Услышав «польская фантастика» у отечественного читателя в памяти, скорее всего сразу же возникнет имя бессмертного Станислава Лема. Конечно, польская фантастика живет (жила?) под сенью пана Станислава, также как отечественная под константой АБС.

Но мне, советскому читателю, польская фантастика не казалась такой уж единоличной и монополизированной. Вспоминаются имена таких авторов, как Жулавский, Фиалковский, Зайдель, Борунь. Время от времени издавались хорошие антологии польской фантастики: «Случай Ковальского» (1968), «Вавилонская башня» (1970), «Симпозиум мыслелетчиков» (1974), «Операция «Вечность» (1987). Всё это было интересно читать!

Я не знаток, но по ощущениям, могу уверенно говорить о том, что польская фантастика существовала, как явление и была знакома советскому читателю. И вдруг, с обрушением Союза и Варшавского договора, на читателей хлынул настоящий вал англо-американской фантастики – подумайте – так было не только у нас, но и у поляков.

Что же сегодня представляет польская фантастика? Да, все мы знаем имена Анджея Сапковского и Яцека Дукая, это как бы намекает, что польская фантастика не умерла после обрушения совка. Но, что собой на самом деле представляет современная польская фантастика? Как и почему она недавно вновь пришла к нам? Как чувствует себя на Западе? Почему Яцек Дукай не пущает "Лёд" в русско-, да и англоязычные просторы?

Очень интересно было послушать обсуждение подобных вопросов в подкасте «Мира фантастики». Кстати, немало нового можно узнать об издательской и редакторской кухне от сотрудников издательства АСТ, Алексея Ионова и Николая Кудрявцева, поучаствовавших в этом выпуске.

И что особенно заинтересовало, это интрига в конце подкаста – поднятая тема национальной фантастики – французской, итальянской, турецкой, китайской (не важно какой именно).

В общем, рекомендую.

МФ: Говорим о польских авторах (Хронометраж 105:40)

Тема книги и содержание — отдельный разговор.

Это перевод ГДРовского справочника образца 1961 года, где в едином списке присутствуют такие путешественники, как Колумб и Федоров Иван (не печатник, а путешественник).

Издательство "Мысль" Москва, 1966.

Евгений Брандис, литературовед и, кстати, один из основоположников советского фантастиковедения, в одной статье отдал должное работам Старцева и написал о значении его трудов: «Библиография И. И. Старцева дает богатейший материал для сравнительного анализа, помогает безошибочно ответить на многие и многие вопросы. Например, как отразилась в печатной продукции творческая работа отдельных литераторов, художников, переводчиков; как возрастала или, наоборот, затухала популярность тех или иных авторов; какие произведения классиков были выпущены в таком-то году; как популяризируют русские издательства детских писателей братских республик; какой процент издаваемых книг приходится на иностранных писателей; какие произведения советской классики входят в фонд детской литературы; какие можно найти критические статьи о том или ином авторе и т. д. и т. п. […] Одиннадцать томов библиографии, составленной И. И. Старцевым, — это живая летопись истории советской детской книги, обширнейший свод фактического материала, без которого нельзя обойтись». [1]

Биография Ивана Ивановича Старцева интересна (особенно в той части, когда он снимал комнату и жил вместе с легендарным поэтом Сергеем Есениным), ее при желании можно легко отыскать на просторах Интернета. Не буду подробно останавливаться на этой небезынтересной теме, так как хотелось бы поговорить о чем-то другом: Вероятно, сам того не осознавая, Иван Иванович своими титаническими трудами попутно оказал немалую услугу советскому фантастиковедению!

«Вопросы детской литературы и детского чтения 1918 – 1961» (1962)

В преклонном возрасте Старцев взялся за составление еще одной амбициозной серии – «Вопросы детской литературы и детского чтения» – библиографических указателей книг и статей по истории, теории и критике детской литературы, и таки успел выпустить две книги охватившие материалы с 1918 по 1965 год.

Как раз первая из этих двух книг случайно оказалась в моем распоряжении.

Поначалу я не придал книге особого значения, хаотично полистал и отложил на полку. Но позже мне вдруг вспомнилось о том, что высокой партийной волей советская фантастика была загнана в категорию детской литературы, где и перебивалась многие десятилетия. И тогда я взялся за исследование «Вопросов детской литературы и детского чтения» более основательно.

