Мне было страшно читать эту книгу. Хотя нет, немного не так. Она вызывала у меня тревогу, реальную, неприятную, мучающую тревогу. Я даже не сразу поняла, что вызывает ее именно книга, а не мои туманные предчувствия о состоянии ребенка или моем собственном. «Сияние» страшно не мистикой, не ожившим отелем, не древним злом, не кровавыми призраками. Оно страшно тем, что скрывает нутро человека, его душевное дно. Хотя, когда Джек Торранс опустился на самое дно, ему снизу постучали. И он отозвался.

Честно говоря, когда я пересилила себя и взялась за отложенную книгу, мне полегчало лишь в тот момент, когда отель начал пробуждаться. Это больше не было правдивое до сумасшествия повествование о том, что сплошь и рядом бывает в жизни. Страшны не передвигающиеся кусты (когда на них никто не смотрит), не миссис Масси из 217 номера, не лифт, катающийся сам по себе по ночам. По-настоящему страшен реальный человек Джек с его внутренними демонами. Его сводит с ума не отель, не его злая сущность. Он спускается сам, по собственному желанию. Он сам по себе жесток, бешен в гневе и до крайности самовлюблен, как, впрочем, большинство алкоголиков. Говорят, когда алкоголик бросает пить и ничем положительным, продуктивным не заменяет свою страсть, она остается, но находит другой выход, проявляет себя по-другому, с прежней или даже большей силой. Зло есть в нем самом, но он с ним никак не борется, наоборот, холит и лелеет. И честное слово, если бы оживший отель не был бы ожившим отелем, а всего лишь галлюцинацией Джека, было бы страшнее.

А так, это зло, как кольцо всевластья, как любое его литературное проявление, находит свои отпечатки в личности человека, цепляет за них, надавливает, где надо, настраивает под себя и играет уже свою мелодию. Хотя, если бы не было у человека темных пятен, то злу было бы не за что зацепиться.

Еще раз и снова удивительное погружение в античный мир, мир, где тесно переплетаются миф и реальность, история и легенда, где боги и люди живут бок о бок, где бог может стать смертным, а герой — богом. Пространство Эллады в произведениях Олди настолько реалистично, что ты наяву чувствуешь кусачее южное солнце, жар от прогретой земли под подошвами, кристаллы морской соли на коже, нежный аромат оливкового масла и тягучий сладкий запах винограда. Невозможно читать это произведение и не жить там, подглядывая за героями и самому на чуточку, на какой-то миг становясь немножко героем.

Язык произведения настолько хорош, что не возникает ни малейшего сомнения: именно так и говорили в Древней Элладе, именно так шутили, спорили, клялись и гневались.

Сюжет способен увлечь даже того, кому античка чужда и незнакома. Тем же, кому близки Софокл, Эсхил и Еврипид, а также Гесиод и немного Аристофан, ахейский цикл должен прийтись по нраву. Дилогия «Внук Персея» точно.

Вкусное произведение. Его вкус — как вкус старого, редкого вина, которое надо пить маленькими глотками, смакуя, по чуть-чуть, отставляя бокал время от времени, чтобы не пьянило, чтобы насладиться его послевкусием. Его вкус — вкус щербета, что тает во рту без надсадной сладости, от которой першит в горле. Его вкус — вкус полыни, случайно попавшей на язык и навязчиво отдающей горечью в воспоминании. Причудливый, как арабская вязь, язык вместе с тем легок и поэтичен даже тогда, когда повествование прозаично донельзя. Множество смыслов, заставляющих отложить книгу и подумать в тишине о себе, своей жизни, о том, что было, что есть, а чего еще не может быть.

Кто из нас не мечтал о подарке с небес? А что, если все мечты смогут осуществиться? Легко, без всяких движений с нашей стороны? Кому бы не хотелось получить богатство, здоровье и всеобщую любовь, искреннюю, не фальшивую. Только подневольную. Оказаться в раю, где стоит только протянуть руку, как туда вложат то, о чем ты еще не успел подумать? Хорошо? Да, только скучно. Говорят, скука, как чувство, появилось у человечества не сразу. А только после того, как оно повзрослело и поняло, что каждый человек — личность, отличная от других. И понимание, что только то в жизни ценно, чего добился сам, тоже приходит только с взрослением. «Я возьму сам» — отличная возможность спросить у себя — а повзрослел ли ты или по-прежнему ждешь манны с небес.

Давно мне не было так хорошо. Так хорошо в мире, созданном человеком. Кабир – старая, величественная Бухара, столица Бухарского эмирата, узкие мощеные улочки, нагретые солнцем, красочный, праздничный дворец эмира, белые чалмы и яркие халаты. Мэйлань – дракон Поднебесной, расписной шелк с пушистыми кисточками, журчание фонтанов, цветущие сады и заковыристые иероглифы. И Шулма – вольная степь, дрожащая от топота коней, пропахшая их потом и горьким запахом степных трав. Мир, в котором соединилось все, скрепилось и сплавилось воедино. И его герои – мудрые настолько, что их мудрость проникает в читателя.

Дочитывая, перелистывая оставшиеся страницы, я переживала горечь от того, что с этим миром вскоре придется расстаться. Не хотелось, чтобы эта история заканчивалась. Вот идут главы, где вроде бы и нет событий, а речь льется, как ручеек, приносящий прохладу уставшему путнику в знойный полдень. И ты приникаешь к нему и пьешь, как чистую родниковую воду, эти страницы, пропитанные любовью к слову, любовью к созданному миру. Ведь сюжетно закончить можно было много раньше, ан нет, не заканчивается. Видно, трудно расстаться с Кабиром было и писателям.

Но «Путь меча» дарит не только наслаждение словом. Это серьезная пища для ума, роман дарит размышления, вызывает на диалог и оставляет в раздумье. Спасибо авторам за эту возможность.

Они приходят с темнотой, их время — ночь, они почти совершенны и все, что им от вас нужно — ваша кровь. Они — вампиры, существа, живущие в человеческих страхах с древних времен. Когда они появились, почему человеческое сознание придумало их и почему людей так влечет к вампирской тематике? Вы вряд ли найдете ответы на эти вопросы в двух томах «Вампирских архивов», но каждый из них позволит вам погрузиться в страну вечной ночи, заглянуть в самые потаенные уголки страхов и предрассудков, попасть в новые миры, поймать себя на мысли, что неожиданно в квартире стало как-то слишком тихо, и почувствовать, как по спине побежали мурашки, как будто от чьего-то колючего взгляда.

