По структуре своей эта вещь полушутливая (почти «капустник») – имеется достаточно много отсылок и аллюзий на известные произведения коллег по цеху, что, впрочем, не лишает рассказа собственных художественных достоинств, глубины, парадоксальности и лёгкости. Опять же – необычный взгляд на затасканную уже донельзя (даже в 1963-м году) тему вампиров. Самое удивительное, что и сегодня, спустя полвека, когда уже кажется, что больше про кровососущих монстров ничего интересного вообще сказать нельзя, этот рассказ читается всё так же свежо и необычно. Далее без спойлеров не обойтись, потому сначала прочитайте рассказ, чтобы не портить себе удовольствия. Он короткий, буквально страницы три-четыре, и стоит того, чтобы его прочли.

Ну, вот, наверное, и всё. Я не претендую на исчерпывающее исследование этого рассказа. Думаю, что многие аллюзии, вторые и третьи смыслы я мог упустить, ввиду того, что читал не оригинал, а лишь переводы, кроме того, надо также учитывать ограниченность моего кругозора и знаний – некоторые более тонкие намёки на что-то я мог просто не понять. Потому, если кто-то из вас, читающих эту заметку, увидел в рассказе интересности, которых я не заметил – пожалуйста, поделитесь ими со мной, буду признателен. Потому что одно только обдумывание того, как изящно сочетаются все эти идеи в одном маленьком рассказе, наполняет меня неописуемым удовольствием. В очередной раз убеждаюсь в мысли, что Роджер Желязны – великолепный писатель, который мог вкладывать глубочайшие смыслы в очень короткие произведения.

Неслышимый голос неба

«Истинный грех – это вовсе не ложь, не кража. Грех – это равнодушие, позволяющее одному человеку попирать жизнь другого, нимало не думая о тех муках, что он причиняет…»

Впервые изданный в 60-х годах прошлого века, роман «Молчание» японца Сюсаку Эндо с каждым годом звучит всё более актуально. В последнее время именем Всевышнего открыто оправдываются ужасные преступления, а «неправильное» вероисповедание декларируется «причиной» уничтожения стран и истребления их населения. Действие романа происходит в Японии XVII века, но поднятая в нём тема религиозного противостояния – вызванного, главным образом, политическими причинами, а не с истинным неприятием людьми того или иного бога – ныне актуальна, как никогда ещё в XXI веке. Эта книга о португальском миссионере Себастьяне Родригесе, тайком проникшем на территорию Японии, чтобы нести учение Христа, в то время просто быть христианином в этой стране было смертельно опасно.

Роман короток (покетбук, 316 страниц), но очень глубок. Поднимает множество непростых вопросов, затрагивающих обширный круг тем. Это – религия, государство, вера, терпимость, насилие, стойкость, предательство, милосердие, прощение. В общем, во время чтения будет, о чём подумать – пищи для размышлений предостаточно. Может быть, именно поэтому читается книга не сказать, чтобы легко, хотя, и написана достаточно простым языком. Временами создаётся впечатление, что вязнешь в тексте, описывающем внутреннее состояние миссионера, терпящего различные физические и духовные лишения. Святой отец, вместо слова Божия (точнее, вместе с ним) принёсший своей пастве великие беды, невзгоды, а многим – и смерть, подвергает тем самым серьёзному испытанию свою собственную веру. Он скорбит по убитым единоверцам, и взывает к богу, с просьбой дать хоть какой-то знак, что всё это не напрасно. В ответ – молчание.

Убивают японских христиан не ярые фанатики буддизма, вовсе нет, истребление иноверцев происходит на государственном уровне. За те десятилетия, в течение которых расцветшее было на земле Японии христианство, стало вдруг жестоко искореняться, схема отработана до автоматизма: чиновники обыденно ведут допросы, стражники обыденно ловят веропреступников, а затем обыденно охраняют пленников, палачи обыденно пытают и убивают своих жертв. Остановить кровопролитие легко – достаточно отречься от Христа, можно даже сделать это «лишь для видимости», как подсказывает Родригесу переводчик, приставленный к нему после пленения.

Во главе активных гонителей христиан – те же самые люди, которые до этого страстно приветствовали и поддерживали новую для японцев религию. Изменилась политическая ситуация и чуждая вера стала неугодной. В наше время такое, конечно, даже представить трудно, только не в «цивилизованном мире»! Вера – это же не продукты (или какие-нибудь другие товары), чтобы их запросто запретить – такое ныне возможно только на Ближнем Диком Востоке, в одном отдельно взятом самопровозглашённом государстве.

Повествование романа неоднородно, но связано одним последовательным сюжетом. Структурно состоит из трёх частей, хотя это никак и не выделено (обычная сквозная нумерация глав, которых всего десять). Первая часть – письма главного героя. Его глазами мы видим морское путешествие на японские острова, скитания от одного христианского поселения к другому, жизнь «в подполье» – в заброшенной лачуге в горах, где он вынужден проводить всё время, практически не выходя на свежий воздух, опасаясь поимки.

Вторая часть, самая обширная – описание пленения Родригеса и его жизни в неволе. Здесь повествование ведётся уже от третьего лица, размышления пастыря плавно вплетены в его повседневную жизнь в заточении, которое на деле оказалось намного комфортнее «свободного» прозябания. Вместе с ним схвачены тайные прихожане, которым священник даже может ежедневно проповедовать, до тех пор, пока его единоверцев не станут пытать при нём же, а некоторых – на его глазах казнят. Остановить это просто – надо только отречься… Что он в итоге и сделает.

Третья часть романа – самая короткая, заключительная. Это выдержки из двух дневников – служащего Ост-Индской торговой кампании и чиновника Христианской Усадьбы, в которой после отречения живут бывшие христиане. За лаконичными записями служащих о затратах, доходах и прочих рутинных вещах, из которых состоит их профессиональная деятельность, прячется скупая информация о последних годах жизни бывшего миссионера Себастьяна Родригеса (теперь он носит имя Окада Санэмон), последняя запись – смета затрат на его похороны.

ПС. Молчаливый и нескончаемый разговор бога с человеком – вот о чём эта книга. Для подтверждения Его существования не нужно слов – достаточно видеть мир. Необходимость подтверждения, как известно, есть первый признак отсутствия веры, как таковой. Можно верить или не верить, верить наполовину – нельзя. Тезис «Хочу верить, но где доказательства?» – с настоящей верой не имеет ничего общего. Божественный голос или звучит внутри тебя, или нет, упросить Бога поговорить с тобой невозможно, если ты уже не ведёшь разговора с ним. Разговора без слов. Слово высказанное – есть ложь. Говорит – человек, бог хранит молчание.

О том, какая книга у Дика – лучшая, спорят давно, и поклонники, и противники его творчества, и читатели фантастики, и любители «высокой литературы» (и тех, и других в стане почитателей таланта писателя множество), и, конечно, не могут прийти к одному мнению, которое удовлетворит всех. Но произведение «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» (наряду с романами «Убик», «Человек в Высоком замке», «Помутнение», «Три стигмата Палмера Элдритча», трилогией «Вализ» и другими произведениями) в число высоко ценимых и теми, и другими (и третьими, и десятыми) входит.

Возможно, что популярности романа поспособствовала экранизация Ридли Скотта, ведь именно по этому произведению был снят им культовый «Бегущий по лезвию», предтеча киберпанка, вышедший на большие экраны за два года до публикации «Нейроманта» (с этого события официально и начинается этот жанр в литературе). Но, несмотря на то, что фильм отличный, он настолько далёк от книги, что можно говорить о кино- и текстовом воплощении, как о разных историях.

Неизбежным при экранизации было ослабление теологической составляющей книги, которая обязательна практически для любого текста Дика. Поиски Бога и сомнение в реальности существующего мира – это сквозные темы, проходящие через всё его творчество. В «… электроовцах?» рассуждения о природе и содержании божественного – важнейшая часть. В кино всё свелось к тому, что андроиды – создания человека, а значит, человек – бог. Бог жестокий, создавший детей своих более сильными, чем он сам, ловкими и умными, но ограничивший их жизнь пятью годами. Можно сравнить андроидов с падшими с небес (сбежавшими из космических колоний, на Земле им находиться запрещено – только на других планетах) ангелами (помощники людей, созданные преодолевать трудности, выпадающие на долю колонистов), которые ищут ответ на вопросы, почему мы существуем и почему мы такие, какие мы есть? За что нас сделали такими?

В фильме эти вопросы не занимают большого места. «Чистой» теологии в книге уделено гораздо больше внимания, для чего существует отдельная линия с интерактивным праведником Уилбуром Мерсером. Этот отшельник существует в виртуальном эмпатопространстве, в которое может войти любой желающий, чтобы слиться с сознанием Мерсера, ощутить всю тяжесть его лишений. Взбираться с ним вместе на крутую гору, падать и вновь подниматься, погибать под градом камней грешников и воскрешать, страдать и чувствовать святость Мерсера, как свою собственную. Для этого достаточно купить эмпатоприёмник и настроиться на нужную волну.

Ещё экранизация лишила зрителя разговора на тему, заявленную в самом названии книги. Ведь «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» – это не просто красиво-мудрёная фраза, а основная идея. Действие происходит в будущем после третьей мировой войны, после которой почти все животные вымерли – это результат использования бактериологического оружия. Люди испытывают глубокое чувство вины по отношению к братьям меньшим и заводят себе электрических домашних питомцев. Настоящее животное, а не его механическая копия, стоит огромных денег. Вся культура пронизана трогательным отношением к животным, на этом и основываются при ловле андроидов (а главный герой именно этим и занимается – он ловец и ликвидатор незаконно проникших на Землю роботов), с помощью этого выявляют роботов среди людей.

Главное отличие думающих машин от людей – это их неспособность к эмпатии. И на отношении к животным это особенно заметно (потому как к себе подобным часть людей не испытывает особых чувств, но к животным). Большинство вопросов психологических тестов для определения андроидов об этом: «Что вы почувствуете, если увидите мёртвую черепаху?» и т.п. Пару эпизодов на эту темы мы видим и в фильме (беседа Декарда и Рейчел о сове, искусственная змея женщины-андроида Зоры, вопросы теста), но в цельную и внятную картину они не складываются, и в лучшем случае просто принимаются зрителем, не читавшим книгу, как декоративные допущения «для создания атмосферы».

Знак вопроса в названии книги стоит не случайно – по ходу действия выясняется, что андроиды вполне могут начать испытывать чувства, если бы им дали жить подольше (по истечении пятилетнего срока жизни у них появляются чувства, что делает их «слишком людьми»). И тогда уже будет очень трудно понять, кто является андроидом. Может, это ваша жена? Или вы сами? А может, тот самый святой отшельник?

Книга Дика – это тугой сплав из психоанализа, теологии, pulp-фантастики, футур-социологии, детектива и философских размышлений. Ни одна из составляющих романа не перетягивает одеяло на себя, всё гармонично сложено, а сюжет достаточно закручен, чтобы с интересом следить за его развитием. Попутно автор касается таких тем, как сексуальность андроидов, информационная зависимость, стимулирование эмоционального состояния, а также много другого – его лучшие книги являются иллюстрацией на самые актуальные футурологические темы. Это Дик «золотого» периода: глубокий, но не нудный, задумчивый, но не скучный, стремительный, но не легковесный. Рекомендую читать всем!

Сразу же надо оговориться — это не литература, это чтиво. Приключенческое, остросюжетное, многолинейное, псевдонаучное, эрзац-историчное, конспирологическое, якобы научно-фантастическое. Легко и быстро читается, несмотря на достаточно солидный объём (508 страниц), ещё легче забывается, поскольку совершенно пустое. Но некоторым читателям именно это, ведь, и нужно, верно? Я, вот, например, прочёл, и пока не забыл, о чём книга — спешу поделится.

Наверное, автор, А. Дж. Риддл, хотел бы, чтобы его творения поставили в один ряд с книгами Майкла Крайтона (тоже не бог весть, какой писатель, но всё же один из лучших в своём жанре), он очень старается антуражно приблизиться к НФ-триллеру, но на деле книга «Ген Атлантиды» гораздо ближе сочинениям Берроуза, «отца» Тарзана и Джона Картера. Нет, конечно, трилогия (сдаётся мне, что пока) «Тайна происхождения» не настолько бесхитростна и наивна, как похождения короля джунглей или сверхмарсианина, но так же стремительна, головокружительна и бессодержательна, во всяком случае, первая её часть, которой и является «Ген». Средство от скуки, возможно убить два-три вечера — ни больше, ни меньше.

В отличие от уже покрывшихся мхом ретро-книжек Эдгара Райса, чтиво от Риддла наполнено современными реалиями, узнаваемыми тревогами и актуальными страхами жителя современного мира. Не удивительно, что книга продана тиражом более миллиона по всему миру, так гласит надпись на книге, и нет причин ей не верить, в одной России первый тираж издания составил 12 000 (для неизвестного автора — шикарный старт), я читал томик уже из дополнительного тиража (ещё 2 000).

«Ген» — это дикая смесь самых востребованных (часть из которых уже замусолена до предела) тем и сюжетов, переплетённых в относительно гармоничный коктейль. В книге есть: суперсекретная антитеррористическая организация «Часовая башня», не подчиняющаяся ни одному правительству и контролирующая ситуацию по всему миру (около 250 ячеек, более 10 000 человек); мегакорпорация «Иммари», в состав которой входит бесчётное число различных подразделений, в том числе и силового; читатель становится свидетелем блестящего блицкрига между «Башней» и «Иммари Секьюрити», в котором последняя разносит антитеррористов в пух и прах, и начинает охоту за главным героем романа — шефом Джакартской ячейки «Часовой башни», героем Афганистана (военной кампании нашего времени, а не во время противостояния США СССР) Дэвидом Вэйлом — неубиваемым оперативником, стоящим целой армии. Он в одиночку проникает на особо охраняемый объект, чтобы вытащить из застенок главную героиню — учёного-генетика, занятую поиском лекарства от аутизма, доктора Кейт Уорнер. В процессе спасательной операции взрывает к чертям собачьим всё здание. В общем, антураж истории очень современный, но герои, напротив, словно списаны со старичка Эдгара Райса: строго положительные англосаксы. Положительные в полном смысле этого слова: воспитанные на принципах той самой со слоном Старой Европы, поборники классической морали, гуманизма, добропорядочности, готовые пожертвовать собой ради других. Противостоит же им — первостатейный подлец, с лёгкостью уничтожающий людей сотнями, лишь бы добиться своей цели.

В общем-то, о литературных достоинствах текста говорить не стоит, их нет. При этом он не плох — просто повествование, без изысков. Автор начитан и может вполне внятно излагает свои мысли, в текст гармонично вплетены крупицы научных (и псевдонаучных) сведений: о происхождении человека, неандертальцах, Атлантиде, генетике, медицине, аутизме, шифровании и ещё по мелочи всякого. Не лишён Риддл и литературного кокетства: в тексте есть упоминания романов «Путешествие к центру Земли» и «Унесённые ветром», с намёком на параллели между «Геном» и произведениях Верна и Митчелл.

Ещё есть в книге Тибет, там герои приобретают важную информацию о многовековом противостоянии «Иммари» и «Иммару» (что это такое, раскрывать не буду — вдруг кто-то захочет прочесть книгу). Ну, и обязательные погони, драки, взрывы, подвиги, подлости, гибель многих второстепенных героев и неоднократное счастливое спасение главных. В общем, отличный экшн с исследовательским антуражем (помимо генетических исследований, читатель прочтёт о смертельных опытах над людьми в Китае, о бурении льдов Антарктики, о раскопках под океаническим дном в Гибралтаре, которые происходили в 1917-м году). А начинается всё с того, что однажды метеоисследователи нашли в Атлантическом океане, неподалёку от Антарктиды, айсберг с вмёрзшей в него фашистской подводной лодкой.

И да, чуть не забыл: это НЕ НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА, если вам так говорят — не верьте, хотят обмануть.

ПС. Это дебют автора, так не будем же к нему излишне строги, тем более, что разгрузить мозг с помощью этой книги можно.

ППС. А вот кого прощать не хочется — редактора и корректора. Повторяющиеся слова слова (я обратил внимание на три таких случая, но возможно, что их больше, и остальные я просто не заметил), перепутанные падежи, отсутствующие окончания, лишние предлоги, иногда и вовсе невразумительные ошибки — редактура произведена очень безответственно, если вообще проведена.

ПППС. Напоследок анекдот, который, как мне кажется, в тему: «Чебурашка спрашивает Крокодила Гену: — Ген, а Ген, изюм с ножками бывает? — Конечно, нет, Чебурашка! — Значит, Шапокляк опять меня тараканами накормила...»

Только закрыв книгу (во время чтения не было даже желания что-то там анализировать – просто наслаждался романом), понял, что именно о таком фэнтези я мечтал, и мечтал уже давно. О взрослом, но не тёмном, о серьёзном, но не мрачном, о реалистичном, но и сказочном одновременно, о шутливом, но не паясничающем, а добродушном, при этом заставляющем задуматься, и задуматься о вещах очень глубоких, требующих к себе большого внимания и напряжённой работы мысли.

А ещё хотелось необычных сюжетов, живых героев, певучего языка, долгого повествования, от которого (при всей его длительности) не устаёшь, и правильности, что ли? Когда практически во всем соглашаешься с автором: и с тем, что он тебе рассказывает, и с тем, что остаётся за кадром, но на что делаются намёки, даже с тем, на что и намёка нет, но оно почти физически ощущается, одной из главных составляющих произведения. Это как культурный подтекст у песни; как историческая подоплёка у фильмов про давно минувшие события; как мифология в творчестве Желязны или детектив-нуар-стайл у Уильяма Гибсона. О таком фэнтези, подозреваю, мечтал не только я – уж больно идеальной я расписываю эту книгу, кому ж такую не захочется прочесть? Так вот, именно такую книгу я (и все те, кто мечтал об этом) получил. И имя ей – «Имя ветра».

Я из тех упёртых твердолобов, которые не верят рекламе, особенно так называемым «лидерам мнений». Потому для меня отзывы известных (и даже уважаемых мною) писателей, которые обычно печатаются на задней обложке книги, в лучшем случае – пустой звук, в худшем – камень в огород авторов этих отзывов. Возможно, здесь играет роль моя профессиональная обусловленность (как маркетолог по образованию и рекламист/пиарщик по профессии я всю эту кухню знаю, и отношусь почти к любым рекомендациям, если не знаю рекомендующего лично, с подозрением). А ещё, возможно, что иначе в наше время уже и нельзя – столько вокруг всякой рекламы, что принимать просто на веру слова кого бы то ни было – неразумно. Потому, несмотря на то, что я уже прочёл книгу Патрика Ротфусса «Спокойное достоинство безмолвия», и остался от неё в восторге, написанное на обороте другого его романа вселило в меня подозрение, что он не так уж и хорош. Тем более и сам Ротфусс в послесловии к понравившейся мне повести писал, что это очень отличающееся от его других книг произведение. Следовательно, «обычный» для Ротфусса роман запросто мог бы мне не понравиться – доля здравого смысла в этом есть. Но, как оказалось, лишь доля, притом совсем маленькая, практически незаметная, поскольку книга «Имя ветра» мне не только понравилась, она меня восхитила! И вслед за Урсулой Ле Гуин, Тэдом Уильямсом, Орсоном Скоттом Кардом и Робин Хобб я признаю этот роман «новым словом в фантастике», ну, или, в фэнтези, если быть точным.

Самое замечательное, что именно мой разум, читателя, является главным героем романа, именно с ним происходят самые удивительные и захватывающие приключения. Потому что эта книга меняет представления не только о жанре (казалось бы, давно уже избитом и исхоженном трудолюбивыми литераторами вдоль и поперёк, что даже нетоптанного места не осталось), и принадлежит к литературе в более широком и высоком смысле. Это не классический фэнтезийный роман, который, даже в лучших своих вариантах, напоминает сказочный квест «поди-туда-все-знают-куда-сделай-то-все-знают-что», а Роман. Можно назвать его романом читателя с писателем, поскольку с самого первого слова чувствуется то тепло, доверие, уважение и любовь, которую к нам испытывает автор, и ему хочется ответить взаимностью. Или это роман взросления, но не персонажа (вернее, не только его), а читателя, и не читателя-подростка, которому, возможно, произведения Ротфусса будут не так уж и интересны, поскольку наиболее полно очарование книги будет доступно уже умудрённому сознанию (хотя, кто говорит о том, что мудрость – достояние лет? встречал я и детей с глубоким пониманием мира), которое, наконец, наткнулось на что-то действительно искреннее, чистое и честное (пусть даже и с лукавой интонацией).

Книга разворачивается неспешно; постепенно затягивая в свой мир, Ротфусс делает это уютно, словно добрый дядюшка, рассказывающий одну из своих занятных историй, коих с ним приключилось множество. Такими делятся у камина, потягивая вино и покуривая трубку, или в трактире за кружкой эля, поедая отменное жаркое. Заметьте, я не являюсь поклонником Толкина, отнюдь нет, и романтика ролевых игр меня никогда не прельщала, хотя после предыдущей реплики могло так показаться. Просто я люблю хорошую литературу и уютные истории.

Как это бывает с любимыми книгами и фильмами, о том, что встретится внутри, не хочется рассказывать вообще ничего. Потому что лично для меня каждая страница в данном случае – это радость не только чтения, но и удивления.

Эта книга о герое и магии, но она лишена картонного героизма и напыщенного пафоса, зато полна иронии и тонкого юмора (тонкого настолько, что с непривычки можно даже его и не почувствовать), улыбка прячется в каждом слове, в каждом персонаже, в каждом событии, даже если происходящее очень далеко от смешного. Здесь разбойники грабят с изысканной вежливостью и благородством, и этим даже вызывают к себе толику сочувствия, когда приходит понимание того, что ограбленный ими учёный на поверку оказывается достаточно хитёр, и предварительно умело спрятал основную часть своего состояния, оставив в кошельке «денег столько, сколько надо», чтобы не разочаровать мелочью (ибо, это сподобит грабителей искать ценности дальше), или не ослепить богатством, дабы их не обуяла чрезмерная жадность (что тоже не есть хорошо).

