Вторая статья Войцеха Голомбовского (Wojciech Gołąbowski) носит название:

Организованное в дикой Центральной Африке сафари – охотничья экспедиция, обещанная молодому герою, когда он уже находился в Австралии, – составляет фон, на котором разыгрываются события второго романа из серии «Путешествия и приключения Томека Вильмовского» Альфреда Шклярского – «Приключения Томека на Черном континенте» (Przygody Tomka na Czarnym Lądzie”) (1958).

Вторая охотничья экспедиция Томека Вильмовского начинается с письма к Салли Аллан – и письмом же заканчивается, что создает приятную композиционную скобку и в то же время позволяет легко проверить продолжительность действия романа. Как мы помним из первой части, Томек после приключений в Австралии не вернулся в Варшаву, находившуюся под властью русских, а собирался продолжить образование в Лондоне. Вот отттуда он и посылает первое письмо второго тома: 20 июня 1903 года, учебный год подходит к концу, мальчик с группой взрослых друзей (путешественник Ян Смуга, боцман Тадеуш Новицкий и отец Томека, Анджей Вильмовский) организуют, используя для этого золото, привезенное с самого маленького континента, частную экспедицию в джунгли и саванны Центральной Африки.

На этот раз Альфред Шклярский полностью пропустил путешествие на корабле. Собственно история начинается с захода в порт Момбасы (Кения). Здесь автор приводит некоторые данные из истории восточного побережья Центральной Африки, что, вместе с более поздним рассказом об исследовательских экспедициях и географических открытиях, являются, пожалуй, единственной строго научной и исторической вставкой. Последнюю также следует причислять к числу немногих географических вставок.

Хотя в начале романа главные герои – в разговоре с профессиональным охотником по имени Хантер – заявляют, что «наши относительно скромные финансовые ресурсы не позволяют охотиться на животных слишком многих видов», по мере развития сюжета память об этом заявлении медленно уходит в небытие. В дополнение к основной цели экспедиции, которой являются гориллы, и второстепенной цели, которой является полумифический на то время окапи (именно своим польским героям Шклярский приписывал поимку первой особи этого животного), охотники ловят и иным образом добывают львов, слонов, жирафов, носорогов, бегемотов, леопардов, диких свиней, различных других обезьян, включая шимпанзе и мартышек.

Таким образом, кажется, что в этой части упоминается гораздо больше животных, чем в первой. Поэтому можно было бы ожидать увеличения дозы сухих энциклопедических и зоологических фактов. К счастью, автор, напротив, снизил количество подобных вставок, сосредоточившись скорее на описаниях поведения вышеупомянутых животных, причем не только в диалогах (разговорах, объяснениях), но и в действии, наблюдаемом героями своими глазами.

Вот, например, цитата:

«Томек сел в лодку рядом со Смугой. То и дело он спрашивал его, как называются птицы, летавшие над водами озера. Подобно дирижаблям, мирно плыли в воздухе крупные пеликаны, проносились стайки пугливых фламинго, ибисов, бакланов, а также плыли стаи журавлей.

— Настоящий птичий рай, — сказал Томек, глядя на птичью сутолоку. – Интересно, можно ли встретить аистов, прилетающих из Польши в Африку на зимовку?

-- Я уверен в этом. Около шестидесяти видов птиц прилетают в этот район только из Англии, — пояснил Смуга».

После этого ответа можно было бы ожидать энциклопедическую лекцию, взамен которой мы получаем лишь гораздо более легкий разговор о влиянии этих птиц на рыбное хозяйство и несколько интересных подробностей.

Меньшее количество сухих научных фактов при аналогичном объеме романа приводит к увеличению его приключенческой ценности. И хотя Томек по-прежнему остается чуть ли не ходячим идеалом, благодаря которому, наверное, даже половина дел не закончилась бы успешно, автор, помня о его юном возрасте, порой придает ему легкомыслия, приводящего к не очень благоприятным (по крайней мере, поначалу) сюжетным поворотам. Впрочем, самую большую цену за это ему приходится уплатить в конце книги.

Финал романа заставляет задуматься о нескольких вещах. В случае с книгой, впервые опубликованной более полувека назад, сложно предостеречь от спойлеров, но если у кого-то из вас еще не было в руках книги «Приключения Томека на Черном континенте», пожалуйста, вернитесь к оставшейся части статьи после прочтения книги.

Автор обрывает сюжет на эпизоде охоты на жирафа, когда разъяренная самка носорога подбрасывает в воздух рогом сидящего на скакуне Томека, разрывая живот лошади и бросая свое тело на запутавшегося в стремени мальчика. Его отец и друзья убеждаются в том, что молодой человек жив – и здесь мы читаем письмо, адресованное Салли и датированное январем 1904 года, написанное во время плавания на пароходе по озеру Виктория. В письме Томек упоминает, что с тех пор, как он написал предыдущее, прошло четыре месяца, из которых три он был «просто обузой для своих занятых товарищей». И добавляет: «Мы не думали <...> что вся экспедиция займет так много времени. Между тем, уже во время охоты на слонов, нам говорили, что их транспортировка окажется возможной только после их приручения, что обычно занимает два-три месяца». Из сопоставления этих фактов можно сделать вывод, что автор попросту не придумал, как ему заполнить это необходимое время действием, и что несчастный случай с Томеком (после которого его приключения, конечно, не могли быть продолжены) был необходим ему для того, чтобы роман закончился успешным возвращением – не оставляя героев в самом сердце Африки и не делая еще более искусственных сокращений.

И еще: если последнее письмо датировано январем 1904 года и написано на территории Уганды, которая находится далеко от Лондона, то как же быть со школьным образованием нашего юного героя? Может быть, Шклярский позавидовал «двум годам каникул», доставшимся героям Жюля Верна, и наградил Томека хотя бы половиной этого срока?

(28 января 2017 года)

Итак, вторая книга цикла о смелом пареньке Вильмовском -- «Приключения Томека на Черном континенте» -- попала на прилавки польских книжных магазинов в 1958 году. И почти мгновенно оказалась сметенной оттуда «могучим читательским ураганом». Шклярский позже уверял, что такой успех обеспечила ей красовавшаяся на обложке горилла, и добавлял, что тут же нашлись критики, которые принялись обвинять его в порче вкуса у молодых читателей. Этот тираж сдернул с полок книжных магазинов все остатки тиража первого издания первой книги, и издательство поспешило заняться изданием этого первого тома в новом оформлении ЮЗЕФА МАРЕКА. И еще раз об успехе – да, безусловно, причина в том, что это ведь приключения (ах, какое сладостное слово для молодых читателей); и да, книгу «подняли на крыло» замечательные иллюстрации все того же ЮЗЕФА МАРЕКА.