Первый том знакомит нас с классическими историями. Пожалуй, это тот вид историй о вампирах, которые я люблю больше всего. Хрупкие, как ландыш, чистые, как роса, нежные девушки, которым всегда готовы прийти на помощь честные, храбрые, добропорядочные джентельмены, настоящие рыцари без страха и упрека, темные замки и таинственные истории, непередаваемое очарование викторианской эпохи с ее чопорностью и недосказанностью. Когда вампиризм — очевидное зло, инфернальное, гадкое, которому не место в жизни людей, когда добро непременно торжествует. Нет, даже не так — торжествует добродетель. Есть в этих милых историях своя прелесть, несмотря на предсказуемость сюжета и присущую им наивность. Пожалуй, современные истории менее интересны, но подборка такова, что практически каждая из них — оригинальна и незамызгана.

У моей бабушки был сундук. Большущий такой, покрытый ковром и полный семейных тайн. Само его наличие всегда влекло меня к нему. Мне хотелось убрать ковер, открыть тяжелый замок, поднять крышку и... Но у меня никогда не хватало решимости это сделать. Наверное, в каждой семье есть такой сундук. Но я сейчас не об этом. Последний роман великого писателя манил меня так же, как тот сундук. Я знала о нем, видела книжку на полке, ходила мимо — и не решалась взять и прочитать. Для него нужно повзрослеть, думала я. И правильно думала. Потому что, взявшись в первый раз, сразу после школы, я с ним не справилась. Меня задушили голоса героев, их было слишком много и каждый из них был главный. И еще мне до слез было жалко Митю (почему юные девочки так жалеют раздолбаев, попавших в беду, это уже отдельный разговор), так что книга пошла обратно на полку.

А потом случилось взросление. Что хорошо в «Братьях Карамазовых», так это сколько ни расти, а из романа не вырастаешь. Он не начинает казаться примитивным, простым и пройденным. Возвращаясь к нему, всякий раз находишь что-то новое, прежде не замечаемое. Как в бабушкином сундуке, да. Почему такое странное сравнение? Наверное, потому, что это прежде всего история семьи, которая, как лакмусовая бумажка, показывает все общество с его чаяниями и надеждами, взлетами и падением, нравственной высотой и мерзкой низменностью. Полифония голосов дает полноту картины и не позволяет отдать все симпатии или антипатии только одному герою. Потому что здесь, как в жизни, нет однозначных позиций, нет черных и белых, все немножко грязненькие и всем есть, чем оправдаться.

Мне немного жаль, что роман остался незаконченным. Что эта сага не развернулась в задуманное, что автору не хватило времени. Но лишь немного. Потому что самое главное он уже сказал.

Трудно написать отзыв на этот роман. Потому что в двух словах обо всем не напишешь. О том, как неотрывно вцепилась в книгу, когда читала в первый раз в пятнадцатилетнем возрасте, о том, как неожиданно для меня роман ко мне вернулся на втором курсе университета и пробыл со мной до пятого. О том, как был исчитан вдоль и поперек, десятки раз, с карандашом и сотнями карточек с именами главных героев. О том, как росли и ломались теории в моей голове. Обо всем, что сумел дать миру и людям сухонький нервный человек невысокого роста, носивший фамилию Достоевский.

Невозможно однозначно определить жанр «Преступления и наказания». Что это? Драма? Детектив? Социальный роман? Или триллер? Сказать, что роман объединяет в себе все эти направления – мало. Потому что у каждого героя он – свой. Психологический триллер у Раскольникова. Социальная драма у Сони. Психоделика с элементами хоррора у Свидригайлова. Детектив у Порфирия. Каждый раз, читая роман за очередного героя, я открывала произведение заново. И это – несмотря на то, что роман монофонический, идея в нем – одна, и первую скрипку играет автор, говоря с героями сюжетным языком, предлагая им все новые и новые обстоятельства, испытывающие их мировоззрение на прочность.

Изучать «Преступление и наказание» — одно удовольствие. Потому что его сложно просто читать, его нужно именно изучать, слой за слоем открывая новые грани внутри изображенного мира, внутри характеров героев и, конечно, внутри себя.

Очень интересный цикл со всех точек зрения. Начинать было тяжело. Я продиралась с трудом через сонмы деталей, за которыми, казалось, теряются образы (например, я до сих пор не могу ясно представить, как же выглядели главные герои, которые сквозили через весь цикл). Но пройдя определенный отрезок пути в каждом романе, повести и даже рассказе цикла, ловишь себя на мысли, что живешь в этом мире. Не просто наблюдаешь за авторской мыслью, слогом, а присутствуешь при происходящих событиях, смотришь на них то изнутри, то снаружи, ищешь и находишь, радуешься и огорчаешься вместе с героями, заглядываешь в следующую страницу как за угол другого здания. Мир — потрясающий. Живой, яркий, красочный и такой реальный, что кажется, он существует или, по крайней мере, существовал, должен был существовать на самом деле.

Так получилось, что роман я начала читать после того, как увидела фильм, вернее, часть его, потому что подло заснула. Потом нашла книгу, а уже после прочтения посмотрела фильм полностью. О чем роман? О страхах, о прошлом, о страхах из прошлого, о прошлых страхах. И о том, что прошлое живет своей собственной жизнью.

Время действия — вторая половина девятнадцатого века. Место действия — США, штат Огайо, предместье городка Цинциннати, дом номер 124, где живет чернокожая беглая рабыня Сэти и ее дочь Денвер, а еще — маленькое привидение, которому нет покоя. Когда-то этот дом был полон людей. Сначала он был местом пересылки, здесь прятались и пережидали беглые рабы, прежде чем двинуться дальше, дальше от белых, от которых они сбежали. Потом здесь поселилась Бэби Сагз, святая Бэби Сагз, свекровь Сэти. И дом номер 124 снова был полон людей. А потом произошло что-то, о чем Сэти предпочла бы забыть, как обо всем своем прошлом. Что-то, из-за чего дом номер 124 опустел, зато здесь поселилась яростная злоба, детская злоба, отчаянное привидение, разбрасывающее кухонную утварь, бьющее зеркала и оставляющее отпечатки детских ладошек на тесте для пирога. Из дома сбежали сыновья Сэти, Бэби Сагз слегла и не вставала до самой смерти, а Сэти и Денвер привыкли к маленькому бушующему привидению — старшей дочери Сэти, у которой даже не было имени, только одно слово на надгробии — Beloved. Главное — не возвращаться мыслями в прошлое, отогнать его и жить в настоящем, не задумываясь о будущем.

