Пришло время немного покулинарить. Рецепт нетленного торта от Задорожного. Встречайте!

Берем стандартный набор коржей фирмы «Strugatsky&Co» «Град обреченный», смазываем его тонким слоем крема, взиботого из двух яиц марки «Цветы для Элджернона», смешанных с небольшим количеством сахарку «Мы». Сверху покрываем розочками прозрачнейших намеков на эпоху застоя. Даем настояться несколько десятков лет. Вуаля! Окрепшая в годы ЕБН либеральная тусовка прославляет повара до небес.

P.S. Максимум, на который может претендовать данный роман – мимолетный интерес исследователей позднебрежневской эпохи. Вполне банальный вторичный проходняк.

P.P.S. Впрочем, несмотря на тотальную идейную вторичность, написан романчик довольно интересным, приятным языком. А пятая часть в какой-то степени предвосхищает появление «Диктатора» Сергея Снегова (предельно условно, но...)

Повесть, опубликованная во втором же томе собрания сочинений Столярова, вышедшем в 1993 году. По сути это продолжение «Монахов под луной». Только чуть изменены акценты, стиль изложения. Теперь он более логичный, последовательный, но описывает всё то же пришествие Антихриста на Землю.

Сюжет описывает приход Антихриста на Землю. В основе сюжета лежит идея «если Пришествия не избежать, значит нужно взять его под контроль и договориться».

Главным образом тут стоит остановиться на образе Президента. По многим как внешним, так и биографическим чертам в нём угадывается Б.Н. Ельцин.

Во второй главе Матфей, рассказчик этого эпизода, упоминает о «феноменальной грубости» Президента. Бориса Николаевича после его выступления на октябрьском пленуме ЦК КПСС в 1987 году многие из присутствующих обвинили его в грубости, политическом нигилизме и пр.

В четвёртой главе Президент встречается с представителями партии националистов, про себя весьма пренебрежительно о них отзываясь. В биографии Ельцина есть подобный факт: в том же 1987 году, 6 мая он встречался с представителями национально-патриотического фронта «Память». Реальная встреча никаких видимых результатов не имела.

Это развитие сюжетной линии вполне отражает то, что при Б.Н. Ельцине внутри страны сложилась обстановка, когда коррупция и бандитизм стали повседневной нормой.

Первые 4 главы соответствуют порядку Четвероевангелия. Деяния апостолов — продолжение Евангелия от Луки. Тоже на своём месте. Бегство в Египет — явно не на своём месте, если следовать за текстом Библии. В принципе, если учесть, что это хроники прихода сатаны, то получается такая картинка: «От Матфея» описывает жизнь аватары дьявола, собственно, нам не так важно знать, что было с ним до момента ареста, а то, что случилось с ним позже становится известно из последующего текста. Соотнести главу «От Марка» представляется затруднительным, хотя, если сделать поправку на то, что судя по всему эксперимент по «вочеловечению» на тот момент уже идёт, то некоторая параллель прослеживается, хотя и основной «текст» остаётся за кадром. «От Луки» вполне соответствует оригиналу в последовательности, основная цель — описать жизнь после пришествия. Наконец, глава «От Иоанна», как и оригинальное Евангелие заполняет повествовательные пустоты в предыдущих главах, связывая всю последовательность воедино.

«Деяния апостолов» посвящены действиям Президента, когда он уже уверился, что Пришествие совершилось. Ключевой фразой этой главы, наверное, можно считать: «Сатану можно изгнать из этого мира, ему можно продать свою бессмертную душу, но заигрывать с ним нельзя, потому что тогда невольно становишься его апостолом и деяниями своими способствуешь воцарению Ночи».

«Бегство в Египет», находясь в конце произведения, как бы символизирует то, что несмотря на то, что Дьявол пришёл в этот мир, но пришёл в него и Спаситель, и есть ещё надежда на то, что человечество не окончит свои дни в Геенне Огненной.

Достаточно мрачная повесть, ещё мрачнее, чем «Монахи под луной», хотя бы тем, что в «Монахах», которые цепляются за старый миропорядок, ещё есть какая-то надежда на то, что он имеет шанс сохраниться. В «Послании к коринфянам» уже этой надежды нет. Только смутный-смутный намёк на то, что когда-нибудь в отдалённом на поколение (-я) будущем, возможна хотя бы относительная нормализация.

По форме — литературный анекдот на сорок пять страниц, по сути весьма язвительное описание одного из «социальных лифтов». Главный герой, м.н.с. Константин Манаев, любитель выпить и травить байки начинает свой день с опохмела в кругу малознакомых собутыльников, а потом, по мере распития, постепенно перемещается в окружение зав. лабораторией, следующая «остановка» — директор института, далее следует министр и, наконец, Секретарь. Все эти эволюции происходят по той причине, что Манаев виртуозно умеет рассказывать байки и анекдоты, причём очень чутко ловит настроение слушателей. Начав день где-то на задворках, под институтским забором он вскоре оказывается в кремлёвском туалете. К сожалению, для Манаева, кроме Секретаря, оказавшегося в восторге от политических анекдотов, существет в Кремле ещё и служба безопасности, которая среди всего прочего пресекает деятельность подобных элементов.

Гвоздём программы Манаева была простейшая история про серого ослика, который постоянно сталкивался с трудностями, каждый раз говорил: «Давайте, ребята, выпьем» и все трудности рассасывались сами собой.

Причём изо всех комментариев, которые я встречал в интернете даже те, кто обратил внимание на то, что Манаев умеет подстроится под вкусы аудитории, не писали, в чём именно разница между этими вкусами.

Собственно, сатира не столько на сам социалистический строй как таковой, сколько на тех, кто разваливал государство и извращал его иделы в процессе перестройки, даже, если взглянуть чуть шире, с конца брежневского правления.

И да, кажется мне, что это попытка показать скорее разницу между слоями населения, чем простое обвинение в тотальном пьянстве, которое тут усмотрели большинство комментаторов. Столяров не так прост как может показаться на первый взгляд.

P.S. В честь Манаева Столяров, похоже назвал целый народ, или расу, «манайцы» в рассказе и романе «Мы, народ...»

В предисловии к журнальной публикации Борис Стругацкий писал: «Главный герой этого романа — Страх. Большой Страх — порождение и движитель великих тоталитарных систем XX века. Великий Тотальный Страх, который оплетает и пронизывает общество, пропитывает его насквозь ядовитой, цепенящей слюной, высасывает живые соки его до последней капли и, наконец, убивает. Даже не убивает собственно, а делает мертвым. Это гораздо страшнее. Ибо нет ничего страшнее, чем мертвое общество. Его замедленная, неестественная, загадочная жизнь. Жизнь разлагающегося трупа».

Андрей Михайлович Столяров в своём романе рисует фантасмагорическую, но от того не менее реальную картину упадка СССР. Начиная с конца шестидесятых, первых годов Брежневской эпохи, эпохи развитого социализма, позже, в перестроечные годы, окрещённой эпохой застоя он сплавляет воедино реальность и виртуальность, достоверные черты эпохи и образ её, рождённый в головах диссидентов.

Ключевыми понятиями для романа являются: «Хронос», «Ковчег», «круговорот», «сценарий», «корректировка», «останов», «слом», «изъятие».

Сюжет в основной своей сути довольно прост: столичный журналист получает задание написать статью о некоем человеке по фамилии Корецкий, который был осуждён и казнён. С этой целью он прибывает в провинциальный город, где сталкивается с рядом людей: от горкомовских деятелей до местных диссидентствующих интеллигентов. Документы, полученные им от Идельмана, свидетельствуют о том, что Корецкий осуждён незаконно, а также о том, что в этом городе царит кумовство, взяточничество, расхищение госсобственности и, вообще, все-все-все пороки советского строя, которые только можно придумать.

Действие романа происходит в один и тот же день, который главный герой, Борис Владимирович Белогоров, на протяжении романа переживает четыре раза с некоторыми вариациями. В рамках романа этот цикл назван «круговоротом». Каждый день проходит по одному и тому же «сценарию». Несмотря на то, что основные моменты предопределены заранее, некоторые события вываливаются из «сценария», создавая «вариации».

Также основополагающими терминами мироздания «Монахов» являются «Хронос» и «Ковчег». Хронос, дремотный Хронос — божество стабильности, застывшего времени, покоя. Ковчег — воплощение и детище Хроноса, замкнутое пространство, в котором идёт «круговорот».

Ближе к концу романа упоминается «Великий Повтор», который соответствует «круговороту», но уже на уровне всей страны.

Вместе с тем, в романе описывается несколько таких дней, причём на каждом последующем цикле герой смещается всё ближе к вечеру.

В событиях каждого конкретного времени суток без труда можно разобрать основные черты советской действительности, начиная с конца шестидесятых и заканчивая распадом СССР, собственно «сломом». На это указывает сам автор, назвав день, который повторяется раз за разом — это 18 августа, понедельник, эпоха развитого социализма.

Среди жителей города Столяров выводит ряд персонажей начиная с самой верхушки городской власти и заканчивая обыкновенными рабочими и шоферами. Создаёт он и образ интеллигента, который таком собирает и ночами переписывает печатными буквами компромат на тех, кому днём преданно или заискивающе смотрит в глаза и улыбается.

Это роман-миф на основе мировосприятия диссидентов, их страхов, чаяний. Не зря ведь Столяров даже в эпиграфе пишет, что «Не существует такого города, не существует таких людей, и не существует времени, когда все это происходило…»

Кроме персонажей-людей Ковчег населён и персонажами-идеями, например Гулливер, своеобразная инкарнация спасителя, который может воздействовать на мир только пока в него верят, и сделать только то, чего хотят, верящие в него. Беда Гулливера в том, что люди, вернее, зомби, давно уже ничего не хотят, а в вере их осталась только ненависть.

Здесь же и ещё два символа — Младенец с колодой карт, разъезжающий на крысе и вечно пьяная, развратная Железная Дева. Если в начале романа упоминаются только слухи о них, то в конце они становятся чуть ли не главными вершителями судеб Города.

Есть тут ещё одно чудовище — Чёрное Одеяло. Оно лишает живых людей всех желаний, мыслей и превращает их в зомби. Оно практически не опасно, потому что для того, чтобы стать зомби, человеку нужно пожелать этого самому, самостоятельно броситься в его нутро.

Роман очень сложен для восприятия. Из рецензии критика Сергея Бережного: «Роман «Монахи под луной» — ну очень тяжелое чтение. <...> В этом романе форма явно задавила содержание. Одно очень здорово связано с другим, Андрей Михайлович это шикарно придумал и очень умно выстроил».

Время действия автор указывает совершенно однозначно: август, понедельник, восемнадцатое число, эпоха развитого социализма. В последних главах — эпоха социализма.

Брежневская, по большему счёту, эпоха развитого социализма охватывает порядка двадцати лет: с 1964 по 1985 год. За это время 18 августа приходилось на понедельник в 1965 г., 1969 г, 1975 г. и 1980 г. Следующее 18 августа наступило уже в перестроечном 1986 г. Вместе с тем в романе упоминается XIII пятилетка (1991-1995 гг.).

Собственно, по мере смены времени суток герой движется по шкале времени в направлении тринадцатой пятилетки.

Вторая глава «Обыкновенное утро» соответствует раннему брежневскому периоду, когда ещё на инерции хрущёвских времён бичевали культ личности, боролись за гласность, но, вместе с тем уже начиналось «закручивание» гаек. Разумеется, это было хорошее время для того, чтобы сводить счёты со своими личными врагами при помощи государства. Например, документы, которые Белогоров получает от Идельмана содержат в себе две характеристики Корецкого, написанные с интервалом в девять месяцев. В первой — он прекрасный работник, мастер своего дела, передовик и на производстве и в общественной жизни, а во второй — полная противоположность. Там же и рассказы свидетелей о том, как их принуждали давать «правильные» показания. Вместе с тем эта папка не содержит ни одного документа потому что, вручая её Идельман говорит: «Я все это переписал – извините, печатными буквами, небольшая перестраховка. Мне это стоило, наверное, трех лет жизни». Таким образом абсолютной уверенности в том, что в папке содержится правда, быть не может. Однако, в восприятии Белогорова она является истинной.

Четвёртая глава «Первая половина дня». Начало её посвящено поискам свидетелей, которые упоминались в документах. На заводе соблюдается режим строжайшей секретности, но работяги через дыры в заводах спокойно бегают за самогоном. Никто ничего не знает о других цехах, хотя, возможно, знают, так как всё-таки указывают. (Отражение результата Косыгинской реформы, когда распались связи между производствами и каждый выпускал только то, что выгодно ему).