Ротфусс очень внимателен к мелочам и деталям. Он не упустит возможности описать обстановку трактира или особенности приготовления какого-либо блюда, расскажет о тонкостях поведения бесов, и особенностях обучения магии (в этом мире она зовётся «симпатией»). Он подбирает слова для всех предметов, попадающих в поле зрения читателя так же тщательно, как и сами эти предметы; и кажущаяся излишняя насыщенность деталями на самом деле является очень важной – из неё и складывается атмосфера, необъяснимо правдивая в заведомо сказочной стране.

Не ждите от меня деталей – я старательно избегаю любой возможности сказать вам лишнее, превратив сюрприз открытия в спойлер-казус. Книга Ротфусса – это земля, которую нужно открывать самому, не представляя себе, что тебя ждёт на следующей странице. К ней не надо готовиться, сюда надо просто прийти и стать своим.

РУССКИЙ РОМАН, НАПИСАННЫЙ АМЕРИКАНЦЕМ

«Настоящая красота – это не просто соединение, но и разложение. После того, как нити сплетены и связаны, их можно расплести и развязать, и каждая вновь пойдёт своим путём».

Жил-был итальянец Алессандро Джулиани, уроженец Рима, сын известного адвоката, с детства воспитанный в достатке, представитель университетской молодёжи довоенной Италии, Италии начала прошлого века. Высокий, статный, сильный, спортивный, умный, образованный, умеющий мыслить логически, мастер красноречия и риторики, не признающий автомобили, обожающий лошадей и верховую езду, любитель плавания и альпинизма, воспеватель прекрасного: искусства, женщин, душевных порывов (благородства, справедливости, смелости, честности, доверия, любви). Ему прочили великолепную карьеру в любой области, конечно, он должен был попасть на войну, хотя и не стремился туда.

«Этот ребус легко решить, стреляя в людей на другой стороне. Именно поэтому война продолжается и продолжается…»

Книга Марка Хелприна «Солдат великой войны» разделена на десять повестей, названных главами, и имеющих сквозную нумерацию, но, в принципе, их не обязательно читать все сразу, можно даже не подряд – каждая вполне может восприниматься самостоятельно, как отдельная история об одном из периодов жизни главного героя. Детство, юность, первая любовь, служба в армии, участие в секретной операции, заключение в тюрьме, старость (об этом, кстати, первая и последняя главы, объединяющие всё в одну законченную историю).

«Чем ближе к концу, тем более вязким становится время, и ты, как в замедленном движении, видишь признаки вечности».

Хелприн пишет очень необычно. Вроде бы и серьёзно, но в то же время с усмешкой; иногда излишне романтично, а иногда – отвешивая читателю волшебные пендели сапожищами солдатского юмор; то он восхищается красотой, искусством, любовью, и тут же насмехается над теми, кто видит лишь выспренно «возвышенные» красивости, и кривит нос от пыли, пота, или ужасается от вида крови или запаха дерьма. А от описания искреннего уважения к простым людям, твёрдо стоящим на ногах, желающим обычных радостей и простой жизни, без сказочных богатств и утончённых изысков, он изящно переходит к презрению, издеваясь над ограниченностью и зашоренностью, необразованностью и безграмотностью.

«Время трещало по швам и рвалось над их короткими жизнями оглушительными взрывами».

Герои романа разнообразны и открыты, они с радостью делятся собою с читателем. Исступлённо извергают свои безумные идеи о мироустройстве (вы, например, знаете, что все в этом мире пронизано Вселенском Соком?), уверенно рассуждают о могучей силе ритуалов (если, пока ты на войне, в твоём доме ежевечерне заводят часы, то, конечно, никакая пуля тебе не страшна), откровенно хвалятся похабными мечтами о совокуплении с носорогом. Но иногда некоторые из них говорят на такие темы, от которых начинает что-то звенеть внутри (видимо, те самые душевные струны, натянувшиеся и затянувшие бесконечно тоскливую и невыразимо прекрасную мелодию вечного одиночества). Места в романе хватило всему и всем, его в это романе предостаточно – как-никак, 764 страницы.

«Она вышла замуж для другого. Думая о её лице, я сразу засыпаю, потому что она так красива, и я так её люблю, что грусть выталкивает меня из реальности в сон».

Больше всего эта книга по ощущениям похожа на фильм «Отель «Гранд Будапешт»». Та же безумная, забавная и трагическая Европа времён Первой мировой войны. Войны ужасающей и романтичной одновременно, войны в стиле ретро, винтаж-войны, с её противогазами, аэростатами и авианалётами «этажерок», окопной тактикой и кавалерией, шинелями и неуместными касками с шишаками, с заснеженными бело-серыми Альпами, ярко-красной кровью, остекленевшими взглядами убитых и потухшими – выживших.

«Никто не знает, что именно следует спасать, а потому ничего и не спасается».

Эпизоды сменяют друг друга, заканчиваются одни приключения, начинаются другие, жизнь идёт своим чередом. Алессандро теряет близких, друзей, знакомых, боевых товарищей, убивает врагов, чудом избегает смерти сам, бесстрашно воюет и доблестно сражается, обвиняется в дезертирстве, искупает свою вину кровью, попадает в плен, и ищет, всегда ищет (даже когда не понимает этого) смысл своего бытия, пока не находит любовь. Подобно героям классических русских романов (а Хелприн не только не скрывает, но и несколько раз прямиком кивает на Александра Сергеича и Михаила Юрьевича, странно, что не заикнулся про Льва Николаевича), мальчик по фамилии Джулиани, превращается в мужчину, а затем убелённого сединами старца, всей своей жизнью (а также множеством смертей) отвечая на извечный вопрос, который человек с незапамятных времён задаёт себе (думая, при этом, что вопрошает Всевышнего), «Зачем я?»

«Я понимаю, что мне суждено оставлять очередные куски своего сердца в тех или иных местах, но всё равно люблю Бога каждым атомом естества, и буду любить, пока не упаду во тьму небытия».

ПС. Книга мне очень понравилась, но я получил бы гораздо большее удовольствие от неё, если бы при её издании была проведена серьёзная редакторская работа. Местами казалось, что таковой просто не было, а потому нет и грамотности в тексте: множество опечаток, грубейшие пунктуационные и орфографические ошибки, иногда в тексте отсутствует часть слова, а, случается и такое, что слово пропущено целиком, а о его наличие догадываешься по общему смыслу предложения. В этом томе ЭКСМОграфы превзошли сами себя. Замечу, что я не обладаю стопроцентной грамотностью, и замечаю обычно только очень броские ошибки.

Акростих «Ирен Адлер»

###

Из всех на свете женщин «Та» — одна!

Решительна, находчива, умна.

Ей и король богемского престола

Не ровня, как звезде — стекла осколок.

Аристократка, но не по рожденью,

Душой и духом — леди. Пораженье

Лишь с ней Холмс ощутил (под впечатленьем).

Его игру она разоблачив,

Растаяла в безвестности ночи.

Мелодрама в космосе

«Цель» — это название инопланетного корабля, который был обнаружен в Большом поясе астероидов ещё в 1964-м году марсианским зондом «Маринер-4». С тех пор практически вся космическая программа США была выстроена таким образом, чтобы узнать, как можно больше информации об этом корабле. Даже телескоп «Хаббл» построили именно для этого, чего уж там говорить о запусках «Дискавери» и программе «Аполлон».

Всё это время за кораблём велось наблюдение, но никаких признаков жизни он не подавал, а НАСА старательно готовилось к тому моменту, когда технический уровень позволил бы совершить экспедицию на объект. Интересно, что весь мир был не в курсе этой находки, только американцы знали. Они бы ещё готовились не одно десятилетие, но пришли неприятные известия: на «Цель» несётся астероид и через несколько лет разрушит бесценную находку. В общем, медлить нельзя, экспедиция отправлена: шесть учёных – среди которых и главная героиня, лучший лингвист планеты Джейн Холлоуэй (за глаза её зовут «Индиана Джейн» из-за участие в опасных экспедициях в Южную Америку) – упакованы в консервную банку корабля и томительно летят в течении двух лет к астероидам. Прилетают, стыкуются с кораблём, входят внутрь и тут происходит контакт… но не такой, как ожидалось – лицом к лицу (или какой иной части инопланетного тела), а телепатический. И главная его особенность в том, что контакт этот происходит только с Джейн, больше ни с кем из команды. Вот и думай, или лингвист свихнулась, или же на самом деле контактирует с инопланетянином. Читатель-то знает, что контактирует, а вот члены команды не уверены в этом. Кроме одного, инженера Алана Бергена, который по уши влюблён в Джейн.

Что за «по уши влюблён» в таком серьёзном по описанию романе? Описание-то серьёзное, да, но на самом деле «Цель» (не корабль, но книга) – это дамский роман, запакованный в наряд фантастики (сначала научной, чуть позже приключенческой, в духе «Чужих», ближе к концу – так и вовсе космоопера). Героине предстоит очень многое пережить: и заражение смертельным вирусом, и битву с трудно убиваемыми, но усердно поедающими человеческую плоть тварями, и психологический прессинг со стороны инопланетянина, и внедрение в мозг бесценных знаний звёздной цивилизации. Но главное в романе не это, а её любовь и переживания по этому поводу. До того, как стало ясно о взаимном чувстве, терзала мысль, любит ли её этот красавец(а как же иначе?)-учёный? После – вправду ли он её любит, или она просто очередная из его девушек? А когда уже Джейн стала совсем уверена в ответной любви, то настала пора переживать по поводу спасения возлюбленного от погибели. И не только переживать, но и просто спасать его, облачившись в экзоскелет-скафандр и замочив всех тварей, что угрожали Бергену (очень схожая получилась сцена с тем, как Рипли в роботе-погрузчике дралась с чужим).

В общем-то, это надо читать, чтобы по достоинству оценить все забавности книги. Я получил удовольствие от чтения, это факт. Такого чтива ещё не пробовал. Но гарантирую, что строго на любителя. Даже не знаю, кому это порекомендовать, кроме как поклонникам постмодернизма, готовым наслаждаться слиянием, поглощением и перетеканием жанров друг в друга, не особенно парясь по поводу качества произведения.

ПС. Говорят, что во втором романе (а «Цель» — это первый из трилогии) мелодрамы практически нет, не знаю, не читал пока, но буду, обязательно.

ЦВЕТА МАРСА

Он любит её, она любит Маяковского, а комбинат сдадут досрочно

Из монолога Аркадия Райкина «Интервью с самим собой»

О романе «Красный Марс» впервые я прочёл в то время, когда заканчивал школу. В майском номере журнала «Если» 1995 года, в котором был опубликован обзор Николая Викторова о лауреатах различных англоязычных фантастических премий – от «Хьюго» до премии Британской ассоциации писателей-фантастов. Ким Стенли Робинсон со своей трилогией «Марс» (состоящий из романов «Красный Марс», «Зелёный Марс» и «Синий Марс») в этой статье был упомянут трижды, как лауреат «Хьюго», «Небьюла» и «Локус» (смотрите скан журнальной страницы, для удобства я подчеркнул эти упоминания). Понятно, что данные произведения не могли не вызвать у меня живого читательского интереса, который я смог удовлетворить лишь спустя более двадцати лет. Кто-то за эти годы умудрился выучить английский язык и прочесть роман в оригинале, но я как-то на то не сподобился, потому терпеливо ждал перевода. И не зря, «Марс» стоит того, чтобы его прочесть.

Рассказывать об этой книге сложно, потому что она очень масштабная, разные её части вызывают разные ощущения, хотя из всех этих разниц и складывается одна общая, очень плотная, насыщенная и даже густая, атмосфера. Задействовано множество персонажей, событий, охвачен длительный временной период, и как результат всего этого – перед глазами читателя проходит детально описанная история освоения Марса. Несмотря на все фантастические, а иногда и мистико-метафизические допущения, написана книга нарочито реалистично, насколько это возможно и несколько отстранённо, немного со стороны, как бы исследователем, пытающимся восстановить достоверную картину того, что происходило. В то же самое время Робинсон тщательно копается внутри своих героев, предлагая взглянуть на события с их точки зрения, примерить на себя их видение мира, раскрыть ощущения, объяснить мотивы.

Сюжет синкретичный, и роман, состоящий из восьми частей, серьёзно отличающихся друг от друга по объёму (от 30 до 150 страниц), больше похож на сборник повестей, объединённых общим глобальным сюжетом и героями (это члены пионерского отряда колонистов, называемого «первая сотня», начавших освоение планеты). Главным героем каждой повести становится один из лидеров этой сотни: руководители американского и российского контингента колонистов – соответственно, Фрэнк Чалмерс и Майя Тойтовна (это не отчество, а фамилия); легендарный астронавт, ступивший первым на поверхность Марса, ещё задолго до задумки проекта колонизации, Джон Бун; главный инженер/архитектор/строитель (Надежда Чернышевская), ведущий геолог/археолог (Энн Клейборн) и единственный психолог (Мишель Дюваль) первой сотни.

Роман многослоен, потому не правы те, кто называют «Красный Марс» исключительно производственным. Хотя, возможно, они не прочли дальше трёх частей, которые действительно карикатурно можно описать фразой из сатирического спектакля, которую я взял эпиграфом. Мелодрама любовного треугольника с вершинами (или, если угодно, углами) «Бун», «Тойтовна» и «Чалмерс», сочно выводится на техническом фоне длительного полёта к планете, затем строительстве первого поселения и дальнейшего освоения Марса с его интенсивным, насколько это возможно, терраформированием. Всё это обильно сдобрено поведенческой психологией как отдельно взятых членов коллектива, так и всей сотни, которая являясь живым образованием, не находится в состоянии стазиса, а постоянно эволюционирует: внутри неё появляется несколько групп, конечные цели которых могут диаметрально отличаться. Да и сам процесс освоения не стоит на месте, воздвигаются новые поселения, прилетают всё больше колонистов второй, третьей, n-ной волны: наёмные работники, отряды силовых структур, клерки, административные работники, политические деятели.

Надо отдать должное тщательности, с которой работал над книгой Ким Стенли Робинсон – создаётся впечатление, что нет области, в которой он бы не разбирался. Точные науки, космология, политика, социология, медицина, генная инженерия, бактериология, геология, лингвистика, религиоведение, мифология – перечислять можно долго. Виртуозность, с которой автор вживляет множество научных сведений в повествование, не перегружает текст, не делает его занудным или утомительным, но лишь интереснее и ярче.

В общем, первая книга цикла (помимо уже упомянутой трилогии в него также входит солидный сборник рассказов «Марсиане») мне понравилась, обязательно буду читать вторую. Чую, Марс ожидают ещё большие социальные потрясения…

ПС. Немного об издании: красная — суперобложка, чёрная — обложка. Сшитый корешок. Увеличенный формат (60х90 1/16). 574 страницы. Бумага серая. Редакторская работа достаточно тщательная, на всю книгу я заметил одну опечатку, не исключаю, что их может быть больше, но в глаза это не бросилось.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО АКСИОМЫ

«Обнаружив себя заключённым в зловещий заколдованный круг, я скатился в мрачнейший шопенгауэровский пессимизм».

Очередной томик Виктора Пелевина, первое издание которого «Эксмо», как обычно, выпускает в персональной серии писателя, названной скромно «Единственный и неповторимый. Виктор Пелевин». Серия эта отличается тем, что оформление её книг как будто бы и не подчиняется каким-то определённым правилам, но обязательно при этом использование китчевых образов и лубочных приёмов. Концептуально оформленные собрания сочинений, мягкообложечные издания и омнибусы появляются позже, первая волна по/читателей Виктора Олеговича обычно наслаждается отдельными томиками с нарочито крикливым изображением на обложке. И этот принцип соблюдается с самого первого эксмо-издания писателя – книги «ПДД (НН)». В случае с «Лампой Мафусаила» мы наблюдаем коллаж из портрета Феликса Дзержинского, сделавшего руками «очки» из двух OK («по-македонски»), хипстера с бородой и в клетчатом пинжаке, матрёшки-спецслужбиста с «фигой»-ценцуриной за спиной. И надо, сказать, ничего лишнего в этих деталях нет – всё в романе встретится, а также множество других, не менее занимательных образов и персонажей.

«Я не верю в «освобождение народа», поскольку народ к свободе не готов и не понимает, что это такое – но я всем своим сердцем верю в европейский прогресс. Именно по этой причине по прибытии домой у меня начался запой».

Пелевин, как всегда в форме, в той самой, которую он сам и придумал – симбиоз метафизических штудий с сатирическим зубоскальством, всё это помножено на актуальность и откровенное насмехательство над различными штампами. От литературных клише (достаточно взглянуть лишь на оглавление книги), до политических мемов (Крым Наш!, англичанка гадит и т.д.) и просто набивших оскомину образов (ламберсексуалы, хипстеры, вата, масоны, каббала, чекисты, золотой запас, хуцпа и прочее) – всё обсмеяно, сделано это, как всегда, виртуозно и остроумно. Досталось всем: патриотам, прозападникам, наркоманам, гомосексуалистам, помещикам, банкирам, интеллигентам, быдлу, спецслужбистам, троллям, историкам, феминисткам – никто без серёг не ушёл, автор навешал каждому. Единственно, чего в книге мне не хватило – обычного для Пелевина героя, пытающегося вырасти из заданного писателем мира, и обычно к концу произведения вырастающего, выходящего в иное пространство, будь то Затворник с Шестипалым, Петька с Чапаевым, Лев Толстой или лисичка А Хули. Так вот, героя в книге нет, но есть куча антигероев и значимых (для сюжета, но не для читателя или автора) персонажей. Пелевин любит своих героев, но не в этом произведении, здесь ему на них откровенно наплевать и совсем не жаль, а вслед за автором никого не жалко и читателю.

«Сама эта надтреснутость всего была надтреснута самым надтреснутым образом…»

Это первая книга Пелевина, которая не принесла ощущения катарсиса. Словно бы я не дочитал её, а прервался где-то посередине. Нет, сюжетно всё завершено, более того – очень затейливо увязано, что немаловажно, ведь роман на самом деле таковым не является, это сборник малой прозы, объединённый действующими лицами, событиями и общей идеей. Можно, конечно, называть его «гибридным романом», как это сделано в аннотации, или ещё каким-то красивым речевым оборотом, но на самом деле – это очередной номер пелевинского альманаха, который писатель периодически выпускает в промежутке между большими своими вещами. К таким можно отнести книги «Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана» (между «Ампир В» и «Т») и «Ананасная вода для прекрасной дамы» (между «Т» и «S.N.U.F.F.»).

Некоторые критики пытаются причислить к подобным сборникам также и «Любовь к трём Цукербринам», дескать, там такое же деление на самостоятельные части, но это в корне неверно. Главное отличие в том, что художественная структура «Цукербринов» жёстка, и читать составляющие этой книги нужно именно в том порядке, в каком они расположены автором. С «Лампой» же ситуация иная, не имеет особого значения, в каком порядке всё это читать – эффект будет одним и тем же. Этим, кстати, «Лампа» очень сильно напоминает другой сборник Пелевина «ДПП (НН)», несмотря на то, что в нём всё же есть основной сегмент (роман «Числа»), а все остальные части – примыкающие к нему. В «Лампе» же практически все сегменты равнозначны, как по объёму, так и по смысловой нагрузке, и чтобы постичь авторский замысел соблюдать порядок их прочтения не обязательно.

«Где-то неподалёку играла музыка – что-то старое, струнное и куртуазное, каждой нотой повествующее о том, каким замысловатым и прихотливым цветком распускается половой инстинкт при освобождении человека от необходимости производственного труда».

Написав «Лампу», Виктор Олегович в очередной раз («доказал» писать глупо, ибо что ещё ему доказывать? и так давно уже очевидно, что когда Пелевин «открывает рот» всем остальным остаётся только заткнуться) показал виртуозное владение стилем, сложив в единое концептуальное творение лытдыброобразное жизнеописание современного диванного интернет-аналитика, гомосексуалиста и хипстера, тролля и позёра («Золотой жук»); дневниковые записи российского помещика конца XIX века («Самолёт Можайского»); мокументарный очерк, который вполне можно включить в условный цикл «Память огненных лет», о том, откуда есть/пошли масоны («Храмлаг»), по версии Пелевина – из уголовной среды; описание трудового дня психонавта-чекиста («Подвиг Капустина»). Написано очень ярко и остроумно. Есть над чем посмеяться, иногда в полный голос, ухохатываясь до слёз.

ПС. Интересно, что играя конспирологическими клише, можно создать полноценный фантастический роман о борьбе двух высших рас, пришедших к нам из будущего, и отражением этой борьбы, проявлением на уровне нашем, человеческом и становится американо/российское (западно/славянофильское) противостояние. В борьбе этой используются все средства — исторический подлог (не без помощи машины времени), метафизические трипы (психотропные тропы и дорожки истоптаны в обе стороны — и в никуда, и в ниоткуда), вербальные кодировки и нейролингвистические программинги сетевого поля боя («экспертные мнения», искусственный ажиотаж, игра на панику и деструктуризацию) — всё это тоже есть в «Лампе Аллад..., то есть Мафусаила». Волшебство, да и только: в каких-нибудь 413 страниц уместить бесконечное множество в ужасе разбегающихся друг от друга вселенных.

ТАКАЯ ЛЮБОВЬ УБЬЁТ МИР

«Коростель сделал кости Детей Коростеля из кораллов, что лежали на пляже, потом сделал плоть их из манго. А Дети Орикс вылупились из яйца, огромного яйца, которое снесла сама Орикс. Вообще-то она снесла два яйца, в одном были птицы, звери и рыбы, а в другом – слова. Но яйцо, в котором были слова, проклюнулось первым, а Дети Коростеля тогда уже были созданы, они съели все слова, потому что хотели есть, и когда проклюнулось второе яйцо, слов уже не осталось. Поэтому звери не умеют говорить».

Не знаю, есть ли официально такой жанр, как предпостапокалиптика, но именно этим словом можно обозначить то, что происходит в книге Маргарет Этвуд «Орикс и Коростель».