Но давайте вспомним еще кое-что. Вот что говорит об этом Мацей Дудзяк: «Шклярский с младенчества и до 16 лет жил в США, ходил там в школу, поэтому у него был свободный английский. Так что он, с одной стороны, обладал инструментами для получения необходимой информации и был сравнительно хорошо подготовлен, но, с другой стороны, у него был очень ограниченный доступ к источникам. Когда он в 1955 году начал писать про Томека, это была еще Польша эпохи сталинизма, где даже кафедры социологии были уничтожены, поэтому возможности получения нужных сведений были скудными. Получить какую-то книгу из заграничной библиотеки было фактически невозможно, и Шклярский опирался на собственные знания плюс что-то черпал, например, из «National Geografic». Так что с научной точки зрения все в его книгах довольно поверхностное, но ведь не это главное в его книгах! Их задачей было в исторических реалиях рассказать о приключениях подростка, который путешествует по разным континентам и сталкивается с разнообразием культур. И автор пробует показать их глазами пришельца, который знает, что приехал в конкретное место ненадолго и не должен демонстрировать особенную эмпатию, потому что в этом нет никакой необходимости». И далее: «Ведь до сих пор школьнику не расскажут в школе , что, к примеру, вот Австралия, там есть такие-то горы и реки, которые открывали для Европы разные путешественники, часть из которых были поляками, что был такой вот Стшелецкий... Шклярский в свое время значительно дополнял школьную программу , и некоторые из его книг неизменно, в течение всех этих десятков лет, входят в списки школьной литературы; правда, как дополнительная литература, но все же. Так что он создал по тем временам просто шедевр с образовательной точки зрения, и при этом в очень компактной форме, которая объединяла в себе уроки географии и истории. Это, можно сказать, поп-культурные романы, рассчитанные на массового читателя, где есть супергерой в лице Томека Вильмовского, и при этом там не вскользь, а как следует рассказывается об этнографии, географии, роли поляков и не только поляков, о разных исторических связях — и все это удачно вплетено в сюжет и поэтому легко воспринимается. Так что вроде бы идея этих книжек простая, но именно простое — самое гениальное». И в самом деле: Шклярский вплел в свою приключенческую историю исторические нити и этнографический материал, например, из поездки Яна Дыбовского в Конго в конце девятнадцатого века, деятельности Стефана Шольца-Рогозиньского в Камеруне, экспедиции Мориса Бенëвского на Мадагаскар и записок нескольких натуралистов, исследовавших Магриб. Воистину речь идет о предшественниках польской вовлеченности и восхищения Африкой.

Впервые напечатанный в 1958 году, роман «Приключения Томека на Черном континенте» был переиздан в 1959, 1962, 1970, 1977, 1984 годах, а с 1987 года он переиздается под названием «Томек на Черном континенте»: 1987, 2005, 2012, 2014, 2016 (2 изд.), 2017, 2018, 2020, 2021… (напоминаю, что здесь указаны лишь те годы издания, о которых я лично знаю).

Давайте посмотрим несколько книг. Вот «историческое» первое издание 1958 года.

Ну а вот такое издание 1984 года рассмотрим более пристально.

Издание 1977 года.

Издание 1987 года.

А вот издание 1973 года карманного формата, в мягкой обложке (VI-е, II-е массовое)

Ну и плюс книги нового века (и под новым названием):

издание 2005 года (иллюстрации ВЕСЛАВА ЗЕМБЫ),

издания 2012 (иллюстрации ВЕСЛАВА ЗЕМБЫ) и 2016 (иллюстрации МАЦЕЯ КШИВИЦКОГО и ВЕСЛАВА ЗЕМБЫ) годов

издания 2017 (иллюстрации ГАБРИЭЛИ БЕЦЛИ и ЗБИГНЕВА ТОМЕЦКОГО) и 2021 годов.

На этом пока все. О переводах романа на русский язык поговорим в другой раз.

Ах да, чуть не забыл: карточка романа на сайте ФАНТЛАБ находится ЗДЕСЬ Ни одно из изданий романа на родном, польском, языке в ней не отражено...

(Продолжение следует)

12. В рубрике «Publicystyka» напечатана также статья Мирослава Зухолля/Nirosław Zucholl, которая носит название:

Титульное утверждение, конечно, чисто субъективное и провокационное, но, вероятно, не совсем голословное. Безусловно, приключения Кальвина и Хоббса должны войти в тройку лидеров любого авторитетного списка лучших комиксов в истории. Комикс БИЛЛА УОТТЕРСОНА — неоспоримый пример возведения комикса в ранг искусства при сохранении ценностей коммерческого развлечения.

В Польше приключения двух героев впервые были опубликованы благодаря издательству «Pol-Nordica», которое в 1994 году начало выпуск брошюр под названием «Кельвин и Цельсий» (“Kelvin I Celsjusz”) (польский вариант имен главных героев) – что, к сожалению, продлилось недолго.

Лишь с 2004 года издательство "Эгмонт" последовательно выпускает тома, содержащие приключения Кальвина и его тигра. В настоящее время на нашем рынке доступны восемь томов: "Calvin I Hobbes/Кальвин и Хоббс", “Coś sie ślini pod lóżkiem”/Что-то пускает слюни под кроватью",

"Jukon czeka!/Юкон ждет!", "Dziwadła z obciej planiety/Чудища с другой планеты",

“Zemsta pilnowanyh/Месть находящихся под наблюдением”, “Rozwój nauki robi brzdęk/Развитие науки делает бенц”,

“Atak obłąkanych, zmutowanych, śnieżnych potworów zabójców/Атака сумасшедших, мутантов, снежных монстров-убийц” и “Dni są po prostu za krotkie/Дни попросту слишком коротки”.

(Чтобы к этому не возвращаться, к настоящему времени -- январь 2024 года – вышли из печати еще три тома: “To magiczny świat/Это волшебный мир”, “Wszędzie leżą skarby/Везде лежат сокровища”,

“Dziki kot – psychopatyczny morderca/Дикий кот – убийца-психопат”. W.)

Несмотря на то, что эти комиксы уже давно вращаются на нашем книжном рынке, приключения Кальвина и Хоббса до сих пор не известны широкому кругу читателей. А жаль. Стоит прочитать хотя бы один том комиксов БИЛЛА УОТТЕРСОНА. Я ничуть не удивлюсь, если, прочитав такую книгу, большинство читателей скажут: «Боже, почему люди повсюду не кричат о том, какой замечательный этот комикс?» "Кальвин и Хоббс" увлекает, завораживает и затягивает. Давайте попробуем узнать — почему.

Игра фантазии, или Что, если сегодня у нас под кроватью сидят какие-то монстры!

Казалось, что в 1980-е годы в американских газетных комиксах уже не появится ничего новаторского, свежего и захватывающего – комикс «Арахис» ЧАРЛЬЗА ШУЛЬЦА крутился годами, «Гарфилд» ДЖИМА ДЭВИСА, льстивший массовым вкусам, пользовался огромной популярностью, печатались серии “Dennis The Menace”, “Hagar The Horrible” и многие другие, обычно мало чего нового привносящие в жанр. И вот тогда-то, в 1985 году, художник и сценарист БИЛЛ УОТТЕРСОН приступил к созданию комикса о решительном шестилетнем мальчике и его плюшевом тигре по имени Хоббс, который, благодаря силе воображения Кальвина ожил и обрел собственную личность.

