Блог


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «kagerou» облако тэгов
Поиск статьи:
   расширенный поиск »


Статья написана 26 декабря 2010 г. 00:02

Не рецензия, а так, по поводу.

На заре туманной юности мой экс припер мне из Питера видеокассету (да, дети, тогда еще были кассеты!) с первыми сериями сериала "Скользящие". Они меня сильно заинтересовали, и я хотела бы увидеть продолжение — но сериал был не из самых популярных, и достать его в Днепре было нереально.

Не так давно, пробегая мимо уличного лотка, я увидела две кассеты, на которых мне обещали все 4 сезона. Ура-ура, закричали тут швамбраны все, и немедленно купили обе. После чего, прибежав домой, начали смотреть.

Блин. Какое разочарование.

Вот есть же книги, фильмы и сериалы, которые содержат в себе ВСЕ, чтобы не быть унылым г...ном — и тем не менее, являются унылым г...ном. Я такие ПИсы (произведения искусства) называю "кладбище идей". Но "Скользящие" — это даже не кладбище, это какой-то гребаный холокост идей!

Ну казалось бы, такая роскошная у тебя затравка — герои скользят по параллельным мирам, каждый раз попадая в какую-то альтернативную вселенную, где все тот же город Сан-Фран, да не тот. Столько роскошных тем напрашивается: Америка, завоеванная Японией; Америка, где белые стали угнетенным меньшинством, а негры — наоборот; Америка, где индейцы отстояли свою независимость; Америка, где Юг выиграл Гражданскую войну; Америка, которую никогда не открывал Колумб, в конце-то концов...

Нет, слили все накуй. Более-менее живенько получились только те первые серии на которые я и запала 14 лет назад — Америка, завоеванная коммунистами, мир, где не изобрели антибиотиков и Америка — английский доминион (мир, где Штаты проиграли войну за независимость). Еще туда-сюда получилось с миром победившего феминизма и с миром, где один из героев, третьеразрядный певец, таки стал суперзвездой. Когда помер смертью храбрых (как видно, не выдержав этого позорища) герой Джона Рис-Дэвиса (Гимли из "Властелина Колец") и начались кромаги, я плюнула и перестала смотреть.


Статья написана 14 октября 2010 г. 02:15

Отягощенные злом

Во-первых, большое спасибо всем, кто заохотил меня к написанию этой статьи не статьи, очерка не очерка, а так, чего-то среднего между филологическим наброском и сетевым трепом. Все равно спасибо, вы дали мне повод задуматься и ко мне пришла мысль, которая может оказаться ценной. Я вот прямо сейчас на вас ее и проверю.

Во-вторых, для начала изложу вкратце свое окончательное впечатление от повести ОЗ. Эта вещь, на мой взгляд – полное и окончательное прощание с миром Полдня. Открытое признание того, что без чуда – и недоброго чуда, «беспощадного чуда» с четким проблеском бесовщинки – «педагогическая утопия» невозможна.

В мире ОЗ нарочито упоминаются кое-какие реалии мира Полдня – субакс, нуль-Т, линия доставки, например. Он как бы мостик между нашим временем и тем преддверием Полдня, которое мы видим в «Стране багровых туч» и «Шести спичках». Но в мостике есть зазор, разрыв, провал, который залатывает только чудо. Этот провал – переход современной педагогики, имеющей целью воспитать среднего человека, к педагогике будущего, описанной в новеллах Полдня и частично – в «Жуке в муравейнике».

Когда писались ОЗ, пресса СССР кипела дискуссиями о педагогах-новаторах. Очень много говорилось о реформе образования, о том, какой должна быть школа – и в ОЗ эти дискуссии оставили след, образ Носова во многом навеян образами учителей, будораживших умы в то время. Пророческим оказался и сюжет, в котором систему лицеев закрывают: кто сейчас помнит о тех педагогах и о том кипении умов? Их съела не административно-командная система, их съело общество свободной конкуренции.

Центральным образом ОЗ есть образ Учителя. Терапевта, способного вылечить мир. Не только Г. А. Носова, Га-Ноцри, но Учителя в самом высоком смысле слова. Гуманистический идеал, который самим своим существованием способен изменить мир, стать закваской будущей цивилизации.

Этот образ у Стругацких не получился, почему я, собственно, и считаю роман ОЗ их творческой неудачей. Ну, не получился у них Учитель, у которого, скажем, я хотела бы учиться – хоть Га-Ноцри возьми, хоть Носова.