Эта история о том, как Коростель — интеллектуал и гений, перехитрил и сломал мировую систему, казавшуюся незыблемой. О том, как пришёл к концу мир старый и порочный, стремительно и самодовольно развивающийся, распухающий от перенаселения и перепроизводства; человечество которого поделено на две части: географически (на охраняемые посёлки корпораций и плебсвилли), интеллектуально (образованная элита и ограждённые от образования потребители), экономически (роскошь, в которой живут корпоративные служащие и нищета всего остального мира). О том, как появился мир новый, населённый Детьми Коростеля, нагими, идеально сложенными, здоровыми и психически уравновешенными, гармонично живущими с природой, не знающими о насилии жестокости и убийствах, не питающихся плотью, наивными, прямыми и честными.

И конечно, эта, как и любая по-настоящему хорошая история, прежде всего о любви.

Главная прелесть книги в том, как она написана: очень ярко, а местами и пёстро, написана, объёмно, сочно, живо. Можно даже сказать срежиссирована, поскольку роман очень киношен, в лучшем понимании этого слова: автор применяет (очень умело и к месту) флешбеки, параллельный, а при необходимости и клиповый монтаж; смело и с удовольствием мешает различные жанры: роман взросления и робинзонада постапокалиптики, сдобренная старым добрым сурвайвл-экшном, перемежается классической мелодрамой, усиленной постельными сценами; интернет-сёрфинг, снафф, порно, интеллектуальные игры, природная съёмка на побережье океана – из этого коктейля может получится шикарное кино, если экранизации повезёт с режиссёром.

Стоит упомянуть и о том, что Этвуд – поэтесса (то есть настоящая, которая издаёт книги со стихами, за некоторые из них получает премии) и это чувствуется по тому, как великолепно она владеет словом. Лингвистические игры – ещё один уровень романа, далеко не последний по значению. Новояз, каламбуры, шарады, недомолвки, цитаты и намёки, словесная и смысловая эквилибристика – это её стихия, и просто чтение написанного текста доставляет большое удовольствие.

Это книга о любви, очень страстной, странной и болезненной с одной стороны; безграничной, безоговорочной и беззаветной – с другой; расчётливой, жестокой – с третьей. Любовный треугольник, напряжение внутри которого было таким сильным, что спалило к чертям старый мир, родив новый, по задумке гораздо чище предыдущего. Отец-создатель, мать-наставница и хранитель. Коростель, Орикс и Тупик.

Интересна конструкция истории: она рассказывается с двух сторон одновременно – с конца и с начала, два этих рассказа движутся навстречу друг другу, параллельно, попеременно, постепенно к концу переплетаясь в единый виртуозный узор. Два мира, до и после человека, потерянный и новый, встречаются в итоге на том самом месте, где началось разрушение старого.

«Орикс и Коростель» – это первый роман одноимённой трилогии (как и первый прочитанный мною у Этвуд), обязательно прочту и другие книги цикла, да и всеми остальными произведениями писательницы постараюсь насладиться, она великолепно пишет. Трудно судить по одному роману, но если остальные написаны так же великолепно (а сомневаться в этом причин у меня нет) – то это по-настоящему мой автор. Во всяком случае, данная книга – стопроцентно написана для меня.

ПС. Книга не рекомендуется излишне впечатлительным людям с тонкой душевной организацией. Предупреждение на обложке о том, что она «содержит нецензурную брань», далеко не беспочвенно. К тому же натуралистических и циничных описаний различных предметов и действий, которые могут являться оскорбительными для «духовно богатой личности», здесь множество.

Книг про Лисбет Саландер, девушку с татуировкой дракона, играющую с огнём и взрывающую воздушные замки, доселе я не читал. Зато посмотрел четыре фильма – три «аутентичных» шведских и один финчеровский ремейк. Посмотрел бы ещё, да не снято их пока больше. Хотя теперь думается, что будет и будет немало, новая книга ведь появилась в 2015-м году, несмотря на то, что создатель литературной франшизы – левый активист, общественный деятель и журналист Стиг Ларссон – уже более десяти как лет мёртв. Автор продолжения, Давид Лагеркранц – журналист, видимо, поэтому именно ему поручили родственники безвременно почившего писателя написать книгу, которую, по их словам, Стиг не успел закончить. В общем девушка-аутсайдер суперхакер и бисексуалка снова в строю: вершит правосудие (насколько она его понимает), взламывает секретные системы (на этот раз это АНБ США), спасает людей (помимо обязательного Микаэля Блумквиста, в число них попали ещё мальчик-аутист с синдромом саванта и его мать), в общем, всё, как обычно.

«Сюжет тут ни при чём; главное — что человек в нём видит. Художественное произведение существует в глазах наблюдателя…»

Наблюдать зрителю приходится за многим, напрямую не связанным с сюжетом романа, поскольку «Девушка, которая застряла в паутине» избыточно детализирован. Фабульно ничего не значащих, но, хочется верить, приведённых в тексте для создания атмосферы, а не для увеличения знакового объёма, подробностей, в книге множество, изобилует ими практически каждый эпизод. Так, мы узнаём, что: лучший следователь Стокгольма Ян Бублански настолько любит книгу Исаака Башевиса Зингера «Люблюнский штукарь», что держит её в туалете, возле унитаза на случай, если ему захочется почитать, когда возникнут проблемы с желудком; Лисбет Саландер после успешно осуществлённого взлома сверхсложной защитной системы спецслужб напивается в стельку бутылкой виски вперемешку с несколькими литрами пива; психолог, взявшийся за лечение мальчика-аутиста, пытаясь склеить его мать, Ханну – актрису, вышедшую в тираж – ведёт с собой мысленный спор, стоит ли ему упоминать в беседе о том, что она очень нравилась ему в ранних своих ролях; сама актриса с тоской вспоминает те времена, когда жила с отцом своего ребёнка – гениальным программистом (его убийство и становится основной детективного сюжета), а не нынешним сожителем, Лассе – стареющим актёром мыльных опер; напиваясь, в отсутствие Ханны этот негодяй лупит своего пасынка, в присутствии же отрывается на ней самой. Мир полон мерзостей, грязи и зла – а в мелких деталях, которыми буквально нашпигован текст (запахи, звуки, жесты, воспоминания, размышления) дьявол особенно заметен.

»- Возможно, он предчувствовал, что дни его сочтены. Не знаю. Как бы то ни было, он посреди ночи позвонил Блумквисту и захотел что-то рассказать.

- В прежние времена в таких случаях вызывали священника.

- Теперь, похоже, звонят журналисту…»

Теперь немного о своих ассоциациях. Следователь Бубланский – полицейский по профессии, еврей по национальности, что неоднократно подчёркивается на протяжении книги. Это автоматически вызывает в моей голове параллель с мрачной вселенной «Союза еврейских полисменов» Майкла Чабона. Но если произведение об альтернативной реальности, в которой Аляска – еврейский штат США, можно, без всякого сомнения, считать книгой гениальной, то четвёртый роман о тандеме Блумквист/Саландер – это обыкновенное бульварное чтиво, написанное, впрочем, совсем неплохо. Что объединяет эти две Вселенные – унылость, безысходность и серость романного пространства, сырого и промозглого, пропитанного бесконечным дождём.

«Он посмотрел на площадь и, увидев там красивую женщину в ярко-красном пальто и с длинными рыжими волосами, впервые за день искренне и широко улыбнулся».

Ещё одно забавное совпадение книг Чабона и Лагеркранца – оживление и цвет в них приносят рыжие женщины. В «Союзе» это Бина Шемец, бывшая супруга и нынешняя начальница главного героя, а в «Паутине» — Камилла, самый главный и опасный враг Лисбет, возникший как бы из ниоткуда, из детства Саландер, выдуманного, я уверен, Лагеркранцем, но не Ларссоном. Вряд ли Стиг подозревал, что у Лисбет есть сестра-близнец, не подозревал и я до чтения книги, а вы – моей рецензии.

Удивительно, что книга читающаяся, как социальная драма, собранная из таких пессимистических «комплектующих», словно взятыми из опусов Чарльза Диккенсона, заканчивается настолько оптимистическим хеппи-эндом, которому позавидовал бы и сам Ян Флеминг. В итоге все мрази получают по заслугам (кроме той, которую нужно будет наказывать в последующем продолжении), а все сестры и братья, вне зависимости от вероисповедания и отсутствия оного – по серьгам; второстепенные персонажи благополучно принесены в жертву сюжету, а главные не только выжили, но и, наконец, встретились наедине, как и положено, на самой последней странице романа…

ПС. Предлагаю сериалу о Лисбет Саландер дать новое название – «Девушка, которая запросто выберется из любой задницы».

И опять так случилось, что я начал знакомство с творчеством неизвестного мне доселе писателя с самой нетипичной для него книги (во всяком случае, он сам так о ней говорит в предисловии). Это повесть Патрика Ротфусса «Спокойное достоинство безмолвия». Пока не узнал, что «Книга-фантазия» – фраза на обложке под самым названием – наименование серии, я был уверен, что это подзаголовок повести, уж больно оно подходит для данного произведения. Нетипична эта книга не только для Ротфусса (опять же, сужу только по его собственным словам, поскольку до того, как мне в руки попала эта книга, всё, что я знал о её авторе – что он пишет фэнтези), но и в общем для жанра.

Книга – никак не в традициях жанра, или, если быть более подробным и точным, она совсем в иных традициях: мне одновременно напомнила кортасаровский цикл «Некто Лукас» (необычным героем, точнее героиней, и её отношениями с окружающим миром), «Смерть и приключения Ефросиньи» Ольги Арефьевой (по той же самой причине), мультфильм «Семейка монстров», избранными местами «Янтарные хроники» (лабиринтно-коридорной бродильно-квестовостью), многими местами Харуки Мураками (практически каждая его вещь в какой-то момент похожа на «Спокойное достоинство безмолвия», а большинству из них даже это название отлично подошло бы), и даже Владимира Сорокина напоминает («Сердца четырёх») с «Третьим полицейским» Флэнна О'Брайена (каким-то своим очень чудным настроением), конечно, кэрроловскую «Алису» (а какая книга мне её не напоминает?), а также много прочих детских книг.

Это не фэнтези, это действительно фантазия, та, что больше присуща поэтам, чем создателям многотомных серий или эпопей. Да и объём «Спокойного достоинства» тоже больше подходит стихотворцам – скорее, большая поэма, чем маленькая повесть. Лёгкая, кружащаяся в своём ритме, звенящая звонками метафорами, удивляющая необычными сравнениями, радующая языком и героиней. Единственной в книге (не считать же полноценной героиней мелькнувшую удивлённым лицом в окне полуночного эпизода маленькую девочку), которую можно целиком прочесть за несколько часов, при этом совершенно забыв о времени. Я, например, прочёл её за первую половину прошедшего воскресенья. Проснулся рано, часов в семь, поскольку не спаслось – взялся за чтение, и уже в двенадцать она была прочитана, а я ощущал, будто бы прожил необычные семь дней в месте именуемом Подсветье. Прошу прощения у поклонников творчества Ротфусса, возможно, я буду рассказывать какие-то неверные и ошибочные вещи с точки зрения устоявшейся космогонии созданного им мира (так как повесть каким-то боком, опять же, по словам самого автора, примыкает к его циклу «Хроники убийцы короля»). Мне простительно, поскольку этот мир я знаю только по одной книге, самой маленькой и нетипичной из всех.

Итак, под миром есть место, известное, как Подсветье. Впрочем, об этом месте практически никому не известно, кроме его единственной обитательницы, девушки Аури, которая очень тонко и точно чувствует все предметы и места, а также их соответствие друг другу. Эти соответствия она и содержит в порядке. Ведь порядок – вещь такая, которую нужно постоянно поддерживать: сегодня предметы стоят на своих местах, а уже завтра их, возможно, надо будет передвинуть для того, чтобы они соответствовали своему положению и состоянию (а состояние и настроение вещей меняется почти так же часто, как и у людей). Гармония – это постоянное движение в соответствии с порядком, который нигде не прописан и никем не назначен, но просто есть, его можно только почувствовать и навести, что и делает Аури, живущая в Подсветье. Это где-то глубоко под светом, там, куда свет еле-еле добирается, проходя через лабиринты туннелей, прорываясь через заслоны стёкол, препоны стен и толщи воздуха/земли/воды, но всё ж таки пробирается, хоть и очень тусклый.

Аури очень уважительно относится ко всем вещам, целует их в знак извинения, если вдруг чем-то обижает, чувствует их малейшие желания и старается их выполнить. Она щедро делится вниманием, временем, заботой и теплом. С комнатами и переходами, коридорами и лестницами, кроватями и одеялами, мебелью и бельём, домашней утварью и другими вещами, которые она находит в лабиринтах и закоулках Подсветья, или на дне тёмного бассейна, куда ныряет раз в неделю и, надолго затаив дыхание, пытается выудить на свет потерянные, тоскующие по вниманию предметы.

Не буду рассказывать остального, и так практически всё уже поведал, отмечу только, что у этой книги очень интересный язык, приятно удивляющий необычными оборотами и сравнениями. Лёгкий, но ломкий, да и вся история – несмотря на свою воздушность немного неуклюжая, как будто её рассказывает ребёнок, в простоте достигающий небывалого художественного уровня, но лишённый особой литературной виртуозности. Потому все его изыски могут показаться неграмотностью, если не проявить немного снисходительности. Но звучит это очень свежо и необычно. В общем, я не вижу иного способа закончить свои излияния, как привести цитаты из самой книги.

«Она уже тыщу лет не оказывалась в совершенно новом месте. В месте, которое смеет оставаться самим собой».

«На площадку смотрела дверь, но дверь эта была ужасно стеснительная, так что Аури из вежливости сделал вид, будто не заметила её».

«Выше высокой женщины, вставшей на цыпочки».

«Туалетный столик был совсем непутевый: болтливый и бесстыжий».

«Шестерня была терпелива, как целых три камня».

«Лестница была польщена таким вниманием, однако осталась всё такой же замкнутой».

«Яблоко было кожистое и полное осени»

«Какой кошмар: жить в окружении холодных, колючих, пустых вещей, которые всего лишь достаточны?

Сидя на тёплом, гладком полу Мантии, Аури содрогнулась об одной мысли о том, чтобы пребывать в таком безрадостном мире. Ничего идеального. Ничего прекрасного и правильного. Ну уж нет! Она слишком мудра для того, чтобы так жить. Аури огляделась и улыбнулась, глядя на всю свою роскошь. У неё есть идеальный любящий листик и лаванда. На ней её любимое платье. Её имя Аури, сияющий золотой слиток, который всегда при ней».

ПС. Книга не для каждого, история со своим необычным характером.

Непосредственно по сюжету или идеям говорить не буду — читайте сами, лишь опишу несколько ассоциаций, пришедших в голову во время чтения.

1. На мой взгляд — это самый киберпанковский роман из всей отечественной литературы за всю её историю. Хотя, конечно, я не читаю современной фантастики, может, кто-то и создал что-то более замороченное по теме, но очень сильно в этом сомневаюсь.

2. Все помнят внутренних прокурора, адвоката, мусоров и прочих из «Чапаева и Пустоты»? В «Цукербринах» эхом отразилась внутренняя воровская сходка.

3. Один из абзацев в романе (а, может, и весь роман, а, может, даже и всё творчества Пелевина) очень подходит к приведённой здесь мною картинке http://e-bath.livejournal.com/453275.html.

4. Кто читал «Неприятную профессию Джонатана Хоуга» Хайнлайна (насколько я знаю, это единственное произведение фантаста, написанное в жанре фэнтези и не простого, а городского-тёмного-мистического, смешанного с классическим нуар-детективом — очень атмосферная, красивая и в чём-то даже декадентно-изысканная ранняя вещь писателя, напоминающая больше Абрахама Меррита, чем самого РХ), тот возможно увидит кое-какие аналогии с Хоуга с Киклопами, опять же Птица... Ну, я во всяком, случае, увидел.

5. Вопрос: Маленькая Сестра, по-вашему, противовес Большому Брату или кивок в сторону Little Sisters из Биошока? Хотя, запросто может быть, и то, и другое, и третье (мне не известное).

Книга смешная (смеялся, даже хохотал — настолько, что приходила супруга интересоваться, что такого я там вычитал? — очень много), лёгкая (несмотря на то, что некоторые короткие кусочки по тяжести своей были похожи на классического сорокина-труполюба-копрофага), светлая (очень) и задорная (как вопрос — «а где я списался-то? подскажите, на каком романе? а то как-то не пойму, видимо, в суматохе пропустил этот момент...»). При этом, конечно, присутствует и обязательная пелевинская грусть (когда даже гибель героя настолько жизнеутверждающа и светла, какой у иного писателя не может быть и безупречная победа главного персонажа). Так не пишет больше никто.

Как-то кто-то из моих знакомых сравнивал Пелевина и Сорокина. Так вот, Пелевин писать как Сорокин может, но Сорокин как Пелевин — никогда! Виктор Олегович слишком восторжен миром (хотя и отлично видит его недостатки) и настолько любит своих героев (недостатки которых видит не менее явственно), что даже намёка на то уничижительное, растаптывающее, растирающее в порошок, вбивающее в пыль и вмазывающее в грязь отношение, свойственного автору «Голубого сала», в нём нет.

Ещё Пелевин очень скрупулёзен при создании миров, которые он тщательно выстраивает вокруг своих героев, детализирует их и насыщает множеством лингвистических красивостей (каламбуров, полисмысленностей и т.д.), но всё это делается лишь для того, чтобы в очередной раз персонаж прорвал эту идеальную сферу, это «золотое яичко смыслов», вырвавшись наружу. И всегда пробоина — изнутри, скорлупку ломает птенец, которому пора менять своё обиталище. Герои растут и вырастают из придуманного их создателем миров практически во всех его произведениях (во всяком случае, повестях и романах, а также во многих рассказах). Смеясь над ними, иногда не совсем по-доброму, метко выделяя слабые стороны и неприятные черты, Пелевин, в то же время, не отказывает им во внутренней силе, которая вспарывает реальность скальпелем хирурга, после чего, отбросив лишние наслоения данной реальности, оставив лишь голое стремление к свету, к новому, к неизведанному, к иному, они уходят за край произведения, которое к этому моменту аккуратно завершается. Но конец — это начало, потому каждая книга Виктора Олеговича, описывая подготовительный период, является трамплином для настоящей жизни собственных героев.

Потому, наверное, можно сказать, что Пелевин пишет великолепные предисловия к настоящей жизни.

Маэстро ещё юн в роли творца и ищет свой собственный язык. Он пользуется псевдонимом, всё ближе подбираясь к тому Желязны, который вскоре будет широко известен. В этом рассказе писатель впервые приблизительно обрисовывает ту неохватную область, в которой будет творить в дальнейшем. Это древние мифы и джаз, это театр и музыка, это легенды и поэзия — это Искусство.

Межзвездный эстет, преодолевший миллионы космических миль и видевший гибель не одной цивилизации, лишь на Земле нашёл точное определение красоты, данное ей Аристотелем. В последний час до конца света он открывается театральному критику Филипу Деверсу, в сознании которого инкогнито жил 10 лет, чувствами которого познавал мир, но так и не смог постигнуть сострадания — того, что по мнению Деверса, является вторым слагаемым катарсиса великой трагедии (первое слагаемое — страх). Узнав о грядущем апокалипсисе, Деверс ставит на проигрыватель «Саету» Майлса Дэвиса — музыку «для последнего часа Земли», одевает костюм, повязывает галстук и отправляется на вечеринку, на которую не хотел идти. Он прощается с миром.

И если Деверс угощал инопланетного гостя мартини, то автор рассказа впервые дал читателю попробовать своего фирменного коктейля «от Желязны», в котором смешаны философия и религия, легенды и научные познания, искусство и психология, оригинальные идеи и попутные размышления обо всём на свете. Коктейль, который после первого же употребления вызывает устойчивое привыкание...

«Берешь в руки «Войну и мир» или «Преступление и наказание» — и делай с ними, что в голову взбредет: Наташа может пуститься во все тяжкие и до и после замужества, Анна Каренина — увлечься лакеем, а не Вронским, Свидригайлов — беспрепятственно жениться на сестре Раскольникова, а этот последний, обманув правосудие, — укрыться с Соней в Швейцарии, и т.д.» Это — прямая цитата из рассказа об игре «Сделай книгу сам». Не правда ли, что-то напоминает?

В этом коротеньком рассказе, написанном без малого 40 лет назад, Лем, как это очень часто с ним случалось, многое предугадал в нашем настоящем. Например, чем является роман Сета Грэма-Смита «Гордость и предубеждение и зомби» и ему подобных творений, как не результатом сборки «литературного конструктора», описанного в рассказе? Создаётся впечатление, что Грэм-Смит внимательно прочитав новеллу польского фантаста, принял её за руководство к действию и приступил к созданию своих творений.

Но в одном ошибся польский фантаст, футуролог и философ — он считал, что популярности у таких произведений не было бы. Ведь кому это интересно, читать исковерканные жизнеописания неизвестных тебе героев. А по мнению Лема, классических героев не будет знать никто, кроме небольшой горстки специалистов, а потому и переписанные книги о них востребованы не будут. Всё это оказалось совсем не так. Роль популяризатора взяли на себя ТВ и кино, которые, пусть и уже в интерпретированной форме, знакомят массового потребителя с классическими сюжетами, готовя его для следующей ступени развития — прочтения «Новых приключений» Раскольникова, Безухова, Джейн Эйр, Спартака,.. кто там следующий на очереди?

ДЕМОНЫ И АНГЕЛЫ ПУСТЫНИ

Толковый словарь иноязычных слов определяет слово «зандр» (sandr), как песчано-галечную равнину, образованную талыми ледниковыми водами непосредственно перед внешним краем конечных моренных гряд древних ледников. Слово пришло к нам из исландского языка, образовано от sand – песок. У Панова Зандр – название бывшей Земли, на которой самой земли-то практически не осталось, кругом песок, камень, галька. Выжженная мировой войной пустыня, в которой пытаются выжить остатки человечества.

«Зандр убивает тех, кто никого не убивает»

Да, я слышал (но ещё не читал) про «Тайный город», «Анклавы» и «Герметикон». Вадим Панов – писатель опытный и спорый, учитывая, сколько популярных (и плодовитых) циклов им единолично написано. Тут даже господин Лукьяненко (при всём моём уважении) не покажется литературным ремесленником-великаном – Панова в трудолюбии переплюнуть трудно. Книгой «Зандр» я начал знакомство с творчеством писателя, и если вдруг буду заново открывать давно известные вам Америки, которые для Панова уже стали «фирменными» фишками – то мне простительно, с его писательской кухни я пока отведал лишь одно блюдо, надо сказать, отлично приготовленное.