Быстро выяснилось, что появился необыкновенный умный комикс, отличающийся оригинальным стилем, непринужденным юмором, а особенно мудростью и зрелостью. Родилась звезда.

Произведение повествует о повседневных приключениях маленького Кальвина в сопровождении его почти неразлучного друга Хоббса, плюшевого тигра. За подвигами и выходками Кальвина зачастую беспомощно, с удивлением, отчаянием и почти ужасом наблюдают его родители, а также его учительница и опекунья. Здесь тоже присутствует элемент женской оппозиции в образе Зузи Деркинс, школьной подруги Кальвина.

В образе Кальвина УОТТЕРСОНУ удалось создать целостный и уникальный портрет маленького мальчика. Спутник Хоббса полон энергии и идей, он руководствуется в своих действиях главным образом ярким воображением и безудержным безумием. Как говорит об этом сам УОТТЕРСОН: он стремится жить на грани, здесь и сейчас. Идеальная характеристика шестилетнего ребенка. При этом он разумно и активно реагирует на окружающий мир.

И речь идет не только об обычных домашних или школьных проблемах. Кальвин задается вопросами смысла существования и смерти, истинной природы человека, экологическими проблемами, мировым голодом, политикой, свободой слова, промыванием мозгов, ежедневно проводимым телевидением и рекламой, и многими другими, не менее фундаментальными и важными вопросами. Этим он во многом отличается от стереотипных детских персонажей, предоставляемых нам другими комиксами.

Одной из ведущих тем «Кальвина и Хоббса» является воображение -- его сила и значение в нашей жизни (и безусловно в жизни ребенка). Основной мотив большинства стрипов — восприятие мира с точки зрения Кальвина, который фильтрует окружающую его реальность и формирует ее с помощью своего яркого воображения. Это было блестяще представлено УОТТЕРСОНОМ и стало своего рода визитной карточкой сериала. В фантазиях нашего героя его родители, учитель, врач и бытовая техника превращаются в монстров родом прямиком из фильма ужасов или научной фантастики, а сам он чаще всего играет роль отважного астронавта Спиффа, переживающего удивительные приключения на других планетах (хотя он также бывает динозавром, лягушкой, зомби и даже хамелеоном или амебой).

В одном из таких фантастических эпизодов, в ходе которого Кальвин представляет себя волшебником, а точнее могущественным волшебником, он околдовывает своего углубившегося в чтение отца, который вместе с креслом и лампой превращается в отвратительного монстра, а минутой позже та же участь постигает мать мальчика. Не подозревая о том облике, который придала им фантазия Кальвина, родители в качестве наказания отправляют его в комнату наверху (разве не смешно, когда студенистое существо голосом матери говорит Кальвину, что, если ему скучно, то оно быстро найдет ему чем заняться?). Безутешный мальчик подчиняется команде, но не отказывается от забавы – открывает окно, высовывается и произносит заклинание в открытое пространство. Через некоторое время он молча наблюдает (и мы наблюдаем вместе с ним), как улица и прилегающая территория, насколько хватает глаз, превращаются в пустынный пейзаж чужой планеты...

При этом УОТТЕРСОН дает понять, что во времена поп-культуры основным топливом для воображения шестилетнего ребенка являются сериалы, телевизионные фильмы и комиксы. Что интересно, автор придаёт Кальвину осознание того, что именно телевидение в значительной мере делает его зависимым и искажает его взгляд на мир.

Это самосознание распространяется и на многие другие вопросы, и Кальвин, наделенный такими необычными для мальчика его возраста знаниями, парадоксальным образом становится выразительным и заслуживающим доверия передатчиком «взрослых» взглядов автора на культуру, политику и т. д. УОТТЕРСОНУ удалось создать необыкновенного комиксного малыша, который однажды пытается убедить мать купить огнемет, а в следующий момент сообщает об этом отцу что его рейтинги по опросам (как папы) резко упали, и тут же вместе с Хоббсом задается вопросом, в чём суть счастья.

Остальное время он заполняет сумасшедшими детскими играми, в том числе забиванием гвоздей в кофейный стол или скатыванием с крутой горки на санях, у которых нет тормозов и системы управления. «Мой мозг пытается меня убить», трезво замечает Кальвин, натыкаясь на еще одну опасную идею, опасную для здоровья.

Конечно, стандартным чудом детского и комиксного воображения в творчестве УОТТЕРСОНА является Хоббс. У этого плюшевого тигра такой же сильный и яркий характер, как и у Кальвина, хотя он значительно отличается от своего компаньона. Хоббс играет по отношению к Кальвину роль своеобразного голоса разума или даже совести и порой старается предотвратить реализацию самых безумных идей неутомимого мальчика. Ко многим вопросам он подходит с философским спокойствием и отстранением, дает советы и замечания, подкрепленные жизненной мудростью и опытом. Это не меняет того факта, что он просто хороший друг и товарищ по играм Кальвина и часто участвует в его безумных выходках.

Гениальная идея УОТТЕРСОНА, определившая уникальность и специфику его комикса, состояла в оживлении игрушки — Хоббс становится настоящим тигром в тот момент, когда никто, кроме Кальвина, его не видит. Всякий раз, когда кто-либо появляется в компании с Кальвином и Хоббсом, этот второй становится попросту неподвижной плюшевой игрушкой, и мы наблюдаем за ним тогда с реальной, «взрослой», точки зрения. Через мгновение, в следующем кадре, мы снова видим его как "живого" тигра. Как сказал УОТТЕРСОН, читатель должен сам решить, какая версия реальности более правдива. В такие моменты создается неповторимые атмосфера и климат творчества УОТТЕРСОНА — фантазия и реальность взаимопроникают друг в друга, создавая волшебную смесь. В конце концов автору удается заставить читателя забыть о восприятии комикса со «взрослой» точки зрения и воспринимать его как историю о реальных приключениях двух реальных героев. Следует добавить, что это смешение продукта воображения с реальностью, показ Хоббса то как игрушки, то как живого разумного существа, предоставляет УОТТЕРСОНУ огромные возможности для создания веселых шуток (Это не я. Это Хоббс!») и неожиданных главных выводов.

"Кальвин и Хоббс" не только развлекает и вызывает смех. В отличие от большинства произведений такого типа, комикс БИЛЛА УОТТЕРСОНА также предоставляет простор для размышлений, эмоций, прямого и серьезного осуждения мирового зла и человеческой глупости или искреннего высказывания важных жизненных истин. В такие моменты автор умело и успешно избегает мелководья мелкой дидактики или дешевого мелодраматизма. В одном стрипе, в нескольких комиксных кадрах он творит чистую поэзию, чистую магию (так охарактеризовал комикс УОТТЕРСОНА Пэт Олифант), который захватывает и по-настоящему трогает.

