С. Логинов: А сейчас такие патентно-нечистые вещи в "Если" печатает...

А. Кубатиев: Жуть. Я читаю — и меня оторопь берёт, куда всё делось.

Из аудитории: Последний журнал "Если" я до половины дочитал, вторую потерял и не пожалел.

А. Кубатиев: Вашего покорного слугу выдвигали вперёд, когда нужно было отмотать... — ну, сейчас-то я подотстал, а тогда я был ещё ничего — когда нужно было отмотать на патентную чистоту по англоязычной, американской, английской, по классике фантастики нужно было отмотать, и ваш покорный слуга... Мне сейчас стыдно, что я тогда делал. Но это была такая школа, после которой ты думал а) для кого ты пишешь, б) кто тебя прочтёт, в) умнее тебя он или глупее, и г) а что ты, собственно, нового можешь предложить? А под Виталия Бабенко, который мил, добр, улыбчив, тоже отцеобразен — вот как Логинов...

С. Логинов: Но не лыс, а вот так вот (показывает), как свечка...

А. Кубатиев: Ну да, он златокудр. Вот знаете, я бы предпочёл под трактор ЧТЗ попасть, чем под него. И всё это вело к тому, что та фантастика, что тогда... я не помню, какая это была волна, я несколько раз пытался запомнить, какая это была волна, ничего не получается...

С. Логинов: К которой ты относился и я? Четвёртая.

А. Кубатиев: (...) ...и я вспоминаю, что вот этого упрёка на нас, конечно, не было. Мы в чём-то другом могли пропуделять, мы могли какие-то частности там пропустить, к нам можно было прицепиться на каком-то... ну, буквально эпизоде, отрывке, пропуске стилистическом каком-то, тавтологии, неудачной звукописи как раз. Но этого — не было.

И... ну на кой, я не понимаю, ошибки повторять? Гомеостаз и без того, так сказать, отягощён. На кой? Начинаете писать — ну всё равно к этому надо готовиться. Одной эрудиции, вот такой вот детской начитанности не хватит никогда. Это работа на самом деле. У неё есть свой элемент игры, свой элемент радости, сладости там, случайности — есть всё это. Но не знаете, неначитанные, не умеете аналоговыми методами пользоваться — ну, знаете, ну всегда будете вот на эти грабли наступать. И ходить только по граблям. Ваше спасение — тут я, слышите всё презрение, с которым я это говорю — ваше спасение, что ваши читатели на 50-80% сейчас такие же неграмотные, как и вы... некоторые из вас, прошу прощения. И это вас спасет. Нам выпала... нам чудовищная в этом смысле участь выпала — наши читатели были высококвалифицированные люди, они каждую строчку в какой-то там многотиражной газете... — Логинов очень любил в многотиражных газетах печататься, у него была когда-то карта, где были флажки по всему Союзу, где он в газете какого-нибудь там моторного завода напечатался.

С. Логинов: Нет, лучшее — это была "Трикотажница", многотиражка чулочной фабрики Абаканского там какого-то...

А. Кубатиев: Чаеразвесочного цеха Абаканского металлургического комбината.

С. Логинов: А самая лучшая газета была Семипалатинского мясокомбината, знаменитейшая газета, которая регулярно печатала фантастику...

А. Кубатиев: ...и платила колбасой.

С. Логинов: Нет, платила она стандартные рубль сорок девять, знаете, что это за цифра? Рубль сорок девять — для вот таких газет это был стандартный гонорар, потому что рубль сорок девять стоила маленькая "Московской", или же рубль сорок девять стоил тортик "Сказка" полукилограммовый. Я, как непьющий, покупал тортик и нёс детям. На весь гонорар, ни копейки сдачи.

А. Кубатиев: Шутки шутками. Так вот, мы попадали под читателя, который у нас мог просчитать на любом уровне: у кого украдено, с кем не поладил в сюжетах, что переврал, где гнилое совершенно подражание кому-то. Ребята, это был ужас. Письма писали такие, какие вы сейчас в форумах не прочтёте. В форумах либо "автор — дурак", либо "аффтар пешы исчо". Это было... к вам присылали вот такое вот... — особенно на крупную вещь, но у нас крупных вещей практически не было — вот такое вот письмо, в котором тебя разбирали по слову. И это были, поверьте мне, это были квалифицированные (читатели).

