Чего не отнять у Бунина, это умения сказать о человеке вроде бы просто и объективно, но при этом так, что создаётся впечатление, что он обгадил своего знакомого с ног до головы. Но, стоит задуматься над написанным и открывается совсем иная картина. Бунин утверждает, что никогда не был дружен с Горьким, что это Горький навязывался со своей дружбой. Однако, не Горький ездил к Бунину на Капри и подолгу жил у него, а Бунин к Горькому. И первые прозаический книги Бунину выпускал Горький в издательстве "Знание", которое в ту пору платило вдвое больше любого другого издательства. А Бунин, так и быть, соглашался публиковаться за большие деньги. Зато после семнадцатого года Бунин с Горьким резко раздружился и начал говорить о нём гадости, не брезгуя и прямыми сплетнями. Честно говоря, уважения к нобелевскому лауреату эти воспоминания не добавляют.

Забавный рассказик, высмеивающий чинуш от образования, любителей исполнять свои экзекуторские обязанности механически-равнодушно. Так этот рассказ воспринимается сегодня, а если учесть перегибы ювенальной юстиции, то он и вовсе кажется устаревшим. Но Куприн не так прост, чтобы писать забавные рассказики. Взгляните на время написания рассказа: 1907 год. Задушена первая русская революция, по всей стране ширятся репрессии против инакомыслящих. Именно в это время в официальных кругах популярен лозунг, вновь воспрявший в наши дни: «Ð’озмездие за совершённое преступление должно совершаться с механической неотвратимостью». И ведь ничего не скажешь, всё так и есть, но писатель показывает, как бездушный исполнитель умеет извратить всякое начинание. Ох, непрост этот забавный рассказик! Читайте, читайте внимательно, и если попадёт в ваши руки хоть малая толика власти, берегитесь, чтобы не высечь себя самого.

"Эта штучка сильней чем Фауст Гёте, любов побеждает смерть", — написал на полях горьковской поэмы товарищ Сталин. Не возьмусь сравнивать "Девушку и Смерть" с "Фаустом", но поэма несомненно хороша. Несколько уровней восприятия, замечательные вставные истории, строки давно ставшие афоризмами. По счастью, поэма исключена из школьной программы ещё в бержневские времена, и с тех пор её можно любить бескорыстно, не оглядываясь на методички ГОРОНО. А для меня главное достоинство поэмы в том, что её можно читать наизусть детям, даже самые откровенные куски, и дети понимают чисто и правильно. Ни разу не видел, чтобы кто-то из детей лыбился во время чтения.

Если любишь, здесь не до царей,

Некогда беседовать с царями.

Вот ведь какое дело: никогда этой поэмы не учил (а перед нами небольшая, но всё же поэма), но почему-то помню наизусть, до последней строчки. Умел всё-таки Твардовский написать так, что слова его врезались в память и оставались там, как на камне высеченные. "Эй, ты, кто там ходит лугом? Кто велел топтать покос? И сплеча на всю округу, и поехал, и понёс". И ведь, по совести говоря, печник изматерил Ильича за дело, заливные луга топтать не след.

Немало строк из этой поэмы цитируется мною по самым разным поводам, и по всему выходит, что произведению надо ставить десятку. Но всё же, я решил снизить балл из-за того, что это одно, если не самое главное, из тех произведений, что, выполняя политический заказ новой власти, создавали сусальный образ вождя. "Да у Ленина за чаем засиделся, говорит", -- отлично сказано, если бы ещё и по сути верно...

Ура! Это уже третий (из 21 прочитанного) рассказ сборника "Тёмные аллеи", в котором нет полового акта. Потому и оценка выставлена повыше, хотя признаки графомании налицо и тут. Смотрите сами, вот цитата: "В узкое с железной решеткой окно слева от меня светит желтоватый вечерний свет, спокойный и будто тоже старинный, задумчивый, а впереди, в сводчатой и приземистой глубине церкви, уже сумрачно, только мерцает золото кованных с чудесной древней грубостью риз на образах алтарной стены..." -- неплохо написано, верно? Но это никак не прямая речь, ни один человек, в каком бы подпитии он ни был, так не скажет. А Бунин вкладывает этот пассаж в уста своего рассказчика. И доктор всё время выражается так цветисто и ненатурально. А поскольку рассказ почти нацело состоит из докторского монолога, то и весь текст оказывается нежизненным, искусственно сфабрикованным.

Непосредственно сюжету предшествует долгий зачин, написанный исключительно для того, чтобы сказать гадость о Валерии Брюсове. Брюсов к тому времени давно умер, и гадость о нём можно было говорить, не опасаясь получить по физиономии. Оставим это на совести Ивана Бунина, поглядим, какими ещё гадостями отметился в этом рассказе нобелевский лауреат. Переходим непосредственно к сюжету. Рассказчик видит на улице прелестную девушку и начинает идти за ней. Девушка заходит в церковь, где опускается на колени и молится со слезами на глазах. Вот её описание: "тонкая талия, лира зада..." -- я законченный безбожник, в церкви для меня нет святого, за единственным исключением: когда человек, женщина, искренне, непритворно молится. Разглядывать в эту минуту её задницу кажется мне кощунством. А Бунин на такие мелочи внимания не обращает. В этом же рассказе я впервые встретил у Бунина неприкрытый мат, причём ничем не обоснованный, употреблённый просто так, ради мелкого эпатажа. Мол, смотрите, какие я слова знаю! Я тоже знаю эти слова, но ведь не употребляю, даже по отношению к прозе Бунина, хотя порой очень хочется.

Рассказ же заканчивается ничем. Доктор вновь встретил девушку, на этот раз в плавучем ресторане, отбил её у какого-то неприятного типа, проводил до дома, но в постель затаскивать не стал, распрощался и ушёл, за что я благодарен автору.

Может быть оценка моя неоправданно высока, но то, что автор посмел в конце пятидесятых годов написать, что попавшие в огненную ловушку исследователи земных недр погибли... это было неожиданно и по большому счёту правдиво. За такое девятки не жаль.