Оно, конечно, на любителя: пересушено/пережарено, по мягкости похоже на камень, а по нежности – на наждак, ну, а каким ещё, по-вашему, должен быть постапокалипсис? Это, конечно, сказка, но сказка страшная, сказка для взрослых, а потому здесь всё «по-взрослому», даже сопли и сантименты, которых в книге предостаточно и называются они тоже взрослыми словами – патетика и пафос. Есть также в наличие по-настоящему крутые главные герои, с твёрдыми характерами, вырезанными из гранита, с несгибаемыми принципами и высоким нравственным законом внутри. Есть, конечно и второстепенные персонажи с внутренними установками пожиже, да повонючее – такие, как правило, в «Зандре» (имеется в виду книга, а не сам мир – он-то заявлен одинаково жестоким ко всем, и к героям, и к подонкам, причём, концентрация последних, по словам автора, просто зашкаливает) погибают, предварительно попортив крови героям.

«Долгое время у нас не было никакой цели, кроме одной – дожить до завтра. Найти еду. Не стать едой. Отбиться от преследователей. Спастись»

Панов создал свой мир из песка, но сделал его таким ярким и живописным, что Зандр отодвигает на второй план всё остальное – и сюжет, и стиль (который, надо сказать, наличествует, под стать жанру – стремительный, лаконичный, афористичный). Все злоключения (что примечательно – не только тела, но и духа) героев, боевые сцены (живые и динамичные), философские размышления (есть и такое да, но вполне гармонично вписано и не кажется лишним) – всё это, несмотря на то, что написано очень интересно и увлекательно, кажется только фоном для того, чтобы рассказать о мире, в котором происходит. Если оставить в стороне аллюзии на современность (думаю не случайных), о которых я уже писал, Зандр является метафорой духовного опустошения человека. Человека, внутренний ландшафт которого населён до предела — демонами и ангелами.

«Мы и есть мир, и только мы сможем вновь научить его улыбаться»

Падлы (от падальщиков), папаши, зигены, садовники, веномы, комби, соборники, егеря, фермеры, циркачи (они же клоуны и уроды), санитарный спецназ и апостолы – пёстрое население Зандра напоминает по своей живописности обитателей «Шестиструнного самурая». Только фильм сделан с большой иронией, в то время как Панов рассказывает свою историю на полном серьёзе. Ещё одно отличие – «ШС» духом вышел из фантастики 60-х, «Зандр» же – детище высокотехнологичного XXI века. В классический для ПА антураж гармонично вписаны роботы, экзоскелеты, киборги, ядерные гранаты, интернет и блоги (да, в Зандре есть сеть, хоть и слабенькая, периодически падающая, но есть!), генная инженерия, вирусология, ИИ – всему этому нашлось место на Зандре. Покорёженному, залатанному, изменённому почти до неузнаваемости.

«Почему всё для всех не так, как хотят все»

Как и автор, который с любовью описывает созданный им жестокий и тяжёлый для выживания мир, я очарован Зандром, и мог бы писать о нём ещё много. Потому что за кадром осталось множество деталей (чего стоят одна лишь цивилизация мутантов Безумных Садов, наиболее приспособленных для жизни в условиях загрязнения окружающий среды повышенного радиационного фона и прочих «прелестей» постъядерной реальности), но о них вам лучше прочесть самим.

«Кто-то называет его адом, но это абсолютно не верно: Зандр – не ад. Зандр – это место обитания тех, кто через ад прошёл»

ПС. Просто мысль по теме: Постапокалипсис – это вестерн нового времени. Территория беззакония, на которой законченные негодяи творят высшую справедливость. Пустыня души, орошаемая кровью и слезами. Без всякой надежды на то, что здесь когда-нибудь что-то вырастет. И именно здесь вырастает Сад.

«Каждое утро я вскакиваю с постели и наступаю на мину. Эта мина – я сам».

О том, как люблю творчество Рэя Брэдбери, я уже писал. Многие его книги я перечитывал и не один раз, потому, увидев неизвестный мне томик «Дзен в искусстве написания книг» — очень обрадовался, решив, что это что-то новое. По названию можно подумать, что эта книга – пособие для начинающих литераторов, своеобразный мастер-класс от Брэдбери, что-то наподобие «Как писать книги» от Стивена Кинга. Это не совсем верно.

В отличие от книги Кинга, написанной как настоящее руководство и свод практических советов для начинающих писателей, «Дзен …» Брэдбери – это сборник эссе, опубликованных в разное время в различных изданиях. Пять предисловий (четыре из них – к своим книгам, одно – к антологии «Фэнтези и научная фантастика с 1939 года»), две статьи для журнала Writer, одна – для ежегодного альманаха издательства Capra Press, одна – для нон-фикшн антологии о писательском ремесле, одна – для журнала Film Comment. Так с миру по нитке и получился сборник, имя которому дала одна из вошедших в него работ. Ах, да, чуть не забыл – на десерт в конце книги опубликовано восемь стихотворений Брэдбери об искусстве и творчестве. Стихами они считаются, видимо, потому, что написаны в столбик. Лично для меня у Брэдбери всё творчество очень поэтично, а вот стихи-то, напечатанные в этой книге, будут более прозаичны, чем многие из его рассказов, хотя, возможно, что просто переводчик плохо справился с поэтической формой.

«Я открыл для себя удивление и неожиданность в писательском ремесле».

Вернёмся к «Дзену …» — сборник даёт представление о том, как создавал свои книги великий американский сказочник. Брэдбери беседует с читателем, рассказывая о том, как написал «Марсианские хроники» и «Вино из одуванчиков», «451 градус по Фаренгейту» и «Что-то страшное грядёт», откуда берутся идеи для рассказов, к каким хитростям он прибегал, чтобы поймать и удержать возле себя Музу, как библиотеки помогают творить – всем этим писатель делится без утайки, со свойственным ему юмором и сердечной теплотой. На протяжении всего сборника ясно звучит мысль о том, что каждый может стать писателем, но для этого нужно трудиться ежедневно на протяжении многих лет. Главное, не переставать удивляться миру – только тогда можно и самому кого-то удивить.

«Когда жизнь не бежит, чтобы спастись, она замирает – с той же целью».

Не стоит читать этот томик разом, глотая страницу за страницей в дикой гонке. В принципе, вообще так читать не стоит, особенно Брэдбери, и особенно «Дзен …». Во-первых, тогда маленького сборника хватит совсем ненадолго – буквально на пару часов; во-вторых, учитывая, что тема всех произведений сборника одна – творчество – в разных эссе, написанных в период с 1961-го по 1990-й годы, Брэдбери повторяет некоторые свои тезисы, и общее впечатление смазывается, если пробежать читательскую дистанцию на спринтерской скорости. Всё-таки предисловия предназначены для того, чтобы предварять основное чтение, а не вместо него. Потому «Дзен …» лучше читать «по чайной ложке» — каждая статья сборника полна ярких образов и энергии, интересных мыслей и забавных наблюдений, и каждой нужно оставить время для того, чтобы прочувствовать «послевкусие» от неё. Даже в своих публицистических работах Брэдбери создаёт свою узнаваемую атмосферу, сплетая из слов волшебный мир, сказочный, пугающий и радующий одновременно. Насладитесь им.

ПС. Самый главный момент – если вы ещё не знакомы с творчеством писателя (трудно поверить, что такие есть), то не стоит читать эту книгу, иначе вы лишите себя удовольствия личного открытия его волшебного мира. Прочтите сначала художественные книги Брэдбери, а ещё лучше: перед прочтением конкретного романа – читайте предисловие к нему из этого сборника. Поскольку издатели частенько не утруждают себя включением в книги предисловий или каких-либо эссе, то «Дзен в искусстве написания книг» можно использовать, как приложение «Публицистического Рэя» к «Большому литературному Брэдбери».

Наверное, о Зотове (буду без Z, ладно?, а то, уж, больно Zемфиру напоминает) я слышал и до этого, но впервые запомнил и отметил для себя после того, как мне порекомендовали его «Москау» в комментариях к отзыву о «Человеке в Высоком замке». Дескать, это тоже альтернативная история с победившим Третьим Рейхом, прочтите, если тема интересна. Самого рекомендованного романа я пока так и не прочёл, но фамилию запомнил, а как только мне в руки попала другая книга автора, «Эль Дьябло», взялся за чтение, о чём ничуть не жалею.

Пока это единственная книга писателя, которую я прочёл. Текст можно разделить на три части: детектив, постмодернистские приключения в мире кино и сборник наполовину эссе наполовину фельетонов о состоянии современной киноиндустрии. Всё это гармонично сведено в единую историю, читается которая легко и с интересом. Не в последнюю очередь виноват в этом замечательный язык, живой, простой, но сочный, богатый на яркие, кинематографичные описания. При этом каждая из трёх, условно определённых мной составляющих книги (есть ещё и авторское деление конструкции романа на три части: cine pornografico, cine patriotero и cine commerciale), написана в своей, отличной от других, стилистике… Всё, остальное прячу под кат, чтобы не испортить случайным спойлером впечатление от романа тем, кто желает его прочесть.

Отзыв об «Эль Дьябло» я буду вести, сравнивая Зотова с Пелевином. Тем более что схожестей (есть, впрочем, и расхожести) у этих писателей много. Роман Георгия Александровича пришёл в нашу реальность из тех же степей, что и литературные трипы Виктора Олеговича, конечно, с оговорками и своими особенностями. Рассуждений о метафизике у Зотова поменьше, хотя самой ею сюжет просто переполнен: есть в наличие боги инков, шаманы, дурман-трава (пейот, там, или каннабис, не понятно, в общем, какая-то ядерная смесь), магические идолы, карнавал демонов, путешествия духа в разные миры (в том числе, в подземелья индейского Ада и в реальность, созданную кинематографом). Ещё с Пелевиным Зотова роднит чувство юмора и ироничный взгляд на мир, приключения героев разбавляются их суждениями на самые разные темы, в которых природа человека предстаёт достаточно непривлекательной, но, в то же время, и презабавной. А пространные дневниковые телеги одного из героев о природе современного кино местами вызывали у меня приступы безудержного веселья – так точно, узнаваемо и смешно описаны свойственные фильмам штампы и ляпы.

Надо понимать, что сравнивая двух писателей, я не говорю ни о каком эпигонстве или плагиате. Просто они играю на одном литературном поле, и оба делают это великолепно, притом что Зотов пишет настоящую остросюжетную литературу, чего за Пелевином не водится. «Эль Дьябло» — это и детектив, и квест, и мистический триллер, и комическая героика, и ещё куча всяких жанров, от ужастика до «байопика обычного человека» (определение взято из текста романа).

Немного о сюжете. Действие параллельно развивается в трёх реальностях: в прошлом, в мире кино и в нашем времени. Первая реальность – детективная, дело происходит в тридцатых годах XX столетия: 14 октября 1931 года капитана полиции города Лима (Республика Перу) Мигеля Мартинеса (он же – бывший белогвардейский офицер Михаил Мартынов, после поражения белого движения покинувший Россию) среди ночи будит телефонный звонок. Его вызывают на место страшного преступления – в городе появился маньяк, который из частей тел нескольких жертв сшивает кукол. Вторая глава открывает читателю существование кинореальности в самой бесстыдной её ипостаси. Пока ещё неизвестный персонаж отчаянно пытается выбраться из ненавистного ему города Секс-Сити, находящегося в измерении порно кинематографа, куда несчастный угодил прямиком из нашего мира, из 2015-го года. Как это всё в итоге увязывается в единую историю – читайте сами. Скажу лишь, что сделано это с большим мастерством и фантазией.

Напоследок об отличии двух авторов: Пелевин берёт голые идеи и вокруг них выстраивает какой-то (иногда совсем незатейливый) сюжет, Зотов же к сюжету относится с большим вниманием, остро и живо его выписывает (наверное, это тот самый случай, когда слово «живописует» пришлось бы весьма кстати, решись я его использовать), населяет созданные реальности персонажами, а «оставшиеся свободными места» виртуозно заполняет идеями, которых у него тоже предостаточно, но они являются лишь приправой ко всему остальному. Идея-перчинка (если угодно, изюминка), которая не тормозит действия, но, в то же время, и не теряется на фоне сюжета. Она обязательно будет замечена, поскольку прозвучит по теме в контексте происходящего. Смысловое наполнение, которое не выпячивается, а органично существуют внутри заданной сюжетной схемы, не мешая в первую очередь жанровому восприятию книги, как необычного, пусть постмодернистского, но детектива/экшна, а уже потом – как психоделической прозы.

В общем, я открыл для себя очень интересного автора. Это первый за долгие годы современный русскоязычный писатель, кроме Пелевина, книгу которого я прочитал с большим удовольствием, наслаждаясь каждой страницей.

Я расскажу о новом сборнике рассказов Рэя Брэдбери, написанных не Рэем Брэдбери (да, я тоже сначала отнёсся к данной идее очень даже скептически, но, поверьте – это действительно так). Правда, перед этим вам придёт прочесть небольшой рассказ о том, как я познакомился с этим писателем.

Мне было лет 11-12, я только недавно открыл для себя чудесный мир фантастики: «Звёздных королей» Гамильтона, «Тарзана» и «Марсиан» Берроуза, «Человека-амфибию» Беляева, «Таинственный остров» Верна, «Войну миров» Уэллса, и я жаждал новых невероятностей. В библиотеке мне вручили доселе неизвестного Брэдбери. Томик, в котором были «Вино из одуванчиков», «Марсианские хроники», плюс с десяток рассказов. «Вина» я совсем не понял – тогда я не хотел читать про взросление 12-летнего мальчика, я сам был этим мальчиком, и мне нужны были приключения, путешествия, погони. Я ещё не знал, что не менее (а зачастую и более) увлекательно путешествовать по внутреннему миру, изучая душевный ландшафт, его изменения, преодолевая кручи сомнений, падая в пропасти отчаяния, утопая в зыбучих песках тоски, переплывая реки тревог и прорываясь сквозь чащи страхов. Позже я понял, что это те единственные приключения, которые что-то меняют в тебе самом, оставляют след, отзываются эхом в сердце, заставляют раз за разом настойчиво искать ответы на вопросы кто ты? почему такой? зачем это всё?

Это было позже, а в 12 лет хотелось прерий, космических далей, бластеров, подлых врагов и благородных героев, принцесс в беде, миров на грани катастрофы и масштабных сражений за эти миры. Оставив «Вино» на будущее (которое пришло в своё время и накрыло меня волною нежности и печали), я принялся за «Марсианские хроники», названия которых обещали всё то, что казалось таким необходимым и жизненно важным тогда. Вот тут я и попался… Это же был Марс! И были ракеты! И был космос, и другая планета, и даже марсиане были… И вроде бы было всё, что нужно, но было это совсем другим, и было это таким необычным, грустным, и в то же время захватывающим и не отпускающим до самой последней страницы.

Брэдбери – с его печалью, которая светлее и ярче любой радости, с его нежностью, сокрушающей самые крепкие панцири, с его тихим неторопливым голосом, заглушающим бравые крики всей ватаги мушкетёров/индейцев/космических пиратов/ковбоев/футуристических капитанов, звучащие в мое голове – он взял меня за руку и повёл в другой мир, и это путешествие меняло меня, с каждым словом делая чуть взрослее, чуть тоньше, чуть мудрее, чуть лучше.

А ещё были рассказы, страшные в своей мрачности, небывало атмосферные и страшные по-настоящему, не чудовищами и монстрами, а каким-то глубоким ужасом, прячущимся внутри тебя и выбирающимся наружу во тьме. Было так страшно, что тишина звенела в ушах, так страшно было только ночью одному, когда единственный способ спастись — это укрыться с головой одеялом и не показываться наружу до утра, пока не забрезжит рассвет.

Так я и познакомился с Рэем Брэдбери...

Главная особенность Брэдбери в том, что кажется, будто он только твой личный писатель, пишущий лишь тебе, и никто больше, кроме тебя, ТАК СИЛЬНО его не понимает, потому что и пишет именно про тебя, а не про кого-то другого. Антология «Театр теней», рассказ о которой я, наконец, начинаю, опровергает и в то же время подтверждает эту особенность писателя. Потому что он собран из рассказов тех авторов, которых Брэдбери в своё время, так же, как и меня когда-то, взял за руку и увёл в мир настоящего волшебства. И они не только с благодарностью приняли этот дар, но понесли его дальше, сами став волшебниками слова, и открывая читателям уже свои миры.

«Театр теней» — это два сборника под одной обложкой: сборник рассказов и сборник небольших автобиографических эссе, в которых авторы антологии рассказывают о том, что для них значит Рэй Брэдбери. Каждый рассказывает свой персональный рассказ о знакомстве с писателем, но в одном они очень похожи на то, о чём рассказал я вам выше – встреча с Брэдбери стала одним из поворотных моментов в их жизни.

В сборнике двадцать шесть авторов, я, до того, как прочесть эту книгу, был знаком с творчеством лишь четырёх из них – Нила Геймана, Джо Хилла, Дэвида Морелла и Харлана Эллисона. Да и то, у первых двух я до сих пор прочёл лишь несколько рассказов, Морелла знаю только по его «Рэмбо» (да, тому самому), и только Эллисона читал в достаточно большом объёме (трёхтомник «Поляриса»). Все остальные имена мне ничего не говорили, но имя Брэдбери обещало (и не обмануло), что результат будет отличным.

Рассказы очень хороши, есть гениальные, которые я обязательно буду перечитывать, есть просто хорошие, слабых и плохих нет. Возможно, как-нибудь в дальнейшем я и расскажу по отдельности о некоторых из историй антологии, но считаю, что особой нужды в этом нет — лучше прочтите их сами. Постапокалипсис, магический реализм, мистика, социальная фантастика, лингвистические шарады, рассказ о космических колонизаторах, краткая биография Мэрилин Монро, темпоральная драма, высокая литература, голливудские хроники – рассказы этого сборника очень разные, по жанрам, по сюжетам, по стилистике, но они объединены одной атмосферой. Это признания в любви, это письма благодарности, это тепло, пронесённое через всю жизнь, не погасшее, а разгоревшееся пламя, освещающее тьму. Благодаря Брэдбери, зажглось много костров, мир стал ярче и светлее. Словно светило, он одаривает всех вокруг своими лучами, и теперь воспитанные им писатели отбрасывают тени, которыми и являются истории этой книги. «Театр теней», которого не было бы без света.

Обычно с годами автор набирается техники и создаёт всё более филигранные произведения, но в случае с Виктором Олеговичем все обстоит с точностью до наоборот. Ранние его вещи отличаются гораздо большим стилистическим мастерством, чем поздние. Понятно, что со стороны Пелевина это намеренное снижение «градуса литературности» для большей доходчивости, и выбранная им «простота» — кажущаяся, скрывающая глубину иного рода, не художественного, но метафизического. С годами автор не утратил того, что называется талантом, но вывел его в иные измерения, далеко за пределы классического понимания литературы. При этом нельзя назвать его списавшимся – это будет неправдой, ведь не так давно он подтвердил свою художественную состоятельность – и в качестве великолепного стилиста, и в виде «полноценного» писателя – осуществив блистательное возвращение в литературное пространство романом «Т», а чуть позднее и сборником «Ананасная вода для прекрасной дамы». Из этих книг на читателя, истосковавшегося по одновременно светлому (но не оптимистически глупому), скептическому (но не уничижающее циничному), трезвому (но не равнодушному) и проникновенному (но не оголтело бездумному) взгляду на действительность, дохнуло этой невообразимой смесью, которая для многих и является «тем самым Пелевиным, со слоном».

«Откат назад» для Виктора Пелевина будет возвращением на вершину, поскольку он уже начинал с гениальных литературных работ, постепенно отходя всё дальше в нехудожественное писательство, на территории мистических штудий, но не художественного искусства. Виртуозно сохраняемый в ранних произведениях баланс нарушен, и сейчас метафизическая эквилибристика в его произведениях даёт огромную фору их литературной составляющей. Вещи структурно и стилистически становятся всё проще, каким бы изощрённым не было их идейное содержание.

Эту заметку меня заставила написать «Водонапорная башня», один из его самых первых пелевинских рассказов. Его великолепная форма (рассказ является одним предложением, растянувшимся на десяток страниц) полностью оправдана и не кажется напыщенной или надуманной. В это непрерывное предложение собрана одна отдельно взятая жизнь, а потому, как и жизнь, предложение не обрывается с окончанием каких-то эпизодов – оно тянется дальше от начала к концу, которые, кстати, идентичны друг другу: «водонапорная башня» – данным словосочетанием рассказ начинается, им же он заканчивается. Таким образом, расхожее и уже порядком набившее оскомину «начало – это конец, а конец – это начало» наглядно и очень изящно воплощается в текстовой форме, обходясь без дидактичности, и пошлой банальности. Рассказ в виде змеи-предложения (или, если угодно – смысловой нити) витиевато движется от одной ассоциации к другой, здесь трудно найти хоть один лишний элемент – всё гармонично связано, одно перетекает в другое, и без какого-либо из этих сегментов не получится целостности. Так и жизнь – лишаясь одного из событий в последовательности, она превращается в приглаженную биографию и перестаёт быть реальной. Хотя, кто-кто, а Пелевин по количеству обращений к пассажу о сомнительности реальности может посоревноваться с самим Филипом Диком.

А ещё в «Водонапорной башне» не ощущается писательского монтажа – этот рассказ является вербальным «Русским ковчегом», но вопреки сокуровскому, пелевинский ковчег русской словесности не вызывающе «однопланов» (именно то, что картина Сокурова снята одним непрерывным планом, особенно превозносилось в своё время во всех материалах о фильме, а художественные достоинства обычно не упоминались, видимо, ввиду их отсутствия), а ненавязчив, шепотлив, вкрадчив, задумчив. Даже само понимание того, что это одно единственное предложение, появляется не сразу, оно приходит позднее, уже после того, как прочитана пара-тройка страниц, да и то об этом подскажет взгляд, оцарапанный отсутствием абзацев и красных строк, чувствующий себя неуютно в непривычно структурированном буквенном пространстве, лишённом точек.