В основе вышеупомянутых преимуществ и уникальности «Кальвина и Хоббса» лежит прежде всего тот факт, что автор серьезно относится к своему произведению и читателю. Отчетливо чувствуется, что это его очень личное и искреннее художественное высказывание, которым он не пытается угодить потенциальному получателю. Так откуда же такая массовая популярность и столь много читателей? Ну что ж, надо еще добавить, что все это, прежде всего, превосходно нарисовано и выглядит чертовски смешным.

БИЛЛ УОТТЕРСОН – искусство без компромиссов

Создатель «Кальвина и Хоббса» — во многом уникальная фигура, особенно по сравнению с другими известными рисовальщиками и сценаристами комиксов. Популярность созданного им сериала, безусловно, превзошла его ожидания. Это было связано и с тем, что БИЛЛ УОТТЕРСОН быстро стал публичной личностью, что, по мнению художника, негативно сказалось на его личной жизни. Посыпались предложения об интервью, беседах, чтениях и т. д. Автор быстро понял, что не в силах контролировать этот процесс. Вскоре он перестал давать интервью, отвечать на письма фанатов, появляться на публике (мне удалось найти только одно интервью с артистом, две его университетские лекции и небольшой текст, написанный в связи со смертью ЧАРЛЬЗА ШУЛЬЦА и завершением «Арахиса»). После завершения работы над приключениями Кальвина и Хоббса художник отрезал себя от общественной жизни и, по слухам, посвятил себя исключительно написанию картин (интересно, что, возможно, кроме семьи художника, их никто не видел). С тех пор не было ни авторских встреч, ни интервью. БИЛЛ УОТТЕРСОН хочет полностью исчезнуть из поля зрения СМИ и фанатов. Его решительная позиция по этому вопросу вызвала, впрочем, насмешливую реакцию со стороны некоторых СМИ.

Как показывают немногочисленные заявления УОТТЕРСОНА, он видит в комиксном стрипе инструмент, позволяющий передать нечто большее, чем простую шутку и натужную мысль. По его мнению, комиксный рисовальщик должен вывести свою работу на более глубокий и значимый уровень, создавая в некотором смысле вещи универсальные и вневременные. «Комиксы, которыми я восхищаюсь, -- говорит он, -- идут дальше повседневных шуток, они переносят нас в волшебный мир». Иллюстрируя свои взгляды на искусство комикса, он вспоминает наименования, оказавшие на него большое влияние и ставшие источником вдохновения: «Crazy Kat», «Pogo», «Арахис», то есть амбициозные и новаторские произведения, некоторые из которых лишь с трудом приняты были массовой аудиторией (например, «Крейзи Кэт»). Ясно видно, что взгляды и авторское послание УОТТЕРСОНА находились (и находятся) в оппозиции к большинству газетной комиксной продукции со стандартным "Гарфилдом" во главе.

Перед лицом этих фактов становится легче понять и принять решение автора завершить сериал спустя десять лет и в момент его огромной популярности. УОТТЕРСОН сказал, что ему нечего больше сказать о жизни маленького мальчика, поэтому не видит смысла продолжать сериал. Наверное, его также утомила каждодневная работа, обремененная обязанностью соблюдать назначенные сроки, ведь именно этого требует рисование газетного комикса. Решился ли бы на такой шаг создатель Гарфилда, по-прежнему выпекающий похожие сами на себя стрипы, главным образом иллюстрирующие неустанное обжорство или несварение толстого кота?

Здесь стоит упомянуть, что Кальвин и Хоббс могли бы стать мультимедийными суперзвездами, такими же, как Гарфилд или пес Снупи. Однако этого не случилось по воле самого автора. Поэтому мы не увидим наших героев в кино- или телефильме. мультсериале, не вселимся в них в компьютерной игре. Вы не найдете их на чашках, пеналах, постельном белье, контейнерах для обедов и т. д. Почему? Ответ на этот вопрос следует искать и в подходе УОТТЕРСОНА к своим произведениям. А он относился к созданному им комиксу как к законченной работе, что было его личным художественным высказыванием. Вероятно он считал, что если погрузить созданных им персонажей в болото телевизионных развлечений или рекламы, это подорвет реальный смысл и послание его работ. Поэтому он не продал своих героев развлекательному, игрушечному или продовольственному бизнесу, т. е. всему тому, кто мог заплатить и использовать их в каких-либо целях. Это, безусловно, подход, достойный восхищения и уважения, особенно учитывая значительные состояния, которые ЧАРЛЬЗ ШУЛЬЦ («Арахис») и ДЖИМ ДЭВИС («Гарфилд») заработали на продаже прав на свои комиксы.

Открытие волшебного мира

31 декабря 1995 г. “The Washington Post” публикует последний эпизод «Кельвина и Хоббса», нарисованный БИЛЛОМ УОТТЕРСОНОМ. Два героя пробираются по заснеженному ландшафту. Хоббс несет сани, на которых они собираются спуститься с большого холма. «Это волшебный мир, Хоббс, старый мой друг. Пошли исследовать его», — говорит Кальвин, и они вдвоем мчатся вниз по заснеженному склону.

Поклонники «Кальвина и Хоббса» считают, что этот последний стрип полон оптимизма, а открытый финал позволяет задуматься о возобновлении сериала УОТТЕРСОНОМ. Однако я думаю, что этот эпизод явно указывает на окончательный финал определенного этапа. Дальнейшее открытие волшебного мира – тема для совершенно новой и другой истории. Кто знает? Может, когда-нибудь? Мистер УОТТЕРСОН?

На русском языке вышли в свет три альбома, изданные московским издательством “Zangavar”: «Здесь повсюду сокровища», «Все дни забиты до предела» и «Убийственный психо-джунглевый кот».

11. В номере напечатано интервью, которое в незапамятные времена (когда точно – не известно) американские журналисты Милт Байскл (Milt Biskle) и Роберт Бентон (Robert Benton) взяли у американского писателя Филипа Дика (Philip K. Dick) для газеты “Washington Post”. Это интервью «нашел, перевел и обработал» (odnalazl, przetłumaczył I opracował) Михал Хернес (Michał Hernes).

Роберт Бентон: Говорят, что вы в своем творчестве вдохновляетесь неправдоподобными собственными приключениями. Это так?

Филип Дик: Забавно, что вы об этом спрашиваете. Помнится, как-то на отдыхе, сидя в кемпинге, я вдруг увидел, что по небу с необычайной скоростью движется некий ярко светящийся предмет. Этот предмет наверняка не был самолетом или какой-то другой известной мне машиной. Скорее это можно было бы счесть проекцией воображения. Мгновение спустя он исчез за горизонтом, гудя подобно большому шмелю. И если бы не бренчание стекол в кемпинговом прицепе, я бы решил, что пал жертвой миража. Бренчание стекол слышала также моя жена, у которой, так же, как и у меня, тут же разболелась голова.

Милт Байскл: Как по-вашему, откуда взялось такое недомогание?

Филип Дик: Жена вычитала в каком-то медицинском журнале, что головная боль и звон в ушах могут быть вызваны повышенным давлением в кровеносных сосудах, обусловленным воздействием высокочастотных акустических волн.

Роберт Бентон: То есть вы пытаетесь как-то рационально все это объяснить?

