Завидуя и исходя слюной на соблазнительные томики, кои ваяет коллега С. Соболев в своей колонке, но не имея возможности (да и потребности!) тратить 1000-1500 руб на томик, придумал в каком-то смысле повторить подвиг коллеги.
.
Во-первых, сделал предварительные расчеты.
Самая дешевая форма Самиздата: простая печать на принтере + простой брошюрный переплет, который делают для дипломов и диссертаций.
А5 до 250 листов = 500 страниц, включая обложку -> пластиковый переплет 50 руб
больше 250 листов -> металлическая скрепка -> 250 руб
Печать двусторонняя, поэтому лучше делать в домашний условиях. Лазерный принтер.
Цветные вкладки можно доверить каком-нибудь центру цветной полиграфии, если дома нет фотопринтера.
Обложка — мелованная бумага с плотностью 200-220 выглядят почти также солидно как мягкие обложки "Символ-плюса" или Геймана. Один лист А4 в канцтоварах — до 12 руб.
По самым строгим прикидкам стоимость томика составит не дороже 200 руб.
Размер томика — А5, т.е. чуть больше стандартных книжек.
.
Во-вторых, сверстал "Змея Уробороса", которого перевел А. Вироховский. Перевод доступен в сети на СИ и множественных пиратских "зеркалах".
376 страниц с обложкой. 187 листов + два листа обложки (повышенная плотность).
Остается дело за малым: опробовать.
.
Кидаю сюда PDF (150 dpi) для тех, кто может быть вдруг захочет посочувствоватьповторить для себя вышеназванное. Текст также вполне подойдет as-is для обладателей ebook'ов с поддержкой PDF. Файл, правда, с графикой. Потому тяжелый. Вариант пока рабочий: находится на стадии выверения иллюстраций: накачаны были со случайных сайтов, а теперь пробую идентифицировать. Поэтому могут попасться желтые маркеры.
Сочувствующие/участвующие могут:
1. высказать пожелания;
2. найти информацию об иллюстрациях, предложить на замену более подходящие иллюстрации или справочные фрагменты;
3. перевести английскую статью или предложить свои, связанные с творчеством Эддисона и романом "Уроборос";
4. проверить, как отображаются PDF. В тексте использованы шрифты Book Antiqua, English Rose и др. — пока не узнавал, внедряются ли они в документ в OpenOffice.
Довольно давно я хотел познакомиться с этим автором и потому в поездку к морю взял на пробу роман "Море-океан". Познакомился. Получил очень хорошее впечатление и по возвращении прочитал еще один роман — "Шелк".
Об этих вещах и пойдет речь.
"Море-океан".
Роман представляет собой причудливую мозаику со множеством персонажей: больная девочка (название болезни передается цветовой гаммой), профессор (пишет книгу о пределах природы и в поисках "конца моря" приезжает в Богом забытую таверну Альмайер), художник (рисует море, используя вместо красок соленую воду), сосланная за неверность жена, человек без имени и человек, который никогда не выходит из своей комнаты, а также стайка звонких ангелов, поселившихся в таверне на берегу Моря.
"Море. Море." — эта приговорка, много раз встречающаяся в тексте передает набегание волны на прибрежный песок: волна, еще волна. И весь роман приобретает магический ритм набегающих, баюкающих, шумящих и шепчущих волн с расцветающими на берегу чудесами: генерал собирает истории о море, единолично решая, достоверны они или выдуманы, достойны ли сохраниться в памяти или положены сгинуть и быть забытыми. Всплывающие острова. Исчезающие острова. Погибшие корабли. Вернувшиеся моряки. Чудесные морские обитатели. Калейдоскоп мелочей проходит перед нашим взором, пока действующие лица остаются на берегу, погруженные в свои заботы.
Но море бывает не только ласковым и баюкающим. И вот в новой главе мы вдруг обнаруживаем себя в центре ревущего шквала, с сердце урагана, шторма, на терпящем бедствие корабле, на плоту, обитатели которого — люди — превращаются в зверей, повинуясь древним животным инстинктам.
Помните, у Агаты: "...там я разучился плакать, мама, но реву, когда из-за тумана видят паруса мертвые глаза Урагана..."