Чтобы объяснить, почему, с моей т. з. он не получился, начнем аб ово – с восстановления хронологии. Итак, в 80-х годах 20-го столетия в провинциальном Ташлинске появляется Демиург, который ищет человека с большой буквы Ч. Вместе с ним работает Агасфер Лукич, ака апостол Иоанн, который в настоящий момент занят тем, что скупает людские души — просто так, для коллекции. По ходу дела он нанимает для устройства быта Сергея Корнеевича Манохина – астронома, допустившего научную ошибку. В обмен на душу Манохина Агасфер Лукич и Демиург изменяют в мировых сферах какие-то реалии (им это вполне по силам) и ошибка Манохина превращается в триумф. В ходе работы на демиурга Манохин выясняет, что оный демиург и учиталь Га-Ноцри, ака Иисус Христос – одно и то же лицо. Манохин пишет о происходящем нечто вроде дневника. И сорок лет спустя эта рукопись оказывается в руках Г. А. Носова, педагога-новатора, возглавляющего в том же Ташлинске спецлицей для будущих учителей, юношей и девушек, наделенных даром педагогики. Он передает ее своему ученику Игорю К. Мытарину (мытарь Матфей всем машет ручкой), чтобы рукопись помогла ему в работе над отчетом-экзаменом по теме "Учитель двадцать первого века". Каким образом она должна помочь – Игорь К. Мытарин так и не понял за все прошедшие годы. Что, кстати, обличает в нем изрядного слоупока, ибо послание Г. А. Носова ясно как день: хочешь писать об Учителе, каким он должен быть? Ну, почитай, во что превратился лучший Учитель всех времен и народов. Вот чем пришлось заплатить и во что превратиться, вот почем в нашем деле мешок картошки.

Через несколько дней после передачи рукописи при погроме лагеря Флоры с Г. А. Носовым происходит беда. Прямо в тексте об этом не сказано, но в предисловии и послесловии Игорь говорит о нем в прошедшем времени – так что совершенно логично допустить, что в тот день он умер. Прочитав рукопись ОЗ до конца, юный Игорь К. Мытарин узнает, что при помощи Агасфера Лукича Г. А. удалось перенестись в прошлое (именно перенестись – Манохин описывает телесные повреждения, полученные Г. А. в драке с наркоторговцами) и предстать перед Демиургом. Несколько лет спустя систему лицеев разгоняют, Г. А. забывают. А потом, через сорок лет – «имя Георгия Анатольевича Носова всплыло из небытия, и даже не всплыло, а словно бы взорвалось вдруг, сделавшись в одночасье едва ли не первым в списке носителей идей нашего века».

Этот внезапный взрыв популярности можно объяснить только чудом – причем тут проясняется и второе послание Носова к Мытарину: подкинув ученику рукопись, учитель указывает на взаимосвязь между этой славой и теми сделками, что заключали Агасфер Лукич и Демиург. Слоупок Мытарин эту связь установить не может, он даже полагает в простоте душевной, что последние страницы Учитель изъял по причине скромности. Уж конечно. Скромный человек вымарал бы все, что намекает на его личность – и описание внешности, и имя-отчество. А Г. А. явно хотел, чтобы даже такой тормозной парень как Игорь догадался, о ком идет речь (впрочем, Игоря он переоценил).

Нам остается сделать последнее умозаключение: эта посмертная слава и была предметом сделки между Демиургом и Носовым. Жизнь Носова была ее ценой. Из рукописи ОЗ Носов знал, что всегда приходится платить, аверса без реверса не бывает. Он выбрал платой жизнь. Последние страницы не вынуты из скромности – Носов, скорее всего, вырвал их и сжег не читая, чтобы сохранить за собой свободу выбора.

Разобравшись с хронологией, переходим к главному моменту: Стругацкие хотели создать образ Учителя с большой буквы У, у них не получилось. Носов производит нехорошее впечатление, Га-Ноцри – вообще мерзкое, что в человеческом облике, что в демиургском.

Мы не видим ни в одном из случаев педагогического гения. Нет, я понимаю, о гении писать трудно – трудно описывать гениальность так, чтоб вышло правдоподобно, убедительно. Гений виден по плодам своих рук. С композиторами и художниками относительно легко – ты не обязан сам рисовать, достаточно описывать. У Бальзака очень хорошо получилось в «Утерянном шедевре» и «Доме кошки, играющей в мяч», у Моэма – в «Луне и гроше», а вот у Ефремова даже на уровне сюжетики получилось напыщенно и банально. Но гораздо сложнее описывать гения, действующего на каком-то общественном поприще. Если ты описываешь гениального полководца – читатель должен видеть гениальную победу. Если гениального политика – читатель не поверит, если ты не покажешь гениальную интригу.

Когда мне пытаются показать гениального учителя, я смотрю на учеников. Потому что по плодам их узнаете.

Итак, кто у нас есть? Есть Игорь К. Мытарин, парнишка добрый, но тормозной. Правда, при всей его тормознутости именно его Учитель таскает с собой по высоким кабинетам. Чтобы он въехал, что работа с учениками – это цветочки, главный геморрой- укрощать чиновников? Или еще с какими-то целями?

А кстати, кому Игорь должен был сдавать свой отчет-экзамен?

Кроме Игоря упоминаются его друг Микаэль, о котором мы знаем, что «он брезглив, а брезгливость и любовь несовместимы».