Славная сказка и замечательная лягушка. Так или иначе, но она совершила чудесное воздушное путешествие. А ещё говорят, что рождённый ползать летать не может. Если очень захочется, то сможет. Лягушка-путешественница в том порукой.

Статистика -- скучная муза, но Иван Алексеич увлечён своим делом и умудряется в нужное, но однообразное дело вдохнуть подобие жизни. При этом он не замечает, что сухая цифирь его работы давно иссушила его самого, превратив ещё молодого тридцатилетнего человека в старика, не в плане физическом, но в плане душевном. Антон Павлович Чехов умел живописать такого рода парадоксы, недаром он считается мастером психологической прозы. При всём при том, Иван Огнёв остаётся честным человеком, он не воспользовался ситуацией, не стал срывать лёгкие цветы удовольствий, как непременно поступил бы герой Бунина. Не умея полюбить или хотя бы ответить на любовь, он сумел уйти, вернуться в свою скучную меблированную жизнь. Спасибо ему и за это.

Печальный, но чистый рассказ.

Насколько хорош текст Кистяковского, настолько же скучен и нуден текст, предоставленный Биндеманом и Майзельсом. Вот и спрашивается, что на самом деле написал Амос Тутуола? Вроде бы изгибы немудрящего сюжета одни и те же, но в первом случае получаешь несказанное удовольствие, а во втором рот раздирает от зевоты. Вот потому переводные вещи я и не оцениваю. Кистяковскому надо ставить десятку, а Биндеману и Майзельсу, в лучшем случае, троечку. А что в такой ситуации ставить Тутуоле?

Плохонький рассказ средненького автора. Непонятно, за что ему так повезло в русских переводах (хотя и Брускин, и Жуков -- отличные переводчики). Во всяком случае, в полемику с ним вступил Иван Антонович Ефремов, написавший в пику Лейнстеру повесть «Ð¡ÐµÑ€Ð´Ñ†Ðµ змеи». В неявном виде полемика есть и у Кира Булычёва, и у некоторых других отечественных фантастов. Так что, знать этот рассказ необходимо, но читать его скучновато, а уж перечитывать и вовсе не стоит.

Двадцать шесть человек до меня выставили оценки этому рассказу, но никто не написал отзыва. Причина проста: о чём писать? Вот сюжет рассказа:

Как видим, сюжета ровно на две странички, к тому же, сюжет оборванный, не несущий никакой сверхидеи. Не считать же за таковую рассуждения о том, что книгохранилища должны быть закрыты для читателей. Спрашивается, на что Александр Шаров потратил ещё 15 страниц? А там подробнейшее и не дающее никакой полезной информации описание каждого из «Ð¸ÑÑÐ»ÐµÐ´Ð¾Ð²Ð°Ñ‚ÐµÐ»ÐµÐ¹», а также пункта приёма вторсырья и лаборатории института. Описания витиеватые, обстоятельные. Перед нами, по меткому определению Евгения Лукина, типичное «Ð¾Ð¶Ð¸Ñ€ÐµÐ½Ð¸Ðµ текста». Всё очень красиво, но совершенно не нужно. За словами теряется смысл, до и был ли он?..

Разумеется, дочитать это до конца я был не в состоянии и потому оценки не выставляю. Но прочёл достаточно много, чтобы написать отзыв.

Роман (и, видимо, весь цикл) представляет собой непритязательный боевичок, написанный вялым суконным языком. Любовные сцены (у инопланетян) отличает привычная для такого рода произведений пошлость, несчастная любовь землянина введена исключительно для оживляжа и никак на галактические разборки не влияет. Боевые сцены описываются долго, нудно и скучно. Если верить автору, то всё происходит «Ð¼Ð³Ð½Ð¾Ð²ÐµÐ½Ð½Ð¾» и «Ð½ÐµÐ¼ÐµÐ´Ð»ÐµÐ½Ð½Ð¾», в крайнем случае, «Ð² ту же секунду», но читатель в течение этой «ÑÐµÐºÑƒÐ½Ð´Ñ‹» может сто раз уснуть.

Я долго думал, какой кусочек текста выбрать для подробного разбора, и решил остановиться на том, который вынесен на задник обложки в качестве рекламы. В конце концов, это должен быть самый лучший отрывок. «ÐžÐ´Ð½Ð° из машин охраны, куда упёрся один из лучей, мгновенно взорвалась. такая же участь постигла и одно из сооружений». Три раза «Ð¾Ð´Ð¸Ð½» на одной строке. Не многовато будет? А ведь в рекламном отрывке ещё повторы есть, и немало.

И, наконец, несмотря на то, что в руках у меня не самиздатовский файлик, а толстенный том, изданный «Ð›ÐµÐ½Ð¸Ð½Ð³Ñ€Ð°Ð´ÑÐºÐ¸Ð¼ издательством», в тексте видим путаницу с написанием частиц не/ни и неверное употребление глагола «Ð¾Ð´ÐµÑ‚ÑŒ» (лейтенант одевает погоны, интересно, во что?). Более верного признака графомании сыскать невозможно.

Эх, если бы не концовка, с каким восторгом я выставил бы этой повести заслуженную десятку. Но под конец автор вспомнил, что вещь-то заказная, требуется писать о добыче торфа в СССР. Добыча торфа дело, конечно, полезное, но она, всё же, совершенно не согласуется с чудесным солнечным сюжетом. И всё же, тоненькая книжечка из серии "Школьная библиотека" стоит на полке наравне с толстыми умными сочинениями, и достаю я её оттуда чаще других.

Если рассказ, прочитанный сорок пять лет назад, запомнился до того, что я и сегодня могу цитировать строки из него, то меньше десятки он не заслуживает. К тому же, и не устарел он за эти десятилетия ни капли.

Очень жаль, что Лилиана Розанова так рано ушла из жизни и так мало успела написать.