Шторм стихает. И снова волны набегают одна на другую. И кажется, что в мире ничего не изменилось. Но нет. Раны, нанесенные в этой встрече со стихией, с древним божеством, остаются и, даже затягиваясь, не хотят заживать совсем.
Это странное, удивительное полотно. Язык легкий и изысканный. Фразы то короткие, то длинные. И будто волна за волной возникают повторы, текут, трансформируясь, подобные самой жизни. Однако, роман не обращается в абстракцию типа "догадывайтесь, мол, об чем я", и ближе к финалу все действующие лица обретают свое место в странной картине, происходящей на фоне морского пейзажа или, вернее, картине, которая составляет фон для единственного главного действующего лица — Моря. Будто одна самая упрямая и самая целеустремленная волна, сюжет превращается вдруг из акварельного пейзажа в нагромождение масляных мазков штормовой гаммы, а сквозь них уже проступает детективная история, ниточки которой так ненавязчиво сплетал автор, растворяя их в обманчивой картине Моря.
Роман не является, строго говоря, фантастическим, если не считать всплывающих легенд (например, о стране Тимбукту) да большого числа удивительных, а иногда ужасных "совпадений". Однако, и реалистическим его называть невозможно: будто погружаешься в сон, в грезу, внутрь картины, где пространство-время разительно отличаются от привычных нам. Интересно наблюдать, что по мере знакомства с романом сами собой в сознании возникают фразеологизмы "море любви", "море слез" и др., приобретая вдруг новый, доселе неизвестный оттенок.
Моя оценка — 9. Отличный выбор для знакомства с автором. Впрочем, если для знакомства читатель предпочел бы что-то более линейное, тогда можно обратить внимание на следующий роман.
"Шелк"
Третий написанный автором роман более прост. В центре сюжета Эрве Жонкур — молодой французский делец, выдернутый из судьбы офицера приятелем с тем, чтобы теперь мотаться по всему свету и привозить к положенному сроку яйца тутовых шелкопрядов. В апреле личинки должны вылупиться из яиц и черви-шелкопряды начнут строить свои коконы, обеспечивая работой ткацкие фабрики Лавильдье и богатством — ее немногочисленных владельцев.
Центрируя внимание на Жонкуре, автор тем не менее помещает на периферию и кое-что о разворачивающихся в мире событиях:
"Шел 1861. Флобер сочинял "Саламбо", электрическое освещение значилось в догадках, а по ту сторону Океана Авраам Линкольн вел войну, конца которой он так и не увидит."
Жизнь героя меняется, когда в результате заражения всех шелкопрядов на Евраазиатском материке, герой вынужден искать здоровые выводки на "краю мира" — в Японии, где производят самый тонкий шелк, но откуда строго запрещено вывозить яйца шелкопрядов. Герой совершает четыре путешествия в Японию, похожих одно на другие, путешествия длиной в абзац: "Он пересек границу возле Меца, проехал Вюртемберг и Баварию, въехал в Австрию, поездом добрался до Вены и Будапешта, а затем напрямую до Киева. Отмахал на перекладных две тысячи верст по русской равнине, перевалил через Уральский хребет, углубился в просторы Сибири, сорок дней колесил по ней до озера Байкал, которое в тех краях называют "морем". Прошел Амур вниз по течению вдоль китайской границы до самого Океана. Дойдя до Океана, просидел в порту Сабирк одиннадцать дней, покуда корабль голландских контрабандистов не доставил его до мыса Тэрая на западном побережье Японии."
Огромное пространство, которое он преодолевает будто коллапсирует, и вот во всем мире остаются лишь два места — Лавильдье и деревня Хара Кэя.
На первый взгляд, "Шелк" — это история о любви, о странном любовном треугольнике. Жонкур влюбляется в японку (у ее глаз не было восточного разреза), жену Хара Кэя. Влюбленность эта перерастает в более глубокое чувство, подстрекаемое совершенной недоступностью возлюбленной — они не могут даже поговорить, более того, она не знает иного языка, кроме японского. Их Любовь — это любовь взглядов, полунамеков, едва различимых жестов и строгих средневековых традиций. Третьей вершиной треугольника оказывается Элен — жена Жонкура во Франции, которая, будто Пенелопа Одиссея, терпеливо дожидается его из каждого путешествия к "концу мира".