Однако прошлое само вторгается в ее дом и ее жизнь в лице старого знакомого Поля Ди, с которым они жили когда-то у хозяев. Поль Ди прогнал привидение — и оно ушло. Но, как оказалось, не навсегда. Уйдя из дома духом, оно возвратилось во плоти, во плоти молоденькой девушки, назвавшейся Возлюбленной, Любимой, Любимицей — Beloved.

В «Возлюбленной» нет магии, просто мир духов вполне реален, христианство больше похоже на язычество, а мертвые способны выбраться на этот свет и разгуливать по этой земле при свете солнца. Так что появление мертвой дочери не шокирует мать, а воспринимается ею как второй шанс, как возможность исправить то, что она совершила много лет назад и в чем до сих пор уверена, как в единственно верном выходе.

Отдельного разговора заслуживает образ святой Бэби Сагз, пожилой чернокожей женщины, которую выкупил из рабства ее младший сын Халле, муж Сэти. Поселившись в доме номер 124, Бэби Сагз стала местной проповедницей. Она не проповедовала Христа, не отнимала паству у церкви. Она учила освобожденных рабов любить себя, любить свою плоть, любить свои руки, но больше всего — любить свое сердце. И ее собственное сердце не выдержало того, что произошло внутри ее же семьи. После трагедии, Бэби Сагз закончила свою проповедь, остаток жизни ища лишь ярких цветов. Синего, желтого, розового. И никогда — красного.

Одна из главных идей книги: рабское прошлое — самая страшная вещь на свете, нет ничего страшнее рабства, даже потусторонний мир, издревле внушающий страх человеку, не так страшен. И чуть слабее — тема любви, в полной мере открывшаяся лишь в эпилоге. Тема потерянной любви. Ведь Возлюбленная — несчастное существо, не добравшее любви.

Ну что сказать? Написано неплохим языком. Но напрягают три момента. Начну с конца. Да. Конец и напрягает, потому что кажется, что автору не хватило времени на кульминацию и толковую развязку (как говорится, каждый видит в другом то, в чем сам грешен. Мой рассказ страдает тем же). Второе — слишком прямая аллюзия на всем известное явление. Осталось вспомнить лютерову чернильницу. И третье — фактическая недостоверность. СПИД — все-таки это уже последняя стадия, заболевание. То, что ведет к смерти. Никаких бессонных ночей и прочего. Не в состоянии. То есть доктор носитель ВИЧ. Который еще ничем не проявился. Далее. Современные препараты тормозят развитие иммуннодефицита довольно эффективно, если не пренебрегать лечением. Еще далее. ВИЧ не передается бытовым путем, не передается при поцелуях, он нестоек в окружающей среде. Это к слову о детях. Вокруг этого заболевания много мифов, увы. И последнее.

Написано неплохо, стилизация неплохая. Так что и со сцены читать можно. Был бы живой Евдокимов, рассказал бы от лица Якова Борисыча со всеми евонными интонациями историю Бугая ентого.

Есть ли здесь фантастический элемент — для меня нет. Иначе причислять нам всю агиографическую литературу к фантастике, да открывать на сайте библио Димитрия Ростовского.

И еще, в начале самом, огреха обидная:

«Вы, болезный, в нашу баньку городскую ступайте. Против эдакой напасти лучше сухого пара ничего нету».

Откуда сауны за Уралом? Нет, я понимаю, что такие есть, в наше время все есть – и сауны, и хамамы и прочие бани. Но муниципальная-то скорее всего обычная, традиционная русская, с влажным паром в парилке.

Ну, а в целом метод reductio ad absurdum не всегда работает. Вернее, работает в споре, но в художественных произведениях часто сводит всю художественность к публицистике. И превращает рассказ в газетный фельетон, что мы и имеем.

Получив на прошлой работе отметину за самый банальный сюжет, передаю ее как кубок этому рассказу. Идея о делении человечества, избавлении от болезней для избранных если не стара как мир, то использована далеко не единожды. Язык в целом неплох, но некоторые огрехи периодически цепляют глаз. На логические нестыковки уже указано в предыдущих отзовах.

Понравилось. Я не люблю, когда слишком много деталей — под ними тонет текст, тонет идея, но потом детали перестали напрягать, идея выплыла, герой выплыл и повествование потекло. Медленно, тягуче, местами отвратительно, как трупная жидкость, но верно. Мысли и образы складывались, выстраивались и шли, не имея возможности поднять ноги. И детали, бессмысленное их, казалось бы, повторение в начале рассказа обрело если не смысл, то свое предназначение. Умирающий мозг хватается за все и сразу, стараясь не выпустить ничего. Постепенно деталей становится меньше, меньше привязанностей к этому миру. Хорошая вещь. Не без огрехов, но хорошая.

Ай, как хорошо написано! Я даже не заметила, как закончилось. Образно и ярко. Спасибо огромное, автор. Поистине, лучшее из того, что я пока прочитала. С темой, конечно, сложно все... Но рассказ такой целостный и в нем есть душа, есть мечта, есть сказка. Грустная, печальная, но с надеждой в конце.

Герой не Октав и рассказ не «99 франков». Хотя методика изложения мысли та же. Публицистика — да. Художественное произведение — вряд ли. Идея не доведена до конца, она вообще только в зачаточном состоянии. Отсюда — отсутствует завершенность.

Мне много рассказывали о том, какой поразительный конец у заключительного тома тетралогии. Но, увы, я о нем догадывалась примерно с середины книги и продолжала читать, ища подтверждений своих догадок. Они подтверждались одна за одной, но я принципиально не заглядывала в конец книги. И продолжала читать, потому что Симмонс умеет сплетать слова и мысли так, что оторваться чрезвычайно сложно. Красочные образы, переплетение событий таким образом, что подчас сложно разобраться. И герои, которым не хочешь, а веришь. Нам опять не дали отгадок на все загадки. Но от этого произведение не кажется незаконченным. Оно сделало виток в пространстве и времени и закольцевалось, обрело целостность и законченность. Ему не нужны добавления. Все сказано.

