Люблю писателя Вячеслава Рыбакова за его пронзительную прозу, за его волшебный слог, за естественность, которая кому-то может казаться нарочитой, но мне-то, постоянному читателю Рыбакова, ждущему его новых произведений, с незапамятных времён отслеживающему его эволюцию, понятно, что эта пронзительность, сдирание с себя кожи и надрывная эмоциональная откровенность, граничащая, на взгляд некоторых, с бесстыдством – это настоящий Рыбаков, он на самом деле так думает, он и читателя пытается объять и разоружить своей откровенностью. Герои Рыбакова отнюдь не супермены (правда, обычными людьми их тоже не назовёшь), они много размышляют-рефлектируют, это такой авторский приём – писатель, подробно излагая сомнения персонажей, разбирается вместе с читателем в противоречивом и трагическом бытии нашем. Кстати, Рыбаков и в публицистике своей так же эмоционален и откровенен. За что и страдает. Обзывают его по-всякому… Конечно, в художественных вещах Рыбакова его фирменные публицистические вставки могут запросто отпугнуть читающего (читатель у нас разный: кто-то ещё не дорос до размышлений, кто-то никогда не дорастёт), но для меня они всегда не менее интересны, чем непосредственно сюжет (и в «На чужом пиру», и в «На будущий год в Москве», и в «Звезда Полынь» и в «Се, творю»). Другое дело, что я не всегда согласен с заявлениями и выводами Рыбакова-публициста. Но как спорить с художником? Он так видит. А Рыбаков – настоящий художник, мастер… Отечественной фантастике бесконечно повезло, что он есть у нас: писатель от Бога, замечательный стилист, человек прошедший школу братьев Стругацких; драбант Бориса Стругацкого, давно выросший в самостоятельную, независимо и отдельно мыслящую личность, часто несогласную с учителем; учёный-филолог, отлично разбирающийся (редкий случай!) в научно-технических проблемах, смело берущий сочетание научных парадоксов с парадоксами этическими за основу сюжета своих произведений; публицист, искренне болеющий за Россию, напряжённо размышляющий о её политическом будущем и настоящем…

Как-то я писал о «разрывах» между словами, о давно всем известной истине про мысль изреченную – вот и у Рыбакова мимоходом, но тоже есть об этом: «Одним словом не сказать. Даже двумя. Вселенная — сложная механика, её коротким определением не уговоришь, не обманешь… Сказал — опошлил. Лучше даже не пробовать». Но как раз именно Рыбаков умеет адекватно передать словами свою Вселенную, не искажая и не опошляя её. Мне так кажется… Подробнее о романе ничего писать не хочу, тут уже есть отзывы, пересказывающие содержание. Читая, я весь был там — в тексте, эмоционально и почти физически, мне стало совсем худо, когда автор жутко убил … (не скажу кого). Впрочем, худо, наверняка было и Рыбакову, который вдруг сам, незаметно, исподволь начинает появляться на страницах книги, то ли как автор, то ли как Творец, пытаясь что-то подсказать героям, помочь им, спасти их, но они настолько живые и настоящие, что уже не слушаются Сидящего на престоле…

P. S

«Се, творю» — научно-публицистический любовный шпионский фантастический роман. Чтение следует начинать со «Звезды Полынь» — первой книги цикла «Наши звёзды», в который входит и «Се, творю».

Фрагмент из моей рецензии 2002 года, опубликованной в «Книжном обозрении»:

«Седьмая часть тьмы» — так неласково один из персонажей Щепетнёва называет Россию. Герои одноименной повести живут в 1933-м году, в том варианте мировой истории, в котором не случилось убийство премьера Столыпина, не было первой мировой, страна не стала большевистской. Император Алексей не очень уверенно, но правит, биолог Вабилов получает Нобелевскую премию за универсальную вакцину, муж Надежды Константиновны прозябает на коминтерновском радио «Свобода» в Берлине под началом Льва Троцкого, эмигрировавший в Россию кайзер Вильгельм кормится при дворе русского царя, а в Америке гениальный Эйнштейн создаёт на пару с помощником Семеном Блюмом «аппарат для перемещения по координатам всех измерений», т. е. для нуль-транспортировки. На первый взгляд, всё не так уж плохо. Тем не менее, альтернативный мир катится в пропасть. Россия, находящаяся на грани государственного переворота, воюет одновременно с гоминдановским Китаем и Коминтерном, окопавшимся в Германии. Русский генштаб в союзе с Японией планирует начало военных действий против США, на этот случай российскими учёными уже разработана «атомарная» (ядерная) бомба. Планируется глобальное применение смертоносного бактериологического оружия, созданного тем же Вабиловым. Все основные герои повести вот-вот погибнут. Кто-то при ядерном взрыве, кто-то от распускающейся внутри организма «живой» пули-почки, кто-то от сердечного приступа, кого-то ждёт смерть от выстрела снайпера, а кого-то подстерегает искусственный убийца — нечто кошмарное в стиле лемовской «Маски». Переломить ход событий пытается Блюм, посылающий 5,2 грамма свинца из 1933-го в 1911-ый год. Столыпин будет убит. Мировая история станет той, которую мы знаем по учебникам. Станет ли она менее кровавой? Вот риторический вопрос, который автор задаёт читателю.

НИЧЕГО, КРОМЕ ПРАВДЫ

Вряд ли кто-то из нынешних фантастов сможет попасть в такой мощный когнитивный резонанс с несколькими поколениями читателей и настолько завладеть их вниманием, как это получилось в своё время у Аркадия и Бориса Стругацких. Общественный интерес к их личностям по-прежнему высок, тем более, что до сего времени в исследовательских материалах, посвящённых Стругацким (далее используется ставшая общепринятой аббревиатура АБС), анализировалось в основном их творческое наследие, а не подробности биографий. См., например: «Братья Стругацкие. Очерк творчества» Марка Амусина или «Братья Стругацкие. Очерк творчества» Вацлава Кайтоха. «Комментарии к пройденному» Бориса Стругацкого, вышедшие в 2003 г., тоже большей частью посвящены судьбам литературных идей и замыслов братьев, а не их собственным судьбам. Московский прозаик и публицист Ант Скаландис (автор романов «Катализ», «Спроси у ясения» и других произведений, в миру — Антон Молчанов), решил восполнить этот пробел. Кстати, заняться жизнеописанием АБС для серии ЖЗЛ издательства «Молодая гвардия» Скаландису посоветовал Дмитрий Быков. В конечном итоге объёмная (700 страниц!) биография АБС, над которой автор работал больше двух лет, по ряду причин вышла в другом московском издательстве, но зато как раз в год 75-летия Бориса Натановича Стругацкого (БН).

Скаландис разыскал и использовал в процессе работы над книгой огромное количество документов, часть этих материалов обнародована впервые, много общался с людьми, лично знавшими братьев Стругацких, консультировался с группой «Людены», занимающейся систематическим исследованием творчества АБС, плотно контактировал с самим БН. Определённые трудности для составителя биографии АБС представляло то обстоятельство, что писателя по имени Братья Стругацкие с момента смерти в 1991 г. старшего брата, Аркадия Натановича Стругацкого (АН), более не существует, а младший, ныне здравствующий, настоятельно рекомендовал Скаландису «писать книжку как ТВОРЧЕСКУЮ биографию АБС, начисто лишённую лично-интимной окраски». На первой странице книги, в авторском предуведомлении, приведено письмо БН, в котором тот сообщает, что «не хотел бы (совсем!) придавать какой-либо огласке ЛИЧНЫЕ материалы — АНа или БНа — безразлично».

Биографу пришлось действовать вопреки указаниям мэтра, иначе книга просто не получилась бы. В процессе ознакомления с архивными документами и общения с людьми, знавшими АБС, Скаландис довольно скоро пришёл к выводу, что имеет дело «с ТАЙНОЙ ЛИЧНОСТИ писателя по имени Братья Стругацкие. И фигуранты практически ничего не говорят о творчестве — они рассказывают исключительно подробности из жизни братьев…». Стало ясно, что прикоснуться к этой тайне, попытаться понять её, невозможно без изучения сугубо личных моментов биографии писателей, составивших знаменитый фантастический тандем. В результате в книге появились главы, художественно реконструирующие события на основе рассказов, записей и позднейших воспоминаний людей, в этих событиях участвовавших. Автор, рискуя получить «вето» от БН, не стал заниматься сухим изложением «причёсанных» фактов, а написал эмоциональное, наполненное его, автора, человеческим отношением жизнеописание. К счастью, и сам Борис Натанович в процессе общения с биографом и чтения черновиков будущей книги стал менее категоричным и фактически дал Скаландису полный карт-бланш, предоставив в его распоряжение переписку со старшим братом и другие документы.

Необходимо отметить, что Ант Скаландис — яростный поклонник творчества Стругацких и относится к АБС с большим пиитетом. Произведения братьев, впервые прочитанные будущим биографом, когда он ещё учился в десятом классе (автор подробно пишет об этом в предисловии), стали для него безоговорочно «своими», оказали на мировоззрение молодого человека колоссальное влияние. Именно поэтому Скаландису было чрезвычайно трудно оставаться абсолютно незаинтересованным. Биограф писал свою книгу сердцем, порой излишне восторженно, делая это, так сказать, «изнутри» . В своё время в адрес Геннадия Прашкевича, выстроившего свою «Историю русской фантастики от В.Ф.Одоевского до Бориса Штерна» на беспристрастно-холодном цитировании документов и произведений, звучали упрёки в отсутствии явно обозначенного авторского отношения к писателям — субъектам исследования. Скаландиса же упрекают в излишней пристрастности. А что делать? Автор любит Стругацких, можно даже сказать — любуется ими. Эта книга не могла быть иной. Скаландису удалось, не обходя интимные и порой не всегда привлекательные подробности жизни АБС, которые часто муссируются их недругами и завистниками, прямо, без экивоков, о многом рассказать, но при этом соблюсти необходимую деликатность. А заодно обстоятельно, убедительно и документально развенчать ряд мифов, сплетен и вражьих выдумок (в частности, относительно лидерства в дуэте АБС). Доскональное знание произведений Стругацких позволяет биографу проводить интересные аналогии, сравнивать внешние обстоятельства с тем, что происходит в произведениях АБС, иллюстрировать нюансы биографии братьев выдержками из их текстов. Скаландис пишет о том, как впечатления юного ополченца Аркадия Стругацкого, полученные в боях с фашистами на Пулковских высотах в 1941 году, нашли отражение в эпизодах повестей «Хищные вещи века» и «Обитаемый остров», что черты АН мы видим в писателе Викторе Баневе из «Гадких лебедей», что «Хромая судьба» и сольный роман БН «Поиск предназначения» предельно автобиографичны. Мы узнаём, что конкретные детали произведений АБС возникли не из умозрительной пустоты, что даже фамилии ряда героев (Быков, Горбовский, Агрэ) — это фамилии реальных людей из окружения Стругацких. Конечно же, и прототипами многих персонажей АБС были реальные люди. Например, прообразом Снегового из повести «За миллиард лет до конца света» в значительной степени послужил бывший ракетчик, ленинградский писатель-фантаст Александр Александрович Мееров, а в Филе Вечеровском есть черты друга АБС, математика с мировым именем Юрия Ивановича Манина. «Фёдор Симеонович («Понедельник начинается в субботу») списан с Ивана Антоновича Ефремова, а Янус Полуэктович сильно смахивает на тогдашнего директора Пулковской обсерватории (там работал БН, звёздный астроном по специальности, примечание В.Л.) Александра Александровича Михайлова. Правда, Кристобаль Хозевич — это почти чистая выдумка, а вот профессор Выбегалло являет собой гибрид академика Лысенко и одного известного писателя, имя которого БН просил не упоминать». Если же говорить о действующих лицах книги самого Скаландиса, то перед читателем проходит череда людей, известных широко и не очень, людей, с которыми дружили, общались, работали над теми или иными проектами братья Стругацкие: Иван Ефремов, Владимир Высоцкий, Юлиан Семёнов, Алексей Герман, Андрей Тарковский, Нина Беркова, Бела Клюева и многие-многие другие… Жизнеописание АБС начинается с главы, посвящённой незаурядной судьбе их отца, Натана Залмановича Стругацкого, юриста, красного комиссара и искусствоведа, трагически погибшего при эвакуации из блокадного Ленинграда. Есть в книге любопытные страницы, посвящённые ближайшим родственикам Аркадия и Бориса Стругацких и женщинам-спутницами их жизни. Есть страницы с упоминанием людей, сыгравших неприглядную роль в судьбе АБС, в частности, Александра Николаевича Яковлева, ставшего в 80-е годы одним из застрельщиков перестройки, а в 1966-м подготовившего приснопамятную «Записку отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС о недостатках в издании научно-фантастической литературы». Исключительно негативно этот документ, в котором особое внимание уделялось именно Стругацким, повлиял на издательскую судьбу произведений АБС, да и на судьбу всей тогдашней советской фантастики…

В книге Скаландиса заметно больше внимания уделено подробностям (местами даже скандальным) из жизни старшего брата. Может быть, жизнь АН оказалась более насыщенной событиями и неожиданными поворотами? Эвакуация с отцом по Дороге жизни, работа в Ташле, призыв в армию, учёба в Военном институте иностранных языков на отделении японского, служба в разведотделе на Камчатке, житейские перипитии, непростые взаимоотношения с женщинами, любовь к выпивке… Или некоторый перекос авторского внимания — результат сдерживающего влияния БН, не позволившего биографу написать о себе ничего «лишнего»? Судить не берусь. Одно знаю точно: для поклонников АБС исследование Скаландиса — увлекательнейшее чтение. Смею надеяться, что оно будет хорошим подспорьем и для тех, кто только начинает знакомиться с творчеством Стругацких, ведь жизнеописание АБС, первая публикация которых (рассказ «Извне») состоялась полвека назад, выстроено на фоне их нелёгкой литературной биографии. Кроме прочего, труд Скаландиса — это правдивый портрет социалистической эпохи, внутри которой шло трудное становление писателя Братья Стругацкие. О том, какой была эта эпоха, особенно в части её «взаимодействия» с людьми творческими, весьма полезно прочесть молодым читателям. Да и писателям тоже не вредно. В первую очередь тем, кто склонен излишне идеализировать прошлое.