Кирилл-«теоретик», который уезжает домой.

Иришка и Зойка, совершенно безликие и неразличимые в своей любви к Учителю.

Аскольд, молодой человек, склонный к силовым решениям, чемпион по субаксу, в решительный момент оказавшийся гниловатым. Добавлю, что на дело, требующее решительности, Г. А. берет не мускулистого Аскольда, а Игоря и Микаэля.

Как хотите, а эти ребята не тянут на продукт гениальной педагогики.

Более того – по ходу выясняется, что лидер фловеров, Нуси – пожалуй, самый большой педагогический провал Носова. Эпик фэйл. Это ж как надо было достать парня, чтобы главным девизом своей жизни и центральным принципом учения он сделал «не мешать». Это какое ж специфическое отношение к пониманию и милосердию нужно было ему привить, чтобы он позволял в своей общине трахать 12- и 13-летних девочек. Неудивительно, что отец и сын друг друга чураются.

Но самый яркий показатель педагогической беспомощности Носова – это тот факт, что после его смерти ученики не продолжили его дело.

Теперь посмотрим на его «историческую параллель» — Га-Ноцри. Что мы видим? Да то же самое. Из учеников более-менее прорисованы Иоанн, который, как-ниак, один из главных героев, Петр – мягко говоря, неприятный тип – и «дрисливый гусенок» Иуда. Кто были остальные, где они были – непонятно. В чем заключался смысл проповеди Га-Ноцри – непонятно. После его смерти все разбредаются по своим углам. В чем Учение-то состояло? В чем роль Учителя, в том, чтобы гладить дрисливых гусят по головам, не запрещая при этом остальным издеваться над ними? Что он там собирался проповедовать со своего креста, если он даже вернейшему своему слушателю, Иоанну, не сумел никуда вложить ту нехитрую идею, что грабить и убивать, в общем, нехорошо?

Но если Носов в роли Учителя просто неубедителен и сомнителен – то Га-Ноцри в исполнении Стругацких получился еще и нестерпимо гнусен. То, что он сделал с Иудой – предательство мерзейшее. Хочется устроить перфоманс на кресте – пойди и застучи себя сам. Чем такое обращение заслужил несчастный полоумный подросток? Это если забыть об Иоанне, и тех, кого он положил при аресте. И после этого – «Встань, дристун, — сказал Агасфер Лукич. — Подбери сопли. Все давно прошло и забыто. Пошли. Он хочет тебя видеть». Что интересно – вопрос, хочет ли его видеть после всего этого Иуда, не поднимается. Неудивительно, что от этого Учителя ощутимо несет серой.

Я, честно говоря, так и не понимаю, чем господам писателям так намазан евангельский сюжет. Ну, напишите вы о Будде, о Конфуции – если вам нужен Учитель с большой буквы У, то лучше, чем Конфуций, вы и не найдете – нет, надо тормошить непременно Иисуса Назаретянина. Более того, даже у тех людей, которые понимают, что если из произведения вынуть становой хребет, оно развалится – это понимание отказывает, когда они берутся за евангельский сюжет. Ну, подойдите вы к Евангелию как к ФАНТАСТИЧЕСКОМУ произведению. Мы же все тут любители фантастики, массаракш. Мы понимаем, что если из «Машины времени» убрать машину времени и объяснить все происходящее, скажем, пьяными глюками путешественника во времени – то книга развалится. Ну так почему бы не подойти к Евангелию с теми же мерками? Выдергиваем из книги допущение, что Иисус Назарей – Сын Божий – и все у нас сыплется. Захотели Стругацкие выдернуть это допущение, а образ Учителя оставить – хопа, рассыпается образ Учителя. Остается какой-то невразумительный поц.

Но вернемся к Носову. Если ученики – это первое, что мне показалось неубедительным, то второе – метода. Похоже, что вся она сводится к совершенно неформализуемым понятиям «милосердие и понимание». Ничего более конкретного Г. А. не говорит (он и этого-то не говорит, это из записей Игоря, но Игорь явно цитирует). Описываются функции понимания и милосердия – «Понимание — это рычаг, орудие, прибор, которым учитель пользуется в своей работе. Милосердие — это этическая позиция учителя в отношении к объекту его работы, способ восприятия». Но не природа.

Для развития милосердия, по всей видимости, ученики дежурят в больницах и специнтернатах для инвалидов. Но при этом даже Игорь, самый верный из учеников Носова, не понимает милосердия Носова по отношению к Флоре. Он верит, не понимая, как Иоанн. Он нравственно здоровый хлопчик, он понимает, что планируемое горожанами действо гнусно в принципе, безотносительно того, что представляет собой Флора – но не понимает, что Носов в этой Флоре нашел. Самому преданному из учеников Носов бессилен это объяснить. Или не хочет объяснять. Он вообще мало объясняет.

