства», «Ð­Ñ…опраксию» и «Ð‘Ð¾Ð³Ð¾Ð² насекомых», будет все также интересно наблюдать финал и дальнейшие заключительные события в самой ожидаемой на данный момент мной книге — «Ð’севедение». Ведь вбоквел и рассказы к «... слепоте» показали некоторое смещение акцентов автора к оценке Человека и добавили дополнительные стороны и участников нарастающего конфликта между разными по природе и мышлению вариантами Разума. Их носители столкнутся здесь, на Земле, где все может решиться... Как угодно. Это же Питер Уоттс. Но то, что это будет научно и круто — безусловно.

От разных авторов ждешь совершенно разного. Одни неожиданно хорошо удивляют, другие настолько же внезапно огорчают. Третьи верно и с закрепленным уже в умах своих постоянных читателей качеством выдают раз за разом работы одного и того же уровня. Наверное, именно последнюю типологическую характеристику я бы дал для Роберта Ч. Уилсона. Этот писатель, большая часть романов и прочих произведений которого не переведены на наш великий и могучий, в моей голове остается сильным и отличным автором-фантастом, который и фантастические допущения новаторские даст, и покажет нашу реальность, от них исказившуюся реалистично и во всех сферах, и персонажей живых нарисует в красивом сюжете.

Именно эти пункты я своевременно и в положенном количестве всегда получал в таких его вещах, как небезызвестном «Ð¡Ð¿Ð¸Ð½Ðµ», таинственном мрачно-научном «Blind Lake», в фантастическом антураже реалистичной драме о кризисе среднего возраста и маленьких людях «A Bridge of Years», в крайне диковском «ÐœÐ¸ÑÑ‚ÐµÑ€Ð¸ÑƒÐ¼Ðµ», в антиутопии об эволюции социальных сетей «The Affinities» и в других его книгах. И в одной моих любимых произведений Уилсона — в «The Harvest». Романе, который я прочел в определенном смысле сложном периоде своей жизни и который даже помог мне его пережить, осмыслить и преодолеть с нужным опытом.

«Ð¥Ñ€Ð¾Ð½Ð¾Ð»Ð¸Ñ‚Ñ‹», обладатели самой значимой для меня премии в мире литературной фантастики — «ÐœÐµÐ¼Ð¾Ñ€Ð¸Ð°Ð»ÑŒÐ½Ð¾Ð¹ премии Джона Кэмпебелла», попали мне в руки в момент аналогичный «The Harvest». Поэтому, в связи с предыдущим моим опытом, в принципе из-за значимости персоны Роберта Чарльза для меня и, собственно, потому, что книжка вышла на русском языке в значимой для жанра книжной серии, и надежды возлагались высокие на прочтение. К сожалению, во многом они не оправдались.

В любом случае уровень данной работы выше самого неудачного на данный момент и по моему «ÑÐºÑ€Ð¾Ð¼Ð½Ð¾Ð¼Ñƒ» мнению романа писателя — «Ð‘иоса». Но и до высот «The Harvest» и еще пары других шедевров Уилсона ей далеко. «Ð¥Ñ€Ð¾Ð½Ð¾Ð»Ð¸Ñ‚Ñ‹» — очень средняя книжка, пусть и с крайне необычной, привлекательной фабулой, которая для меня определила ее как нестандартную хронооперу с обычным для Роберта Уилсона семейно-психологическим и социальным подтекстами. И сразу видно, что данное произведение вышло до «The Harvest», ибо ситуации более-менее идентичны. Главные герои в неудержимом потоке трансформирующегося во что-то ужасно непонятное мире, чьи дети и близкие отвернулись от всего старого, включая и их самих (фантастическая интерпретация тургеневской проблематики, хех). Только вот в более поздней работы переживаниям главного героя действительно сочувствуешь на все что, чуть ли не принимая его за самого себя, и ужасающее отрицание и непонимание грядущего воспринимаешь таким же образом. В «Ð¥Ñ€Ð¾Ð½Ð¾Ð»Ð¸Ñ‚ах» же рассказчику не очень хорошо получается сопереживать и ассоциировать себя с ним. Конечно, как вариант, герой из мира Хронолитов просто вышел менее однозначным и менее, что неудивительно, похожим на меня любимого, но тем не менее. Сами персонажи вышли не такими живыми, как в других работах Уилсона, концовка оказалась послабее ожидаемой. Столь же ожидаемого эпохального столкновения с Диктатором из Будущего и его собственного Мира также не вышло. Да и фантастический элемент в целом подкачал...

Но опять-таки, все выше изложенное — следствие из сравнение с большей остальной частью романного творчества Роберта Ч. Уилсона. Все это вовсе не означает, что книга плохая, читать ее не стоит. «Ð¥Ñ€Ð¾Ð½Ð¾Ð»Ð¸Ñ‚Ñ‹» лишь чуть слабее других книг писателя, но не более того.

И вновь рассказ Грега Игана из сборника «ÐÐºÑÐ¸Ð¾Ð¼Ð°Ñ‚Ð¸Ðº», на этот раз «The Moat» («Ð Ð¾Ð²»), нельзя отнести к существующей там общей вселенной с «ÐÐ´Ð¾Ð»Ð¸»-технологиями и клонированием. И вновь, после совсем недавно прочитанных «Ð¡ÐµÑÑ‚ер по крови», произведение австралийского писателя-фантаста вышло больше реалистической прозой, нежели научно-фантастической. На этот раз получился сравнительно небольшой рассказ, действие которого происходит в совсем недалеком будущем нашего двадцать первого века. Буквально в ближайшие десятилетия, на родине Игана, в Австралии. На Земля настал период массовой экологической миграции, которая является наследием прошлого грязного века. Мелкие архипелаги и островки Океании вместе с их населением буквально вымирают в пучине озоновых бурь. И это еще без картин происходящего в Азии, Южной Америке и Африке. В поиске нового дома многие жители исчезающих океанических островов ищут приют в Австралии, где набирают силы в связи с этим ультраправые формирования. Главный герой «Ð Ð²Ð°» работает в одной из немногих юридических контор, занимающихся помощью мигрантам. Через глаза этого персонажа читатель может наблюдать один-два неполных дня его обычной жизни, в которой через несколько угнетающих картин и одну довольно странную сюжетную линию, логичное объяснение которой видно в финале рассказа, Грег Иган пытается донести до нас довольно простую истину — все мы люди, и все мы не просто имеем право на счастливую жизнь, но и обязаны помочь в реализации этого права и другим людям. И возведение стен между человеческими общностями и отдельными людьми, их деление по каким-либо признакам никому не поможет, а лишь ухудшит положение вещей.

Получилось отличное и актуальное особенно в наше время произведение. И в России, и в Европе в целом, да и в тех же Штатах с Австралией. Во всем цивилизованном, а временами лишь «Ñ†Ð¸Ð²Ð¸Ð»Ð¸Ð·Ð¾Ð²Ð°Ð½Ð½Ð¾Ð¼» мире.

Наверное, всем нам стоит признать одну простую вещь о нашем мире. Ему не хватает взаимопонимания. Ему и всем нам, живущим. Из-за отсутствия данного фактора и происходит большинство проблем, нам ненавистных — войны, различные преступления, постоянная ложь и обман, недоверие. Мы одиноки по сути своей, и у нас почти нет тех людей, которым мы можем доверить свои тайны и себя самих, поделиться самым сокровенным и быть уверенными в бескорыстной помощи от них. И именно способ к обретению таких людей и взаимопонимания проявляется как основное фантастическое допущение в последнем изданном романе Роберта Ч. Уилсона 2015 года «The Affinities».

The Affinity («Ð¡Ñ…одство», «Ð Ð¾Ð´ÑÑ‚венность», «Ð Ð¾Ð´ÑÑ‚во», «Ð‘лизость», но более всего по смыслу и внутреннему контексту — «ÐžÐ±Ñ‰Ð½Ð¾ÑÑ‚ÑŒ») — изобретение (открытие?) недалекого будущего, итоговый плод развития науки социальной телеодинамики и творение израильского ученого Мейра Клейна. Изучая социальное развитие, уровень эффективности различных форм организации общества, характеристики самых успешных из них, Клейн выявил определенные признаки человеческого организма (психологические данные и некоторые другие), по которым людей можно на двадцать два типа. Двадцать две Общности — двадцать две группы наиболее подходящих друг другу по самым разным параметрам, включая психо-эмоциональный, людей. Внутри любой Общности могут находиться представители любых национальностей, рас, религиозных конфессий, экономических классов, но все они смогут идеально уживаться друг с другом, понимать себе подобных с полуслова, чуть ли не телепатическим путем. И с возможностью такого полного взаимопонимания, люди в Общностях получат возможность помогать друг другу, кооперироваться и совместно взаимодействовать с внешним миром, обогащая свою группу в целом и себя в отдельности.

Но поначалу создание Общностей, каждое из которых получило название одной из букв финикийского алфавита, и центров по прохождению теста на Сходство, принадлежавшие корпорации ИнтерАлиа, мир и общественность восприняли довольно холодно. Странный аналог социальной сети, перемещенный из Интернета в реальный мир, какой-то клуб по интересам с замашками и признаками сектанства — вот, каким было первое впечатление прессы и общества. Но по мере того, как все больше людей стали проходить тестирование в ИнтерАлиа на определение Общности в поисках обретения семьи, работы и ухода от одиночества и проблем, некоторые из которых были весьма богаты и влиятельны, Общности становились все более многочисленными, разветвленными, могущественными и заметными. И уже в те годы, когда их роль в мире стала усиливаться, и начинаются события «The Affinities».

Главный герой романа, молодой парень по имени Адам Фиск, решает пройти тестирование на Сходство. Как и большинство решившихся на это, он пошел на это из-за своих личных проблем: трудности в поисках работы, отсутствие финансов и, что важнее, по-настоящему близких людей. Ведь пока его окружали лишь ненастоящие друзья и семья, в которой единственным дорогим ему человеком был лишь сводный брат Гедди. Понимая, что тестирование может и не выявить у него закономерности, причислявшей бы его к определенной Общности, а положительный исход не означает решения всех его трудностей, он потратил одни из своих последних сбережений на прохождение теста. Итог его был неожиданным для Адама, ведь он попал в одну из пяти самых больших Общностей, в Тау. С этого момента жизнь Адама кардинально изменилась — появилась и работа по профессии, и новое жилье, и целое множество близких ему людей, среди которых были и друзья, и любовницы. Одновременно с его вхождением в среду Общностей, которые по своей деятельности и внутренней структуры все больше напоминают помесь не только соцсетей и клубов по интересам, но и братств с криминальными семьями, начинается новый этап в их развитии. Отец-основатель нового вида общественной организации, Клейн, пользуясь социальной телеодинамикой почти что как герои Азимова психоисторическими уравнениями, приходит к печальным выводам о будущем. По его прогнозам, в скором времени весь мир ждут политические, экономические и вместе с тем социальные катастрофы, из которых единственным выходом к светлому завтра являются Общности. Они должны взять на себя роль уходящих из мира сего государств и бизнес-империй, двигая человечество по новому пути развития. И основную ответственность за приход именно такого будущего должны взять на себя Тау. Теперь они должны бороться не только друг за друга, за собственное благополучие, но и с государствами и их политики против Общностей. С корпорациями за возможность бесплатного тестирования и свободного доступа к исследованиям Клейна. С другими Общностями, наконец-то, например с Хетами, которые считают, что они, а не Тау, должны стать управителями нового порядка грядущего дивного мира. В мире, и в Америке в частности, назревает из-за этого угроза гражданской войны между действующими силами. Но, возможно, есть и другой путь. Путь, с помощью которого можно будет избежать большой войны и грядущих потрясений. Путь, который станет следующим этапом развития после Общностей и новым шансом для них и тех, кто не подходит ни к одному Сходству.

Вот таким выглядит сюжет последнего по выходу творения Уилсона. Необычное для меня перепрыгивание из начала творческого пути автора («A Hidden Place») в его конец (разумеется, но полный, а лишь на данный момент) оказалось интересным приключением, из которого можно внимательнее разглядеть писательскую суть Роберта Чарльза.

Приятно было увидеть его возвращение к социальной фантастике после «Burning Paradise». В романе вновь можно увидеть больше живых персонажей и их взаимоотношений. Но и с фантастическим элементом Роберт не оплошал. Идея Общностей очень оригинальная и необычная. Получилось не просто создание иного пути развития для человечества, которое устройством самих Общностей (во всяком случае, Тау) похоже на анархо-коммуну или же просто коммуну, но и некий новый жанр. Социопанк, может? Или социокиберпанк, ведь все-таки суть Общности кроется в нынешних социальных сетях в просторах киберпространства?

Так или иначе, несмотря на такую новаторскую идею в жанре, как таковой роман вышел средним. Он вполне достоин прочтения, но до некоторых других работ Уилсона не дотягивает. Очень качественное произведение, но у Роберта Чарльза получалось и лучше.

С неделю дочитал первый сольный для меня (до этого была «ÐœÐ°ÑˆÐ¸Ð½Ð° различий» в соавторстве с Брюсом Стерлингом) роман Уильяма Гибсона «ÐŸÐµÑ€Ð¸Ñ„ÐµÑ€Ð¸Ð¹Ð½Ñ‹Ðµ устройства».