Жонкур с женой счастливы, они путешествуют по Европе, когда надоедает Лавильдье, и пока Жонкур свободен распоряжаться собой до следующей поездки. Однако, мужчина не может прогнать из памяти взгляд и мыслей о той, что тайно передала записку (четыре иероглифа: вернись или я умру), той, в мыслях о которой он задумал разбить огромный сад с вольерами для птиц: символом верности жены своему супругу, японским символом.
Переезды героя автор дает одними и теми же словами, задавая тем самым особый ритм произведению, будто невидимая рука запускает колесо судьбы. Этот ритм, сходный со сменой дни и ночи или времен года, убаюкивает, создает ощущение ненарушимости такого положения вещей, хотя все, конечно же, обстоит совсем иначе. Очередная поездка оборачивается трагедией: Япония в войне, деревня Хара Кэя сожжена, купленные шелковичные яйца вылупляются раньше, чем герой успевает вернуться на родину. И казалось, жизнь кончилась, войдя в свое привычное русло. "Откуда, черт подери, этот собачий холод?"
Жизнь бы кончилась совсем, если бы не письмо, полученное через полгода по возвращении, написанное на семи листах иероглифами, где неведомая возлюбленная описывает Жонкуру их ночь любви и отпускает его.
Кроме событийного ряда в романе присутствуют и другие уровни: символический включает в себя и Дона Кихота, и Одиссея, возвращающегося к Пенелопе, и тот факт, что возлюбленная героя воплощается как бы в двух ликах: Элен и японки, не зря у девушки глаза "без восточного разреза" и некоторые другие детали. В результате выходит, будто "печальный образ", найденный в далеких краях, — есть воплощение ждущей дома супруги, но драматизм ситуации выражается в том, что до самого конца герой этого не осознает.
При всей событийной и символической загруженности, автор не отходит от тонкого психологизма, отчего до самого конца мы наблюдаем настоящую и живую историю. Язык виртуозен, изобилует "вкусностями", но нигде не переходит в категорию изыски ради изысков. Весьма сбалансированное произведение.
Моя оценка несколько ниже предыдущей — 8. Для знакомства с языком автора и его стилем также подходит весьма при том, что роман этот довольно мал. Как и в случае с "Морем..." этот реалистический роман, воспринимается почти как фантастическое полотно, настолько зыбка и обманчива ткань повествования.
_
Так, совершенно неожиданно автор занял почетное место среди моих предпочтений. Знакомство с романами Барикко буду продолжать, благо еще несколько романов автора переведены на русский и изданы. Три имеются на моей полке. Кроме того, любопытными могут оказаться фильм "Легенда о пианисте" (экранизация театрального монолога АБ) и кинофильм "Лекция 21" (режиссерский дебют самого автора).
Я не готов судить о новаторстве или вторичности творчества АБ, однако пишет он на высоком уровне и книги его, пожалуй, доставят удовольствие любителям классической и современной прозы.
Я уже несколько раз озвучивал мысль о том, что современные тенденции европейской культуры мне порой непонятны, а иногда даже шокируют. Это касается кино. Это касается литературы.
Большая часть того, на что сегодня навешивается ярлычок "интеллектуального" — кино, бестселлера и пр. на поверку оказывается чем-то, что выходит за рамки нормального человеческого восприятия. Какая уж тут интеллектуальность. Интеллект и интеллектуальность ведь не одно и то же?!
Типичным примером, напомнившим мне об этой нездоровой тенденции, стал роман Норминтона "Корабль дураков", изданный АСТ в серии "Мастера. Современная проза" в 2002 году, опубликованный в марте того же года и сразу названный ни много, ни мало "шедевром" и "эталоном интеллектуальной прозы".
Что такое "Корабль дураков" Норминтона?
Кратко: пердеж и е*ля, густо сдобренные авторскими комментариями. Авторскими!
Подробнее:
Автор берет известную картину Босха. Перечисляет персонажей картины. Наделяет каждого из них условным характером. После чего заставляет каждого, за малым исключением, рассказать какую-то свою историю. И вот персонажи рассказывают. Никто из них не рассказывает правды о себе, предпочитают либо переврать, либо рассказать о чем-то, что сами слышали и не всегда из первых рук.