В книге описано 5.122 публикаций относящихся к теории и критике детской литературы. Выяснилось, что около 250 из этих публикаций имеют прямое или косвенное отношение к фантастике!

Структура книги

Книга объемом в 288 страниц состоит из 6 главных разделов, где перечислены все издания и публикации:

        I. Общие вопросы

        II. Материалы по истории детской литературы

        III. Литературоведение и критика

        IV. Педагогика детского чтения

        V. Оформление и иллюстрации детских книг

        VI. Библиографические указатели и пособия

Самый объемный III раздел, содержит восемь подразделов:

        1. Дореволюционная русская литература

        2. М. Горький и детская литература

        3. Советская русская литература

        4. Национальные литературы

        5. Зарубежная литература

        6. Детская литература за рубежом

        7. Театр и драматургия

        8. Журналы и газеты

Кроме того, в книге имеется большой Именной указатель.

Каждой публикации или изданию присвоен отдельный порядковый номер, и нумерация последовательно проходит сквозь всю книгу от раздела «I. Общие вопросы» до «VI. Библиографические указатели и пособия» в хронологическом порядке.

Книгу можно полистать по этой ссылке, но там библиотека (НЭДБ) устанавливает ограничения по количеству просмотренных страниц.

Занимательное Фантастиковедение

Любопытно, что составитель не просто сухо перечислял имена авторов и названия публикаций, а частенько в квадратных скобках давал короткую справку о тематике. Благодаря этому педантичному обстоятельству в общем списке несложно выделить интересные нам материалы. В качестве примера:

1. 1129. Кон Л. О детской литературе. [О юморе и фантастике.] — «Октябрь», 1933, № 1, с. 219—224.

2. 1231. Палей А. Забытый жанр. [Науч. фантастика.] — «Техника», 1934, 15/VIII.

3. 1232. Перельман Я. «Прыжок в ничто». [А. Беляев.] — «Лит. Ленинград.», 1934, 28/II.

4. 1740. Марьямов А. Книги большой мечты. [Об утопич. и науч-фантаст. романах.] — «Дет. лит-ра», 1940, № 4, с. 32—38.

5. 2806. Кардин В. Преодолев земное притяжение. [О науч.-фантастич. литературе.] — «Октябрь», 1961, № 3, с. 186—194.

6. 3477. Туранская З. Младшему читателю. [Серия «В мире приключений, фантастики и путешествий» Детиздата Украины.] — «Комсом. Знамя», 1961, 12/1.

7. 3781. Болховитинов В. и Захарченко В. В мире бредовой фантастики. [Америк, науч. фантастич. литература.] «Лит. газ.», 1948, 27/III.

8. 3841. На космическом расстоянии от Жюля Верна. [Фантаст. жанр за рубежом.] — «Лит. газ.», 1961, 4/III.

9. 4506. Обручев В. А. Почему я сделался путешественником. [Влияние чтения описаний Путешествий и науч.-фантаст. романов на формирование личности и выбор профессии.] — «Дет. лит-ра», 1940. № 4, с. 9—11.

Конечно, информация в библиографическом издании «Вопросы детской литературы и детского чтения» вряд ли содержит исчерпывающий перечень изданий. Думаю, могли быть и другие публикации, ускользнувшие от внимания автора, либо не попавшие туда в силу неизвестных нам критериев отбора. Например, в воспоминаниях писательницы Е. А. Таратуты сохранился любопытный рассказ о том, как она получила в подарок от редактора Генриха Эйхлера редкий экземпляр так и не выпущенной в широкий обиход в 1936 году книги Старцева «Библиография детской книги. 1932—1934». Причина крылась в том, что это были годы репрессий и многие писатели были арестованы, а их книги запрещены [2].

В любом случае, даже если список фантастиковедческих материалов из книги Старцева по тем или иным причинам не полон, он все же представляет собой внушительный и цельный массив, интересный для исследователя советской фантастики – массив мимо которого нельзя пройти.

Фантастиковедческий сёрфинг

В приложении к этой статье можно найти файл документа, в котором вы сможете посмотреть все публикации из книги Старцева, имеющие прямое, либо косвенное отношение к фантастике. Поверьте, даже просто просматривая названия и сопутствующую информацию можно устроить себе интересный «серфинг» по советской фантастике. Приношу заранее извинения за возможные опечатки после сканирования и распознавания. Я вычитал текст несколько раз, но конечно не до идеала.