Закончив повесть «Второе нашествие марсиан», АБС записали на следующий день, 16 апреля 1966 г., в своём дневнике: «Не работали. Пьянствовали. Нехорошо это. Плохо». «Можно такое процитировать в книге?», — спросил Скаландис у Бориса Стругацкого. «Можно. Цитируйте. «Пусть клевещут», — ответил БН, вспомнив один из своих любимых анекдотов, в котором иностранцы приезжают на какой-то советский долгострой и поначалу их не хотят пускать, а потом смиряются: «Ладно, пусть клевещут».

В заключение приведу строки из письма, полученного мною от Бориса Стругацкого, с теми же словами. Отвечая на вопрос, каково его отношение к биографическому исследованию Скаландиса, БН пишет: «Книгу Скаландиса я, естественно, прочел и даже не один раз. По-моему, она удалась. Во всяком случае, никому раньше такую книгу об АБС написать не получалось. Что касается «интимностей-деликатностей», то тут простор для дискуссии широчайший, и соответственно спектр мнений возникнет безусловно «от и до». Я стараюсь относиться к этому философски. «Пусть клевещут». Скаландис рассказал, разумеется, не всю правду, но ТОЛЬКО правду и ничего, кроме правды. Можно ли в нашем реальном мире расчитывать на большее? Ей-богу, самая нелицеприятная правда не так отвратительна, по-моему, как неаппетитная масса слухов и нелепиц, которая наворочена сейчас вокруг наших имен».

© Владимир ЛАРИОНОВ, август 2008.

Опубликовано в журнале «Реальность фантастики» #5-6, 2008. С. 303-306.

Я в десять лет (почти полвека назад!) раскопал «Лилит» в книжном магазине и приобрёл по очень доступной цене (17 копеек). С большим любопытством и удовольствием прочёл. Фантастику я обожал, а тут ещё и лёгкий эротический уклон, который ещё больше увеличивали замечательные иллюстрации Юрия Макарова. Чего ещё пацану желать7 :) Кстати, книжечку я сохранип. Недавно перелистал, перечёл полсотни страниц — по-прежнему отлично читается!

«Малый Бедекер по НФ» – книга бесконечная.

Геннадий Прашкевич пишет её много лет.

Самый полный на данный момент вариант вышел в серии «Звёздный лабиринт: коллекция» издательства АСТ (Москва). Отдельные главы, публиковавшиеся до этого в московском журнале «Если» (2002) и киевской «Реальности фантастики» (2004), получили ряд престижных литературных фантастических премий, в том числе – две «Бронзовых Улитки» от Бориса Стругацкого. Органичной частью вошло в «Малый Бедекер» эссе «Возьми меня в Калькутте», опубликованное ранее в журналах «Простор» (1993) и «Постскриптум» (1997). В обычной жизни бедекер – это название широко распространенных путеводителей по странам, содержащих обширный фактический материал (по фамилии немецкого издателя Карла Бедекера, ещё в начале 18 века организовавшего в Кобленце фирму по их выпуску). Немец Бедекер составлял свои путеводители на основе сведений, полученных им в заграничных путешествиях. Сибиряк Прашкевич создаёт свой фантастический бедекер, используя бесценную информацию, полученную на протяжении большого путешествия во времени, которое мы называем жизнью… Первый том (фактически изданный) посвящён людям, которых автор знал достаточно близко. Это живые лаконичные заметки о братьях Стругацких, о Валентине Пикуле, Юлиане Семенове, Иване Ефремове, Викторе Астафьеве, Виталии Бугрове, Борисе Штерне, Михаиле Михееве, Георгии Гуревиче, Сергее Снегове, о многих и многих других прозаиках и поэтах. «Хотелось представить людей, которые во многом определили мою жизнь, такими, какие они были на самом деле, без литературоведческих мифов». Второй том, над которым он продолжает работать, посвящен проблеме алкоголя в жизни писателей. «Я вспомнил, кто из моих друзей за последние десять лет ушел из жизни по этой причине, и ужаснулся – восемьдесят процентов, не меньше. Алкоголь в России всегда был силой чудовищной, разрушительной, и не имеет значения, кто с этим сталкивается – обнищавший вахтер запущенного заводского общежития или преуспевающий академик». Третий том станет книгой об основном инстинкте. «Я не собираюсь скрывать каких-то темных сторон даже своей собственной жизни. В конце концов, пора хотя бы попытаться понять, что именно одного писателя толкает к созданию «Доктора Живаго», а других – «Пикника на обочине»…»

В Москве – Олимпиада-80, а у героя повести «Звездолёт с перебитым крылом» (имени автор не называет) и его закадычного друга Дюшки – летние каникулы. Свободная от учёбы в школе июньская жизнь, конечно же, хороша, но привычно скучна и предсказуема. И вдруг серое провинциальное однообразие оказывается сдёрнутым, словно надоевшее покрывало: в городке появились два загадочных персонажа – девушка Анна и её брат Марк. В этой парочке всё необычно: от одежды до поведения. Для наших мальчишек знакомство с ними – шаг в новый мир, интересный, таинственный, притягивающий, и одновременно – непонятный, пугающий. Возможно, не все литературные отсылки и аллюзии автора будут расшифрованы, но уж с «Главным полднем», надеюсь, многие знакомы. Во всяком случае, друг главного героя Дюшка Александра Мирера точно читал.

А я – словно в детство окунулся. Взять хотя бы это, пару раз мелькающее в тексте обозначение «за линией». Оно мне о многом говорит: в рабочем посёлке, где я родился, «за линией» (железной дорогой), делящей посёлок пополам, жили пацаны, с которыми я и мои товарищи с нашей стороны «линии», мягко говоря, не очень дружили…

Эта вещь Эдуарда Веркина сделана из органичного текста, ненавязчиво вливающегося в читателя… Из тайны… Из светлой грусти… Из ощущения несбывшихся надежд… А читатель, становясь полноценным участником событий, и, если хотите, соавтором создателя повести, сам сможет достроить, довоображать, додумать, дооттенить все полутона, умно недописанные автором…

Своё умение недоговаривать Эдуард Веркин продемонстрировал в «Звездолёте» в полной мере. Теперь, после романа «Остров Сахалин», об этом его умении все знают. А вот мы с Валерием Гаевским отметили повесть «Звездолёт с перебитым крылом», вышедшую в журнале «Октябрь» (№6, 2016), премией «Планета Крым» ещё в 2017 году.

У «Звездолёта» есть продолжение. Оно называется «Каникулы что надо» и теперь издано вместе со «Звездолётом», в одной книге. На задней обложке сообщается, что «Будущее прекрасно и далёко, притягательно и неумолимо. Звездолёты из чистого рения бороздят космическое пространство. Каждый хочет попасть в будущее, но не каждому достанется счастливый билет. Книга «Звездолёт с перебитым крылом» состоит из двух частей и в таком виде издается впервые. И это очень важно, потому что. только прочитанная целиком, история позволяет читателю увидеть то, что намеренно скрыто автором».

Я побаивался читать продолжение. Опасался, что в нём появятся такие объяснения недомолвок первой повести, которые разрушат всё её очарование... Но опасался я зря. Продолжение первую часть не испортило, но почти ничего и не объяснило. А 21 июня 2019 года после церемонии вручения премии им. братьев Стругацких («АБС-премии»), где Эдуард Веркин был в числе финалистов, я с ним поговорил, и писатель сказал мне, что собирается написать ещё одну, третью повесть. Вот в ней-то он всё и объяснит…

Кто он таков, этот Олег Радзинский, откуда взялся?

Кто это его надоумил сочинить роман на такую странную тему?

Страницы биографии автора, которые можно выудить из сети, впечатляют. Например, пишут, что он отхватил полмиллиарда долларов, заработав на российском Рамблере: купил компанию в 2002-м году, а через несколько лет продал Потанину. Какой была жизнь Радзинского до этого, чей он сын, где учился (филфак МГУ, Колумбийский университет), чем болел, за что сидел (Лефортовская тюрьма, потом – лагерь строгого режима для рецидивистов в Томской области), сами нагуглите, если захотите. Наверное, только миллионер и свободный человек мог написать такую могучую и сложную книгу. Такую мультисобытийную, такую многоперсонажную, такую полиумную… Только долларовый миллионер мог позволить себе подробно (в специальном путешествии) ознакомиться с местами действия книги, внимательно изучить натуру романа и работать над ним в своё удовольствие, спокойно, не торопясь, сколь угодно долго. Да хоть четыре года подряд… Ведь хлеб насущный не переводится в его хлебнице. В Ницце. Ну да ладно. Это я от зависти. Но не к богатству автора. Писатель-миллионер на моё читательское счастье оказался талантливым. Из редкой когорты тех, кто заработал, чтобы писать, а не написал, чтобы заработать. Роман необычен, туго сверчен, сложно закручен. И даже придраться не к чему. Правда, одну нестыковку я всё-таки обнаружил… Там, где речь идёт о Колонийской протоке. Вокруг этой протоки с лепрозорием (Заимкой Прокажённых) на берегу происходят очень важные события. Сначала я думал, что так и надо, потому как у Радзинского всё – неспроста, но нет, тривиальный писательский недосмотр оказался. Протока эта в начале романа течёт из реки Вилюй (с. 176) в озеро, а ближе к завершению книги – почему-то уже в Вилюй из озера впадает (сс. 430, 465).

К чтению объёмистого тома, в котором одних только первых глав – восемь штук (!), я приступил с настороженностью. Смущало обилие действующих лиц, запутывала нелинейность повествования, казались ненужными мелкие подробности. Но уже на первой трети книги опасения исчезли. Автор покорил меня безукоризненным владением словом, хладнокровным «остранением» и аккуратной издевкой в одних местах, эмоциональным напором и грустным юмором – в других, откровенным стёбом – в третьих. Персонажи и подробности филигранно увязывались между собой, оказывались абсолютно необходимыми для создания цельной литературной конструкции. Иногда приходилось, листая страницы в обратном направлении, вспоминать, в каком контексте уже мелькал какой-то нюанс, где уже всплывала вот эта незначительная деталь. Потому как эта деталь (например, обычный детский волчок, маленькая юла) могла неожиданно оказаться вещью основополагающей, центром вращения всего сюжета.

Кстати, о сюжете. Курьер Агафонкин (напомню, имя Агафон восходит к др.-греч. Ἀγάθων – «добро, благо») осуществляет таинственные Выемки-Доставки неких писем и разных, с виду бесполезных, предметов, перемещаясь в пространстве-времени «по Минковскому», то есть, вдоль мировой Линии Событий, связывающей всё когда-либо произошедшее, происходящее или будущее происходить. «Будущее происходить»! Каково? Именно так сказано в романе и, опять же, неспроста. Способ, которым пользуется Агафонкин для своих темпоральных прыжков, автор объясняет достаточно внятно. Но, всё-таки, для чего Радзинский гоняет своего героя, и читателей вместе с ним, по эпохам, переплетая временнЫе слои реальности и магические кунсштюки, описывая будни странных обитателей московской квартиры в 3-м Неопалимовском переулке и якутскую колонию прокажённых, любовные томления актрисы Кати Никольской в середине пятидесятых и кровавые экзерсисы демонов Гога и Магога в современной столице, Монголию XII века с Чингисханом, планирующим жизнь по книге Василия Яна, и киевский Парк Пушкина? Не только же для того, чтобы поиграть с аллюзивными отсылками к Михаилу Булгакову и вступить в малопродуктивную полемику с Виктором Пелевиным? Последний с постоянством, достойным лучшего применения, талдычит в своих романах, что нашей вины во всём происходящем вокруг нет, «поменять ничего нельзя, а нужно просто откинуться назад, устроиться поудобнее и обозревать», что «человек не может формировать мир своей волей, всем управляют силы несравнимо более могущественные, чем он сам или то, что он может осознать». Я сейчас коротко процитировал слова не гуру Пелевина, а самого Олега Радзинского из его предыдущей книги «Иванова свобода» (2010). Но способны ли что-то поменять люди-персонажи Радзинского из романа «Агафонкин и время»? Да, они пытаются развернуть ход истории по своему усмотрению, но привлекают-используют для этого опять-таки артефакты магические, метафизические, к тому же не все в романе – человеки. Не совсем человек, к моему большому сожалению, и курьер Агафонкин, а ведь именно он, жертвуя собой, размыкает мерцающее кольцо повторяющихся судеб. Значит, на людей особой надежды нет... Нет у Радзинского особой надежды и на Бога. Мне симпатична его идея бога-соседа, бога-дворника, бога-неприметного человека рядом с нами, бога всё понимающего, но меня страшит равнодушие этого бога. Бог напрочь забыл, для чего он создал мир, и что с ним делать дальше… И это меня тоже пугает. Тем не менее, как ни странно, книга Радзинского чудесным образом наполнила меня оптимизмом – я окончательно убедился, что все эти магические артефакты (судьбовертящие юлы, чудесные Кареты, крутящиеся волшебные бурулганы в протоках) бессмысленны и бесполезны сами по себе. Мало проку и от бога, запамятовавшего, для чего он начал свой долгосрочный проект, бога без цели, бога, который начисто лишён воображения и никому ничего не должен. Должен – человек! Человек не может обойтись без любви, взлётов и падений, мучений и поисков истины. Только человек может совершить чудо. Да вот хотя бы – такую книгу написать.