Отсюда сравнение КД с "Декамероном" и "Кентерберийскими рассказами". Я не знаю, что там в оригинале, а в русском переводе выпускник Оксфорда красуется фразочками типа (прошу прощения у дам и детей, цитаты-с):
"Такой знатной поебки у тебя еще в жизни не было, сам сейчас убедишься..."
"Раскаявшийся пропойца, истинный джентльмен в душе, галантно блюет за борт, дабы угодить даме..."
"Медовый дух детских какашек..."
И если сие называется "эталоном интеллектуальной прозы" и "литературным сокровищем", то, пожалуйста, остановите здесь — я сойду!..
Роман включает в себя: рассказы пловца, пьяной бабы (чрезвычайно затянутый и даже разбитый на книги и главы), монашки, пропойцы, шута, монаха, певцов, спящего пьяницы. Некоторые из историй вполне недурны, хотя и подпорчены фекалиями.
Символика картины Босха не сохранена. Шут является рядовым персонажем. Текст приправлен аллюзиями на различные произведения: обстановка помещений, ход событий и т.п. заимствованы из того или иного источника. В финале автор делает реверанс вводя себя в сон одного из персонажей:
"И все-таки – иногда у меня возникает легкое подозрение – аааааа (сладкий зевок) – такое смутное-смутное подозрение, что я, может быть, ошибаюсь. Может быть, я не творец того сна. Может быть, все гораздо сложнее. Когда молодой человек надолго выходит из комнаты, у меня перед глазами возникают рыбы. Акула плавно скользит слева направо – мурена выглядывает из-за камня..."
После чего топит корабль с персонажами в дерьме, но снова проявляет такой же корабль на горизонте, закольцовывая текст.
Для того, чтобы блеснуть эрудицией, в собственных комментариях автор подробно рассказывает, что нужно видеть в том или ином конкретном эпизоде романа, включая указания, что "белая фасолина с серой припухлостью" — это компьютерная "мышь", а рыбы в сне персонажа — описание скринсейвера на экране писательского компьютера.
По сути, можно утверждать, что роман представляет собой клубок расхожих приемов и цитат. Ироничность да, присутствует, но с привкусом экскрементов. Иной объективной ценности я в романе не обнаружил.
Сравнение с "Декамероном" и "Кентерберийскими рассказами" не оправдывает КД. Причина: они писались в свое время. КД же мимикрирует или, как это сейчас модно называть, является стилизацией, не неся по сути ничего своего, нового в структуре и сущности, играя на современной вседозволенности. Вставки-диалоги между историями беспомощны и бессодержательны. Праспекция в настоящее — сон, в котором персонаж видит писателя за компьютером, — оказывается не загружена смыслом, являя очередной изыск. Так в результате мы имеем не крепкое произведение, а склад: автор показывает, что умеет, в принципе, то и се, читал то и се, — но вот составить не мертворожденное произведение (ау, к месту и ни к месту воткнутые латинизмы!) — такого таланта автор, к сожалению, не демонстрирует. Остается витиеватая поделка в себе, подкрашенная какашками. Чего стоит хотя бы тот факт, что один из персонажей — пьяная баба, которая говорит о себе: "женщина необразованная и простая. Красивых словес я не знаю и премудростей стиля не разумею", — запросто в своей истории воспроизводит по памяти надписи на латинском. Ага.
Если разобрать сам прием оживления картины, то в памяти, всплывают не только "Декамерон" и конструкторы Павича (например, "Ящик для письменных принадлежностей"), но и типичный кинематографический прием, когда застывший нарисованный кадр вдруг оживает, превращаясь в живое действие. Если только это плюс постмодернистский коллаж из цитат — являются условием создания литературного шедевра, тогда мне сразу представляется следующее...
Берем картину "Выступление В.И.Ленина на митинге рабочих Путиловского завода в мае 1917 года." Перечисляем все сотни ее персонажей. Рассказываем историю каждого, приправив аллюзиями на труды Маркса и Энгельса, ссылками на произведения Шолохова и Горького, воспоминаниями о Троцком, Дзержинском и Фрунзе. И вуаля. Выйдет вполне себе "интеллектуальная" эпопея, учитывая количество героев.