А ведь по сути дела, рассказ реалистический. Фантастики нет ну ни сколечко, хотя любители хоррора, особенно кровавого трэша, могут и не согласиться с таким выводом. В любом случае, крайне депрессивное произведение.

Антология фантастического микрорассказа в нашей реальности ещё очень редкое явление и должно всячески приветствоваться. И хотя большинство рассказов литературными достоинствами не блещет, оценка сборнику выставлена высокая, ориентируясь не на среднее арифметическое, а на лучшие образцы.

Прекрасна идея сделать сборник перевёртышем, причём сформатированным в виде гребёнки, так чтобы «Ñ‚ёмные» и «ÑÐ²ÐµÑ‚Ð»Ñ‹Ðµ» рассказы взаимопроникали друг в друга. Хороша и мысль «Ñ‚ёмные» рассказы печатать на затемнённых страницах. К сожалению, как всегда, благие намерения разбились о прозу жизни: в типографии книгу испортили, так что вместо чёрно-белой она получилась грязной. А ведь оценка книги включает не только её содержание, но и внешний вид.

Но в любом случае, я рад выходу этой книги и поздравляю счастливчиков, сумевших её приобрести.

Для меня эта коротенькая, лишённая сюжета, юмореска оказалась разобрана на цитаты: "Проезжая мимо вашей станции, у меня слетела шляпа", "В размышлении чего бы покушать...", и, конечно, "Жри, что дают". Думается, это достаточная причина, чтобы выставить рассказу высшую оценку.

Замечательное в своём роде произведение. Великий русский писатель учит наших детей: Впёрся без разрешения в чужой дом -- ломай, громи, порть! -- но не забудь вовремя унести ноги, и тогда -- не пойман, не вор. А кто-то ещё удивляется, почему у нас в стране худо с нравственностью. Да на таких примерах только бандитов и растить.

Фантастическое стихотворение, исполненное сарказма и чисто пушкинской усмешки. Первое стихотворение Пушкина, которое я выучил наизусть. Сам нашёл его в сборнике «Ð Ð¾Ð´Ð½Ñ‹Ðµ поэты», сам прочёл, хотя читал ещё неважно, и с первого раза запомнил наизусть. С тех пор я выучил немало пушкинских стихов, но это, как первая любовь -- на всю жизнь.

Кабы одна проблема, так ведь Феликс Кривин, как это умеет только он, в десяти строках поднимает десять проблем. Это и половая тряпка с подмоченной репутацией, из-за которой настоящих специалистов не допускают к работе. Тут и неспособность кристальной чистоты справиться с грязной работой. Но главное, всё же, зачем нужен этот Ломаный Грош?

В данном случае, краткость сестра уже не таланта, а гения.

Будь ты трижды великим писателем, невозможно одинаково гениально писать всё. Юмор не являлся сильной стороной Фёдора Михайловича, и в результате, «ÐŸÐ°ÑÑÐ°Ð¶ в пассаже» получился в значительной степени натужным. Конечно, необходимо знать и эту сторону творчества Достоевского, но рекомендовать рассказ для непременного и внеочередного прочтения -- не стоит.

Даже не верится, что это тот самый Фомичёв, что написал беспомощный рассказ «Ð”Ð¾Ð¼ престарелых». Конечно, при внимательном прочтении и здесь чувствуется некоторая сконструированность идеи, но то, как это сделано -- выше всех похвал. Противостояние одиночки и системы, игра в воров и полицейских для литературы очень не нова, но редко бывает, чтобы симпатии читателя были с обеих сторон разом. Обычно автор показывает, кто «Ð½Ð°Ñˆ», за кого следует болеть, и тем снижает накал действия. В повести Сергея Фомичёва деления на «Ð±ÐµÐ»Ð¾ÐºÑƒÑ€Ñ‹Ñ… друзей и рыжих врагов» нет. Пока читаешь главу, посвящённую «ÐŸÐ¸Ñ€Ð°Ð¼Ð¸Ð´Ðµ», симпатизируешь Герку, когда переходишь к другим главам, начинаешь сопереживать Дмитрию. В результате, провальных, скучных глав попросту нет. Правда, перед автором встаёт почти невыполнимая задача: рано или поздно повесть должна закончиться... как, на какой ноте? Кто-то может сказать, что автор в данном случае воспользовался беспроигрышным приёмом, выкатив из кустов рояль. Но это не так. Рояля нет, есть, скорее, то самое ружьё, что висит на стене в первом акте. Появлялось это ружьишко и потом, и, когда, наконец, выпалило, перепутать его с роялем стало невозможно. Да, концовка тоже отчасти искусственная, но ведь как сделано! И, если не препарировать повесть, а просто читать, получаешь массу удовольствия.

PS. На всякий случай, вдруг автор читает отзывы... Думается, повесть ещё будет переиздаваться, в таком случае следует исправить ошибку: водород получают не из гидрата лития, а из гидрида.

Не верю я в подобный контакт. Надумано всё до последней строчки. Ну хорошо, Ядовитый Мальчик -- инопланетянин, кто их, зелёных знает, что у них на уме. Но Никон откуда взялся, недоумок хренов? Такому не по космосу летать, а висеть где-нибудь вниз головой, в надежде, что от этого в голове прибавится.

По поводу стиля: Рассказ короткий, но заболтан до чрезвычайности. Прям удивительно.

Безнадёжно устаревший рассказ. Кое в чём он устарел ещё прежде, чем был написан. Всё-таки, в 1962 году методы промышленного шпионажа были достаточно развиты, чтобы руководителю крупной фирмы не приходилось лично проникать в лабораторию конкурента и прятаться там в шкафу. Идея о моделировании мозга умершего гения -- кому она сейчас интересна, если, конечно, не описана на уровне Стругацких («Ð¡Ð²ÐµÑ‡Ð¸ перед пультом»)? И куцая мораль, что не деньги решают всё... А чего ради, спрашивается, работает фирма «ÐŸÑ€Ð°Ñ‚Ñ‚», зачем загружает заданиями механического гения? Задачи-то они решают чисто практические: реле с повышенным сроком службы...