Сейчас вам, бояться, конечно, нечего. Вы под другим богом ходите, может быть. Вы знаете, полезно вот этого редактора внутри иметь, он вас от свинства спасёт.

С. Логинов: Так почему я и говорил: как надо, как читать перед зеркалом, как читать, закрывая пальцем собственный текст — сейчас этого практически никто не делает... Но должна быть технология вычитки собственного произведения.

А. Кубатиев: Кто-нибудь знает такого замечательного, не побоюсь слова, советского писателя Сергея Антонова? Если кто-нибудь читал, скажем, его трилогию о детстве — "Царский двугривенный", "Васька", "Овраги"... Не читали — почитайте. Его экранизировали, он хорошие сценарии писал, его очень любил Паустовский, кстати, он у него в одном из семинаров был. Он написал классную совершенно книгу по технологии русской прозы: как её надо писать. По-моему, четвёртый том его...

С. Логинов: А вот этой книги я не знаю. Я думаю, чего это ты вдруг его поминаешь? Ну, читал я его эти повести, некоторые, во всяком случае.

А. Кубатиев: Нет, я Антонова очень люблю. Когда читаешь его... я, в общем-то, знаю всё, о чём он пишет. Я всё-таки профессиональный преподаватель истории литературы, поэтому... ну, у вас на это ни времени не было, может, ни возможностей, не сказал вам, может, об этом никто — но мне в силу профессии всё это надо было читать. И есть три вещи, которые вы не можете — вот если вы литературой собираетесь заниматься — не прочитать. Это вот эта книжка о русской прозе Сергея Антонова, заметки о русской прозе, четвёртый том собрания сочинений; это "Алхимия слова" Яна Парандовского...

С. Логинов: Не читал.

А. Кубатиев: Я тебе завидую, это кайф невероятный. Я перечитываю её примерно раз в год. Вообще Парандовского надо всё читать, что у вас есть, и книжку его об Оскаре Уайлде, "Олимпийский диск" надо прочесть... Конечно, он гомосексуалист, он безумно талантливый гомосексуалист, и даже вот когда читаешь "Олимпийский диск", забываешь, что он это пишет как гомосексуалист, который мужской красотой любуется, красотой юноши. Но это просто кайф, это просто замечательно написано, вот. Парандовского я назвал, и — ну вот тут вы просто не можете этого не знать — это "Золотая роза" Паустовского. Есть ещё четвёртая вещь, как ни странно.

С. Логинов: Веллер, "Технология рассказа"?

А. Кубатиев: Господи, не к ночи будь помянут. (...) ...Стивена Кинга.

Из аудитории: "Как писать книги"?

А. Кубатиев: Да. Самое смешное, что для человека, который не ставит перед собой особенных задач, кроме как добротно работать в коммерческой прозе... Хотя Кинг был больше, чем коммерческим писателем, романы его это ужас, его можно выжать, этот роман, из него капать будет сутки. А рассказы — никто со мной, надеюсь, спорить не будет — и повести Кинга это блистательно, это замечательно. Книжку эту... вот тогда её надо читать. Это очень хорошая и честная книга: как честно, удачно, продуктивно работать в коммерческой прозе. Ставите перед собой такую задачу? Ничего плохого в этом нет — но, блин, умейте это делать. К сожалению, даже таких простых вещей те, кто сейчас берётся за тексты, не знают.

Я уверен, что большинство из тех, кого я трудолюбиво слушал двое суток... Я намеренно не читал то, что вы писали... ну, у Витмана там подсматривал время от времени... у Логинова, вернее, подсматривал время от времени на экране что-то. Но понимаете — достаточно было слышать. Это очень тяжело, когда можно пересказать полностью текст, и в этом пересказе он весь исчерпывается. Когда нет ни второго плана, ни дополнительного ореола вот этого семантического, когда вдруг оказывается, что вы прочли нам не сказку о Царевне-Лягушке, а сказку о женщине, которая не может распорядиться своей судьбой и ждёт, пока её поцелуют. Всё это, к сожалению, литературе довлеет, и без этого всё это превращается в пустячные забавы со словами, бумагой и компьютером.

Я прошу прощения, что я всё время вмешиваюсь, но поверьте, это оттого, что мне было не всё равно, что я о вас слышу и... Кто похоронит нас и примет из наших хладеющих рук. Витмана будет нести человек восемь, меня, наверное, двое унесут... к этому времени.