Но юлу найти надо...

Прекрасный роман.

Исключительно злободневный и актуальный именно сейчас.

Вот только в один из основных стержней сюжета (неудержимо-самоубийственное стремление движения СОС, возлавляемого главным героем романа потомственным аристократом и честным человеком Андреем Лучниковым, затащить процветающий, свободный, задорный «капиталистический» Крым, выдуманный Аксёновым, в стагнирующий под коммунистической радиацией СССР) мне трудно поверить. В остальном придраться не к чему: и герои, и фабула, и язык — пальчики оближешь!

Главная книга писателя Аксёнова.

«Комментарии к пройденному» были задуманы Борисом Стругацким, как систематизированные пояснительные замечания к текстам полного собрания сочинений АБС, выпускаемым донецким «Сталкером» совместно с издательством «Terra Fantastica» (СПб). Произведения АБС в данном с/с скомпонованы в соответствии с хронологией их выхода в свет, поэтому развёрнутые авторские пояснения, впервые изданные «Амфорой» под одной обложкой, дают объёмную и последовательную картину становления и развития знаменитого творческого тандема братьев Стругацких на 35-летнем временном отрезке (с 1955 по 1990 год). БНС не хотел писать мемуары в чистом виде, справедливо полагая, что «…жизнь писателя – это его книги, его статьи, в крайнем случае – его публичные выступления; всё же прочее: семейные дела, приключения-путешествия, лирические эскапады – всё это от лукавого…». Тем не менее, «Комментарии к пройденному» — это прежде всего воспоминания. Выдержки из рабочих дневников АБС, личная переписка братьев-соавторов, любопытнейшие хроники написания произведений, объединённые размышлениями Б.Стругацкого с высоты прожитых лет, дают возможность в полной мере ощутить связь литературы и времени. Известно, что в России время никогда не бывает простым, а путь писателя – лёгким. БНС честно рассказывает о том, как Стругацкие преодолевали трудности этого пути: и субъективные, касающиеся только авторов (например, временное отсутствие у АБС вдохновения); и внешние, создаваемые множеством структур, следящих за соблюдением железных идеологических рамок и правил. Кому-то будет интересно узнать, как задумки и идеи АБС превращались в реальные книги, из какого исходного материала возникли всем известные «Понедельник начинается в субботу», «Трудно быть богом», «Град обреченный», кто-то повздыхает, читая о мытарствах АБС, годами пробивавшихся в печать, калечивших свои произведения по требованиям подлецов-цензоров, дураков-редакторов и трусов-рецензентов. Интересны рассуждения Б.Стругацкого о поиске-нащупывании концепций будущих шедевров. Яркая иллюстрация тому – история создания «Улитки на склоне», вещи талантливой, читаемой, безусловно актуальной и сейчас. БНС сетует, что авторский замысел произведения в своё время мало кто понял. До массового читателя так и не дошло, что Лес в повести – это Будущее. Будущее, «о котором можно только гадать», «совершенно не совпадающее с любыми нашими представлениями о нём», непонятное и чуждое нам – сегодняшним.

Замечательный исторический роман. Магический язык... Стилистическая отточенность... Неизбывная душевная маета и тоска русского человека, облечённая в слова...

Письмо, присланное мне Прашкевичем накануне «Интерпресскона-2012». Мы с Сашей Етоевым читали его по очереди вслух на презентации «Книги о Прашкевиче».

Геннадий Прашкевич про «Книгу о Прашкевиче» и её авторов:

«Всегда с интересом читаешь о себе нечто, написанное друзьями.

Те, кто тебя не любят, всегда пишут просто. Можно заранее подробно пересказать каждую строку в их опусах, в которых все одинаково тускло и в которых – всё якобы о тебе. К сожалению, как правило, там всё о другом – нелюбимом, придуманном человеке. Никогда тот, кто тебя не любит, не сможет написать ни строки правды, потому что очернение требует какой-то особенной правды. Правды, только правды, ничего, кроме правды.

Совсем другое дело – рассказы друзей.

Они всегда начинаются с тебя, обязательно с тебя, с героя книги, чтобы постепенно перевести разговор на себя, то есть на рассказчиков, потому что никакой герой не представим сам по себе, без друзей. И тогда книга, написанная, казалось бы, о субъекте, тебе слишком уж хорошо знакомом, становится вдруг безумно интересной. Потому что если книга удачная, она – действует как превосходный коньяк: друзья оживают и раскрываются и начинается общая беседа. Я обожаю такие беседы. Мне всегда интересно, как строит свои вопросы Володя Ларионов, когда, скажем, берет очередное интервью у Прашкевича. Для него Прашкевич – писатель не последний, это сближает. Его вопросы всегда переходят на что-то слишком уж личностное, и тогда Прашкевич начинает весело крутить хвостом. Ну, в самом деле, подумайте, как рассказать о совместных любовных (литературных) приключениях в Киеве, о товарищеских (литературных) ужинах в Новосибирске, о весёлых (литературных) посиделках в Крыму? Да, конечно, только открыто! И Ларионов это умеет. Он заставит тебя заговорить. Он своё откусает!

А Саша Етоев?

О Саше Етоеве я бы сам написал книгу.

Во-первых, потому что он классный писатель и его «Бегство в Египет» и «Буквоедство» являются образцами... Образцами чего?.. Честное слово, не знаю... Просто великолепными образцами... Как скажем малая «рамка» тридцать шестого года...

Пиши я книгу о Саше Етоеве, я рассказал бы о его страсти к книге, и о том, как однажды он пытался отцепить вагон-ресторан от поезда, который слишком быстро нёс нас из Риги в Питер, и о том, как он смотрит на книги в чужой библиотеке – как на прекрасную жену неожиданного приятеля...

Вот тут я и подхожу к главному.

«Книга о Прашкевиче» – это веселая застольная (литературная) беседа друзей, в которой все открыты, и все счастливо стараются перекричать друг друга.

А между друзьями так и должно быть.

Все другие варианты неприемлемы.»

Отличная вещь, одна из моих самых любимых у Прашкевича.

«Чудеса чудесами, но каждый знает, что истинных чудес только два… Вселенная и Человек.»

Нового человека, «который ничем ненужным не интересуется, не преклоняется перед иностранным, говорит только по-русски, не пьёт, любит трудиться» в сталинские времена пытались создать разными способами: воспитать с помощью коммунистической идеологии, выковать в горниле разнообразных лишений, зачать-вывести в тайном лагпункте, используя семя сильного самца. Сильные самцы всегда найдутся: взять хотя бы безжалостного старшего конвоира по прозвищу Кум. Чем не бугор-производитель? Только не получилось у большевиков с Новым человеком. Нынче некоторые умники снова пытаются поставить производство данной особи на конвейер, беззастенчиво пудря наивные народные мозги. Вот он, представитель сегодняшних безответственных демагогов во всей красе: Евсеич, когда-то «разорявший колхозы», а теперь популярно объясняющий деревенским мужикам, что такое маркетинг и франчайзинг. Проходной, но какой колоритный персонаж! Из той же серии «пудрецов» и брат Харитон — основатель Психоэнергетического центра Жарки, якобы напрямую общающийся с «неизвестными разумными силами Космоса».

Говорят, в моменты вдохновения волосы Александра Блока начинали особым образом завиваться. Наверное, так было и в те часы, когда поэт писал гениальную «Незнакомку», строками из которой назван этот фантастический детектив-памфлет (однозначной жанровой идентификации вещи Прашкевича обычно не поддаются). Так вот, у ехидного автора повести «Дыша духами и туманами» тоже есть таинственная героиня-незнакомка. Это — Лесная дева. И завивающиеся волосы есть… «Торчащие груди, покрытые шерстью в рыжее колечко. Круглое лицо, как в капоре, в шапке волос. Рыжеватый пушок, кудрявые завитушки. Вывернутые толстые губы, дымные глаза, в которых ни страха, ни ненависти». Может быть, мохнатая Лесная дева станет матерью истинного бессловесного Нового человека и доведёт до «победного конца» линию партии по его сотворению? Но дикая дева бегает где-то в чаще, дыша туманами, а вокруг всё так скоротечно, так сладко и так непонятно: туманная дымка, «весенний и тлетворный дух», слёзы, призраки любви, горячечный секс… Прекрасный страшный мир, населённый обожаемыми автором уродами и пересыпанный поэтическими цитатами из Иоганна Гёте, Ивана Бунина, Зинаиды Гиппиус, Фёдора Тютчева, Варлама Шаламова и Александра Блока.

На днях перечитал. По-прежнему чертовски актуально и злободневно...

И это:

«За окном мело, машины боязливо ползли по шоссе, на обочинах громоздились сугробы, и смутно чернели за пеленой несущегося снега скопления голых деревьев и щетинистые пятна и полосы кустарника на пустыре.

Москву заметало.

Москву заметало, как богом забытый полустанок где-нибудь под Актюбинском. Вот уже полчаса посередине шоссе буксовало такси, неосторожно попытавшееся здесь развернуться, и я представлял себе, сколько их буксует сейчас по всему огромному городу — такси, автобусов, грузовиков и даже черных блестящих лимузинов на шипованных шинах.»

И это:

»..развернул газету. В мире все обстояло по-прежнему. Одна страна задерживала торговые суда другой страны, и эта другая страна посылала решительные протесты. Страны, которые нравились господину президенту, вели справедливые войны во имя своих наций и демократии. Страны, которые господину президенту почему-либо не нравились, вели войны захватнические и даже, собственно, не войны вели, а попросту производили бандитские, злодейские нападения. Сам господин президент произнес двухчасовую речь о необходимости раз и навсегда покончить с коррупцией и благополучно перенес операцию удаления миндалин. Знакомый критик – большая сволочь – восхвалял новую книгу Роц-Тусова, и это было загадочно, потому что книга получилась хорошая.»

Варяги северны корнями,

Хазары же — южны кровями.

Они воюют: лёд жжёт пламя.

Или совсем наоборот.

Давно дерутся две оравы,

Их манит власть не ради славы.

И ждёт, открывши рот, расправы

Покорный коренной народ.

К смешному рассказу «Работа за рубежом» я имею некоторое отношение. Во-первых, Виталий Забирко прислал его в журнал «Реальность фантастики» в 2003 году, когда я работал там литредактором. Надо заметить, что моё участие в качестве редактора совершенно не понадобилось, Забирко пишет без грамматических и стилистических ошибок. Во-вторых, главный герой рассказа носит мою фамилию, и неспроста. Кстати, фамилия Ларионов появляется и ещё в двух рассказах юмористического цикла «А у нас во дворе», вошедших в сборник «День пришельца».

Шедевр.

Прошлое порой лучше не ворошить: восстановленная истина может оказаться слишком непредсказуемой…

Я бы не называл «Книгу о Прашкевиче» — «документальным проиведением». В предисловии ко второму изданию я пишу, что это «странная книга, состоящая из моих бесед с Геннадием Прашкевичем и вольных к ним комментариев Александра Етоева».

Книжку можно назвать публицистической, но определение «документальная» к ней мало подходит. Скорее, это эссеистика. Озорная.

Были «Люди как боги» Герберта Уэллса, «Люди как боги» Сергея Снегова, «Сами боги» Айзека Азимова, «Американские боги» Нила Геймана, «Трудно быть богом» Аркадия и Бориса Стругацких… Теперь есть «Боги богов» Андрея Рубанова. Книга-размышление о природе и сути власти, которую можно растаскивать на цитаты, открывая на любой странице. Рубанов мыслит афористично, а формулирует предельно чётко: «Власть – это прежде всего паранойя». Его предыдущие романы («Сажайте, и вырастет», «Великая мечта», «Йод», «Психодел», «Хлорофилия», «Живая земля» и др.) тоже набиты подобными чеканными формулировками.

Рубанов часто говорит, что любит вещи братьев Стругацких. И действительно, он – достойный продолжатель традиций АБС, которые, помимо прочего, любили встроить в свои сюжеты нечто таинственное, необъяснённое до конца. У Стругацких – Золотой Шар, машина, исполняющая сокровенные желания, у Рубанова – Золотая Планета с загадочным артефактом, неиссякаемым источником жизненной энергии под названием Разъём; у Стругацких где-то за кадром – могущественные Странники, у Рубанова на периферии романа – не менее могущественная Дальняя Родня; у Стругацких – живые машины, киборги и репликанты, и у Рубанова они есть. Но я не собираюсь обвинять писателя в идейном плагиате и заимствовании отдельных фантастических элементов. Это было бы просто смешно. Своим романом «Хлорофилия» Андрей Рубанов убедительно доказал, что не лыком шит по части воображения. Многие фантасты применяют идею гиперперехода, но мы же не возмущаемся, не ищем её первооткрывателя и обладателя прав на использование гиперскачков в их текстах. Самое главное – для чего и как писатель использует общепринятые фантастические допущения в СВОЁМ эксклюзивном авторском мире. Допускаю, что в книгах других фантастов найдётся и ограничение, введённое Рубановым – прыжок через подпространство, переход в гиперстатус в его мире могут совершать только живые тела, плюс газы и жидкости. Кстати, именно поэтому человечество будущего в романе «Боги богов» использует биомы – живые космические корабли, наделённые способностью чувствовать и мыслить. Мыслят они, правда, несколько ограниченно и, словно собаки, бесконечно преданы своему хозяину-пилоту. Так вот, живые механизмы есть во многих фантастических произведениях, но я что-то не припомню, где ещё настолько ярко и точно была описана и обоснована сама суть единения машины и пилота. На протяжении романа автор неоднократно возвращается к этой теме, и неоднократно объясняет-доказывает – биома надо искренне любить. Только в этом случае можно добиться стопроцентной уверенности в том, что машина не подведёт. Конечно, управление живым межзвёздным кораблём – дело непростое, именно поэтому будущих пилотов сызмальства тщательно отбирают по генетическому предрасположению к подобной деятельности, а потом долго учат-воспитывают в Пилотской академии.