Сразу хочу сказать, что творение короля киберпанка и одного из основателей данного жанра мне понравилось. Но без определенных «Ð½Ð¾» снова не обошлось на мой взгляд. А вот при отсутствии оных книга для меня бы потянула на все «Ð´ÐµÐ²ÑÑ‚ÑŒ», а то и «Ð´ÐµÑÑÑ‚ÑŒ» заслуженных баллов. Не пошло, правда, а почему — далее.

Начало книги, примерно первая ее треть, стала для меня, как и для многих, несколько сумбурной. Обильное число далеко не всегда понятных переводных авторских неологизмов, две сюжетные и хронологические линии, поначалу абсолютно непонятно, как связанные друг с другом. Но оба этих момента заинтриговали, как и последовавшая общая нить повествования, а также детективная завязка. После, когда ясностей становилось все больше, а сеттинг, то бишь общая картина мира аля вселенной романа, наконец приобрел некоторые черты, я еще сильнее углубился в чтение и с трепетом стал ожидать развязки. Пусть основное фантастическое допущение в плане путешествий во времени и не является чересчур новым (неизвестный, неотрецензированный и уж тем более не переведенный у нас роман Джеймса Хогана «Ð¢Ñ€Ð¸Ð¶Ð´Ñ‹ во времени» так вообще в точности ее повторяет, хотя, судя по году издания, все обстоит наоборот), но мир, детали и краски будущего, которыми его нарисовал Гибсон, мне очень понравились. И вот, с более-менее прописанными персонажами, а все с большим предвкушением стал ожидать концовки, в которой я думал найти влияние и воздействие несколько более сильных игроков, нежели... В общем, финал вышел провальным. Крайне. Я ощутил огромнейшее и сильнейшее разочарование, ведь с таким заделом, с такими плюсами и вот так закончить.

Да, отзыв в этот раз получился крайне эмоциональным, отрывистым и, возможно, несколько несогласованным, но зато по факту. Последнее произведение Уильяма Гибсона я советую выбирать к прочтению хотя бы из-за прописанного персоналия, удивительно подробного мира будущего 2020-ых и конца 21 века — начала 22-ого. Но сразу же готовьтесь к заключению «... устройств», которое не дает, а то и отбавляет у романа его глубину, смыслы, героев, образность... Зато перевод, в том числе и заглавия, вышел что надо. Пусть опять-таки и незнаком с оригиналом, но чего-то неправильного, неверного — ошибок перевода — не нашел.

Вот и прочитана первая книга в 2016 году — «Ð¡Ð¸ÑÑŽÑ‰Ð¸Ðµ» Л. Бьюкес.

Не знаю, что у книжки так много отрицательных оценок. Лично мне этот роман никакого дискомфорта, каких-либо негативных эмоций во время прочтения не доставил.

Да, конечно, не шедевр и не идеал жанра. Разумеется, но на эти титулы работа Бьюкеса вроде как и не претендует. Конечно, от детектива тут мало чего наблюдается — так, общая атмосфера с уже известным убийцей. Зато книга вышла живой, интересной и не затянутой. С нужной для подобного жанра долей психологизма, коей мне все же хотелось больше, особенно для описания целей маньяка-убийцы-путешественни ка во времени. Ну, вообще его звериной природы, хотя объяснение имеется — он убийца-маньяк-... Но это так, небольшой недочет, незначительный.

Больше мне не понравился финал. Нет, он логичен, как ни странно (ну, логичен для произведений с путешествиями во времени), многое расставляет на свои места — петля времени ж. Но мне хотелось увидеть все немного по-другому. Самую малость.

Если вы соскучились по в меру сложным фантастическим триллерам с элементами мистики, но с долей предсказуемости, «Ð¡Ð¸ÑÑŽÑ‰Ð¸Ðµ» для вас.

П.С. Ди Каприо, следуя из информации на обложке, собирается экранизировать этот роман. Интересно, будет ли он сам сниматься в фильме и какую роль займет — не маньяка-убийцу-путешественни ка во времени ли?..

Занятное и необычное произведение для творчества Стругацких (в данном случае одного из братьев, Аркадия Натановича), ведь «ÐŸÐ¾Ð´Ñ€Ð¾Ð±Ð½Ð¾ÑÑ‚и жизни...» у нас хроноопера, а последнее известное мне путешествие во времени как часть сюжета мелькало лишь в одной повести братьев — «ÐŸÐ¾Ð¿Ñ‹Ñ‚ка к бегству», и то довольно косвенно.

Итак, повествование начинается совсем не с жизни Воронцова, главного и основного героя данного произведения, а с беседы двух друзей, журналиста и милиционера-следователя (надеюсь, точно указал их профессии). Невзначай, последний вспоминает довольно странную историю о деле некоего гражданина, уже умершего, Советов по уже знакомому из названия имени Никиты Воронцова. Для подтверждения своих слов тот передает гостю папку с, собственно, делом и личным дневником Никиты. Из него-то и узнаем мы о действительно странной жизни Воронцова, советского путешественника во времени не по своей воле.

Тем не менее «ÐŸÐ¾Ð´Ñ€Ð¾Ð±Ð½Ð¾ÑÑ‚Ð¸ жизни...» вышла бы средненькой повестью с оценкой в 7-8 баллов, если не те идеи, что АНБ вложил и не смог вложить в данную свою работу. Из вышедшего на бумаге мы имеем интересную историю существования в уже многих вариантов жизни (то, что их было не один, и не два, как уже упоминали здесь, передается через намек автора на одной из страниц дневника Воронцова) обычного человека, которого некие силы или законы мироздания заставляют переживать один и тот же промежуток жизни десятки и десятки раз. При том же видно, что по-настоящему что-то изменить у Никиты получается немногое, а бесчисленные переживания одного и того же с почти стопроцентной невозможностью исправления привели его к печальному страдальческому меланхоличному существованию. И все акценты, разбросанные по тексту повести, в нужной степени передают внутреннее состояние главного героя, заставляя нас сопереживать ему.

Но были и те идеи, что из-за рупора цензуры, не попали в изданный вариант повести, которая, кто ж знает, могла стать и романом, «ÐŸÐ¾Ð´Ñ€Ð¾Ð±Ð½Ð¾ÑÑ‚и жизни...». Самый запомнившийся мне подобный момент, описанный в «ÐšÐ¾Ð¼Ð¼ÐµÐ½Ñ‚Ð°Ñ€Ð¸ÑÑ… к пройденному», была попытки Никиты в биологически подростковом возрасте заставить прислушаться к себе генерала армии Советов, что близится нападения Германии и как это ему не удается. Мне вообще кажется, что данная работа АНБ должна была выйти более сатирической, что ли, ведь в итоге получается, с такими вот моментиками, что у Воронцова не только из-за человеческой несовершенности, невсесильности и рока Судьбы не получается изменить прошлое в лучшую сторону, но и из-за режима, закоснелого, строгого и глухого, на который не способны подействовать даже знания путешественников во времени.

Заметил, что многие мои отзывы на романы Саймака какие-то неподробные, уходящие в сторону философствования и все, что угодно, но кроме конкретного комментария на конкретное произведение. В данном отзыве на «ÐŸÐ»Ð°Ð½ÐµÑ‚Ñƒ Шекспира» решил все изменить.

Согласитесь, что, сравнивая работы двух таких Мэтров, как Клиффорда Саймака (любой роман) и Азимова (цикл «Ð“Ð°Ð»Ð°ÐºÑ‚Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ°Ñ история»), не смотря на научность последнего, его оригинальные идеи и общие заслуги перед жанром, более симпатичным покажутся нам именно романы и рассказы Саймака. Да, конечно, забыть произведения об Академии аля Основании с их динамичными сюжетами и отличными концепциями, связанными с той же психоисторией, или романы об Элайдже Бейли и роботе Даниэле мне лично будет трудно, но выглядит эта уже классика научной фантастики перед саймаковскими трудами как-то сухо и менее эмоционально и вдохновенно. А как же иначе, если даже в таком романе Грандмастера, где, казалось бы, нету никакого мотива для появление некой надежды на лучшее в читателе, этот душевный подъем возникает и после прочтения финала, который с фактической точки зрения сюжета язык не поворачивается назвать «Ñ…эппиендовским».

Итак, подробнее. «ÐŸÐ»Ð°Ð½ÐµÑ‚а Шекспира», в отличие от большинства других романов Саймака, не затрагивает тему, охватывающую все Человечество; Земля и люди здесь не на пороге уничтожения или трудного пути, который определит их дальнейшее существование; нет здесь и каких-то мощных сущностей или пришельцев, которые этот выбор сделают за людей, вроде новоявленных «Ð¾Ð¿ÐµÐºÑƒÐ½Ð¾Ð²» из «ÐžÑÐ¾Ð±Ð¾Ð³Ð¾ предназначения» и «ÐŸÐ°Ð»Ð¾Ð¼Ð½Ð¸Ñ‡ÐµÑÑ‚Ð²Ð° в волшебство», или чего-то очень похожего на Бога из «Ð’Ñ‹Ð±Ð¾Ñ€Ð° богов», разумной растительности из «Ð’ÑÑ плоть — трава», мутантов из «ÐšÐ¾Ð»ÑŒÑ†Ð° вокруг Солнца», или... Нет. Все гораздо прозаичней.

«ÐŸÐ»Ð°Ð½ÐµÑ‚а Шекспира» — это роман о случайной встрече, об одном или нескольких днях, которые для совершенно разных, как может показаться, существ, инопланетян или людей, меняют всю из жизнь и судьбу, иногда завершая ее или же переставляя на новую тропу. Тут есть и пилот космического корабля-световика, и девушка, разыскивающая разгадку тайны межзвездной сети порталов, и странный инопланетник со слегка сдвинутой «ÐºÑ€Ñ‹ÑˆÐµÐ¹», и корабль с сознаниями трех очень разных личностей. Все они оказываются на очень короткое время на забытой богом планетой, где жил странник-мыслитель Шекспир, но именно здесь, очень отличные друг от друга, герои изменят свои судьбы навсегда, получив то, чего они хотят или что они должны сделать. Каждый в конце и получает это что-то, но связать свои жизни на чуть больший срок они уже не способны. Хотя кто его знает, возможно что страннице, отыскавшей планету строителей порталов и пилоту-разведчику дальнего космоса, окончившему свою миссию, когда-нибудь и удастся встретиться где-нибудь в совершенно другом мире, снова волею этой странной и загадочной Судьбы.

Вот так Клиффорду Саймаку вновь удалось раскрыть пусть и не настолько фундаментальную, но очень человеческую тему в данном романе.

С Бакстером знаком лишь посредством нескольких рассказов да и этого романа-продолжения «ÐœÐ°ÑˆÐ¸Ð½Ñ‹ времени» — «ÐšÐ¾Ñ€Ð°Ð±Ð»Ð¸ времени».

Начну издалека. Вообще, для меня печален тот факт, что подобная научная фантастика (я имею в виду все творчество не только Стивена, но и других «Ñ‚вердых» и «Ð³ÑƒÐ¼Ð°Ð½Ð¸Ñ‚Ð°Ñ€Ð½Ñ‹Ñ…» фантастов последних лет с Запада) не находит себя на прилавках книжных магазинов. Точнее в планах даже на рассмотрение у какого-либо крупного издательства. Боятся ведь! «Ð­Ñ‚а ж твердющая фантастика! На ней можно разорится! Не рентабельна она!». Лучше ведь ставить на литературный шлак, все эти приключалово-попадалово-стал керо-метрово-зомбиево-вамп ирские «Ñ€Ð¾Ð¼Ð°Ð½Ñ‹»/«ÑÐ±Ð¾Ñ€Ð½Ð¸ÐºÐ¸» (оговорочка — не все из этого плохо! Прошу не обижаться, но в целом же все тренды, уж простите...)! Так что для меня в принципе удивительно, что существуют серии вроде «Ð¡Ð½Ñ‹ разума», а сегодня нас порадовали и ответвлением ее. Плюс еще новая серия «Ð”етективная фантастика», хотя, может и не она... Запамятовал... Но не суть!

Тем не менее, не смотря на хорошие идеи, непереведенность (ну, печаль это вызывает), «Ñ‚вердость», известность, некоторую литературность (у Нивена бывает ее и того меньше), я не могу назвать автора ведущим мастером жанра сегодня. Даже в категории уже три раза названной «Ñ‚Ð²ÐµÑ€Ð´Ð¾Ð¹ фантастики». Ну, взять сэра Кларка. Не дотягивает до классика! Хорошо, это я сравнил писателей в разных «Ð²ÐµÑÐ¾Ð²Ñ‹Ñ…» категориях. Но а как же Виндж? У того литературности в разы больше, переживания все переданы, чувства, мир живой... Да тот же Нивен! И у него есть кому/чему посочувствовать, мир поживее! Этим же талантливый в плане фантазии и эрудированный в науке ученый-писатель Бакстер уступает другим своим коллегам, ученым-фантастам.

Есть и еще одна причина, по которой для меня лично он не дотянул. Будущее. Далекое. Очень далекое. Даже в мгновения смерти Вселенной... Да, вроде есть и научность, и фантастичность вместе с этим, но нету захватывающего духа тех очень и очень удаленных времен. В этом деле слишком много описаний — лишнее! Нужна недосказанность, таинственность или же настолько удивительные идеи, чтобы, опять же, захватывало дух. У Бакстера это отсутствует, хотя мало у кого есть талант на подобные описания.