Здесь же впервые звучат слова кгбшника Апкиша: «Социализм в нашем варианте – это железная естественная регламентация. Государство пронизывает собою всю толщу жизни. Существуют конституционные гарантии. Это правда. Но существуют еще и невидимые, всепроникающие, абсолютные и жестокие законы власти, которые, как универсальный клей, цементируют наше общество, придавая ему совершенную форму. Каждое слово предписано. Каждый поступок заранее согласован. Внутренняя цензура – это воздух, которым мы дышим с детства. В паузах великих речей сквозит тюремная тишина, и зовущие лозунги примотаны колючей проволокой. Вы мне скажете: Тоталитарный режим? – Да!.. – Вы мне скажете: Империя коммунистической бюрократии? – Да!.. – Но одновременно – и консолидация, и уверенность, и стабильность. Прежде всего – стабильность. Так хочет народ. Косметические средства здесь не помогут. Надо либо ломать до основ, которые были, по-видимому, хороши, либо шествовать дальше, как на параде: бурно радуясь и разворачивая транспаранты – обращая восторги к праздничным золотым трибунам…» Второй раз этот же текст он произнесёт в начале главы 8 «Вечер и закат».

В этой же главе Белогоров предпринимает попытку побега, но нет билетов, автобусы не ходят, даже поезда не притормаживают перед станцией. Пространство скручивается петлями, возвращая его в самое начало пути. Железный занавес непроницаем, и даже до ближайшей деревушки Лаврики добраться невозможно. Тут происходит встреча с Железной Девой, вечно пьяной, вечно похотливой, а также упоминается Младенец, пока ещё мимоходом.

Глава шестая. «Вторая половина дня».

Соответствует собственно «эпохе застоя» и перестроечным временам. Первая часть с бичеванием Батюты и беседой с рабочим Васей Шапочниковым, предстающим в образе рака отражает состояние поздней брежневской эпохи. Об этом говорят два отпрыска Батюты, сразу родившиеся в пиджаках и потребовавшие себе должностей. А также речь рака, описывающая беспросветность жизни и усталость от неё, а потом переходящая к требованию «всех расстрелять» и посадить новых правителей, а если они будут такими же, то и их расстрелять. И так до бесконечности. Здесь же происходит первый «останов». Жизнь замирает, застой ширится. В качестве оберега, защищающего от неприятностей Белогоров вместе со своим шефом вешает затасканный транспарант «Партия — наш рулевой!», очерчивая таким образом защитный круг в кабинете.

Вторая часть главы явно описывает перестроечные времена. На это указывает «двенадцитрукий Кагал» на мотоциклах, который творит беспредел в столовой, где подают то, что есть в принципе нельзя. Абсурдность ситуации заключается в том, что главный герой думает о Кагале, что они «вероятно, комсомольцы».

Вместе с тем миф, в котором продолжают жить либералы всё ещё сохраняются прежние представления: «Раскаленные звезды Столицы предвещают нам коммунизм. Красный цвет их неумолим. Страх, как радиация, пронизывает все общество. Страх и равнодушие. Отвратительный облик власти. Бородавчатые рептилии. Пожирание окрестных миров. Земли, воды, растения. Люди, пажити, города. Патология насыщения. Камнепад привилегий и благ. Точно в прорву Вселенной. Этот голод не утолить. Только когда от государства останется чисто выеденная скорлупа. Только когда библейский Армагеддон. Люди и монстры. Зомби. В идеале – монстры и зомби. Ящеры. Места для человека нет.».

И здесь же всплывает полный текст «евангелия от Гулливера», одного из символов грядущего преображения:

«14. Истинно говорю вам:

15. Есть хлеб черный. Как смоль. Называемый – головня. Имя ему: Ложь. Миллионами злаков прорастает он в колыбели мира. И едят тот хлеб с радостию. И, насытившись, хвалят его. «Вот хороший хлеб». Но едят только Ложь. И болеют от вкуса Лжи. И тайком выблевывают обратно красную позорную мякоть.

16. И еще говорю вам:

17. Есть хлеб белый. Как лунь. Называемый – пырей. Имя ему: Страх Великий. Зернами гнева и тишины осыпается он в сердцах ваших. И выходят из сердец чудовища, и жестоко мучают вас, и душат вас, и глодают вас, и не ослабевают ни на один день в своем голодном мучительстве.

18. И я говорю вам:

19. Откажитесь от хлеба: Ложь. Который напитал вас ненавистью и тщетою. И я говорю вам: Откажитесь от хлеба: Страх Великий. Который немочью сковал ваши члены.

20. Вы соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленой? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание.

21. Вы свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме.

22. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они ясно видели дела ваши…»

И сразу за этим всплывает сцена допроса Корецкого, сцена его изнасилования в камере. Самое время. В самиздате «Архипелаг ГУЛАГ» уже широко распространён, в 1989 году выходит его первое советское издание. Ужасы советской системы широко тиражируются в массы. Назревает «слом», распад СССР.

Глава 8. «Вечер и закат».

Глава вполне вписывается в реалии 1990-91 гг. Демоны, про которых периодически упоминалось ранее перешли в атаку:

«Демонов были десятки. Левое крыло их распространялось по Огородам, – предлагая населению колготки и стиральный порошок. Разумеется, по государственным ценам. Недовольство, таким образом, было подавлено. Основная же масса, выламываясь и беснуясь, хлынула по Кривому бульвару прямо на горком, – распаковывая гирлянды сосисок, потрясая в неистовстве фирмовыми джинсами. Милицейские патрули, забросанные колбасой, отступали, сгибаясь под тяжестью неожиданного дефицита. Противопоставить им было нечего. Склады госторга были печально пусты. Рота солдат, поднятая по тревоге, встретила на углу Таракановской заграждения в виде ящиков с бутылками водки. Причем, многие уже были откупорены. Контрудар, естественно, захлебнулся».

Остаётся добавить к вышеизложенному сущий пустяк — последнюю главу, «Утро нового дня», которая, увы, не нашла своего отражения в реальности, но тем не менее вполне согласовалась с тем, что абсолютное большинство граждан СССР выступило за то, чтобы его сохранить.

Главы «Ночью на площади» я, вероятно, разберу более подробно чуть позже. Впрочем, они всё больше по смысловому наполнению отражают явления этих самых промежуточных годов, о которых я говорил в самом начале. Это те самые годы, когда понедельник выпадал на 18-е августа.

Первый роман подцикла «Тропы». Преемственность видна даже на уровне структуры романа: три примерно равные части, которые не подразделяются на главы. Каждая из трёх частей романа включает в себя рассказ об одном из основных персонажей до вхождения его в «ватагу».

Внимание! Дальше — спойлеры!

Итак, первая часть романа вводит нас в суть дела, хотя ничего и не объясняет, но постепенно знакомит с положением вещей. И даже раскрывает предысторию одного из главных героев. Заодно предоставляет возможность познакомиться с Артёмом в его нынешнем состоянии, когда он уже намотал многие сотни, если не тысячи миров. Он совершенно неуловим, совершенно неуязвим, может попасть куда захочет и тогда, куда захочет. Тут же мы знакомимся с двумя таинственными группами существ — аггелами и варнаками.

В этой же части мы узнаём некоторую информацию об окружающих Талашевск «осколках» времён и узнаём, что почти во всех них действуют миссии. Впрочем, как и положено в более менее цивилизованных странах. На данном этапе представляет интерес Кастилия (вынырнула аккурат из Испании времён инквизиции). Географическая близость с Талашевском вполне закономерно может прочитываться, как то, что СССР недалеко ушёл от заветов «доброго дедушки» Торквемады.

Для того, чтобы закрепить эту установку, авторы именно здесь приводят историю Зяблика, свершившего «каинов грех», пусть даже и по неосторожности. В этом разделе красочно описывается, как обвинение жаждало переквалифицировать дело в предумышленное убийство, но не получилось, и тогда отправили на максимальный срок за непредумышленное. Дальше описывается, с какими людьми сидел Зяблик: чуть ли не сплошные профессора, философы, писатели, поэты. В общем, после катаклизма из тюрьмы Зяблик вышел вполне образованным, приличным человеком.

Вторая часть посвящена весьма плотному знакомству «ватажников» и аггелов. Тут выявляется одна особенность аггелов. Объявляя себя детьми «Кровавого Кузнеца», подразумевая под ним библейского Каина, который в Ветхом Завете описывается земледельцем. Вполне вероятно, что они также не различают Каина и его потомка Тубал-Каина, сына Ламеха и Циллы, который как раз и был кузнецом. Ровно так же они не различают Каина и Агасфера, считая второго чем-то вроде аватары первого. В общем, обобщённый «сатанинский» культ, который сам не в состоянии подвести под свою деятельность хоть какие-то вменяемые основания. Кстати, в скромности руководителей аггелов тоже упрекнуть затруднительно. Как-никак, а взяли они себе имена как раз родителей Тубал-Каина. Таким образом как бы возвысясь и над своим «божеством». Вполне характерное явления для описываемого времени. Как раз тогда начали расцветать секты всех мастей, с лёгкостью вербуя себе паству. Ну, а образ Каина и общая направленность каинитов, как они себя именуют — яркая иллюстрация деструктивной секты (опять же, слишком лобовое решение... Но, ладно, пусть так). Интересно и то, как каиниты встречаются со своим «духовным учителем». Диалог между Ламехом и Артёмом прекрасно иллюстрирует то, что для фанатика нет никакой разницы, что и кто ему говорит. Он любые слова будет выворачивать и трактовать в том ключе, в котором ему хочется.

В этой же части идёт предыстория Смыкова. На этот раз авторы не мудрствуя лукаво просто отправляют комсомольского активиста, по совместительству «крошку Цахеса» прямиком в лапы к инквизиторам Кастилии. Там он оказывается в своей тарелке и вскоре, не теряя своего формального статуса подследственного, становится одним из ведущих специалистов. Благодаря ему, святые отцы-инквизиторы осваивают множество полезных в их деле изобретений советской судебной системы. Тем самым ещё раз иллюстрируя близкое родство строев.

В третьей части начинается, собственно, квест. Главная задача — найти «бдолах», который произрастает в «Эдеме». Это вещество имеет чудесные свойства, которые помогают воплощать мечты в реальность, в частности, оно должно помочь выздороветь сильно повреждённому после встречи с каинитами организму Зяблика. Здесь немного проясняется сущность таких странных обитателей этого мира, ка «варнаки». Оказывается, что они очень любят музыку.

Тут же идёт история медсестры-нимфоманки Верки. За тот кусок жизни, который пришёлся на время после катаклизма, успевшей побывать верховной колдуньей в Лимпопо (кусок Африки, какого конкретно времени — непонятно. Там и по сей день племена так живут.), а затем лекаршей-наложницей у одного из талашевских диктаторов. Собственно, сравнение идёт опять-таки не в пользу «советского» строя: к мирному чернокожему племени пришли белые варвары — и расстреляли всех из автоматов, кого не расстреляли сразу — изнасиловали, а потом дострелили.

И под конец, после всех тягот пути «ватага» достигает Эдема, который, как библейские ангелы, охраняют Незримые (они же Иносущие). Пробраться туда практически невозможно. Единственный шанс — спровоцировать стычку между Незримым и какой-то сущностью, которая уже существовала на Земле едва ли не в эпоху Катархея.

И совсем уже под занавес первого романа, Антон сообщает, что варнаки — мирный, дружелюбный народ, а поскольку они слепы, то звук и прикосновение для них являются основными и, чуть ли не единственными способами коммуникации.

В этой же части идёт весьма подробное описание того, что происходило во вновь созданном мире непосредственно перед подписанием Талашевского трактата, который отменил власть, инквизицию, спецслужбы и прочие тому подобные структуры. Тут достаточно сложно трактовать смену режимов власти, буквально следуя за ходом оригинальной советской истории. Если рассматривать строго в рамках очерченного временного интервала (1979 — 1989), то Коломийцев однозначно трактуется, как втянувший СССР в Афганскую войну Брежнев, соответственно — Чрезвычайный совет предстаёт собирательным периодом Андропова-Черненко, а Плешаков, объявивший, что «после его прихода к власти все силы вернутся в первобытное состояние: луна и солнце появятся на небесах, день вновь станет сменяться ночью, восстановятся привычные годовые циклы, а Талашевский район возвратится на свое законное место...», вполне подходит на роль Горбачёва. Особенно, если учесть, что в конце своего правления, он вдруг решил окрестить себя императором (намёк на первого Президента СССР).