Итог: есть пара милых историй, но не более. В общем, поставил бы 7, если бы при всей игривой бессмысленности автор обошелся б без блевотины, пердежа и е*ли. А так — не больше 6. Книга для своего "высокоинтеллектуального" читателя.
«...мы, люди Севера, да ещё живущие в достаточном отдалении от крупных городов, умеем ценить и понимать его.»
Однако, автор буквально тут же портит благостное впечатление неторопливой, медленной, основательной беседы людей Севера, ибо собеседники очень скоро становятся крайне болтливы:
«Забавно. Кто-то говорил, что человек, с которым ты невзначай столкнулся головами, будет связан с тобой особыми узами товарищества или, если это женщина,– любви. Как и любое поверье, оно очаровывает меня, в нём есть что-то истинное, настоящее, не правда ли? Моё имя Мегет Свенссон.»
Несущественные вводные слова («забавно», «кто-то говорил», «видишь ли» и др.), длинные абзацы-монологи, плохо прописанные:
«Я вырос в обыкновенной рыбацкой семье; у меня никогда не было особых планов на будущее, мне казалось, что всё идёт своим чередом. Отец мой был строгим, суровым человеком, мать рано умерла. Как старший сын, я с детства помогал ловить рыбу, чинить снасти и лодки, работал на рынке.» — так много слов и так мало сказано! Ведь это можно заменить одной-двумя емкими короткими «северными» репликами и добиться бОльшего, значительно бОльшего эффекта.
«Конечно же, я слышал. У меня было небольшое хобби... Я увлекался географией и путешествиями.» — такой совсем крохотный рояльчик.
«Ларс. – Бормотал он. — Я понял кое-что...» — этот абзац — мысли, которые по намерению автора должны сами собой зародиться в голове читателя, а поскольку обеспечить их автор не может, решает произнести их открытым текстом.
Ну а все последующее — растянутый финал, смазывающий и без того неострое впечатление.
Итог: идея ясна, а воплощение ее испорчено хождением вокруг да около и общими словами. Типичная ошибка. Например, рассказчик очень много говорит о себе, хотя это — не его история. Монологи затянуты. Мистическая составляющая напоминает Мураками.
_
Пейзаж, нарисованный чёрным
Вопрос номер раз: автор рассказа читал соответствующий роман Павича? Потому что так откровенно похоже конструировать название, не имея соответствующего литературного потенциала — дешевый прием, подобный тому, как в современном сериальном ширпотребе обыгрываются цитаты из классики. Дурной тон.
Рассказ рассыпается на две плохо закрепленные половины: 1) бегство из тюрьмы посредством рисунка, что возвращает нас к традиции Уайльда, По, и 2) откровенный бред, который начинается после освобождения: без логики, без развития, не подтвержденный ни событийно, ни эмоционально. В данном случае, краткость — приемная дочь семьи. Кстати, освобождение из темницы при помощи картины, — это Желязны, первая книга об Амбере.
Язык вялый. Общие фразы. Фактически, весь рассказ написан общими словами: нет ни одного прописанного эпизода, который можно увидеть и пощупать.
_
Перекати-небо
Зачем все эти детали?
«...неподвижные холодные глаза. Почему-то кажется, что они непременно жёлтые, с чёрным вертикальным зрачком...»
«...поприветствовал его кто-то из клана Пушистых. Эти держали нейтралитет и обычно ссор не затевали...»
«...девочка одна из Пушистых, в соседнем квартале живёт...»
И так далее, примерно половину текста можно выбрасывать, а вторую — переписывать. Вот тогда рассказ получится.
Что же имеем пока: вперемежку накиданы эпизоды из разных времен — до падения и после. В эпизодах «до» нас подводят к самому этому падению, а в эпизодах «после» — собственно показан квест о возвращении. Структура хорошая, но используется дай бог на 40%. Ничего ни с чем не запараллелено. Эпизоды показаны не самые нужные-яркие. Почти случайные.
Главное достоинство рассказа — красивый мир (хотя и не слишком оригинальный, если Вы хоть немного знакомы с творчеством японских аниматоров — крылатые люди, летающие города и пр.), этакий фон. Потому что случившееся с главным героем не раскрыто, причины падения скомкано замалчиваются. А сам квест до прихода в город-на-земле неинтересен.