Подробно описывая эмоциональные высоты связи биома и человека Рубанов противопоставляет ей традиционное взаимное непонимание людей. Например, в обычной жизни пилоты испытывают определённую психологическую неудовлетворённость в отношениях с женщинами, поскольку не могут достичь с ними полного душевного слияния. Но эта мысль высказывается лишь мельком. Главное в книге – проблемы взаимопонимания человека и мира в целом. Человек – это бывший пилот Марат, юный угонщик биокораблей, сбежавший из космической тюрьмы (попросту угнавший её вместе с заключёнными), являющийся одним из лучших во Вселенной специалистов по управлению биомами. А мир – удивительная Золотая планета, где оказываются герои: странное место, населённое дикарями, застрявшими в матриархате, пахнущее ванилью и шоколадом, здесь даже соль – сладкая... Марата сопровождает Жилец, матёрый, прожжённый уголовник-рецидивист, почти полностью подчинивший себе волю юноши, фактически ставший его «пилотом» (способ управления – ненависть и запугивание), заставляющий растерявшегося в столкновении с непонятной действительностью молодого человека совершать бесконечные преступления. Писателя давно интересует тема тотального личностного доминирования, Рубанов исследует её во многих своих крупных произведениях, а роман «Психодел» посвятил ей практически полностью. «Боги богов» – книга том, как «хороший» человек Марат, умевший любить биомов и жизнь, под давлением Жильца и обстоятельств превращается в жестокого владыку и безжалостного убийцу, о том, что делает безграничная власть с людьми. Разумеется, это лишь достаточно примитивное толкование месседжа романа, под завязку насыщенного размышлениями и вопросами.

Машину, чтобы она сделала то, что тебе нужно, требуется любить, а человека — приходится принуждать. По ходу для этого нужны боги. Кто они? Даже при поверхностном размышлении – это Марат и Жилец (Хозяин Огня и Великий Отец Хозяина Огня), на крови создающие цивилизацию Золотой планеты, при этом грубо нарушающие человеческие законы, запрещающие вмешиваться в ход развития чужой истории (ещё одна отсылка к АБС). А вот кто боги этих богов? Дальняя Родня? Кровь Космоса, мистическая астропрана, обожествляемая Маратом? Служба контроля за экспансией разума (КЭР), прибывшая на Золотую планету для проведения зачистки? Умеющие существовать в Пустоте монахи-космиты из обители внутри астероида? Таинственный Разъём? Мать Матерей, которой поклоняются кланы аборигенов? Девочка, подбрасывающая дровишки в звёздный костёр Небесного Огня? А, может, это мы – читатели?

«Падение Софии» имеет подзаголовок «Русский роман». Возможно, это и есть самое подходящее обозначение жанра этой вещи, поскольку идентифицировать его более точно я затрудняюсь.

Вещь, стилизованная под классический роман 19 века, с соответствующим слогом и антуражем, в которой «чистопородный петербургский уроженец», студент Трофим Городинцев, неожиданно получивший от своего скончавшегося дяди (Трофим и понятия не имел, что у него есть дядя) в наследство имение Осинки в шестидесяти с лишком верстах от Санкт-Петербурга, отправляется вступать им во владение и мило сводит знакомство с соседями. Вместе с Городинцевым мы наблюдаем череду персонажей разной степени странности (тут вам и что-то гончаровское, и тургеневское, и лесковское, и даже диккенсовское). Эдакая кондовая Россия, обошедшаяся без самоубийственных революций начала 20 века. Кондовая, да не совсем, поскольку параллельно привычной русской обломовщине в романе присутствуют электромобили и электроизвозчики с автонавигаторами, космические научные экспедиции, какие-то краснорожие пришельцы. А ещё — загадочные убийства, лесные разбойники, таинственные незнакомки и незнакомцы. А студент наш в казалось бы спокойной и застойной провинции оказывается в самом центре странных и запутанных событий.

Лёгкий язык, невесомый юмор, радующие слух и душу диалоги персонажей, неспешное повествование сделали для меня эту книгу настоящим лакомством. Елена Хаецкая, признанный мастер историко-фантастического романа не разочаровала и в этот раз. И — низкий поклон луганским издателям.

В 2003-м году я написал об этом романе следующее:

Вот и убеждённый атеист Святослав Логинов в своём романе «Свет в окошке» (М.: ЭКСМО, 2003), в нынешнем году отмеченном премией «Русская фантастика» и номинированном на «Странник», создал совсем невесёлую модель потустороннего мира, не имеющую аналогов ни в одной религиозной системе. Загробная жизнь по Логинову существует, но продолжается она для почивших, пока их помнят (не важно, за добрые дела или злодеяния). Память о покойнике оценивается в звонких монетах — «мнемонах», за которые в посмертном мире можно купить всё, что угодно, включая еду, изменение внешности, омоложение, само право на псевдожизнь. Забыли тебя на этом свете, значит и на том — кранты. Роман, вызвавший глухое недовольство в рядах последователей христианской парадигмы, заслуживает прочтения хотя бы потому, что заставляет читателей с грустью вспомнить об ушедших близких…

В 1972 г. купил «Львов» (в книге «Бегство Земли») в книжном магазине посёлка Зарубино Любытинского района Новгородской области. Прочёл, конечно, запоем, аналогов-то в те времена действительно было — «раз-два и обчёлся». Храню до сих пор, несмотря на все свои переезды. Несколько раз в детстве-отрочестве перечитывал, последний раз открывал относительно недавно. Достойный перевод Мендельсона, крепкий сюжет, критика звериного оскала капитализма в лице ММБ (Межпланетного Металлургического Бюро)...

Многое по-прежнему актуально.

Вот, выхватил несколько пассажей (из диалогов Тераи Лапрада и Стеллы Гендерсон) , на которые в детстве не обращал внимания:

— Но я вижу, у вас очень мало современных земных писателей.

— А зачем они мне? На большинство и времени терять не стоит. Что может быть скучнее мелочного ковыряния в чувствах, а тем более в пороках городских людишек-му-равьишек? Может быть, для вас и для всех, кто вырос в больших городах, в этом есть какая-то ценность. А для меня... Читать об интригах салонных хлыщей, которые и дня не прожили, если бы их вынуть из-под стеклянного колпака, — нет уж, увольте!

.....

— Всё-таки, что вы расскажете вашим читателям об Эльдорадо?

— Что это прекрасный мир, к сожалению, пока еще населенный дикарями, но когда-нибудь и здесь расцветет цивилизация.

— Ваша цивилизация с ее зловонными городами, автоматами, с кока-колой и эрзац-шампанским, с трехсотэтажными небоскребами и абстрактной рекламой? С полунищим пролетариатом, отупевшим от телевизоров? С политическими клубами, спортивными клубами, собачьими клубами и тому подобным? С бесчисленными страховыми обществами, которые заботливо опекают вас от колыбели до могилы?

«ОТ-ТАНА ПОПАЛА…»

Вот такого писателя Тырина я люблю. Именно такой Тырин — мой автор. Бывший журналист и работник калужского пресс-центра УВД в своём новом романе талантливо пишет о том, что знает не понаслышке. Меня мало трогают вещи, не связаные с реальной жизнью, мне скучно читать кондовое фэнтези или суперпродвинутый космический боевик. Зато эту фантастически правдивую книгу я проглотил практически мгновенно, за один присест. Автор настолько достоверно, с любовью и горьким юмором рассказывает о жизни обитателей захолустного городка, что я, прочитав всего лишь несколько страниц, без применения компьютерно-витруальных прибамбасов, кибершлема и гипнообработки, внезапно оказался в заштатном Зарыбинске, среди его живых обитателей: иногда — смешных и забавных, а иногда — неприятных и вызывающих отвращение. Тем паче, я сам когда-то родился в населённом пункте, так же далёком от столиц. Вообщем, как говорит один из героев романа, маленький энергичный восьмиклассник Хрящ, мечтающий стать десантником: «От-тана попала!». В посёлке, где я провёл совсем не безоблачное детство, демаркационной чертой, разделяющей территории, контролируемые враждующими группировками подростков, была так называемая «линия» — железнодорожная ветка. В романе Тырина воюют районы с названиями Гимназия и Промзавод. Воюют без всяких причин, только потому, что так заведено, так всегда было. Надо же молодёжи, прозябающей в Зарыбинске, чем-то заполнять пустоту своей бессмысленной жизни.

Простой, естественный, ясный литературный язык, которым отлично владеет Михаил Тырин, живо напомнил мне манеру повествования Александра Мирера. Да и сюжет книги «Синдикат «Громовержец» перекликается с сюжетом классического миреровского «Дома скитальцев». Авторы совершенно разных поколений написали об одном – о подростках из провинциального города, спасающих мир (или, по крайней мере, свой родной городишко) от инопланетных захватчиков. Правда, в «Синдикате» злобные пришельцы оказываются всего лишь оставшимися без управления биороботами-исполнителями из будущего, а у Мирера космические агрессоры — взаправдашние. Не похожую на своих землячек-сверстниц чудесную девчонку, по которой вздыхает добрая половина зарыбинских пацанов, зовут Машкою. В романе Мирера есть не менее замечательная девочка Машка, вместе с которой даже на планету «чужих» в разведку не страшно отправиться. Не знаю, как относится к творчеству А.Мирера сам М.Тырин, но, похоже, что «Дом скитальцев» и «Субмарину «Голубой кит» он в своё время прочёл, а в лице этого молодого автора Александр Исаакович получил достойного последователя и продолжателя. Конечно, Мирер в своё время не мог (да, наверное, и не хотел) так откровенно-безжалостно описывать бедное, дикое, пьяное провинциальное существование. Михаил Тырин в своей книге сатирической чёрной краски не жалеет…

Сбросив на головы жителей маленького городка десант из будущего, автор взрывает скучное существование аборигенов, одновременно заставляя типичных представителей зарыбинского «истеблишмента» показать истинное лицо. Как по-разному ведут себя герои книги! Умница и красавица Машка Дерезуева, единственный человек, изначально посвящённый в тайну пришельцев, ответственно принимает непростые решения. Обычный зарыбинский парень Кирилл, влюблённый в Машку по ушные раковины, но не умеющий толком разобраться в своих чувствах, в экстремальных обстоятельствах проявляет гордый и благородный характер. Напротив, доморощенный местный мафиози Поршень и подловатый сплетник Пакля, случайно получившие в подчинение дуэт бездумных киборгов-бионетиков, демонстрируют свою жалкую внутреннюю сущность, убогое понимание смысла жизни. Злосчастные андроиды, эти «двое из ларца, одинаковых с лица» стали, по оригинальному замыслу писателя, своеобразным оселком, инструментом для проверки своих хозяев «на вшивость». На страницах романа теснятся и другие колоритные, выпуклые, сочно выписанные персонажи: начальник местной милиции, вечно сердитый майор Дутов, которого беспокойные жители Зарыбинска отвлекают от непонятно каких важных дел, скорбно сводящий брови в галочку, с его обычным ответом настырно досаждающим гражданам: «Да подождите вы!»; cталкер свалок Паклаков; мухобоечник Плюгаев; городской дурачок Адмирал Пеночкин; лентяй и трус Пельмень; вожак промзаводовцев Дрын, имеющий свои представления о мужской чести. Добротно вылепленные автором фигуры героев, участвующих в захватывающих таинственных событиях, делают книгу ещё более убедительной.

В нынешнее время на самых разных уровнях делаются попытки обозначить новый дискурс, нащупать современные идеалы, консолидирующие идеи, достойные примеры для подражания, найти произведения, на основе которых можно было бы грамотно и правильно, а самое главное, ненавязчиво индуцировать, воспитать в подрастающем поколении гуманистическое мировоззрение. А зачем где-то искать? Такие произведения уже есть. Фантастико-приключенческий роман «Синдикат «Громовержец» Михаила Тырина — одно из них. Лично я убеждён, что прочитав эту книгу, самый отъявленный и безнадёжный хулиган-подросток станет чуточку лучше.

© Владимир Ларионов

Повесть «Великий Краббен» Геннадия Прашкевича дала название сборнику фантастики «Великий Краббен» (1983), где она была впервые напечатана. Сразу после выхода сборник по доносу одного из недругов Прашкевича затребовали на контрольное рецензирование в Госкомиздат РСФСР, и там рецензентам сразу не понравилось имя главного героя повести – Серпа Ивановича Сказкина, обнаружившего в кальдере острова Итуруп дожившего до наших дней плезиозавра. Впрочем, рецензентам в этой повести много чего не понравилось. Даже невинный каламбур «Кто сказал, что Серп не молод?» был признан надругательством над символикой СССР. В итоге всю книгу объявили вредной, нарушающей идеологические устои. Тридцатитысячный тираж «Великого Краббена», уже поступивший в продажу, приказом Госкомиздата был отозван из книжных магазинов и уничтожен. Позднее Геннадий Прашкевич вспоминал: «Одна женщина, которая при этом присутствовала, рассказала мне, как происходил процесс. Оказывается, есть специальная машина, которая называется «Тайга». Она рубит в лапшу книги, и «лапша» идёт в макулатуру. Но машина не может рубить переплёты. Поэтому перед уничтожением книги завозили в артель слепых, и там вручную сдирали с них обложки. Мистическая картина! Но некоторая часть тиража всё-таки уцелела, — один только магазин «Военная книга» продал за рекордно короткий срок тысячу экземпляров, благодаря чему я до сих пор на встречах с читателями подписываю ту памятную книгу.»