Филип Дик: Будь я попросту сумасшедшим, наверняка нашел бы какой-нибудь уникальный и оригинальный ответ. В то время я проходил терапевтическое лечение и попросил подвергнуть меня тесту Роршаха, чтобы определить, не развилась ли у меня шизофрения. Тест показал лишь легкий невроз.

Милт Байскл: Но вы верите в НЛО?

Филип Дик: Все мы смотрим вверх, в небо. Внимание людей занимает жизнь на других планетах. А ведь в любой момент земля может разверзнуться у нас под ногами, и тогда странные и загадочные существа вылезут оттуда и внезапно окажутся среди нас. Стоит над этим задуматься, и здесь, в Калифорнии, где нередко потрясывает, ситуация особенно напряженная. Каждый раз, когда случается землетрясение, я спрашиваю себя: разверзнется ли трещина, которая откроет нам подземный мир? Может, это вот сейчас и случится?

Роберт Бентон: Вы много об этом думаете?

Филип Дик: Иногда во время часового обеденного перерыва я обсуждал это с коллегами по работе. И обнаружил, что даже если кто-то из них и отдает себе отчет в существовании других разумных существ, помимо людей, их интересуют только НЛО и те существа, которых мы видим в небе, даже не осознавая этого. Это то, что я называю нетерпимостью или даже предрассудками, но даже сегодня требуется много времени, чтобы научные факты стали широко известными.

Милт Байскл: Почему вы так думаете?

Филип Дик: Среди большинства учёных изменения также происходят медленно, поэтому мы, подкованная в науке часть общественности, должны быть авангардом. Однако я заметил, что даже среди нас есть немало тех, кому все равно.

Роберт Бентон: Почему вы столь пессимистичны?

Филип Дик: Cтрадаю от последствий инбридинга, я слишком долго находился в кругу интеллектуалов с берегов Залива. Я думаю, как говорю: напыщенно и сплошными загадками. Я больше не человек, а прямо-таки самоуничижительный голос. Мусор на входе, мусор на выходе, как говорят компьютерщики.

Милт Байскл: Вы и правда думаете, что лучше уже не будет?

Филип Дик: Мой план на сегодня — шесть часов депрессии в сочетании с самообвинениями.

Роберт Бентон: : Паранойя...

Филип Дик: Паранойю всегда считали психическим заболеванием. Но это ведь не так! Никакого нарушения контакта с реальностью нет, наоборот, параноик непосредственно с нею связан. Он законченный эмпирик. С умом, не загроможденным этическими или морально-культурными неточностями. Параноик видит вещи такими, какие они есть на самом деле; он, по сути, единственный человек в здравом уме.

Милт Байскл: Расскажите, пожалуйста, что-нибудь о кризисе в вашем браке.

Филип Дик: Распад моего брака кажется ироничным: профессия моей жены (и она действительно хороша в этом) — консультирование по вопросам брака. Здесь, в Калифорнии, где у нее офис, она пользуется репутацией человека, спасшего бог знает сколько распадавшихся супружеств, и все же, по иронии судьбы, именно ее огромный талант и мастерство привели меня к тому, что я сижу в этой унылой квартире. Достигнув столь многого, она не могла не испытывать ко мне презрения, и это чувство с годами только крепло. Моя карьера – и мне приходится с этим смириться – далеко не так успешна, как ее.

Роберт Бентон: У нас складывается впечатление, что, помимо пессимизма, вы последовательно выступаете, в том числе, против потребительского образа жизни. Например, мы слышали, что вы яростный противник Кока-Колы.

Филип Дик: Кока-Кола — капиталистический монополист. Никто больше не производит колу, только они. То же самое происходит, когда вы кому-то звоните: денежки идут прямиком телекоммуникационной компании. Все они -- капиталистические монополисты. Знаете ли вы, что состав Кока-Колы – это тщательно охраняемая тайна, передаваемая из поколения в поколение на протяжении веков и известная лишь немногим членам одной семьи...

Милт Байскл: Хммм, мы понятия не имели.

Филип Дик: ...и когда умрет последний человек, знающий эту формулу наизусть, Кока-Колы больше не будет?

Роберт Бентон: Это было бы ужасно. Я не думаю, что мы cмогли бы жить без нее.

Филип Дик: Вот почему в каком-то сейфе спрятана письменная копия.

Милт Байскл: Удивительно. Что еще интересного вы нам расскажете?

Филип Дик: У меня под причалом — там, где я живу, обитает ручная крыса. Она умная, умеет играть на флейте. Я не обманываю вас, это правда. Я сделал ей маленькую деревянную флейту, и она играет на ней носом... это азиатская носовая флейта, такая же, какие используют в Индиях. Ну и, наверное, стоит сказать, что у меня была такая крыса, потому что несколько дней назад ее переехали. Я видел, как именно это произошло. Я не мог этого предотвратить или что-либо в этом роде.

Роберт Бентон: Мне как-то не хочется во все это верить.

Филип Дик: И кто действительно может сказать, что возможно, а что — нет? Мы не знаем, что возможно, а что невозможно. Не мы определяем границы возможностей, их устанавливает Бог. Во что человек верит и что знает, в конечном счете зависит от Бога. Вы не можете желать собственного согласия или отказа, это дар Божий, пример нашей зависимости от Него. Бог дарует нам мир и принуждает нас согласиться с этим миром, делая его для нас реальным миром – это один из примеров Его могущества.

Милт Байскл: Интересно.

Филип Дик: Кто-то указал Декарту, что злобный демон может заставить нас принять мир, которого не существует, он может дать нам имитацию как ложный образ мира. Если бы таковое случилось, мы бы не смогли этого распознать. Поэтому мы должны доверять Богу. Я верю, что Бог не обманул бы меня. Я верю, что Бог правилен, правдив и не способен лгать. Если бы я сказал, что услышал глас Божий прямо сейчас, что Он заговорил со мной — вы бы мне поверили?

Роберт Бентон, Милт Байскл: Нет.

Филип Дик: Мы называем тех людей, которые говорят нечто Богу, благочестивыми, а тех, которым что-то говорит Бог — сумасшедшими. Мы живем в век маловерия. Это не Бог умер, умерла наша вера.

Роберт Бентон: Нас удивляют такие признания, поскольку ваши взгляды на веру, видимо, все время меняются. Нам интересно, что бы мы услышали, если бы провели это интервью, скажем, год назад.

Филип Дик: Люди и мир токсичны друг для друга. Но Бог, истинный Бог, проникает и в то, и в другое — проникает в человека и проникает в мир, принеся успокоение.

Милт Байскл: Вы чувствовали себя спокойно? Я думаю, что теперь это уже не так.

Филип Дик: Этот Бог — Бог, который извне, встречает ожесточенное сопротивление. Многочисленная ложь, галлюцинации и безумие маскируются, принимая вид своих зеркальных противоположностей, и притворяются здоровыми. Однако со временем маски спадают, и безумие показывает свое истинное лицо. Вид не из приятных.

Роберт Бентон: Опишите, пожалуйста, подробнее.