Вместе с тем, с учётом царившей тогда атмосферы оплёвывания, открещивания и унижения всего советского этих персонажей вполне можно рассматривать как связку Сталин — Хрущёв. По крайней мере, многие из характеристик Плешакова вполне подходят по такую трактовку. Хотя образ Сталина в этом случае выглядит как-то слишком уж гипертрофированно ничтожным. Если бы он был автором «Линия Коломийцева», то, боюсь, что тогда точно генеральный план «Ост» был бы претворён в жизнь.

Тут напишу только общие замечания, касающиеся всего цикла в целом, дабы не загромождать отзывы на каждый отдельный роман.

Внимание! Есть некоторое количество спойлеров.

Этот цикл примыкает к «Тропе» чисто формально. Для того, чтобы вытаскивать ГГ из передряг, вместо Артёма можно было взять любого, совершенно случайного (сверх)человека. Без Артёма существенно пострадал бы только начальный кусок первой части «Щепок плахи...» (он лишился бы всякого смысла). Впрочем, и для сюжетной линии Артёма этот цикл даёт не очень много (он, в основном, вспоминает то, что и так было описано в предыдущих книгах). Все существенные для него события, которые произошли в этом цикле, умещаются в паре фраз, которые он бросит Хавру в конце «Губителя...». Собственно, Артём и введён в этот цикл с целью лишить его слишком крутого бонуса, который он получил в «Бастионах Дита». На этом точка. О дальнейших похождениях Артёма авторы не сказали ни единого слова.

В целом сама концепция мира, в котором происходит действие не отличается оригинальностью. Вместе с тем, сталкивая невольных обитателей этого обрывка нашего мира между собой, авторы показывают довольно любопытные ситуации.

Изобилие населённых территорий из разных времён, из разных цивилизаций, могло бы дать огромное пространство для маневра, для постановки различных «экспериментов» по части налаживания коммуникаций между ними, но авторы воспользовались этой возможностью только отчасти. Куда как больше романного пространства и времени уходит на то, чтобы протащить группу ГГ по максимально большому количеству кусочков этой «временнОй мозаики». При этом, зачастую, необходимость таких перемещений не всегда прослеживается, а иной раз создаётся впечатление, что герои отправляются в очередной вояж по одной лишь воле левых пяток авторов.

Ещё мне не очень понравилось то, что тут, в отличие от предыдущих романов, авторы, не мудрствуя лукаво, взяли кусок СССР и обильно полили его дурно пахнущей коричневой жижей. В прошлых романах этот момент Брайдер с Чадовичем обставляли более совершенно с художественной точки зрения. Даже не знаю, с чем это связать: то ли авторы хотели сорвать хотя бы последние сливки с волны явной антисоветчины, то ли авторы действительно внезапно прозрели ко второй половине 90-х и со всей мощью своего таланта (несколько подрастраченной к этому времени) решили обрушиться на «Империю Зла». Проявления этого я вижу в том, что катаклизм, в который попал кусок нашего мира, практически в точности повторяет то, что произошло с миром Дита.

В итоге трилогия оставляет весьма противоречивые впечатления. С одной стороны — довольно хороший язык, интересные «огрызки» миров, вполне колоритные персонажи. С другой — слишком прямолинейное выливание помоев на совершенно конкретную страну, которое даже не пытаются прикрыть хоть сколько-нибудь отличающимся «глобусом», на которой она размещена, общая затянутость повествования (да, третий том читается едва ли не через силу) и весьма странная и откровенно нелогичная концовка всего цикла. Последнее, пожалуй, можно не ставить авторам в вину, поскольку эта «болезнь» преследует их на протяжении всего цикла «Тропа».

Можно довольно точно установить время, из которого был изъят кусок советской реальности. В сцене, где ГГ обсуждают возраст Артёма указывается довольно точная привязка по годам:

« — По рождению он вроде бы наш ровесник. Когда Гагарин полетел, он в школе учился, а когда американцы на луне высадились, в институт поступал.

— Так это двадцать лет назад было, а не тысячу».

Отсюда можно сделать вывод, что «талашевский» пространственно-временной кусок, вытолкнутый на Тропу находится во временном промежутке 1981 — 1989 год. Вероятнее всего, «ватажники» жители 89-го года.

Где-то в тексте романов упоминается, что со времени, когда случилась катастрофа прошло десять лет. Таким образом, можно вычислить и другую дату, от которой идёт собственно отсчёт нового существования «талашевского» сектора.Это 1979, начало войны в Афганистане.

Этот отзыв по сути сумма отзывов на все 5 произведений цикла.

Внимание! Дальше — спойлеры!

В общем, весьма косые романы/повести, где автор пытается выехать на каких-то своих фишках, изобретённых и реализованных ранее. К ним вполне можно отнести и мир, где соседствуют динозавры с относительно современными технологиями, и упоминание инспекторов снов, и абсурдистские фрагменты вымышленных миров, которые (опять же) порой являются чуть ли не буквальными вставками написанного ранее (не всегда, конечно). Но то, что многие фразы буквально перекочевали из более ранних произведений (Я про описание рассвета/заката в «бредовых» мирах, например) — это факт. В общем, решительно не рекомендую начинать знакомство с творчеством автора с этого цикла произведений. Лучше почитайте раннее его творчество. Оно, конечно, тоже не блещет запредельной литературной крутизной, но интересных моментов в нём намного больше.

Очень нудное произведение. Уже не радует даже достаточно оригинальный мир, который автор выстроил в первой повести. На самом деле, какая разница, кто тянет телегу, диплодок, гамадрил или корова, если телега всё равно тащится с той же скоростью. Конечно, можно отметить явление кота как персонажа, но он тоже убедительностью и проникновенностью не страдает.

Отдельное «фу» хочу высказать автору за то, что половину книги занимает едва ли не десятая часть путешествия в собственно «Долину магов». По части пережёвывание на десяти страницах одной и той же мысли Кудрявцев превзошёл самого себя.

В общем, удивительно тоскливая, полная роялей в кустах и псевдофилософской тягомотины книга. Сократить бы её раза в четыре — возможно, была бы довольно интересная повесть. В нынешнем виде — крайне затянутый бред. Спасает его только фирменные вставки из психоделических миров снов/подсознаний главных героев. Эти фрагменты — реально хороши и милы, особенно на фоне остального текста, который давно перестал удивлять новизной мира, а про качество литературной и стилистической обработки говорить в этом цикле не приходится.

Очень нелогично заканчивающийся роман. Такое чувство, что автор решил, что всё, достаточно пудрить мозги читателям, да и сам уже устал писать да расписывать приключения Хантера. В общем, как-то совершенно ничем не впечатляет. Разве только путешествие во внутренний мир, да ещё пара-тройка моментов. Радуют фрагменты путешествий во внутренние шизофренические миры, ещё сохраняющие бодрость ранних произведений автора. Увы, это только редкие моменты, теряющиеся в весьма безыдейной и серой канве общего повествования. На этом моменте возвращения к ранее описанным моментам, с целью доразжевать для тех, кто ранее не понял, становятся откровенно утомительными.

Да, второй (по году написания), он же третий (по внутренней хронологии) роман вполне интересен своей задумкой. По крайней мере, модель магического воздействия тут ещё довольно нова и впечатляюща. Конечно, вызывает недоумение то, почему Лисандра так одержима Хантером, но это выяснится в пятом романе. Вот только беда в том, что воспринимать этот цикл как пять разных романов довольно проблематично. Каждая последующая часть (вторая и третья, по внутренней хронологии, части являются повестями) романов по сути начинается в том самом моменте, где окончилась предыдущая.

Начало цикла. Вполне бодренькие фентезийные приключения. Да, мир, где сохранились динозавры, но ещё, вдобавок получили развитие вполне современные виды техники интересен. Увы, в стилистическом плане наличествуют грандиозные ляпы. Например, «он искал телефон или звонилку, чтобы позвонить кому-то из коллег. Внезапно он увидел, что звонилка сидит на ближайшей стенке. Он протянул ей монету и совершил звонок». (Цитата не вполне точная, но количество звонков/звонилок на квадратный сантиметр печатного текста примерно соблюдён). Увы, но дальше — больше. Распространяться о каждом произведении из этого цикла не имеет большого смысла, так как они представляют собой не более, чем части единого целого, читать которые по отдельности смысла особого не наблюдается. Что-то понять, не прочитав предыдущие произведения, шансов не очень много.

В целом, довольно неплохая развлекательная книжка. Как таковых глобальных идей в ней густо, да и подзатасканы они уже были ко времени написания. Но некоторые интересные моменты встречаются. Мир, где соседствуют диплодоки с гранатами и пулемётами, вполне интересный и довольно оригинальный. Ничего особо выдающегося я не заметил, но, мне показалось, что это вполне добротная поделка, которая заслуживает права на жизнь.

Улыбнула война племён увторов с ледакторами из-за того, что кто-то получил больше денег.

Внимание! Дальше — спойлеры!

Что же касается всего остального... Не без стилистических ляпов, но на них как-то на уровне современной абсолютной безграмотности, внимания почти не обращаешь.

Главным образом моё внимание привлекла «Ночь красных дьяволов». Я ещё на подступах к ней предполагал нечто подобное, но всё же было приятно, когда оказалось, что я не сильно ошибся.

Собственно, самый интересный персонаж — «Дух сопротивления», который на работе сопротивляется своим существованием, а в остальное время может и анонимку накатать как законопослушный гражданин. Плюс к тому хорошо описаны жители, которые, даже переживая эту ночь только раз в году сообразили, что достаточно написать анонимку на недоброжелателя, чтобы к утру следующего дня его и след, вернее, труп остыл.

Что же касается нестыковок, то тут их вагон и маленькая тележка. Достаточно отметить то, что тут Чёрные маги появились лет 10 назад. В «следующей» книге («Тень мага»), они тоже появились лет 10-20, только тут об охотниках на магов никто и слыхом не слыхивал, а там охотники уже вырождаются. Сомневаюсь, что за несчастных 10 лет могли произойти такие перемены. Впрочем, даже это ещё полбеды.

Для начальной книги цикла, в ней явно не хватает разъяснений. Буквально на первой странице встречаются сын змеи и хрюкозавр. Что это? Кто это? До самого конца книги так и останется загадкой. Опять же, упоминаются расы, которые не встречаются больше нигде за пределами авторского мира, а описание их, как правило отсутствует. «В кадре» появляются какие-то сущности, которые потом бесследно растворяются. В общем, кажется я догадываюсь, чем была вызвано желание переработать этот блок текстов.

Вполне замечательная повесть о тоталитарных сектах. Однажды пришлось, совершенно вынужденно, снимать комнату у свидетельницы Иеговы. Так вот в самую точку все обещания, которые идут в самом начале. Конечно, про переселение на иные планеты и речи не шло, но вот все блага земные обретались именно в их секте. Разумеется, и про то, что при вступлении в неё люди отписывали ей свои квартиры и все-все сбережения. Ну, а если посмотреть чуть дальше, то в этой повести вполне себе реализован намёк на древний тезис: «Разделяй и властвуй». Пускай на Венере думают, что на Марсе сущий рай, а на Марсианских рудниках рассказывай о том, что венерианцы купаются в благословенных водопадах живой воды — и будет счастье. Каждый будет верить, что вот вскоре и его переселят в край благословенный. Правда, авторы не раскрыли того, куда с Венеры были переселены те, кто якобы отправлялся в марсианский рай, но на самом деле это не существенно. Кажется мне, что переселяли тех, кто ослабел до такой степени, что не мог выполнять работу. И переселяли сразу же в мир лучший, который, как известно, находится на том свете.

Четвёртый роман цикла «Тропа». По временным рамкам он расположен после цикла «Миры под лезвием секиры» и учитывает произошедшие в них перемены в состоянии Артёма. Вместе с тем, поскольку сам Артём появляется здесь только в эпилоге, можно вполне не принимать во внимание его влияние. Как можно заключить из названия, это роман о его сыне. О Губителе Максаров, который несмотря ни на что умудрился не только родиться, но и выжить.

Внимание! Дальше — спойлеры!