Думаю, что нынешний читатель с трудом поймёт, как повесть Прашкевича могла стать поводом для эдаких катаклизмов вокруг своего первого издания.

Но прочитать её стоит.

P.S.

Тем, кто ставит мне минусы за этот отзыв.

Спасибо!

Напишите свой образцовый отзыв и дайте мне ссылку.

С любовью, Ларионов :smile:

«Деревянные облака», созданные в 1985 году, должны были появиться в 1993-м, в 37-м выпуске сборника «Научная фантастика» («НФ») издательства «Знание», но издание сборников на 36-м выпуске было остановлено.

Вещь на 150 страниц, в которую вбито невероятное множество НФ-идей, проектов и гипотез: любопытный вариант социального устройства общества будущего; терраформирование Марса; грандиозный проект освоения Большого Космоса; экзотическая концепция прорастания праразума прошлого (возможно, убийственно опасного для нынешних носителей разума) в грядущее; экспериментальная система наглядного обучения, инициирующая странные события; конфликт цивилизационных парадигм развития, оборачивающийся жестоким столкновением отцов и детей; трудный, полный сомнений, непрекращающийся поиск истины и себя; партизаны, фашисты и полицаи; необъяснимое перемещение во времени; гениальные интуитивисты-мотиваторы; пугающие будущим экологисты (совсем, как сейчас); сетевики, которых теперь назвали бы хакерами; таинственный «черный сфероид» неземного происхождения…

Обидно, что за четверть века автор так и не развернул это редкое по концентрации этико-социальных конфликтов и научно-технических парадоксов произведение в полноценный роман. Редкое по концентрации идей на страницу, впечатляющее, но всё-таки фрагментарное изложение… Эдуард Геворкян до нынешнего года не возвращался к своей повести, у него были на то причины (хотя для объяснения такого равнодушия к своему творению мне, например, их недостаточно). Вот что он пишет: «У меня сохранилась лишь вёрстка сокращённого варианта, который и предлагается вниманию читателей. Был соблазн переписать, «осовременить» текст, написанный в 1985 году. Но мне кажется, что это будет не очень правильно, поскольку может исчезнуть дух времени, а, вернее, безвременья, в которое мы были погружены. Исчезнет предчувствие неминуемых перемен, странных и непонятных событий, которые прошлись по судьбам моих современников. Читателю судить, верным ли было это решение».

Однозначно назвать основную тему этого романа без положительных героев непросто. Наверное, «Лёгкая голова» — книжка о свободе выбора, которой у нас, на самом деле, нет… О совести и долге… О сегодняшнем дне и о вчерашнем… О людях и людишках… О правах индивида… В общем, о жизни. И немножко – о любви.

Текст переполнен, как обычно у Славниковой, метафорами. Можно открыть на любой странице и наслаждаться, если умеете, если есть у вас соответствующие рецепторы:

«Все-таки он не решался пока закладывать повороты, и брызжущая солнцем субботняя Москва несла его по относительной прямой, точно по трубе. Максим Т. Ермаков почти не узнавал Москвы — то есть на дальнем плане то и дело возникали знакомые сочетания архитектурных форм, а вблизи все мельтешило, искажалось, каждый прохожий был как щелчок ногтем. Внезапно труба вынесла Максима Т. Ермакова на шоссе — кажется, Новорижское, а может, и не Новорижское. Потекла навстречу, будто шелковая лента, разделительная полоса. Как-то вышло, что новый мотобот, независимо от воли Максима Т. Ермакова, повысил передачу, а перчатка добавила газ. И тут что-то случилось с вестибулярным аппаратом, и без того ненадежным: теперь все было так, будто байк с седоком не летит по горизонтали, а карабкается вверх. Оттянутый и облитый скоростью, Максим Т. Ермаков сидел вертикально на копчике, перед ним была грубая асфальтовая стенка, на которой крепились, вроде больших почтовых ящиков, разные транспортные средства. Сперва эти ящики оставались неподвижными, а потом стали валиться на Максима Т. Ермакова, только успевай уворачиваться. Слева и справа словно мазали малярной кистью с густо навороченной зеленой краской; заводными игрушками вертелись светлые и краснокирпичные коттеджи.»

Вычурное изобилие образной выразительности не мешает тексту «Лёгкой головы» быть достаточно простым, понятным и захватывающим. Во всяком случае, в меня он «шёл» намного легче, чем букеровский роман Славниковой «2017». Одно плохо — после Славниковой предельно тоскливо читать плоско-безграмотные творения некоторых наших популярных фантастов. Да ведь никто и не заставляет…

Отличный журнал, приглашающий своими текстами задуматься над происходящим вокруг нас.

Какие ниже смешные мнения. :)

Журнал упрекают в пессимизме, в отсутствии «хорощей фантастики», в низком качестве прозы... Правда, ни один из хулителей не объясняет, что такое высокое качество прозы. И что такое «хорошая фантастика» тоже не объясняет. Хоть бы примеры привели, что ли... Если вы чего-то не понимаете, не стоит демонстрировать это непонимание всему свету. Ваше мировоззрение не сходится с мировоззрением главреда «Полдня» Бориса Стругацкого? Организуйте свой журнал и покажите, как надо смотреть на мир.

Быков, Прашкевич, Житинский, Дубинянская (я назвал первых пришедших на ум авторов «Полдня») — по-вашему не умеют писать? Да, они действительно не умеют писать по-вашему. И слава Богу!

А что касается невесёлости некоторых вещей, так ведь жизнь за окном не даёт особого повода для веселья. Вы посмотрите на эту жизнь. Она ждёт нашего вмешательства. И журнал «Полдень» каждым своим номером напоминает всем нам об этом.

И тираж «Полдня» кое о чём говорит. В наше время 18 с лишним тысяч экз. — это достаточно много для фантастической периодики.

На такие книги не стоит писать рецензии. Это всё равно, что писать рецензии на библию. Ведь рецензия — всегда в той или иной степени навязывание мнения рецензента, его субъективная оценка, его личное понимание произведения, его изложение содержания книги. Кстати, пересказывать книгу тоже не стоит. Лишь в том случае, если читатель наберётся смелости и терпения, сам её одолеет, сам пройдёт необходимые «круги ада», лишь том случае он чему-то научится и сделает свои выводы. Эту книгу лучше воспринимать сознанием, незамутнённым ничьим предварительным вмешательством, почва должна быть неподготовленной, вы всё сами правильно поймёте, если уже созрели для понимания…

Это будет некомфортное и тяжёлое чтение. Это жестокая и жёсткая книга. Вызывающая отторжение. Местами даже отвратительная. Неправда, что литература вообще не действует на людей. Именно такие книги меняют читателя, отшлифовывают его взгляды, помогают понять себя, осознать своё место в огромном, странном и очень недружелюбном мире. А ведь настолько враждебным этот мир сделали сами люди... Как им стать добрее и лучше? Как выздороветь морально и физически? Кто им поможет? Нужен ли им Мессия? Есть ли Бог? Есть ли Бог в нас?

Автор пытается ответить…

Яна Дубинянская — фантаст (использую мужской род, чтобы подчеркнуть полную свою серьёзность и уважение к творчеству писательницы, «женский» оттенок прозы которой всё-таки уловим), работающий на стыке фантастики и настоящей «большой литературы», а, может быть, и внутри оной. Точная оценка зависит от того, в каком именно гетто сидит оценивающий. И, уж несомненно, Дубинянская входит в невеликую когорту фантастов, неустанно «подтаскивающую» фантастику к боллитре. Люди в её произведениях — живые и реальные, а используемые ею фантастические допущения — смелы, глобальны и вполне научны. И в «Гаугразском пленнике», и в «Н2О», и в «Глобальном потеплении», и в «Письмах полковнику», которые я только что прочёл. Ненавязчивые аллюзии (название последней книги) на «Полковнику никто не пишет», помогают нам (само собой тем, кто читал повесть Маркеса), как-то домыслить ауру вокруг образа «Лилового полковника». Но это вовсе не значит, что автору не хватает собственного воображения. Дубинянская умеет создавать свои вселенные. История обычной учительницы с необычным прошлым, разыскивающей убийц своего отца-экс-диктатора и загадочный Ресурс в Срезе, параллельном, почти сказочном мире с инициированными и дикими драконами, где она в когда-то провела детство (была принцессой!), рассказана мастерски. А замечательные письма Эвиты Роверта отцу, завершающие каждую из глав романа, постепенно и органично знакомят читателя с внутренним миром и драматической биографией главной героини, вводят, так сказать, в самую суть.

В финале романа есть разъяснение одного из ключевых моментов (оно мне, недавно прочитавшему «Се, творю» Вячеслава Рыбакова, очень по душе пришлось). Не хочу спойлерить, поэтому конкретику не привожу, просто сошлюсь на известное выражение: «Легче верблюду пролезть в игольное ушко, нежели богатому попасть в рай», только «богатого» в нём надо заменить на «исполненного нечистых помыслов». Не сговариваясь, Дубинянская и Рыбаков ставят на пути собравшихся шагнуть в новый мир один и тот же барьер, преодолеть который дано далеко не всем. Собственно, барьер сей ставят не писатели, его ставит их внутренняя нравственная природа, их совесть, их Бог...

За что их и люблю (я о Славе и Яне), потому как тоже верю в этого Бога.

Более полный отзыв (с обсуждением) — у меня в ЖЖ:

http://lartis.livejournal.com/740053.html

В свое время Ю.Брайдер и Н.Чадович плотно сотрудничали с Всесоюзным творческим объединением молодых писателей фантастов (ВТО МПФ) и минским литературно-издательским агенством «Эридан». События, связанные с историей возникновения, расцвета и разрушения этих издательских монстров (в книге замаскированы соответственно под ТОРФ и «Эпсилон»), передаются в романе сквозь призму восприятия начинающего фантаста Жмуркина, ставшего членом ТОРФа, и излагаются с издевательским юмором. Для продвинутого любителя фантастики со стажем не составит труда разгадать, кто именно скрывается за «говорящими» фамилиями Самозванцев, Чирьяков, Савлов, Топтыгин или Кишко. Образы директора-администратора Верещалкина, постоянно голодного трезвенника-новеллиста Гофмана-Разумова, небесталанного хулигана из Сибири Вершкова, сотника Бубенцова – автора нескончаемой эпопеи «Синдбад возвращается в Багдад» и многих других участников не таких уж давних событий получились у авторов убийственно похожими на реальных людей. Замечательно описана деятельность Жмуркина в «Эпсилоне» на ниве адаптирования для отечественного потребителя произведений короля западного детектива Руби Роуда (прозрачный намек на Джеймса Хедли Чейза, бесконечное собрание сочинений которого выпускалось «Эриданом»). Пишущий эти строки знаком со многими действующими лицами романа (правильнее сказать – с их прототипами), участвовал в семинарах ВТО МПФ, бывал в гостях у «Эридана» и может подтвердить: так все и было. Ну, или почти так.

Подробнее здесь:

http://www.rusf.ru/ko/parad/010904_1.htm

Ещё подробнее — здесь:

http://www.sf.perm.ru/lavka_kritic4.shtml

Рассказ, ласкающий душу филолога и сердце книголюба. Гелприн сумел создать непошлую и оригинальную литературную иллюстрацию печального процесса ухода в небытие бумажной книги (да и книги вообще). Примерно в середине вещи я стал догадываться, чем всё закончится, но догадался не обо всём. Написано трепетно и пронзительно. Рэй Брэдбери вытирает слезу. Я не иронизирую.

Сергей Ю. Кузнецов известен читателю психологическими детективами о становлении интернета, рейва и бизнеса в девяностых годах («Семь лепестков», «Гроб хрустальный», «Серенький волчок»), тошнотворно-патологическим триллером «Шкурка бабочки», скандально-неформатным футурологическим романом «НЕТ» (созданным совместно с Линор Горалик) и необычной семейной сагой «Хоровод воды», сделавшей автора финалистом премии «Большая книга». Отъявленный постмодернист, не жалеющий нервов взрослого читателя, на сей раз написал в меру страшную сказку для тинейджеров (но не только для них), посвятив её своей дочери Ане. Я не знаю, сколько лет Ане, но думаю, что уж она-то книгу папы в любом случае прочитала. И ваш покорный слуга, хорошо представляющий, на что способен Сергей Кузнецов, тоже прочёл роман с интересом. Что касается подростков, то надежды на то, что книжка окажется в их руках, очень мало. Читают они нынче неохотно, к тому же вышел роман совсем не в детском оформлении. А ведь действительно мог бы им понравиться... Потому как главные герои романа подростки и есть. В «Живых и взрослых» школьники-семиклассники раскрывают ужасные тайны, дружат-дерутся и носятся с идеей изменить мир. Изменить мир у них не очень получается, а вот себя они, конечно, изменяют.