Вообще-то ничего особенно новаторского в такой педагогике я не вижу. Метод оный, если это в самом деле метод, известен давно и освящен веками, по-японски он называется «минараи», то есть, «смотри и учись». Ничего против него не имею, но зачем его подавать как офигенное новаторство, если он старше Конфуция? Более того, само отношение к Учителю – что в ОЗ, что в мире Полдня – это знакомое любому востоковеду почтительное отношение к учителю, преждерожденному, сэнсэю (да и вообще, если приглядеться поближе, этика мира Полдня – это конфуцианство, очищенное от того, что в конфуцианстве европейцу противно: от беспрекословного и нерассуждающего повиновения старшему – отцу, учителю, начальнику).

Но, несмотря на это почтение, понимания между Г. А. и учениками в отношении Флоры нет. «И что еще замечательно: ведь общего между нами гораздо больше, чем разного. Все мы ученики Г.А., и все мы обучены свято следовать своим убеждениям. Все мы ненавидим Флору и тем самым не являем собою ничего особенного — целиком и полностью держимся мнения подавляющего большинства. Все мы любим Г.А., и все мы не понимаем его нынешней позиции, а потому чувствуем себя виноватыми перед ним и слегка агрессивными по отношению к нему.

Мы с Мишелем размахиваем руками, главным образом, потому, что нам не нравится оказаться в одной куче с большинством. Мы от этого отталкиваемся, но никаких серьезных оснований отмежеваться от большинства у нас нет, и это нас ужасно раздражает. И никаких оснований мы не находим, чтобы полностью стать на сторону Г.А., и это нас ужасно беспокоит. Потому что ясно: если кто-то здесь и ошибается, то уж, наверное, не Г.А. То есть это для нас с Мишелем ясно. А совсем не ясно нам с Мишелем — как быть дальше. Следовать своим убеждениям — значит остаться в дураках, да еще предать Г.А. вдобавок. А слепо идти за Г.А. означает растоптать свои убеждения, что, как известно, дурно.

Вот у Иришки все просто. Она очень любит Г.А., и она очень жалеет Г.А. Этого для нее вполне достаточно, чтобы целиком быть на стороне Г.А. Это вовсе не означает, что она растаптывает свои убеждения. Просто у нее такие убеждения: ей жалко любимого Г.А. до слез, а на остальное наплевать. Флоры и фауны приходят и уходят, а Г.А. должен пребывать и будет пребывать вовеки. Аминь! А будешь много тявкать, получишь этой овсянкой по физиономии».

Честно говоря, я, читатель, тоже не понимаю отношения Г. А. к Флоре. Отчасти понимаю как мать и как женщина – неприятно думать, что твоей кровиночке будут заламывать ручки и с размах кидать в черный воронок, даже если кровиночка уже вымахала в половозрелую особь. Но как просто взрослый взрослого – не понимаю. «А может быть, на наших глазах как бы стихийно возникает совершенно новая компонента человеческой цивилизации, новый образ жизни, новая самодовлеющая культура. И тогда кровь, боль, нечистота — роды! Младенец непригляден, даже уродлив, он вопит и гадит, но он обречен на рост, и в обозримом будущем он обречен занять свое место в структуре человечества. И если это так, то упаси нас боже от нечистоплотных повивальных бабок и деловитых абортмахеров!» Это он о чем, о Флоре? Этот недоделанный даосизм – новая самодовлеющая культура? Извините, люди, я была в Системе. Я знаю, как это выглядит изнутри. Описанное Стругацкими не отличается практически ничем. Еще одна молодежная забава, еще один вариант праздника непослушания. А с учетом того, кем приходятся друг другу Г. А. и Нуси, ситуация выглядит вообще некрасиво – получается, Носов покрывает безобразия, творящиеся среди "паствы" сына.

Не убеждает меня Носов, короче, ни словами ни поступками.

Из поступков Носова самым странным выглядит сдача милиции наркомафии, расположенной в подвале университетской лаборатории. (То есть, сам весь этот поворот сюжета еще более фантастичен, чем все остальное вместе взятое, а товарищ Тютюкин, завотделом культуры горисполкома, по совместительству крестной отец местной наркомафии – самая фантастическая фигура в повествовании. Демиург на пару с Агасфером Лукичом отдыхают. Но уж тут нам придется вздохнуть и положиться на Стругацких как есть: босс так босс). Получается, что Носов об этой наркомафии знал и спокойно мирился с ее существованием, придерживая это знание до того момента, как его можно будет использовать в торге с милицией. Спокойно мирился с тем, что наркотики распространяются среди паствы его сына. А как сын вместе с паствой оказался под ударом – нет, не в милицию пошел, а лично разбираться в духе Рэмбо. Более того, потащил на разборку своих учеников – минараи, смотрите и учитесь, мальчики, как дела делаются. А что бы он делал, если бы его там тупо пришили, а потом вышли и убили ничего не понимающих Игоря и Михаила?