Счастье и благополучие — одинаковые ли вещи? Счастливы ли жители Яблонца, или за видимым благополучием скрывается что-то другое? Невозможность подлинных чувств, отсутствие настоящей любви, жалости, милосердия — люди ли они вообще? Или просто вместилища сытой жизни, когда все можно купить за улыбку Сторца? Незаметно за этой сытостью благодарность оборачивается ненавистью, а лицо — маской. Да к черту такое благополучие, ради которого надо расстаться с душой.

Книгу С. Палия «Метро: Безымянка» меня толкнуло читать нездоровое любопытство. Регулярно спускаясь в самарское метро, уворачиваясь от капель с протекающего во время дождей потолка, мне все думалось: что можно написать об этом месте. Если только очень вольный полет фантазии, обрамленный интересным сюжетом и украшенный хорошим ярким языком. Да, я неисправимый оптимист и всегда надеюсь на лучшее. Несмотря на то, что практика доказывает обратное.

Так получилось и в этот раз. Язык оказался примитивным, сюжет не увлекал, а полет фантазии случился с одним крылом. Поэтому во мне ожила моя язва, которая настырно бросилась на фактические ошибки, которыми произведение изобилует (и которые, конечно, можно было простить — ну хотя бы некоторые — буде три вышеозначенных условия на должном уровне). В общем, все это, может быть, дурацкие придирки. Но повторюсь, все они не имели бы для меня смысла и прошли бы незамеченными, если бы — сюжет, язык и атмосфера, чего, увы, нет.

Какая самая главная отличительная черта этой книги? Все герои — раздолбаи. Но боже, как же мы любим истории про раздолбаев! Почему — загадка. Но не случайно самый популярный фольклорный герой — самый заглавный раздолбай, Иванушка-дурачок. Потому что серьезно скучно жить. Потому что с серьезными людьми не случаются чудеса. Потому что, чтобы быть счастливым, нужно быть немножко Иванушкой-дурачком. Относиться к жизни чуточку проще. И тогда серые будни будут чуточку краше.

Первая часть «Анахрона» — почти классический любовный роман с социальной окраской (как вся русская литература, пожалуй. Социальной окраски практически никому не удалось избежать). Вторая часть временами граничит с сюром, но в целом — такая же прекрасно-ужасная, как вся наша человеческая жизнь. Авторам удалось создать теплую атмосферу, в которой приятно находиться все время прочтения книги, и героев, которым невозможно не симпатизировать. Язык можно ругать, но речевые характеристики персонажей просто прекрасны.

Чудесная атмосфера. Теплая, романтичная, чистая и по-детски наивная. Кто из маленьких девочек (а, может, и мальчиков тоже), читая стихотворение Б. Слуцкого о тонущих лошадях, не глотал слезы и не мечтал спасти их всех? Так хотелось войти туда, сильной рукой, наподобие Господа Бога, вытащить их из океана. Чтобы жили, паслись на свежей травке... Детские мечты иногда остаются глубоко внутри. Но с годами взрослый человек все чаще говорит ребенку внутри тебя о невозможности исполения твоих желаний. Произведение об этом. О детской мечте и взрослой невозможности. Но все же мечта не уходит до конца.

В чем трагедия Гамлета, принца Датского, человека эпохи Возрождения? В крушении его внутреннего мира. Самая страшная трагедия, которая может произойти с человеком. Ибо человек может пережить все — потерю имущества, потерю близких. Как бы ни были горьки они. Но когда то, чем ты жил, дышал, то, что считал правильным и незыблемым, медленно, по кирпичику начинает разваливаться — вокруг тебя, внутри тебя... Боль захлестнет и выплестнется наружу. «Мир вывихнул сустав», — куда ж больнее?

Не всегда мемуары читаются. Не скажу легко или сложно, а вообще — читаются. Эта книга стала приятным исключением и не менее приятным открытием чудесного человека, счастливого склеротика. Потому что он никогда не помнил плохого. От этого вся книга просто пронизана теплом, искренней добротой. И еще — немного легкой грустью. По ушедшему, по уходящему...

Каждая страница — часть жизни. Той жизни, о которой современное поколение уже не помнит, а наше, захватившее его беззаботным детством, вспоминает с трудом. Картина эпохи — довоенные, военные и послевоенные годы, время оттепели и время застоя, перестройка и новая страна. География — широкая как сам Советский Союз. Судьбы, жизни... Ни один человек не отмечен плохим словом. Если боль — то боль. Если жалость — жалость.

Остались ли такие люди в наше время — искренние, добрые, веселые, талантливые, почти непогрешимые в своем стремлении оправдать каждого, не осуждающие и потому немножко святые? Мне, как и Эдуарду Михайловичу, кажется — остались. И всегда будут. Потому что — как же без них мир?

Я бы сказала много хорошего, но не могу, не могу, не могу... Рассказ похож на его героя — он юн, он амбициозен, но он слаб. Идея, впрочем, оригинальна, оригинальна своей двуличностью, что ли. Инопланетяне превращаются в чертей, а черти — в инструмент наказания в УИН.

Я засыпала, честно засыпала почти до конца рассказа, пока вулкан не раскрылся вагиной, а корабль не стал летать беременной уткой. Слишком много деталей, слишком много лишнего, слишком много того, что было введено искусственно. От этого хромает действие, от этого хочется спать, от этого рассказ не воспринимается как целое.

Плохо рекламировал себя автор. Плохо. Ни черного пиара, ни светлого... И задумка неплохая, и с пониманием черного юмора, вроде бы, все в порядке было. Нет креативного задора, что ли...

Ох и сложная это работа — писать отзывы на произведения, которые не зацепили. И все (ну, или почти все), вроде бы, выглажено, выправлено и отточено. И картинка достаточно яркая (правда, с детализацией автор немного переборщил и в нескольких местах спотыкаешься невольно о фигуры речи, выглядящие слишком искусственно в данном контексте или зачастую вовсе не отражающие сути описываемого явления или предмета). Но что-то «не то». И если, вероятно, раскрытие темы имеет место быть, то с наличием фантастического элемента возникают вопросы. Мистика? Может быть. А, может быть, и нет. Попробуй, догадайся.

И вроде бы есть какие-то слова в голове после прочтения рассказа, но как-то они в наполненные смыслом фразы не складываются. И послевкусия нет. Попытка сделать оригинально — это плюс. Вполне грамотное изложение — тоже плюс. У меня плюсы кончились, увы. Бессюжетность — может быть, но она должна быть обоснована и заполнена чем-то большим, чем монолог человека? существа? Идея есть, но нуждается в серьезной доработке.