Всё-таки, ранние рассказы Силверберга страдают одной и той же болезнью... Высасывается из пальца некая неестественная проблема, следом придумывается столь же искусственное решение этой проблемы, и всё выдаётся на гора в виде рассказа. Разбирать ляпы и несостыковки этого произведения попросту не хочется. Единственное достоинство -- общий гуманизм автора. Спасибо и на этом.

Не очень хорошо написанный рассказ, вызывающий ассоциации со множеством произведений, в первую очередь с "Островом доктора Моро" Уэллса и "Патентом АВ" Лагина. И всё же, есть в этом позабытом рассказе нечто, ради чего его стоит вспомнить. В середине семидесятых годов только начались массовые операции по пересадке чужих органов, и Аскольд Шейкин, был одним из первых, если не первым, кто заговорил о том, что в скором времени может начаться криминальная торговля человеческими органами. И тут он оказался пророком.

Более того, автор не только предупредил об опасности криминализации медицины, но и указал путь борьбы с этим явлением: клонирование, искусственное выращивание человеческих органов, на которые организм реципиента не будет давать имунной реакции. Эта проблема сейчас стоит остро, как никогда, а впервые она была сформулирована в позабытом рассказе Аскольда Шейкина.

Казалось бы, что за чтение -- автореферат докторской диссертации? Но в данном случае читать диссертацию не менее увлекательно, чем публицистику Вячеслава Рыбакова. Нравственные императивы, которые ограничивали каждый шаг китайского бюрократа... если не желаешь потерять кормную должность -- изволь быть примером для окружающих. И, хочешь -- не хочешь возникают параллели с нашей действительностью. После прочтения реферата, Китай периода Тан стал много ближе, а его бюрократия -- словно мать родная.

Фантастика это искусство странного. И в этом плане повесть Галиной предельно фантастична. Мы пытаемся обозвать происходящее постапокалиптикой, но на самом деле нет никакой уверенности, что в прошлом была какая-то катастрофа. Мы не знаем, -- голоса и сияющие видения -- это наше будущее, параллельная жизнь или вторжение чужих. Читатель оказывается полностью слит с героем и столь же беспомощен, как и он. Кто хочет ясности, может не читать эту повесть. Мир существует не для людей, он существует сам по себе, -- говорит нам автор, -- и не его, мира, вина, что мы не умеем в нём разобраться. Бороться с миром, всё равно, что пытаться побить самого себя; его надо принять или погибнуть. Отец Лазарь погиб в борьбе против собственного мира. Судьба Люка осталась неведомой, как и судьба мира. Наверное, так и должно быть, ведь недаром фантастика это искусство странного.

Вот и ещё один из рассказов Юрия Никитина, не принадлежащий к числу ранних. Следует отметить заметный рост автора: если прежде в описаниях лабораторий фигурировали осциллографы и рН-метры, то теперь ЭВМ, вибростенды и центрифуги. Мне, скромному биохимику тяжело понять, как это богатство может помочь в изучении метастабильности живых организмов.

Несколько слов о сюжете. Группа учёных изучает принципиальную возможность превращения живого существа в камень (??). Занимается она этим шесть лет и наконец находит подтверждение своей гипотезе в Библии (жена Лота), в греческих мифах (Горгона Медуза) в нартском эпосе и т.д. Мне кажется, для этого не нужно шести лет, достаточно шести минут и «ÐœÐ¸Ñ„Ð¾Ð»Ð¾Ð³Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ¸Ð¹ словарь» в помощь. Построение сюжета идёт по самому примитивному пути из всех возможных. Года два назад, ещё не читавши рассказ Никитина, я рассматривал этот путь:

Персонаж А: Я полагаю, что в природе возможно явление разъэтакое!

Персонаж Б: Это можно было бы доказать, если бы мы обнаружили штуку вот-такущую.

Персонаж В: Ой, а что это там такое?

Персонаж А: Да ведь это штука вот-такущая!

Все хором: Ух ты!

Вот на уровне этого самого «Ð£Ñ… ты!» и написан рассказ Никитина. Возможно, автор хотел написать рассказ о человеческой подлости или, паче того, о любви, но о любви там ни слова, да и подлость заслонена центрифугами и долгими беседами о мифологии.

И, наконец, о языке. Первая же строчка рассказа радует нас высокохудожественным сравнением: «Ñ‡Ñ‘рные волосы цвета воронова крыла». С этим утверждением не поспоришь; рыжие волосы цвета воронова крыла не бывают. Весь дальнейший текст изукрашен подобными перлами. Ей-богу, пока Никитина редактировали, он выглядел пристойней.

Убивать надо таких переводчиков. По немногим, случайно прорвавшимся чёрточкам, по сравнению с другими рассказами Шекли, можно предположить, что рассказ ориентирован на глубочайшее знание контекста. У нас этого знания нет. Но это полбеды. Беда, что этого знания нет и у переводчиков. Слова они произносят, смысл ускользает. В результате получилось то, что здесь пытаются обсуждать и комментировать. Уж лучше бы эти рукосуи не брались за то, что им не по уму.

В этом рассказе журналист Дмитрий Биленкин затоптал писателя. Стандартные и совершенно неоправданные страшилки: выход из-под контроля военных систем, а в придачу к ним -- озоновые дыры -- всё то, что так активно пиарилось в начале девяностых. И как следствие, сам рассказ оказался написан при помощи журналистских штампов и больше всего напоминает рекламный ролик.

Серьёзная неудача хорошего автора.

Если бывает на свете гениальная сатира, то вот она. Святое убеждение, что мужик везде найдётся, ибо произрастает сам по себе подобно сорняку. И не менее святое убеждение, что он "обязан", а нам достаточно снисходить. А плюс ко всему, печальное осознание того факта, что мужик-то повывелся, а мы так ничему и не научились.