Короче, Носов неубедителен как педагог, неубедителен как полемист – в каком же качестве он убедителен?

В качестве харизматического лидера. Как и Га-Ноцри. Вот в харизму веришь, безусловно. В обоих случаях.

Но, во-первых, свою харизму ведь другому не приставишь. А во-вторых, харизма – оружие обоюдоострое. У Аскольда она тоже есть, харизма эта. У Нуси она есть (не из-за этого ли произошел конфликт отца и сына: две харизмы не ужились под одной крышей? У Иоанна ее хоть… ухом кушай. Но это не мешает Аскольду быть уродом, а Иоанну – бандитом. Ну и наконец, харизматический вождь, который не очень хорошо понимает, куда он ведет – это, цитируя настоящего Учителя – «слепой вождь слепых». Вот что получилось у Стругацких в конечном счете, вот какой образ является стержнем книги.

Где крив стержень – там криво все. Книга распадается на составные элементы, каждый из которых вроде бы наделен своей логикой, а между собой они не клеятся. Какой етической силой получили бессмертие Иоанн и Демиург? Зачем Демиургу настоящий человек, какова его мотивация? В чем вообще «великая идея», носителем которой, по мнению авторов, был Иисус? А в чем – идеи Носова, которые вдруг неожиданно завоевали мир?

И последнее. «Нэ так всебыло, савсэм не так» — Борис Стругацкий утверждает, что целью романа было «еще и еще раз доказать» это тезис. Но чего-чего, а доказательств в романе как-то… нет. Не то чтобы мало – просто нет. О, скажем, что на самом деле ухо рабу отрубил не Петр, а Иоанн. А самым юным учеником был не Иоанн, а Иуда. И вообще он был умственно отсталым. Ну, порезвились. Можно было еще написать, что у Симона зелота не хватало глаза, а Фома Дидим умел пердеть гаммы. Можно еще много чего придумать – но это не станет доказательством какого бы то ни было тезиса. Доказательства где? Где бык, Багира?


Статья написана 6 июля 2010 г. 02:01

Эксперимент, проводимый мной на форуме в течение суток с небольшим, закончился, я выражаю искреннюю благодарность всем его участникам.

Поставлен он был непрофессионально, отрывки текстов действительно давались маленькие, так что предсказуемости полученных результатов я несколько удивилась — моя мысль, высказанная на Фантлабе и других местах неоднократно, получила неожиданно четкое подтверждение.

Я нисколько не удивилась, узнав, что профессиональные исследования показывают ТО ЖЕ САМОЕ.

Чтобы не нагнетать саспенс на ровном месте, озвучу нашедшую подтверждение мысль еще раз: В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ЧИТАТЕЛЬ ОРИЕНТИРУЕТСЯ ПО ТЕМАТИКЕ ТЕКСТА. Не стиль, не словоупотребление, не описательность — а именно тематика. Точка. В конечном счете, на выборке в 50 человек, в качестве "мужских" были опознаны тексты, отвечающие "мужской" тематике, в качестве "женских" — "женской", и наименьший разрыв в голосах был там, где тематика не являлась ни мужской, ни женской, а нарратив не позволял распознать пол имплицитного "я" автора.

Разберем на конкретных примерах. Большинством голосов тексты были условно опознаны так:

1. — женский

2. — мужской

3. — мужской

4. — женский

5. — женский

6. — женский

7. — женский

8. — не опознан (голоса разделились, трое голосующих не смогли определиться).

9. — мужской

Добавлю также, что ни один текст не был опознан как мужской или женский однозначно — или хотя бы так, чтобы количество голосов за М или Ж превысило 4/5 голосующих. В случае ЛЮБОГО из десяти текстов меньшинство составляло более 1/5 участников. Это довольно высокий показатель.

Теперь давайте рассмотрим каждый текст в отдельности.

1. Как мужской его опознали 19 человек, как женский — 30, 1 не определился.

Этот текст интересен в первую очередь тем, что показывает совершенно очевидный примат тематики над популярными рационализациям типа "этот текст женский потому что в нем много прилагательных". В этом тексте превалируют глаголы и причастия. Тем не менее, 3/5 читателей он опознан как женский — видимо, потому что речь там идет об уборке.

Интересны также и мнения несогласных: "Мужчина, каким он себя видит в идеале. Все такое большое, не кружка и чашка, а ведро и тазик. Все такое убранное, а уж яичница так просто огромная. Ну и конечно хозяйственный. ВСЕ убрал."

Самый интересный комментарий — "мужчина. Только очень уверенная в себе писательница рискнёт писать от первого лица про ГГ-мужчину."

Я все понимаю — но где там первое лицо?

2. Как мужской опознали 29 человек, как женский — 21.