В основном за последнее очень хотелось поставить «ÑÐµÐ¼ÑŒ», потому что отсутствие элемента «Ð¿Ð¾Ñ‚Ñ€ÑÑÐ½Ð¾ÑÑ‚Ð¸» в произведении, которое для этого и писалось (пусть лишь частично), разочаровало. Но, обдумав и взвесив все еще раз, за неплохие идеи связанные с продолжениями мыслей Герберта Уэллса и другие оригинальности, решил приукрасить оценку этого романа. Итог таков: «ÐšÐ¾Ñ€Ð°Ð±Ð»Ð¸ вечности» — восемь баллов. Как неплохое, чуть выше середнячка, произведение «Ñ‚Ð²ÐµÑ€Ð´Ð¾Ð¹ НФ» — читать. Как немногое переведенное из бакстерского «ÐºÑ€ÑƒÐ¿Ð½ÑÐºÐ°» — так же. Но как роман, способный принести настоящие эмоции от прочтения — конечно, нет.

Опять же, по-моему скромному мнению — одна из лучших работ Чехова.

И рассказ "Попрыгунья" мне приглянулся не только главным героем-тезкой, реалистичностью происходящего, не изменившейся и в наше время, не только тем, что этот самый герой-тезка походит на меня чем-то большим, чем просто именем... Мне снова кажется, что здесь, в произведении, где нет вроде как умалишенных или людей в этом отношении спорных, Антон Павлович предстает перед нами в роли того "Разрушителя реальностей", которым сделался в веке двадцатом Филип Киндред Дик.

И все в сюжете и персонажах, если присмотреться повнимательней, это нам подтверждает: тут есть иной взгляд на реальность одним человеком. И реальность, которой живет из-за этого своего мировоззрения главный герой, ужасна, непонятна и отталкивающая для всех остальных — маленький человек, для которого существует настоящая любовь, во истину безоглядная, призвание, за которое можно и жизнь отдать, стремления, идеалы, совесть. Вообщем-то, все то, что и сейчас оттолкнуло от себя развитое и развивающееся Человечество с большой буквы.

Меня «Ð—вездные дневники» Лема впечатлили.

Интересный персонаж, современный барон Мюнхгаузен, приключения которого можно воспринять и как за выдумки или бред Ийона Тихого, так и за реальные и довольно странные события, происходившие в звездных прериях Млечного Пути

В основе своей объем каждого путешествия невелик, но не в масштабах текста надо оценивать эти рассказы, а за фирменный юмор и иронию пана, а так же за оригинальные фантастические идеи и их реализацию. Именно данного принципа я и придерживался при оценке этого цикла:

1 (8 баллов). «ÐŸÑƒÑ‚ешествие седьмое» — неплохая вещь с идеей колец времени и ее одновременным высмеиванием; «ÐŸÐ¾ÑÐ»ÐµÐ´Ð½ÐµÐµ» — интересная зарисовка о проблемах, связанных с развитием Интернета и любых глобальных сетей и их влияния на повседневную и интимную жизнь человека.

2 (7 баллов). «18», «20», «25» и «28» — идеи создания Вселенной из будущего, опять кольца времени и фамильная история Тихих. Не знаю, я конечно, понимаю, что цель цикла — это в принципе иронизирование и явное высмеивание фантастики, но здесь мне мало что лично понравилось. Тем более повторение одной высмеиваемой идеи и вся эта шелуха с конструированием мира из настоящего.

3 (6 баллов). «Ð”вадцать шестое и последнее», по моему мнению, худший рассказ из хроник о Йионе, ибо, как было сказано в цитате Сапковского из одного комментария: «ÐºÐ¾Ð³Ð´Ð° в произведении речь заходит о политике и ее пропаганде, получается ж*па». Ну, может, не совсем точно...

4 (9 баллов). Наконец заговорим о хорошем. Сразу скажу, что кое-что из «Ð´ÐµÐ²ÑÑ‚Ð¾Ðº» мне лично очень бы хотелось сделать «Ð´ÐµÑÑÑ‚ками», но с таким выбором мне было трудно определиться, так что оставил все как есть. В «8», «11», «12», «22», «23», «24»-ых приключениях на нас обрушивается просто море замечательных фантастических элементов, во многом просто уникальных и не встречаемых мною ранее. Это и прекрасная ирония о попытках вступления землян в межзвездную федерацию и их собственном происхождении, и планета роботов с человеческой разведкой и шпионами на ней, и история мира, развитие которого стало связано с аппаратом, замедляющим или ускоряющим поток времени и обращающим его вспять, и просто чудесные истории христианской миссии к инопланетянам, и прекрасный способ борьбы с очередями плюс рассказ о достижении истинной гармонии.

5 (10 баллов). И, наконец, тройка моих фаворитов, любимых путешествий Тихого с самыми оригинальными НФ-идеями, прекрасными сюжетами и с пометкой «must read». Это, разумеется, «Ð¢Ñ€Ð¸Ð½Ð°Ð´Ñ†Ð°Ñ‚ое...», «Ð§ÐµÑ‚ырнадцатое...» и «Ð”Ð²Ð°Ð´Ñ†Ð°Ñ‚ÑŒ первое...» приключения из «Ð—Ð²ÐµÐ·Ð´Ð½Ñ‹Ñ… дневников». В №13 мы увидим поиски Йиона некоего Учителя, который подарил Галактике некоторые воистину чудесные социально-технологические изобретения, в том числе поразительный способ обретения бессмертия. №14 нам поведает об инопланетном мире, на котором эволюция была связана с регулярными астероидными бомбежками сие планеты. Ее фауна, разумная раса и технологии очень хорошо прописаны и продуманы. И наконец №21. Самый крупный по масштабам строк и набору идей рассказ из данного цикла. Странное и пугающее развитие целой планеты и цивилизации в сторону биотехнологий и исследованиях разума, которые приобрели просто отталкивающие формы для меня. Направление религиозной мысли, связанное с этим, проработано паном Лемом на ура, а идеи из этого произведения похожи на замыслы постгуманистов, чью реализацию мне, да, думаю, и не только, хотелось бы предотвратить.

Вот и все. Под конец хотелось сказать о единственном минусе всей этой цикловой громады — отсутствие четкой хронологии и некоторые неясности с ходом времени на Земле и корабле Йиона Тихого. Вроде бы и нет сверхсветовых скоростей у него, а целые столетия на матушке-Земле как-то медленно протекают. Хотя придираться к таким мелочам и не стоит. Просто получайте удовольствие от хорошей книги.

Вчера дочитал и четвертую книгу хроник о Дюне — «Ð‘ог-Император Дюны».

Сразу хочу заметить, что перевод Анваера был несколько коряв, а электронное издание в виде омнибуса из шести книг пестрело ошибками и пропущенными буквами именно в этом романе. Это так, к сведению тех, кто будет читать.

Итак, а что же происходит в новом эпизоде о жизни далекой планете Арракис и межзвездного Человечества будущего? Для начала, вот уже три тысячи с лишком лет, всем и всеми в людском космосе заправляет Бог-Император, в прошлом — Лето Второй Атрейдес, ныне — нечеловек, Квитесац Кхадерах с абсолютной предковой генетической памятью. Став олицетворять и претворять в жизнь величайший из известных порядков во всех сферах жизни для всей Империи, он смог даже полностью контролировать Гильдию и отнять бразды манипулирования и тайных знаний у Бене Гессерит. Во всем миллионе человеческих миров царствует идеальный религиозно-политический, тоталитарный, разумеется, режим, достать теперь которую можно лишь с милости и позволения самого Бога-Императора. Именно так и действует вот уже несколько тысячелетий власть правителя и идола государства человеческой расы, до событий этой книги...

Но отойдем от предыстории сюжета и вернемся к книге. «Ð‘ог-Император...», в связи с задумкой автора, Фрэнка Герберта, имеет необычную для нас линию повествования, разделенную на четыре части: от Императора, Бене Гессерит, авторов из будущего Расселения и основной сюжет. Уже только из-за этого данный роман необычен, отличается из предыдущих. Еще, конечно, это связано и с тем, что он собирается описывать — Бога-Императора и мир, который он создал.

С миром-то все нормально (равно как и с философскими, политическими и религиозными цитатами, которые можно расхватывать и использовать). Хорошо вышло. Тут и Дюна, переставшая быть таковой (мечта Лиета и фрименов исполнилась), правда, это неизбежно привело к исчезновению самих ее практически коренных обитателей — фрименов. Армия Говорящих Рыб, состоящая лишь из женщин. Евгеническая программа Императора, однообразная Империя, где подавляется все, что отклоняется от принятого миропорядка, с целью накопления недовольства этими сдерживаниями, навязанным ограничениям и сытным рабством. Все это ради Золотого Пути, цель которого — Свободное Человечество, которое более не будет зависеть от Судьбы, Фатума и пророков, которые пользуются своим видением, ведь теперь от этого ничего не будет зависеть.

Со стороны проработки мира все отлично, но вот вторая, основная-то цель произведения, как я считаю, не удалась. Не смотря на огромное уделение внимания личности Бога-Императора, не смотря на то, что от его лица ведутся все эпиграфы и добрая треть текста, считая вместе с ними, конечно, и даже то, что и в сюжете-то без его присутствия не обходится ни одна сцена, не получилось у Фрэнка создать именно того персонажа, которому хочется проявить хоть какие-то чувства, не говоря уже о сочувствии к нему. И не получается это с помощью через раз мелькающего магического словосочетания «Ð—олотой Путь» и его объяснения как единственного способа достижения свободы для всего рода людского и каждого его представителя. Не спасает и действительно трагическая судьба этого существа, которое, наверное, и вправду, как герой «Ð¦Ð²ÐµÑ‚Ñ‹ для Элджернона», не успел побыть человеком, но взял на себя ответственность за то, чтобы у каждого потом, по окончанию его бренно-бессмертного существования, такая возможность появилась.

Так что как продолжение истории — все радует. Дальнейшее история удивительного мира достойна внимания читателя первой и остальных идущих за ней книг. Именно здесь происходит окончание борьбы Человека и его Судьбы, при том же победа остается за первой стороной. Но с позиции духа, каких-то эмоций, персонажей, которым хочется сопереживать, роман не получился. К сожалению.

Разочарования в новинках и убитых зазря вечерах преследуют меня опять...

Новый кандидат на место для тех произведений, которые надо поносить занял для меня роман ДЖ. М. Гаррисона.

Так долго ожидаемый, даривший столько надежд и заработавший, в лучшем случае и с легким завышением, лишь семь баллов.

Начнем с того, что я и другие ожидали увидеть. Это, конечно, много действий, связанных с Трактом Кафеучи и его исследователями; это описание человеческой истории и ее изменениях из-за открытия Тракта; это больше интриг вокруг него и всех событий и артефактов его, и, конечно, интересное путешествие; это проработанная земная линия, пусть и с маньяком, но в более человечных чертах, что ли... Чтобы можно было сопереживать ему из-за события, которое так исказило человека! Ну, и третья сюжетная линия чтоб была такой же насыщенной...

В итоге читатель точно увидит Тракт Кафеучи, все его тайны и интересности, облик постчеловеков, более-менее интересное приключение, но и то, все это можно и нужно было побольше расписать и раскрыть. Зато в остальном мы НЕ получим персонажа из земной сюжетной линии, которому можно было бы посопереживать — скорее наоборот. В третьей к герою нет вообще никакого отношения, и не ясно, что ж ему так надо было уделять внимания, пусть даже и из-за концовки! Хотя нет, именно из-за нее! И много-много пошлости, постоянной дрочи, в прямом смысле слова — вот, чем будет заполняться красочные картины между событиями в Тракте.

Произведение мне показалось слишком проходным, с дефицитом хороших добротных персонажей и занимательных действий.

Первое знакомство с Макбрайдом прошло вполне успешно.

Дилогия «ÐŸÑ€ÐµÑÐ»ÐµÐ´ÑƒÐµÐ¼Ð°Ñ Земля» может и слегка походит на очередной цикл НФ-боевичков из 90-ых, особенно смотря на обложку русских изданий, но все дело обстоит иначе.

Конечно, нельзя сказать, что цикл вышел идеальным и является жемчужиной НФ, но уж точно выделяется на общем фоне идеями, научными подробностями и хорошим сюжетом, который далеко не такой уж и боевой. Прекрасная смесь концепций Сфер Дайсона с машинами фон Неймана, схема развития цивилизации, которая может создать последних для исследования космоса, интересная форма жизни (Противник) из последнего романа, плавно выстроенный сюжет — все это делает дилогию вполне себе фантастической работой уровня чуть выше золотого среднего.

Только вот слишком заметно, что Роджер Аллен собирался и дальше что-то делать-продолжать произведения цикла... Определенные намеки в «Ð Ð°Ð·Ð±Ð¸Ñ‚Ð¾Ð¹ сфере» присутствуют, но по мне так, все уже закончено и выглядит вполне себе достойно.

Для небесполезной траты времени цикл — самое то.

И снова Дик, но, прежде чем написать, собственно, небольшой комментарий, хотелось бы опять обратиться к личности автора, что я стараюсь делать всегда, отписываясь об его произведениях.