Удивительно, но практически весь будущий Пелевин здесь проявился: игра слов, игра смыслов, метафизическая символика, разведённая бытовыми деталями, бытовые детали ставшие метафизическими символами, смерть и перерождение, и всё это на фоне безвременной, нависающая над всем и вся водонапорной башней – альфой и омегой существования. Это божество, подобием которого является человек – цитирую по тексту – «почти что двухметровый столб воды, способный самостоятельно перемещаться по поверхности земного шaрa». Высокие смыслы соседствуют с зубоскальством и зачастую сливаются вместе, чтобы составить ту неповторимую пелевинскую смесь юмора горечи, музыка вселенской грусти. Здесь одновременно звучит мажор устремления к идеалам и минор разочарованности в них, надежда на осмысленность сливается в экстазе с верой в человека, а поиски правды заканчиваются нахождением истины, а цель дальнейшего квеста – уже совсем другие смыслы, отстоящие одинаково далеко от всех истины и правд, вместе взятых.

Пелевинская проза течёт рекой. Афоризмы и парадоксы объединяются в разухабистую труппу Riverdance, отплясывающую ошеломляющий канкан на бумажной сцене, слова разоблачают прохудившуюся реальность и разоблачаются сами, обнажая свои сакральные значения, задирают вверх двусмысленности, вертят каламбурами, и пляшут, пляшут, пляшут. Нет, не танцуют, размеренные меланхолические танцы – это удел героев Мураками, пелевинские персонажи отплясывают по полной, пьяными вдрызг, укуренными в дум, закинутыми и скрученными в колесо, укушавшимися мухоморов, и упившимися настоев из вавилонских трав, но сохраняя при этом абсолютно трезвое сознание. Так беснуется вселенский ветер, пытаясь задуть костры бойцов Вальгаллы, так выплясывает пламя в топке паровоза, так солнечная волна несётся сквозь космическое пространство, звеня свою вечную песню на всех уровнях бытия.

Я не знаю, можно ли посчитать это за рецензию или отзыв, но в своё время после прочтения этого романа у меня родились следующие строки, которые я и опубликую ниже. Если такого формата «рецензии» не подходят, заранее извините.

КРОВАВО-КРАСНАЯ ИГРА

______________________М.М.

ХАОС

ритм времени сбит,

лист пространства свернулся;

звёздный гамбит

обернулся

срывом орбит…

Мир оказался непрочен.

-

СМЯТЕНЬЕ

шокирован взор,

слух обесточен

грохотом сжатия сфер,

что спиральный узор

переломал. Сотни вер –

вздор!

-

АГОНИЯ

света и тьмы —

распад бытия:

в стенах “МЫ”

множества “Я”

какофония

-

УЖАС

звенящей иглой ультразвука,

тысячью острых когтей…

Скрежет зубов, треск костей –

мука.

-

ИСКУШЕНЬЕ

сукно,

но

решенье

вне поля игры.

Все измеренья в одно:

ставки высоки, законы хитры.

-

С шага сбиваясь на бешеный бег…

Как заклинание –

знание:

Я – ЧЕЛОВЕК

ВСЯ ОСЕНЬ В ОДНУ КНИГУ

«Все эти чудеса предсказал один единственный прорицатель – первый сентябрьский денёк»

Несмотря на дважды «летнее» название сборника, настроение у него осеннее. Первый же рассказ говорит о том, что «Лето кончилось», а последняя новелла «На исходе лета» — ни что иное, как поэтическая эпитафия самому яркому и тёплому времени года. Персонажи рассказов будут проживать «Всё лето в одну ночь», «В июне, в тёмный час ночной», или же замерзать тоскливыми зимними сумерками, оттаивать, оживая по весне им тоже предстоит, но всё же настоящей королевой этого бала является осень. Рыжая красавица, добрая, понимающая, внимательная и чувственная, приходящая, как предвестник заката жизни, нежно обнимающая перед зимою, в которую все мы умираем.

«Покойника надо уложить чин по чину, засыпать подобающими словами и паузами, а уж потом приниматься за следующего»

По Брэдбери времена года – это не просто сезонные изменения климата, а этапы жизненного пути: яркая весна детства, жгучее лето юности, умудрённая зрелостью осень, переходящая постепенно в старость-зиму, в которой всё явственнее чувствуется морозное дыхание смерти. Именно поэтому даже в самые знойные деньки старикам не удаётся согреться одним только солнцем, холод не отпускает их, необходимо тепло посильнее, человеческое, сердечное. Огонь молодости, который они находят у внуков или черпают из воспоминаний, когда остаются в одиночестве.

«Ему исполнилось всего лишь двадцать, и с каждой женщиной, что сидела на крыльце, когда он шёл мимо, или махала рукой из автобуса, его связывал несостоявшийся роман»

«Летнее утро, летняя ночь» — третья часть автобиографической трилогии, начатой писателем знаменитым романом «Вино из одуванчиков» ещё в 1957-м году. Читатель встретит здесь и Дугласа, и Тома Сполдингов, и их деда с бабушкой, других знакомых персонажей. В 2006-м было издано продолжение «Лето, прощай!», которое изначально являлось частью «Вина из одуванчиков», но по настоянию редактора было изъято при публикации. Заключительная книга цикла состоит из «остатков и обрезков», не вошедших в первые две, она увидела свет ровно через полвека после «Вина», на следующий год после «Лета», в 2007-м.

«Этот портрет соткан из всех снов, из всех женщин, из всех лунных ночей со времён творения»

«Двадцать семь рассказов», заявленные издателями – не совсем точно, примерно треть из них назвать полноценными рассказами вообще нельзя, и принадлежат они к тому типу произведений, который определяется ныне, как «микро» — объёмом на страничку, а то и меньше. Например, новеллы «Проектор» и «Серьёзный разговор» и вовсе величиною с небольшой абзац. Хотя, конечно, в случае с Брэдбери размер не важен, он и в одно предложение может поместить смысла больше, чем иные писатели в многотомную серию.

«Лето уже предвидело свой конец, закруглялось, вытряхивало последние сверкающие песчинки из верхней колбы песочных часов»

В прошлом Рэй Брэдбери, благодаря советской цензуре, представал перед читателем писателем-добрячком, сентиментальным и мягким, практически «плюшевым», самой жёсткой вещью которого был роман «451 градус по Фаренгейту». Ныне же мы знаем, что доброта и сентиментальность не отняли у писателя умения реально смотреть на мир. Даже у такого «взрослого ребёнка». Он любит людей, но понимает, что они способны на многое, и в этом многом встречается как добро, так и зло; он любит живое, но не испытывает панического страха перед мёртвым, зная, что смерть – часть жизни, одна из самых значимых, заключительная её страница; он восхищается любовью, хотя иногда она и приносит больше печали, чем радости. Самое главное – Брэдбери любит читателей, которым всё это неспешно рассказывает.

«Когда поймёшь, что в человеческой природе всегда есть частица зла, тебе будет легче выстоять»

СТРАНЬШЕ НЕКУДА, КУДА УЖ ЧУДЕСАТЕЕ

«Всё казалось удивительно вкусным, даже воздух».

На каждый рассказ Келли Линк хочется написать отдельный отзыв. О том, что я увидел в этом рассказе, что ощутил, его читая, какие невиданные приключения духа довелось пережить. Очень уж её новеллы образны и глубоки, слишком многое в них переплетается, и так это необычно красиво происходит, что хочется разгадать это волшебство, рассказать о нём, донести своё уникальное (оно всегда кажется таким, правда?) ощущение. Но чудо тем и чудесно, что непознаваемо, его можно почувствовать, в него можно верить, но объяснить невозможно. Да и не нужно. Лучше прочтите каждый рассказ сами, а я поведаю вам о книге целиком.

«Она напоминает нам наших матерей. Она питается нашими снами. Она знает, что мы задумали и чего хотим».

Открыл я для себя эту писательницу в сборнике, посвящённом Рэю Брэдбери «Театр теней». Без особой надежды пошёл в интернет искать информацию о ней и её книгах, изданных в России, поскольку большинство авторов этой антологии не переводились на русский. Но Келли Линк повезло (а ещё больше повезло нам, читателям, в особенности мне, новоиспечённому почитателю её таланта) – на сегодняшний день издательством LiveBook было издано три сборника малой прозы писательницы, первым из которых (и изданных, и прочитанных мной) стала книга «Всё это очень странно». Сказать, что данное название полностью выражает суть прозы Келли Линк – ничего не сказать (кроме того, что это сущая правда).

«Ну почему нельзя, чтобы у женщины были и призрак и ребёнок? Почему всегда приходится чем-то жертвовать?»

Эту странность я искал давно, неожиданно натыкался на неё в рассказе Яны Дубинянской «Баржа над тёмной водой» (больше у неё ничего подобного, насколько я знаю, нет), в прозе Анны Старобинец и Конни Уиллис. Это особая странность, о которой хочется много говорить, писать стихи, сочинять песни, а главное – хочется уговорить других, чтобы они читали книги Келли Линк (других упомянутых писательниц тоже, в особенности Конни Уиллис, но сейчас речь идёт именно о Линк), ведь эта странность восхитительна!

«Твои стопы – это одновременно и карты, и зеркала. Однако не стоит забывать, что стопы годятся ещё и для ходьбы по земле».

Это странность «Мертвеца» Джармуша и «Аризонской мечты» Кустурицы, это поэзия необычного и загадочного, написанная не в рифму, но особым ритмом, музыкой, пронизывающей всё твоё естество, её нельзя услышать ухом, но прочувствовать душою – она же пустится в пляс под эту музыку. Надо ли говорить, что это будут странные танцы, несмотря на всю их живость и энергетику?

«Луиза пытается разгадать музыку, а рядом сидит другая Луиза и пытается разгадать саму Луизу».

Это джаз Линча и Антониони, это трип-хоп Portishead и Massive Attack, это эмбиент Брайана Ино и минимализм Джо Хисаиши, это стенания Тома Йорка, великолепно тоскливые и удивительно энергичные. Это похоже на всё сразу и ни на что не похоже. Несмотря на загадочность, мрачность, а иногда даже жутковатость её историй, находится в рассказах Линк место и для юмора, и для мистики, и для магии, и даже для возвышенного отрешения «высокой литературы».

«Девушки, вы никогда не задумывались, что чтение сказок может плохо сказаться на состоянии ног?»

Можно попытаться определить какие-то жанровые рамки (принимая во внимание, что впихнуть в прокрустово ложе какого-либо определения вообще прозу Линк очень трудно), она тяготеет к магическому реализму, сказке, а ещё сюрреализму, хоррору, историям о той стороне света. Призраки наполняют её новеллы, практически в каждой есть хоть один, а в некоторых – просто огромное количество. И все они разные, страшных нет, есть странные и непонятные, забавные и не очень, капризные и скромные. Смерть в мире Линк случается так же часто, как и жизнь, при этом отличия между ними не всегда заметны, ведь грань между поту- и посюсторонним тонка. Например, герои Келли запросто могут отправиться в Ад, найдя подходящую подвальную лестницу, или сделав пересадку на нужной станции метро.

«Джун вскарабкалась на подоконник, направила носки туфель к луне, и легко оттолкнулась от края привычного мира».

Истории о Снежной Королеве и Герде, о Золушке и Белоснежке, о греческих богинях и инопланетянках (вы же знаете, что все они – блондинки?), об Орфее и верволках, о Специалисте (самом страшном персонаже всех человеческих историй) и призраке, ищущем для себя подходящую виолончель (порядочные привидения обитают только в этих инструментах), о мертвеце, пишущем письма своей жене с того света (который подозрительно напоминает оздоровительный пансионат среднего пошиба), много ещё о ком. Но самое главное, о чём они – о любви и страхах, о тоске и одиночестве, о семье и желании быть вместе, о расстояниях и времени, о том, что всё преодолимо, даже смерть.

«- Мам, а как вы с папой познакомились?

- Он меня на костре сжег в 1705. А я поклялась найти его и отомстить».

ПС. Из всех цитат в тексте (выделены кавычками) лишь последняя не принадлежит перу Келли Линк, хотя она вполне могла бы сочинить и этот анекдот тоже...

БУДНИ В АДУ

«Каждому времени требуется своя психотерапия».

Виктор Франкл – видный австрийский психотерапевт, психолог и философ, создатель логотерапии (разновидность экзистенциальной психотерапии, которая основывается на поиске и анализе смысла жизни). Главной потребностью человека, по Франклу, является необходимость осмысленного существования. Найти смысл во внешнем мире и реализовать его – вот цель жизни каждого, а цель врача-психолога помочь людям найти этот самый смысл. Помощь такую Франкл оказывал в течение всей жизни, не исключая того времени (с сентября 1942-го по апрель 1945-го), которое провёл заключённым в концентрационных лагерях. Там, в тяжелейших условиях голода, холода, физического истощения, нарушая строгий запрет лагерного начальства, он тайно вёл психотерапевтическую деятельность, оказывая помочь заключённым. Параллельно он пытался вести записи и восстановить рукопись научного труда, который был написан ещё до попадания в лагерь, наблюдал за окружающими (в первую очередь – за собой), анализ результатов данных наблюдений и легли в основу его работы.

«То, что происходит внутри человека, то, что лагерь из него якобы «делает», — результат внутреннего решения самого человека».

Книга «Сказать жизни «Да!»» представляет собой психологический анализ происходивших в концлагерях событий. Она написана нарочито отстранённым языком, словно бы Франкл именно для того и пришёл в лагерь, чтобы наблюдать за тем, как ведут себя люди в экстремальных условиях. Здесь практически нет эмоционально окрашенных оценочных критериев: «хорошо», «плохо», «ужасно», «чудовищно» — автор не употребляет таких характеристик. Обезличенное повествование, хоть и идёт от первого лица, но преимущественно описательно. «Мне холодно», «чувствую голод», «капо жесток», «товарищ пал духом», «ведёт себя, как животное» — только фиксация и анализ происходящего. Эпизоды с воспоминаниями пережитого используются лишь для иллюстрации и подтверждения того или иного тезиса, выдвигаемого психологом. Это не личный дневник и не мемуары, несмотря на то, что описывается пережитое самим автором и увиденное им собственными глазами.

«Кто не готов пожертвовать своей жизнью, тот просто существует, пока не подохнет. А для того, кто готов бросить такую жизнь к чертям, и смерть может иметь смысл».

Понять, насколько страшно всё происходящее в этой книге, можно, напряжённо размышляя. Но не в этом задача автора. Он не спекулирует на эмоциях читателя, красочно рисуя ужасы, не взывает к совести и морали – словно бы выключив их на время – он просто фиксирует поведение людей в нечеловеческих условиях. Это даёт пищу для отстранённых философских размышлений, и позволяет привести читателя к ужасу другого порядка – глубинного, метафизического, экзистенциального. К понимаю того каким будничным может быть абсолютное зло, и творят его не демоны или чудовища, адский механизм функционирует стараниями обыкновенных людей. Но самым страшным является отсутствие смысла в жизни, ощущение её бессмысленности, которое оказывается смертельным. Отсюда возникает и понимание того, как можно противостоять этому злу – не поддаваясь внутренне, не теряя смысла, не забывая о том прекрасном, что было в твоей жизни, и что есть, поскольку ты о нём помнишь, ты его знаешь, ты его чувствуешь глубоко внутри себя, этим внутри преображая пространство вокруг.

«Духовная свобода человека, которую у него нельзя отнять до последнего вздоха, даёт ему возможность до последнего же вздоха наполнять свою жизнь смыслом».

Пошагово исследуя свои мытарства и страдания товарищей по несчастью, Франкл выводит три этапа существования заключённых в лагере: фаза прибытия, фазы жизни в лагере и жизни после освобождения из него. Если на первом этапе ещё есть какие-то эмоции – лишённая какого-либо логического основания надежда на лучшее, остаточная щепетильность, переживания за скудный скарб, то позднее остаётся только страх смерти и тупая апатия ко всему остальному.

«Реальность сужается. Все мысли и чувства концентрируются на одной-единственной задаче: выжить!»

В тот момент, когда человек ломается и уже не видит смысла в собственном выживании – его можно считать мёртвым. Без исключений. Не имеет значения его физическое состояние – потеря смысла ведёт к гибели. Франкл не романтизирует себя или других, откровенно описывая то полуживотное состояние, в котором они находятся. Когда удовлетворение самых простых потребностей – еда, сон, тепло, безопасность – становится невозможным, с людей сходят условности приличий, остаётся самая суть. И эта суть не является скотской для всех без исключения. Большинство заключённых были просто апатичны, и пытались выжить, встречались и те, кто опускался до откровенного скотства и подлости, такие люди были, как были и те, кто старался помочь другим, встречались и среди надсмотрщиков, даже начальник лагеря старался помочь заключённым в меру возможности, за что его они защищали после освобождения, выдав его солдатам только после обещания сохранить ему жизнь.

«Что же такое человек? Это существо, которое изобрело газовые камеры. Но это и существо, которое шло в эти камеры, гордо выпрямившись, с молитвой на устах».

Книга Франкла – гимн человеческому духу, который бывает настолько крепок, что не ломается даже в самых тяжких условиях. Это рассказ о людях, силою обстоятельств поставленных в такие условия, когда всё человеческое и цивилизованное выбивается из них, поскольку может стать причиной гибели. Этикет, нормы морали, условности – всё это исчезло, но и в таком оголённом состоянии, на самом дне души, оказывается, находится место человечности. Это ли не говорит о том, что это – истинная суть человека? Несломленный дух, свобода потерявшего всё, у кого уже невозможно больше ничего отнять – ни воспоминаний, ни любви.

«Мы, вернувшиеся, знаем и можем с полной уверенностью сказать: лучшие не вернулись!»

В книге нет Алисы, но зато есть Зазеркалье, тот самый ВундерЛэнд – удивительное измерение, в котором сошлись самые разные жанры.

[детектив] В городе объявился Человек-устрица, истребитель моржей. Первого из них он пристрелил в кафе “Весёлые пончики”; вторым было убийство на пляже – моржа нашли обезглавленным. Полиция обратилась за помощью к Джеку – победителю Бармаглота, хотя всё население города было уверено, что моржей истребляет именно Джек.

[стимпанк] Был в этом уверен и Плотник, создатель этих самых моржей, механических существ, неотличимых внешне от обычных горожан, но не из плоти и крови, а из шестерёнок, втулок, клапанов, трубок и насосов, с паровым двигателем в голове и с машинным маслом вместо крови. Полицейские сами устраивали охоту на моржей, но сторонний истребитель, не подчиняющийся принятым правилам, поднял волнения в обществе, потому оставить эти “отключения” безнаказанными было нельзя.

[ужастик] Тем более, что Плотник (“…выше любого человека, и бледный как смерть… Его клеенчатый передник заляпан кровью, но свои инструменты он моет до зеркального блеска...”), недовольный убийством своих друзей, готовит ответный ход, и он тоже уверен в том, что устраняет моржей Джек.

Написано очень легко, предложения упрощены до крайности, и в то же время каждое из них имеет второе дно. Это ж-ж-ж (и все остальные буквы) неспроста – за ними скрывается гораздо больше того, что они означают. Отсылки к другим историям – от жанрового кино (“Бегущий по лезвию” и “Фантазм”) до фольклорного Джека, не говоря уже о Моржах, Плотнике, Бармаглоте, Королевской рати, Снарке, Буджуме и прочих персонажах Кэрролла – щедро рассыпаны по тексту, и радуют скользящим проникновением в сознание по касательной, без педалирования (вот он, мол, я – кивок Ридли Скотту!). Можно читать, совершенно не улавливая политекстофонии, и сюжет от этого не пострадает, возможно, даже выиграет, ведь тогда не придётся отвлекаться на вал ассоциаций, вздымающийся в испорченном массовой культурой мозгу.

Как великолепный танцор (а эта повесть даёт все основания для сравнения литературного искусства с хореографией) все поклоны, кивки и реверансы Колодан делает очень изящно, в такт, не сбиваясь с ритма, уверенно ведя партнёра-читателя по танцевальному залу. Оцените, например, этот абзац:

Машина остановилась у подножия холма — глянцевый седан с алыми сердцами по бокам, патрульная машина королевской полиции. Плавными обводами и выпуклыми фарами автомобиль напоминал кота, оскалившегося блестящей решеткой радиатора.

Королевская масть червей, улыбка чеширки – всё вроде бы очень знакомо, но, в то же время, всё совсем иначе, не так, как в оригинале. Таков он, этот мир. Узнаваемый и незнакомый, красочный и монохромный (сепия, если быть точным), стильный и китчевый, кэрролловский и колодановский – мир Бармаглота.

ЖИЗНЬ — ЭТО СМЕРТЬ, ВОЗВЕДЁННАЯ В УБИК

«Три лучших романа в одном томе» гласит надпись на очередном издании Филипа Дика. Утверждение спорное, но треть его я поддерживаю целиком и полностью: несомненно, все романы, вошедшие в сборник («Распалась связь времён», «Три стигмата Палмера Элдритча» и «Убик») – это великолепные произведения из золотого фонда жанра, но именно последний я считаю лучшим в творчестве писателя. О том, какие мысли навеяло на меня очередное его прочтение (не скажу какое по счёту – давно уже сбился, точно уверен только в том, что больше чем в пятнадцатый раз), речь дальше.

Для начала небольшая затравка для тех, кто ещё не читал романа, а позже (и я об этом, конечно, предупрежу) – жутко спойлеровые размышления по поводу очередной трактовки, пришедшей мне на ум. Итак, мир будущего (пусть читателя не приводит в ступор 1992-й год – роман написан в 1969-м, и описанное грядущее так к нам ещё и не нагрянуло, хотя уже есть к этому предпосылки): противостояние двух корпораций – телепатов и антителепатов – в самом разгаре, каждый из сотрудников на вес золота, потому их исчезновение трактуется как вывод из строя солдата на поле боя. Тем страшнее, когда такое исчезновение не первое, и как подсказывает главе телепатической корпорации Рансайтера логика вкупе с предчувствием – далеко не последнее.

Пытаясь разобраться, как ему поступить в данной ситуации, он отправляется в мораториум к покойной жене, дабы посоветоваться с ней. В будущем научились растягивать последние часы умирающих на долгие годы, пряча их в специальные саркофаги-морозильники, ненадолго таких «спящих» можно пробуждать, всё остальное время они проводят в бессознательном состоянии, блуждая в лимбе группового подсознания, складывающегося из тлеющих разумов всех упокоенных в мораториуме.