Истиная сатира не устаревает, не прокисает со временем, а словно хорошее вино, только набирает крепости. Ах, если бы она ещё исправлению нравов способствовала!

Это был первый реалистический роман Герберта Уэллса, который мне довелось прочитать. И я открыл для себя писателя, перед которым меркнет его современник Голсуорси, который стоит на одном уровне с Диккенсом и Теккереем и является их продолжателем и последователем. Более поздние романы: «Ð‘лепингтон Блепский» и «ÐÐµÐ¾Ð±Ñ…Ð¾Ð´Ð¸Ð¼Ð° осторожность» слишком сатиричны, социальная составляющая затмевает в них художественную сторону, а эта книга удивительно соразмерна. Тот, кто хочет составить правильное мнение о реалистической английской литературе XIX-ХХ веков, непременно должен прочесть реалистическую прозу Уэллса и, в первую очередь, «Ð›ÑŽÐ±Ð¾Ð²ÑŒ и мистер Люишем».

Отвратительнейшее сочинение. По жанру это бульварный роман, с непременным изображением аристократического быта, как его понимает мещанин, ничего об этом быте не знающий. По сюжету -- беспомощные перепевы мистической повести. После андерсоновской «Ð¢ÐµÐ½Ð¸» читать такое просто стыдно. Качество исполнения прескверное. Пошлость вздымается валами и зашкаливает все мыслимые пределы. «ÐÐµÑ‡ÐµÐ»Ð¾Ð²ÐµÑ‡ÐµÑÐºÐ¸Ð¼ напряжением воли в последний момент у самого края бездны...» -- это ж какая степень безвкусицы должна быть у автора, способного нагромоздить подобные словосочетания? А восемь строк спустя, господин Чаянов вновь принимается живописать: «ÐÐµÑ‡ÐµÐ»Ð¾Ð²ÐµÑ‡ÐµÑÐºÐ¸Ð¼ порывом он схватился за горло стеклянного человека...» Именно так, подошёл и схватился за чужое горло. Разумеется, нечеловеческим порывом. И ведь написана эта пошлятина в 1922 году. Время, когда творили Грин и Булгаков, Куприн и Брюсов, Бунин и Алексей Толстой. А рядом с ними, столь бездарная поделка... Скучно на этом свете, господа.

Ох, как давно не перечитывал я фантастики ближнего прицела! А поскольку среди посетителей Фантлаба вряд ли найдётся много желающих впервые прочитать повесть Долгушина, не переиздававшуюся с 1949 года, то отзыв будет практически нацело спойлером, просто, чтобы познакомить любителей фантастики с этим типом произведений.

Фантастическая идея: Незадолго до войны некий советский инженер занимался усовершенствованием систем стереозвучания. Если в одной комнате установить 80 чувствительных микрофонов, а в другой 80 динамиков, к этим микрофонам подключённых, то динамики создадут эффект присутствия. В пустой комнате будут звучать шаги, слышаться голоса и, вообще, всё, что происходит в комнате с микрофонами. Этот эффект действительно был известен ещё до войны, а в 50-е годы в Ленинграде, рядом с планетарием был даже открыт кинотеатр «Ð¡Ñ‚ереокино», создание которого провидчески предсказал Юрий Долгушин.

Сюжет: Хотя в изобретении не было ничего секретного, тем не менее, его украли, но не шпион, как можно было ожидать, а просто мелкий негодяй, поляк по национальности. С секретом в кармане негодяй бежал в панскую Польшу. Там он устроился управляющим в имение ясновельможного пана, установил динамики и микрофоны в двух комнатах (общим счётом 320 единиц техники!) и запугал бедного пана до того, что он в обход родного сына, завещал всё добро управляющему и помер со страху. Однако, плодами своего злодейства похититель воспользоваться не успел. Началась война. Четыре года в замке хозяйничали немцы, но ничего не обнаружили. А в 1944 году в замок въехал советский госпиталь. В кабинете владельца поселилась медсестра Марина, а в комнате управляющего -- начальник госпиталя, в Марину отчаянно влюблённый. Тут-то система и заработала! Марина принялась слышать, как в ночи открывается дверь, входит мужчина, как он раздевается и направляется к её постели... Постель скрипит, а рядом никого!

В соответствии с уставом, Марина делится сомнениями с товарищем майором медицинской службы, а тот пишет письмишко своему приятелю, который по странному стечению обстоятельств оказывается изобретателем системы стереозвучания. Кроме того, по ещё одному странному стечению обстоятельств, он оказывается начальником штаба армии, той самой, в чьём ведении находится госпиталь. Начальник штаба приезжает в госпиталь, и в этот самый момент, по странному стечению обстоятельств, там же появляется подлый похититель, скромно зашедший узнать, когда ему будет позволено вступить во владение собственным имуществом. Негодяя немедленно разоблачили и передали в твёрдые руки компетентных органов. Увы, Марина за это время в обход непосредственного начальства, перевелась в другой госпиталь. Лишь после войны, когда бывший начальник штаба армии вернулся к работе простого инженера, на демонстрации первого кинофильма со стереозвучанием Марина и рассказчик, по очередному странному стечению обстоятельств, встречаются. Они смотрят друг на друга, и глаза говорят яснее слов.

«Ð¯ думаю, что мне не следует ничего добавлять к тому, что я рассказал», -- завершает повесть Юрий Долгушин. Александр Сергеевич Пушкин в подобной ситуации написал: «Ð§Ð¸Ñ‚атель избавит меня от излишней обязанности описывать развязку».

Я не ругаю и не хвалю повесть. Я просто пересказал её, как типичный образчик фантастики ближнего прицела.