Филип Дик: Есть два царства: верхнее и нижнее. Верхнее происходит из гипервселенной, это ян. Форма I у Парменида наделена сознанием и волей. Нижнее царство, или инь, форма II у Парменида, инстинктивно, движимо слепой силой, оно детерминировано и лишено разума, поскольку исходит из мертвого источника. В древности это называлось “астральным детерминизмом”. Мы заточены в нижнем царстве, но через таинства, с помощью плазматической силы, мы можем высвободиться из него. Пока астральный детерминизм работает, мы даже не осознаем этого, настолько мы ослеплены.

Милт Байскл: У нас сложилось впечатление, что вы перестали отвечать на наши вопросы, так что, наверное, пора закончить этот разговор.

Филип Дик: Империя вовсе не распалась.

Роберт Бентон: Насколько мы понимаем, речь идет об империи Coca-Cola. Действительно, вы правы. К счастью. Спасибо за то, что поговорили с нами.

Филип Дик: Нашим миром до сих пор тайно управляет скрытая раса потомков Эхнатона, и ее знания — это информация самого Макро-Разума…

Милт Байскл, Роберт Бентон: Спаси...

Филип Дик: Аполлоний Тианский, подписывавшийся как Гермес Трисмегист...

Милт Байскл: Да, мы догадываемся. И он, вероятно, скрывает секретный рецепт. Мы еще раз благодарим вас за это увлекательное интервью, но на этом все.

Стоит, вероятно, сказать, что ни одна из названных в предыдущем посте книг (первый том цикла Шклярского) НЕ описана в карточке ФАНТЛАБА на этот роман (см. ЗДЕСЬ) А вот переводы на русский язык в этой карточке, кажется, неплохо отражены. Однако давайте-ка мы пристальнее приглядимся к этой информации.

Итак, переводы романа на русский язык. Сейчас трудно уже сказать, почему так случилось, но переводами цикла Шклярского на язык великого соседа занялось само родное издательство “Śląsk”. В 1969 году роман “Tomek w krainie kangurów” был им издан под названием «Томек в стране кенгуру» в переводе ИРЕНЫ ШПАК (Irena S. Szpak), в твердом переплете с суперобложкой, с рисунками на обложке и суперобложке и внутренними иллюстрациями, конечно же, ЮЗЕФА МАРЕКА.

Книга была переиздана в 1973 и 1985 годах уже в мягкой обложке (и с рисунком Ю. МАРЕКА, фигурировавшим ранее на суперобложке, на ней — ну и его же рисунками, разумеется, внутри книги). Карточки этих изданий на нашем любимом ресурсе находятся ЗДЕСЬ, ЗДЕСЬ и ЗДЕСЬ

Книги эти распространялись в Советском Союзе через магазины системы «Дружба» (литература социалистических стран), располагавшихся лишь в крупных (да и то далеко не во всех) городах.

Согласно ФАНТЛАБУ (см. ЗДЕСЬ) в 1992 году книга вновь была переиздана этим же издательством. Не-е, ребята, тут все не так. Книга лишь ссылается на копирайт издательства “Śląsk”, а на самом деле напечатана издательством «Китап» где-то в Украине («А.»? Тираж отпечатан в Симферополе). Текст, в ней, похоже, в переводе И. ШПАК, а вот рисунки отнюдь на Ю. МАРЕКА, а, возможно, В. ПЕТРЕНКО, указанного в качестве художественного оформителя.

Следующее издание – М.: Дом, 1992 (см. ЗДЕСЬ). Согласно карточке, в переводе И. ШПАК, с рисунком на обложке и внутренними иллюстрациями Г. ФИЛАТОВА. Не-е, ребята, обложка, может и в самом деле Г. ФИЛАТОВА, а вот внутренние иллюстрации -- все того же ЮЗЕФА МАРЕКА.

Шагаем дальше. Издание – Киев: Обериг (Оберiг), 1992 (см. ЗДЕСЬ. В переводе И. ШПАК, иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации О.А. ЯЦУН и В. ЯЦУН (не без влияния, впрочем, Ю. МАРЕКА). Тут, похоже, все так, возражений нет.

В этом же, 1992 году роман издало московское издательство «Терра». См. ЗДЕСЬ Переводчик не указан, иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации А. СУХАРУКОВА. Не-е, ребята, иллюстрация на обложке, может быть и правда А. СУХАРУКОВА, а вот с внутренними иллюстрациями, шалите, братья. Это, разумеется, все тот же Ю. МАРЕК.

Следующее издание – Вологда: Муза, 1994. См. ЗДЕСЬ Художник не указан, оформление издат. «Полиграфист». Художник, без сомнения все тот же: Ю. МАРЕК, да и перевод, похоже И. ШПАК.

Далее – 1-й том из четырехтомника «Альфред Шклярский. Сочинения в 4-х томах» — М.: Терра, 1995. В томе два романа «Томек в стране кенгуру» и «Приключение Томека на Черном континенте». См. ЗДЕСЬ Фраза из “Описания”: «Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации М.Ф. ПЕТРОВА» не более чем домыслы. Фактически верно, возможно, то, на что указывается в примечании – «Внешнее оформление М. ПЕТРОВА», да и то имеются большие сомнения: иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации безусловно принадлежат Ю. МАРЕКУ, характерная сеточка-«рамка» тоже изобретена отнюдь не М. ПЕТРОВЫМ, так где же здесь авторская работа?

Следующая – Минск: Амалфея, 1995. См. ЗДЕСЬ Перевод Е.К. ШПАК (на самом деле И. ШПАК). Здесь нужна дополнительная информация.

Еще одна минская книга – Минск: Современное слово, 1997. См. ЗДЕСЬ Переводчик и художник не указаны. Возможно художник Г.ФИЛАТОВ. Информации пока что недостаточно.

Неплохое издание – М.: Розовый жираф, 2010. См. ЗДЕСЬ Перевод И. ШПАК, внутренние иллюстрации И. КУПРИНА (черно-белые и полноцветные).

И, наконец, последнее издание – СПб: Азбука; М.: Азбука-Аттикус, 2022. См. ЗДЕСЬ Перевод Е. ШПАКА, иллюстрация на обложке В. ЕКЛЕРИСА, внутренние иллюстрации В. КАНИВЦА. Примечания и комментарии Ольги Куликовой, научная редакция Ирины Литвин.

Если бы меня кто-то спросил, а какие из этих книг мне лично нравятся, я ответил бы не задумываясь: первая и последняя. Эти книги, безусловно, стоит держать (причем обе) в личной библиотеке.

На этом, пожалуй, прекратим дозволенные речи, однако продолжение, вероятно, последует…

(ЗИМНЯК – окончание)

ГДЕ МОСТ НАД ПРОПАСТЬЮ?