Разрыв довольно большой, но меньше, чем в других случаях: большинство не дотягивает до 3/5, меньшинство не ниже 2/5. Секс — та сфера человеческой жизни, которой занимаются оба пола и пишут оба пола, поэтому рационализации в этом случае были особенно интересными: например, "Только мужики способны разводить такие сопли" (из ЖЖ). Или: "мужчина — наоборот, всё так спокойно, описательно, да и слог мне показался мужским". Или: "Только очень уверенная в себе писательница рискнёт писать от первого лица про ГГ-мужчину (...) Кроме того, некоторые особенности в описании интимных нюансов свойственны скорее мужчине".

Мнение одного из меньшинства: "Женщина, которая пишет про себя всю такую спокойную (только женщина может написать, что женщина матом спокойно ругается), красивую и самую, самую лучшую".

3. Как мужской опознали 32 человека, как женский — 15, 3 не определились.

Зарисовка "мужики на привале наслаждаются отдыхом" опознана как мужской текст, опять ничего удивительного. Это текст — один из "лидеров маскулинности". Интересны опять же рационализации этого выбора: "Если только автор — не сельская женщина, для которой использование термина "бабы" в отношении взрослых женщин пока ещё может казаться вполне приемлемым. Современная горожанка имеет стойкое предубеждение против этого слова, несущего в современном русском разговорном языке несколько негативный оттенок". Тот факт, что эксплицитный автор-рассказчик явно не "современная горожанка", игнорируется напрочь :).

4. Как мужской опознали 16 человек, как женский — 33, 1 не определился.

Абсолютный "лидер феминности". Рационализации привычные — "Скорее женщина. Очень описательно". А ларчик открывается, я думаю, просто: лирический герой жалеет обреченных на смерть узников, среди которых — женщина и подросток.

5. Как мужской опознали 19 человек, как женский — 29, 2 не определились.

Ну конечно же, текст, подробно описывающий родственные отношения не мог не быть опознан как женский.

Я нарочито разместила рядом тексты 4 и 5, эксплицитного рассказчика-мужчину и рассказчика-женщину — чтобы посмотреть, в какой степени читатель ориентируется на нарратив. Как видим, особенной разницы нет. Тематика важнее: связи — родственные или эмоционльные — считаются прерогативой женщин.

Самый интересный комментарий: "Мужчина. Женщина бы написала не просто "родила" а "ему родила"".

Да с чего бы?

6. Как мужской опознали 22 человека, как женский — 27, 1 не определился.

Несмотря на то, что большинством голосов текст опознан как "условно-женский", есть и такие комментарии:

"Очень хочется сказать, что женщина — из-за частого употребления слова "мальчик", но обилие околотехнических терминов и резкая отрывистая манера речи героя заставляет всё-таки заподозрить обратное".

Тут значимо именно это — что комментатор хотел проголосовать за "женщину" из-за частого употребления слова "мальчик" — хотя нарратив принадлежит эксплицитному репортеру-женщине, как же ей еще называть юношу изрядно младше себя?

Есть и такой комментарий: "Скорее мужчина. Короткие, рублёные фразы". Это и объясняет такой маленький разрыв, меньше чем в 1/5 голосов, как и в случае текста 2: нарратор — очевидная женщина, при этом — явно идет подготовка в драке, при этом "короткие рубленые фразы", при этом — совершенно неочевидная тематика: вроде бы и мужская (драка будет), а вроде бы и женская (героиню сейчас будут спасать). Думаю, именно последний фактор (героиню будут спасать) и склонил большинство в сторону признания этого текста "женским".

Самый интересный комментарий: "6. Женщина. Типичный пример женской логики "а если я забуду". Опять-таки напрочь игнорируется тот факт, что нарратив принадлежит женщине, и довольно странно для автора было бы изображать "мужскую логику".

7. Как мужской опознали 20 человек, как женский — 30.

Еще один "лидер феминности", вместе с текстами 1, 4 и 5. Результат был предсказуем "до шестого знака" — текст, повествующий об эмоциональных отношениях (в данном случае матери и сына) не мог не быть "опознан" как женский. Эмоциональные отношения и мытье полов.

Самый интересный комментарий: "Трудно сказать, скорее женщина, представляющая себя мальчиком, но почему то ненавидящая точные науки."

Вообще, количество читателей, не видящих разницы между эксплицитным рассказчиком, имплицитным автором и реальным автором поражает.

8. Как мужской опознали 23 человека, как женский — 23, 4 не определились.

Вот самый показательный текст. Вот разрыв шаблона, лидер неопределенности. Пол нарратора непонятен, тематика — детские отношения и страхи — не позволяет отнести себя ни к отчетливо мужской, ни к отчетливо женской, и четверо участников просто зависают, а голоса остальных делятся ровно пополам. Привычные рационализации не работают: "что-то такое на ощущениях от "ножичка"...", "это слишком хорошо, чтобы иметь половую принадлежность"... Да нет, это ничуть не хуже и ничуть не лучше следующего текста — лидера "маскулинности", это тот же автор, но в отсутствие хотя бы условно-женской или условно-мужской тематики читателю просто не за что зацепиться.