Благодаря Интернету некоторые публикации можно найти в открытом доступе, что оживляет просмотр сухой библиографии. Вот кое-что из того, что случайно попало под руку:

1. В журнале «Детская литература» №5 за 1939 год сразу девять статей посвящены теме фантастики!

2. Любопытно прочитать «программную» статью Александра Беляева «Создадим советскую научную фантастику» в журнале «Детская литература» 1938 г. № 15-16. В духе времени, так сказать.

3. Статью Ивана Ефремова «На пути к роману “Туманность Андромеды”» из журнала «Вопросы литературы», 1961, №4 я недавно публиковал на моей страничке в Фантлабе.

4. А в «Детской литературе», 1939, № 1 интересная статья Беляева о роли «Иллюстрации в научной фантастике».

Уверен, вы тоже найдете что-нибудь интересное.

Продолжение следует?

В 1967 году было выпущено продолжение исследований – «Вопросы детской литературы и детского чтения. 1962-1965 гг.» Объем книги в два раза меньше предыдущего издания, 176 страниц, что и понятно, так как приводятся публикации не за сорок лет, а за четыре года. Это была последняя книга, которую Старцев полностью самостоятельно подготовил и опубликовал. Последний одиннадцатый том — "Детская литература (1964-1966)", опубликованный в 1970 году Старцев уже не увидел, его завершил и отредактировал соратник Б. Я. Шиперович.

Известно, что после смерти Старцева его дело продолжили некто З. С. Живова и Н. Б. Медведева, издав третий выпуск «Вопросы детской литературы и детского чтения» в 1977 г. охвативший 1966–1970 гг. В этом издании была сохранена структура и принципы заложенные Старцевым. Было ли продолжено издание в последующие годы, мне пока не удалось установить.

Совершенно очевидно, что используя две вышеупомянутые книги можно продолжить составление корпуса советского фантастиковедения по крайней мере до 1970 года.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Брандис Е. Капитальные труды библиографа / Е. Брандис // Детская литература. – 1972. – № 6. – С. 33–34.

[2] Таратута Е. А. Книга воспоминаний. Ч. 2. — М. : Янус-К, 2001, с. 74-75

Я снова стала работать в области детской литературы — литературным редактором в журнале «Мурзилка». Бывала в издательстве «Детская литература», интересовалась, скоро ли выйдет следующий том указателя Старцева. Главный редактор издательства Генрих Эйхлер, который был редактором первого тома Старцева, вышедшего еще в издательстве «Молодая гвардия», показал мне готовую книгу «Библиография детской книги. 1932—1934» И.И. Старцева. Книга имела дату издания — 1936, а тираж был обозначен в одну тысячу экземпляров. Книга была в хорошем, прочном переплете. Эйхлер был указан как редактор и этого тома.

Однако был уже 1939 год, но никто нигде не видал этой книги. Десятки писателей, авторов детских книг, выходивших в 1932-1934 годах, были арестованы, книги их были запрещены, изъяты. А все они были аккуратно указаны в этом указателе Старцева... И книга была запрещена.

Эйхлер подарил мне экземпляр этой книги. Она сохранилась у меня до сих пор. Внутри нее карандашом зачеркнуты фамилии Г. Серебряковой, С. Третьякова, П. Постышева... «Республика ШКИД» не зачеркнута, но мы знали, что один из соавторов ее — Григорий Белых — арестован и книга запрещена.

Сюжет

Главный герой рассказа, космонавт Олег Дмитриевич в результате странной ошибки вместо запланированного места в казахстанской степи, приземляется в Сибирской тайге. На дворе ноябрь, то есть начинаются морозы, но на счастье неподалеку оказывается местный лесник Захар Куприянович, увидевший приземление корабля. При посадке космонавт повредил ногу, поэтому помощь лесника приходится очень кстати. Позже ненадолго появляется еще и сын лесника Антон, которого как гонца отправляют сообщить властям о ситуации. Лесник и космонавт проводят вместе примерно сутки, до тех пор, пока не приходит помощь. Почти весь рассказ наполнен нескучными диалогами лесника и космонавта, если сформулировать коротко – говорят о жизни во всем ее многообразии. Конечно, Астафьев сочно описывает сибирскую природу, нехитрые радости земного бытия, недоступные в космосе, есть еще в рассказе небольшая полемика лесника и космонавта, а также воспоминания фронтовика-ветерана Захара Куприновича и личные воспоминания космонавта – в общем, всё то, чем сильна проза Астафьева. Заканчивается рассказ тем, как героя-космонавта торжественно встречают в Москве, и словно бы Юрия Гагарина везут по заполненным восторженным столичным улицам в открытой машине всем напоказ.