Если предположить существование имманентной способности материи создавать живые формы, то теоретически мы должны наблюдать спонтанное образование олигонуклеотидов в теплых морских водах, а также находить фрагменты белков, которые являются «предварительным продуктом» на пути к жизни. Времени достаточно, и химия жизни работала бы до получения нужного результата, то есть до создания простейших белковых образований, способных к самовоспроизведению. В такой ситуации логично заключить, что во многих природных средах Земли должна существовать примитивная жизнь на различных стадиях развития. Однако ничего подобного не наблюдается. Наоборот, существует пропасть между живыми организмами и неживыми формами, нет промежуточных форм (вирусы имеют свою ДНК или РНК, они подвержены эволюции и размножению, поэтому я их отношу к живым организмам). Почему нет связей, соединяющих оба мира?

Часто повторяемая гипотеза состоит в том, что для создания высших органических соединений были необходимы особые условия, например метановая атмосфера и сильные грозовые разряды.

Достаточно суровые условия, благоприятствующие скорее диссоциации, чем синтезу соединений, более сложных, чем простые аминокислоты. Этого нельзя полностью игнорировать. Аминокислоты – и ничего больше – можно получить, подвергая смесь метана, аммиака и водяного пара электрическим разрядам (так называемый эксперимент Миллера-Юри).

Другие объяснения сводятся к утверждению, что мы неспособны делать правильные выводы из наблюдений. Можно предположить, что процесс создания первых элементов жизни продолжается и сегодня, но мы не замечаем эти системы и относим их к продуктам разложения. Ведь в окружающей среде очень много органики разной степени сложности, конечно уже (а может быть, еще?) неживой.

Другое дело, что такие промежуточные формы были бы вкусной закуской для организмов, стоящих выше в иерархии, например бактерий. А поскольку бактерий много и они повсюду, беззащитная первобытная жизнь будет быстро уничтожена. Вывод: даже если таковые первобытные организмы и возникают, то они малочисленны и не имеют большого шанса на выживание в среде уже развитой жизни.

Наконец, можно предположить, что сегодня этот процесс происходит лишь в определенных местах и при определенных условиях. Благоприятные условия возникают спорадически, и такой тип синтеза встречается крайне редко. Из-за химического сродства такие менее вероятные реакции протекут, если пройдет достаточно длительный период времени. В прошлом, когда не было конкуренции и опасности со стороны живых организмов, эксперимент мог длиться очень и очень долго. И, наверное, хватило всего лишь одного положительного результата, в результате которого была создана единственная самовоспроизводящаяся, развивающаяся система в глобальном масштабе. С нее-то все и началось.

ЖИЗНЬ ВНЕ ЗЕМЛИ

Если предположить, что «самозарождение» материи является присущей ей особенностью, проявляющейся, вероятно, редко и только при определенных условиях, то жизнь все равно должна зарождаться на тысячах или даже миллионах планет в районе Млечного Пути.

В космосе планеты не являются редкостью, и на многих из них наверняка можно найти условия, способствующие развитию белковой жизни (а именно такую жизнь мы рассматриваем в этой статье). Речь идет не обязательно о таких космических телах, где человек мог бы дышать полной грудью, любоваться цветами на лугу и наслаждаться свежим ветерком. Когда-то на Земле было намного теплее, а кислорода в атмосфере вообще не было, и несмотря на это бурно развивались бескислородные живые организмы. Сейчас экстремофильные организмы живут в геотермальных источниках при температуре, превышающей 100°C, неплохо себя чувствуют в 30%-ной соляной кислоте, а некоторые живут в километрах под землей, в мире вечной тьмы, высоких температур и огромного давления.

Томас Голд утверждает, что по крайней мере на десяти планетах Солнечной системы может существовать подземная биосфера, черпающая энергию из метана. Рассмотрим Марс, Европу, Ио, Ганимед, Титан и многие другие спутники газовых гигантов. Можно представить себе темные планеты с раскаленным ядром, удаляющиеся от звезд куда-то в открытый космос, где прекрасно развивается подземная, горячая биосфера.

Здесь следует вспомнить о метеорите с Марса, означенном как ALH84001, который был найден в Антарктиде в 1996 году. Его путешествие длиной в миллионы лет, вероятно, началось, когда большой болид врезался в поверхность Марса, выбрасывая часть марсианской горной породы в космос.

После детального изучения в камне были обнаружены мелкозернистый магнетит, сульфиды металлов, карбонаты, а также целые косяки микроскопических пальцевидных и овальных образований, напоминающих ископаемые останки земных микроорганизмов. Подобные химические среды сопутствуют местам обитания анаэробных организмов на Земле, поэтому многие из ученых высказали осторожный оптимизм, который лишь позднее, в отсутствие подтверждающих доказательств, уступил место скептицизму. Конечно, утверждения о марсианской жизни должны быть подтверждены, предпочтительно путем доставки дополнительных образцов непосредственно с Красной планеты в ходе пилотируемых миссий. Однако есть резонная надежда, что когда-то там была жизнь – и, возможно, она развивается сейчас, надежно спрятавшись под поверхностью планеты

ЖИЗНЬ И РАЗУМ

Возникает вопрос, всегда ли жизнь, если уж она стартовала в благоприятствующих ей условиях, увенчивается разумом? Ведь биосфера Земли кишит простыми микроорганизмами, а высокоразвитые млекопитающие соседствуют с архаичными бактериями Archaea и примитивными водорослями, такими как цианобактерии, населявшими анаэробную среду уже три с половиной миллиарда лет назад. Здесь стоит добавить, что термин «простые» не означает худшие – бактерии и цианобактерии более устойчивы и универсальны, чем млекопитающие, а потому де-факто лучше приспособлены к изменяющимся условиям окружающей среды. Разум не нужен для размножения, добывания пищи или борьбы за территорию, и хотя он, безусловно, может быть полезен, ни в коем случае не является необходимым. Если предположить, что на других планетах жизнь нашла себе места обитания глубоко под поверхностью Земли, то ее развитие скорее всего остановилось на уровне бактерий, как это произошло и в подземной биосфере Земли. Даже если бы в этой среде развились другие, более сложные фенотипические формы, возникновение технологической цивилизации, подобной нашей, было бы маловероятным.

Что ж, необходимо предположить, что в человеческом понимании понятие разума инопланетной жизни связано с существованием технологической цивилизации, потому что это единственная цивилизация, которую мы можем обнаружить и понять. Возможно, что, например, дельфины разумны, но мы не можем этого доказать, и даже если бы нам удалось построить устройства, способные переводить речь, у нас, вероятно,... не было бы общих тем для разговоров.

Если предположить универсальность жизни во Вселенной, то следует предположить, что в местах, где биосфера стабильна в долгосрочной перспективе, рано или поздно возникнет жизнь, которая на каком-то этапе обзаведется разумом, сравнимым с человеческим. Если предположить, что жизнь — это естественная и относительно распространенная форма материи, то нет никаких оснований считать высокоразвитый интеллект уникальной особенностью, тем более что вокруг нас мы видим виды животных с разным уровнем интеллекта, в зависимости от уровня развития. Конечно, первая стадия, то есть оживление материи, представляет собой процесс менее вероятный, чем последующее развитие разума у высших организмов.