Филип Дик многообразен и уникален уже как личность, и его взгляды так, или иначе, отражаются в его творчестве. При том же уже сами романы, как и более фантастические, так и менее, так и совсем реализмы, не могут ни читаться — прочитав хоть что-то одно, ты просто не сможешь остановиться. Вот и я уже перечитал почти всего Киндреда, ожидая теперь выхода его сборника неизданного и прочтения последних романов. Из тридцати с лишком романов Дик предстает перед нами в довольно не ясном свете, особенно из-за так называемого «Ð¿Ð¾ÑÐµÑ‰ÐµÐ½Ð¸Ñ» его в 74-ом неким «Ð’ÐÐ›Ð˜Ð¡Ð¾Ð¼» — сверхразумом с почти божественным уровнем неясного происхождения, который, как утверждал сам Филип, изменил его навсегда. Наркотический бред ли это? Или шизофрения? А может, что-то подобное действительно было? Тогда что или кто то был(о/и)? Иль, это все огромная и бесподобная шутка автора над собственной аудиторией и, в последствии, над его биографами (для этого стоит вспомнить окончание интервью с Диком, имеющееся в базах фантлаба). Лично для себя я об этом ВАЛИСе никаких конкретных выводов не сделал и делать не собираюсь — для меня Дик остается и останется чем-то неподражаемым и единственным в своем роде феноменом, с сложной судьбою, широкой самообразованностью и кругозором, который замечал мелкое и умело запечатлевал его в своих произведения, которые, если там есть юмор, без смеха не обходятся — еще один, как я считаю, важный факт, ведь и его роман-реализмы конца 40-ых полны живости и непогибшего со временем юмора. Можно вспомнить случай и со смертью сестры-близница Филипа и рассказам одной из его жен, но, как я уже сказал, для меня этот автор останется в душе неоднозначным, как и его произведения, сокрушающие все возможные реальности.

Что же касаемо самого романа, «Ð’алиса». Как говорилось, перечитал почти все, и рад дойти до первой части его теологическо-биографической трилогии (хотя, биографические нотки проносятся ив других его романах, тут нужно просто присматриваться и вдумываться). Успел я прочесть и предвестник первой книги, ее прообраз и черновик, долго неиздававшийся — «Ð¡Ð²Ð¾Ð±Ð¾Ð´Ð½Ð¾Ðµ радио Альбемута». Тем, кто хочет детально ознакомиться со всем Диком, думаю, стоит сделать тоже самое. Почему? Чтобы увидеть развитие мысли Киндреда, хода этих идей об создании произведения или целой серии произведений на тематику посещения 74-ого. Должен сказать и то, что те, кому не очень хочется тратить время на всю трилогию, кому скучно проводить время за теологическими измышлениями Дика и тем, что хочет увидеть больше действий, какой-то живости, стоит взять курс не на «Ð’Ð°Ð»Ð¸Ñ», а именно на «Ð Ð°Ð´Ð¸Ð¾...». По факту оно и является «Ð’алисом», только избавленным от многочисленных размышлений автора о строении и происхождении бытия, его цели и сущности Бога, да еще и с довольно динамичным сюжетом, где и действий, и мыслей, и, видимо, фактов из жизни Дика, в меру. Если вдаться в конкретику, то «Ð Ð°Ð´Ð¸Ð¾...» — вторая часть «Ð’алиса». Так и точнее будет.

Развиваю мысль. «Ð¡Ð²Ð¾Ð±Ð¾Ð´Ð½Ð¾Ðµ радио Альбемута» является почти всей второй частью первого романа трилогии, который условно можно разделить именно на две части — долгие измышления некоего господина Толстого Лошадника, происхождение личности которого в конце довольно интересно, который так же, как и Фил, повстречался с ВАЛИСом, получил тайны бытия и начал свой теологическо-религиозный путь, ища ответы, ведя записи в своей собственной «Ð­ÐºÐ·ÐµÐ³ÐµÐ·Ðµ», и, после просмотра фильма под интригующим названием «Ð’ÐÐ›Ð˜Ð¡», начинается уже часть вторая. Мало того, что сам фильм похож на краткое содержание «Ð Ð°Ð´Ð¸Ð¾...», так и события далее — вылитые мытарства главных героев книги-прообраза. Но конец не без удивлений...

Что еще хочется отметить. Два эти кластера, на которые для меня разделился «Ð’алис», кроме сюжетных и смысловых разделений, несут еще и разные теологические концепции, которые хоть и можно уместить во что-то целое, но само подобное объединение, перемычка в романе, опять же, для меня, оказалась слабоватой. Слишком неплавно от Единого, Черной Железной Тюрьмы и Империи (да, и они есть в «Ð Ð°Ð´Ð¸Ð¾...», но в более связанном виде) к чуточку более активному. Хотелось бы отметить так же, что и тео-религиозная суть Дика позднего здесь отличается от подобной же Дика-раннего, описанной, например, в «Ð›Ð°Ð±Ð¸Ñ€Ð¸Ð½Ñ‚Ðµ смерти» (концепция «Ð Ð°Ð´Ð¸Ð¾...» не считаем — она третья). Можно сказать, что это — эволюция взглядов Филипа, склонившихся как и к гностицизму, так и к интересным оригинальностям и заимствованиям.

Так что, читать стоит, но лишь действительным ценителям автора. Мне, как таковому, «Ð’алис» понравился.

Фух... Месяц? Наверное, да. С большими перерывами, кроме последних двух книг, вышел месяц — месяц на прочтение пяти основных романов о Мире-Реки, на берегах которого воскресло все многочисленное земное Человечество, за небольшими исключениями.

Стоил ли этот месяц и каждый отдельный день (а точнее — пару часов), отведенный, в среднем, на каждую книгу-часть цикла? Наверное, да. Конечно же, «ÐœÐ¸Ñ€-Реки» — для ценителей даже не столь Фармера, столь вообще поклонников той НФ, которая стала золотыми столпами жанра, наравне с легендарными произведениями Азимова, Кларка, Саймака... Тем более, что, как и всякая подобная фантастическая классика, цикл Фармера до ужаса оригинален.

Ну, наверное, стоит упомянуть, что Филип Фармер, как убежденный атеист, понравится не каждому — хотя не понимаю, как такое может быть возможно, все-таки, не в религии тут дело... От себя еще могу добавить, что упоминание в комментариях и вообще о романах цикла о том, что «Ð² конце каждой книги открывается новый взгляд и версия о причине и целях существования этого странного мира» несколько неверен. В основном, цикл проникнут той гипотезой, что возникла у героев еще в первой книге эпопеи. И, да, кроме этой первой книги — «Ð’осстаньте из праха» — все остальные читались крайне быстро, путем пролистывания и без всякой потери информации.

Так-с, отдельно по книгам..:

Первая, как я уже говорил, самая, наверное, интересная, которую хочется и нужно читать целиком. Здесь появляются основные персонажи цикла, тенденции, происходящие с воскресшим человечеством, гипотеза(ы) о Воскрешении и существах, названными «ÑÑ‚Ð¸ÐºÐ°Ð¼Ð¸» — якобы, а может, и в правду, воскресителями людей эпох Земли.

Вторая, как говорится и говорили, чисто проходная. Да вот и третья, по сути, такая же... Только вот в «Ð¢ÐµÐ¼Ð½Ñ‹Ñ… замыслах» появляются два крайне занимательных момента, в конце и начале произведения.

Далее идут «ÐœÐ°Ð³Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ¸Ð¹ лабиринт» и «Ð‘Ð¾Ð³Ð¸ Мира Реки» — по сути — один роман-финал, книга-концовка, где все, абсолютно все, становится ясным и расставляется на свои места... Но, разделить их, конечно, было необходимо. Почему? — узнаете.

Это — Мир Реки. Это — место, где воскрес род людской... Зачем и кем — узнать стоит. Яркие и оригинальные концепции, необычные и...

Must read для истинных любителей жанра.

Читал в сборнике «Ð“Ð¸Ð³Ð°Ð½Ñ‚Ð¾Ð² Фантастики/Фэнтези».

В сборнике приведен изначальный цикл об истории будущего от Роберта Хайнлайна, с которым я знакомился лишь по нескольким внецкиловым романам, весьма неудачным. если честно — оно и понятно, они ведь были последними в его творчестве.

Но, возвращаясь к циклу... Всегда мечтал с ним ознакомиться. Конечно, с антикоммунистическими взглядами автора знаком был, но они меня не оттолкнули от антологии, тем более, что здесь практически и нет — но отсутствие России/СССР после середины 21 века, а то и раньше, уже обо всем говорит и так.

Особенно в рассказах, мы можем видеть десятки оригинальных идей, даже тех, которые обогнали мысли Стругацких — те же движущиеся дороги в первой десятке сборника. Там же и машина, предсказывающая смерть со стопроцентной точностью, и оригинальная идейка, как приобрести всю Луну, и история освоения космоса и проблем, связанных с этим, целый новый вид, эликсир бессмертия, теократическая диктатура и, конечно, истории отдельных людей, их судьбы, из которых более всего запомнились человек, так мечтавший о Луне и звездах и ослепший механик-поэт...

Много чего оригинального, но не всегда повествования меня привлекало. Сбивания с текста не было, но вот интерес иногда улетучивался. Просто есть моменты более интересные, есть и менее. Может, автор не совсем и мой, но продолжать знакомство с ним буду — все-таки Мэтр, пусть и без русской души)

Вот и прочитано пять основных романов Курта Воннегута. Скажу честно, автор давался не то что сложно, нет, как-то... Странно, иногда скучно.

Много отличных идей, описаний, сюжетных линий, но, когда раскрывается их суть, когда приходит финал, удивляешься такому огромному количеству пессимизма. Именно пессимизма, ведь какие идеи доносит до нас ДЕЙСТВИТЕЛЬНО великолепный писатель-реалист и в чем-то фантаст Воннегут? Отсутствие всякого смысла жизни, неизбежность молота истории, полная бессмысленность человечества и всей истории...

Возможно, я не смог всего понять и стоит приняться за книгу несколько позже, придти к ней еще раз, хотя, как мне кажется, все, что можно было извлечь из данных пяти романов, я извлек и постарался понять.

Дело, конечно, таких взглядов на реальность Воннегута, как он и сам писал, в том, что он стал свидетелем бомбардировки Дрездена — абсолютно ненужной и жесткой... «Ð­Ñ‚о сделало меня пацифистом на всю жизнь», — писал Курт.

Произведениям его очень сложно поставить какую-то конкретную оценку — всегда после этого начинаешь сомневаться. Эти романы кажутся странными, взгляд на них меняется с каждой секундой, но оценки на них, примерно, варьируются от 7 до 8.

Вердикт: автор необычный, сложный, однозначно не для всех.

Пишу этот отзыв не столь на конкретный роман, сколько на всю творческую деятельность Саймака и не только.

Итак, «ÐŸÐ°Ð»Ð¾Ð¼Ð½Ð¸Ñ‡ÐµÑÑ‚во в волшебство» — не самый многозначный и известный роман Клиффорда. Ничего особо удивительно, тем более фэнтези, пусть и с добавлениями альтернативных реальностей, технологий и пришельцев (не могу оценивать жанр «Ñ„энтези», ибо не читаю его из принципа; смотреть «Ð’ластелина Кольца» и что-нибудь подобное, конечно, было, но ни как не постоянные пересмотры фильмов такой тематики). Признаюсь, что прочел произведение лишь для более глубинного изучения творчества автора.

Ну-с, спросите, и к чему я виду? Да к тому, что роман ИНТЕРЕСНЫЙ. Он, без особо новых идей, не является, назовем это так, «Ð±ÑƒÐ»ÑŒÐ²Ð°Ñ€Ð½Ð¾Ð¹ книжонкой», «Ð½Ð¸Ð·ÑŒÐ¼ÐµÐ½Ð½Ð¾Ð¹ литературой» и т.п. терминами. Романы Саймака всегда и отличаются тем, что они НИКОГДА не опускаются до уровня НИЖЕ СРЕДНЕГО; в них всегда присутствует особый ДУХ, АТМОСФЕРА, а что еще более важно, и СМЫСЛЫ, при том же смыслы всегда самые элементарные в формулировке — творить добро, оставаться человеком, быть справедливым... Именно эти смыслы всегда и должны в том или ином виде, но присутствовать в сериалах, фильмах и литературе. Такое уж существо человек, что ему постоянно надо напоминать об идеалах, истинах и постулатах, его же собственных

А еще романы Саймака, например, самые известные (та же «ÐŸÐµÑ€ÐµÑÐ°Ð´Ð¾Ñ‡Ð½Ð°Ñ станция»), дают НАДЕЖДУ; темной и грустной ночью, когда ты, в одиночестве, думаешь, что твои пути упущены тобою же навсегда, что твоя Судьба потеряна и не остается более ничего, приходит НАДЕЖДА, а за ней и ВЕРА, а дальше и СТРЕМЛЕНИЕ к дальнейшему существованию, которое обязательно станет ЖИЗНЬЮ... А ведь уже упомянутая «ÐŸÐµÑ€ÐµÑÐ°Ð´Ð¾Ñ‡Ð½Ð°Ñ станция» завершилась, все-таки, для главного героя трагически, но даже так, от этой книги просто веет НАДЕЖДОЙ.