Бывает проза мужская, бывает женская, а бывает и девчоночья. Сколько приходилось читать, в основном у самопальных, непубликующихся авторов женского пола и юного возраста, рассказов, повестей и толстущих романов, где главным героем выведена сама авторша, а вокруг тусуются её подружки и пара приятелей. Причём автор может возвести себя любимую в ранг эльфийской принцессы, супервампирши, рыцаря Света, великого мага, адского князя и вообще кого угодно, наделённого неимоверной силы магией. Подружки и приятели также наделены всем этим, но в меньшей степени. А суть рассказа/романа в том, что героини тусуются и прикалываются совершенно также, как и в нынешней скучной реальности. Случается, эта убогая писанина бывает опубликована (имён называть не буду). Казалось бы, плюнуть и забыть, в надежде, что авторесса повзрослеет, выйдет замуж и тоже забудет грехи молодости.

Но вот Юлия Галанина показывает, что из любого сора, не ведая стыда, может вырасти удивительный цветок. Тавлейская жизнь, пустая и никчемушная, наполненная туснёй и девчачьими приколами, перемежается с описаниями каторги, куда героиня попала уже не по приколу, а вполне серьёзно. И мир, что тавлейский, что каторжный, придуман оригинальный, не повторяющий бесчисленные фэнтезийные миры. И медленно, очень медленно, вместе с героиней, читатель начинает въезжать в непростые проблемы тавлейской жизни. Конечно, то, что героиня страдает амнезией и не может вспомнить, как и за что она попала на каторгу, приём избитый, но в данном случае он оправдан. У Желязны, в «ÐŸÑ€Ð¸Ð½Ñ†Ð°Ñ… Эмбера» герой очнулся в амнезии и уже через десять страниц всё вспомнил. Тайны как таковой нет. Героиня Галаниной помнит достаточно много и постепенно вспоминает подробности своей жизни, которые и составляют канву романа. И по мере проявления воспоминаний вся девчоночья тусня оборачивается тем, чем она и является в действительности -- девчоночьей туснёй, а на свет являются настоящие проблемы. Отлично, просто отлично! Не так просто заставить современного читателя переживать: а что же будет дальше?

Теперь о недостатках или о том, что кажется таковыми.

Эротические сцены, откровенные, до грани порнографии, но нигде эту грань не переходящие. По нервам бьёт сильно, но при этом ни единого пошлого слова. Надо было суметь так написать. Я понимаю, девчонка-тусовщица выросла, и в жизни её появилось такое. Но вот беда, книгу, вся первая часть которой словно адресована девочкам-подросткам, теперь этим самым девчонкам не порекомендуешь. Придётся прятать её на верхнюю полку, чтобы внучки не достали, лет хотя бы до шестнадцати. А я уже похвастался, какую интересную книгу читаю, даже пару отрывков вслух прочёл, так что девочки ждут, когда книга перейдёт к ним. Претензия здесь одна: очень уж неожиданно, без предупреждения, упали на голову читателю эротические сцены. В теле романа они выглядят чужеродно, особенно, если учесть, что письма героини и её возлюбленного обильно украшены смайликами, не очень уместными в антураже условного средневековья.

Второй недостаток: провисшая концовка. Едва ли не самый симпатичный герой -- гном Выдра, совершенно неоправданно исчезает из романа. Всё время было убеждение, что он здесь не просто так, либо, если Айю и Выдру свела случайность, эта случайность сыграет на сюжет. Однако, этого не случилось, носок остался недовязан, Выдра ушёл своей дорогой, Айя -- своей. Жаль. Эти два момента не позволяют мне выставить роману заслуженную десятку.

Года не прошло, как читал этот рассказ, а теперь гляжу на собственную (невысокую) оценку, на классификацию, и не могу вспомнить:кто такая Людмила Макарова, о чём речь шла в рассказе? Даже подробная аннотация не спасает. Нашёл сборник, перечитал рассказ -- ах, да-да, было! И ведь через день снова напрочь забуду, о чём в этом нано-турбо писалось. И что делать? Писать отзыв со спойлером в виде подсказки себе самому? А нужно ли? Лучше изменить выставленную оценку в сторону уменьшения и дать рекомендацию самому себе: «Ð±Ð¾Ð»ÑŒÑˆÐµ не перечитывай», а всем остальным: «Ð¸ не читайте». Скучновато и пустовато.

Хороший рассказ, право слово, очень хороший. И хотел бы найти недостатки, да не могу. Легенда, которую рассказывают авторы, идеально вписывается в контекст эпохи, Персонажи узнаваемые, но не шаблонные. Язык, которым написана история, превыше всех похвал. Уж, казалось бы, сколько всего понаписано про забористую морскую ругань, но почему-то книжные моряки ругаются скучно и неинтересно. А тут: «Ð¡ÐµÐ¼ÑŒ пудов гнилой пеньки тебе в зад! И пушечным ядром туда вколотить!» -- нет, такого я ещё не слыхивал, ни наяву, ни в книжках.

А мораль... ведь у этой истории, как и принято в старинных историях, есть мораль... Мораль совершенно не та, которой ждёт просвещённый читатель.

Хорошие рассказы замечательны тем, что всякий прочитавший отыщет для себя своё собственное «Ñ‚Ð¾ самое, о чём рассказ». Для одного это может быть проблема выбора, для другого -- цена успеха. Для меня «Ð’кус яблок» -- история незаслуженного успеха. Лин, прелестная девочка, само существование которой не заслужено. Она красива, умна, хорошо воспитана, абсолютно здорова, но всё это оттого, что некогда мама Лин выиграла в лотерею исполнение желания и пожелала красивую, умную, воспитанную и здоровую дочку. В главную героиню вложена не мамина забота, а покупная удача. И этот процесс идёт дальше по нарастающей. Истинная звезда экрана отодвинута в сторону не потому, что Лин лучше, красивее или талантливее, а благодаря той же незаслуженной удаче. И так идёт вся незаслуженная жизнь, а то, что даётся слишком легко, не приносит истинного удовлетворения. Вот тогда-то проблема выбора, обыденная и простая для того, кто делал выбор осознанно и добивался успеха собственным трудом, обрушивается на удачницу всей тяжестью. Читаешь рассказ и не знаешь, а как бы я поступил в подобной ситуации. Наверное, просто не стал бы покупать билетика, променяв возможность синтетического счастья на порцию фруктового мороженого. Такой вариант тоже предусмотрен автором, и это самый человечный выбор.