В целом рассказ оставил не самое лучшее впечатление. Много деталей, не всегда нужных, не всегда уместных, когда автор пытается объяснить реалии изображаемого мира устами своего героя. Еще напрягали искусственные ружья, стреляющие холостыми, как, например, виртуальная певица Карина Свон (так, кажется?), имя которой появилось только для того, чтобы ввернуть хлесткое сравнение с ее отсутствующим по природе мозгом. Сюжет ближе к концу начинает вязнуть и наводить скуку. Но если рассказ как следует причесать, вычесать оттуда всех блошек, которые мешают чтению, может получиться вполне вменяемое и конкурентноспособное произведение.

Думаю, что моя десятка здесь — единственная. Мне откровенно понравился текст. Гимн постмодернизма на свой манер, елы-палы. Вам надо темы — да она сквозит в каждом стилистическом отрывке. Автор издевается? Нет, автор играет. С читателем, со стилем, словами, с самим собой. Отличная вещь!

Рекомендации Фантлаба – хорошая вещь. Произведение, вышедшее из-под пера (авторучки, кончиков пальцев, касающихся клавиш печатной машинки или компьютерной клавиатуры – собственно, какая разница) одного из самых противоречивых и обсуждаемых (по крайней мере, на сайте) писателей – Дэна Симмонса, было преподнесено мне с вероятностью самой высокой оценки. Так я решила прочесть «Гиперион».

Читала я роман в электронном виде. Что ж, посмотрим, повлияло ли это на мое восприятие текста. А пока воспоминания свежи и впечатления ярки, как незатянутая рана. Могу ли я записать теперь «Гиперион» в любимые произведения? Наверное, скорее да, чем нет. Во-первых, потому, что давно меня не цепляли так книги. Во-вторых, та недосказанность, что есть на последней странице, заставит, непременно заставит, еще не раз к ней вернуться. Ну, обо всем по порядку.

Первое, что мне вспомнилось, когда я начала читать все эти истории, собранные под одним заглавием, — «Декамерон» Боккаччо. Почему? Потому что романы чем-то похожи. С одной стороны, сюжетообразованием — у Боккаччо роман тоже состоит из историй, рассказанных людьми, которых собрали вместе обстоятельства. С другой стороны, тактическим обращением к античности, да и не только к ней — к произведениям великих авторов прошлого. Древний мир сквозит у Симмонса со всех щелей, начиная с названий и имен собственных, а также их похожести на прототипов (самый забавный из них поэт — Силен в древнегреческой мифологии воспитатель и спутник Диониса; весёлый, добродушный, постоянно пьяный лысый старик с мехом вина. Только веселья и добродушия в него от прообраза не перебралось). Чем еще романы похожи? Философской подоплекой, глубоко скрытой за внешним антуражем. Какие ассоциации возникают у вас при слове «Декамерон»? Правильно: веселые истории эротического характера, заимствования у Апулея с его «Метаморфозами» (кстати, и сами похождения Золотого осла — произведение аллегорическое) и прочая дребедень. И мало кто вспомнит о том, что веселые истории — проделки пьяного поэта — лишь малая его часть. Большая — тексты философского и религиозного характера. А также песни — замечательные, трогательные и по-своему глубокие.

Что возникает в сознании при упоминании «Гипериона»? Балкон? Электрические деревья? Семь не связанных между собой историй? Рваное повествование? А если копнуть глубже?

Чем замечательны хорошие произведения? Тем, что в них можно найти очень многое. И не разочароваться в найденном. Чем стал «Гиперион» для меня? Как ни странно — произведением о вере. Не о религии, нет. (Что интересно — мысль пришла ко мне недавно во время пересмотра «Матрицы» — в произведениях о далеком будущем нет места религии. Вере — есть. Религии — нет). Почему? Сходу сложно объяснить, но это так. О вере, сомнении, преодолении себя и своих сомнений, разочаровании... О жизни человеческой души — неспокойной, мятущейся, живой.

История каждого уникальна, как уникальна человеческая личность. Осколок христианской церкви, потерявший веру, пытается обрести ее вновь. Ему кажется, что он находит ее, ибо видит чудо — но у всего есть обратная сторона. И он теряет то, что обрел, обретая то, что невозможно потерять, не умерев по-настоящему. Военный, который верит в любовь и стремится к ней, но и он обманут. Поэт, который верит в свою музу, но муза слишком дорого стоит... Ни один человек не может жить без веры. Самое страшное — верить, что твой мир подходит к концу. Самое сложное — поверить, что у тебя есть силы изменить его и отдалить конец.

Симмонс загадывает загадки. С первой страницы до последней. Всем — читателям, героям и даже, кажется, самому себе. Интрига сохраняется до конца. Ответов нет. Будут они в следующей серии? Возможно. А можно прислушаться к себе и попытаться ответить самому.

Есть один книжный сайт, на который я частенько захожу и пользуюсь. И вот каждый раз, стоит мне туда зайти — выползает ссылочка на означенное произведение. Полгода она мне терла глаза и, наконец, достигла желаемого эффекта. Я решила с произведением ознакомиться. Первую часть не читала, поэтому отзываюсь только по «2034». Что-то в этой книге все-таки есть, за это — один балл поверх тех, которые она заслуживает. Что-то, что цепляет. Некая сюжетная интрига, заставляющая следить за похождениями, в общем-то, неинтересных персонажей. Да, персонажи скучны, не интересны и — не представляемы. Как если бы автор ластиком стер у них лица, у всех до единого. Ни одного из них нельзя назвать героем — они именно персонажи, картонные марионетки, которые автор периодически тянет за ниточки, заставляя судорожно дергаться, и это выдается за их жизнь. Философские идеи, вроде бы, есть, но все они вязнут в себе и друг в дружке, не оставляя следа ни в уме, ни в сердце читателя.

Есть произведения, которые, вроде бы и не блещут глубиной, но запоминаются своей зрелищностью, атмосферой, миром, который можно представить. У меня не складывался в голове образ населенного метро. Местами картинки напоминали марсианский хаос из «Вспомнить все», местами — что-то еще, но мозаика никак не соглашалась складываться в единое целое, оставаясь мазками, нечеткими пятнышками на общем сером фоне.

Несколько статичные картины дантовского ада оживают, наполняются жизнью у Ши. Они вроде бы такие же, но у них свой характер. И замечательно правдива и по-христиански глубока мысль, которую высказывает Пират: демоны больше мучаются сами, чем мучают людей. В этом отличие от классического восприятия ада.