С. Логинов: Старик Кубатиев вас заметил...

(В аудитории поднимается шум.)

А. Кубатиев: (...) Я вам сейчас быстро расскажу один эпизод, очень быстро, чтобы вы успели, так сказать, скушать свою манную кашу (время близилось к обеду). Есть такой замечательный писатель и журналист Владимир Покровский. Он был из нашего Московского семинара самый талантливый, но у него была одна беда: он был физик.

Из аудитории: Ну-у, не трогайте физиков...

А. Кубатиев: Что такое? Как это их нельзя трогать?.. Он работал даже, причём очень талантлив был, он был физик, он работал в Курчатовском институте. Много умел, многое знал. Потом он, вы знаете, ушёл в журналистику, и журналист он был прекрасный... И вот тогда он написал несколько вещей от которых я до сих пор... дурею. "Время тёмной охоты" эта повесть называлась. Это было в середине семидесятых годов, но он написал то, что было потом, в девяностых. О республиках наших, которые после развала остались, о русских, которых там бросили... Там маленькая колония, которая решает не быть людьми, до того их оскорбили — забросили, плюнули на них... Захотите — прочтёте, хотя это, конечно, уже не то. Ошеломляющая совершенно вещь, настолько ошеломляющая — я вам честно скажу, я не всё тогда понял. Это я сейчас что-то понимаю в том тексте, который я читал. Что он сделал: перед семинаром очередным он эту повесть разнёс по всем. Мы все трудолюбиво, особенно филологи, блин, ну как же могли филологи (неразборчиво) постарались рассказать ему, чего он там не сделал и чего он... — да ещё и писатели-филологи, мама дорогая — вот, чего он там не сделал, и что он там должен был сделать. Он нам верил. А тут ещё покойный Роман... э... господи, главный редактор... то есть зам главного редактора тогдашней "Знание-силы", который... он...

С. Логинов: Подольный.

А. Кубатиев: Подольный, прошу прощения. Роман Подольный... это же был очень славный человек, он редко вмешивался — а тут он ему тоже что-то сказал. Ну, я знаю, он хотел взять эту повесть — в конечном счёте он её и взял... И (...) (Покровский) уселся и свёл все замечания в новый вариант.

С. Логинов: "Взглянули гости на пейзаж и прошептали..."

А. Кубатиев: "...ералаш". А дальше было как в "Молекулярном кафе" у Варшавского: Мишка уже который час уныло ковыряет вилкой изобретённое им блюдо, состоящее из малинового джема, селёдки, мороженого, ещё чего-то — и силится понять, как сочетание всего лучшего может быть такой гадостью. Вот так у него и получилось. Знаете, конечно, хорошо вслушиваться в то, что вам скажут. Конечно, замечательно, если вы умеете отфильтровать тот золотой песок, который там есть — но никогда не старайтесь учесть все замечания, и никогда не думайте, что все, кто вам говорит о ваших текстах что-то, — они все понимают, что вы сделали, и их надо слушать. Может быть, в вашей референтной группе может оказаться один-два человека. У Стругацких были два человека, они им обязательно это показывали... другим из любезности, из производственной необходимости, но они знали, что этим людям они доверяют без ошибки. Миреру они показывали всё. Не бойтесь ничего. Пошли есть манную кашу.

 

 

Ближайший конкурент, рассказ "Предел ожидания", практически дышал в затылок финалисту — он получил оценку 7,90. Наверняка это очень достойное произведение, рекомендую вам его прочесть — уже не ради конкурса, а просто для удовольствия.

Дальше большой разрыв. Рассказ, идущий третьим, набрал почти на балл меньше предшественника — 6,91. Как он называется — я вам говорить не буду

Скорее всего в марте в "Азбуке" должен выйти роман, написанный в соавторстве с Екатериной Мурашовой. Рабочее название — "Уйти вместе с ветром" (скорее всего, переназовут по-другому). Вкратце о сюжете (со слов автора): группа товарищей лет сорока собирается в поход по местам "боевой славы" — по туристическим маршрутам времён их лихой студенческой юности, да и в прямом смысле по боевым местам, времён ВОВ, — на Кольский полуостров. А место неспокойное: что-то там чудили, мудрили с экологией, испытывали, взрывали — в общем, что-то там завелось, какие-то существа. Кроме туристов там оказывается один непростой дед, старый солдат Вермахта, с внуком — в общем, разнопёстрая компания, конечно, недопонимание, которое едва не приводит к всемирным крантам... Роман одиночный, продолжения не предполагается.