Главное послевкусие рассказа можно описать аксиомой: Земля – наш уютный дом, другое дело Космос. Конечно, это не единственная идея рассказа, о чём будет ещё сказано ниже.

Рассказ написан в 1971 году, но, судя по моим подсчетам, опирающимся на возраст Антона, всё описываемое происходит в 1988 году.

Где же фантастика?

Казалось бы, где в таком сюжете место фантастике? Давайте присмотримся к деталям.

Из самых первых предложений рассказа становится ясно, что это не какой-то заурядный полет на орбиту Земли, нет, космонавт побывал на «далекой безжизненной планете, объятой рыжими облаками». Я подумал, что речь, возможно, идет о Венере. В другом фрагменте упоминается еще одна деталь: космонавт вспоминает, как «он шагал в тяжелом скафандре по угольно-черной поверхности чужой ему и непонятной планеты» [1]. То есть был спуск на поверхность какой-то планеты. Дальше – больше. Выясняется, что герой посетил не одну планету, а несколько! Повидал он «голокаменные астероиды, пыльные, ровно бы выжженные напалмом, планеты, без травы, без деревьев, без речек, без домов и огородов… [2]» Ну и, наконец, возвращаясь обратно он в довесок ко всему «по пути облетел еще и Луну», а также «по программе присмотрел место посадки и сборки межпланетной заправочной станции-лаборатории», имеется в виду на Луне [3]. От таких масштабов, голова идет кругом. Едва ли не половину Солнечной системы обследовал наш межпланетный Магеллан, причем в единственном лице, без экипажа.

Межпланетный самовар

После описания этакого головокружительного путешествия, возникает резонный вопрос: на каком таком «самоваре» [4] осуществлял полет лихой советский космонавт? Не игнорируя каноны твердой научной фантастики, Виктор Астафьев детально описывает принцип движения космического корабля. Попутно отмечу, что автор последовательно на протяжении рассказа средство полета называет «космическим кораблем», а не скажем «спускаемой капсулой». И хотя на иллюстрации в том издании, что я читал, художник изобразил небольшой спускаемый отсек с парашютной системой приземления, в самом тексте ничего такого не обнаруживается [5]. Но вернемся к устройству корабля и способу передвижения. Привожу обширную цитату, с контекстом, в которой все разложено по полочкам и также попутно видна магистральная тема рассказа:

цитата

«Корабли-одиночки, корабли-разведчики и одновременно испытательные лаборатории новой, не так давно открытой плазменной энергии — не прихоть и не фокусы ученых, а острая необходимость. В требухе матери-Земли, вежливо называемой недрами, — скоро ничего уже не останется из того, что можно сжечь, переплавить: все перерыто, сожжено, и реки земли сделались застойными грязными лужами. Когда-то бодро называемые водохранилищами и даже морями, лужи эти все еще крутили устарелые турбинные станции, снабжая электроэнергией задыхающиеся дымом и копотью города. Но вода в них уже не годилась для жизни. Надо было снова вернуть людям реки, надо было лечить Землю, возвращая ей дыхание, плодотворность, красоту.

Старинное, гамлетовское «Быть или не быть...» объединило усилия и разум ученых Земли, и вот спасение от всех бед, надежда на будущее — новая энергия, которая не горела, не взрывалась, не грозила удушьем и отравой всему живому, энергия, заключенная в сверхпрочном поясе этого корабля-«самовара», подобная ртути, что разъединяясь на частицы, давала импульсы колоссальной силы, а затем кристаллами скатывалась в вакуумные камеры, где, опять же подобно шарикам ртути, соединялась с другими, «отработавшимися» уже кристаллами и, снова обратившись в массу, возвращала в себя и отдавала ту недостающую частицу, которая была истрачена при расщеплении, таким вот путем образуя нить или цепь (этому даже и названия еще не было) бесконечно возникающей энергии, способной спасти все сущее на Земле и помочь человечеству в продвижении к другим планетам...