Описания настолько зрелищны, что позволяют буквально видеть своими глазами все происходящее. Каждый характер реалистичен и ярок, а главное — на своем месте. А сюжет — как нырок глубоко в воду, когда заканчивается воздух в легких и становится нечем дышать, и перед глазами всплывают странные картины, выброшенные из подсознания страдающим от отсутствия кислорода мозгом. Сложно выразить за раз то, что оставило после себя прочтение книги. Сложно уяснить послевкусие, но оно живо напоминает легкое опьянение, когда мир вокруг становится немного более выпуклым. Замечательная концовка — именно за нее 10 баллов.

Было время, когда я учила эту оду наизусть. Всю. Целиком. Готовилась к экзамену по литературе в девятом классе. Учение шло тяжело до тех пор, пока я не начала декламировать. Ода — особенный жанр и чрезвычайно редко пишется искренне. Конечно, Михаил Васильевич писал ее в надежде на милость новой императрицы, на то, что она будет оказывать покровительство наукам и пр. Но упрекать его в неискренности не могу, поскольку кроме слов

«Великая Петрова дщерь, щедроты отчи превышая» там есть настоящий гимн науке. Наука — вот главный адресат хвалебных слов. А императрица... Императрице тоже должно быть приятно.

Когда-то давно, когда мне было пять лет, и я крутилась у взрослых под ногами на даче, мне, чтобы не мешала, дали палку и велели посадить. Я честно посадила ее. Поливала. И из нее выросло дерево. Эта яблоня до сих пор плодоносит. И это было самое большое чудо в моей жизни. Если очень сильно верить — может, и получится. Как получилось Бенджамена Дрисколла. Мечты должны сбываться. Хотя бы в книгах.

Как бы ты ни был одинок, покидая родной дом или то, что называл родным домом, остро начинаешь чувствовать тоску по тому, что покидаешь. Воспоминания накрывают с головой, всплывают забытые надежды на то, что ты можешь еще вернуть самое дорогое, использовать еще один шанс, быть счастливым, не отрываясь от корней. И только трезвое осознание того, что на покинутой земле ты больше никому не нужен, может помочь отправиться за новые горизонты.

Знакомые ощущения. Когда у тебя температура сорок, тело действительно перестает принадлежать тебе, организм ведет войну, вот только кто проиграет? Вирус или бактерии пытаются уничтожить тебя. А что, если твой собственный организм пытается уничтожить тебя? Кто этот новый Чарльз? Перерожденный микроорганизмами человек, который будет убивать все живое или не до конца изживший в себе болезнь подросток, впечатлительный, с сильно развитым воображением, умноженным во сто крат болезнью? Интересный рассказ, неоднозначный. Страшный? Пожалуй, нет. Потому что, когда ползет вверх температура — внешний мир постепенно перестает существовать. А внутренний — родит сам себе куда большие страхи.

«Кто владеет Землей? И для чего нам Земля? Чтобы скитаться по ней? Для того ли нам Земля, чтобы не знать на ней покоя? Всякий, Кому нужна Земля, обретет ее, останется на ней, успокоится на малом клочке и пребудет в тесном уголке ее вовеки…»

Для чего все это было? Дать шанс? Потешить самолюбие? Вырвать человека из лап смерти, чтобы он сделал что-то нужное тебе, а потом вернуть его под могильный камень... Прихоть или подарок для всего человечества? Один небольшой рассказ ставит так много вопросов, ни на один из которых невозможно дать однозначного ответа. Что было бы, если бы Вулф отказался? А мог ли он отказаться? Наверное, не мог бы, как каждый творческий человек, которому есть что сказать. Жестоко ли было отправлять Вулфа обратно в смерть? Наверное, да, но ведь это объективные законы, требующие безоговорочного подчинения, ибо их нарушение может привести к изменению всего. Жестоко ли было вырывать человека из его действительности? Наверное, да, но ведь это такой шанс сказать еще одно слово.

Кто владеет нашей жизнью? И для чего нам она? Бесплодное существование или шанс сказать, сделать, оставить после себя то, что даст тебе возможность не просто найти свой клочок Земли и упокоиться в нем навеки, но и получать из далекого будущего эфемерные лунные цветы в благодарность за то, что ты сделал? Выбор за нами.

Этот мир — такой, какой он есть, собранный из осколков боли. Образно и ярко, настолько ярко, что не можешь отделаться от ощущения того, что живешь внутри этого мира. Пока читаешь. И боль безымянного героя, как и его страх и малодушие, живут вместе с тобой и внутри тебя. Экзистенциальная реальность, мрачный умирающий мир, живые существа на пепелище жизни — великолепно.

Чтобы понять поэму о Великом инквизиторе, наверное, надо быть хотя бы немножечко верующим и множечко мыслящим человеком. Не потому, что нужно обязательно верить в Бога и пришествие Христа. А потому, что эти мучительные вопросы возникают в душе у человека, который верил. Верил и сомневался, верил и болел, верил и не понимал, верил и боялся, что не верит, не хочет верить, не может верить – и не может не верить. Когда внутри случается конфликт между детской верой, которой не нужны объяснения, и взрослым здравомыслием, пытающимся найти всему подтверждение и доказательство, объяснение, ответы на постоянно возникающие вопросы. Это мысли изломанного сознания, истощенного сердца и разбитого ума. Взрослея и перечитывая, я понимаю, что это – и мои мысли тоже.

Серая жизнь серого человека идет день за днем своими серыми шагами. В его жизни нет ничего, за что еще можно цепляться, на что можно надеяться, во что можно верить. Нет никого, кого бы он любил, нет никого, кто бы любил его. Он называет себя «смешным человеком». У него нет имени. Он – каждый из нас. «Может быть, весь этот мир и все эти люди – я-то сам один и есть», — говорит он. И он прав. Потому что, если ты, человек, сейчас, сию же минуту перестанешь существовать, весь мир перестанет существовать тоже. Потому что в каждом из нас заключена вселенная. И потому что твой мир умирает вместе с тобой.

Достоевский, задолго до Пруста и Джойса, использует в рассказе поток сознания главного героя (одновременно и рассказчика), что ярче обнажает внутренний мир «смешного человека» . Этот прием построения текста позволяет читателю войти внутрь произведения, мысли героя начинают смешиваться с твоим собственным сознанием, ставя перед тобой вопросы и требуя ответов уже от твоего ума и сердца.