Исходные обстоятельства писатель придумал любопытные. Он поделил вселенную романа на мир живых – несколько скучноватую, не купающуюся в излишествах страну, похожую на СССР семидесятых, и на мир мёртвых (Заграничье) – пространство, продвинутое технологически, с деньгами, которые заменяют мёртвым время, с секретными лабораториями, шпионами и злодеями, одержимыми мечтой о тотальном всевластии. Умирая или погибая, люди живого мира не уходят в небытие, а продолжают существование в мире мёртвом. И здесь уж кому как повезёт… Кто-то превращается в упыря, зомби, или «фульчи» *, а кто-то остаётся почти человеком. Мёртвый мир богат и достаточно комфортен, ведь благодаря аккумулированию знаний умерших технологии в нём используются исключительно передовые и самые лучшие. Зато у живых есть возможность выбирать между добром и злом, мёртвые же свободы воли лишены, они давно, ещё при жизни, свой выбор сделали… Миры разделяет Граница, но деловые, дипломатические и торговые связи между ними поддерживаются.

Автор очень естественно играет сразу на нескольких литературных полях (сказка, хоррор, фэнтези, шпионский роман, подростковая драма), удовлетворяя самые разные читательские потребности. В романе есть ребятишки со всеми комплексами, присущими их возрасту, с первой своей любовью, взрослением и познанием жизни, есть мерзопакостные мертвяки, есть загадки и приключения, социальное неравенство, ностальгия по потерянной «доброй» стране, есть обличение безудержного «употреблятства», есть тоска по зелёным дворам, улицам без автомобильных пробок и по безвозвратно потерянной высокой духовности.

«В этом мире заправляют мёртвые. Мёртвых намного больше, чем живых. Они заполнили наши скверы, наши парки и бульвары, наши улицы и площади. Они привезли с собой мертвые машины, быстрые, красивые, убивающие все живое. Во дворе, где раньше играли дети, где гуляли матери с малышами, — там парковка мертвых машин.

Наш город – это город мёртвых.

Мы боимся ходить по нашим улицам.

Мы боимся заходить в наши подъезды.

Мы боимся отпускать из дома наших детей.

Мертвые отняли все, что у нас было: наши книги, наши фильмы, наши улицы. Нашу работу. Наши дома. Наш город. Нашу жизнь. Они вошли в каждый дом: с экрана телевизора, со страниц газет, с вращающихся тарелок интердвижков».

Два мира, вложенных в книгу автором, окружают нас и сейчас, так что, дорогой читатель, хочешь – просто читай подростковую шпионскую сказку, а хочешь – задумывайся о смерти, улавливай и анализируй подтексты, аналогии и прозрачные намёки. Один из таких намёков есть и в названии романа.

Кстати, в самом его конце написано: «Конец первой книги».

* «Фульчи» — это забавное наименование писатель придумал для одуряюще пахнущих и смертельно опасных зомби-девочек с куклами в руках. Был такой итальянский кинорежиссёр Лючио Фульчи (1927-1996), известный своими кровавыми фильмами ужасов («Зомби», «Седьмые врата ада» и др.).

Читал эту книгу в год выхода с вожделением.

Она стала одним из кирпичиков, заложивших в детстве мою непреходящую любовь к фантастике...

Но того, что Татьяна Гнедина была внучкой Парвуса, не знал...

Спасибо Фантлабу!

Читая первые страницы этой книги, я было решил: то, что надо, «мой» роман! Ещё бы, ведь герой «Мовы» находится в сильнейшей эмоционально-наркотической зависимости от языка, от слова, от текста, а я и сам давно такой. Но, проглотив несколько десятков страниц, я понял, что всё не так просто. Во-первых, «торчит» персонаж не от замечательной стилистики и гармонии вообще языка, а исключительно и конкретно от чистой беларуской мовы. И не надо считать моё написание прилагательного «беларуской» ошибкой, я его произвожу здесь не от старой «Белоруссии», а от нынешней «Беларуси». Во-вторых, основных героев, рассказывающих о происходящем, в книге на самом деле – двое: Барыга и Джанки. Правда, излагают они свои мысли настолько сходным образом, в такой одинаковой манере, что я с разгону не сразу сообразил, что чередующиеся главки («Барыга» – «Джанки» – «Барыга» – «Джанки» и т.д.) написаны от лица разных персонажей. В-третьих, фрагменты посторонних произведений, вставленные в книгу и являющиеся неким аналогом наркотической субстанции, приведены в русскоязычном варианте романа именно на беларуской мове. С одной стороны, это хорошо: такие абзацы чётко выделяются на фоне всего остального контента, с другой – плохо: мне, не знающему языка Якуба Коласа и Язэпа Лесика, трудно по достоинству оценить всю кайфовую прелесть строчек колдовского «кода, по которому структурировано бессознательное». Хотя… Наверное, уступая своему бессознательному, я иногда, на давних фантастических фестивалях, просил покойного Николая Чадовича «поговорить на мове». И Коля что-то говорил, а я с упоением слушал певучую и грубоватую (в моём примитивном понимании) белорусскую речь. Кстати, в первые минуты употребления «Мовы» Виктора Мартиновича мне на ум почему-то пришёл украинский поэт и прозаик Сергей Жадан. Что-то есть похожее в нарочитой евроинтернациональной стилистике и напористой западной технике письма этих авторов... И Жадан не заставил себя ждать – его «Березень у циганських районах», переведённый на мову, имплантирован Мартиновичем в роман и превращён там в мощнейший «несубстанциальный психотроп».

Пунктирно о сюжете и коллизиях. Время действия я вычислил путём несложных арифметических подсчётов. В романе упоминаются разные календари, но по григорианскому – 2043 год. Близкое будущее. Союзное государство России и Китая отделено от Евросоюза Великой Китайской стеной. Место действия – Минск, обычный город Северо-Западных земель Союзного государства. От Минска недалеко и до Варшавы. А из Варшавы наркодилер Барыга, его зовут Сергей, возит стафф – свёрнутые бумажки с текстами на мове (свёртки). В Союзном государстве мова строжайше запрещена, ни одного печатного издания на мове в стране не осталось, за соблюдением запрета следит огромный, суровый и влиятельный Госнаркоконтроль, карающий трафикеров смертной казнью. Антиутопия. Почти «451 градус по Фаренгейту». Бездуховность. Культ потребления. Поклонение шмоткам. Полнейшая бездуховность. Заурядные философские откровения героев. Китайские жилые муравейники прямо на минских исторических постройках (что-то похожее на облепленный лачугами «Гольден-Гейт» Гибсона в его «Виртуальном свете»). Всеобщая бездуховность. Любви нет. Семьи нет. Офисная тина. Рекламный цинизм. Тотальная бездуховность. Китайские триады. Провинционализм. «Тутэйшность». Беларуский национализм. Сопротивление. Мова – это единственный нематериальный наркотик, который воздействует на тутэйших. Мова для них – это этика. Мова – это возрождение. Мова – это исконное понимание того, что есть добро, а что есть зло, зашифрованное в словах. Сергей пытается в чудом провезённых через таможню сонетах Шекспира (в переводе на мову Владимира Дубовки) найти нужные слова, в частности ещё одно, кроме «любоу» и «каханне», забытое слово, обозначающее чувство, связывающее мужчину и женщину, «которое вмещает всю нежность связи между тобой и твоим любимым». Это слово позарез, жизненно необходимо загадочной Элоизе, возглавляющей Сопротивление...

Динамично, порой непредсказуемо, порой трагично. Местами, конечно, вторично. Читайте. Во всяком случае, в процессе освоения «Мовы» я немедленно заказал доступную сейчас в «Лабиринте» первую книгу Мартиновича «Паранойя» (2010), в Беларуси запрещённую. А заодно открыл для себя неожиданного белорусского художника Язэпа Дроздовича (1888-1954), картина «Космополис» которого использована в оформлении обложки «Мовы» (2014), изданной в переводе на русский язык Лидии Михеевой в Вильнюсе без указания тиража и прочих привычных выходных данных.

Антиутопия «Золотой миллиард» появилась на свет в результате бесед автора с известным украинским генетиком, академиком Виталием Кордюмом, который предрекает возможное полное устранение человека из ноосферной системы грядущего. Писатель лишь художественно развернул выданную учёным безрадостную оценку перспектив, ожидающих землян. Любопытнейшее интервью с В.Кордюмом было в своё время публиковано в журнале Бориса Стругацкого «Полдень. XXI век» (№2, 2004). К сожалению, если в самое ближайшее время не будет создана новая цивилизационная парадигма, которая спасёт мир от приближающегося глобального системного кризиса, пессимистические прогнозы академика имеют все шансы превратиться в печальную действительность...

Я сам когда-то жил в такой же общаге, с такими же соседями и такой же комендантшей (только её Анна Ивановна звали, а не Ольга Васильевна). И, между прочим, выжил, что позволяет мне воспринимать роман несколько более оптимистично, чем это задумывалось автором. Не предавались мы постоянным беспросветно-тоскливым рефлексиям, потому и вены себе не вскрывали. Из окон действительно вываливались, но больше по пьяни...

Главного героя Отличника доконала общага. Но всё-таки, чтобы убить Отличника (а для начала — его любовь — светлую девочку Серафиму) писателю пришлось прибегнуть к помощи бога из... локомотива. Инферно общаги, автором же и созданного, оказалось недостаточно.

Замечательный язык. Прочитайте второй абзац первой части про «брусок уличной чистоты, задвинутый в затхлый массив здания» — гениально срисовано! Словно ты сам в этой комнате с распахнутыми окнами...

Или вот это: «В дверь громко стукнули. Отличник, ничего не соображая, сел, схватил со стола толстый будильник и тупо уставился на усатый циферблат. Было без пяти восемь». Не знаю представляет ли себе нынешний студент так же живо, как я, те самые «толстые и усатые» будильники, который мы ставили в тазики-резонаторы, чтоб они громче звенели, поднимая нас, невыспавшихся...

А это: «В дальнем окне в конце коридора чернела лакированная ночь. Вокруг было пусто, в сердце ясно».

Всем читать.

Когда я читал роман Юрия Арабова «о том, чего никогда не было в России», то сразу же вспомнил ранний рассказ Вячеслава Рыбакова «Давние потери» (1984). В этом рассказе, таком пафосно-добром и таком выспренне-искреннем, Рыбаков возвращает нашей стране то, что мы потеряли в тридцатые годы. Писатель создаёт идеальный мир, в котором слова на самом деле значат то, что значат: «Если уж мост – так мост, если забота о народе – так забота о народе, если коммунизм, так уж – коммунизм… Без обмана». В «Давних потерях» Рыбакова Сталин мил и душевен, вторую мировую мы не допустили, люди в СССР веселы, честны и счастливы, настоящее – замечательно, будущее – прекрасно.

Юрий Арабов в утопии «Столкновение с бабочкой» возвращает в реальность то, что мы потеряли ещё раньше, автор пытается соединить раскалывающийся мир искренностью и любовью. Царь Николай Александрович в романе находит в себе силы измениться и понять: если революционные перемены неизбежны, их не стоить бежать, их надо возглавить. Российский монарх не отрекается от престола 2 марта 1917 года и делает несколько парадоксально-неожиданных исторических ходов, в результате которых вся гибельная конструкция известного нам будущего России рассыпается. Проявляя незаурядную настойчивость и мудрость, он заключает в Гельсингфорсе сепаратный мир со своим дядюшкой Вильгельмом, кайзером Германии, а главного оппонента – лидера партии большевиков Владимира Ленина назначает главой правительства. Первая половина книги написана по-хулигански легко, цинично и иронично, я заливался порой весёлым смехом, но постепенно автор как будто начинает понимать, насколько серьёзные темы он затронул, и повествование становится более тяжеловесным и печальным. Конечно, обосновать гротескные девиации и метания своих основных персонажей Ленина и Николая Второго Арабову непросто, но в целом автор с задачей справился. Невозможная посмодернистская фантасмагория? Да. Но если вспомнить истинные исторические события, то многое из реально случившегося после отречения царя кажется дурным сном – например, расстрел царской семьи в подвале ипатьевского дома. Государь в финале книги видит этот кошмарный сон, своеобразный краткий кровавый конспект судьбы России и своей судьбы и, содрогаясь от ужаса, бьёт поклоны перед иконой Спаса.

В отличие от Сталина писателя Рыбакова Сталин Арабова добрым стать не успел, «тихого» Кобу просто расстреляли (по секретному приказу Ленина) вместе со Свердловым и рядом других «пламенных» революционеров в том же злополучном екатеринбургском подвале.

В романе действует множество известных исторических личностей: Ленин, Крупская, Троцкий, Антонов-Овсеенко, Луначарский, императрица Александра Фёдоровна, министр двора Фредерикс, Матильда Ксешинская, ефрейтор Шикльгрубер... Но главный герой романа – разумный компромисс. Именно благодаря умелому применению компромисса удаётся остановить смертоносную машину первой мировой войны и отменить мясорубку войны гражданской. Юрий Арабов говорил в одном из своих интервью: «Исторического компромисса у нас никогда не было: власть и народ рвали друг другу глотки, и это привело к закату великой страны, к закату культуры, который мы сегодня наблюдаем. Если сказать совсем примитивно, то власть должна использовать оппозицию в управлении, а оппозиция должна поставлять власти квалифицированные кадры. Царь из моего «Столкновения» это интуитивно чувствует и направляет историю ХХ века в мирное русло сотрудничества внешне непримиримых сил, чья непримиримость оказывается иллюзорной. В моем романе описан политический идеал автора. Это мое личное высказывание о том, что происходит в России сегодня. О том, что ей нужно как воздух, — о компромиссе».