В моём отзыве нет спойлера, сюжет произведения пересказан автором в первом же абзаце, а дальше идёт внутренний монолог искусственного интеллекта, повествующий, как дошёл он до жизни такой.

Итак... Клятые ымпериалисты решили устроить войну, запустив в нас 1 (одну!!!) ракету с атомной бомбой. На что они при этом рассчитывали -- неясно. Пилотировать ракету поручили одному очень интеллигентному электронному мозгу. Пораскинув умищем, мозг пришёл к выводу, что убивать людей нехорошо, и, развернувшись над Москвой, полетел с этим открытием к своему Создателю (именно так, с заглавной буквы). Очевидно, горючего у него было в избытке. Там он почему-то забыл, что убивать людей нехорошо, и, вломившись в окно создательского кабинета, взорвался, разнеся ымпериалистический ядерный центр вдребезги.

Самое забавное, что чёрный ящик с баллистической ракеты (зачем он ей?!) уцелел во время ядерного взрыва. Его поднял со дна моря другой очень интеллигентный кибернетический механизм, расшифровал ленту, но клятым ымпериалистам её содержание не сообщил, сделав исключение лишь для читателей рассказа.

Очень хотелось бы сделать из прочитанного какой-нибудь вывод, но цензурного вывода не получается.

После того, как Джек Лондон написал «ÐœÐµÐºÑÐ¸ÐºÐ°Ð½Ñ†Ð°» и «ÐšÑƒÑÐ¾Ðº мяса», читать рассказ Ричарда Матесона попросту неинтересно. Фантастическая идея вместо того, чтобы усиливать впечатление, ослабляет его. Возможно, идея рассказа изначально порочна, а быть может, это происходит оттого, что Ричард Матесон это не Джек Лондон.

В 1997 году в Красноярске вышла небольшим тиражом книга «Ð ÑƒÑÑÐºÐ°Ñ Атлантида». От последующих изданий она отличается отсутствием на обложке имени Александра Бушкова и присутствием этого имени в тексте, где автор книги Андрей Буровский нападает на Бушкова, Фоменко и Носовского. Чтобы вычеркнуть критику в свой адрес, вовсе не нужно быть писателем, тем более, что не только в 2001 году, но даже в переиздании 2004 года в одном месте осталось упоминание о Бушкове, что несомненно доказывает, что он автором книги не является.

Книга сама по себе спорная и очень больно бьёт по стереотипам. Критиковать её или соглашаться с ней можно только после значительной работы с первоисточниками (так или иначе, Буровский -- серьёзный учёный, историк, археолог). Но в данном случае, оценка выставлена моральным качествам самозваного автора.

Это уже не стихотворение, это почти поэма или, если угодно, научно-фантастическая повесть в стихах. Библейская история, рассказанная убеждённым безбожником. Лирическое повествование о любви прожитой и любви несбывшейся. То, что иному прозаику не удаётся вместить в толстенный том, Вадим Шефнер укладывает в три страницы поэтического текста. Небывалая смесь библейской мистики и научной фантастики, необычная даже для наших дней, -- как это можно было написать в далёком 1965 году?

   Ева яблоко сорвала --

   Затуманился райский дол.

   Бог ракеты «Ð½ÐµÐ±Ð¾-земля»

   На искомый квадрат навёл.

   Бог на красные кнопки жмёт --

   Пламя райские кущи жнёт.

   Бог на пульте включил реле --

   Больше рая нет на земле.

Преклоняюсь перед гением последнего великого русского поэта.

Вновь видим рассказ прилично написанный и как есть несамостоятельный. Постапокалиптических произведений написаны многие сотни, и в этом рассказе нам не сообщили ничего такого, чего не было бы в предыдущих сочинениях. Приём перевёртыша в конце рассказа также встречался сотни раз. А вот перечень ловушек, по которым героиня ведёт преследователей, убивая их одного за другим, вызывает чувство тягостного недоумения. Если в миллионном городе выжило несколько десятков человек, то ставить такого рода ловушки самое бесперспективное и глупое занятие. Это долго, трудно и опасно, а вероятность, что кто-то погонится за главной героиней, вместо того, чтобы немедленно пристрелить её, близка к нулю. А когда в рассказах такого рода мы видим глупость, всякое действие текста сводится на нет. Пугает, но не страшно…

Фантастика 60-х, доблестные космопроходцы с краткими мужественными фамилиями: Камов, Быков, Строгов... или, как в этом рассказе — Серов и Горин (ясно, что Горин помладше и послабже). Космопроходчики преодолевают трудности столь непреодолимые, что под конец вынуждены преодолевать их ползком. Даже Стругацкие заставили Быкова всласть поползать по Венере. Ползают и в этом рассказе... всё как следует, всё типично, всё в рамках традиции. Вне рамок традиции то, что Горин знает, что шансов у него ноль, и никакого чуда ради спасения своих героев Владимир Михайлов не совершает. Когда-то такая концовка вызывала у читателя шок. Сейчас опытный читатель видит, что рассказ пришёл из далёких шестидесятых; слишком видны приметы времени. Но при этом старый рассказ не устарел, и остаётся рассказом, который стоит прочесть.

Совершенно несамостоятельная вещь. За основу взяты детские страшилки об учителях-людоедах, а больше в данном опусе нет ничего. Как и положено в страшилках, даётся чрезвычайно длинный, тягучий зачин и быстрое окончание. Рассказ предназначен для чтения вслух, при этом вступление практически усыпляет слушателя, а кульминация сопровождается громкими и очень характерными хлюпающими звуками, которые и должны пугать слушателя. Можно спорить, является ли заменой хлюпающим звукам употребление глагола «Ð²ÑÐ¾ÑÐ°Ð»Ð°», но интересно ли это? А вот для чтения вслух вступление в пять тысяч знаков оказывается неправомерно затянутым.