Наряду с Альфредом Бестером и Уильямом Бэрроузом, Филипа Дика не зря называют одним из предтеч киберпанка, несмотря на то, что виртуальной реальности в привычном для этого жанра виде в его мирах практически не бывает. Зато все его книги переполняет ощущение нереальности происходящего, потеря ориентиров у героев, когда не понятно – где настоящий мир, а где порождение разума, это обыное дело. Толчком к тому может служить что угодно – более сильный разум, наркотики, внушение, эмпатическая атака, божественное вторжение, а то и всё сразу. Реальность в романах Дика зыбка, и может сломаться в любой момент, причём персонажи не сразу могут это и заметить, а заметив попытаться выбраться обратно, в «свой» мир, хотя уверенности в том, каков из миров «свой» тоже нет, а выбравшись, уже никогда нельзя быть уверенным до конца, что выбрался ты именно туда, куда хотел.

А ВОТ ДАЛЬШЕ УЖЕ СПОЙЛЕР:

«Я — Убик. Я существовал до появления Вселенной. Я есть. Я создал светила и миры. Я сотворил жизнь и определил, где ей протекать. Живущие делают, как я скажу, и идут, куда я им указываю. Я и есть мир, и мое имя никогда не произносится. Его никто не знает. Меня называют Убик, но это не мое имя. Я — есть. Я буду всегда».

КОМАНЕЧИ ОТ ЛАФОН

«Если вы ищете слово, чтобы описать нечто прекрасное настолько, что и не выскажешь, настолько оно прекрасно, скажите: это было надически прекрасно»

В июле 1976-го года на Олимпийских играх в Монреале пятнадцатилетняя спортсменка из Румынии, Надя Команечи, стала первой гимнасткой в истории мирового спорта, которая на международных соревнованиях получила высшую оценку в 10 баллов (из-за этого даже случился технический конфуз: табло, которое не было предназначено для показа такой высокой оценки продемонстрировало «1.00»). Она взорвала трибуны, очаровала судей и журналистов, а вместе с ними и весь мир, став в глазах капиталистической общественности «Феей коммунизма», символом строя Чаушеску, воспитавшего идеальную гимнастку. Об этой спортсменке и рассказывает книга «Маленькая коммунистка, которая никогда не улыбалась», написанная французской писательницей Лолой Лафон.

«Ну, конечно! Румыны торговали коммунизмом. Зато французские или американские спортсмены сегодня никакую систему, никакую марку не представляют, так да?..»

Уже по названию видно, что книга субъективна, предвзята и претенциозна, чтобы убедиться в этом достаточно нагуглить фотографий Нади – она очень даже улыбается. Улыбалась в 1976-м, когда победила на Олимпиаде, в 1989-м, когда сбежала из страны (в лучших традициях плохих шпионских детективов, перейдя государственную границу между Румынией и Венгрией под покровом ночи, в компании незнакомцев готовых на всё, чтобы покинуть родину), и, получив статус политической беженки, отвечала на вопросы журналистов, улыбается и в наше время, когда в качестве гостя на различных шоу рассказывает о своей жизни. Но писательнице Лафон нужна иная Команечи – машина, созданная для того, чтобы побеждать; не улыбающаяся упорная девочка, нацеленная только на результат, смысл жизни которой лишь в победе. Биография спортсменки авторизирована, и автора здесь гораздо больше, чем Нади Команечи. Противопоставляя Западный и Восточный блоки, коммунизм и капитализм, аскетизм и роскошь, дефицит и изобилие, Лола Лафон (которая, кстати, сама часть детства провела в Бухаресте, и пришлись эти годы как раз на времена правления Чаушеску) рассказывает о своей Наде.

«Запад, тосковавший по светскому ангелу, склонился перед чистой страстью Нади к труду»

Выдающаяся спортсменка, великолепная гимнастка, олимпийская чемпионка, дитя советской Румынии, символ эпохи, любимая игрушка обоих Чаушеску (и старшего, и младшего). Всё это можно узнать и без помощи Лолы Лафон, достаточно покопаться в интернете. Что же нам подарит прочтение книги француженки? Размышления о том, что все вокруг использовали Надю в своих целях: тренер Бела Кароли хотел добиться своей собственной славы, как создателя гениальной спортсменки (но ведь так оно и было, что же дурного в его желании?), Чаушеску старший требовал восхваления режима (Команечи исправно с этим справлялась вплоть до самого побега), Чаушеску младший – удовлетворения собственнических амбиций самца (похотливый и ревнивый, он преследовал Надю на протяжении многих лет), загадочный Мистер П., тот самый «доброжелатель», что помог ей сбежать из страны – обогащения (назвавшись её импресарио, он требовал от СМИ деньги за каждое интервью спортсменки, оставляя их себе).

Не без греха и сама писательница, которая использует Надю для достижения собственных целей. Здесь необходимо небольшое пояснение: госпожа Лафон – известная во Франции феминистка и активный участник движения антифа. Эти идеи она продвигает, как писательница (до «Маленькой коммунистки…» у неё вышло три романа, но только биография Команечи стала бестселлером), а также как автор и исполнительница песен (на данный момент ею выпущено два полноценных альбома). Надю же Лола подняла на щит как символ угнетения женщин, выстраивая книгу как «хождение одной девочки по бесконечным мукам, устроенным её её окружением». Такой мы её и видим в книге: лишённой детства, свободы, любви, независимости, преданной родителями, тренером, строем, народом и даже собственным телом, которое не захотело оставаться детским и выросло, превратив прекрасного лебедёнка в гадкую неуклюжую утку.

Фактологически книга достоверна, она основана на общеизвестных сведениях, но психологический портрет Нади Команечи, предстающий перед читателем произведения – целиком на совести писательницы. Несмотря на то, что в книге Лафон постоянно беседует со своей героиней, обсуждая с ней каждую главу, в реальности они никогда не встречались. Команечи даже не удостоила ответом француженку, когда та выслала ей экземпляр книги. Потому «Маленькая коммунистка...» – не столько биография, сколько жизнеописание любимого персонажа, той жизни, какой её представляет Лола Лафон. И, надо признать, что писательница одарила свою героиню очень нелёгкой судьбой.

«Не ищите меня, потому что я нигде»

ПС: сдаётся мне, что в этой книге настоящей Команечи тоже нет.

ВИДЯТ ЛИ АНДРОИДЫ ЭРОТИЧЕСКИЕ СНЫ?

Объём сборника «Любви все роботы покорны» впечатляет: 830 страниц, 66 рассказов, впрочем, это обычное дело для антологий в серии «Русская фантастика» — на количество материала составители обычно не скупятся, о качестве – разговор отдельный. Название может ввести в заблуждение: если вы подумали, что все произведения сборника о роботах – это не так. Какая-то часть, действительно посвящена теме отношений между людьми и их разумными созданиями, но «сквозная» тематика другая. Как интригует аннотация книги – «Любви все роботы покорны» является сборником русской эротической фантастики.

Эротика – понятие относительное, в советские времена, например, фильм «Анжелики – маркиза ангелов» был из категории «до 16-ти и старше», сегодня же его можно без купюр в детском саду показывать. Так и в данном случае – подборка получилась очень разношёрстная, все рассказы на эротические не тянут, и объединить их по какому-либо принципу, кроме как «русская фантастика» нельзя, но в принципе, так происходит со всеми антологиями данной серии, что бесконечно оправдывает простоту и незатейливость её названия.

Произведения антологии различаются практически по любому показателю: величине, тону, жанру, тематике, языку и, к сожалению, мастерству тоже (совсем провальных, слава Богу нет, но есть не совсем удачные, словно бы недоделанные или написанные впопыхах). Юмористические и серьёзные, поэтичные и написанные канцелярским языком, яркие и незаметные. Космическая опера, мелодрама, межпланетная фантастика, киберпанк, ксенофантастика, психологический триллер, антиутопия, фэнтези, магический реализм, спортивная новелла и даже фельетон о сексе в невесомости. Такая солянка чревата тем, что вряд ли найдётся читатель, который будет в восторге от всех произведений, вошедших в этот увесистый том, но зато каждый найдёт для себя хотя бы парочку интересных – это факт.

Чистая эротика от порнографии отличается только откровенностью описания половых признаков и актов, следовательно, дабы сойти за литературу, чтиво эротическое должно ещё и некоторым смысловым наполнением обладать. Потому, конечно, все рассказы сборника о любви – вот она та объединяющая тема, которая находится в самом тесном контакте с чувственными переживаниями, при этом наполняет их содержанием. И рассказывать о чём угодно можно без конфузов и стеснения, если оговориться, что всё это о/ради любви. Но любовь – категория чётко неопределимая, её понимает каждый по-своему, и рассказывает о ней по-разному. Потому она может быть как объединяющей, так и разобщающей, как результат: имеем мы огромный чан-книгу с фантастическим винегретом, в котором можно отыскать и питательную картошку, и едкий лучок, и мажущуюся свёклу, и много чего ещё.

Проститутки, спортсменки, шпионки, супергерои, военные, учёные, испытатели, скалолазы, капитаны космических кораблей, гномы, склизкие инопланетные анаморфы, ну, и конечно, роботы разных мастей (андроиды, киборги, ИскИны, органические дубликаты, модели для утех и прочие) – все они покорны любви, как и мы с вами, дорогие читатели. Её можно переживать, её можно ждать, а можно о ней почитать, о любви разнообразной и фантастической, 66 вариаций на 830 страниц.

«СИМПАТИЧНАЯ МОРДОЧКА С КРУГЛЫМИ УШАМИ»

Большинству читателей фамилия автора книги «Я енот» ничего не скажет, хотя одно из его стихотворений это большинство, безусловно, слышало, трудно представить, что кто-то не слышал песенку крокодила Гены «Пусть бегут неуклюже…» из мультфильма «Чебурашка».

Несмотря на то, что Александр Тимофеевский – поэт «серьёзный», который регулярно публикуется в толстых литературных журналах («Новый мир», «Дружба народов», «Знамя», «Стрелец»), обширную часть его творчества занимают стихотворения для детей, сценарии мультфильмов, а также тексты песен, звучащих в них. Уже упомянутый «Чебурашка», «Мальчик с пальчик», «Сестрички-привычки», «Мук-скороход», «Коза-дереза», «Снегурка», «По щучьему велению» и многие другие шедевры отечественной мультипликации созданы при непосредственном участии Тимофеевского.

Подозреваю (хотя, возможно, и ошибаюсь на этот счёт), что нынешнему поколению малышей не очень известны эти мультфильмы, но я лично в своё время знал их наизусть, потому как смотрел их неоднократно и с большим удовольствием. Намёк родителям – если вы ещё этого не сделали, то скачивайте и показывайте своим детям названные мульты, они того стоят.

Но не о мультиках я хотел сегодня рассказать, а о книге «Я – енот». Это познавательная книжка, рассказывает о жизни забавных зверьков, енотов. Где они живут, что едят, окрас и строение их тела, особенности среды обитания, повадки, а также многое другое. Всё это изложено в стихотворной форме, с изрядной долей юмора, от имени хитрюги-Енота. Забавные стиши украшены не менее забавными рисунками художницы Анны Горлач, или наоборот – картинки дополнены стихами, как бы там ни было – вместе получается чудесная, интересная, добрая и уютная книжка о енотах. Если вы ещё не полюбили этих хитрых зверят – то после прочтения книжки точно не устоите перед их обаянием. И на этот случай в конце книги даётся список того, что можно ещё посмотреть и почитать про енотов.

Книга «Я енот» – одна двадцати изданных на данный момент книг серии «Занимательная зоология» (AnimalBooks.ru). Кроме енота героями серии становились змея, бабочка, пингвин, большая панда, дельфин, ленивец, вомбат и другие зверушки. Об этих книгах я расскажу вам в следующие разы.

«Смотритель» из тех книг Виктора Пелевина, «действие которых происходит в абсолютной пустоте». Конечно, в той или иной степени, тема пустоты и нереальности мира поднимается во всех его произведениях, но лишь в некоторых она становится сюжетообразующей. В большинстве романов сюжет существует строго по законам придуманного автором мира, а герои, если и подвергают сомнению реальность, в которой живут, или вдруг познают Великое Ничто, то делают это под воздействием каких-либо средств, на короткое время, после чего продолжают существовать в рамках заданного литературным демиургом пространства, а если они и вырываются за пределы собственного мира – то происходит это обычно в финале.

Особняком (условно, поскольку все книги автора – это части одной большой Истории, и между ними прослеживаются не только идейно-смысловые связи, но и прямые привязки, посредством описываемых событий, персонажей, места и времени действия) в библиографии Пелевина стоят такие романы, как «Чапаев и Пустота», «Т», теперь ещё и «Смотритель», при желании их можно, опять же, условно, объединить в трилогию. В этих книгах сомнение в реальности и филигранные словесные кружева, сплетённые из нитей вероятностных трактовок сюжетного действия – главная (как художественная, так и концептуальная) составляющая. Не юмор, не сатира – как это случается в других книгах Пелевина – здесь на главные роли не претендуют, хотя, конечно, присутствуют в нормальной для того, чтобы их заметить, дозировке.

Сюжет внешний (проснулся, встал, пошёл, шёл, пришёл, лёг, заснул) – лишь ширма, за которой прячутся другие приключения и путешествия. Яркая жизнь сознания читателя, наблюдающего за героем с той стороны книги – вот что составляет главное в таком романе. Читателю много интереснее следить не за похождениями Алексиса Киже (Петра Пустоты или Льва Толстого), а за кульбитами собственного разума, которые тот совершает пробираясь сквозь многослойный пирог текста.

Нельзя быть уверенным вообще не в чём (этим, кстати, Виктор Пелевин очень близок с Филипом Диком, в некоторых романах которого реальность, вернее, их множества, так же сомнительны), и это прекрасно. Ведь именно сомнения – обратная сторона уверенности – делают мир реальным, наряду с беззаветной верой, каким бы при этом «сумасшедшим» этот мир в итоге не оказался (дано в кавычках, поскольку для сознания, не привязанного к определённой системе координат, только это шествие и может служить доказательство собственного существования, потому термин сумасшествие, говорящий о качестве разума, представляется некорректным). Лишь сомнения являются по-настоящему реальными, сокрушающей силой или созидательной энергией. Только с оглядкой на них можно что-либо пытаться сделать, всё остальное – лишь трактовка.

Дирижабли и кареты, камзолы и парики, механические големы (аналоги андроидов) и обнибусы. «Любовь к трём Цукербринам» – это киберпанк, а «Смотритель» – стимпанк. Если быть совсем точным, то это его ответвление, которое можно окрестить термином «благодатпанк», поскольку весь этот мир, называемый Идиллиум, однажды созданный троицей Павлом/Бенджамином/Францем-Антоном, приводится в действие благодатью. Её вырабатывают благочестивые служители (невозвращенцы, возвращающиеся однажды, вступившие в поток) Ордена Жёлтого Флага, обеспечивая счастливое существование мирян. Деньги в этом мире – глюки (от немецкого Glü̈ck, что значит «счастье»), которые обеспечены этим самым счастьем. Но благодать и глюки – это лишь локальные проявления всепронзающего Флюида, энергетического потока, который и создаёт эту реальность, проводником для потока служит Смотритель Идиллиума (Его Безличество, Его Переменчество, Его Страдальчество, Далай-Папа, Великий Магистр Жёлтого Флага).

Сюжетная схема романа знакома читателю Пелевина до оскомины или боли (рези в глазах, висках, желудке), до мозолей в сознании: молодой человек (очень редко – девушка) волею судьбы (Языка, Флюида, Богини, Потока и прочих сущностей – в зависимости от того, какой именно роман вы сейчас читаете) избран для высокой цели управления миром, в котором он живёт. Жизненный путь Избранного и становится содержанием произведения. Поскольку «Орден Жёлтого Флага» – это лишь первая часть романа, к концу книги Алекс де Киже лишь становится Смотрителем, как он справится с этим своим назначением – видимо, об этом расскажет книга вторая.

ПС. Из жемчужин романа: музыкальный голем, созданный из серебра, золота и платины, исполняющий песню Виктора Цоя «Война».

ППС. Создан Идиллиум по методике «животного магнетизма», которую разработал Франц-Антон Месмер. Отсылаю вас к Википедии, там о Месмере есть неплохая ознакомительная статья, в которой, кстати, высказано предположение, что мерсеризм из диковского романа «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» (не зря я вспоминал Дика) – это тот самый месмеризм. Во всяком случае, техника вхождения в общую эмпатическую реальность, путём прикасания к проводникам, схожа с методикой «бакэ», которую практиковал Месмер.

Про Буковски я слышал давно, но до сих пор ничего не читал. Видимо, время пришло. Что слышал? Что он алкаш, что бабник (ё…арь, если быть более точным и честным), скандалист, матершинник, поэт и циник. Прочитав «Женщины» могу сказать, что всё это правда (при условии, что лирический герой – это альтер эго писателя), кроме последнего. Всё-таки Буковски кто угодно, но не циник. Как раз наоборот – это романтик, но романтик того «нового» (а для нашего времени – уже давно замшелого и пронафталиненного) пошиба, какими были Джек Керуак, Уильям Берроуз и Генри Миллер.

Но не надо путать его с битниками – в отличие от них Буковски не бунтарь (с причиной ли, без ли), а простой бродяга, скитающийся не в реальном пространстве, но по рваным территориям жизней встречаемых им женщин. Скандалистки и тихони, блондинки, рыжие и брюнетки, страстные и холодные, жадные и щедрые, богатые и прозябающие, раскованные и зажатые – все они страшно одиноки, как и вообще все, каждый, до последнего человека. И это одиночество, пугающее всех «до усрачки», у Хэнка Чинаски (под этим именем Буковский выводит себя в своих полу-псевдо-какбы-вроде-наверняка-автобиографических произведениях, к числу которых принадлежит и роман «Женщины») вызывает лишь грусть. Страха не бывает, бывает мало спиртного, как не бывает и нежеланных женщин.

От тех писателей, которые раскалёнными членами прорубились к читателю сквозь непроходимые заросли пристойной литературы, протоптав к себе уже многие годы не зарастающую тропу, Буковски отличает кажущееся отсутствие цели. Он не хочет известности, как Миллер; ему плевать на вселенские, галактические и даже просто осуществляемые внутри отдельно взятых Соединённых Штатов заговоры, которые так трогали Берроуза; а воспеваемые Керуаком свобода и романтика не отягощённого ценностями яппи образа жизни им и вовсе презираема. Есть лишь три вещи, которые он ценит – вино, женщины, поэзия. Как и положено романтику.

Только о любви этот романтик может говорить исключительно матом, между беспробудным пьянством и диким трахом (просто сексом такое неудержимое вожделение всего движущегося назвать нельзя), прерываясь на то, чтобы проблеваться.

Уже в самом начале своего творчества Желязны создавал законченные и глубокие рассказы, что, впрочем, не удивительно, ведь в литературу он пришёл достаточно взрослым — в 1962 году ему было 25 лет. Конечно, ещё ощущается влияние классической традиции описания контакта, рассказ напоминает миниатюры Шекли и своей неожиданной концовкой, между прочим, тоже. Только, в отличие от Шекли, Желязны всё же более мягок и верит в неиспорченный цивилизацией, а потому могучий Разум (именно с большой буквы), в его изначальную гуманность, в его созидательность, в его потенциал. Ведь главная ирония рассказа не в том, что абориген начал обучаться лишь после того, как пришельцы улетели, а в том, что как бы не пытались высоко цивилизованные «учителя» насильно обучить первобытного дикаря пользоваться оружием (каменный топор, лук и стрелы), он это не воспринял. Но не потому, что был чужд обучению, совсем нет — ум его был очень восприимчивым к новому, и произошедшее далее это лишь подтвердило. Изобретатель просто не воспринимал идею оружия, как такового, и первое, что он изобрёл сам — это колесо! Всякое творческое начало (даже первобытное) — созидательно, вот о чём этот рассказ. И мысль эта выражена классиком жанра, как всегда, изящно и не прямолинейно.

Они знакомы нам с самого детства. По мультфильмам и спектаклям, радиопостановкам и пластинкам, комиксам и раскраскам, вкладышам и игрушкам, а также значкам, открыткам, наклейкам и прочим, бесконечно ценным для детей предметам. Мы узнали о них задолго до того, как научились понимать написанное. Эти истории читали нам родители на ночь. Это были наши любимые сказки, такие непохожие на всё остальное и рассказывающее о настоящем. О Свободе, о Природе, о Жизни.

Герои этой книги учили нас добру и справедливости, чести и отваге, дружбе и пониманию. Уже много позже мы смогли и сами прочитать её. А теперь настала пора прочесть её вслух своим детям. Пусть «Книга Джунглей» откроет новые увлекательные страницы в жизни вашего ребёнка. И он отправится в путь, в поисках необыкновенных приключений со своими новыми друзьями — Маугли, Багирой, Балу, Каа, Рикки-Тикки-Тави и многими-многими другими обитателями джунглей…

Применительно к Трём законам роботехники у меня имеется такое стихотворение. Если бы роботы молились, может, они делали бы это так:

-

МОЛИТВА

благодарю тебя, мой бог,

что ниспослал мне дни земные,

и силы дал, из всех дорог

избрать твою, забыв иные…

-

благослови меня терпеть

всё, что мне встретится на оной…

дай духа следовать и впредь

тобою данным трём законам.

ПОСТМОДЕРН & ГУМАНИЗМ

«Начать можно с любого места: в этом заключена красота пути, в этом его суть».

Каждый писатель хочет написать своего «Моби Дика». Не каждый может. Чайна Мьевиль смог. И написал он его в жанре подросткового романа взросления, который наполнил классической моралью, обильно сдобрив её головокружительными приключениями, придумав, вдобавок ко всему яркий, необычный мир. Рельсоморье. Морской мир, в котором роль воды исполняют рельсы (бесконечные стальные кружева, опутавшие всю земную поверхность), судов – поезда (бесчисленное множество которых – от паровых кротобоев до рабовладельческих рельсовых галер — бороздят паутину путей), китов – кротуроды (и другие чудища, обитающие в зыбучей земле).