Изображение «другой Земли», этого иного, идеального мира похоже на все утопии. И, как в каждой утопии, не может существовать вечно. Потому что в таком мире отсутствует творчество. Наш мир – творческий, хоть и злой. Но в процессе борьбы с этим злым началом способно родиться что-то новое.

Федор Михайлович — не только великий реалист, но и великий мистик. Сны, видения, явления умерших сквозят в каждом его произведении, поэтому «Бобок» не стоит таким уж особняком от его остального творчества. Принцип построения рассказа сугубо реалистичен, настолько, что замогильные разговоры умерших не воспринимаются чем-то необыкновенным. Да и рассказчик, подслушивая подземные речи, не испытывает страха, лишь легкое удивление и любопытство.

Есть старая русская поговорка: «Горбатого только могила исправит». Мысль, высказанная в этой пословице, как мне кажется, очень верна. Человек не меняется глубинно, он всегда остается тем, кем сформировался. Тот стержень, который есть внутри каждого из нас, остается с нами до смерти. Меняются внешние обстоятельства, меняется наше отношение к ним, но наша суть остается с нами до конца жизни. Достоевский пошел дальше — суть человека, его пороки и добродетели остаются с ним и после смерти, лишь ярче проявляясь там, поскольку условности отброшены, нет больше полиции, общества, перед которым надо стыдиться, нет чинов (хотя обладающие чинами и пытаются их сохранить в своем замогильном существовании).

Тогда, полторы сотни лет назад, этот рассказ был воспринят как самое странное произведение великого русского писателя, как аллегория. Современному читателю предстоит самому выбрать — считать «Бобок» аллегорией или нет. Но чтение его, безусловно, способно доставить эстетическое удовольствие.

А как все интересно начиналось... Сюжет заворачивался с тугую спираль, набирал напряжение, захватывал интерес, все логически выстраивалось, казалось, что эта спираль, завернувшись до предела, непременно выстрелит, да так, что оставит след в душе еще надолго... А потом вдруг — раз — и все закончилось. Не совсем внятно, не совсем четко, не совсем хорошо... Так, словно сериал героини таки выродился в банальную мылодраму с цветочно-ягодным зонтиком, а она осталась информационным фантомом, только другого уровня.

Фабула этого произведения, его голый скелет — совершенно бредовая и совершенно же неинтересная. Но как закручен сюжет и как вкусно написано! Как всегда, невозможно оторваться, пришлось дочитывать до половины третьего ночи, поскольку разум отказывался отпускать историю Тадеуша Бомонта и его темной половины. Мне, как пишущему человеку, на секунду даже стало страшно: а не живет ли такой же монстр внутри меня и не ждет ли он момента, чтобы вырваться на свободу?..

Напрягло, пожалуй, несколько вещей. Во-первых, главные герои и их жены, а также дети до приторного одинаковы почти всегда у Кинга. Во-вторых, несчастный университет в окрестностях Ладлоу. То врач, работающий в его медпункте, таскает своих питомцев и родных на кладбище домашних животных. А то через несколько лет преподаватель пытается избавиться от своего двойника при помощи птиц-психопомпов. Это третий странный момент. Поскольку, если вспомнить картину мирового древа, птица быть медиатором — проводником между миром живых и мертвых — не могла, поскольку принадлежала одному миру. Им могла быть, скорее, белка, а еще скорее — мышь (привет Курочке Рябе). Хотя, конечно, птицы выглядели эстетичней.

Чтение последнего романа о Земноморье напоминало мне бесконечную синусоиду. То затягивает до невозможности оставить книгу хоть на минуту, то — хоть бросай ее тут же. Что не понравилось: длинная, очень длинная завязка. Настолько длинная, что вот уже осталось совсем мало страниц до конца книги, а кульминации еще не видно, не то что развязки. Слишком много загадок, на которые были даны ответы, конечно, но почему-то эти ответы совершенно не удовлетворили читательский интерес. Что понравилось: написано сочно, зрелищно, вкусно. Поэтому и затягивает. Прекрасна история любви Олдера и Лили. Прекрасны чувства, эмоции. Все описано яркими красками и... очень по-женски. Но послевкусие после прочтения остается несколько странноватое. Хорошо написано. Но — что это было? Завязка, загадка за загадкой, плавный настрой, надежда на разгадку и — а все! Вот вам, читатели, ответы, вот конец, но... Нет окончания. И катарсиса, почему-то, тоже.

Может быть, это странно, но мне книга о Техану понравилась больше остальных книг о волшебнике Земноморья. И я почти не увидела здесь феминистических мотивов. Да, Гед приходит (а, вернее, прилетает) обессиленный, но летел он не к Тенар на поклон, а к Огиону за помощью. И Тенар искренне и так по-женски ворчит на этих глупых мужчин, но обойтись без мужчины она не может. Не хватает ни сил, ни разума. Зато хватает любви, чтобы помочь и любимому, и детке.

А Гед, как когда-то в юности прятался от зловещей тени, пытался одолеть ее, одолеть свой собственный страх перед тьмой, так и сейчас должен победить свой страх перед своей же слабостью и тем самым одолеть ее.

Мне нравится психологизм, с которым Ле Гуин рисует нам историю человеческих отношений. Нравится и некая недосказанность, которую она оставляет читателям едва ли не в каждой строчке. Все-таки, это очень красивая история.

Прочтя цикл дважды, нимало сумняшеся добавила сагу о Ведьмаке в свои любимые произведения. Если говорить о том, как пишет Сапковский, то, как бы это правильней сказать, как бы выразить то, что чувствую, когда читаю эти семь книг... Как будто он пишет изнутри, слова текста брызжут во все стороны эмоциями, жизненной энергией и ... кровью. Не потому, что в книгах много жестоких сцен (ни одна из них не может считаться неоправданной), а потому что в крови концентрация жизни.

Герои цикла живы, настолько живы, что ты слышишь их голос, видишь выражение их глаз, разделяешь с ними и радость, и горе, и голод, и усталость. Подглядываешь в их мысли или просто смотришь на мир их глазами и живешь их чувствами.

Мир красочен и реален, проблемы, которые поднимаются и нарастают по мере развития сюжета — общечеловеческие. Каждый поворот заставляет остановиться и задуматься. А каждый персонаж здесь значим и вписан в канву сюжета так, что остается в памяти. Даже если просто проходил мимо.