_
Приключение для пенсионера
Нравится и все тут. Из 12 финальных этот — нравится больше всех. Объемный текст, наполненный информацией, которая известна и, видимо, близка автору, отчего он способен любовно делиться деталями, которые, может быть, не так уж нужны для сюжетного скелета, но создают неповторимую плоть атмосферы. Фотография. Объективы, линзы, софиты, проявители, закрепители, ванночки, высушивание проявленных снимков и прочее-прочее.
Погрузившись достаточно в этот довольно замкнутый мир, мы, словно бы невзначай выхватываем оттуда артефакт. Узнаем мы его не сразу, но лишь тогда, когда станет поздно: объектив уже есть, фотографии с него получаются. И вдруг бац — а он «волшебный». Начиная с этой точки события могут разворачиваться сотней разных вариантов, являя нам любой жанр от сказки до треша и порнографии. Возможно, автор выбрал не лучший вариант. Возможно, автор выбрал тот, что наиболее соответствует его собственному духу. Он дал нам почувствовать чудо (жаль только, мы не полюбовались на древних рептилий или пирамиды майя в эпоху расцвета цивилизации), но поступки героя вполне ясны, узнаваемы и обоснованны. Лиричны. Человечны.
_
Путь комиссара
Несмотря на все недостатки. Несмотря на то, что треш, я оценил этот рассказ высоко и вот почему: когда в 80-х на советские экраны пришли «Звездные войны» Джорджа Лукаса и «Враг мой» Петерсона, лучшее, чем мы могли возразить, — были «Отроки во вселенной» и «Через тернии к звездам» с водолазами вместо космонавтов. Если б в то время кто-нибудь додумался написать и тем-более вывести на экраны такой ура-патриотический трешек: красные космические командиры, биотехнологии, загнивающий капиталистический неприятель, звездные войны, НАШИ звездные войны — возможно, вероятно, может быть, наверное, — исход холодной войны оказался несколько иным. Рассказ дает нам именно это ощущение. Альтернативное будущее. Мрачное. Неконформистское. Непримиримое. Ужасное по своей сути, но ударное, рычащее, пылающее вечным огнем, бьющее по зубам молодым комсомольским сердцем. А это кое-чего стоит.
По тексту: очень много повторов, слово «натовский» употребляется едва ли не в каждом абзаце и скоро набивает оскомину, «потому находящийся на учете у нашего замполита» и следом «от пристального внимания замполита», «Сыны Ленина» кое-где можно сократить до просто «Сыны», и прочее. Вообще, текст громоздкий.
Вот это вызывает удивление:
«Кроме того персонал «Вороньего гнезда» не знал, что ему доставили на небольшом транспортном кораблике этим зловещим утром.»
Кто надо знал. Можно быть уверенным. Уж лучше вообще избегать подобных «громких» заявлений, а то они как-то несолидно смотрятся.
Однако. Если бы сегодня в кинотеатре показали блокбастер «Путь комиссара в 3D», я бы пошел не раздумывая. Посмотреть на схватку комиссара с капелланом.
_
Серийный брак
Что резануло при чтении:
«В ЖЖ не сидишь?» — я сильно сомневаюсь, что блоги будущего будут сильно похожи на современные, и что какой-то однажды не переплюнет LJ. А кроме того, неясно, как это произносится персонажем: «в жэжэ не сидишь?» — на слух, короче, эта реплика сильно настораживает.
«Глаза, язык, нёбо и половой член – в контейнер с жидкостью.» — а зачем роботам, извиняюсь, детородные органы? Они что, создаются людьми с возможностью полового размножения? Или органы нужны для удовлетворения некоторых особых потребностей людей-инженеров и тэпэ? Этот момент как-то странно ускользает (а пол роботов акцентируется!), что несколько смазывает доверие к научности рассказа.