Открытие было настолько ошеломляющим, что о нем еще не решались громко говорить, да и как объяснить это земному обществу, в котором одни члены мыслят тысячелетиями вперед, другие — все тем же древним способом: горючими и взрывчатыми веществами истребляют себе подобных, а племена, обитающие где-то возле романтического озера Чад, ведут первобытный товарообмен между собою...

Ах, как много зависело и зависит от этого «самоварчика», на котором летал и благополучно возвратился «домой» русский космонавт! Все лучшие умы человечества, с верой и надеждой, может быть, большей верой, чем древние ждали когда-то пришествие Христа — избавителя от всех бед, — ждут его, обыкновенного человека, сына Земли, который и сам еще не вполне осознавал значение и важность работы, проделанной им».

Итак, автор описывает некий плазменный двигатель, но при этом, судя по изложению, речь не идет о классическом понимании плазмы, как по физике, т.е. четвертого состояния вещества. В двигателе используется нечто подобное ртути, дающее «импульсы колоссальной силы» и находится это вещество в сверхпрочном поясе корабля. Ну а бесконечность процесса дарует людям прямо таки вечный двигатель, к тому же 100% экологичный. По-моему наукой тут и не пахнет, а вот фантастика фонтанирует с таким избытком, что может огорошить разом всю тройку великих фантастов.

Кажется, куда лучше было бы Виктору Петровичу, особенно выходя на чуждое для него поле фантастики, воспользоваться принципом, который Стругацкие обозначили, как «отказ от объяснений», потому как неубедительное описание в глазах читателя, производит куда худший результат.

Астронавт и Егерь

Вышеприведенная большая цитата высвечивает важную тему рассказа: Астафьев, искренне воспевавший Природу едва ли не во всех своих произведениях, очень тревожится по поводу того, что люди губят Землю, свой собственный дом. Устами космонавта автор говорит: «Стоило бы каждого человека хоть раз в одиночку послать туда, в эту темень и пустоту, чтобы он почувствовал, как хорошо дома, как все до удивления сообразно на земле, все создано для жизни и цветения. Но человек почему-то сам, своими умными руками рвет, разрушает эту сообразность, чтобы потом в муках воссоединить разорванную цепь жизни или погибнуть». А концовка рассказа, самое его последнее предложение звучит так: «…и какое счастье, что есть в этом темном и пустом океане родной дом, в котором всем хватает места и можно бы так счастливо жить, но что-то мешает людям, что-то не дает им быть всегда такими же вот едиными и светлыми, как сейчас, в день торжества человеческого разума и праздника, самими же людьми сотворенного».

Постановка подобной проблемы весьма уместна, и сюжет на эту тему ложится идеально – встретились лесник и космонавт – в некотором смысле их можно представить, как два полюса человечества. Космонавт (не Олег Дмитриевич, а вообще) вполне способен олицетворять ту часть человечества, в каком-то смысле даже передовую его часть, которая вершит научно-техническую революцию, и конечно попутно губит Природу. Ну и кто как не Лесник символизирует второй полюс человечества, людей живущих в гармонии с Природой. В рассказе встреча Космонавта и Лесника бесконфликтна, и даже гармонична, но разве может быть иначе в рамках мудрого советского общества, что «мыслит тысячелетиями вперед»? Другое дело, та часть человечества, что решает вопросы «все тем же древним способом: горючими и взрывчатыми веществами истребляя себе подобных». В принципе, вот вам готовая идея для альтернативного рассказа «Ночь астронавта», где американский Астронавт по ошибке приземляется вместо Флориды в диком Техасе, встречается с местным Рейнджером, простите Егерем, а в конце рассказа работники НАСА находят два охладевших тела с револьверами в руках.