Смерть — пожалуй, самое естественное, что есть в жизни. Не кавычу, потому что не помню дословно цитату. Книгу я наполовину читала, наполовину слушала. И слушать было страшнее — спокойный мужской голос, тихо читающий историю простой американской семьи, столкнувшейся со смертью в самом удивительном и страшном ее обличьи, обволакивал и уносил в мир безнадеги и ужаса. Произведения Кинга хороши тем, что автор тонко и умело копается в головах и душах своих героев. Психологизм, достойный звания мастерского, заставляет и нас заглянуть внутрь себя, почувствовать себя на месте Луиса, Джуда, Рейчел и даже Черча.

Не скажу, что мне было страшно от того, что возвращаются мертвецы. Хотя, взяв на руки кота, я ловила себя на мысли, что стала к нему излишне внимательной — не пахнет ли от него могилой. Когда-то, когда он только появился, мне приснился страшный сон. Наш кот, что был до него, и которого мы похоронили в лесу за нашим домом, недалеко от кладбища домашних животных (да-да, у нас есть свое кладбище домашних животных. Там лежат чьи-то породистые псы, кастрированные коты, умершие от заболевания почек, дорогие попугаи, свернувшие шею при попытке вылететь через закрывающуюся дверь...). Так вот, наш кот, похороненный, вернулся, таща за собой грязный след талой земли и запах прелых листьев. Вернулся, чтобы забрать маленький пушистый комочек, который мы взяли ему на замену. Нет, я не читала Кинга. Но история слишком известная, чтобы не знать ее. Осадок остался и живо воскрес, едва я начала читать книгу.

Мертвые не должны возвращаться. Не должны возвращаться мертвыми. Холодными и бездушными.

Эта книга одновременно может быть и самым большим потрясением, и самым большим разочарованием. Временами думаешь, что автор не просто гениален, а гениален настолько, что достоин стоять в одном ряду с классиками. А временами приходит мысль: и зачем все это? Самый лучший момент книги — это битва под Бренной. Написана так, что иной раз ловила себя на мысли: а ведь это нисколько не хуже Бородинской битвы у Толстого. И, да простят меня блюстители чистоты классики, возможно где-то и лучше. Потому что написать так о несуществующем мире, о несуществующих не скажу людях, поскольку были не только они... Изобразить и масштаб, и самое нутро. Заставить задуматься о ценности каждой жизни, о чести и предательстве, о патриотизме и о том, что любая война — на самом деле грязь и боль, и отстаивание чьих-то, не понятных гибнущему народу, интересов. О страхе — совершенно естественном и о бесстрашии — тоже совершенно естественном.

А самым большим разочарованием становятся события в замке Стигга. Эта бессмысленная резня у Вильгефорца. Бессмысленные поступки Цири, бессмысленное преследование ее Бонартом и смерти, смерти, смерти...

Интересным образом затронута тема о роли личности в истории. Пусть даже эта личность такая невзрачная как Надя Как-то там, ставшей спичкой на ривийской бочке пороха.

Знаю, что одобрения не получу. Но отзыв сам просится. Долго насиловала себя чтением книги. Что поделаешь, кому-то нравятся взбитые сливки, кому-то — кислая капуста, кому-то — шашлык, а кто-то без ума от сала в шоколаде. Должно же быть в мире разнообразие.

Герой — рефлексирующий маленький мальчик, запертый в теле практически уберменша. Решивший, что ему можно все и что жизнь, которой живет он — единственно верная на свете. О его мире мы знаем только, что там чистый воздух, прекрасная экология, люди здоровы и счастливы и каждый день спят на свежих простынях. Кто сказал, что в его мире нет излучателей? Кто сказал, что его мировой порядок — единственно верный и возможный? И кто дал ему право менять мир других, вмешиваться в чужой миропорядок со своими идеалами, и распоряжаться жизнями других? Мир вымирающей страны вымирающей планеты резко дуалистичен. Но этот дуализм не оставляет выбора. Потому что нельзя выбрать между злом и злом. И по сути главное противостояние по-дарвиновски видовое. Вымирающий вид борется за выживание. Но при этом еще и надеется взять мировое господство.

Есть и другие напрягающие моменты, касающиеся не только основной идеи, но и деталей.

Но главное, не оставляла мысль — воспоминание о китайской притче о драконе. О том, что каждый освободитель народа от дракона, незаметно сам становится драконом. На протяжении книги приходилось наблюдать, как наивный мальчик все больше обрастает драконьей чешуей. Кто знает, что бы вышло, если бы все получилось именно так, как он задумал?

Не скажу, что книга мне понравилась. Но вызвала бурю мыслей и эмоций. На то она и великая книга, чтобы, пусть и не нравиться, но заставлять серые клеточки шевелиться, а сердце биться. О многом уже написали — и о пророчестве, и о том, что описанное происходит здесь и сейчас. Напишу о своем.

Есть там несколько моментов, которые заставили меня оторваться от книги, закрыть глаза и долго лежать под стук колес (читала в поезде), не в силах взяться за чтение снова. Первый момент — когда жена главного героя выкрикивает: «Что тебе дороже: я или Библия?» Меня оглушили эти слова, которые выкрикнуты серыми буковками на желтой бумаге. Так я и лежала оглушенная. Долго. Думая, что бы сделала я, если бы эти слова выкрикнули мне. С одной стороны — человек, с которым тебя связывает не один год совместной жизни, общие воспоминания и чувства (пусть и пережитые, но не забытые вконец), грубый материализм, наконец. И с другой — Бог, книги, все равно что, но то, к чему понятулась твоя душа всем своим существом, то, что перевернуло твою жизнь, заставило посмотреть на мир иначе и заняло в тебе необычайно много места. И ни за что на свете я не хотела бы оказаться в такой ситуации. Потому что это мучительный выбор. И сердце при этом рвется так, что слышен не только треск разрываемой плоти, но и крики миллиардов крохотных сосудиков, которые в этом сердце живут. Разум не в состоянии вместить в себя весь ужас выбора.

Другая мысль — нужно оставить после себя что-то. Что-то, что будет напоминать о тебе. Любая вещь, к которой ты прикасаешься, должна выйти после тебя измененной. Любой человек, с которым ты столкнешься на жизненном пути — должен измениться после этого столкновения. Нужно оставлять след после себя, чтобы твоя жизнь не прошла впустую. По сути книги — то, что оставляет после себя человечество. Потому что столкнувшись с ними, мы не сможем остаться неизмененными.

Что еще? Наверное, много чего еще. Но я и так написала слишком много.