Каких-то особенностей, отличающих мир «Губителя максаров» от мира «Клинков максаров» практически нет. Единственное, благодаря некоторым обстоятельствам, клинки максаров утратили свою силу и в данном романе не годятся для сведения внутренних счётов. В остальном максары остаются всё теми же тиранами, имеющими безграничную власть над сопредельными землями.

Во всём остальном он вполне укладывается в канву романа о взрослении. С одной поправкой. Если в обычном романе подобного плана ребёнок, преодолевая какие-то трудности становится добрее, человечнее, то тут наблюдается прямо обратная картина. Со временем ребёнок, Окш Сухорукий, всё больше и больше покоряется тому, что он, пускай и полукрвка, но максар. Плюс к тому он одержим идеей уничтожить всех остальных максаров любой, совершенно любой ценой.

В этом моменте начинаются некоторые логические несуразицы. например, Окш носится с идеей ручного генератора межпространственных дыр долгое время, а потом, когда его крадут, совершенно равнодушно возвращается к тому острову, где он его делал. Узнав, что вся страна жестянщиков разграблена, а запасные детали генератора уже отправлены в страну максаров он на это никак не реагирует, а преспокойно отправляется к охранному периметру, который вокруг Чернодолья (страны максаров) выстроен и начинает его уничтожать. При этом с самим Чернодольем происходят странные метаморфозы. Из страны, по которой можно идти неделями и не перейти она вдруг превращается в маленький клочок земли, четверть границы которого можно объехать за пару часов.

Если посмотреть на него с другой стороны, то можно обнаружить достаточно последовательное превращение человека, который вдруг начал осознавать свою избранность из обычного представителя человечества в существо, считающее себя вершителем судеб вселенной. Соответственно меняется и его восприятие реальности. Если изначально жизнь человека для него представляет ценность, то уже к середине романа он готов жертвовать даже своими соратниками в любых количествах дабы удовлетворить свою потребность мести, уничтожения.

Стоит отдельно остановиться и на личности Хавра. Каким-то образом, совершенно неизвестно каким, он из Всевидящего Отче превращается в странствующего наёмного интригана высокого класса. Если насчёт метаморфоз Артёма нет никаких сомнений и загадок, то вот в случае Хавра их накапливается огромная толпа. Причём все они так и остаются без ответа. Почему вдруг Всевидящий Отче потерял благорасположение Фениксов и Иносущих? Какое к этому имел отношение Артём? Как Хавр стал тем, кем он стал? На самом деле, не такие уж праздные вопросы для истории персонажа, который прошёл сквозь целых две книги цикла.

В целом роман получился всё больше о приключениях, нежели о каких-то философских проблемах. К сожалению, под конец цикла Брайдер с Чадовичем начали выдыхаться. Это было очень заметно ещё по «Мирам под лезвием секиры», а тут, хотя и продолжили основную историю цикла, но утратили во многом чувство меры и логики. В общем, как четвёртая часть основного цикла роман не удался. Вместе с тем на общем уровне фантастического чтива он довольно сильно выделяется.

Выбирая подобное название, авторы разумеется не могли не рассчитывать на то, что оно породит дополнительные связи и смыслы. Для более полного разбора этого романа вкратце обращусь к «Божественной комедии».

Если верить Данте, который вслед за Вергилием спускался в Ад, то город Дит занимает сразу два адских круга. Стены его образуют шестой круг, где обретаются лжеучители и еретики, а сам город размещается в седьмом круге и состоит из трёх поясов, где отбывают наказание всевозможные насильники: первый — тираны и разбойники, второй — самоубийцы и игроки, третий — богохульники, содомиты и взяточники.

Внимание! Дальше — спойлеры!

Город Дит, отгородившись стеной от всего остального мира живёт по своим внутренним, жёстким законам, именуемым Заветами. Основные из них: «Защищай город. Противодействуй Изнанке. Не желай ничего сверх положенного. Не причиняй дитсам ни вреда, ни обиды. Трудись для общего блага там, где тебе укажут. Не способствуй, ни действием, ни бездействием, неправедным поступкам братьев твоих».

Для того, чтобы заветы выполнялись с большей ответственностью и рвением, в городе существует ритуал, чем-то сходный с крещением. Каждому новорождённому в определённый момент дают испить Братскую Чашу, содержащую некую жидкость, которую называют «зелейник». Тайна его изготовления хранится кастратами, которыми заведует Блюститель Братской Чаши. Они же и выдают его гражданам. Действие зелнейника подобно наркотику, в свой Срок у каждого, однажды выпившего его начинается ломка и если он не получит следующую дозу, то умрёт в жутких мучениях.

Им управляет Сходка Блюстителей. Здесь каждый находится на своём месте и при своём деле. Для таких укладов есть серьёзные причины, главная из которых — Сокрушения. Это внезапное и практически моментальное появление в Дите участка иного мира, который горожане (дитсы) называют Изнанкой. Для борьбы с Сокрушениями в городе существуют мобильные отряды, готовые в любой момент сделать всё, что только возможно, чтобы пресечь на корню всякую попытку проникнуть на городские территории чего бы то ни было из чуждого мира. Считается, что Сокрушения являются карой за прегрешения дитсов.

Вместе с тем всё, что происходит за стенами Дита горожан совершенно не интересует. Там, по мнению жителей города, давно нет ничего достойного внимания.

За пределами города мир устроен достаточно сложным образом. Тут никто не следит за тем, чтобы предотвращать последствия перемежовок, и поэтому опасности подстерегают почти буквально на каждом шагу.

Подступы к городу охраняет странный лес, в котором обитают слепые птицы (слепыши), которые чуют порождения изнанки и очень враждебно к ним настроены.

Второй интересной местностью является Переправа через Гробницу Вечности, которую охраняют конопасы. Сами себя они предпочитают называть Златобронники. По сути дела — это антиподы дитсов. В отличае от них, златобронники проповедуют культ вседозволенности. Ублажение плоти и потворство своим прихотям у них возведено в такой же культ как у дитсов самоограничение.

За переправой расположены совершенно странные земли, жители которых почти не контактируют с дитсами. Здесь расположен Приокаёмье, Забытая Дорога и Стеклянные Скалы. Именно из этих мест родом Хавр, Блюститель Заоколья. Тут остались его отец и брат с сестрой.

В целом, третий роман поддерживает связь с циклом в том моменте, когда Артём встречается со Всевидящим Отче (отцом Хавра) и перенимает у него некоторые умения в путешествиях по времени. Тут же указывается на то, что этот Дар может быть передан не только достойнейшему, но может быть передан под пыткой носителем совершенно любому существу. Карнлайх Замухрышка, брат Хавра, под пыткой вынуждает отца передать свой Дар ему.

Что же касается сестры Хавра, Хозяйки Черных Скал (или, как позже её называют, Чёрных Камней), то она явно идёт по пути максаров. Её главная заслуга, и это оправдывает её существование в цикле, то, что она отправляет Артёма к Стеклянным Скалам, где он встречает Кешу. Кеша — существо из чистого разума, которое не имеет тела, но, даже в весьма нежном возрасте обладает недюжинными способностями к перемещению во времени.

Достаточно интересный персонаж Ирлеф. Изначально абсолютно верующая в то, что соблюдение заветов гарантирует от всех бед. Уже на пути «туда», от стен города Дита, она постепенго ночинает меняться, перед ней открывается новый мир, который не соотносится с её привычным старым миром. Наверное, главное событие с ней на этом пити — встреча с златобронниками, когда она выражает всё свое презрение к «новому миру». На обратном пути ключевой встречей является очередное столкновение с теми же златобронниками. При этом с Ирлеф за время странствия за пределами Переправы происходят фатальные, с её точки зрения, перемены. Когда она выходила из города, у неё было соврешенно ровное отношение ко всем дитсам, которые вкусили Братской чаши. На обратном пути, она уже даёт абсолютно страстную отповедь златоброннице, смысл которой любовь к чужаку, т. е. Антону. Жаль, что в тот момент, она осознала, что отступилась от своих правил, от Заветов, и не смогла в итоге принять ту новую жизнь, которую ей могло бы дать это отступничество.

В целом, очень печальное настроение навевает роман. Даже те из винтиков системы, которые в состоянии выкрутиться из пазов и стать ей поперёк, настолько пропитались самой системой, что даже не мыслят жизни вне её. Конечно, полностью отказавшись от прежних заветов, она не может и в итоге добровольно гибнет.

Здесь же находит своё оформление предсказание о том, что Феникс видел Артёа на подступах к Изначальному миру, а Иносущий его могилу. В самом финале Артём встречается-таки с самим собой и передаёт ему свой кусок знаний и Кешу, аболее ранний Артём клянётся похоронить своего двойника.

В целом, заключение романа похоже на войну между старым (каким бы оно ни было плохим и закосневшим в своих предрассудках) и новым (совершенно безумным, бездумным, одержимым только желанием нахапать). Думаю, что это толкование ближе к истине, нежели попытка истолковать разницу между Приокаёмьем и Дитом как разницу между социалистическим и капиталистическим образом жизни. Границей между Дитом и отдалённой окраиной служит «Гробница Вечности», что намекает на временные, а не пространственные координаты.

Мне кажется, что этот роман-катастрофа (да, именно так) в какой-то степени отражает гибель Советского Союза и перемещение людей, его населявших в совершенно другие страны и реалии. В страны, где властвует бандитизм, распущенность, где любого можно подвергнуть пытке, заставить изменить своим идеалам или измениться. В общем, отражает весь тот кровавый бардак, который начался после подписания Беловежского соглашения.

Прекрасный рассказ. Натолкнулся на него совершенно случайно, но абсолютно не жалею. По сути— очень красивая сказка о любви. По внутренней сути — совершенно жуткая история. В какой-то степени рассказ, вероятно, немного запоздал по времени, но всё же прекрасно отражает все сложности времён Карибского кризиса. Конечно, на Западе истерия вокруг ядерного апокалипсиса продолжалась намного дольше и породила, соответственно, намного больше художественных произведений различных жанров и типов, но, на мой взгляд, этот рассказ вполне заслуженно может среди них занять одно из первых мест.

Сама по себе атмосфера напомнила одновременно «Гения кувалды» и «Андроиды срама не имут» Евгения Лукина, хотя если подходить к этому вопросу более точно, то это «Андроиды» напоминают «Хозяев». Достаточно безумный, шизофренический мир, что особенно хорошо проявляется, когда действие перемещается на верхние уровни. При этом складывается такое впечатление, что всё это уже где-то, когда-то видел, слышал, читал. Может, не прямо в такой же форме, но очень близкое.

Впрочем, как и «Злой Котёл», «Хозяева» читаются намного легче и быстрее, чем остальные части.

Вызывает некоторое недоумение и вдруг прорезавшаяся ностальгия Темняка по Земле. Тут он на каждом шагу припоминает в совершенно огромном количестве всякие поговорки, случаи, истории из своей земной жизни. Насколько я помню, ни в первой, ни в последующих романах (я имею в виду внутреннюю хронологию цикла) такого огромного количества воспоминаний не было.

Удивительно и то, что разумный человек сунулся в Острог, который ему ни коим боком не был нужен. У Артёма в предыдущей книге была единственная цель — покинуть Котёл, а тут он вдруг искусственно затягивает своё путешествие. Любопытство? Захотел посмотреть как жил подарок тенетников до своего перемещения из Острога?

Вопросы, вопросы, вопросы...

По сути ничем не примечательная фентези-бродилка, пускай и в довольно интересном антураже, но никаких претензий на глубинные мысли в ней не проскальзывает. К минусам можно добавить и то, что слишком много разнообразных рас мелькает в романе как в калейдоскопе, а толком описаны только несколько: болотники, тенетники и вещуны. Отдельно отмечу слизней, которые живут внутри Гриба в условиях жуткой жары и, естественно, темноты. Они совершенно явно передраны с варнаков из «Миров под лезвием секиры». К сожалению, продолжение (или рестарт) цикла не получился. Возможно, читать было бы интересней, если бы это был на самом деле первый мир, который посетил Артём на Тропе.

В итоге получился совершенно необязательный к прочтению кусок без начала и конца, частично связанный разве что только с «Хозяевами Острога», да и то парочкой достаточно условно важных деталей.

Как ни странно, но в этом романе, в отличие от всего остального цикла, концовка показалась вполне вменяемой и соответствующей внутренней логике романа.

Мир, который получился у авторов (я имею в виду страну максаров) выглядит как вывернутая наизнанку злая версия Джаспера из «Чакры Кентавра» Ларионовой.