Я лишь догадываюсь, что (или кого) конкретно имел в виду Арабов, используя в названии романа слово «бабочка». Конечно, вспоминается знаменитая бабочка Рэя Брэдбери и приходят мысли о том, как легко изменить ход истории, если знать, где порхает нужный мотылёк... Сам Арабов считает, что: «Границы человеческой свободы определяет честность. Если перед людьми и Богом ты ничего не скрываешь, то любое испытание, выпавшее на твою долю, будет столкновением с бабочкой».

Благодаря знаменитому рассказу американского фантаста бабочка – символ мимолётности и быстротечности жизни, одновременно стала и символом-обозначением точки бифуркации, в которой можно жизнь перенаправить, перезагрузить. К сожалению, власть и общество редко замечают точки перелома событий, моменты истины, когда можно без лишних потерь перевести течение истории на другой уровень, в спокойное и счастливое русло. Но всегда ли сама бабочка своевременно осознаёт, что пришёл её час? Что ей пора переделывать мир?

Цитата:

В политике не нужно бояться врагов. Нужно предлагать им сотрудничество. Возможность, которую ты им дал, проявит их истинную сущность. Не может быть врагов у человека, который открыт всем. Не может быть врагов у человечества, которое открыто всем. Враг возникает тогда, когда дразнишь его палкой. Если грядет революция, возглавь ее.

***

Опубликовано в моей авторской колонке 7 мая 2015 года: http://fantlab.ru/user31429/blog/tag/Арабов

Гипотетическая Земля, на которой задолго до появления людей утвердилась древняя цивилизация грандов или мажоров (от латинских слов grandis – большой, важный и major – старший, больший). Гранды произошли от древнеавстралийских шестиплавниковых рыб. Обоеполые позвоночные, да еще с крыльями (правда, рудиментарными), размножающиеся чем-то вроде почкования, они и дальше бы жили в уютной Австралии, но

Автор очень достоверно (Мария Галина в прошлом биолог) рассказывает о происхождении и анатомии мажоров, ярко показывает драму взаимоотношений главных героев повести: человека 0леся Воропаева и молодого мажора Себастиана, убедительно конструирует историю сосуществования и трагического конфликта грандов и людей, конфликта, в котором обе стороны по-своему правы…

В кои-то веки хоть кто-то из наших фантастов не побоялся сделать остросатирическую повесть на современном российском материале. Сюжет любопытный, хоть и заимствованный у Гоголя: от прапорщика ВОХР Ковалёва самым нахальным образом сбегает член. Как вы помните, у Николая Васильевича нос становится высокопоставленным чиновником, а у Щёголева сбежавший орган стал аж президентом Росиии. Естественно, Ковалёв пытается вернуть его на место, пускаясь для этого на всяческие ухищрения, позволяя автору, подробно и душераздирающе их описывающему, сказать всё, что он думает о нашей действительности.

Я не очень-то разбираюсь в массе специфических подробностей и терминов, из которых сделан этот рассказ. Но абсолютно все эти детали работают у Гелприна на результат. Чрезвычайно сильная вещь.

Основанный на смелом применении авторского «новояза» и рискованной стилистической игре, но при этом сугубо научно-фантастический роман. Отмечен несколькими жанровыми премиями, в том числе премией «Бронзовый Икар» «За настоящую НФ». Расшифровывая свой призыв к чтению этой книги, размещённый на первой странице обложки «Я, Хобо»: «Да ведь это — «Золото бунта» от НФ! Всем, у кого мозги не окончательно разжижились — одолевать непременно», добавлю, что Алексей Иванов в своём романе «Золото Бунта» создал особую языковую реальность, и этот же фокус замечательно проделал Сергей Жарковский. Использовать язык не только как инструмент, но и как материал высказывания не каждому под силу, далеко не каждому...

Вот что я написал 22 апреля 2005 г. сразу по прочтении журнального варианта романа:

Дочитал роман Дмитрия Быкова «Эвакуатор» (тот вариант, что вышел «Полдне»). Чтение начал по дороге в Киев на «Портал», потом пришлось прерваться, поскольку текст этот лучше читать на трезвую голову. Спасибо Нику Романецкому, передавшему мне 2-ой номер «Полдня«!

Вещь из ряда вон выходящая, что называется «удар под дых». Роман наивный и глубокий, трагический и смешной, непредсказуемый и угадываемый в своих наворотах. Социологам и политологам, анализирующим российскую действительность далеко до Быкова, который легко, мимоходом, одним точным предложением, умным абзацем, хулиганским приколом расставляет нужные приоритеты и акценты: «...левые и правые в российской политике всегда умудрялись промахиваться мимо огромного главного, с издевательской точностью попадая в десятистепенное...», «...каждый живёт, будто делает нелюбимую работу — и главное, стопроцентно бессмысленную...», «Почему это мы не какаем?!» Тем самым Катька, тогда четырёхлетняя, сразу становилась ответственной за то, что воспитательница тоже не какает»...

Тарабарский язык эвакуатора Игоря с Альфы Козерога, его межзвёздный корабль, похожий на садовую лейку, печальная атмосфера романа, посткатастрофические пейзажи заставили меня вспомнить фильм «Кин-дза-дза» Георгия Данелии. Но если уж и проводить подобные аналогии, то «Кин-дза-дза» у Быкова — намного болеее страшная, безысходная, крепко привязанная к нашим сегодняшним событиям, аппроксимированным в ближайшее возможное (ох, не надо нам такого) будущее. А ещё — это роман о большой любви: высокой и одновременно приземленной, о любви настоящей. Кто хоть раз любил по-настоящему и, что очень важно, любил взаимно, тот не найдёт в описании любви Катьки и Игоря фальши, безоговорочно поверит в их чувства, провалится в роман и будет мучиться и биться о холодные стены мира вместе с ними. Влюблённым нужен высокий покровитель: Царь, Бог, Люцифер, Воланд...

«Потому что любовь — это выход из всех договоров, из всех раскладов,

Выпаденье из всяких рамок, отказ от любых конвенций,

Это взрывы, воронки, шлагбаумы, холодные ночи,

Танцы на битом стекле, пиры нищеты и роскошь ночлежек,

Нескончаемая тоска полустанков и перегонов,

Неописуемый ужас мира, понимаемый по контрасту...»

Быков в тексте довольно часто апеллирует, обращается к фильмам, стихам, прозе других авторов. Иногда кого-то обличает. В частности, досталось Веллеру. А вот смешная фраза про братьев Стругацких, которая вызовет особенно довольную улыбку у поклонников АБС, поскольку роман впервые вышел именно в журнале Бориса Стругацкого: «...по сравнению с личной жизнью подруги Лиды, чей муж вообще таскал её в байдарочные походы и постоянно цитировал бр. Стругацких, наш был ещё приличный, даже с проблесками понимания».

Я пишу всё это сумбурно, только что закончив чтение романа. К тому же, я здорово получил по мозгам, наткнувшись на фразу, напечатанную мелким шрифтом в конце десятой главы: «О том, что случилось дальше, читатель сможет узнать из последней главы романа. Полный текст выходит в издательстве «Вагриус» в марте 2005 года».

Книги у меня пока нет, возможно, последняя глава «Эвакуатора» перевернёт-изменит мои впечатления от романа. Но ведь ЖЖ тем и хорош, что в него записываешь мысли, которые волнуют тебя сегодня, сию минуту. И я хочу написать здесь и сейчас: ПРОЧИТАЙТЕ РОМАН!

«Дядя Коль явно хотел сказать ещё что-то, но не знал, как; когда такие люди хотят привести последний и безоговорочный аргумент в свою пользу, они приписывают к заявлению «Прошу в моей просьбе не отказать».

22.04.2005

Взросление и становление личности Николая Ярилова, главного героя романа «Атака мертвецов», происходит на широком военно-историческом фоне в трагические годы поражений в русско-японской и Первой мировой войне, имевших тяжелейшие последствия для царской России. На этот раз роман Максютова к фантастике отношения не имеет, но её любителей автор предусмотрительно утешает тремя ироничными вставными главами-фантазиями, написанными гимназистом Яриловым, в которых они с другом Серафимом Купчиновым, «красивые и стройные», используя сконструированные Колей подводные лодки и летательные аппараты, легко побеждают незадачливых японцев. К сожалению, в реальной жизни всё случилось ровно наоборот. Понеся большие потери, Россия войну проиграла. Но именно желание отомстить за обидное и унизительное военное фиаско и, конечно же, влияние авторитетов отца, военного инженера, ещё в 1880 году сражавшегося в Туркестане с непокорными текинцами и старшего брата, поручика Андрея Ярилова, погибшего в 1904-м в Маньчжурии, подвигает юного Николая посвятить себя серьёзнейшему изучению прикладных наук и военного дела.

Как и обычно в книгах Максютова, в этом романе много всего. Я бы сказал, «через край». Автор блещет эрудицией, умело используя в одних местах – патриотические ноты, в других – сентиментальные и романтические интонации. Капитан запаса, Максютов хорошо знает военное прошлое нашей страны, и читатель вместе с героями проходит горький и героический курс отечественной истории. В науке и технике автор тоже неплохо разбирается, поэтому на идеи не скупится. А про то, как легко и увлекательно Максютов умеет писать, я и раньше говорил неоднократно. При чтении его романа одновременно вспоминаются и Каверин, и Катаев, и Пикуль. Да, в «Атаке мертвецов» много войны, но есть и роковая любовь, буквально сбивающая героя с пути истинного. Не дай Бог такую любовь встретить, но Бог даёт…

Как с завистью замечено мною выше, незаурядный ум Тимура Максютова выдаёт на-гора слишком многое, в результате книга с трудом это «многое» вмещает. Спрессованные события истории России и сжатые биографии героев романа рвутся из тисков книжной обложки, требуя более развёрнутого изложения и осмысления. Роман «Атака мертвецов» заканчивается концом октября 1917 года, большевистским переворотом. Далее автор пока не заглядывает. Хотя, как мне кажется, заглянуть может, да и предпосылки к этому имеются. Писатель откуда-то знает объёмную, подробнейшую, не умещающуюся в рамки одного тома, не укладывающуюся в обычную реальность летопись-хронику рода Яриловых, и, может быть, ещё ознакомит читателей с нею в полном объёме. Кстати, дальний родственник Николая Ярилова (его зовут Дмитрий) с размахом действует в предыдущих романах Максютова «Князь из десантуры» (2016) и «Нашествие» (2017

УМЕТЬ ВЫСЛУШИВАТЬ САМОГО СЕБЯ…

Игорь Сахновский начал работу над этой книгой в 2002-м году в средневековом шотландском замке Готорнден неподалёку от Эдинбурга. Награждённый за свой дебютный роман «Насущные нужды умерших» (1999) британской международной литературной премией The Fellowship Hawthornden International Writers Retreat, обеспечивающей месяц комфортного затворничества в Готорндене за счёт Эдинбургского университета, писатель провёл тридцать дней в уединении (гостей приводить не разрешалось), занимаясь исключительно литературным творчеством. Судя по тому, что «Человек, который знает всё» вышел лишь в 2007-м, условия для завершения романа на родном Урале (Сахновский живёт в Екатеринбурге) были не столь благоприятны, как в уютной Шотландии. Тем не менее, вернувшись из творческого отпуска, автор время даром не терял и, успешно сомещая службу в должности редактора глянцевого потребительского гида «Я покупаю» с писательским делом, в 2003-м году получил Гран-при Всероссийского конкурса «Русский Декамерон» за «лучшее произведение любовно-эротической тематики», а в 2005-м выпустил сборник «Счастливцы и безумцы», вошедший в шорт-лист премии «Национальный бестселлер-2006». Роман «Человек, который знал всё» на момент написания этой рецензии включен в список финалистов «Русского Букера-2007» и в шорт-лист самой крупной (по финансовому наполнению) литературной премии «Большая книга-2007». Заинтригованный такой единодушно-высокой оценкой новой книги И.Сахновского критиками «основного потока», а также тем, что в её основе лежит абсолютно фантастический корневой сюжет, я решил непременно прочесть роман. И прочёл.

Автор романа всецело находится в контексте мейнстрима и (поскольку — ноблес оближ) не ограничивается тривиальным детективным сюжетом, а копает глубже. Во второй части романа Безукладников оказывается за границей, хладнокровно (даже несколько флегматично) воюет теперь уже с международными спецслужбами и прочими охотниками за его феноменальным даром — лакомым куском абсолютно для всех: от политиков и военных до бизнесменов и гангстеров. Претерпевая заметную метаморфозу, из ничтожной личности и слабака он превращается в незаурядного (вроде бы) человека. Я пишу «вроде бы», потому что вовсе не уверен в правильности этого утверждения. Писатель как бы стесняется полноценно и объёмно показать то, что происходит непосредственно с героем, что делается внутри него. В ряде глав книги повествование ведётся от лица второстепенного персонажа, некоего Игоря, не очень близкого приятеля Безукладникова, и читатель вынужден довольствоваться скудными впечатлениями Игоря (судя по всему, это — сам автор, внедрённый в пространство романа) от чрезвычайно редких встреч с Безукладниковым, а также догадками Игоря о скрытой сути происходящего. В тексте есть электронные и обычные послания Игорю от Александра Платоновича и его любовницы, которые помогают пролить дополнительный свет на ряд загадочных обстоятельств. По этой информации читатель достаточно легко достраивает внешнюю картину событий, но совсем не видит картину внутренних эволюций главного героя. Мешает излишняя «сжатость» книги. Для получения более развёрнутого восприятия читателю очень пригодился бы феноменальный дар Безукладникова… К сожалению, обычным людям приходится довольствоваться всего лишь зачатками провидческих способностей, которыми Всевышний наделил нас весьма скупо. Но отчаиваться не стоит. Говоря словами главного персонажа, надо «…уметь выслушивать тишину и самого себя. Ведь буквально всё, что мы хотим знать о своём настоящем, прошлом и будущем, — в нас уже присутствует. Более того, оно страстно желает быть услышанным».