Дальше, Феликс Разумовский привозил черновик очередного романа из цикла "Ошибка 2012", сейчас над ним работают вместе. И это будет не последний роман в цикле.

Из более далёких планов: начат — но ещё ни конца ни краю не видно — новый роман про Волкодава, о временах его бурной молодости, хронологически где-то между "Истовик-камнем" и собственно первым "Волкодавом". Без соавторов.

Вдобавок к двум существующим тематическим сборникам историй, о собаках и о лошадях, Мария Семёнова планирует третий — туристские рассказы. И на совсем уже дальнюю перспективу — занимательные истории из жизни деятелей боевых искусств (причём это будут не обычные байки типа "и тут я ему хрясь! бамс!" — а нечто более интересное и содержательное).

Ну и, наконец, про переводы. Кто-то на форуме уверенно заявлял, что Мария Семёнова занимается только писательской деятельностью и ничем не подрабатывает. Я, зная от неё же, что это не так, всё-таки спросил: занимается ли она сейчас какой-нибудь работой (в смысле — денежной работой) кроме своих книг. Да, — говорит, — перевожу, много перевожу, постоянно. Вот, в частности, в "Домино" должен выйти сборник рассказов зарубежных авторов, "Книга драконов". В прошлом году допереводила некоторые рассказы Роберта Говарда о Соломоне Кейне, из тех, что не были переведены в 90-е или были, но другими переводчиками. Ещё Мария Семёнова переводит стихи (впрочем, тут я забыл спросить — для души или для публикации).

Из аудитории: В Литинституте же есть.

С. Логинов: А это совершенно не кон, и там нету постоянного семинара фантастики.

Из аудитории: А в Харькове?..

С. Логинов: Ах, в Харькове. В Харькове у них да, свой... типа салона. (...)

Из аудитории: Страна другая.

С. Логинов: А это другая страна, да. Так что у нас в стране... Всё равно наша страна.

Обсуждается... Тут такой вот сложный момент: вы очень много даёте прямой речи, и в прямой речи даёте вот те самые мусорные слова, ляпсусы немножечко и так далее... которые в прямой речи могут и должны быть, их не вычеркнешь — потому что гладко говорить, как пишет, никто на это не способен. Но тогда у вас должны быть до немыслимого лоска вылизаны авторские моменты. Когда вы там говорите: "какое-то оно длинноватое" — слова "какое-то", о котором я вчера говорил, тогда не должно быть в авторской речи. А у вас в авторской речи: "после чего, как и во всех своих предыдущих..." — опа! То есть авторская речь такая же точно небрежная, как и прямая. А здесь особенно требуется.

Так, сразу... быстро-быстро-быстро... А вот когда приехавшего этого самого товарища с рассказом ***, или как он там называется... выясняют, что он широко известный в узких кругах рыболов-любитель. Ему предлагают: а не проведёте ли вы мастер-класс? У нас тут озерцо, сейчас начнём ловить. Предлагают следующее: "Не смог ли такой известный рыболов как он провести во время фестиваля мастер-класс по рыбной ловле?" У вас тут явно какие-то служебные слова пропущены, и очень много лишних. Фраза просто грамматически не состыкована. Перечитывать эти фразы, медленно, смотреть, чтобы это было грамматически верно, чтобы все слова были согласованы, а лишние долой, долой, долой.

Ладно, вот идёт опять обсуждение, обсуждение... так... Предложение, которое начинается со слов: "В разгар которых главный герой...". Предложение с этого начинается. Либо, опять-таки, у вас какие-то недописки, недоделки, может быть, надо было там после слова "Кипр" запятую, и тут дальше с маленькой буквы? Поставили точку, спеллчеккер вам "в" большое сделал, небось включено было? За вас дописал, вы не заметили... Сидишь и читаешь: что за предложение, которое начинается со слов "В разгар которых"?