«Это мы снимся рельсам. Рельсы не снятся нам».

Название романа – ещё до того момента, как вы приступили к чтению – может всколыхнуть в голове целый ворох ассоциаций. Слово «рельсы» глубоко, имеет много смыслов и огромный культурный бэкграунд. Книги (от «Анны Карениной» до «Жёлтой стрелы»), фильмы (начиная с самого первого «Прибытия поезда…»), песни (перечисление «поездатых» песен одного только русского рока займёт не одну страницу, а ведь это лишь малая часть мировой музыки) – рельсы, с момента их изобретения, магистралью проходят через всю культуру. Но, несмотря на это, такого мира, который был создан Мьевилем, больше не существует нигде.

«…видел знаменитые флатографии мужчин и женщин, стоящих на громоздящихся до неба останках своих философий…»

Подросткам кажется, что им хочется, чтобы их считали взрослыми, но на самом деле им хочется, чтобы с ними всего лишь считались. Каково это – быть взрослым – ещё не известно. Некоторые (если не сказать многие), так и не узнают этого, даже прожив всю жизнь. Эти выжившие из детства престарелые, сразу же перешедшие в маразматическую старость, так и не вступившие в зрелость (речь не о половой, а о психологической), пытаются убедить весь мир, что на самом деле никто не догадывается, каково это быть взрослым, все до смерти остаются малыми детьми. Это не так. Самый большой секрет бытия в том, что умение оставаться ребёнком и ответственность взрослого – не являются взаимоисключающими явлениями, это две стороны одной монеты, а подростковая крикливость, вычурность, надсадность и прочие «перегибы на местах» – то самое ребро, которое разделяет аверс с реверсом, и которое нужно перейти, чтобы сделать свою жизнь полной. Иногда на этом Рубиконе люди ломаются, останавливаются в развитии (перестают быть Хомо Сапиенсами, превращаясь в Хомо Овощи, например, в капусту). Проходят года, а они так и остаются «клубнями на грядке». Им уже никогда не быть детьми (со светлыми и чистыми помыслами), но и взрослыми (готовыми взять ответственность на себя) тоже не стать – потерянное поколение. Поколение, не читавшее нужных книг. Касательно «Рельс», кстати, автор обозначил «нужных» писателей в благодарностях: я в огромном долгу перед таким количеством писателей и художников, что перечислить здесь их всех нет никакой возможности, однако для этой книги наиболее существенными оказались влияния Джоан Айкен, Джона Антробуса, Одри старшей и младшей, Кэтрин Бестерман, Люси Лейн Клиффорд, Даниэля Дефо, Ф. Теннисона Джесса, Эриха Кастнера, Урсулы ле Гуин, Джона Лестера, Пенелопы Лайвли, Германа Мелвилла, Спайка Миллигана, Чарльза Платта, Роберта Льюиса Стивенсона и братьев Стругацких.

«Вы знаете, как философии осторожны. Как неуловимы их значения. Они не любят, когда их разбирают по косточкам».

Мьевиль объединил в одну книгу не объединяемое. Будучи стопроцентно постмодернистским произведением, роман «Рельсы», в то же время, проповедует гуманистические ценности – семью, дружбу, любовь. Главный герой, Шэм Суурап, юнга на поезде-кротобое, подобно своим знаменитым предшественникам (героям произведений Стивенсона и Верна, Лондона и Дефо) исполнен любви к Человеку с большой буквы. Его искренне удивляет злоба и корысть, расстраивает ложь, выводит из себя бесчестие и подлость. И он не один такой: прожжённые кротобойцы, стреляные искатели утиля (добывающие, приводящие к товарному виду и продающие древний мусор — компьютеры, айпады, флэшки, прочую высокотехнологическую рухлядь), бывалые капитаны – галерея персонажей, пёстра и живописна, но, в то же время, монолитна в своей правильности. На густонаселённый роман нашлось всего парочка подлецов – очень маленький процент гнильцы, исключение, которое лишь подтверждает правило.

«Свою философию я упустила. Так лучше уж пойти охотиться на чужую, чем не иметь вообще никакой».

Интересно вскрыта автором тема философии, которая, наверное, впервые в литературе была материализована. В романе своей Философией должен обладать каждый легендарный капитан (помимо персонажа Германа Мелвилла, тут сразу же приходят на ум и «Два капитана» Каверина, и три капитана Кира Булычёва, и капитаны Нового времени – от Блада и Смоллетта до Гленарвана и Немо). Философия — это Белый кит, за которым ведёт свою команду Ахав, это, Кротурод Цвета Слоновой Кости, преследуемый капитаном Напхи, женщиной, которая будет покруче многих мужчин. Философия — это и Идея фикс, и Рок, и Судьба, и Отец, и Сын, и Святой Дух, в живом воплощении, за которыми можно гнаться, которых можно настигнуть/познать, которыми можно проникнуться. О философии в подростковой литературе, вообще, говорят нечасто, а так поэтично – и вовсе никогда.

«У ангелов тысячи разных дел. Для каждого — свое обличье. Инженеры в мастерских самого господа бога для каждой задачи стараются особо. Не каждый человек может похвастаться тем, что его изготовили по таким же индивидуальным и досконально проработанным чертежам».

Главным графическим символом романа является амперсанд, символ &. С самого начала до конца романа союз «и» в тексте обозначается данной фигурной загогулиной, в 33-й главе этому даётся объяснение, пространной цитатой которого я позволю себе закончить рассказ о книге:

«Было время, когда человек не выстраивал слова так, как это делаем сейчас мы — письменно, на странице. Было время, когда слово & писалось при помощи нескольких букв. Теперь это кажется безумием. Но так оно было, & ничего с этим не поделаешь.

С тех пор человечество встало на рельсы, & они сделали нас тем, что мы есть, — рельсоходной расой. Пути рельсоморья ведут куда угодно, но только не по кратчайшей из пункта «А» в пункт «Б». Нет, они петляют, скрещиваются, закручиваются спиралями & возвращают поезда назад по собственным следам.

Так какое еще слово могло стать лучшим символом рельсоморья, разделяющего & объединяющего города & земли, чем «&»? Куда еще ведут нас пути, как не туда, & туда, & туда, & обратно? & что яснее воплощает возвратное движение поездов, нежели единый росчерк пера в союзе «&»?”

ПУСТОТА ПУСТОТ И ВСЯЧЕСКАЯ ПУСТОТА

«Память – и личная, и историческая – это просто колода карт. Если к ней приближается шулер, мы можем за пять минут переехать в другой мир. А шулера треплют эту колоду, вырывая её друг у друга, всю историю человечества».

После моей заметки по поводу прочитанного первого тома «Смотрителя», одним из комментаторов в качестве отзыва была оставлена цитата из статьи Дмитрия Быкова, нелестно отзывающемся о читателях, которым эта книга понравилась. Я не поленился, нашёл статью и прочёл её целиком. Всего, о чём в ней Быков говорил, я в романе не увидел, а потому отнёс написанное на счёт второго тома, потому что его на тот момент ещё не читал, и подумал, кто знает, может, Пелевин, и правда слабину дал в «Железной бездне»? Теоретически такая возможность не исключается, как и возможность того, что в быковской статье хоть раз будет написано что-то имеющее под собой реальные основания (про его художественные произведения ничего не скажу – не читал, знаком только с публицистикой и «гражданской поэзией»).

В общем, к прочтению второго тома «Смотрителя» я приступил с некоторыми опасениями, которые развеялись страниц через двадцать. Всё нормально: Дмитрий Львович, как всегда, выдал свои похабные фантазмы и пошлые сентенции за правду, а Виктор Олегович снова написал хорошую книгу. Конечно, можно было её издать и одним томом, что, я уверен, будет сделано в последующем, а в остальном – никаких замечаний, только радость от прочтения и удовольствие от размышлений по поводу прочитанного.

Поскольку я уже достаточно много говорил о первом томе, о втором расскажу немного, остановившись лишь на некоторых моментах. Во-первых, всё предощущённое в «Ордене Жёлтого Флага» в «Железной бездне» воплощено. «Чапаев и Пустота», «Т» и «Смотритель» — это действительно трилогия, подцикл в бесконечной эпопее, создаваемой Пелевином, который совсем не утратил ни остроты языка, ни глубины образности, ни парадоксальности сравнений. Было бы у читателя желание всё это увидеть – увидит. Но надо смотреть внимательно, иначе можно пропустить некоторые детали, которые автор обозначает вскользь. Так, например, походя раскрывается, кто же это такие – Чапаев Василий Иванович и Черный Барон Юнгерн фон Штернберг, и откуда они возникли.

Конечно, эта книга о Пустоте, но и о Любви. Такого трепетного отношения к возлюбленной и таких запутанных взаимоотношений с ней у пелевинского героя доселе не было (хотя, у всех его персонажей, если любовь и была, то далеко не простая — а у кого она бывает простой? может, у вас?), и дело тут не в обычных для этого чувственного предмета сложностей. Природа самого объекта воздыхания необычна

В свете сказанного выше особенно интересной должна была получится, и получилась именно такой, подруга главного героя – Юка, которая во втором томе стала главным двигателем сюжета, главным генератором острот, главным искателем и исказителем смысла, сорвавшая в итоге главный приз, предназначавшийся богам Идиллиума. Она и спасение Алексиса, и его проклятие, источник мучительных кошмаров и высшего наслаждения, генератор любопытства, которого хватит на них обоих. Очень яркий персонаж, наверное, самый живой из всех героинь Пелевина. Юка исполняет функции подруги, мебели, фона, создания, отражения, самостоятельной личности, второстепенного персонажа и главной героини. Наряду с главным героем она переживает в течение романа несколько сущностных трансформаций, достигая в итоге – жест самопожертвования – высшей ступени развития, покидает бренный мир, одновременно оставаясь в нём уже в качестве эмоционально-сексуальной специи, призванной скрашивать тяготы жизни Алексиса II де Киже, Смотрителя Идиллиума.

Вот, в общем-то, и всё. Остальное читайте в книгах.

Вчера вечером пришёл новый «Если» (легендарный «толстый» журнал о фантастике, который на пару лет прекратил своё существование, а теперь издаётся вновь). Вечер у меня прошёл под знаком чтения, и вот, что я хочу сказать. Конечно, возрождение журнала (подписчиком которого я являюсь с 1993-го года — с перерывом на год — до самого закрытия) — это замечательно, но, для того, чтобы достигнуть тех качественных стандартов, что были заданы старой редакцией, новой надо стараться. Хорошая бумага и «стильный» современный дизайн — это всё шелуха, зёрна пока мелковаты...

1. Главный минус — нет зарубежных авторов (надеюсь, это только на начальном этапе).

2. «Современность» дизайна превращает журнал в балаганчик на заданную тему (тема первого номера — космос). Фишка с темой номера неплоха, концептуальные номера всегда интересно читать, если материал подобран хорошо, но, опять же, тут нужно тщательно отбирать тексты по качеству.

3. Заявляется, что рестарт издания предполагает его изменение в сторону публицистики. Таким изначально «Если» и был — со статьями учёных и специалистов, написанных на темы, поднятые в фантастических произведениях. И здесь, тем более, необходимы серьёзные материалы.

4. Это личная моя претензия — к обложке и иллюстраторам. Возрождённый журнал всё так же болен скучной и неинтересной обложкой, как и раньше, только за время несуществования издания болезнь эта прогрессировала — теперь и внутренние иллюстрации к произведениям фантастов стали ужасны. Несмотря на то, что они красочны и печать хорошего качества, с художественной точки зрения не представляют никакой ценности. Подчёркиваю — это относится только к иллюстрациям литературных произведений.

5. Зато весь журнал — полноцвет. Вернулся «Вернисаж», и это замечательно.

В общем, вот. Это первые впечатления старого подписчика. Возможно, после тщательного прочтения мнение моё изменится в лучшую сторону, но пока, конечно, больше ворчания, чем восторга.

Но на самом деле, то, что журнал вышел — это прекрасно! Именно за это и стоит такая оценка — за возрождение, аванс на будущее.

Последняя книга великого насмешника, в которой он открыто издевается над правительством США, в частности, над командой Буша-младшего (отсюда, собственно, и подзаголовок книги). Это не художественная литература, и даже не произведение Курта Воннегута, который, как известно, широко раздвинул рамки обычного романа, и его литература может быть какой угодно. Но всё же не такой, как в этом ворчливом томике. Такое занудство более к лицу Майклу Муру.

«Человек без страны, или Америка разБУШевалась» — это высказывание публициста и социального критика, голос гражданина Соединённых Штатов, который не хочет спокойно смотреть на то, что делается с его страной. Глубокого философского смысла книга не имеет, но обладает определённым запасом житейской мудрости, всё-таки писал её глубокий старик. Ещё один плюс книги — она коротка. Не успеете заскучать. Потому как социальная критика — это, всё же скучная вещь, несмотря на то, что ею занимается такой остроумный и талантливый писатель.

ОЧЕНЬ ДИКОВСКИЙ ДЕБЮТ

Уже первый роман «великого и ужасно поехавшего» Дика восхищает неудержимой фантазией, неиссякаемым изобретательством и большой плотностью событий на квадратную площадь текста. Несмотря на то, что сама по себе книга по величине не особенно большая (менее двух сотен страниц), вместилось в неё преогромное количество самых разнообразных вещей.

Поиски Бога на космической ракете (группа сектантов отправляется за пределы Солнечной системы на планету обетованную, существование которой не доказано, но предсказано пророком, наставления которого и служат этим истово верующим фанатикам искать её).

Случай – как способ передачи неограниченной власти (всем цивилизованным миром – а это целиком освоенные и заселённые девять планет, вращающихся вокруг Солнца, плюс их спутники – правит Верховный крупье, который выбирается при помощи Колеса фортуны, случайным образом).

Смертельная борьба за власть узаконена: после того как Верховный крупье определён, его можно убить, послав к нему киллера. Это делается официально, собирается специальная комиссия, которая из множества кандидатур выбирает убийцу и объявляет о своём решении в СМИ. Верховного крупье защищает телепатический корпус, но, как оказалось, и телепатов можно обмануть, если физической оболочкой киллера управлять при помощи поочерёдного рандомного вселения в неё сознаний различных людей, объединяет которых лишь одна цель – уничтожение определённой жертвы. Мошенничество, конечно, но какое изобретательное!

Специалисты этого мира не заполняют контрактов, а принимают присягу (можно руководителю как должностной единице, а можно лично конкретному патрону – в обоих случаях есть как свои плюсы, так и минусы). Большинство живущих не верит в логику, науку, причинно-следственные связи, а лишь в Случай, Удачу, Везение, Фарт. Процветают суеверия на всех уровнях жизни – от государственной политики до бытового, не пользоваться талисманами, амулетами и оберегами не только странно, а просто неприлично. Люди, не верящие в их силу, считаются сумасшедшими.

Продолжать можно ещё долго – Дик не жалеет пёстрых красок при описании придуманного им мира. Я даже не касался таких мелочей, как андроиды, курорты на Луне, искусственная пища, палец-пистолет и прочих деталей, растиражированных на сегодня до уровня банальности – всего этого в романе предостаточно. А ещё в наличие закрученная интрига, погони, слежка, поиск убийцы, судебные споры, злобные коллеги, готовые подсидеть главного героя, доступные секретарши, готовые его подлежать, коварные боссы, готовые подставить, да кого только тут нет!

Меня всегда поражало, насколько гармонично Филип Дик умел сплетать воедино в своих произведениях самый низкопробный pulp (там и здесь разбросаны внешние атрибуты-маркеры крутых детективов, сай-фай боевиков, гуманитарной жвачки а ля «сам себе психолог за пять минут») с глубокими философскими идеями, размышлять на тему которых не то, что далеко не каждому будет интересно, но и вообще не всем дано. «Солнечная лотерея» – яркий пример такого романа. Дебютный, но уже очень диковский.

АДМИРАЛ СПАСАТЕЛЬНОЙ ШЛЮПКИ

«Адмирал» – это дебютный роман, со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами. Написал книгу Шон Дэнкер, у которого на данный момент в творческом активе всего два романа, второй ещё не издан даже в США, его выход запланирован на май 2017-го. Это продолжение «Адмирала» (вместе они входят в многотомную серию «Эвагард», запланированную писателем), и действие его, как говорится в анонсах, «начинается прямо с того места, на котором закончилась предыдущая книга». Надеюсь, что вскорости его издадут и у нас, поскольку хочу прочесть. Не скажу, что первая книга привела меня в неописуемый восторг, но читать её было любопытно.

Пусть вас не обманывает название книги – это не военная фантастика про командующего галактическим флотом, в этой книге не будет ни грандиозных битв, ни сражений за что-либо (свободу, несвободу, любовь, справедливость и прочее), ни даже вшивенького парада. Всё это есть в той литературной реальности, которая строится Дэнкером, и я просто уверен, что обязательно будет в других книгах серии, но в данном конкретном произведении – где-то далеко на заднем фоне. Действие романа происходит на отшибе от цивилизованной жизни – на одной из необжитых планет, колонизация которой только началась. Но и не о колонизации речь – про то читатель узнаёт в процессе выживания героев, поскольку перед нами чистейший сурвайвал, в самом его эталонном виде.

И написан он так бодро и нагло, будто бы до автора никто ничего подобного не писал, хотя герметичных историй спасения в фантастическом жанре было предостаточно, отчёт можно вести с «Робинзона» и «Таинственного острова». Герои в экстремальных ситуациях, вырванные из цивилизации и оставленные умирать от самых разнообразных опасностей (если говорить об «Адмирале» – от нехватки кислорода и пищи, ран, вирусов, наркотической ломки, планетотрясения, инопланетных тварей и прочих страстей/ужасов), а если к экстриму ещё напустить туману (в буквальном смысле тоже: на протяжении сюжета героям, выходя из корабля на поверхность планеты, приходится пробираться сквозь зелёный туман), то вполне может получится нечто увлекательное настолько, что будет не жалко потратить вечерок-другой на чтение.

Есть, конечно, у меня парочка упрёков к тексту: автор частенько повторяет одни и те же выражения (например, о том, что он не будет ставить кому-то в вину что-то появилась, наверное, с десятка-полтора раз), а дотошность, с которой описывался каждый шаг иногда начинала утомлять. Зато мне понравился тот мир, в котором всё происходит. Это далёкое будущее, человечество расселилось по Галактике и освоило множество планет. У этого мира существует два полюса мощных социально-экономическо-политических полюса – Эвагардская империя и Ганрайское содружество, которые совсем недавно вышли из состояния войны, заключив мир – победный для Империи и унизительный для Содружества.

«Адмирал», помимо своей развлекательной остросюжетной функции выполняет ещё и ознакомительную. Он ведётся от первого лица, и размышления главного героя (имперского адмирала) о своих подчинённых (лейтенант Дейлани, рядовой Салмагард – обе девушки и техник-практикант Нилс – парень) позволяют детально описать ту Вселенную, в которой они существуют. Империя основана на строгой, чёткой прописанной и усложнённой иерархической системе, о её особенностях адмирал частенько размышляет, поскольку в его подчинении представители разных сословий. Интересно, что сам он не меняется на протяжении всего романа, зато очень наглядно происходит эволюция подчинённых, которую он наблюдает. И в виде личностного роста, и в отношении к адмиралу. Такой необычный для боевика способ познакомить читателя с новым для него литературным миром – размышлениями между лихорадочными попытками уцелеть во враждебном окружении – конечно, сказывается на темпе произведения, но ограниченная замкнутым пространством и малым количеством персонажей локация при этом играет автору на руку.

ПС. Вполне возможно, что в будущем «Адмирал» станет романом-передышкой между теми самыми грандиозными событиями, галактическими войнами и великими потрясениями, которые переживает на протяжении своей галактической истории человечество.

ЕЩЁ ОДИН ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ МИФ

«Шлем ужаса» считается пьесой, но написан в форме чата, здесь нет никакого авторского текста, только реплики общающихся по локальной сети пользователей с никами авторов. То есть — сплошняком прямая речь, это и роднит данное произведение с пьесами, но в отличие от них, в «Шлеме» нет даже ремарок с описанием обстановки или характеристикой персонажей. О себе каждый персонаж рассказывает сам, и читателю остаётся самому решать (как и собеседникам рассказчика), верить ему или нет.

В принципе, уже можно вести речь отдельно о подобном литературном жанре (или поджанре), который условно назовём «чат». До книги Пелевина я читал ещё одно произведение, целиком состоящее из прямой речи – это роман «Очередь» Сорокина, написанный ещё в 1983 году. В нём персонажей вообще не было, вернее был один – безликая очередь, а сам текст складывался из обрывков разговоров, краем уха услышанных фраз, ругани, междометий и восклицаний, произносимых стоящими людьми в очереди. Интересно, что в 2008-м Владимир Георгиевич написал некое подобие ремейка этого своего романа – одноимённый рассказ, вошедший в сборник «Сахарный Кремль». Но обе «Очереди» предполагают, что прямая речь произносится персонажами, а «Шлем ужаса» изначально произведение текстовое, поскольку чат (во всяком случае, так было во время написания, в 2005-м) не предполагает звучания (что, впрочем, не помешало выпустить шикарную аудиокнигу-спектакль, в котором заняты актёры и различные медийные личности: Леонид Володарский, Мария Голубкина, Алексей Колган, Сергей Фролов, Рафаэль Сафин, Тина Канделаки, Юлия Рутберг, Николай Фоменко, Александр Ф. Скляр). Позднее, кстати, появился ещё один рассказ-чат «В хорошие руки» (2009), написанный Анной Старобинец. Это всё к вопросу о жанре, возвращаемся к «Шлему».

Для узнаваемости и привлечения внимания я слямзил заголовок для отзыва у Роберта Асприна, хотя было бы более точным обозвать данный текст «Ещё одна великолепная интерпретация известного мифа». Но и это не совсем точно, поскольку Пелевин, несмотря на то, что действительно своеобразно интерпретировал древнегреческий миф о Минотавре, но не сделал эту интерпретацию в прямом смысле новой и оригинальной. Рассказал он Тесее-Ариадно-Минотаврическую историю, конечно, очень по-своему, но необычным это будет только для тех, кто не знаком с творчеством Виктора Олеговича, для поклонников писателя данная пьеса является всего лишь ещё одним кирпичиком (далеко не самым значимым и внушительным) в великой пелевинской стене, отгораживающей реальность от её собственного отсутствия.