В содержании имеется: нормальная производственная фантастика (не переизданный ли «Я-Хобо» тому виной, любопытно; по крайней мере, сигаретные картриджи у Жарковского были), провидческие сны главного героя, которые нам чуть-чуть проясняют картину мира (может быть, не лучший, но и не самый плохой вариант), и таки-да, что-то неясное с этими картинами. Чего-то здесь не хватает: картины людей — пустышки, картины роботов — настоящее искусство... Может быть, стоит показать читателю какую-то особую картину? Или дать какой-то другой выход. Признанного людьми робота-гения. Аукцион робоискусства... Но что-то нужно.
Хороший рассказ, но не додуманный.
_
Я тебя знаю!
«...Если вы так жаждете дешевой известности...» — после этой фразы все становится предсказуемым.
Этот самый день главного героя — затянут. По сути ведь, после первых проблем качественно ничего нового не происходит. А ведь можно было б. Например, встреча с людьми, которые не участвуют в этой «игре» по причине отсутствия интернета? Проработать немного, каким образом люди программируются системой.
В общем, задумка неплоха, реализация не без огрех. Местами, угловатые реплики, вроде: «У вас нет какой-нибудь демократической по цене услуги?», или опять же слово «жаждете» в цитате выше.
Могло получиться лучше.
_
* * * * *
Итог. Рассказы, которым я поставил зачет: Перекати-небо, Приключение для пенсионера, Путь комиссара, Серийный брак и Небезнадежен.
Теперь пара слов о межавторских повторах в финальном наборе. В "Википидию" лазают герои двух или трех рассказов, в одном — герой "гуглит". В двух поминается — "Живой журнал", в двух — "НАТО". В двух рассказах упоминаются глаза "с вертикальным зрачком". Из того, что вспомнилось.
Во-первых, хочу извиниться за, возможно, утомительное молчание. Я — один из членов жюри, однако, долгое время не подавал никаких вестей. Причина проста. С 28 июля по 11 августа я начисто отсутствовал. То есть был в отъезде, а именно в городе Анапе на Черном море и все такое.
Честно говоря, я рассчитывал, что список финалистов будет известен чуть-чуть раньше (до отъезда), но не случилось. В Анапе же обнаружился еще один конфуз: в местном почтовом отделении, где услуги Интернета предоставляются по тарифу 3,5 руб/Мб в среде IE с неотключаемыми картинками (настройки браузера блокируются недостаточными правами) я вышел на сайт и даже смог ответить коллегам, и даже скачать архив с рассказами-финалистами, НО... не имел возможности раскрыть архив (все из-за тех же прав), и даже скачать на флешку (для целей жюрения с собой имелся ноутбук). Из-за всего последнего (бесплатное использование USB Flash device было заявлено в прейскуранте услуг Интернета) я даже написал гневное обращение в книгу жалоб, однако... Никакой предварительной работы до 11 августа провести не смог. Увы...
Потому первым сегодня делом по возвращении скачал и распечатал конкурсные рассказы. После чего взялся за чтение и красную ручку для пометок.
Оценки сегодня уже отправлены в оргкомитет, а вот отзывы готовы не все и не в том объеме, в котором я хотел их подготовить первоначально.
Потому и извиняюсь.
Время ушло
Есть весьма "вкусные" обороты, вроде:
«...а также втайне сочувствовала неграм. – Они почти как люди...»
Есть затейливые емкие символические формулы, типа:
«...выживет сильнейший... подписывая на томике Дарвина открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления»
Однако, есть и языковые небрежности, излишества, ненужные уточнения, например:
«...пяля пустые глазницы в черноту».
Какая чернота? Откуда?
«...привлекли парочку койотов».
Парочка? Или пара? Или вообще убрать: привлекли койотов?
и прочее.
Узловым конфликтом является столкновение Нового света с древней скандинавской мифологией. Но ведь это — «Американские Боги» Геймана, причем, повешенный и воскресающий Бог в романе британца является главным персонажем!
Общее впечатление: вещь в себе, вещь для себя. Интересна как образчик литературной игры. Я таких вещей в современной зарубежной прозе могу назвать с полсотни. На любителя. Мне в литературном произведении требуется смысл: зачем произведение написано? Что хотел сказать автор?! Здесь я этого не нахожу. Невнятно. Несильно.
Гуталин, если я ничего не путаю, мазали на хлеб, потом соскребали, ибо дрянь, а спиртовая основа переходила в хлебную массу. Как-то так. Трудно представить, чтобы гуталин можно было пить.