И тут, и там есть разумная раса, состоящая из небольшого количества особей, которые разбросаны по всей стране и очень редко пересекаются друг с другом. И те, и другие имеют слуг, которые обеспечивают их существование. И, наконец, обе расы практически неуязвимы и отношения между собой выясняют только на мечах. Но это общая схема. Дальше начинаются различия:

1. Мир. Если Джаспер называют зелёным, то название страны максаров говорит само за себя — Чернодолье. Буйная зелень превращается в бесплодную равнину, покрытую пеплом.

2. Взаимоотношения. Джасперяне, хоть и живут изолированно друг от друга, но не враждебны друг другу и иногда встречаются на общих праздниках или важных государственных собраниях. Внутри семьи у них в основном хорошие отношения.

Максары же люто ненавидят друг друга, в том числе и собственных потомков и собираются вместе почти исключительно, чтобы свести друг с другом счёты.

3. Прислуга. Джасперяне пользуются услугами роботов-сервов, которые выполняют за них практически всю работу по обслуживаю их поместий и наследных владений.

Максары конструируют себе рабов — мрызлов, которых изготавливают из частей тел живых организмов, в том числе и человеческих. Мрызлы не только прислуга, но и разведчики, и воины, и т.д.

4. Мечи. Для джасперян мечи — благородное дуэльное оружие.

Мечи максаров — практически единственное оружие, которым можно уничтожить другого максара. Соответственно и применяется оно только среди себе подобных.

Также сохранились легенды о том, что раньше максары были благородной расой, которая достигла небывалых высот во многих сферах, но со временем выродилась в жестоких, самовлюблённых одиночек. Так что вполне можно предположить, что это джасперяне, попавшие на Тропу и со временем выродившиеся.

Что же касается самого романа, то написан он хорошим языком, читается вполне приятно. Несмотря на то, что больший упор тут сделан на действие, роман по-прежнему содержит довольно серьёзные идеи. По сути Брайдер с Чадовичем продолжают исследовать человека, облечённого властью, и то, как эта власть может изменить человека. Наверное, ключевую мысль этого романа можно сформулировать так: «Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно» (Джон Эмерих Эдвард Дальберг-Актон, английский историк и политик). Осторожно! Дальше спойлеры!

В семье, как говорится, не без урода. А тут в одном из семейств максаров их объявилось целых два: Адракс и Ирдана, дед и внучка. Вполне можно поверить в то, что дед при помощи внучки хочет свести счёты с сыном, но то, что происходит дальше (я имею в виду предсказание пришествия Губителя Максаров), как-то слабо укладывается в господствующие идеи. Максары, хоть и терпеть друг друга не могут, но строго следят, чтобы род не прерывался. Наследник должен быть.

Ирдана в свою очередь тоже ведёт себя странно, хотя над нею Стардах потрудился качественно, но почему-то не вытравил до конца все человеческие чувства. Получается, что Ирдана максар-недоделок. Вместе с тем она уже вполне сноровисто и профессионально усовершенствовала Артёма, даже снабдила его иммунитетом к мысленному воздействию. Как-то странно смотрится проповедь «любви, которая сильнее зла» из уст соавторов, явно не склонных к излишним сантиментам (в творчестве, как минимум).

И что мне ещё показалось странным и не вполне реалистичным. Так называемые рудокопы, которые должны были перерабатывать огромные объёмы земли и никогда не пользующиеся своими прежними тоннелями. С такими темпами, они давным давно должны были выесть всё едва не до самого центра земли и провалить в тартарары не только землю максаров, но и жестянщиков, и черепах, и прочие приграничные области.

В целом, достойное продолжение «Евангелия от Тимофея». Наверное, эти два романа — лучшие во всём цикле.

Роман, который стал стартовым для цикла «Тропа». К сожалению, концовка производит впечатление, чего-то совершенно чужеродного и искусственного. Даже не знаю, что тому виной: фатальное неумение авторов писать концовки или же пришедшая чуть позже идея сделать этот роман первой частью цикла. Мне всё-таки кажется, что изначально роман писался как отдельное произведение. В частности, только здесь упоминаются «пролазы» — люди, которые отправляются исследовать сопредельные пространства. Ни в одном из последующих романов цикла ни малейших намёков на них нет. Артём остаётся единственным пролазой на весь цикл. Возможно, я ошибаюсь, и в Злом Котле или Остроге он с кем-то из них всё же встретится, но как-то не уверен в этом (на данный момент я эти два романа ещё не прочитал).

Мир, который рисуют авторы в «Евангелии от Тимофея» сразу же мне что-то напомнил. Не знаю, насколько справедливо предположение, но в «Тёмной горе» Геворкяна был подобный мирок, где тоже росли огромные деревья, внутри которых жили обезьяноподобные твари. Разумеется, мир, описанный Геворкяном повторяет этот только в общих чертах, но вполне возможно, что это отголосок «Евангелия», что-то вроде дружеского поклона товарищам по цеху.

«Евангелие от Тимофея» задаёт общую направленность цикла (сюда же можно включить и подцикл «Миры под лезвием секиры»). Исследование природы власти и того, как она влияет на человека. Тут вводится идея о том, что человек очень распространённый тип жизни во вселенной авторов и, в принципе, несмотря на какие-то индивидуальные различия, которые прослеживаются от мира к миру, обладает вполне определённым набором черт, близких к земному виду Homo Sapiens. Этот тезис даёт возможность не вдаваясь в излишнее описание видовых особенностей конструировать разнообразные социальные строи.

В первом романе цикла на Вершени построено что-то вроде теократического общества с элементами рабовладения. Плюс к тому практически прямо реализуется тезис В.И. Ленина о том, что «любая кухарка может управлять государством». Собственно, весь имеющийся государственный строй вырос на базе измышлений работника столовой. В итоге получилась какая-то безумная помесь «коммунизма» и рабовладения, сдобренная изрядной долей эрзац-религии. Войны по большему счёту в этом мире носят религиозный характер. С одной стороны жители Вершени пытаются навязать болотникам свою «истинную веру», а с другой стороны воюют между собой, выясняя, какие Священные Письмен священней и истинней.

Проблема управления государством совершенно неподготовленным к этому человеком продолжается уже самим Артёмом. Для Тимофея жители Вершени были чем-то вроде живых солдатиков, которыми он мог распоряжаться по своему усмотрению: убивать, сгонять с места и т.д. Его интеллектуальный уровень прекрасно характеризуют слова «Настоящего Языка» типа «морда», «башка» и пр. Артём же оказывается практически неспособным справится с этой задачей из-за своего мягкосердечия и излишнего человеколюбия.

Несмотря на некоторую затянутость и неторопливость повествования, читается роман, хоть и не быстро, но на одном дыхании. Давно не читал ничего такого, что заставило бы меня забывать о времени.

Довольно интересный роман, который многие ругают почём зря. Да, есть недостаточная проработка некоторых моментов (например, ГГ пробыл 11 лет без помощи в относительной близости от Земли). Но это не главное, это не мешает основному посылу. Ларионова конструировала мир, в котором всем желающим известен год их смерти. И вот тут начинается самое интересное. Год равен 365 дням, а вот в который из этих дней наступит смерть не знает никто. Таким образом, Ларионова смогла вывести вполне интересные личности, в количестве двух штук (разумеется, женского пола), которые имеют диаметрально противоположные взгляды на эту проблему. Да, конечно, всё это достаточно условно, но, тем не менее, люди в целом и ведут себя примерно так, как описала Ларионова. Одни в преддверии смерти складывают лапки и просто ждут, когда она наступит, а другие, наоборот, стараются жить на всю катушку, рисковать, упиваться последними мгновениями. Вместе с тем, как бы вскользь, но Ларионова затрагивает ещё один аспект. Вроде бы всем известен год, когда они умрут, но для контраста она вводит историю про экипаж, который в анабиозе привезла обратно автоматика. Когда они очнутся — неизвестно. Тем не менее — они живы. Но могут ли назвать это жизнью их родные и близкие?

Роман ставит довольно сложные вопросы, а вот ответы каждый должен найти сам. Если, конечно, не погрязнет в раскопках мелких несуразиц и деталей.

Цикл, изначально подававший большие надежды даже после относительно слабой «Деллы-Уэллы», скатился на дно в «Лунном Нетопыре». Возможно, продолжение цикла написанно-ненаписанный «REX» мог спасти положение (вряд ли, конечно). На данный момент имеется неоконченный обрубок, последняя часть которого не имеет даже чего-то относительно напоминающего окончания повествования. Увы, в таком виде цикл не может считаться успешным, особенно с учётом того, что каждая последующая часть всё глубже зарывается в маразм и всё реже опирается на хотя бы относительно здравую логику.

Советую прочитать «Чакру Кентавра» и остановиться на этом. Всё остальное только испортит послевкусие от весьма неплохой, приятной сказки.

Как повелось у Ларионовой, сам мир, который описан в «Лунном Нетопыре» довольно занятен. Только вот за пределами миротворчества она начинает впадать в полный абсурд. Если даже с «Евангелием от крэга» можно было мириться, то тут начинается совершенное торжество даже не абсурда, а абсолютного маразма. Никто не замечает, как вроде бы разумная джасперянка превращается в какую-то увёртливую хитрую тварь, даже близко не похожую на саму себя из первой повести. Плюс обрушившийся как снег на голову по-Харрада, способный только есть, спать и нести невнятный бред не спасает положения. Зачем он здесь? Более того, зачем это существо адекватному землянину Брагину, который тут тоже выступает только ради фона (ну, не успела Ларионова его прибить, так приходится мириться с его существованием, хотя он тут только мешает). В общем, наверное, тут реализуется подспудное желание каждой женщины замутить интрижку помимо мужа, да так, чтобы он ни о чём не догадался. Точно таким же абсурдом является и искусственное присовокупление пирлей из предыдущей части к гордому роду крэгов. В общем, концепция потеряна окончательно, автор запуталась в собственных умопостроениях, а читатель плюётся.

Совсем низкую оценку мешает поставить только общий уровень современных «писателей-фантастов» (прости, Господи!), подавляющее количество которых не в состоянии изваять что-то даже на этом уровне.

Третья часть, честно говоря, ввергла меня в уныние. Особенно вторая её половина, которая посвящена Харру по-Харрада. Никакой связи со всем предыдущим циклом не прослеживается, даже на уровне действующих героев. Просто вдруг один из побочных персонажей помещается в центр истории, а основные герои мелькают лишь однажды, да и то совершенно вскользь. Вдобавок к тому, никакого намёка на крэгов и близко вторая часть повести не содержит. Какие-то пирли, которые, как падальщики слетаются на беду, какой-то... кгм, прошу прощения, бордель, окружающий главного героя. Нет, я не спорю, что вполне в характере Харра по-Харрада сношать всё, что движется, особенно, если оно само не против. Но, на фоне довольно занятного мира разворачивается какая-то совершенно заурядная история. Одна из тех, которых тьмы и тьмы в довольно низкопробной фентези. Конечно, финал повести намекает на то, что с по-Харрадой (или по-Харрадом?) мы встретимся в продолжении, но как-то всё это выглядит слишком притянутым за уши.

Очень медленное и мутное начало повести не вдохновляет на прочтение. Очень сильно веет каким-то женским духом, который настраивает на более негативное отношение к повести, чем она того заслуживает. Да, мир, описанный в ней сам по себе достаточно занятен. Сибиллы — существа интересные. Даже развитие линии Крэгов, касающееся их особых, специфических свойств вызывает интерес. Но вот во всём остальном...

Довольно странное поведение главной героини, которая, очутившись вдруг в золотом колодце (который, кстати, как следует из описания, находится над нею, а не сплошняком вокруг) не может применить свои способности, чтобы из него выбраться. Ладно, это полбеды. Но вот дальше, когда она уже находится в стороне от золота, она по-прежнему не желает воспользоваться своим естественным даром, а это уже странновато выглядит. В общем, с одной стороны получилась достаточно занятная повесть, посвящённая тому, куда могут завести страсти, но, при чуть более детальном взгляде на неё, вызывающая некоторое недоверие.

Замечательная космоопера. Интересный базовый мир, а также миры, которые посещают джасперяне, отыскивая то, что они должны, согласно Договору. Особенно хороша первая часть повести. Увы, где-то начиная со второй трети темп снижается, какие-то моменты, над которыми можно было бы поразмыслить, становятся всё реже, а история скатывается в не самый удачный «экшен». Концовка у повести откровенно женская. Впрочем, это не может быть минусом само по себе, но излишняя слащавость её всё-таки оставляет неприятный осадок. Если бы это было единственным произведением, а не началом цикла, то оценка, наверное, была бы выше.