Пришествие нового Гагарина

Что несколько озадачивает, так это невнятно прописанная роль Космонавта в спасении человечества, который, между прочим, «сам еще не вполне осознавал значение и важность работы, проделанной им». То есть понятно, он солдат науки, свое дело добросовестно сделал – рисковал, слетал и вернулся на корабле, оснащенном новым типом двигателя. В этом смысле к Космонавту вопросов нет. Но лучшие умы человечества почему-то ждут возвращения этого космического корабля, как пришествия Христа. Кстати, в рамках этой логики становится понятно, почему в конце рассказа Олега Дмитриевича встречают как нового Юрия Гагарина. Однако, как увязать решение земных проблем с открытием новой энергии? Можно ли ее использовать только в космосе, чтобы покорять другие планеты? Но Астафьев говорит, что новая энергия решит все проблемы здесь, на Земле, к тому же новая энергия, цитирую: «не горела, не взрывалась, не грозила удушьем и отравой всему живому». В самый раз! Если эта энергия доступна на земле, то зачем куда-то летать? Возможно за потенциальными полезными ископаемыми, чтобы перестать опустошать родную планету? В общем, как-то я здесь не сумел разобраться ни по строчкам, ни между строк.

Коварная бабёнка из Дании и советский космонавт

И, конечно, не убедительно выглядит самый первый и сюжетообразующий эпизод с ошибочной посадкой космического корабля.

Дело было так. У нашего Космонавта имелась навязчивая привычка, скажем, увидев какое-то знакомое лицо, бросить всё и вспоминать до тех пор, пока не вспомнится, где и при каких обстоятельствах встречал он этого человека. Итак, следите за витиеватой последовательностью событий: Космонавт увидел в «локаторном отражателе» очертания Вьетнама, вспомнил о бывшей там войне, после этого вспомнил сообщение в прессе о женщине-домохозяйке из какой-то западной страны, которая написала по этому поводу письмо главе Советского государства, и тут уж привычка одолела Космонавта – схватился он вспоминать из какой страны была эта домохозяйка. Пересказывать дальше не буду, читаем в первоисточнике:

цитата

Космонавт ругал себя: вот-вот поступит с Земли команда о посадке, надо быть собранным до последний нервной паутинки — вдруг придется переходить на ручное управление. И никак не мог оторвать взгляда от вращающегося экрана локатора, по которому вытягивались тушеванными росчерками пожары войны, и приказывал себе вспомнить: откуда писала эта домохозяйка нашему премьеру? «Навязалась на мою голову! — ругал он неведомую женщину. — Бегала бы с авоськой по магазинам — некогда бы... Буржуйка какая-нибудь, а за нее шею намылят. Руководитель полета — мужик крутой, как загнет свое любимое присловье: «Чего же, — скажет, — хрен ты голландский...»

— Из Дании! Из Дании! — радостно заорал космонавт, забыв, что передатчики включены.

Сидевшие на пульте связи и управления инженеры изумленно переглянулись между собой, и один из них, сжевывающий в разговоре буквы «Л» и «Р», изумленно спросил:

— Овег Дмитвиевич, что с вами? Вы пвиняви сигнав товможения?

— Принял, принял! Сажусь! Бабенка тут одна меня попутала, чтоб ей пусто было!..

— Бабенка?! Какая бабенка?!

Но космонавт не имел уже времени на разъяснения, и пока там, на Земле, разрешалось недоумение, пока на пульте запрашивали последние данные медицинских показаний космонавта, которые, впрочем, никому ничего не объяснили, потому что были в полном порядке, сработала автоматическая станция наведения, и началась посадка,

Системы торможения включились по сигналу Земли, и изящный легкий корабль повели на посадку, пожелав космонавту благополучного приземления.

Полулежа в герметическом кресле, Олег Дмитриевич смотрел на приборы, чувствуя, как стремительно сокращается расстояние до Земли, мучительно соображая: «Сколько потерял времени? Сколько?..»

Потом было точно установлено — две с половиной минуты и одна десятая секунды. Стоило ему это того, что вместо Казахстанской, обжитой космонавтами, степи, он оказался в сибирской тайге.

На этом месте, дух Станиславского обуял меня – ну не верю! Бог с ней, с этой странной и сомнительной привычкой, но если все делается по сигналу с Земли, без участия космонавта, то какую решающую роль мог сыграть бзик космонавта? С другой стороны, если ситуация и вправду так всполошила центр управления полетом, то легко можно было отложить посадку для более тщательного тестирования Олега Дмитриевича соскучившегося по бабёнкам в глубоком космосе, а посадку произвести на следующем витке. Напоминаю, что у космического корабля нашего героя чудо-двигатель с неограниченным количеством энергии, корабль невероятно маневренный, на котором он облетел несколько планет и даже садился на некоторые из них.