Линия с 2015-м прописана намного менее живо и убедительно, чем 1946 в Беларуси. Особенно, сцена с отсутствием документов. Поинтереснее что-нибудь можно придумать. — А то ж опять: «растерянность... ПОНИМАНИЕ...» — «Понимание» — вообще самое непонимаемое слово в любом тексте, потому что охватывает сразу все: 1) непонимание самого автора, как то или иное происходит, 2) факт, что при авторском непонимании, кто-то из персонажей что-то все-таки понимает, 3) желание как-то это понимание обозначить и 4) необходимость заставить читателя кое-что понять. Абсурд, мистика, юмор, даже черный, — все что угодно лучше этого слова.
Два разных языка в одном рассказе. Довольно-таки хороший — 1946, никакой — 2015.
«Я, Филипп Купцов, силой и властью, данными мне свыше, обрекаю тебя на жизнь. А также на скитания, нестарение и бессмертие. Я, Вечный жид-36, с сей минуты и вплоть до дня искупления нарекаю тебя своим преемником» — вот конец рассказа. Все, что идет после этой точки, — разжевывание для глупого читателя. Читатель глуп? — А нумерология здесь как-то совсем неуместна. Просто «Вечный жид» было бы куда более.
Итог: хороший изумруд в дрянной огранке. Потенциально хороший рассказ, но не написанный.
_
Йасси — Ёж.
По языку я, кажется, даже не зацепился. Ни в сторону «плюс», ни в «минус». Нормальный, вполне соответствующий миру и сюжету, не сверх, но и без лишних изысков.
А вот впечатление от рассказа: никакое. Или говоря обыденным языком: и че? О чем, зачем, для чего? Карнавал масок. Сцена с противогазом. Сцена на стоянке глайдеров. И далее.
В общем, идею я уловил, но не почувствовал. А без этого — никак.
_
Мертвая голова
Ужас. Во-первых, тезисы персонажа совершенно алогично-непоследовательны: парень-бунтарь и тут же — мизантроп? И следом — социопат с тягой к насилию? И следом — "хотел измениться"? Автор, кажется, Вы не поспеваете за Вашим героем! А без этого — как Вам верить?!
Во-вторых, язык. Художественность языка = 0.
В-третьих, глубокомысленный курсив.
Плюс к тому — выдержки из дзена, который здесь как бы и не очень нужен, и приводится не везде к месту.
По правде сказать, супергероическая тема мне очень любопытна. Интересны любые новые оттенки («Неуязвимый» Шьямалана, «Темный рыцарь» Миллера, «Хранители» Мура и «Хранители» же Снайдера, «Пипец»), но увы. Попытка подняться над человеком-пауком не удалась.
Рассказ тоже не получился. Скорее — схема будущего рассказа.
Социальная сторона мне тоже любопытна очень. Нацеленный террор как средство против зла (кстати, это уже несколько затронуто в «Выбраковке»), но не развито и загублено собственно образами и языком.
_
Небезнадежен!
Милая вещь, но немного смазанная. Не выдержанная.
Язык легкий, игривый. Детальки вкусные, ударные. Вроде шпингалета сломанного.
Но как-то игрушечно все вышло. Вроде «камазы»-вертолеты-«тигры» настоящие, а логика контакта — оловянная. Саня серьезному генералу фигу показывает, а тот его — целует, как родного. Сначала бы бока помяли, что ли?
«Обезьяно-кошак» по мне — громоздко. Подсократить бы. Для одного раза — еще куда ни шло, но нцать раз повторять — !
Но более всего меня убили две фразы в конце: «- И видеть смысл» и «-А я, похоже, забыл»
Не знаю. Не могу. Скриплю. Может быть, это личное. Но как-то фальшиво? Нет?!
И еще пара мыслей по ходу. Отчего-то некоторые рассказы попарно производят впечатление "похожести" — стиля, деталек, заметных слов или оборотов — как будто вышли из-под пера одного человека или в результате работы связанной группы. Как это объяснить — фиг знает. Однако ж...
облако тэгов
. Абсурд, мистика, юмор, даже черный, — все что угодно лучше этого слова.
. 
!