Несмотря на кажущуюся поверхностность, этот занимательный авантюрно-интеллектуальный триллер даёт достаточно пищи для размышлений. Написан роман чрезвычайно лёгким, изящным слогом: Сахновский умеет и любит работать со словом, он — автор двух поэтических сборников. А ещё — роман донельзя кинематографичен. Последнее заметил не только я. Ещё до выхода книги ею заинтересовались киношники. Съёмки уже ведутся. Сценарий будущего фильма написал сам Игорь Сахновский в соавторстве известным театральным режиссером Владимиром Мирзоевым (он же — режиссёр будущей картины). Роль Безукладникова сыграет Егор Бероев, в картине также снимаются Екатерина Гусева и Максим Суханов.

© Владимир ЛАРИОНОВ, ноябрь 2007.

Опубликовано в журнале «Реальность фантастики» #12, 2007.

UPD

Отличная книга, а фильм, к сожалению, не получился...

Успех «неформатной» повести «Белый мамонт» с обескураживающим пояснением в выходных данных – «перевод с неандертальского» (премия Б.Стругацкого «Бронзовая улитка», премия Международного Конгресса фантастов «Странник», ряд других премий) лишний раз доказывает, что смелости язвительных операций мысли Прашкевича нет никаких границ. Первые люди пытаются найти управу на мохнатого Творца земли и неба – белого вечного мамонта Шэли. Они придумывают огромное копьё с парусом, а заодно – поэзию и живопись. «Многие вершины, – пишет «переводчик» во вступлении к повести, – казавшиеся нам вечными, известны теперь только по позднейшим перерисовкам, по отголоскам чудовищно архаичных мифов, другие забыты безвозвратно; что же касается неандертальских шедевров, они вообще сохранились фрагментами. Полную картину уже не воссоздать. Но время от времени мы находим темные пещеры с наскальной живописью, изучаем следы неясных доисторических сооружений, обломки странных орудий. Там, где единый каменный рассказ разорван, где нет никакой возможности восстановить утерянное, мы пытаемся заполнять лакуны более поздними фрагментами мирового искусства, совпадающими с первоосновой по интонации. Это, в общем-то, в природе человека. Это очищает от скверны».

ВОЗВРАЩЕНИЕ СО ЗВЁЗД

Роман Марии Галиной «Волчья звезда» — одна из первых книг, выпущенных в начале 2003-го года московским издательством «Махаон», возобновившим выпуск современной фантастики в серии «Зелёная луна».

В не очень далёком будущем земные учёные находят способ сделать людей практически бессмертными. Претенденты на вечную жизнь проходят специальную обработку в так называемом имморталии – своеобразном инкубаторе для бессмертных, где потом и пребывают безвылазно: «…никто не знает, что там происходит с людьми — прошедшие обработку свели свои контакты до минимума…». Люди отказывают себе во всём, чтобы скопить деньги на имморталий и отодвинуть смерть в бесконечность. Целью жизни становится её продление. Рождаемость в высокоразвитых странах падает до нуля. Технократическая и финансовая элита, заполучив биологическое бессмертие, думает только о том, как обеспечить личную физическую безопасность. Содержание огромного количества имморталиев, в которых закуклилась часть землян, высасывает все материальные и энергетические ресурсы планеты. Исчез движущий импульс развития человечества, утерян дух поиска, прогресс остановился, цивилизация стремительно клонится к закату.

К тому времени, когда население, не попавшее в инкубаторы, уже основательно деградирует, на Землю возвращается звёздная экспедиция, посланная в систему Сириуса ещё на заре эры иммортализации. Конечно, возвращаются, не те, кто улетал колонизировать Сириус, а их «потомки-преемники». Правда, они не совсем люди, но не будем забегать вперёд, пусть читатель наслаждается текстом, самостоятельно раскрывая тайны «Волчьей звезды» — загадок и сюрпризов в романе предостаточно. Колонисты, мечтавшие припасть к материнскому лону процветающей Земли, попадают в чужой, дикий, враждебный мир… Земляне-аборигены начисто лишены творческого воображения, ничего не делают без практической цели, не признают ничего нефункционального. Отдельные туземцы ещё владеют навыками чтения, пытаясь что-то понять в чудом сохранившихся книгах, но письмом уже никто не владеет. Ситуация усугубляется тем, что астронавтам перед отбытием в далёкий космос была сделана своеобразная прививка от агрессивности, под воздействием которой они, а, следовательно, — и их потомки превратились в заядлых ксенофилов-романтиков, миролюбивых до полного идиотизма. Вследствие этого Звёздным Людям (так называют аборигены колонистов) чрезвычайно трудно не то, что адаптироваться, а элементарно выжить в окружении вероломных землян, привычных к перманентной межплеменной вражде. В конце концов, сугубые прагматики-туземцы просто физически уничтожают почти всех носителей чужеродного, непонятного им мировоззрения. Но на этом книга не заканчивается. Странные и страшные события в лагере кочевников, в заброшенном трансильванском замке и в убогой туземной деревушке становятся фоном, на котором разворачивается печальное повествование о дальнейшей судьбе уцелевших Звёздных Людей и о том, как трудно быть человеком вне человечества…

Роман Марии Галиной концептуален, но не прямолинеен; увлекателен, но интрига не заслоняет его философский подтекст; легко читается, но это вовсе не примитивное «бульварное чтиво». Не буду пытаться идентифицировать жанр произведения. В выходных данных «Волчья звезда» названа фантастическим романом. Пожалуй, это и есть самое верное определение вещи, на редкость органично сочетающей элементы антиутопии, философско-приключенческого романа и готического хоррора.

©Владимир Ларионов, январь 2003 г.

Опубликовано в журнале «ПИТЕРbооk» #1-2 (83), 2003. С. 51.

ХРОНИКИ ЭКСПЕРИМЕНТА

О русской фантастике в разное время писали Анатолий Бритиков, Виталий Бугров, Георгий Гуревич, Кир Булычёв, Всеволод Ревич, другие авторы, уделявшие основное внимание исследованию НФ-идей, сюжетов и образов, проблемам и судьбе жанра в целом... Геннадия Прашкевича в первую очередь волнует судьба конкретной личности. Новосибирский писатель много лет занимается историей отечественной фантастики (отдельными главами его труд печатался в киевском журнале «Реальность фантастики»), он давно уже задумал проследить судьбы писателей, создавших и обозначивших фантастический жанр в России – от Владимира Одоевского до Бориса Штерна. Прашкевич утверждает: «Конечно, русская фантастика началась не с Осипа Сенковского и не с князя Владимира Одоевского, но именно они, а с ними Алексей Константинович Толстой, определили все ее дальнейшие направления – и сказочное, и мистическое, и фэнтезийное, и научно-фантастическое, и альтернативно-историческое. Боевик, триллер, роман катастроф – всё это начинается в работах великой тройки. За ними уже никто не находил принципиально новых путей. В девятнадцатом и в двадцатом веках работали чрезвычайно талантливые писатели, но все равно машину завели Сенковский, Одоевский и А. К. Толстой. Дальше шел обычный литературный процесс, в котором великий Гоголь соседствовал с Константином Аксаковым, Брюсов с Алексеем Н. Толстым, Чаянов с Циолковским, Булгаков со Шпановым, Казанцев с братьями Стругацкими...»

Исследование документов, поднятых из архивов НКВД и МГБ позволило Г. Прашкевичу по-новому взглянуть на жизнь и творческий путь Александра Чаянова, Бруно Ясенского, Сергея Буданцева, Вивиана Итина, Андрея Платонова, Вячеслава Пальмана, Сергея Снегова, многих других фантастов, погибших в сталинских лагерях или прошедших эти лагеря. Есть в книге и главы, посвященные писателям, судьбы которых в житейском плане сложились не столь трагично – Алексею Толстому, Мариэтте Шагинян, Юрию Долгушину, братьям Стругацким, Сергею Беляеву, Александру Казанцеву, Ольге Ларионовой, Киру Булычёву, Владимиру Михайлову, Сергею Павлову. Конечно, необъятное объять невозможно, поэтому в «Красном сфинксе» очерчены творческие пути далеко не всех отечественных фантастов, но и 46 глав-очерков, составивших книгу (не считая очерка о самом Геннадии Мартовиче Прашкевиче, написанного вашим покорным слугой) – это колоссальная работа, которую мог проделать лишь истинный подвижник... «Красный сфинкс» – не только хорошо иллюстрированный справочник, из которого можно почерпнуть любопытные биографические и библиографические сведения о писателях, оставивших заметный след в русской фантастике, но и исследование социального феномена фантастики советской: ведь впервые в истории человечества в СССР был поставлен небывалый эксперимент: написать человека таким, каким он должен быть, а вовсе не таким, какой он есть.

У Марины Козловой, автора прекрасных и, с моей точки зрения, так и неоцененных по-настоящему романов «Бедный маленький мир» (АСТ, 2010) и «Пока мы можем говорить» (АСТ, 2013) в этом году вышла ещё одна книга, которая называется «Слева от Африки». Первые несколько десятков страниц читаются как обычный любовный роман, но я-то знаю, что в традициях Козловой – непременно закрутить нелинейное, многослойное, наполненное страстями повествование о пересечении сложных судеб множества женщин и мужчин. Новая книга не стала исключением. Если «Бедный маленький мир» можно назвать геополитическим любовным романом, «Пока мы можем говорить» – лингвомистическим любовным романом, то «Слева от Африки» – философский роман о любви.

Изданы упомянутые выше книги Марины Козловой в «АСТ» и «Эксмо» вне фантастических серий, в издательских аннотациях к ним не найдёшь слово «фантастика». Тем не менее, я ответственно утверждаю, что все эти три романа – фантастические. Я бы даже отнёс их к фантастике научной. Герои Козловой не только сталкиваются со «странным» и объясняют его, они это «странное» создают, творят, конструируют. Всё, как и должно быть в лучших образцах НФ. Вот только творцам, обосновавшимся в книгах киевского автора, не требуются сверхсложные технические аппараты, машины времени и звездолёты, прыгающие через подпространство. Научная фантастика Козловой – мягкая, гуманитарная, социальная, психологическая. Человечная и человеческая. Герои Козловой обходятся размышлениями и любовью, им не нужна атомная энергия, достаточно энергии ментальной. Они строят умозрительную «мыслительную машину», которая неожиданно становится актуальной реальностью и начинает действовать подобно божьей мельнице. «Случилось то, что иногда называют «материализацией мысли». Они «эксплицировали миры. Создали. Предъявили. Выдули, как мыльные пузыри». А началось всё с того, что философ Маркиян Вегенин (Марк) научился останавливать линейное время и раскрывать-создавать каскадные универсумы, «проявляющиеся» картинка за картинкой по мере их освоения. В эти свежесозданные миры можно уйти, время в них течёт по другому, там можно спрятаться, как бы «переждать» большие неприятности и смертельные болезни.

Об остальном рассказывать не стану. Когда-то Марина Козлова заявила, что «любовь – главный ресурс человечества». Её новая книга – опять об этом.

Книга «Господи, сделай так…» своей предельной искренностью и откровенностью напомнила мне мемуарно-ностальгический роман Геннадия Прашкевича «Теория прогресса» (2010). Правда, герои новосибирского автора, появились на свет на десяток лет раньше, чем подростки-персонажи уроженца Беларуси Наума Нима (Ефремова), в середине восьмидесятых севшего на два с половиной года за тиражирование произведений Солженицына с формулировкой в приговоре «за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный строй». (Сегодня Наум Ним – писатель, журналист, правозащитник, главный редактор журналов «Индекс/Досье на цензуру» и «Неволя»). Герои Нима и Прашкевича очень похожи, похожа их жизнь, такой она была у многих мальчишек в советской провинции. Объединяет книги и то, что они основаны на личных воспоминаниях авторов, а главного персонажа оба пишут с себя. Вот только в книге Прашкевича светлым рефреном звучит желание героя «к вечеру каждого прожитого дня стать чуть лучше, чем утром», а мальчишки Нима об этом совершенно не задумываются: просто живут и дружат. А потом один из них начинает улучшать не себя, а мир в целом...

Подробнее:

http://lartis.livejournal.com/865391.html

Одна из самых замечательных находок Гибсона — понятие «томассон», обозначающее бесполезные, бессмысленные явления и предметы. «Исходный Томассон был игроком в бейсбол. Американец, очень сильный и красивый. В 1982 году он перешёл в «Йомиури Джайантс», за огромные деньги. Вскоре выяснилось, что он не может попасть битой по мячу». Образец великолепного томассона в романе – разрушенный сокрушительным землетрясением стальной мост «Голден Гейт» между Сан-Франциско и Оклендом. От оснований опор до вантов мост облеплен сооруженными из подручных средств лачугами, в которых ютятся изгои и отбросы общества (где-то здесь, у самой верхушки устоев обитает и Шеветта, которую приютил местный старожил Скиннер, один из первопоселенцев моста). Маргиналы и деклассированные элементы захватили мост, «на котором кончилась современность», они основали там свой несанкционированный мир и живут в нём по особым правилам. «Убежище, дикое, странное, но – убежище, где можно лечь и уснуть, единственный приют бесчисленных людей и их бесчисленных снов».

Подробнее здесь:

http://www.tm-vitim.org/rezonans/search/mode=show_article&a_id=232