Эпизод с неудачной посадкой не единственный прокол, просто он в самом начале рассказа и явно бросается в глаза. Хватает и по мелочам. Например, насколько убедительно выглядит эпизод, где Космонавт ругает «про себя конструкторов, до того облегчивших корабль и так уверенных в точной его посадке, что наземной связи они не придали почти никакого значения, и она накрылась еще на старте, при прохождении кораблем земной атмосферы»? Без комментариев.

Не буду процеживать весь текст в поисках «комаров», чтобы не сложилось впечатление, что «верблюда проглатываю». Все-таки рассказ в своей сути прекрасен, и необычен тем, что Астафьев решился использовать элементы научной фантастики.

Еще раз о Станиславском

Литературный талант Виктора Астафьева велик и неоспорим, говорю это всерьез, без какой-либо иронии. Однако, отвечая на вопрос, заявленный в начале статьи – сумел ли бесспорный мастер воспользоваться инструментарием НФ – мы вынуждены констатировать, увы, попытка получилась не очень удачной. Приступая к чтению фантастики, мы не строим иллюзий и заранее знаем, что читать будем чью-то авторскую выдумку, но притягательность фантастики, в лучших ее проявлениях в том, что в процессе чтения ты с головой уходишь в невозможное, и твой внутренний Станиславский кричит – «Верю! Хочу верить! Как жаль, что такого не бывает в реале!»

Читая рассказ «Ночь космонавта» я словно побывал в тайге, увидел настоящего Лесника, сына его, были там еще несколько второстепенных, но настоящих людей, а межпланетный космонавт был липовый, в лучшем случае космический турист. В той основной части рассказа, где Астафьев описывает, ностальгию космонавта, радость встречи с Землей, глоток спирта, краюшку домашнего хлеба, с хрустящей корочкой, переживания об отце, другие мысли и эмоции – это всё прописано мастерски, да, перед читателем живой человек, не чучело. Но этот человек почему-то оказался в скафандре космонавта, и в сомнительном космическом корабле из третьеразрядного фильма. Вот такой когнитивный диссонанс.

Я понимаю, что автор не ставил целью, скажем, разобрать по косточкам тему межпланетной космонавтики. В центре сюжета другое – переживания за человечество, которое уничтожает планету, свою среду обитания и самих себя (не случайно в рассказе упоминаются две войны – Вьетнамская и Вторая мировая). С этой целью Астафьев живописует, как космонавт истосковался по Земле и, какая она прекрасная, как тут здорово жить. Поэтому становится понятно, что межпланетное путешествие, это лишь приём, с помощью которого автор добавляет контраста в рассказ, как бы объясняя непонятливым – вот вам человек, побывавший на других планетах, там чужой мир, неприспособленный для жизни, цените и лелейте то, что имеете. Идея замечательная и я считаю, что своей цели рассказ достигает. Остается только жалеть, что неубедительное описание космических и технических деталей, понуждает досадовать несколько раз за время чтения прекрасного рассказа. Возможно, автору следовало посоветоваться с кем-то из «технарей», чтобы подобные детали прозвучали в тексте более убедительно.

Выщелоченный рассказ?

В личных письмах Астафьева [6] я нашел два упоминания о рассказе «Ночь космонавта».

В первом письме, написанном Н. Волокитину осенью 1971 года нет ничего существенного: «Нового я ничего не написал. Добил лишь большой рассказ о космонавтах». А вот второй фрагмент из письма, написанного в 1973 году, заслуживает внимания: «Если увидишь мою «Излучину», не читай пока рассказ «Ночь космонавта». Испохабили рассказ-то, выщелочили всё, что составляло его суть: надо свою землю беречь и жить на ней как следует, бо за нею пустота, тьма и ни хера там нету для жизни годного. Хотя ты ведь вроде в рукописи читал рассказ или нет?» (В. Г. Летову, 4 февраля 1973 г.)

«Излучина» это сборник прозы, выпущенный в 1972 году, в составе которого действительно есть рассказ «Ночь космонавта». Как видим из слов Астафьева, рассказ был «выщелочен» цензурой, причем в части главной идеи. Конечно, интересно было бы узнать, что именно обрезал редактор, и каким был первоначальный авторский вариант. Возможно, рукопись где-то сохранилась и ждет своего времени.