Дальше. В разгар этих самых "которых"... соревнований по рыбной ловле объявляются инопланетные пришельцы, которые говорят: "Так, вы рыбку ловите? Ловите. Ну а мы тогда имеем право вас ловить". "Идея, старая как мир", как говорит ваш рецензент — действительно, идея, старая как мир. И то, что вы предупредили этот удар: да, я пишу рассказ на старую, как мир, идею — идею новой не делает. А вот есть ещё один момент: героя спасает начавшийся дождь, капли которого смертельно опасны для художников-пришельцев. И, опять же, идея, как вы тоже предупреждаете, ещё более старая, ещё Гингему поливали водой, чтобы она растаяла... Всё это известно, и "Клона" Кейта Вильгельма (sic) мы читали — там, правда, йодная настойка была, всё-таки уже не вода... А на самом деле за всеми вашими этими извинениями и предупреждениями просвечивает одно-единственное: "мне для сюжета понадобилось вот именно это оружие". И вот от пришельцев — водяной пистолет. Роберта Шекли "Абсолютная защита" читали? Вот есть такой рассказ, где от чудовища отстреливался из водяного пистолета, потому что. Так что идея оказывается не нова.

А. Кубатиев: Патентной чистоты — никакой.

С. Логинов: Патентной чистоты в рассказе никакой. И ещё один момент, уже не касающийся патентной чистоты. Что же это, чёрт побери, за странные товарищи, которые вступаются персонально за рыб, живущих в воде, — и при этом товарищи, боящиеся воды, и вода для них смертельна? Почему? Охотно верю, что здесь можно сделать что-то вот такое небывалое: эти рыбы могут жить в воде, и посему они особо священны, в такой чудовищной воде. Тут можно было придумать...

А. Кубатиев: Да опять ничего нельзя придумать. "Люди Икс", помните этого таракана, который терял всякое самообладание, когда при нём насекомых гнобили?

Из аудитории: "Люди в чёрном".

А. Кубатиев: "Люди в чёрном", прошу прощения.

С. Логинов: Ну вот этой вещи я не читал.

А. Кубатиев: Ты её не видел. Это фильм.

С. Логинов: А, кино я не смотрю вообще. Можно было сделать, а вам понадобилось вот так вот, для сюжета пошли самым простым путём. И потом, если это пришельцы, которые сквозь пространство ломятся, то, сё, пятое-десятое — они что, не смогли сделать элементарной защиты из мельчайшей плёнки? Нет, они должны были быть уязвимы, так понадобилось автору, и бедные эти художники-рыболовы пошли на верную смерть. Ведь можно и без водяного пистолета вот так вот побрызгать, если знаешь.

А. Кубатиев: Плюнуть можно.

С. Логинов: Плюнуть можно, вода рядом, всё рядом.

В.Р. (один из участников): Был замечательнейший фильм "Жандарм и инопланетяне".

А. Кубатиев: "Увязавшуюся за мной сову я сбил плевком".

С. Логинов: Э, нет. "Я плюнул и, кажется, попал"... Ну вот, замечательно, слово "воблер" и так далее... Здесь вот у меня отмечено: "такой ход, как пришельцы, погибающие от воды, — стар как мир", это я уже сказал.

Ну, вот, значит, теперь будет... обычно это были слова благодарности, иногда кто-то не соглашался с прозвучавшей критикой... Хорошо, вот как раз то, с чего я начинал вчерашний свой семинар. (...) Проходите по всем, кажется, штампам, "что наша Танечка — одна из своих героинь-ведьм"... Ну, такая Танечка, конечно, тоже везде и всегда... и четырёхрукий гладиатор, и прочее, и прочее. Да...

Единственный, кто воспринял как следует ваш рассказ, — это затесавшийся на мастер-класс (потому что оказался любителем фантастики) директор базы отдыха. Первый раз вижу директора базы отдыха — любителя фантастики, который пришёл на мастер-класс послушать. Вот бы о ком написать, чтобы правда была — но он тоже оказался страдательным героем, он взял и быстренько подогнал брандспойт, потому что все хихикали, пистолеты то ли брали, то ли не брали, собираясь на мастер-класс по рыбной ловле... а у этого брандспойт, и он, в общем-то, защитил и спас. Дальше...