Опять же, вспомнили мы творчество Саймака; ну что дальше? К чему? А взгляните на прилавки современных книжных лавок: одна тонна «Ð¡Ð¢ÐÐ›ÐšÐ•Ð Ð°», вторая «ÐœÐ•Ð¢Ð Ðž», третья — литература про попаданцев, постоянно влезающих в Советы, Империю и даже в период до основание Киева тысячами... Нет, я не говорю, не утверждаю, что русская фантастика вся такая. Подобные проблемы и у современной американской фантастики, да и у всей литературы. Опять же, не забыл я про тех же Стругацких со Снеговым, не забыл я и о современном Лукьяненко и других авторов. Просто хочется сказать, что есть боевички и вампирятина с зомбоапокалипсисами, а есть и настоящая литература, которая дарит нам настолько необходимые ИСТИНЫ...

Ну, и напоследок, совет: не стоит начинать читать, самых разных, авторов с их позднейших произведений — вряд ли найдете что-то стоящее. Начинать знакомство лучше всего с золотой середины и иногда начала. Конечно, относится это не ко всем (например, тот же Клиффорд Саймак).

Многим читателям, да и нечитающим людям, известен довольно простой факт — писатель имеет свойство исписываться. Это неизбежно, по крайней мере, для большинства литераторов — уходит талант, сюжеты становятся «Ð·Ð°ÐµÐ·Ð¶ÐµÐ½Ð½Ñ‹Ð¼Ð¸», интересные темы исчезают. Безусловно, это касается не всех авторов фантастики и других жанров литературы, и это наверняка не коснулось бы и Артура Кларка, если бы не его болезнь... Она перечеркнула все его ненаписанные и написанные в соавторстве романы, поставила крест на неиспользованных идеях. «Ð Ð°Ð¼Ñ‹» в соавторстве, зачем-то переросший в роман рассказ «ÐŸÐµÑÐ½Ð¸ далекой Земли», и этот роман, который написан так же не понятно зачем. Он просто не о чем. В нем нет никаких оригинальных идей, название его ничем не обусловлено, как таковой главный герой, на самом деле, не играет никакой особой роли в тексте (из-за этого и не ясно, зачем было выбрано именно такое название, если вся цель романа — просто описать будущее).

Мне очень жаль, с Кларком произошло такое. Он ни в коем случае не виноват, а его попытки писать достойны гордости, но ни соавторство, ни одиночное написание романов, ни внесение тем о гомосексуализме (которые, надо сказать, почти всегда полностью излишни. Прекрасную историю любви в рассказе «ÐŸÐµÑÐ½Ð¸ далекой Земли» полностью испорчена в одноименном романе именно такими тематиками. Тот роман так же, как и «ÐŸÐ¾ÑÐ»ÐµÐ´Ð½ÑÑ теорема» вышел абсолютно бессмысленным).

Но, читалось на одном дыхании. Это тоже стоит признать.

Знания действительно сила...

Вот я и прочитал повесть Хола Клемента, создателя удивительных миров и увлекательных романов.

Мир, напоминающий чашу, где сила гравитации в десятки раз сильнее, чем на нашем Юпитере, чьи обитатели раса, похожая на многоногих гусениц. В этом мире потерпел крушение космолет землян, в котором скрыты знания о природе гравитации. Для этого, команда из месклинитов, при помощи людей, отправляется на его поиски, но, за время этих путешествий познает всю силу науки, ради чего хотят изменить свое общество.

Да, многие технологии в повести уже устарели, но, она до сих пор актуальна.

Прочитал эту последнюю часть романа уже более недели назад.

Наверное, она, все-таки, более лучший, чем вторая часть, где есть некоторые нелепости, связанные с Разрушителями и Галактами. И теории автора о происхождении квазаров и ситуации в Ядре тоже мне понравились, как и то, кем оказалась Рамиры. Но, и здесь я ожидал больше, в том числе и ситуацию с Рамирами. Ожидал ранее, теперь же, когда роман прочитан мною уже давно, для меня эта третья часть — вершина гениальности автора. Как он интересно обрисовал Перпендикулярное время, рак времени, планеты-разумы, которые управляют Центром Галактики...

Нет уж, извольте! Роман достоин прочтения, даже повторного, и наивысшей оценки!

Я начал читать роман несколько дней назад. То бишь, его я еще не дочитал, но считаю одним из лучших в российской НФ вообще, и в российской космоопере в частности. Таких романов сейчас, и уж тем более в России, маловато. Тут есть некоторая опора на научные объяснения, которые попадаются на страницах у Азимова. Да и вообще, тут Снегов представил не какие-то уже всем известные нуль/сверх/супер/под/над/Ð³Ð¸Ð¿ÐµÑ €-пространство, а нечто совершенно иное, да еще и объяснил способ действия этого нечто. Тут же проявляются и многие другие оригинальные идеи, связанные с инопланетными расами, искусственными планетами, киборгами, сверхкомпьютерами, живыми планетами и многим-многим другим.

Пусть многие и говорят, что роман устарел, пусть многие идеи (аннигиляторы Танева и Перпендикулярное время) были использованы в других его романах, из-за чего стали заезженными, но данная эпопея, особенно первая и третья части, оставили во мне сильнейшие положительные эмоции, которые возникали у меня лишь после прочтения «ÐšÐ¾Ð½Ñ†Ð° Вечности» Азимова.

«Ð’оспевающее отрицание,

или фантастическая повесть о Контакте с Традицией»

Продолжаем развивать (или воображать самому себе на уме, что развиваю) «ÑƒÑ€Ð¾Ð²ÐµÐ½ÑŒ дискуссий в Восточной Европе». Посмотрим на то, что недавние и давние читатели повести Барри Лонгиера «Ð’Ñ€Ð°Ð³ мой», переросшей в одноименный цикл, писали о своих ощущениях и идеях после прочтения. И дальше подумаем, а возможно ли помимо антивоенного запала, гимна толерантности (уточним: здорового человека) и призыва к дружбе увидеть в этом произведении что-то еще? За строчками и словами с таким знакомым, казалось бы, и привычным содержанием?

Большинство, если не все, комментаторы, рецензенты и неравнодушные к написанию нескольких связных мыслей люди, оценившие повесть либо негативно, либо позитивно, согласны с предметом самой оценки, т. е. с тем нравственным, моральным (морализаторским?), гуманистическим и антимилитаристским смыслом, что вплетен в «Ð’Ñ€Ð°Ð³Ð° моего»:

«ÐÐ¾ ведь суть же как раз в том, что две практически идентичные культуры воюют просто на пустом месте. Их конфликты возникают буквально из-за почти не пригодных к жизни планет. Разве это не похоже на то, что происходит на Земле? Это просто иллюстрация того, что люди разных национальностей, разных рас, разных сообществ, разных городов, районов, домов, семей способны спорить и до смерти воевать ради... чего? Да ничего, нам нечего делить, вот о чем повесть» (Tullma)

«ÐŸÐ¾ сути антивоенный роман» (holyship)

«Ð¯ понимаю, автор напустил там соплей с сахаром, а они всегда хорошо шли у определенных категорий читателей. И посыл правильный» (nworm)

«Ð¸Ð·Ð´Ð°Ð»ÐµÐºÐ° враг кажется злым и заслуживающим смерти, но стоит узнать врага ближе — и проникаешься уважением к нему. Так и с людьми» (kartinka)

«ÐŸÐ¾Ð²ÐµÑÑ‚ÑŒ также учит терпимости по отношению к окружающим. Она учит стремиться к пониманию друг друга, не смотря на различия. Говорит нам о том, что не смотря на, то какие мы все разные, все хотим одного и того же: любви и понимания, поддержки и чтобы рядом всегда был близкий друг» (NEPROSNENKOE)

«Ð¥Ð¾Ñ€Ð¾ÑˆÐ°Ñ психологическая вещь. Напомнило рассказы про братание солдат во времена Первой мировой. Ведь войны ведутся политиками и власть имущими, а страдают простые люди. И ненависть к противнику очень часто только плод пропаганды. И она вполне может развеяться, если ты окажешься с врагом один на один» (Orm Irian)

«ÐŸÑ€ÐµÐ¾Ð´Ð¾Ð»ÐµÐ½Ð¸Ðµ гигантских пропастей внутри душ, культур и всего остального» (Nesya)

«Ð˜ мастерски, шаг за шагом, ни разу не оступившись, автор показывает, как уходит, умирает и перерождается в дружбу вражда. А потом и в нечто большее, чем дружба — в родство» (MikeGel)

и т. д.

Разные оценки, разные люди, разное время, но слова одни. Тем не менее, нашлось несколько человек, которые, с полярными оценками, приблизились, как мне представляется, к закулисной подоплеке «Ð’Ñ€Ð°Ð³Ð° моего»:

«ÐÑƒ, что тут особенного, спросите Вы: почти в каждой книге найдете это: слушайте друг друга, понимайте и будет Вам счастье. Но особенное как раз в той части, которая в фильме превратилась в жизнеутверждающий и подчеркнуто официальный финал торжества толерантности, политическую рекламу наступающих в мире перемен.

А ведь в книге этого ничего нет. Нет никакого официального признания заслуг героев в деле установления идеалов равенства и братства. Есть только личный выбор одного взятого человека и одного маленького чужака, которые решили, что они- самые близкие друг другу существа во Вселенной, чтобы там не думали миллиарды их соотечественников. Нет там никакого торжества толерантности, иначе не оказались бы герои вновь на забытой всеми богами Вселенной планете холода и ветров. Есть только одно: понимание, кто ты и какой ты, какие твои личные убеждения и готов ли чем-то жертвовать ради них. Не так пафосно, не так сентиментально, как в фильме, но более правдиво и всегда современно» (primorec)

«Ð•Ð´Ð¸Ð½ÑÑ‚венное, что мне здесь понравилось, это то, что автор вольно или невольно на примере землянина показал причины, способствующие ксенофилии. У офицера Дэвиджа нет ни семьи, ни жены, ни детей, с родителями он не общается с 18 лет, хотя вроде и не ссорился. За время службы у него не появилось ни одного настоящего друга, хотя товарищи были, конечно, но это не то. Он абсолютно нерелигиозен, ему некуда возвращаться, нечего защищать, никто не любит его, и он по сути никому не нужен. Однако, даже такой человек перекати-поле способен страдать от одиночества, будучи отторгнут человечеством, он вынужден искать понимания где угодно, хоть в самой Преисподней» (Нескорений)

«Ð’ повести Лонгиера это приобщение «Ñ‡ÐµÐ»Ð¾Ð²ÐµÐºÐ°-варвара» к культуре инопланетянина выражается в том, что он заучивает всю родословную инопланетянина — кто из его предков что сделал, что является своеобразным ритуалом. И жалуется, что и своих дедушек-бабушек то не знает толком, не говоря уж о других предках. Тут я хотела бы заметить, извините, что это не свойство людей вообще, хотя, конечно, для нашей культуры хорошее знание истории своего рода является нетипичным, а для американской — так тем более, видимо. Но если, допустим, в этой космической войне чудом оказался бы какой-нибудь уважающий себя средневековый европейский аристократ — ему тоже было бы чем похвалиться. В целом как признак значимой культуры это не то чтобы сильно впечатляет, но для простенького сюжета в этой повести сойдет» (kerigma)

Вот с этими тремя комментаторами я соглашусь в том, что следует пристальнее взглянуть на удивление землянина родословным ритуалом драконианина, на возвращение Дэвиджа на Землю и то разочарование, которое возникло у того во время прилета и даже до этого. И после этого иначе посмотреть на сами отношения между Дэвиджем и Джерри. Для того, чтобы во всем это разобраться, вновь прибегнем к цитатам. На этот раз к авторским:

«â€” Но почему всего-навсего пять имен? У человека ребенок может носить любое имя по выбору родителей. Больше того, достигнув совершеннолетия, человек вправе изменить имя, выбрать себе любое, какое только придется ему или ей по вкусу.

Драконианин посмотрел на меня, и взгляд его преисполнился жалостью.

— Дэвидж, каким заброшенным ты себя, наверное, чувствуешь. Вы, люди, все вы, должно быть, чувствуете себя заброшенными.

— Заброшенными?

Джерри кивнул.

— От кого ты ведешь свой род, Дэвидж?»

«...я понял, что имел в виду Джерри, когда говорил об ощущении заброшенности. Заткнув себе за пояс несколько десятков поколений, драконианин знает, кто он такой, для чего живет и на кого должен равняться»

«Ð¯ вслушивался в речитатив Джерри (официальный язык дракониан), внимал биографиям, излагаемым от конца к началу (от смерти к совершеннолетию), и у меня возникало ощущение, будто время, сжавшись в комок, стало осязаемо, будто до прошлого теперь рукой подать и его можно потрогать. Баталии, созданные и разрушенные государства, сделанные открытия, великие деяния путешествие по двенадцати тысячелетиям истории, но воспринималось все как четкий, живой континуум.

Что можно этому противопоставить?»

«Ð’новь среди людей — и более одинок, чем когда-либо»

«...я понял, что, отправляясь к родителям, совершаю ошибку. Мне до чертиков нужен был дом, тепло и уют домашнего очага, однако дом родителей, который я покинул восемнадцатилетним юношей, не даст мне ни того ни другого. И все-таки я туда поехал, поскольку больше деваться было некуда»

«ÐÐµ усидел я с ними в поселке, Джерри. Пойми меня правильно: там хорошо. Лучше некуда. Но я все выглядывал в окошко, видел океан и невольно вспоминал нашу пещеру. В каком-то смысле я здесь один. Но это к лучшему. Я знаю, что я такое и кто я такой, Джерри, а ведь это главное, верно?»