МОЛЧАНИЕ КОСМОСА

Если они там есть, то почему их нельзя увидеть, почему к нам не прилетают исследовательские, торговые или военные экспедиции? Часто повторяется вопрос: почему нет контакта? Как считал Лем, мы должны наблюдать хоть какие-то признаки астроинженерной деятельности. А ничего нет, только молчащий космос.

Ура-оптимистические ожидания братьев по разуму ушли в прошлое. Воплощенный в программах SETI и CETI пессимистический взгляд на уникальность земной биосферы на фоне космической пустыни постепенно становится доминирующим. Другое популярное объяснение указывает на огромные расстояния, которые, согласно современному уровню знаний, в принципе непреодолимы для живых организмов и, конечно же, для человека без чудесных подпространственных двигателей. Инопланетная астроинженерная деятельность должна быть огромной по своим масштабам, чтобы ее заметили, и даже заметь мы таковую, скорее будет изобретена новая теория, объясняющая ее как природное явление, чем ученые признают, что его причина не является естественной (см. вышеупомянутый марсианский метеорит). Другая гипотеза касается сильно ограниченной средней продолжительности существования цивилизаций, сменяющих друг друга во временном континууме.

Большинство этих предположений пока еще не проверены, поэтому оценить их сложно. За исключением, конечно, того неоспоримого факта, что расстояния сейчас являются для людей непреодолимой преградой. Идея естественной смерти цивилизации интересна тем, что исходит из математической индукции. Поскольку все вокруг имеет конец, начиная от живых организмов, через геологические образования, планетные и звездные системы и даже черные дыры, которые со временем испарятся — так почему же с разумными расами должно быть иначе?

Я предполагаю, что цивилизации могут погибать или вступить в периоды отсутствия экспансии, но жизнь на самом низком уровне организации очень трудно уничтожить. Взрыв сверхновой в десяти световых годах от Земли мог бы уничтожить поверхностную биосферу, однако до бактерий Archaea, живущих под землей на глубине в несколько километров докатился бы всего лишь земной толчок.

Даже если бактерии повсеместно распространены в космосе, это очень сложно определить на расстоянии. Серьезные исследования Солнечной Системы в этом аспекте начнутся только после реализации пилотируемых полетов. Автоматические зонды в таких действиях потерпели неудачу по тем же причинам, по которым робот в большинстве случаев не может заменить человека.

ЗАЧЕМ ТЕБЕ РАЗУМ, ЧЕЛОВЕК?

Мы очень уверенно чувствуем себя на царском троне всего творения, на вершине эволюционной лестницы, в положении земного суперхищника. Нам кажется, что мы подчинили себе силы природы, хотя можно долго спорить, насколько это правильно. Мы гордимся своей культурой, прославляем успехи, неохотно вспоминаем о неудачах, но когда задается вопрос о смысле, беспомощно разводим руками. Оставив в стороне трансцендентный вопрос об общем смысле существования, мы можем, однако, на мгновение задуматься о смысле развития техногенной цивилизации.

Если мы посмотрим на биосферу, в котором живем – точнее, рядом с которым живем, ведь цивилизация открывает нам параллельный мир – мы заметим гармоничную целеустремленность. Напомню хрестоматийные примеры: у колибри есть клюв в форме трубки, через который птичка втягивает цветочный нектар, у орла есть когти, чтобы ловить добычу, а бактерии становятся устойчивыми к антибиотикам, но обратим на это внимание – только тогда, когда им это требуется, а затем снова обретают восприимчивость. А происходит это потому, что эволюция — слепа, правда, но удивительно эффективна. Результаты ее действия можно даже счесть преднамеренными, хотя с научной точки зрения они считаются результатом функционирования механизма отбора. Эволюция также невероятно чувствительна к энергии: любая избыточность быстро и эффективно устраняется, включая, например, защиту от микробов, когда она больше не нужна. Так почему эта деспотка терпит избыточный человеческий мозг и его производное — цивилизацию?

Эволюционные адаптации являются главным образом результатом безжалостной борьбы внутри биосферы, а борьба ведется за пищу, пространство и потомство. Те, кто указывает на увеличенные возможности людей в конкуренции за источники пищи, а также на технологически поддерживаемые методы территориальной экспансии, безусловно, правы. Оставим без внимания деторождение при дальнейших рассуждениях о разуме, поскольку высшие функции коры головного мозга оказывают на эту область деятельности довольно незначительное влияние.

Толерантность к эволюции — давайте останемся с этой персонификацией -- не будет по отношению к нам вечной или даже долговечной. Можно сказать, что сейчас идет эксперимент, и пора проверки и верификации полезности человеческих качеств рано или поздно придет. Наша цивилизация может быть уничтожена разными способами, например в результате столкновения Земли с астероидом, внезапного изменения климатических или сейсмических условий.

Многие низшие организмы переживут эти катастрофы, но не человек. Более того, человеческое племя становится более многочисленным, более расово однородным и высокомобильным, что само по себе является прелюдией к глобальной пандемии. Чтобы выжить в долгосрочной перспективе, мы должны рассредоточиться и либо стать независимыми от технологий, либо существенно их усовершенствовать.

Распространение жизни продолжается во всех существующих на Земле экологических нишах, таких как океанские впадины или ледяные щиты — бактерии существуют повсюду, даже в крайне недружелюбных биотопах. Однако ни один живой микроорганизм не может выйти за пределы земного шара и занять новые территории. Биосфера расположена на дне гравитационного колодца, стены которого настолько высоки и недоступны, что ничто не может подняться на них. Ничего, кроме вида с огромным мозгом, который создал технологическую цивилизацию.

Некогда жизнь вышла из теплых морей на сушу, где существовали условия, крайне неблагоприятные для морских обитателей: было сухо, жарко, еды было мало, а атмосфера была пронизана смертоносным ультрафиолетовым излучением. Затем жизнь поднялась в воздух. Я убежден в том, что следующим этапом будет космос, и первоначально те планеты и спутники Солнечной системы, где существуют соответствующие условия.

Но жизнь не выйдет из Земли сама по себе – ты, человек, должен ее вытащить. Колонизируя космос, ты добьешься цивилизационной дегломерации, а частью адаптации к новым условиям станут генетические модификации и изобретение технологий самовосстановления. Таким образом, возможно, ты продлишь существование своего вида. Но твоя миссия будет заключаться в другом: как трудолюбивая пчела переносит пыльцу между цветами, так и ты перенесешь семя жизни на Марс, в пояс астероидов, на Европу, Ганимед или Каллисто. А потом отправишь его на зондах дальше, в другие звездные системы.

Большая часть спор погибнет, возможно, поначалу погибнут все, но когда хотя бы одна бактерия где-то далеко от Земли сможет начать делиться, ты добьешься успеха. Успеха неосознанного, потому что ты даже не узнаешь, что только что выполнил свою миссию. И можешь уже уйти.

Приведенный выше текст является частью авторского сборника научно-популярных статей Анджея Зимняка под названием «Как не умрет человечество», который будет опубликован издательством «Солярис» в апреле. (Действительно вышел из печати в 2008 году. W.)