На базе предыдущих двух повестей получилась весьма занимательная новая история. Даже с учётом того, что основные моменты были известны изначально, например, каков будет клад капитана Румба (Это самый большой спойлер для тех, кто читал «Портфель..»). На стыке двух произведений получилось совершенно отдельное третье. Даже несмотря на то, что во многом сюжет повторяет «Портфель», читается роман совсем по-новому. Да, первые две-три части-серии мозолили глаза известные герои с непонятными изменениями, но с третьей-четвёртой главы-части-серии произошла адаптация и всё воспринималось уже совершенно без оглядки на предыдущие творения Владислава Петровича.

Я, наверное, поступил не очень честно, проспойлерил самому себе всё, что только было возможно, но я рекомендую (особенно, если вы как и я совсем недавно прочитали «Возвращение клипера «Кречет» и «Портфель капитана Румба») прочитать сперва послесловие. В нём он честно описывает условия в которых он создавал этот «кинороман». В общем, мне то, что вышло из под пера Крапивина, понравилось. Несмотря на то, что сюжет строится на вроде бы известном уже материале, но предстаёт он с совершенно другой стороны. Это касается и мотивации персонажей, и их характеров, и, разумеется, генерального сюжета.

Отличная повесть, связанная с «Портфелем...» фактически весьма условно, а вот реально довольно прочно. У Крапивина, как мне показалось, три главные темы: взаимоотношение детей с подростками, взаимоотношение детей/подростков со взрослыми, и взаимоотношение подростков с (недо)ОПГ и их лидерами. (Взаимоотношения с отчимом для Владислава Петровича тема очень личная и в этом произведении не затрагивается).

Присутствие крыс-мутантов, т.е. шкыдл привязывает это произведение к реальности «Сказок о рыбаках и рыбках», «Стражи Лопухастых островов» и так далее... (Кстати, это, кажется, единственная повесть, где образ шкыдлы не трактуется сугубо отрицательно).

Мне кажется, что вся эта мистификация, которую замыслили сильно повзрослевшая «Зойка-пароход» достаточно безобидна. По крайней мере она научила чуть ли не хлюпика сопротивляться несправедливостям жизни.

Плюс ещё затрагивается тема, когда страх одиночества заставляет, в общем-то хороших детей, примыкать к компаниям плохих парней и таким образом становиться со временем такими же.

Если рассматривать это произведение вместе с «Портфелем...», то можно придти к выводу, что и история о капитане Румбе тоже фальсификация, тоже плод воображения «Зойки-парахода» или кого-то из её компании.

Замечательная приключенческая повесть для среднего школьного возраста. С одной стороны занимательные остросюжетные приключения, которые вполне способны заинтересовать даже современного, избалованного современными компьютерными игрушками школьника, если родители хотя бы отчасти смогли привить ему любовь к печатному слову и не похоронили его воображение под разноцветной, бессмысленной кутерьмой современных «детских» каналов.

И, пожалуй, если не самое главное, но, тем не менее, заметное место занимает мысль, что ценность клада не всегда выражается в том, сколько денег он содержит. Порой, казалось бы «бесполезные» вещи имеют куда большую ценность и приносят куда больше радости не только обладателям сокровищ, но и другим людям.

Могла получиться весьма замечательная повесть, но даже и в таком, «комментированном», варианте более чем интересна. Описание жизни автора в первые послевоенные годы проливают свет на многие вещи, о которых потом писал Владислав Петрович. Например, тут дано весьма развёрнутое описание его жизни с отчимом. К сожалению, книга «Владислав Крапивин» из серии «Жизнь замечательных уральцев» прошла мимо меня, как и мимо многих, уже навсегда. Так что остаётся изучать биографию Крапивина по его автобиографическим рассказам, повестям, эссе. По другим его произведениям (комментариям, статьям, интервью), где он рассказывает о том, как описываемые события происходили в его жизни на самом деле. Я очень редко интересуюсь биографиями писателей (как правило, ничего хорошего в них нет), но вот Владислав Петрович — исключительный случай. Может быть потому, что у него я чувствую действительно серьёзное отношение к тем проблемам о которых он писал. А в отношении детей и их защиты он не фальшивил даже в последних своих произведениях, даже с учётом того, что они заметно уступают его более ранним творениям.

Замечательная «повесть». Редкий автор решится показать свои наброски, черновики при жизни. Сырые, недоработанные. Тем более не каждый сможет превратить их, снабдив необходимыми комментариями, в законченные произведения. Владислав Петрович — смог. А учитывая то, что раннее его творчество опиралось по большей степени на личный опыт и наблюдения за знакомыми людьми, то мы в этой «лоскутной повести» получаем замечательный по мироощущению срез последних военных и ранних послевоенных лет. Особенно ценна, на мой взгляд, повесть «Облака возвращаются с запада», но о ней я лучше напишу на её собственной странице. Пусть даже про эти годы написано немало другими писателями, но взгляд человека, который всю свою жизнь посвятил детской и подростковой литературе, взгляд именно детскими глазами — неоценим.

Да и сами тексты, пусть они не лишены шероховатостей, местами «корявы», но они пронизаны такой искренностью и непосредственностью, что просто нет ни сил, ни морального права как-то критиковать или, тем более, осуждать автора.

Прекрасная повесть. Только вот, к сожалению, нынешним детям даже близко не понять, что такое пионерский галстук в 70-х годах. По большему счёту, я, родившийся в 1987-ом году, росший на старых книгах отца и старшего брата, вроде бы впитавший эту эпоху полностью, благо, дедушка и бабушка были совершенно советскими людьми и все моменты, которые я не понимал объясняли с позиций СССР, даже для меня проблема лишения пионерского галстука осталась чисто умозрительной в тридцать лет, когда я впервые прочитал эту повесть. Сейчас, через три года, мне кажется, что я понимаю немного больше, но вот, что касается нынешнего поколения... Я не уверен, что они поймут хоть что-то из этой повести. По крайней мере большинству из них потребуется очень обширный культурологический комментарий, который большинство родителей (моих сверстников) им дать не сможет. Культура чтения очень сильно просела во времена поколений 80-х — 90-х годов. В следующем поколении она, увы, не возродилась. Так что, боюсь, что оставленная по традиции в школьной программе эта повесть останется не понятой подрастающим поколением.

Прекрасно передана атмосфера взаимоотношений между человеком и Высшим существом, которое призвано его защищать. Все мы привыкли представлять себе ангелов в белых одеждах, всемогущих на нашем физическом уровне, которым ничто не угрожает. И, разумеется, совершенно бессмертных.

Тут Владислав Петрович, оставаясь полностью верным себе, выводит в качестве ангела-хранителя существо практически совершенно случайное. Ангел Вовка даже не осознавал себя таковым в полной мере до тех пор, пока не получил «заказ» на охрану определённого человека. Эта повесть в очередной раз у Крапивина, как мне кажется, идёт коренным образом вразрез с основными православными догмами, оставаясь верной им по существу.

Повесть отчасти может рассматриваться как проекция современных (учитываем год написания) компьютерных игр на реальность. Неопытный ангел, призванный случайным образом, толком не подготовленный к своей миссии, к тому же заметно младше человека, которого ему предстоит защищать, снабжён всего лишь двенадцатью «защитами» (этакими читами, которые позволяют за один приём ломать нашу реальность в пределах очень узко очерченной задачи). Но, как ни странно он справляется. И, что самое странное с нашей общеобывательской логики, ему помогает практически такой же ангел-хранитель, только приписанный к антагонисту главного героя. Но вот именно с точки зрения Владислава Петровича, это совершенно нормальное явление, обусловленное его личной творческой вселенной. Ещё в 1987 году в повести «Оранжевый портрет с крапинками» он сформулировал постулат «Дети не воюют с детьми ни на одной планете — они ещё не посходили с ума».

Вместе с тем можно отметить, что «рассказ в рассказе», т.е. «рассказ в повести» не несёт слишком важной смысловой нагрузки. Но, вместе с тем, без него потерялась бы изрядная часть очарования этой повести. Ведь не так уж важно, что на что влияет в художественном произведении. куда важнее то, насколько гармонически сопряжены его части. Тут, как мне кажется, достигнут приличный баланс. Часть «Каруза-Лаперуза», не являясь смыслообразующей частью тем не менее работает на раскрытие общего сюжета, на раскрытие характеров героев.

Рассказ частично перекликается с «Христианами». Но здесь, кроме вопроса о том, что такое вера добавляется ещё один: что такое добро? Лучшего персонажа, чем чёрт для этого исследования взять трудно. Ведь сам по себе чёрт, который возжелал творить добро — нонсенс. И взять ему в учителя-оппоненты священнослужителя добавляет рассказу драматизма и остроты.

Андреев, утрируя до предела механическое, буквальное следование заповедям, церковным ритуалом и правилам, выводит обычного «как бы верующего» человека. Он, как и Носач, готов петь псалмы в церкви, креститься на иконы, поправлять свечи и Бог (а может и чёрт) знает, что ещё делать, будучи уверенным в том, что вот он истинно верующий. Вместе с тем, лишь только ступает за порог церкви, как у него из головы тут же улетучивается вся благость. Он ведь уже помолился, покаялся, сделал угодное Богу дело, порадовал Создателя, явившись в Его храм. Что же ещё надо?

Вместе с тем чёрт не таков, он своим пытливым почти абсолютным умом пытается проникнуть в тайны добра, веры. Найти тот самый скрытый первоисточник. Но кроме противоречий ничего не может увидеть. Даже те правила, с которыми знакомит его священник, оборачиваются в исполнении чёрта во зло. Голый, бездушный интеллект не может различить ту тонкую грань, ту смутную точку пересечения противоречий, где и находится истинная вера, истинное добро. Возможно, все злоключения чёрта на этой тропе могли бы позазаться уморительно смешными, если бы не та драма, которая их сопровождает. Сложно представить, что должно чувствовать разумное существо, которое искренне жаждет добра, но каждый раз оказывается не в силах.

Ещё один пласт смыслов скрывается и в самом священнике. Он старый, беззубый, почти впавший в детство, и до краёв наполнен благодатью, добром и верой. Он совершенно искренне пытается помочь чёрту. (Хотя тут вполне можно увидеть, что, кроме жажды помощи ближнему своему, им в некоторой степени движет и гордыня. Как же! Смотрите все! Я даже чёрта обратил к добру и вере!) Но вот его беда в том, что, изначально добрый по своей природе, чувствующий, что такое добро, любовь, вера, попик совершенно не в состоянии выразить это. Не может облечь в слова, научить, помочь.

И всё-таки, даже несмотря на последнюю сцену рассказа, где чёрт в своём церковном пристанище застывает в бездействии, остаётся надежда на то, что когда-нибудь, он всё же сможет понять, что такое добро. Ведь несколько раз он прикасался к нему.

Андреев поставил в этом рассказе несколько очень важных вопросов, но ответов на них не дал. Скорее всего, для каждого эти ответы будут своими.

Прекрасный образец мемуаров. Только мемуары эти весьма странны. Интересно погружаться в мер мечтаний и снов интересного человека. Не знаю, кто как, а я тут увидел Юкки и его сестрёнку, т.е. Ерошку и Еську. Правда в цикле они довольно серьёзные ребята, а тут... Хотя, кто знает, может, когда читатель их не видит, они куда более активны и веселы. По крайней мере не удивлюсь, что примерно таким образом водил Юккии Командора по Дороге с Грани на Грань. А ещё мне показалось, что лошадки с карусели могут быть далёкими предками красного коня Свира из «Тополят». Хотя что-то мне подсказывает, что к «Топоту шахматных лошадок» они будут ближе. Ну и конечно, Травяной (и Песчаный) Заяц очарователен (Надеюсь, что сведу с ним знакомство. Не в одной же этой повести он есть!).

А Синий Треугольник тоже парень себе на уме. Подбил ни в чём не повинного дядьку завязать узлами времена, пространства и рельсы и ушёл дрыхнуть в ящик стола. На самом деле верю. Верю безоговорочно, что всё так и было. (Пусть даже не было.)

А ещё напоминает позитивную версию «Лоцмана», без старости, болезней, но с чудесами и предчувствием чего-то светлого, вроде призрачной церкви, которую можно краем глаза увидеть в чистом поле посреди яркой зелёной травы.