А дальше рассказ заканчивается. Вечная беда: не продумали, чего ради вы пишете все эти приключения. Вот приключения у вас оказались неудачны. Вот у ***, которого только что обсуждали, они оказались удачны. Но общее — все люди братья — то, что не продумано, как говорят англичане, "нафиг". Так говорят англичане? (обращаясь к Алану Кубатиеву).

А. Кубатиев: Конечно. Вот идёшь по Лондону, и все говорят: "нафиг".

С. Логинов: Дальше. Ещё одна вот тут, смотрю, бирюзовая штучка. Ну не верят фантасту... но он должен соображать, что раз он пришёл на семинар фантастов, все, каждый из них придумывает, приносит свою штучку, а он говорит: "А у меня нет, у меня реальность, реальность и реальность, я пришёл к вам, что вы поверите". Да ещё принимается, простите пожалуйста, тут кулаками махать. "Взглянув на сжимавшего кулаки Павла".

Обращайте внимание ещё и на звукопись. Очень тяжело читается. Вот они: "как-то", "себе", лишние слова. "Это не небывальщина". "Не-не". Такие вещи надо... Так, пропускаю целый ряд ещё каких-то жёлтых штучек, очередное "куда-то"... вот они пошли водяные пистолеты... это просто опечатки невычитанные... "Веерка" визжащая... Когда до этого мне "воблер" сообщают, ещё что-то, ещё что-то, я готов в этот момент понять, что "веерка" — это нечто, а это просто опечатка в имени. "Жареная на мангалах форель явно пришлась им по вкусу"... "Алёна ловко убрал вьющиеся волосы". Вычитывайте! У вас просто не вычитан рассказ. "Такими струями поливаю огороды и газоны" — начальник базы отдыха огороды не поливает, "раз", струями из шланга огород тоже не поливают. Здесь уже поверьте огороднику старому.

А вот единственная "зелёная" штучка — это когда эти самые злодеи вышли и принялись готовиться отрывать головы собравшимся рыболовам, и вот на них набрасываются с брандспойтом, и красивый вопль: "Мочи гадов!" Вот это хорошо. Единственное место, где я понял: вот это надо, это хорошо. Так, нет, второе место: "от пришельцев абсолютно ничего... — "абсолютно" лишнее слово — ...не осталось, одно мокрое место". Вот это тоже хорошо.

А. Кубатиев: Вокруг всё мокрое, а это место — какое-то оно особенно мокрое. Это интересно.

С. Логинов: Да. Да-да-да-да. И вот тогда начинает человек воспринимать второе значение выражения "мокрое место", и поэтому это оправдано. Но ради двух вот таких вот выражений такой большой и такой непродуманный рассказ... Очень, очень жаль, что вы его не придумали а) оригинальнее, не подумали б) зачем вы это сделали, и не вычитали (в) потом.

 

 

(Окончание следует.)

Например, что делал Джек на дневной стороне, кроме того, что преподавал в университете? Откуда у него после этого взялось сверхмогущество вообще и некий Ключ (не помню, как называется) в частности? Совершенно немотивированно вдруг на него свалилась жажда власти над миром, почему вдруг? Почему, опять-таки, когда ему доложили, что Щит над ночной стороной мира прохудился, он попёрся к ядру планеты ломать Машину? И, насколько мне известно, само то, что планета начала вращаться, должно было вызвать гораздо более существенные разрушения, нежели описанные. Почему Боршин гонялся за Джеком по всему миру? Чем закрывались от солнца люди на дневной стороне в те времена, когда уровень науки был существенно ниже и не позволял построить... что там у них было? защитные поля какие-то, вроде? Почему у Джека была душа, тогда как у других долгожителей её не было? Почему женщина (как бишь её там звали?) ушла от Джека к Повелителю Нетопырей? Почему вообще столько "роялей": надо автору, чтобы от Джека ушла дама — она ушла; надо, чтобы вдруг оказалось, что Джек что-то там намудрил с Договором — нате, намудрил... Почему... ещё сотня "почему" наберётся, если последовательно идти по тексту, мне просто лень открывать книгу, прокручиваю сейчас по памяти, и кое-что уже успел подзабыть за два дня. Почему такое сумбурное повествование, перенасыщенное всевозможными вдруг-эффектами, нравится столь многим читателям? Почему им симпатичен такой отталкивающий персонаж? Почему он, чёрт побери, вор, если это в романе почти нигде не играет?..

Странно всё это весьма и весьма.