Я же сделал, что смог – сравнил текст рассказа, прочитанный мною в книге «Последний поклон» (1982) с текстом выпущенным уже в неподцензурные времена – в Собрании сочинений в пятнадцати томах (Том 11. Красноярск, "Офсет", 1997). Разницы никакой нет, то есть, похоже, рассказ перепечатывался всё время в том самом, изначально искаженном виде. Возможно, восстановить первоначальный облик рассказа было невозможно, из-за того, что рукопись не сохранилась. Либо автор не посчитал нужным провести процесс «реставрации» текста. Хотя в последнее слабо верится, потому как из личных писем Астафьева видно, что он был дотошен в этом вопросе, не раз возвращался ко многим своим произведениям, редактируя и перерабатывая их перед выходом новых изданий.

В завершение важно отметить: Астафьев до конца жизни горячо тревожился – на грани разочарования – о том, что люди губят собственную планету. Это, например, можно увидеть из небольшого фрагмента в письме, написанном за пол года до смерти: «Получил второй том «заповедников» и снова подивился, какую же чудную планету, какое прекрасное обиталище подарил Господь этой неблагодарной, звероподобной свинье, что от рождения своего подрезает корни под собой, похабит землю, которая его кормит, терзает прекрасный лик матери-природы. Теперь уж и не знает, как убрать за собой говно, как избавить от надвигающейся гибели это двуногое существо, смевшее называть себя разумным, чтобы погибнуть в безумии. […] Безбожники! Неблагодарные твари с тёмным рассудком, они всё же доконают жизнь на Земле» (30 марта 2001 г. Красноярск, Ф. Штильмарку).

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] "Ночь космонавта", Викт. Астафьев: «Вспомнил и снова ощутил, не только сердцем и разумом, но даже кожей, как, шагая в тяжелом скафандре по угольно-черной поверхности чужой ему и непонятной планеты, он остро вдруг затосковал по той, где осталась Россия, сплошь почти укрытая зеленым лесом, тронутым уже осенней желтизной по северной кромке».

[2] "Ночь космонавта", Викт. Астафьев: «Повидавший голокаменные астероиды, пыльные, ровно бы выжженные напалмом, планеты, без травы, без деревьев, без речек, без домов и огородов, он один из немногих землян воочию видел, как бездонна, темна и равнодушна безголосая пустота, и какое счастье, что есть в этом темном и пустом океане родной дом…»

[3] "Ночь космонавта", Викт. Астафьев: «Возвращаясь из испытательного полета с далекой безжизненной планеты, объятой рыжими облаками, он по пути облетел еще и Луну. Полюбовавшись печальной сестрой Земли, а по программе — присмотрев место посадки и сборки межпланетной заправочной станции-лаборатории, он завершал уже последний виток вокруг Земли в благодушном и приподнятом настроении».

[4] В тексте рассказа лесник Захар Куприянович с иронией называет космический корабль «самоваром», а космонавт находит, что корабль действительно своей формой напоминает самовар.

"Ночь космонавта", Викт. Астафьев: «— Лежи, лежи! Я буду пока докладать, а потом уж ты. Значит, так, — уже врастяжку, степенно продолжал он. — Зовут меня Захаром Куприяновичем. Лесник я. И жахнулся ты, паря, на моем участке. С небеси и прямиком ко мне в гости! Стало быть, мне повезло. А тебе — не знаю. Иду это я по лесу. Рубили на моем участке визиры летом вербованные бродяги, по-всякому рубили, больше тяп-ляп... Иду это я, ругаюсь на всю тайгу, глядь: а ко мне самовар с неба падает! Ну, я было рукавицу снял и по старинке: «Свят-свят!..» Да вспомнил, что по радио утресь объявили: сегодня мол, наш космонавт должен приземлиться, и смекнул: «Эге-е-е-е! Это ж Алек Митрич жалует! И правильно! — грю себе. — Всякие космонавты были, везде садились, а в Сибире почто-то нету? Беляев с Леоновым вон в Перьмской лес сели, а наша Сибирь поширше, поприметней ихнего лесу...»

[5] Иллюстрация приводится в начале статьи и взята из книги «Последний поклон», Астафьев В. Л.: Лениздат, 1982, стр. 644.

[6] «Нет мне ответа...»: Эксмо; М.; 2010. Эпистолярный дневник Виктора Петровича Астафьева, составленный из нескольких сотен его писем.