Что касается «ÐºÐ¾ÑˆÐ¼Ð°Ñ€Ð½Ð¾ длинных предложений» в начале рассказа, то это приём стандартный, впервые я встретил его в книге Коллоди, написанной больше ста лет назад. Илья Масодов пользуется этим приёмом регулярно, так что он начинает навязать в зубах. Порой приём этот оправдан (как в рассказе «Ð¢Ð°Ð¼»), но чаще применяется просто так, от нефиг делать. В данном случае, приём не оправдан; читатель -- не слушатель, усыплять его не надо.

Итог: перед нами неудачная пустышка, ничего не дающая ни уму, ни сердцу, ни спинному мозгу.

Спрашивается, чего интересного в этих кратких послесловиях, да ещё и написанных семнадцать лет назад? Однако, послесловие к сборнику остросюжетной фантастики сохранило интригу до настоящего времени. Читаем: «Ð пока перед нами восемь авторов -- восемь бесстрашных наездников...» Затем начинаем считать: «Ð¡ÐºÐ°Ð»Ð°Ð½Ð´Ð¸Ñ -- раз, Гимадеев -- два, Етоев -- три, Кузьменко -- четыре, Орешкин -- пять, Прашкевич -- шесть, Покровский -- семь». А где же восьмой? Нет такого. Перечитываем послесловие: «Ð’нимательный читатель не сможет не заметить... высокого гуманизма Лобова». Смотрю внимательно... нет ни высокого гуманизма, ни самого Лобова. Речь, видимо, идёт о Василии Лобове, что ездил когда-то на совещания в Дубулты и изредка печатался в начале девяностых. А после выхода сборника «ÐŸÐ°Ñ€Ð¸ÐºÐ¼Ð°Ñ…ÐµÑ€ÑÐºÐ¸Ðµ ребята», где он присутствует только в послесловии, как выстригло Василия Лобова из литературы. Вот это, я понимаю, острый сюжет!

Рассказ целиком и полностью построен на развитии идей Стругацких о роли учителей в мире Полдня. Стругацкие, в свою очередь базировались на идеях и мыслях Ивана Антоновича Ефремова, а тот уже восходит непосредственно к утопистам XVI века. Так что предыстория у рассказа Сергея Другаля почтенная. Тем не менее, рассказ совершенно самостоятельный, в первую очередь благодаря самобытному антуражу. Мир Другаля, такой же солнечный, как и мир Полдня, тем не менее, разительно от него отличается, прежде всего -- сказочностью. Автор не стесняется привлекать сказку там, где начинает пасовать наука и наши представления о социальном развитии. Стругацкие относятся к миру Полдня серьёзно, Другаль уже знает, что в обозримом будущем ничего подобного создано быть не может, и потому зовёт на помощь сказку. И это у него получается хорошо. В конце семидесятых, в самую застойную пору, мы ещё раз окунулись в солнечное, счастливое будущее. И этот свет не погас до сих пор.

Вот это и есть настоящий памфлет, сатира не только политическая, но обращённая разом на все недостатки человека и общества. И ведь не устарело ни каплюшечки. Сто тридцать лет прошло, а как про нас писано:

Нет, господа! России предстоит,

Соединив прошедшее с грядущим,

Создать, коль смею выразиться, вид,

Который называется присущим

Всем временам; и став на свой гранит,

Имущим, так сказать, и неимущим

Открыть родник взаимного труда.

Надеюсь, вам понятно, господа?

Политический памфлет в сегодняшней фантастике отсутствует практически нацело, но раз у нас имеются такие произведения, ничто не потеряно.

Как пишутся плохие научно-фантастические рассказы? Для того есть два способа.

Способ первый: Некто высказывает дурацкую идею, в которую никто не верит. Потом герои (не меньше двух штук) идут куда-нибудь и видят по дороге чудо чудное и диво дивное. Присматриваются повнимательней и восклицают: «Ð‘а, да это никак подтверждение давешней дурацкой идеи!»

Способ второй: Герои (не меньше двух штук) идут куда-нибудь и видят по дороге чудо чудное и диво дивное. Присматриваются повнимательней и восклицают: «Ð‘а, да ведь это чудо/диво можно объяснить с помощью вот такой дурацкой идеи!»

Рассказ «Ð§Ñ‘Ñ€Ð½Ð°Ñ топь» относится ко второму типу. Увидали секретарь газеты и московский заезжий журналист в болоте нечто, почесали репу и промолвили: «Ð§Ñ‚о мы знаем о нестабильной блуждающей информации?» И всё, и конец рассказу; даже нечего рамочкой спойлера обводить.

Ну, а как это написано, особый разговор. В 1971 году я, городской вьюнош, не бывавший дальше пригородной дачи, проглотил описания леса и болота, не поморщившись. Но теперь, досыта находившись по настоящим болотам, понимаю, какую пургу гонят соавторы: театральный критик и инженер автодорожник. Чего стоит такое описание хождения по болоту (без палки!): «Ð¡Ñ‚упишь легонько, нажмёшь -- хлюпнет. Нажмёшь сильнее, если держит, станешь. Если ещё раз чавкнет -- назад! Стоишь, как цапля с поднятой ногой». Вот именно так в болоте и тонут, при попытке постоять на одной ноге. И чавкает болото, не когда в него ступают, а когда ногу вытаскивают. И хождение по лесу описано на том же уровне достоверности. И выпускники Лесотехнической Академии лесниками на глухие заимки не распределяются. Короче, понаписали авторы ерунды и всё ради того, чтобы с умным видом объявить: «Ð˜Ð½Ñ„ормация обратно пропорциональна энтропии. А уровень энтропии везде одинаков». Вроде бы это должно означать, что новая информация непременно равна нулю. Применительно к данному рассказу это утверждение верно.