Оригинал… Вы так любили её. Я знаю. Я помню это. Одна из самых больших проблем клона, это осознавать, что любите вы во мне не меня, нынешнюю, а именно оригинал. То, что было раньше. Ту, что жила, и которой не стало. Память о ней, её воплощение во мне. Не меня… Да, вас вполне можно понять. Ведь это её появления на свет вы ждали. Это она росла на ваших глазах, пробовала ползать, вставать на неокрепшие ещё ножки. Это ей, не мне, вы покупали игрушки.

Оригинал… Она погибла совсем юной. Несчастный случай. Невнимательность, пьяный водитель, бампер, колесо, запоздалый визг тормозов… Приятного мало… Хуже всего то, – и об этом опять же никто из оригиналов не задумывается – что всё это помнишь. Технология позволяет вырвать из угасшего мозга воспоминания, все, до последнего мгновения. А вот обрезать не даёт ни кусочка. Вам, может, это и безразлично, а мне каково?

Наверное, поэтому мой первый клон прожил совсем немного. Самоубийство. По статистике – самая распространённая смерть первых клонов. Не выдерживаем мы давления памяти этих последних мгновений жизни оригинала. Тяжело.

Третья жизнь – тоже не сахар. Это как раз то время, когда мы осознаём свою вторичность. Когда приходится привыкать, что любят не тебя, а твоё самое первое воплощение. Переносят на тебя его образ. Видят не тебя – оригинал. Настроение – меланхолия в квадрате. Не хочется ничего. И я не могу вам рассказать, что я – уже не она. Что я – другая, чуть-чуть, но другая. Следующая. Вы же не поймёте. Да вы и не клоны. Самые обычные люди. Оригиналы.

Вот и не бережёшь третью жизнь, пытаясь хоть как-то разнообразить её, развеяться, забыться. Лезешь во всякие авантюры. Впереди – целая цепь перерождений. Вы же всё равно будете клонировать меня, пока не кончатся все попытки. А до старости ещё далеко…

Не ценишь третью жизнь. Да и четвёртую тоже. Влипаешь в истории. По глупости влипаешь. Скажем в третьей жизни… Карниз был такой узкий… Нет, я бы удержалась на нём, если бы не тонкая корочка льда, почти незаметная, так некстати подвернувшаяся под ногу. А в четвёртой — дёрнул меня нечистый сунуться к этому чудовищу! Его клыки я запомнила на всю оставшуюся. Вернее на все оставшиеся.

Но пятая жизнь! Всё-таки самой счастливой я была именно в ней. Любовь, дети… К тому времени уже смиряешься с тем, что в тебе любят и ценят оригинал. Перестаёшь это замечать, принимая всё на свой счёт. Вообще как-то забывается, что ты – клон. Это становится самой обычной вещью. И тогда жизнь, наконец, обретает смысл.

Кстати многие именно в пятом или шестом своём воплощении доживают до глубокой старости, когда дальнейшее клонирование уже не нужно. Многим везёт. Правда не всем. Что делать, мне не повезло. Более того, вернуться до конца уже не получилось. Так бывает. И решено это было без моего участия. Я больше не могла иметь детей, а значит всё счастье осталось в жизни пятой. Нет, я не могу сказать, что всё было плохо. Да и любили меня ничуть не меньше, чем раньше. Но дети выросли, подкралось одиночество. И хоть вы все находились рядом, но ощущения были уже совсем не те. Опять пошли авантюры и приключения. На свою голову. Так и нарывалась, раз за разом…

Зато сейчас, когда жизнь предпоследняя, тянешь её, бережёшь себя, осторожничаешь. Мало ли что может случиться. Конечно, есть ещё попытка, но уже последняя. А мы, клоны, так привыкли, что жизнь постоянно возвращается. И думать о том, что может быть последний луч, последний глоток воздуха, что можно вдруг уйти навсегда, как-то не хочется.

Ох, что-то затосковала я… Зафилософствовала… Старость, наверное… Ладно, хватит грустить, не всё так плохо. Жизни надо радоваться, каждому её мгновению. Даже если она, жизнь, уже далеко не первая. Пойти поесть, что ли…

Ну вот, как всегда. Ну как вам объяснить, что «Вискас» любила я-шестая, а я-восьмая люблю рыбу. Просто отварную рыбу. И молоко…

Общий план. Средневековый город, с каменными зданиями, высокими острыми крышами. Камера проскальзывает его, метнувшись к одному из окон. Кабинет. Большой стол тёмного дерева. Кресло. Книжный шкаф со стеклянными дверками. Диван в углу. В комнате человек. Коротко стриженный, коренастый плотный мужчина. Одет неброско, во что-то чёрное. Держится внешне спокойно, собранно, но внутри – это сжатая пружина.

Всё дело в том, что этот человек – правитель этой страны, уж не знаю, как он у них называется, да и не суть. Он неплохой человек и неплохой правитель. Он заботится о процветании страны и народа. Но он многим мешает. И на него в этот вечер готовится покушение. Правитель о нём знает, но вынужден вести себя естественно, чтобы не спугнуть убийцу. Он проходит от дивана к столу, берёт в руки какие-то бумаги, перебирает их, просматривает.

Камера резко разворачивается в сторону окна. Там – ещё один человек. Снайпер, присевший у подоконника и прикрывающийся занавесом. Он держит на прицеле окно в доме напротив. Странно, но несмотря на средневековый антураж, у него в руках СВД, обмотанная какой-то тряпкой. Его цель – предотвратить убийство правителя, выстрелив первым. Но он ещё не видит цели.

Камера резко, почти мгновенно проносится к противоположному дому, останавливаясь в районе окна. Серенькая комнатушка, погружённая в полумрак. Стол. Пара опрокинутых стульев, какой-то мусор, дверь. У окна вровень с подоконником – убийца, наёмник. Совсем молодой парнишка. В принципе, он не имеет к своей жертве ничего личного, хотя те, кто его нанял и пытались накачать его пропагандой по самые уши. Но увы, ему необходимы деньги, а сумма ему обещанная очень велика. Он явно нервничает, покусывает губы. Он несколько раз пробует прицелиться, но у него не получается — дрожат руки.

Резко распахивается дверь и в комнатушку влетает девчонка. Его девчонка. Светлые, до плеч волосы, широко распахнутые глаза. Она что-то говорит, но скорость возрастает настолько, что слов не разобрать. Ясен лишь смысл. Она пытается доказать парню ошибочность его действий, что-то рассказывает о правителе и о том, что паренька после его выстрела сразу уберут. И ещё, что она его любит. Очень любит. И парень сдаётся, отказывается от своих намерений. Девчонка бросается к нему, он поворачивается к ней.

Но снайпер напротив ничего не знает. Он видит лишь движение. Бесшумный выстрел. Звон пробитого стекла. Два вскрика сливаются в один.

Кто из них погиб – я не знаю...