«â€” Мне будет приятно, дядя, если ты его обучишь всему, что надо знать: родословной, Талману, а главное — жизни на Файрине-IV, на нашей планете, которая теперь зовется — Дружба.

Я принял драгоценный сверток из рук в руки. Пухленькие трехпалые лапки, помахав в воздухе, вцепились мне в одежду.

— Да, Тай, этот бесспорно Джерриба. — Я встретился взглядом с Таем. — А как поживает твой родитель Заммис?

— Хорошо, насколько это мыслимо в его возрасте. — Тай пожал плечами. — Мой родитель шлет тебе наилучшие пожелания.

Я кивнул.

— Я ему тоже, Тай. Заммису не мешало бы выбраться из этой капсулы с кондиционированием воздуха и вернуться на жительство в пещеру. Здешний воздух пойдет ему на пользу.

Тай с усмешкой кивнул.

— Я ему передам, дядя.

— Посмотри-ка на меня! — Я ткнул себя пальцем в грудь. — Ты когда-нибудь видел меня больным?

— Нет, дядя»

Что делало жизнь Джерри осмысленной? Как он понимал «ÐºÑ‚Ð¾ он такой, для чего живет и на кого должен равняться»? И почему того же самого до определенного момента был лишен Уиллис Дэвидж? Отвечая на эти вопросы можно, конечно, просто сослаться на приобщение землянина к драконианской культуре. Но, как верно замечали выше, сильного различия между земной и драконианской культуры, помимо древности и особого отношения к родословным (будем откровенны, что последняя вообще-то проистекает из их специфического способа репродукции), нет. Да и простая ссылка на «ÐºÑƒÐ»ÑŒÑ‚ÑƒÑ€Ñƒ» слишком слаба и абстрактна. Может, конкретизировав это приобщение не к культуре вообще, а к Талману в частности, мы получим более точный ответ? Кажется, что и тут мимо: Талман важен для Дэвиджа, но это лишь часть того, к чему он пришел. Что же это за нечто?

Традиция. Посмотрим на реакцию землянина от произнесение всей родословной Джерри, на его эмоции от пребывания на Земле, думы о заброшенности, архаизацию своего пожилого быта из финала повести (последнее — вообще жирный намек). Дэвидж примкнул к традиции, можно даже прописать ее с большой буквы — к Традиции.

Земля из вселенной «Ð’Ñ€Ð°Ð³ мой» быстро развивающийся мир, чей разумный вид за смешное время — смешное по сравнению с драконианами (хронология освоения космоса пришельцами — на порядки дольше и глубже, но по результатом сопоставима с человеческими достижениями) — вышел в черноту небес и освоил множество планет вокруг самых далеких звезд. Но эта скорость, эта стремительность и эта мощь имеет свою цену. Это прощание с Традицией, отказ от нее, ее разрушение. Можно свести это к банальному, со страниц школьного обществознания, переходу от традиционного общества к обществу индустриальному. Но все сложнее. Дракониане шли похожим путем, как косвенно следует из повести (я смотрю на нее в отрыве от остальных романов и других произведений цикла — стоит это отметить), но технологические достижения и модернизацию они не ставили в противовес собственным традициям и Традиции как таковой. Земляне же выбрали заброшенность как забвение Традиции и традиций, ради Нового, Будущего, Дальнего. И Дэвидж в ходе общения с Джерри ощутил это сполна. Поэтому он не просто принимает более высокую, чем земная, культуру. Драконианам нравятся вестерны, у них есть мода и китч — все, как и у нас. Они не выше человечества в таком отношении. Но они глубже него, коренастее, корневее, длительнее и древнее людского рода. У них вообще иное отношение и взаимодействие со своим прошлым. Дракониане никогда не променяют его ради прагматики, скорости и эффективности. Главный герой и рассказчик «Ð’Ñ€Ð°Ð³ мой» выбрал Традицию чужаков против Современности своих. За неимением аналога у самих людей, ведь Традиция умирает тогда, когда ее не продолжают. Прерывание и есть ее смерть, погибель традиционного, разрыв с прошлым, пробел в последовательности из уст в уста. И лучшая метафора Традиции — это традиция торжественного озвучивания родословной.

Именно из-за сказанного я полагаю, что «Ð’Ñ€Ð°Ð³ мой» — это фантастика не про антивоенную робинзонаду с элементами Контакта, а о встрече человека с Традицией. С Традицией, которая чужда ему не из-за того, что она есть традиция чужаков, а потому, что сам главный герой, Дэвидж, не принадлежит ни к какой традиции. У людей будущего их не осталось. Но вот здесь возникает другая проблема... Появление в роде Джерри, у Заммиса и у Тая, нового типа как-бы-родни — «Ð´ÑÐ´Ð¸» — и преображение ритуала изучения родословной, перепоручение ему, Дэвиджу, этой роли — это ли не забвение традиции? Не забвение традиционного? И да, и нет. «Ð”иалектика!» (с). С одной стороны, конечно, дракониане в лице и Джерри, и потомков поменяли свои ритуалы. Но передача Традиции всегда носит момент новаций. Медленных, постепенных, эволюционных, но новаций, от намеренных или случайных ошибок в тех или иных посреднических устах. Или по иным причинам. Поэтому дружба Дэвиджа и Джерри, в каком-то смысле, встала выше Традиции дракониан. Но, с другой стороны, нельзя забывать об одной очень древней и важной традиции. Такой традиции, которая во многом есть у нас, современников Лонгиера, и у людей из будущего, описываемого им. Это единственная традиция, оставшаяся у человечества, сделавшая его таким, какое оно есть. Это традиция разрушать традиции. И не это ли нововведение ввел в драконианский уклад дядя Дэвидж? Кто знает...

Но именно поэтому «Ð’раг мой» — это не только воспевание Традиции, но и отрицание традиций. Это скрытое обаяние традиции разрушать традиции, которое глубоко сидит в нашем земном роде. И пусть оно сидит там как можно больше — ведь у всех должна быть своя традиция.

Литературные циклы бывают разные. Некоторые потенциально бесконечные, а другие нуждающиеся в вовремя поставленной точке. Но в любом случае злить «Ð»Ð¸Ñ‚ературных богов» не стоит — все рано или поздно стоит останавливать.

Мне кажется, что и истории об Архипелаге Грез Кристофера Приста тоже пора завершать. Точнее закончить их следовало на прекрасном романе «Ð¡Ð±Ð»Ð¸Ð¶ÐµÐ½Ð¸Ðµ». Да, баллада о двух влюбленных в конце истории, Апокалипсисе, слишком избитый ход, но зато отлично действующий в большинстве случаев. Что у Шолохова, что у Приста, да простят мне такое сопоставление. И ведь какая артиллерия приемов, сюжетных ходов и повествовательных наслоений использовалась в этом романе. Как отлично фрагментированная мозаика собиралась в целостную картину в финале истории, как грандиозно и загадочно перемежевывались разные реальности и времена, какие филигранные фантастические допущения вводились и как они связывали все романное полотно. И, в конце концов, как сопереживал героям и какими живыми они были. Да, правда, по прошествии времени многое из «Ð¡Ð±Ð»Ð¸Ð¶ÐµÐ½Ð¸Ñ» позабылось, как и из «ÐžÑÑ‚Ñ€Ð¾Ð²Ð¸Ñ‚ÑÐ½», сборника «ÐÑ€Ñ…Ð¸Ð¿ÐµÐ»Ð°Ð³Ð° Грез», «Ð›Ð¾Ñ‚ереи», но каждое из этих произведений оставило в туманах памяти приятное послевкусие. И зачем-то Прист решил написать «Ð“радуал»...

Что добавляет «Ð“радуал» к циклу? Мы кое-что узнаем о Глонде — одном из континентальных государств, ведущих бесконечную (как оказалось, не очень-то бесконечную) войну, от которой в нейтралитете и аномальных водах скрываются островитяне. Весьма серое — во всех смыслах — государство, одни и те же черты которого дублируются десяток-другой раз на протяжении всего романа. Видимо, для наиболее забывчивого читателя, утратившего из книжной быстрой памяти картины снегов, серости, авторитарных ограничений и прочих черт этой страны. Притом же воспроизводящаяся однотипная информация ничего конкретного не говорит о Глонде. Дескать, когда-то там был переворот, пришли некие Демократические вожди, не совсем все, но ограничили, особенно запретили чуть ли не смотреть на Острова, вели войну, которая, как я уже заметил, оказалась вовсе не бесконечной. И это, кстати, существенное противоречие, которое разрушает ауру «Ð²Ð½ÐµÐ¸ÑÑ‚оричности» и легкой «Ð¼Ð¸Ñ€Ð°Ð¶Ð½Ð¾ÑÑ‚Ð¸» вселенной Приста. Ведь еще с «Ð›Ð¾Ñ‚ереи» реальность Архипелага рисовалась не совсем реальной. Какой-то околоутопичной, недоступной для житейской мерзости и разрушительно-мрачных процессов вроде войн. Скрытым океаном, международными договорами, пространственно-временными аномалиями, обывательскими очками людей с большой земли и самой пеленой реальности местом, при вторжении непрошенного гостя расплывающегося на какое-то фрактальное, небытийное множество. Красивый, сказочный, тропический уголок, который легко можно было относительно подробно расписать в «ÐžÑÑ‚Ñ€Ð¾Ð²Ð¸Ñ‚ÑÐ½Ð°Ñ…» и «ÐÑ€Ñ…Ð¸Ð¿ÐµÐ»Ð°Ð³Ðµ», ведь флер иллюзии и неописуемости Островов Мечты не развеивался от более-менее подробного описания некоторых из них. Все эти описания меркли перед фундаментальным авторским ограничением для этой вселенной, которое служило вселенским же расширителем и потенциальным двигателем для бесконечного письма об этих почти райских землях: островов в Архипелаге Грез бесконечное количество. Всех их описать невозможно, поэтому подробное описание немногих из них не разрушит пелены приятной тайны. Но «Ð“Ñ€Ð°Ð´ÑƒÐ°Ð»» как будто направлен именно на разрушение так долго оттачиваемого, вплоть до «Ð¡Ð±Ð»Ð¸Ð¶ÐµÐ½Ð¸Ñ», мантии загадки этого мира.

Казалось бы, обычная и мало примечательная книжная вселенная благодаря уставленным заранее фундаментальным законам этого мира стала крайне любопытной и плодотворной почвой для генерирования и построения интересных историй, коротких и больших, раздробленных и слитых воедино. В авторской простоте скрывалась зияющая сложность для игры воображения. Но красота Архипелага остается таковой лишь при соблюдении самим автором созданных правил. Не конкретизировать не конкретизируемое, например. А тут у нас две странные, вечно зачем-то воюющие страны, вдруг из красивых, по-хорошему абстрактных метафор становится грубыми конкретностями. Глонд становится весьма грубой моделью — без всяких интересных отличий — авторитарной системы. Даже не тоталитарной — там-то можно было бы что-то интересное придумать, а тут правители столь глупы, что дали главному герою денег на важный проект, а он тупо сбегает. И никакой слежки даже за ним не велось. «ÐÑƒ тупые!» (с). Бесконечная война становится вполне ограниченной десятилетием, пусть и немного странной. Тень убивающей живость миражного Архипелага коснулась и самих островов. Одно дело писать истории к сборнику «ÐžÑÑ‚ровитяне», показывая своеобразные визитные карточки и необычности разных островов, а другое дело создавать морское роуд-муви для главного героя «Ð“радуала». Острова неотличимы друг от друга и столь же серые, сколь и Глонд. Возможно, в этом и заключался авторский месседж, да вот только он и убил эту причудливую своей простотой, ставшей ее визитной красотой, вселенную.

Сам этот главный герой — серая серость. Даже не буду его, уж простите, называть по имени. Вообще какой-то прозрачный, ни о чем персонаж. Еще и все повествование от его имени ведется. Блин, да даже извержение вулкана от него читать — скука смертная. Описание им измены, встречи с женой, жизни до первого отъезда на острова — все это читается как максимально убогая по создаваемой скукоте маршрутная карта. Никакого развития у него нет. Он просто говорит «ÑÐ¾ мной случилось А, Б, С, а еще мне не понравилось это и это, ну и вот я вернулся». Вот такая простота — максимальная пошлость. Действия героя не всегда поддаются какой-то логике, и вообще он больше похож на необходимую функцию, куклу, которая должна была нас познакомить с тремя главными инновациями «Ð“Ñ€Ð°Ð´ÑƒÐ°Ð»Ð°» (включать в них баги с потоками времени, наверное, не стоит — они появлялись и в более ранних работах Приста). Адепты, жезлы и слышащие острова. Да, в некоторой степени первые и третьи совпадают, но не суть важно. Есть странные искусники, адепты, которые корректируют отставания или убегания отдельно взятых людей от базового потока времени. Они это делают при помощи меток на специальных деревянных жезлах. Ну и еще есть другие адепты, которые представители творческих профессий. Они слышат острова, сочиняют свои произведения. Ну, поняли, это типо сам Прист. Он слышит звуки и истории далеких островов грез, сочиняя собственные острова грез. Вот же классно, да? «ÐžÑ‡ÐµÐ½ÑŒ». Повороты сюжета насквозь предсказуемы. Ну правда, кто-то думал иначе, что после первого путешествия главный герой таки благополучно встретится с Алинной? И ее не выпилят из сюжета? Их история отношений — это вообще отдельный момент какого-то бог весть как взявшихся союза и чувств. Точнее только по воле автора, но не сил сюжета уж точно.