Самый интересный комментарий: "Трудно сказать, кто-то очень внимательно наблюдал за ребенком, а повышенное внимание к близким считается типа мужской чертой, так что мужчина".

9. Как мужской опознали 35 человек, как женский — 14, 1 не определился.

Как я уже сказала — абсолютный "лидер маскулинности".

Интересно, что "лидер феминности" — текст 4 — получил у своего большинства на два голоса меньше. Следующий "лидер маскулинности", текст 3, мог бы даже обогнать его, если бы трое неопределившихся склонились в сторону того. что это мужской текст. Разрыв между "лидером феминности" и "лидером маскулинности" вроде бы невелик — всего 2 голоса, но зато разрыв между большинством и меньшинством у лидеров маскулинности больше: тут 21, а там — 17.

Думаю, виной тут фраза "сортиры смердят". Было бы "фиалки цветут" — результат был бы зеркальным. Этот текст был для меня своего рода "контролькой" к 8-му: точно такой же неопределенный нарратив, точно такая же неопределенность с гендерной принадлежностью тематики — но есть "сильное выражение", которое считается прерогативой мужчин. Вуаля.

Самый интересный комментарий: "Женщина. Вокруг море, Солнце, голые девочки, а ей пляж грязный".

10. Как мужской опознали 27 человек, как женский — 23.

Любопытно, что вчера, когда отвечали в основном мужчины, лидером маскулинности был этот текст. Но подтянулись женщины, которые явно не считают, что писать о парковке со знанием дела могут только мужчины — и сократили разрыв. Но не до конца: большинство по-прежнему за теми, кто считает, что женщины не могут писать про машинки и пистолетики. "Мужчина, обстоятельно агрументирует, как на лекции."

Уфф. Тяжел был сей труд, но он закончен.

Ах, да. На самом деле все тексты написаны женщинами. Грешник, вы ошиблись: последние три — не мои, а моей подруги.


Статья написана 3 января 2010 г. 15:23

Когда-то давно сочинила такую молитву:

Блаженный Иоанн Рональд Рагуил Толкиен,

Через твои выдумки и фантазии,

Господь многих обратил к Истине.

Моли Его о твоих собратьях по ремеслу

И тех, кто следует за тобой по дороге фантазий,

Чтобы их вымыслы не были прославлением нечестия,

Жестокости, похоти, колдовства и идолослужения,

Но чтобы через их труды Бог также был прославлен, как через твои,

Чтобы они показывали людям

Доблесть в добродетели, а не в гордыне,

И могли отринуть свое тщеславие,

Стремясь не к людской похвале, но к правде.

Через Христа, Господа нашего.

Аминь.

_____________________________

Вот, до сих пор актуальности не утратила...


Статья написана 15 декабря 2009 г. 23:19

...а именно — "Эпос и роман", поневоле начала думать о взаимоотношениях "Сильмариллиона" и "Властелина колец", и беря шире, взаимоотношениях толкиеновской мифопоэтики и написанных "по мотивам" Толкиена книг, из них же не последней есть моя.

Действительно, с точки зрения Бахтина "Сильмариллион" — несомненная эпопея со всеми ее характерными признаками, "мир «начал» и «вершин» национальной истории, мир отцов и родоначальников, мир «первых» и «лучших»". Как и положено эпопее, "Сильмариллион" и тексты-предтечи никогда не были повествованием о настоящем. События и герои "Сильмариллиона" стоят на ином ценностном уровне: "богатыри, не вы". Наконец, "Сильмариллион"на каждом этапе становления текста стремится к тому чтобы восприниматься как "совершенно готовый". Например, все варианты истории Галадриэль, несмотря на различия в них, преподносят нам каждый раз "совершенно готовую" Галадриэль, персонажа вне процесса становления, персонажа эпического.

Бахтин переход от эпоса к роману видит как переход для начала, к смеховой культуре, которая уничтожает эту ценностно-иерархическую дистанцию и вводит в литературу современность. "В далевом образе предмет не может быть смешным; его необходимо приблизить, чтобы сделать смешным; все смешное близко; все смеховое творчество работает в зоне максимального приближения. (...) Смех уничтожает страх и пиетет перед предметом, перед миром, делает его предметом фамильярного контакта и этим подготовляет абсолютно свободное исследование его. Смех — существеннейший фактор в создании той предпосылки бесстрашия, без которой невозможно реалистическое постижение мира. Приближая и фамильяризуя предмет, смех как бы передает его в бесстрашные руки исследовательского опыта — и научного и художественного — и служащего целям этого опыта свободного экспериментирующего вымысла".