И пускай даже порой светлый сон без предупреждения оборачивается кошмаром, но через это надо пройти. И пускай догоняет Ерошка таким страшным, но самым близким путём дядю Славу, чтобы войти в Город. А после этого пускай Травяной Заяц развязывает Синий Треугольник, ведь самое страшное, что может случится — это избавление от унылых серых снов.

А вообще — эта повесть завязывает Синий Треугольник творчества Владислава Петровича прямым узлом, а потом ещё и обвязывает петлёю сверху.

Отличная статья. Автор знает о чём пишет. Всё логично, чётко и по полочкам. Сам столкнувшийся с непониманием официальных структур, он очень чётко видит все опасности при создании организации-преемницы ВПО им. В.И. Ленина. Поскольку, как руководитель «Каравеллы», он соприкасался и с другими «неофициальными» молодёжными группами, которые редко достигали успеха, он знает какие опасности подстерегают и с другой стороны.

Никогда я не любил, так уж, чтобы очень сильно, читать авторские комментарии, биографии и пр. Исключение — примечания, всякие культурологические, исторические и пр. комментарии (если читаешь что-то старое или о темах слабоизвестных). А вот вдруг как-то случайно увлёкся и прочитал с большим удовольствием всё. Никаких особых спойлеров тут не содержится, но написано реально интересно. Вставленное в начале предисловие к несостоявшемуся СС, тоже открывает очень многие интересные моменты.

Интереснейшая статья, хотя я её всё-таки воспринял скорее как автобиографию. Очень интересно было прочитать про жизнь интереснейшего человека, рассказанную им самим. «Из первых рук», так сказать. Плюс к тому узнать о времени написания произведений получается более точно, а значит лучше понять на фоне каких событий они писались, что накладывало свой отпечаток на них. Вместе с «Кратокрафаном» и «Комментарием к собранию сочинений» (2007 год), не только помогают лучше понять творчество Владислава Петровича, но и многократно облегчают поиск взаимных пересечений среди многочисленного творческого наследия автора.

По крайней мере у меня теперь нет такого стойкого отторжения, которое я почувствовал было по адресу «Белого шарика Матроса Вильсона». Оказывается, не «мода» на разоблачение «кровавого Сталинского режима», а биографические элементы. Вот только боюсь, что начитавшись этого календарика буду искать в каждом рассказе подобные отголоски былой реальности.

Совершенно незаменимая вещь, когда надо быстро вспомнить в каком произведении что было. Если бы не было «Кратокрафана», то написание отзывов для меня превратилось бы в мучение. С большим трудом запоминаю названия городов, имена второстепенных персонажей и прочие детали, а тут всё как на блюдечке. Очень помогает в поиске пересечений между повестями. Особенно это касается циклов «В глубине Великого Кристалла» и «Сказки и были Безлюдных Пространств». Там просто очень много всего, что сперва упоминалось мельком, а потом, в других повестях, вдруг оказалось в центре повествования. Пока что не очень востребованным оказался раздел «Корабли», а вот остальные три я излазил уже вдоль и поперёк.

Достаточно посредственный романчик. Попытка пересказать «451 по Фаренгейту» с примесью «Дивного нового мира» и современных технологий. Про сюжет подробно написал Kons, поэтому я воздержусь от пересказа. Сгодится это творение разве что на то, чтобы случайно прочитавшему её подростку предложить впоследствии ознакомится с первоисточниками. Из плюсов могу отметить только то, что к стандартному набору западных антиутопий добавляется «Мы» Е. Замятина. Как правило его забывают. Впрочем, это ведь немец, а они когда-то довольно симпатично «Wir» экранизировали. В целом, как и подавляющее количество продукции этого издательства, имеет весьма сомнительную культурную ценность.

Цикл не получился. Складывается такое ощущение, что автор забыл о том, что он писал в первой книге, а перед работой над второй он просто попросил кого-то вкратце пересказать сюжет. Оборванная в финале сюжетная линия «Хлорофилии» так и не получила внятного объяснения в «Живой земле». Бытие «зелёных человечков» как и обстановка в «большой» России совершенно противоречит тому, что об этом говорилось в первой части. Немногочисленные герои, перекочевавшие из первой книги во вторую, также выглядят неубедительно и противоречат друг другу. Кроме того, вторая часть не только не объясняет непоняток первой, умудряется добавить своих несуразиц, так ещё и точно так же как первая часть обрывается в пустоту.

Использование мата в дилогии, на мой взгляд ничем не обосновано. Его слишком мало для того, чтобы принять эту лексику как норму общения в том мире, и слишком много, чтобы не обращать на него внимания.

Быть может, если автор допишет хотя бы маленькую повесть между первой и второй частями, объясняющую, что и откуда взялось, а также хотя бы рассказ, который смог бы создать впечатление оконченной истории, цикл можно будет спасти.

На данный момент связка «Хлорофилия»—«Живая земля» заслуживает оценку «3/10».

Продолжение получилось в разы скучнее и мутнее, чем сама «Хлорофилия». Оборванная концовка из первой части так и не была объяснена, а вот явно противоречащих ей вещей присутствует в изобилии. Такое чувство, что автор либо сам забыл, что он там конкретно понаписал, либо решил, что «пипл схавает» всё. Бред начинается с зелёных человечков, о судьбе которых всё было сказано уже в первой части. Самый главный артефакт, из-за которого разгорелся весь сыр-бор, тоже логичностью своего появления не блещет. К моменту написания второй части автор благополучно забыл о том, что все переселились в Москву, а тут вдруг оказывается, что в других городах тоже есть жизнь. Наверное, в москву действительно переселились все русские, а татары, мордва и прочие народности так и остались жить в своих исторических местах. Про стратегии устойчивого развития скрещенные с какими-то псевдореалиями СССР времён НЭПа я лучше вовсе промолчу.

Странное ощущение оставляет после себя «Хлорофилия». Есть в этом произведении призыв: «Очищай и концентрируй». Автор, кажется, решил пойти этим путём, правда, в обратную сторону. Из идеи, достаточной для бодренького рассказа или, в лучшем случае, повести, Рубанов умудрился состряпать роман. Разбавил сюжетную линию мелкими истинами, вполне приемлемыми для массового потребителя, перепел их на разные лады несколько раз на протяжении романа, загрязнил «актуальностью» в виде небоскрёбов «Бондарчук» и проспектов Галкина и Петросяна и... получил АБС-премию.

Увы, пережёвывая мелкие истины, автор забыл разжевать концовку, которая слишком уж многозначительно обрывается в никуда и ни к чему не ведёт.

Расписывать, почему роман плох не имеет смысла. Это замечательно сделал в своём отзыве Sawwin. Вместе с тем, на мой взгляд всё не до такой степени ужасно. По крайней мере авторский язык на общем фоне современной беллетристики достаточно неплох. Идеи, пусть и многократно звучавшие до этого, может быть кого-то подтолкнут к более качественному чтению.

В общем, при оценке романа всё зависит от точки отсчёта. Если рассматривать его в контексте современной массовой фантмакулатуры, то он весьма неплох, но стоит чуть-чуть приподняться и взглянуть на него с уровня даже не самих Стругацких, а хотя бы их учеников, т.н. «четвёртой волны», то роман вряд ли будет различим среди моря вышеуказанных творений.

Собственно, первый роман Рубанова, который я прочитал. Не могу сказать, что очень зацепило название, потому, что к «славянскому фентези» отношусь более чем скептически, после того, как в огромнейших количествах вылезли всевозможные «славянские веды», вдохновлённые бездарной под(д)елкой «Книга Велеса». Тем не менее, изучив некоторые отзывы, я на свой страх и риск решил прочитать.

Первое и главное, что бросается в глаза — псевдодревнеславянский язык. Да, качеством он на уровень выше, чем у большинства книг этого жанра, но я так и не понял, по какому принципу в него внедрены словечки из XXI века: одни словеса герои и понимают, и употребляют, но стоит высказаться какому-нибудь птицечеловеку, как тут же понимание рассасывается. И приходится бедолаге растолковывать смысл своих слов так подробно, будто перед ним пятилетний ребёнок-кретин.

Второе — абсолютно одинаковым языком говорят и глумила, и кожедуб. Разница только в том, что один непрестанно поминает бубны, а второй — доспехи. Я, честно говоря, что во время, когда происходит действие романа многие кожевники-воины могли связать между собой пару слов. А тут льётся из уст его «напевная сказовая речь» как по писаному. А учитывая ситуацию, в которой он это всё повествует...

Тут мне вспоминается «Лавр» Е. Водолазкина. Там автор буквально в нескольких местах вставил мельчайшие обрывки нашей реальности (вроде появляющихся из-под снега полиэтиленовых пакетов), чтобы подчеркнуть неисторичность романа. Персонажи, которые (опять же предельно умеренно) упоминают о наших временах — юродивые, не от мира сего.

В те далёкие времена (закроем глаза на обычное для былин, легенд и сказок смешение языческих эпох) люди с такими высокими интеллектуальными данными должны были бы знать, что вертоград — обыкновенный виноградник. Впрочем, когда так его называют первые два рассказчика, которые в глаза не видели тот город — это нормально. Но вот когда вертоградом этот город называют и сами жители, это уже становится весьма странным.

Третье (или четвёртое?) Затянуто повествование, очень сильно затянуто, просто чудовищно затянуто.

Впрочем, несмотря на это, могу поставить довольно высокую оценку, потому что на фоне общей массы подобного творчества «Финист — ясный сокол» выглядит приемлемо.

Повесть завершает официальный канонический цикл «В глубине Великого Кристалла». В этой повести героем снова становится взрослый человек. Причём не просто взрослый, а уже достаточно пожилой, накопивший приличное количество болячек и подводящий итог жизни. По сути он отправляется в своё последнее путешествие. На этот раз герой не художник, а писатель Игорь Петрович Решилов, что ещё больше сближает его с автором.

Но Крапивин не был бы Крапивиным, если бы рядом со взрослым героем не оказалось ребёнка. И здесь его зовут Сашка Крюк. Он подрабатывает проводником в туристическом кооперативе «Пилигрим». Правда, он не простой экскурсовод. Он может провести в такие места, куда обычным людям, как правило, хода нет. Он, выражаясь терминами цикла, «койво». Только в отличие от Пограничников, которые ещё делают несмелые шаги в путешествиях по граням Великого Кристалла, Сашка умудряется жонглировать путями по граням с фантастической скоростью. Правда, это не всегда проходит для него бесследно. Чем больше дар, тем выше цена за его использование. И расплачиваться порой приходится здоровьем.

Здесь не так много известных персонажей, да и упомянуты они вскользь. Капитан звездолёта «Даблстар» Пантюхин и братья Скицины, которые появляются лишь в небольших эпизодах.

Гораздо шире представлена география. Тут и Кобург из «Выстрела с монитора», и Ново-Камышино (которое позже можно встретить в «Бабочке на штанге» рядом с деревней Колёса). Особое значение имеют Оранжевые Пески, которые, похоже, начинаются на Марсе, но простираются вплоть до Свирска из «Сказки о рыбаках и рыбках» и Инска из «Ампулы Грина». Здесь становится известно, что одно из свойств этой пустыни — способность исцелять болезни.

С Марсом же связывает «Лоцмана» и Чиба, друг Сашки, который был шутом у короля иттов.

Практически дословно повторяется история из «Лётчика для особых поручений», когда Сашка (правда, не наяву, а во сне Решилова) угоняет модель самолёта, созданную для праздника города. А последствия этого (солнечный свет, упавший на подземный город сквозь дыру в «потолке») частично находят своё отражение в повести «Мальчик девочку искал».

Весьма значимы для сюжета темы поиска (Синяя тетрадь с недописанной повестью) и возвращения к детству и взаимоотношения с религией. В самом начале, прежде, чем определится с дорогой, Решилов просит совета и помощи у картины, где изображены Мать и Мальчик (по его свидетельству, он не решается назвать её иконой, тем более, что Мальчик на ней не является Младенцем).

Тут же встречается ещё одна странность. В Синей Тетради Игорь Петрович начинал писать повесть о Дороге. Но в конце, после того, как он прочитал её (удивительно похожую на то, что с ним произошло и, вероятно, предсказывающую, что произойдёт), вдруг текст в Тетради изменился. И вот уже Решилов дописывает другую свою повесть, которую тоже начинал, но не смог когда-то закончить. Повесть о детских годах Мальчика.