И т. д., и т. п. Я могу еще долго так продолжать, но роман этот — самый низко оцениваемый мною из всего цикла. Кристофер Прист может не просто в разы, а на порядки лучше. Ну черт подери, то же «Ð¡Ð±Ð»Ð¸Ð¶ÐµÐ½Ð¸Ðµ» если взять! Красота и содержания, и формы. А здесь какой-то вялый, никудышный, слишком традиционной и предсказуемый по форме и повествованию роман, непонятно зачем вообще написанный. Ну, для стопки-другой банкнот, наверное. Правда, читается все равно одним рывком. Но без всякого интереса. Легко, но без какого-либо серьезного желания. Историю главного героя этой книжки можно было бы уместить в одну коротенькую новеллу из «ÐžÑÑ‚Ñ€Ð¾Ð²Ð¸Ñ‚ÑÐ½», к примеру. На страниц 15 максимум. И закончить как-то изящнее. Не просто герой возвращается, но либо возвращается, так сказать, в нужное время и что-то меняет, воссоединяется со своей странной и бледной (в плане созданного автором образа) Алинне, либо он все же пишет свою великую мелодию, под которую происходит революция... Кстати, нам даже ни одного злодейства режима не показали. Ох и ах! Как же важно завершать вовремя даже бесконечные истории. А ведь есть еще один роман, 2020-ого года, из этого же цикла. Благо или зло, но, видимо, с нашим Глондом и стиранием/разрыванием информации с внешним миром мы его еще не скоро увидим в переводе. Быть может, и хорошо. Ведь «Ð“радуал» и близко со «Ð¡Ð±Ð»Ð¸Ð¶ÐµÐ½Ð¸ÐµÐ¼» не стоял.

Деконструкция космооперы,

или "что, если..." "Культура" Бэнкса была бы анархо-империей-неудачницей

Помните, Заратустра, в самом начале своего пути встретил монаха-отшельника? Тот в уединении от остального человечества молился и воздавал хвалы Богу. И ницшеанский пророк, уйдя от старика, произнес про себя: «Ð’озможно ли это! Этот старец в своем лесу еще не слыхивал о том, что Бог мертв?». Так вот, в нашем случае умер не божественный свет, продолжающий тухнуть в храмовых гробах. Умерла космоопера как жанр.

Да, именно так. Я вновь возвращаюсь в свои воздушные замки, из которых разглядываю в некоторых слабо заметных для публики фантастических произведениях постмодернистскую направленность. Притом такое значение постмодернизма в литературе, под которым понимаю закрытие некоторого «Ð±Ð¾Ð»ÑŒÑˆÐ¾Ð³Ð¾ нарратива» до «Ð²Ð¾ÑÑ‚Ñ€ÐµÐ±Ð¾Ð²Ð°Ð½Ð¸Ñ» на «Ñ€ÐµÐ¼Ð¾Ð½Ñ‚». Постановку точки или лишь точки с запятой, многоточия, наделение читателя и писательской братии пониманием, что жанр находистя в кризисе и нуждается в серьезнейшей перестройке. А то перестройки, «Ñ€ÐµÐºÐ¾Ð½ÑÑ‚рукции», данный литературный дискурс подвергнется беспощадной деконструкции.

Именно безжалостный деконструирующий поток я вижу в романе Баррингтона Бейли «Ð”Ð·ÐµÐ½-пушка». И, должен признать, что именно после этой книги для меня этот слабо известный автор становится в один ряд с блестательным Кейтом Лаумером, за спиной у которого (я разглядел) две потрясающие деконструкции в фантастическом «Ð³ÐµÑ‚Ñ‚Ð¾». А именно «Ð¿Ñ€Ð¸Ð¾ÑÑ‚Ð°Ð½Ð¾Ð²ÐºÐ¸» хронооперы через «Ð‘ÐµÑ€ÐµÐ³ динозавров» (1971) и фантастики о Вторжении и/или Контакте при помощи «Ð”Ð¾Ð¼Ð° в ноябре» (1969). «Ð”зен-пушка» же от 1982 года — выстрел по попсовому примитиву «Ð·Ð²ÐµÐ·Ð´Ð½Ð¾-войнушным» повествованиям, кульминацией которых стала как раз до сих пор, к сожалению, живая сага (уже не) Лукаса. Бесконечные, притом однообразные империи, «Ð°Ð½Ñ‚ропоидный фашизм», слепой перенос и глупая экстраполяция земных политий на космические реалии, отсутствие хоть сколько-нибудь «Ñ‚вердых» научно-фантастических фундаментов, предсказуемая и глупая жвачка вместро умного драйва в сюжете... Перечислять можно еще долго. Так или иначе Бейли попал точно в мишень и не даром получил от крестного отца не-мейнстримной фантастики, Майкла Муркока, клеймо «ÑÐ°Ð¼Ð¾Ð³Ð¾ оригинального научного-фантастического фантаста своего поколения».

В чем заключен успех деконструкции, предпринятой Баррингтоном? Первое, конечно, это калейдоскоп идей. Столько фантастических допущений, столько ярких описаний, столько ... всего! И все это — в одной маленькой книжке, которую я прочел за полтора вечера. Собственная физическая теория, диалектически переворачивающая гравитацию в надвселенские силы отталкивания, на которых строятся представления о специфической мультивселенной и около-варповских сверхсветовых перемещениях. Огромное разнообразие миров, рас и мировоззрений в одной, опять же, небольшой книжечке, которая дает фору целой многодесятилетней киносаге. Тут и роботы-забастовщики (привет робо-мятежникам из приквела про Хана Соло), и блуждающие земные города (привет хроникам о хищных городах) в виде огромного историко-социологического эксперимента, и умные животные (отлично усовершенствованная отсылка на Дэвида Брина), дети, которых готовят к войнам и уничтожениям целых планент (мимолетный эпизод про артиллериста имперского флота, учившегося на автоматах убивать, и в итоге погубившего зазря целый мир — прям таки и лезет в голову картина разросшегося вокруг маленькой детальки «Ð”Ð·ÐµÐ½-пушки» книжный цикл про игры Эндера), искусственные разломы в многомерно-иные миры («Ñ‚вердо-научно» модифицированная до легендарной «Ð›ÐµÑÑ‚Ð½Ð¸Ñ†Ñ‹ Шильда» и столь же гениально сложной «Ð”Ð¸Ð°ÑÐ¿Ð¾Ñ€Ñ‹») и т. д., и т. п. Фантазия, воображение, да и знание специфики и пестроты жанра в тогдашнем его состоянии — браво.

Второе — структурированность идей. Бейли не просто вслепую стреляет мыслеформами, а собирает фрактальные множества идей, описаний и действий в единый мир и колею сюжета в нем. Созданная писателем человеческая империя — отлично продуманная и доведенная, скажем так, до логического конкретного конца из голой абстракции образ и стереотип «Ð³Ð°Ð»Ð°ÐºÑ‚Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ¾Ð¹ империи человечества». Демократические вседозволенности, чрезмерное сибаритство в столичных мирах, демографический кризис, ранговая структура, дань в виде популяций талантов и гениев — браво. Создание нескольких линий повествования и их состыковка в единый сюжет с неплохим раскрытием сути макгаффина, способного одним нажатием уничтожить господские иерархии любой империи. Кстати, именно возможное появление в сверхдалеком будущем подобных квантового размера «Ð·Ð²ÐµÐ·Ð´ смерти» подписывает действительно смертный приговор любым звездным империям на онтологическом уровне.

Ну и третье, разумеется, сатира, юмор, ирония и откровенный стеб над космооперами той поры. Начало «Ð”Ð·ÐµÐ½-пушки» в этом разрезе — просто комедия дель арте посреди космоса. 21-летний адмирал, командующий армией деликатных карликовых слонов и слишком агрессивных свиней, который боится выдать врагу отсутствие личного состава (из людей) врагу (где отсутствие л/с — лишь частный случай кризиса империи, которой люди уже и не хотят управлять) и требует от пораженного мира налог в виде нескольких тысяч ученых, людей искусства и прочих творческих персонажей, измеренным по специальным шкалам. Это великолепный и невероятно комичный старт. Комедийных сцен в принципе достаточно разбросано по роману.

Именно эти три слона Бейли создали серьезный кумулятивный разрушительный эффект деконструкции космооперы. На всех возможных уровнях. Возможно, герои у Бейли послабее и более функции, чем у того же коллеги по постмодренистско-Ñ„Ð°Ð½Ñ‚Ð°ÑÑ‚Ð¸Ñ‡ÐµÑ ÐºÐ¾Ð¼Ñƒ ремеслу, Кейта Лаумера. Или у других британских «Ð½Ð¾Ð²Ð¾Ð²Ð¾Ð»Ð½Ð¾Ð²Ñ‹Ñ…» авторов — Муркока, Балларда, Браннера... Возможно. Возможно, что и некоторые линии и повороты сюжета были слишком быстро разрешены. Все так. Но не будем забывать, что перед нами — беллетристика. И Баррингтон Бейли, на мой взгляд, сделал все возможное, чтобы выйти за ее дискурсивные лимиты и цензы. Но, как замечали Маркс, Энгельс и Ленин, исторически конкретной, на наличном базисе, революции сложно решить задачи, требующие уже других производительных сил. Бейли, поэтому, работает с тем, что есть, и производит единственно возможный вариант развития событий — разрушает до основания космооперу, но не трогает базиса сложившегося беллетристического дискурса (разрушение дискурса дискурсов, в котором заточена (или уже нет?) фантастическая литература, словно фэнтезийная дева из пошлых сказок, дело гораздо более трудное, чем частного жанра из жанровного созвездия). За его пределы вырвутся уже другие. Не пост-, но метамодернисты вроде Джона Скальци в «ÐšÑ€Ð°ÑÐ½Ð¾Ñ€ÑƒÐ±Ð°ÑˆÐµÑ‡Ð½Ð¸ÐºÐ°Ñ…». Последний, кстати, пример того, что точки можно и нужно превращать в точки с запятой. В принципе, именно это получилось у другого гения умного сай-фая — конечно же, Иэна Бэнкса, с его виртуозной «ÐšÑƒÐ»ÑŒÑ‚ÑƒÑ€Ð¾Ð¹», которая походит на свою менее удачную сестрицу из этого самого романа Бейли. Другое дело, что Бэнкс еще в 70-ых начал писать «Ð’ыбор оружия», как замечал FixedGrin. А, значит, поминки дряхлой и попсовой мумии космоопер могли случиться гораздо раньше. Просто у Бейли вышло со смехом, но без света софитов. У Бэнкса же... Что и объяснять. Гениально. Это не деконструкция и даже не реконструкция. Это построение совершенно нового фундамента жанра, с которого мы еще нескоро сойдем.

Не буду терзать читателя своим любимым многословием.

Я давно обожаю творчество Лермонта. Наверное, больше всех из "золотого века" русской поэзии. Но именно о "Демоне" я вспомнил не так давно и совершенно случайно. Всего лишь полтора месяца назад. У вверенного мне класса выпусников две ученицы проводят урок по программе самоуправления. Как раз о поэме "Демон". Девчонки отлично справились, провели интерактив, разобрали все моменты классического анализа этого произведения. А потом предложили ученикам пофантазировать на тему, а каков все-таки основной посыл Лермонтова конкретно здесь. Что они увидели для себя.

Оправдывая себе тем, что надо "растормошить" ребят я сразу выдвинул собственную версию. Идею, не особо оригинальную, но пришедшую совершенно внезапно. Практически контингентно, ахах. Хотя на то были основания — очередной разрыв, очередные "сердечные сопли". Но версия все же понравилась прежде всего мне самому, да и детям. Поэтому оставляю ее и здесь.

"И Ангел строгими очами

На искусителя взглянул

И, радостно взмахнув крылами,

В сиянье неба потонул.

И проклял Демон побежденный

Мечты безумные свои,

И вновь остался он, надменный,

Один, как прежде, во вселенной

Без упованья и любви!.."

Поминая Булгакова с его гностическим романом "Мастер и Маргарита", где грани добра и зла крайне расплывчаты и не строго бинарно разделены, почему бы и в "Демоне" не углядеть то же? Тем более коль за окном у Лермонтова эпоха романтичного Просвещения. С ее восприятием павшего ангеля как положительного бунтаря с традиционным деспотичным господством. Почему бы не представить этого самого Демона как одного из павших в ходе войны Небес и Ада (вселенских размеров Гражданской войны) солдат, проклятого не самим своим выбором, но богом? Тем самым мстительным ветхозаветным божком, возмездие которого ужасно и отвратительно. И здесь этому Отцу Возмездия мало вечного изгнания давно раскаявшегося Демона. Он насылает на него любовь к существу, с которым он не сможет быть вместе. И как только Демон находится в шаге от жизни во взаимной любви с героиней поэмы, этот бог отнимает у протогониста недавно приобретенное счастье. Мстительный, отвратительный и ужасный поступок. Я так и вижу за "радостным взмахом крыльев" ангеля ехидную и довольную улыбку злого, вовсе не доброго божества, который причинил очердную боль и без того несчастному Демону.