Если мы обратимся к Толкиену, мы найдем блестящее подтверждение этого тезиса: между эпосом, который Толкиен создавал с юных лет, и романом, который увенчал его писательскую зрелость, имел место быть "Хоббит". Персонаж в начале повествования совершенно комический, пузатый коротышка с шерстью на ногах. Гэндальф дурит его, вовлекая в поход за сокровищем, которое ему было совершенно не нужно, и даже события, которые в "Сильмариллионе" несли бы несомненно героическую патетику, в "Хоббите" поданы как комические: приключение с троллями, плен у гоблинов, битва с волками. Чудовищ и героев "мифического прошлого" автор показывает глазами хоббита, почти англичанина, почти современника — и к тому же присутствует в тексте сам, присутствует как эксплицитный автор, уже не отделенные от текста иерархической ценностной дистанцией (в отличие от эксплицитного автора "Нарн и Хин Хурин", ""Лэ о Лэйтиан", Айнулиндалэ и других текстов, написанных как бы современниками либо людьми Второй эпохи).

Правда, чем ближе к концу повествования, тем больше комический пафос сменяется героическим. Битва Пяти Воинств и гибель Торина выдержаны уже в чисто героическом ключе, но это не эпическая героика: в противостоянии Торина и Бильбо развиваются их характеры, герои не даются нам авторам "готовыми", и не проходят весь свой путь неизменными.

Особенный интерес представляет то, что переход от эпической героики к романной через комическое Толкиен совершил интуитивно.

А теперь сосредоточимся на "Властелине Колец". Это — совершенно безусловно — роман, причем один из лучших образцов жанра, причем он наделен всеми характерными чертами романа, как их видит Бахтин, в той же полноте, в какой "Сильмариллион" и его предтечи наделены чертами эпопеи. "Властелин колец" многоязычен и многоголос: эльфы, гномы, потомки дунэдайн, хоббиты и орки говорят каждый на своем языке, каждый наделен своим индивидуальным стилем, и чересполосица стилевых пластов образует характерную для романа полифонию, "стилистическую трехмерность", как разывал это Бахтин. Далее, временные координаты литературного образа в романе действительно изменены: автор рассказывает о героях как о своих современниках. Этот тон задает уже пролог, "О хоббитах":

"Хоббиты — неприметный, но очень древний народец; раньше их было куда

больше, чем нынче: они любят тишину и покой, тучную пашню и цветущие луга, а

сейчас в мире стало что-то очень шумно и довольно тесно. Умелые и

сноровистые, хоббиты, однако, терпеть не могли — не могут и поныне -

устройств сложнее кузнечных мехов, водяной мельницы и прялки.

Издревле сторонились они людей — на их языке Громадин, — а теперь даже

и на глаза им не показываются. Слух у них завидный, глаз острый; они,

правда, толстоваты и не любят спешки, но в случае чего проворства и ловкости

им не занимать. Хоббиты привыкли исчезать мгновенно и бесшумно при виде

незваной Громадины, да так наловчились, что людям это стало казаться

волшебством. А хоббиты ни о каком волшебстве и понятия не имели: отроду

мастера прятаться, они — чуть что — скрывались из глаз, на удивление своим

большим и неуклюжим соседям."

Как видим, повествование идет в настоящем времени, и автор говорит о хоббитах как о современниках. "Властелин колец" не апеллирует к юмору, чтобы разрушить ценностно-иерархическую дистанцию: это уже сделано в "Хоббите". Тон первых глав выдержан в мягко-ироническом ключе, но в этой мягкой иронии уже сокрыто присутствие угрозы, которую эта ирония оттеняет и подчеркивает. Во второй главе угроза уже озвучена, и дистанция между мрачно-героическим прошлым Средиземья и солнечно-радостным "хоббитским" настоящим стягивается до диаметра Кольца.

И наконец, во "Властелине Колец" мы видим то, что Бахтин называл "новой зоной построения литературного образа в романе" — образы сформированы настоящим временем в его незавершенности. Никто из персонажей не дан "готовым", каждому предстоит пройти через становление, трансформацию "в реальном времени".

"Сильмариллион" и "Властелин Колец" блестяще иллюстрируют следующее положение:

"Для эпоса характерно пророчество, для романа — предсказание. Эпическое пророчество всецело осуществляется в пределах абсолютного прошлого (если не в данном эпосе, то в пределах объемлющего его предания), оно не касается читателя и его реального времени. Роман же хочет пророчить факты, предсказывать и влиять на реальное будущее, будущее автора и читателей. У романа новая, специфическая проблемность; для него характерно вечное переосмысление — переоценка. Центр осмысливающей и оправдывающей прошлое активности переносится в будущее".

Действительно, весь сюжет "Сильмариллиона" проходит под тенью пророчества Мандоса, а центральным элементом "Властелина Колец" является предсказание о Кольце и полурослике.

К сожалению, Бахтин и Толкиен, будучи современниками, не пересеклись друг с другом и Бахтин не получил такой блестящей иллюстрации к своим тезисам, а Толкиен — теоретического обоснования своим поискам.





  Подписка

Количество подписчиков: 68

⇑ Наверх