Пятая повесть подвела все линии к логическому завершению. Отправился на покой даже вечный странник Юкки, нашёл вместе с сестрой приют. Окончена ранняя история Командоров. На смену придут другие, правда, перед этим им нужно будет самим немного подрасти. Белый шарик, он же кристалл Яшка, выбрал свою судьбу. Стал Яковом Скицыным, дедом младшего научного сотрудника «Сферы» Михаила Скицына. Вроде бы логичный конец.

Тем не менее, преемственность просматривается. «Белый шарик» отправился в послевоенное время, с сексотами, врагами народа, членами семей врагов народа и пр. Эту линию и развивают «Сказки...». Главная тема повести, на мой взгляд, это взаимодействие Системы и людей, которые ей служат (когда-либо служили).

Волынов наделён многими чертами, которые роднят его с автором: он иллюстрирует детские книги, а также снимает кино. Точно так же он подвергается критике за своих «волыновских мальчиков». Плюс к тому он связан с детским клубом «Репейник». В связи с этим на него с завидной регулярностью стучат «куда надо», а обвиняют его во всём подряд.

Практически буквальный перенос элементов биографии автора на персонажа имеет и отрицательную сторону: возникает невольное желание приписать Крапивину в той или иной степени и остальные биографические факты. Прямо скажем, это несколько вредит его образу. Прямо скажем, слава «стукача» никогда не прибавляла уважения. Очень хочется верить, что сам Владислав Петрович к этому роду деятельности отношения не имел.

Волынов с самых первых страниц описывается как крутой ветеран, который может раскидать всех одной левой. А в той части, которая касается его непосредственной службы в горячей точке, он особой крутизны не проявил. По крайней мере приведённый эпизод не даёт повода так думать: ни освобождение заложников в Саид-Харе, в котором Валентин участия не принимал, ни, тем более, ночное нападение.

Глава «Свирский» весьма подробно рассказывает о взаимоотношениях между Управлением и завербованными сотрудниками. А всё дальнейшее развитие событий даёт понять, что у Системы не бывает «бывших». По крайней мере живых.

Есть здесь и один из старых героев — Юр-Танка, князь. Только играет он вспомогательную роль связующего звена, привязывает эту повесть к остальному циклу. Заодно он разъясняет главному герою смысл основного артефакта, который и дал второе название повести. Кстати, добрые бесплатные чудеса в этой повести заканчиваются. Шутки со временем плохи, а цена — жизнь. Пусть даже всего лишь маленькой рыбки.

Здесь появляются чуки и шкыдлы, которые будут активно заселять болота Безлюдных Пространств, а также сопредельных областей. Например, мир Лопухастых Островов. Так же, как и Восточная Федерация, черты которой впоследствии будут прослеживаться во многих позднейших произведениях Владислава Петровича. Места, по которым проходит группа детей под руководством Волынова имеют явное сходство с Безлюдными Пространствами: по крайней мере им свойственна нестабильность пространственных характеристик.

Не обошла повесть стороной и «летучесть» детей. Один из мальчиков, Илюшка, улетает на сделанных из обручей и красной ткани крыльях к своим будущим приёмным родителям.

Тут же встречается и символическое упоминание перестройки. В одной из комнат дома, где отряд нашёл свой приют, дети возятся с портретами «первых лиц» и ждут полуночи, когда будет ясно, что с ними делать. Да и рассыпанные по повести упоминания Первого Последователя, Верного Продолжателя и прочих намекают на то, что прообразом Восточной Федерации был именно СССР. Ещё одной чертой эпохи стало массовое переименование городов, которое началось как раз в это время. Генеральск за один день превратился в Свирск. Кстати, название явно состоит в родстве с оперативным псевдонимом Волынова. Впрочем, для произведения, написанного в это время (в «Крапивинском Календаре» прямо указывается время окончания работы над повестью — сентябрь 1991 года), оно и не удивительно.

В очередной раз всплывает тема интернатских детей и их взаимоотношений. Кажется, впервые возникает тема детского гомосексуализма. Разумеется, не обошлось и без очередной вариации Командорства (всё-таки это основная или, как минимум, одна из самых главных тем цикла). Валентин Волынов, художник-иллюстратор, берёт на себя заботы о группе детей.

Чувствуются подступы к теме «Чёрных Пароходов», которая будет развёрнута в полном объёме в «Корабликах», потом и в «Ампуле Грина». По крайней мере эпизод, связанный с уходом из опустевшего лагеря, наводит на такие мысли.

Общее впечатление: нервная повесть, написанная в нервное время.

В «Крике петуха» сошлись и завершились почти все сюжетные линии, поднятые предыдущими тремя повестями. Осталась одна: кристалл Яшка. Повесть рассказывает именно о нём.

Основной мотив повести, как мне кажется, взаимопонимание. Почти как в рекламе: «Мы такие разные, но всё-таки мы вместе».

Ведь у юной звезды и человеческого ребёнка может оказаться так много общего. Например, занудные взрослые с их указками: то не делай, делай это, не так делаешь, делай вот так. И какая разница, будет это передача импульсов на огромные расстояния или же обязательное утреннее причёсывание. Всё равно и тому, и другому бывает грустно. И тому и другому хочется поговорить с тем, кто на самом деле понимает твои проблемы, а если и не понимает, то всё равно, когда выговоришься и получишь порцию сочувствия, становится легче. А ещё очень не хочется взрослеть. Ведь после очередного возрастания, которое приблизит тебя к волшебной музыке сфер, ты забудешь о своём маленьком и далёком друге.

Повесть оставила достаточно противоречивые впечатления.

С одной стороны, прекрасно написанная история о дружбе, о далёкой эпохе первых послевоенных лет. С другой...

Хорошо, что решил слегка повременить с публикацией отзыва и почитал некоторые документально-публицистические вещи Крапивина. Теперь я осознаю, что «отчим», упомянутый в повести в достаточной степени списан с отчима Владислава Петровича. Так что часть вопросов к повести отпала сама собой. Про стукача Коптелыча говорить просто не хочу. Может и не нарочно, но повесть при всех своих достоинствах получилась в некоторых моментах весьма спорной, слишком политизированной. Причём слишком ко двору пришёлся этот «антилагерный» оттенок во времена перестройки.

После того, как я прочитал в эпилоге (снова забыл о том, что он напечатан в томе с примечаниями к собранию сочинений),

Связи:

1. Прямая отсылка к «Заставе на Якорном Поле». Разъясняется, как Ёжики умудрился выжить в тоннеле с поездом. Шарик посещает парк школы-интерната вскоре после того, как Матиуш отправил его в полёт.

2. Братья Скицыны — эпизодические персонажи «Лоцмана».

По сути своей повесть — точка схождения смыслов и сюжетов. Она завершает большинство линий, сводит всех основных героев вместе и даёт ответ на вопрос, что же такое лаборатория «Сфера».

Действие повести начинается на её территории, где мы встречаемся со старым знакомым, Витькой Моховым. Его приключениям посвящена первая часть повести. Узнаём мы из неё и то, что случилось с Западной Федерацией, после того, как индексная система дала сбой и начала разваливаться в результате действий Корнелия Гласа. Также намного шире рассказывается о Цезаре, мальчике из благополучной семьи, у которого пропал индекс. Парой штрихов описывается жизнь бывших «безынд» в мире «Сферы».

Вторая часть возвращается к жизни ребят-Пограничников из посёлка Лугового, с которыми познакомился Матиуш на станции «Якорное поле». В этой же части происходит и встреча всех основных героев.

Добавляется к ним ещё двое: Юр-Танка, правитель неопределённо-средневекового княжества Юр-Танка-пал (почему-то оно мне напоминает государство иттов из «Оранжевого портрета») и огненно-рыжий петух Кригер, он же — Петька, который в результате неудачного эксперимента переместился на грань посёлка Лугового и обрёл способность проникать сквозь грани.

Проблема «прямого перехода», т.е. способности моментально переместиться с грани на грань не такая простая, как может показаться. Несмотря на то, что перемещение почти мгновенное, для самого перемещающегося оно сопровождается крайне неприятными ощущениями абсолютного холода, пустоты и одиночества. Так что не каждый может это выдержать. Плюс к тому, на этой почве возникает конфликт «отцов и детей». Взрослые пытаются его объяснить, подходят к этой проблеме с научной точки, а дети просто пользуются этой способностью в своё удовольствие.

Здесь же завершается история о Командорах. В главе «Командоры» между детьми-Пограничниками и последним Командором Павлом Находкиным (тем самым мальчиком из первой повести) происходит длинный разговор о сущности настоящего Командорства, о законах Кристалла, об ответственности. И, завершая эпоху первых Командоров, передаёт символ Командорской власти — монету с якорем, шпагами и солнцем — Цезарю Лоту, назначая его главным Командором. Как будто знал, что Чезаре не только не бросит своих друзей, но и найдёт способ прийти на помощь, поборов свой самый сильный страх.

Да и странствиям Юкки с его сестрёнкой, о которых почти ничего не известно, приходит конец —

Ещё одной главной идеей повести можно назвать неприятие насилия по отношению к детям. Чёрный улан, который в конце повести был готов стрелять по Пограничникам, несёт страшное наказание, обусловленное законами Великого Кристалла:

Отсылки к другим произведениям тоже есть:

1. В храме-обсерватории Итта-Дага Витька Мохов рассказывает своей подруге Люсе о гибели Гельки Травушкина и показывает ей его галактику («Голубятня на жёлтой поляне»).

2. Название хребта — Итта-Даг — перекликается с наименованием племени иттов из «Оранжевого портрета».

3. Филипп на лестнице миров, вероятно, встречает прообраз шароглота из «Мальчик девочку искал...»:

Далеко не все понравившиеся мне рассказы прошли во второй тур, но это было вполне ожидаемо. Более того, если бы была задача прочитать все рассказы, без деления на группы, и выбрать из них ТОП-20, то этот список, я уверен, был бы точно другим. Как минимум на 20-30 процентов. Честно говоря, я бы выбросил некоторые рассказы из «Третьей Белой», которые взял в ТОП-7, в пользу некоторых из других групп.

В целом, с учётом общего уровня работ, подборка оказалась не плохой. Рассказы, написанные откровенно безграмотно не прошли, и это радует. В остальном же, на мой взгляд за бортом оказались некоторые куда более достойные этой чести рассказы. Не вошли сюда ни «Жёлтое солнце…», ни «Змея», ни «Распределение», ни «Говно Смирнов и Конусы». Это вот то, что сразу навскидку вспомнилось.

Конечно, у каждого свои критерии отметки, но в той ситуации, когда ни один рассказ не идеален, стоило бы больше внимания обращать на язык автора. Это достаточно объективный показатель мастерства, если, конечно, не брать в расчёт мэтров, отточивших своё «перо» и теперь возлежащих на лаврах и пописывающих между делом что-то новое, чтобы старое не забывали. Вот там, да. Там хорошим языком нередко подменяется внутренняя суть, смысл.

Вторым критерием я бы взял собственно «сеттинг», глубину проработки мира, его оригинальность, внутреннюю логичность и прочее. Причём разделить их на «первый»-«второй» я едва ли сумею.

А собственно сюжет рассказа, если он не настолько плох, что убивает и первое, и второе, я бы поставил где-то на третье место.

Как правило вопрос общей грамотности в случае прохождения рассказа по этим трём критериям уже не так важен. Откровенно безобразных по этой части рассказов среди них встречается мало. Тем более, что я себя к «Grammar Nazi» не отношу, застрял в рядах «Grammarjugend».

В принципе, из этого списка тоже есть, что выбрать. Смотрю на него и понимаю, что один из тех, что понравился даже оказывается лишним.

Название, честно говоря не понравилось. Как-то сразу снижает градус накала. Ну, лут. Ну, большой. А толку? Всё равно ведь это только в игре, домой его не унесёшь, в холодильник не положишь. Что касается, так сказать, физических обоснований всего происходящего, то я даже думать об этом не хочу.

В целом сама по себе история довольно занимательная. Финал — порадовал. Хотели? Получите. В общем, я рад за главного героя. Хотел быть самым умным — стал самым умным. По крайней мере на этом кусочке пространства.

Ещё понравился момент со ставками в виде, прошу прощения за тавтологию, детства собственных детей. Результаты этих мероприятий совершенно реалистичны. В жизни они просто проявляются чуть позже. Впрочем, отказ принимать совесть в виде ставки, как ненужный хлам, годный только на помойку, тоже весьма реалистична.