Я не из тех, кто чурается и убегает от слишком сложных и зубодробительных книжек. Десяток смысловых пластов, друг с другом переплетенных, калейдоскоп отсылок и нелинейное повествование — почему бы и нет? В любой книге, что художественной, что научно-популярной, что чисто научной, что философской главное другое. Чтобы сама работа была интересной и ее хотелось дочитать до конца. Поэтому последние полгода, с жутким каждодневным графиком и регулярными падениями здорового духа, постоянными трудностями и нуждой в чтении практически и только не художественной литературы, мне хочется читать хоть изредка классную и добротную фантастику. И вот, я наткнулся на книжку крайне любопытного автора, практически все произведения которого записаны у меня в планах на прочтение. И как всегда повелся на сверхинтригующую аннотацию про мифический эпос с потаенными, жизнеутверждающими истинами, где животный и людской миры встречаются в сказочных таинствах для ответа на вопросы о бессмертии, вселенной жизни и остальном... И все оказалось совсем не так.

«ÐšÐ°: Дарр Дубраули в руинах Имра», к сожалению, если вы купились на Имя Автора и Крутую Аннотацию совсем не то, чем кажется. Более того, эта книга не шибко оригинальная и уникальная история, как бы смешно и пост(пост...)иронично подобное утверждение не звучало. Подобные баллады о смерти, любви, человеке и смысле мы с вами могли слышать множество раз. Даже не самые яростные любители листать книжные страницы знают подобного рода истории. Это очень важный вид повествования, возможно, самый важный из всех имеющихся. Другое дело, что пусть сюжет затаскан, как и скрытые за ним смыслы, но коль они важны, то должно подавать их в новой и интересной обертке. В этом должна быть цель не только постмодернистского, а вообще писателя. Так вот, Джон Краули с такой миссией не справляется. И поэтому на анималистический лад пересказывает отца постмодернизма (по некоторым интерпретациям его «Ð¿Ð°ÑÑ‹Ð½ÐºÐ¾Ð²»), а именно Фридриха Ницше и его «Ð¢Ð°Ðº говорил Заратустра».

Неужели только мне за бессмертной вороной привиделся известный литературный и философский герой, за эксклюзивное право обладания которым борются разные рода правых и левых? Странник, чужой среди своих, но вечно поучающий своих сородичей, притом не морализаторством, а прагматизмом. Природный сторонник жизни и адепт непринятия иллюзии послесмертья. Свидетель конца времен, эры Человека и эпохи живого Бога. Носитель мудрости, змеи, и храбрости, орла, который проходит евангелические сюжеты и испытания. Тот, кто вовремя жил и понял, когда ему умереть. Дарр Дубраули — вороний Заратустра, ницшеанская птица, которая сочиняет вечные истории и сознает, что живет в смертном и одиноком мире холодного космоса.

Это главная проблема «ÐšÐ°». Перенести Ницше в звериные шкуры, рассказать историю Вечного Жида в вороньей шкуре — это не гениальная новация, не блеск оригинального пера. Действительно интересные фрагменты сюжета, где Дарр Дубраули скитается вместе с Лисьей Шапкой по мирам мертвых, проходя через разные испытания, и многие другие приключения бессмертной вороны представляют собой не красочные строки с живой речью и хлесткими мыслями, а огромные абзацы авторского текста и пересказа одинокой вороны. По сути практически весь масштабный том Краули — это сплошная, натуральная диктовка Дарра выдуманному писателю этой книги. Последнему человеку, как бы его назвал Ницше. А может и сверхчеловеку — тут сложно сказать, все дело, как всегда, в дефинициях. Это огромный и грустный минус романа — он просто скучен и порой через целые страницы приходится буквально продираться вперед.

А ведь вопросы, обстоятельно поднимаемые в заключительной статье российского издательства, крайне животрепещущие. Как жить в мире постмодерна, где разрушена вся структура ценностей, весь аксиологический ряд? Во вселенной, где Бог умер. Как жить, если старые нарративы, истины и смыслы прошлого отжили свое, а ранее важные мифы и тексты потеряли свои контексты, стали не читаемыми? Ответ, упрощенный, явно требующий дополнения, звучит так — возлюбить саму жизнь, отказаться от иллюзии задних миров и райских (адских) теней, строить рай на земле, без надежд на потусторонние силы и полагаясь только на себя. Но эти ответы, в более поэтичной форме, уже дал нам Фридрих Ницше. А что Краули? Дополнил ли он как-то отца постмодернизма? Не шибко. Тот же имматериализм, требование оставить иллюзии жизни мертвых и отжившего себя прошлого. Без всяких дополнений и в абсолютно не новых формах.

Стоит ли поэтому читать «ÐšÐ°»? Некоторые отрывки и страницы читаются очень живо и с интересом. Особенно в начале, где главным человеческим персонажем является Лисья Шапка, и примерно в середине, где появляется бунтующий монах. А также история кружения от одних лиц к другим, из одного мифа в другой Самой драгоценной вещи. Которая есть Ничто. Ничто, делающая тебя бессмертным. И здесь этот мертвый, ницшеанский бог! Калька, калька Заратустры, пусть и не самая дурная.

«ÐŸÑƒÑ‚ÑŒ Прилива» Майкла Суэнвика — это не самый удачно выстроенный, но манифест. Джихад против стабильности, закоснелости, штампов и Бытия. Это, по сути, фантастическая ода Становлению и свободе, революционный в разных значениях гимн, но не без своих нот невпопад.

Своей структурой, и сюжетом, и иными гранями роман прямо-таки кричит «Ñ против!». Майкл Суэнвик тут явный контркультурщик, дитя, выросшее во взрываемой идеями, противоречиями и кризисах всех возможных сфер Америки. Хотя бы взять ту прекрасную, местами просто замечательно нарисованную, психоделическую атмосферу. Некоторые эпизоды магии, которая, по большей части (но не всегда!) наркотическое опьянение мозга или хорошо подстроенные фокусы, или все это сразу, заставляют читателя и впрямь удивиться, увидеть в образованном сюрреализме красоту и воскликнуть от непонимания «Ð´Ð° что ж это такое!». Таких сюжетных ходов в книге несколько и все они максимально ставили меня в полное отсутствие ясности событий и приводили к восхищению. Так что внедрение психоделической революции (которая, на самом-то деле, была инструментом подавления настроений решительной и леворадикальной молодежи в Америке, но об этом не здесь!) в литературное пространство у Суэнвика вышло на ура. Но что ж там такое с демонстративными «Ñ против!»?

Каюсь, не успел пока прочитать статью Майкла «ÐŸÐ¾ÑÑ‚Ð¼Ð¾Ð´ÐµÑ€Ð½Ð¸Ð·Ð¼ в фантастике». Но видел споры по ее поводу, мол, не так понимает писатель «Ð¿Ð¾ÑÑ‚модернизм», а потом выясняется, что имел он в виду только «Ð¿Ð¾ÑÑ‚Ð¼Ð¾Ð´ÐµÑ€Ð½Ð¸Ð·Ð¼ фантастический», то есть идущий после «Ñ„Ð°Ð½Ñ‚Ð°ÑÑ‚Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ¾Ð³Ð¾ модерна», не включенный в парадигму общепринятого понимания постмодерна... В общем, поняли вы, о чем я! Так вот, хоть статью еще не успел прочесть, но зато читывал «Ð¢Ð°Ð½Ñ†Ñ‹ с медведями» автора и не только. И, скажите, чем вам не стандартный и общепринятый смысл постмодернизма? Как минимум деконструкция литературных (и кинематографических) штампов и, простите, «Ð¼ÐµÐ¼Ð¾Ð²-пугалок» там хоть отбавляй. И это не считая черного юмора, иронии, пародия пародии, некоторые игры с читателем имеются. Так что Суэнвик порой постмодернист не только с фантастической спецификой, но и постмодернист вообще (правда, больше в нем уже метамодерна, но не об этом здесь!). В «ÐŸÑƒÑ‚и Прилива» постмодернизм вообще виден в форме повествования — роман делится на небольшие, не совсем самостоятельные, но и не на зависимые пазлы. Также ощущение паранойи, психоделические штучки, детали магического реализма, момент наличия безумной Системы и сродные штрихи напоминают о литературном, а не только фантастическом послесовременном жанре. Даже если такие черты романа не делают его полноценным постмодернизмом вообще, то как минимум добавляют «Ñ против!». Подобными штрихами, в особенности разрубленным цельным повествованием, как ни странно, довольно пустыми героями (хотя, даже если таков замысел, для меня это один из минусов книги), слабые объяснения фантастического фона, пессимизмом по поводу прогресса и фантастических черт будущего (грустный, межпланетный и бюрократический «Ð‘ÐµÐ³ÑƒÑ‰Ð¸Ð¹ по лезвию»), Майкл Суэнвик восстает против классической архитектоники научной фантастики.

Другое «Ñ против», на мой взгляд, более важное и достойное внимание. И заключен он уже более в содержании, а не в форме, и тут уж, простите, будет борьба интерпретаций. Как по Ницше, как в постмодернизме вообще. Это совокупность различных посылов против разных закоснелых консервативностей и статики. Даже само название романа как бы намекает, что все оттенки «Ñ против!» сплетаются в единый крик: вперед, напролом, сломим старое, мертвенное, стальное и недвижное. Прежде всего тут важна фигура чиновника. Главного героя, настоящее имя которого мы слышим только пару-тройку раз, так и не успев его запомнить никак иначе «Ñ‡Ð¸Ð½Ð¾Ð²Ð½Ð¸ÐºÐ°». Посланный прогрессивными орбитальной цивилизацией людей сравнительно далеко будущего, раскинутой на несколько планетарных систем для поиска выдающегося в магии, неотличимой от фокусов и наоборот, а также в харизме и научных познаниях злодея. Ведь у последнего в руках есть запрещенная технология, с которой далеко не все так просто (кстати, обыгрывание имеется сюжета, созданного вокруг макгаффина). В этом чиновнике виден довольно серый, скучный, незамысловатый бюрократик средних лет, чья горячая молодость, которая на деле лишь слегка теплая, давно прошла. Он винтик огромной, на самом деле нелогичной и глупой, запутанной Системы. Прямо по Кафке с Оруэллом. Что-то по типу «Ð’ечности» азимовской, только без машины времени. Всеобщая цензура, запрет социального и технологического развития, вездесущий контроль, по итогу дающий скучные, угрюмые и несчастные, мелкие жизни — вот один из оттенков «Ñ против!». В другом, развивая высказанный, можно углядеть трансгуманистскую тоску по вечной, непрекращающейся эволюции своей самости. То бишь по Технологической Сингулярности и, возможно, Социальной и Биотехнологической, кои в этой книжной вселенной были в свое время жестоко пресечены. И тут слышится яростные слова «Ð¿Ñ€Ð¾Ñ‚Ð¸Ð²!». Сюда же вплетается апологетика и природной воли, грядущего Прилива, силы и красоты естественного порядка, который не есть тоталитарная Система. В конце романа главный злодей показывает еще один контекст «Ñ против!». А именно против Судьбы и врожденного предначертания. Грегорьян пытается бороться с генным и вообще Фатумом, и (спойлер!) весь роман, по сути, весь сюжет — лишь одинокая борьба одинокого и поломанного человека со своим якобы предрешенным будущим. Но Майкл Суэнвик, как и любой достойный и великий писатель-фантаст (да и вообще писатель), еще и против такой вещи, как серость будней, скука бытия и бледные мечты. Воображайте красками и великое, до чего никогда не доберетесь вы сами, но кто-то после вас — возможно! Этот жизнерадостный крик, уже без негативного «Ð¿Ñ€Ð¾Ñ‚Ð¸Ð²», но с положительным «Ð·Ð°!!!» слышится отчетливее всего до самого финала «ÐŸÑƒÑ‚Ð¸ Прилива». Мечтайте, вершите абсурд и неожиданности для самого себя, создавайте приключения себе, ищите подлинную любовь и неподдельный интерес, не бойтесь терять лишнее и не оставляйте самое ценное — вот она, самая настоящая, почти что как от Клиффорда Саймака, воля к лучшей, красивой и фантастической жизни здесь и сейчас, до самого последнего завтра.

Тем не менее, несмотря на подобную глубину, порой очень качественные писательские решения, «ÐŸÑƒÑ‚ÑŒ Прилива» отличается довольно блеклыми персонажами. Да, диалоги между ними бывают на высоте, прошлое многих из них показано довольно детально, но герои все равно кажутся не до конца оживленными. А пусть и интересный, но сюжетный финт с главным злодеем, развернувшийся в самом конце, как-то измельчил и этого самого злодея и всю остроту сюжета. Также жаль пропуски в обрисовке фантастического пейзажа — особенно Дворца Загадок. И, самое главное, отсутствие некоторой атмосферности, что ли, какого-то зерна, которое в итоге прорастает в книжный экстаз и взрыв эмоций. Как у Саймака или того же Суэнвика в других книгах. Чего-то тут не хватает и порой слишком много против, против, против, деконструкций... Верните модернистскую чувственность! Ничего, в «Ð¢Ð°Ð½Ñ†Ð°Ñ… медведей» будет оной в самый раз. А пока не пропустите красивой, пусть и не идеальной песни Становления и Свободного Пути от одного из лучших фантастов современности.