Взаимно скрывающееся друг в друге Ничто (находящееся везде) и Всё (берущееся из ниоткуда), Никогда и Всегда, Нигде и Везде – это можно назвать основным метафизическим дискурсом всех произведений Виктора Олеговича. В каких-то его книгах рассуждений на эту тему больше, в каких-то – меньше, но всегда они лишь оттеняют сюжет, являясь фоном, на котором и рисуется полотно. В «Шлеме ужаса» кроме этих рассуждений нет больше ничего, разложившись на девять фейков, пустота рассуждает сама с собой о своей собственной природе, не давая при этом себе осознать свою суть, чтобы не стать великим ничто.

Надо отметить, что на протяжении всего творчества Пелевин подобным образом сохраняет существующую реальность от исчезновения: повествует о пустоте, которая маскируется реальностью. Дело в том, что облечённая в форму художественного произведения информация уже изначально является предположительно ложной, имеющей вымышленную природу. Вселенная, внимающая данному сакральному тексту миллионоглазым читателем, не может поверить до конца в истинность прочитанного; потому и существует, до сих пор не исчезая, призрачный мир — лабиринт мыслительных конструктов, облечённый в мираж физической реальности.

Закончу фразой Ариадны, начавшей ею чат: «Построю лабиринт, в котором смогу затеряться с тем, кто захочет меня найти – кто это сказал и о чём?»

Сразу оговорю про сходство «Сосен» с «Твин Пикс» – лично я совсем не ощутил ничего общего по атмосфере с сериалом Линча. Сюжетно, возможно, есть похожие детали: главный герой тоже агент секретной службы, который по заданию попадает в маленький американский городок, затерянный среди сосновых лесов. Городок этот – райское место, мечта для тех, кто хочет жить в уютном, спокойном местечке, да, вот только творятся здесь жуткие вещи, более соответствующие Аду, чем Раю. Ещё совсем небольшое сходство: название городка – Заплутавшие сосны – тоже в два слова, как и Твин Пикс. На этом сходства закончились. А теперь, положа руку на сердце, так ли мало различных книг, фильмов и сериалов, которые схожи такими деталями?

Если уж, с чем и схожа та атмосфера паранойи и шизофрении (можно и взболтать, и смешать – в приблизительно разных пропорциях и можно без хлеба), в которую окунулся герой романа агент Итан Бёрк, так это с прозой Стивена Кинга. Ещё могу вспомнить из последнего мною читанного – зотовский «Эль Дьябло» (те эпизоды в киношной трети романа, когда герой описывает свои мытарства в Секс-Сити). Но и от книги Зотова роман Крауча тоже сильно отличается – в первую очередь почти полным отсутствием юмора.

В «Соснах» всё очень серьёзно и жестоко: начиная с первой страницы, Итан переносит тысячи мук (как физических, так и эмоциональных). Крауч дотошен в описаниях ощущений своего персонажа, читатель практически вживается в его шкуру: он точно знает, где и что у Бёрка болит, в каком месте чешется или зудит; какое воспоминание приносит ему облегчение, а какое – жуткое страдание; он бежит вместе с Бёрком, прячется, пытается затаить дыхание, чтобы не выдать себя, испытывает тошноту и озноб, его выворачивает наизнанку от боли, трясёт от удара электрическим током, приходит в бешенство от злобы или бессилия что-то сделать, у него сводит судорогой мышцы от дикого напряжения, его колотит от первобытного страха. При этом нет ощущения избыточности – очень плотно написанный текст не пресыщает, а даёт прочувствовать каждой порой эту историю, динамичную, холодную, резкую и острую, как нож.

Крауч не миндальничает – бьёт, калечит и убивает персонажей без сомнения, а оставляя их в живых, особенно с ними не церемонится, заставляя переживать далеко не самые приятные моменты. Главное преимущество книги – нет уверенности в счастливом конце, это не «Ген Атлантиды», читая который даже не переживаешь, и так понятно, главные герои будут спасены, найдётся очередной рояль в кустах.

В «Соснах» в кустах даже сверчков нет (фишка для тех, кто в курсе), какие уж тут рояли. Спасение совсем не гарантировано, запросто гибнут даже живо и сочно прописанные, казалось бы, что на всю трилогию (цикл «Заплутавшие сосны» включает в себя романы «Сосны», «Заплутавшие» и «Последний город») заточенные персонажи, после чего становится по-настоящему жутковато. Но самая большая жуть заключается в том, что вся та мистика, которая нагнетается на протяжении романа (с осознанными, почти осязаемыми, приветами «Сайлент Хиллу»), смешанная со вполне реалистическими ужасами описания пыток в афганском плену (в нём Итан провёл какое-то время до событий романа, и неоднократно возвращался в те ощущения в воспоминаниях и забытьи), окажется не такой уж и страшной, по сравнению с тем, что ожидает героя почти в самом конце книги…

ПС. Посмотрел первую серию ТВ-шоу, и испытал небывалое ощущение, которого никогда ранее не испытывал. Поскольку читал я книгу до просмотра, то, конечно, образ каждого персонажа для меня уже сложился. И если обозначенного на обложке Мэтта Диллона я воспринял нормально, то все остальные – ожидаемо совсем не те, кого я себе нарисовал. Кроме Кейт Хьюсон, которую играет Карла Гуджино — именно эту актрису я и представлял в данной роли! Только в моём представлении она была блондинкой (поскольку так написано в книге), а в телеверсии она рыжая. При этом я даже понятия не имел об актерском составе сериала до просмотра. Вот такие мистические штуки…

ППС. Под занавес оффтоп про слово «Сосны» – каждый раз, когда вижу написанным это название, вспоминаю одноимённую песню группы «Океан Эльзы».

ПОЛКОРОЛЯ от ПОЛАБЕРКРОМБИ.

По части насилия и секса Джо Аберкромби будет покруче и изобретательнее Джорджа Мартина. Также неплохо у молодой, но уже очень яркой, звезды чёрного фэнтези с закрученностью сюжета и достоверностью обстановки. Но главной прелестью его романов являются диалоги – живые, острые, сочные, не без крепкого словца, но без переусердствований. Особенно приятно, что речь героев Аберкромби индивидуальна, и разговор каждого из них характеризует его гораздо лучше любого описания…

Всё написанное выше – небольшая выжимка из тех положительных отзывов о творчестве писателя, которые мне довелось прочёсть, ещё до того, как попалась в руки его книга. Так вот, по отношению к тому произведению, которое я прочёл – это недавно изданный роман «Полкороля» (первая часть трилогии «Расшатанное море») – справедливым будет лишь половина из сказанного выше. Насилия здесь не больше, чем в каком-нибудь из книжек о Гарри Поттере, а секса и вовсе нет. То есть ВООБЩЕ, нет даже намёка на какие-либо плотские отношения между героями (только сердечный трепет и томление в ожидании поцелуя), не скажу, что это плохо – вполне гармонично вышло, получился самый настоящий подростковый роман (почти в классическом его понимании).

Герой – принц Ярви, увечный с рождения (одна его рука недоразвита), за что он получает прозвище-приставку «пол-»: полкороля, полчеловека, полмужчины. С детства презираем королём-отцом и братом (будущим правителем), что, конечно, не может не сказаться на душевном состоянии – Ярви жалок в постоянном самоуничижении. Чтобы компенсировать физическую немощь, он весь отдаётся учёбе, готовится стать членом братства Служителей, дать обет безбрачия (прекрасно сознавая, что и без этого у него не будет особого успеха у девушек), чтобы служить Отче Миру, Матери Солнцу и другим богам. Но судьба приготовила полупринцу совсем другие приключения – одно другого опаснее.

Как и положено, пройдя огонь (погребальный), воду (морскую), медные, не трубы, но ворота, мальчишка изменится. Станет сильнее (и, в то же время, сердечнее), смелее (и прозорливее), рискованнее (и расчётливее), жестче (и отзывчивее). Не излечится лишь его увечье, потому суперменом, как обычно это положено в романах взросления, к концу повествования Ярви не станет, но повзрослеет, а это уже немало. Да и за его злоключениями следить интересно. В общем, плюсы у книги есть.

Говорят, что поклонники «классического» Джо Аберкромби были жестоко разочарованы этой книгой. Можно себе представить. Наверное, так же обескураживает читателей, восторженных «Чужаком в чужой стране» Хайнлайна его романы скрибнеровской серии (например, «Фермер в небе», «Красная планета» или «Ракетоплан «Галилео»»). Но, поскольку «Полкороля» — это первое, что я прочёл у данного автора, то мне он понравился. Очень динамично и жизнеутверждающе, правда, совсем не понятно, с чего это вдруг «Аберкромби – один из самых перспективных авторов современного британской фэнтези» (цитата из аннотации)? Так, уж, стоит в ряду с Дэвидом Геммелом или Дэйвом Дунканом, особенно не выделяясь.

Бойтесь своих желаний, ведь они могут исполниться. Эта, ставшая уже банальностью истина, как нельзя лучше подходит для того, чтобы выразить одну из главных, но не единственную мысль романа. Как и любое другое произведение Майкла Муркока, «Берега смерти» — гораздо глубже одного лишь мессэджа. Их здесь множество. И все эти темы – классические для автора. Размышление о природе насилия и цивилизации — как соотносятся между собой два этих явления? Насколько быстро происходит деградация, если счастливое благополучное общество лишить будущего? Что важнее — бесчувственное бессмертие или короткое земное существование? Можно ли уничтожить цивилизацию ради того, чтобы овладеть желанным? Все эти вопросы переходят из одного романа Муркока в другой, и как всегда, однозначного ответа писатель на них не даёт. Моделируя очередное решение, он отстранённо следит за своими героями, иллюстрируя нарисованными словом картинами тот или иной тезис о природе человека.

Всё действие романа происходит в привычной для автора атмосфере декадентства. Несмотря на то, что роман не принадлежит ни к одному из циклов о Вечном Воителе, атмосфера его очень схожа с ними. Меланхолия, безысходность и необратимость — три кита, на которых стоит мироздание по Муркоку. А всё остальное — только производные от них.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО СУДЬИ МЕЙ

Фиона Мей работает в отделении по делам семьи Высокого суда Лондона. Она королевский судья, специализация её – судебные процессы, в какой-либо мере затрагивающие детские интересы. В основном это дела о разводах. Вердикт Фионы определяет дальнейшую участь детей: с кем из родителей они будут жить по завершении бракоразводного процесса, что наследуют и т.д. Иногда от судебного решения напрямую зависит – жить или умереть ребёнку. Таких дел немного, но они есть.

Например, дело Адама Генри, юноши возрастом без малого восемнадцати лет, онкологического больного. Для его излечения необходимо переливание крови, но есть одна проблема – религия. Адам и его родители – свидетели Иеговы, их вера запрещает стороннее вмешательство в физиологию человека, даже под угрозой его гибели. Ни сам юноша, ни его родители не дают своего согласия на лечение, поэтому представители больницы ждут официального решения суда, чтобы спасти Адама. И времени на это осталось – всего три дня, потом уже будет поздно.

Параллельно с профессиональной деятельностью читатель наблюдает полную драматизма личную жизнь Фионы – как раз в тот момент, когда она взялась за это непростое дело, у неё случился серьёзный разлад с мужем. Счастливо прожившие почти сорок лет вместе, бездетные, уже давно немолодые (ей скоро 60, муж её ровесник), супруги Мей входят в последнюю эпоху свой жизни. Перед тем, как окончательно состариться и превратиться в развалину, муж Фионы хочет «испытать страсть, как в молодости», для чего просит разрешения у супруги… завести роман на стороне. Понятно, что спокойно принять это она не может, и выгоняет его из дому. Шок, растерянность, злость, чувство вины, горечь предательства, ощущение незащищённости – вне стен суда судья эмоционально находится в растрёпанном состоянии и только работа помогает собраться.

Первая треть «Закона о детях» идёт по знакомому сценарию судебного процедурала, в котором процессуальные особенности профессиональной деятельности перемежаются с эпизодами из личной жизни персонажей, что-то наподобие второго сезона сериала «Бродчёрч» или фильма «Судья» с Робертами Дауни-младшим и Дюваллом. Казалось, что Иэн Макьюэн (а его книг я досель не читал вовсе) именно это и собирается рассказать – простую, трогательную, местами слезливую, местами сопливую историю о Фионе и спасении ею мальчика. Треть книги такою и была, прочитав её, я настроился на то, что суд будет долгим, утомительным, с разными потайными лазейками для сторон-противников, с копанием в грязном белье, внезапно всплывшими доказательствами, лжесвидетельствами, возможно, угрозами, откладываниями слушаний и т.д.

Но не тут-то было, оказалось, что книга совсем не об этом. Сюжет, конечно, имеет значение, я имею в виду, что неслучайно главная героиня именно судья, и дело это тоже значимо, но судебные детали – это второстепенное, хотя, надо отдать должное, автор проработал данную тему очень тщательно, детально прописав рабочий быт Фионы, в который входят не только разбирательства, но и совместное времяпрепровождение с коллегами (званые обеды, командировочные выезды, профессиональные сплетни и анекдоты, любительские концерты, на которых главная героиня с блеском выступает). Кстати, большое внимание в своей книге Макьюэн уделяет музыке, очень образно её описывая, приведу отрывок об одной из композиций гениального Кита Джаррета:

«Из редко включавшегося проигрывателя в гостиной доносились звуки фортепьяно – старая пластинка Facing you. Первый номер. Она задержалась перед дверью спальни и послушала. Давно уже она не слышала этой неуверенной, частично не проявленной мелодии. Уже забыла, как плавно она обретает очертания и вдруг оживает, превращается в странно видоизмененное буги-вуги, в неодолимую силу, как разгоняющийся паровоз. Только обученный классике пианист мог достичь такой легкости рук, как Джарретт. Таково, по крайней мере, было ее пристрастное мнение».

Это великолепная повесть (сам писатель так назвал своё произведение в послесловии, и я с ним согласен – и по объёму, и по масштабу происходящего оно не претендует на звание «роман», но это не делает его менее замечательным) о человечности. О долге, о взаимоотношениях, о надежде, потере веры, приобретении чего-то большего, поиске себя, разочаровании, страхе быть неправильно понятой, любви, жизни, смерти, прощении других и не прощении себя, тяжести вины и лёгкости принятого решения, отказе от жизни, принятии измены – я могу ещё долго перечислять, и всё равно не рассказать всего того, о чём умудрился поведать всего на 280 страницах (крупным шрифтом) Иэн Макьюэн. А ведь он просто рассказал историю одной женщины, королевского судьи Высокого суда Лондона, Фионы Мей.

ПС. Название для своего отзыва я взял у советского фильма 1986 года (немного его переиначив под стать книге) «Личное дело судьи Ивановой». Отдалённо фабулы двух этих произведений – безусловно, очень разных по содержанию – схожи. А ещё эхо-отзвуки, оставшиеся после просмотра/прочтения мне показались созвучными. Ощущение печали, неотвратимости жизни, невозможности повернуть всё вспять, но в то же время вера в людей, в тепло отношений. Прощение и надежда.

«Ночью я прошёл сквозь тебя и съел твои сны – как моль сквозь шерсть»

За чтение книги «Легенды о призраках» (Haunted Legends) я принялся с некоторым предубеждением, название, уж, больно избитое, насколько вообще это возможно. Кажется, что банальнее призраков в мистическом жанре ничего нет. Разве что вампиры. Но наличие в антологии рассказов и о тех, и о других (а также и о прочих мистических существах – как широко известных, так и имеющих местечковую славу) не сделало книгу хуже, я говорю вам со всей ответственностью и серьёзностью, что сборник великолепен.

«Легенды о призраках» – тот самый редкий случай, когда в антологии нет ни одного слабого произведения, если подходить к ним не только с точки зрения сюжета или по каким-либо жанровым критериям (страшность, жуткость, загадочность, леденящесть, ещё что-нибудь эдакое), но с более «литературными» требованиями. Каждый рассказ написан прекрасным языком, имеет свой собственный стиль, и обладает особой атмосферой, единой для всего сборника. Такое впечатление, что это авторский сборник, а не произведения, написанные разными писателями, настолько тщательно и умело они отобраны. Стоит отметить, что Эллен Датлоу (редактор книги) славится своими антологиями, многие из которых премированы престижными наградами, не остались не отмеченными и «Легенды о призраках»: в 2010-м году книга была награждена «Премией Брэма Стокера» и «Чёрным пером» (Black Quill Award, жанровая премия учреждена журналом Dark Scribe Magazine), была номинирована на «Премию Ширли Джексон» и «Всемирную премию фэнтези».

«В таких глазах можно замёрзнуть до смерти»

Антология тематическая, и тема, между прочим, не призраки, как можно было бы подумать из названия, а легенды. Каждый рассказ посвящён какой-то мистической легенде, известной всему миру, таких, как истории о Сонной Лощине, Джеке-прыгуне, Чёрной машине, или о менее знаменитых «страшилках» (озеро Кресент, Девушка берущей такси до кладбища, Плачущая женщина). Я не силён в английском, но механический переводчик подсказывает мне, что слово Haunted, имеющее смысл «призраки», также может переводиться как «приходящие», и это значение в данном случае более точно. Под одной обложкой собрано двадцать историй о приходящих «паранормальных субстанциях» (чувствуете, как убивается магия этим выражением? Конечно, «призрак» — гораздо более образно, что подходит самой сути книги): вампирах и демонах (в том числе и восточных, принимающих обличье лис), восточной богине, гигантской птице с обезьяньим лицом, загадочном и жутком Складном человеке, Двуликой женщине, Проклятом корабле, Джеке-прыгуне, и даже о кукле Чаки.

«У Салема есть ведьмы. У Сонной Лощины – гессенский безголовый наёмник. А у Род-Айленда есть чахоточные, охочие до людской крови фантомы…»

Технически сборник создавался следующим образом: каждый автор выбрал одну историю, которая ему показалась особенно интересной, и написал рассказ «по мотивам». Не пересказал, не сделал ремейк, поместив известный сюжет с наше время, а создал поэтическую новеллу (иначе и не назвать, даже жуткий сплаттерпанк от Джо Лансдэйла написан очень образно), связанную с первоисточником и, несомненно, им навеянную, но являющуюся отдельным самостоятельным художественным произведением. Географический охват легенд, на основе которых написаны рассказы, широк (Англия, США, Индия, Вьетнам, Россия, Фиджи, Япония, Мексика, Австралия), как и их «возраст» (индейские предания, вьетнамский эпос, истории, появившиеся в эпоху Нового времени, городские легенды ХХ и XXI веков).

«Всё меняется, когда ты машинист поезда, который врезается в автобус с детьми. После этого они уже не просто дети. Они твои дети»

Это второй сборник, который я прочитал с удовольствием от начала до конца, наслаждаясь каждым из рассказов. Первым был «Театр теней», посвящённый Рэю Брэдбери. И так же, как в случае с «Театром», творчество лишь малой части писателей этой антологии мне было знакомо до её прочтения (Джеффри Форд и Пэт Кадиган).

Если говорить о жанре антологии, то это не столько даже литература ужасов, сколько магический реализм или, так называемое, фрик-фэнтези (модное в последнее время словечко). В общем-то жанр не так важен, если это просто хорошая литература – а это именно так. Возможно, что поклонники ужастиков будут разочарованы, но любители мистической прозы высокого уровня останутся довольны.

КОМИКС КАК ИСКУССТВО

Книга «Холмс» — настоящий праздник для поклонников детективного жанра (в особенности, для тех из них, кто именует себя шерлокианцами или холмсоведами), а также для ценителей искусства графического романа. Классический Канон о Шерлоке Холмсе получил, наконец, достойное воплощение в виде комикса.

Художник Леонид Козлов нарисовал свыше 10 000 рисунков, которые визуализируют шестьдесят новелл, написанных о знаменитом сыщике сэром Артуром Конан Дойлем. Планировалось, что свет увидят три тома, но до сих пор, насколько я знаю, в издательстве «Китони» вышел лишь первый том (ещё в 2010-м году), о судьбе других двух ничего выяснить мне пока не удалось. В первую книгу вошли двадцать рассказов канонического Шерлока, среди которых «Скандал в Богемии», «Пять апельсиновых зёрнышек», «Жёлтое лицо», «Обряд дома Месгрейвов», «Шесть Наполеонов», «Человек с рассечённой губой», «Горбун» и другие.

Об авторе комикса «Холмс» хотелось бы рассказать немного подробнее. Леонид Васильевич Козлов десять лет работал на «Мосфильме» художником-постановщиком, сотрудничал с такими режиссёрами, как Роом, Герасимов, Рошаль, Строева, Шепитько, Данелия. Но основное направление его творчества – это книжная иллюстрация. Иллюстрации к произведениям Пушкина и Булгакова, Набокова и Пастернака, Зощенко и Паустовского, Бернса и Уитмена, По и О. Генри, Честертона и Брэдбери, Азимова и Уэллса, Кристи и Сименона – за многие годы работы Козлов оформил множество книг самых различных авторов, даже как-то иллюстрировал опусы Дейла Карнеги.

А с Шерлоком Холмсом у художника особые отношения: Леонид Козлов, будучи страстным поклонником сыщика, уже давно вынашивал идею создания колоссального иллюстрированного издания, по своему масштабу не уступавшее литературному первоисточнику, опыт создания рисунков для одного из книжных изданий которого у художника уже был. К слову сказать, Леонид Васильевич является почётным членом Французского общества Шерлока Холмса в Париже, более того, он состоял в переписке с дочерью Конан Дойля, которая и благословила издание «Холмса в картинках».

О самом издании: увеличенный формат (17 х 24 см), белая бумага и качественная полиграфия дают возможность насладиться чтением (главным образом, разглядыванием великолепных рисунков, но тексту в книге тоже уделено немало внимания) сполна, а большой объём тома (655 страниц) – растягивать это удовольствие надолго.

Помимо рисунков, иллюстрирующих сюжеты рассказов, каждый из них снабжён двустраничными инфографическими цитатами из «энциклопедии Холмса», посвящёнными самым различным темам: паровозам, актёрам, экспертизе, фотографии, транспорту, письменности, Лондону, маскам, кораблям, гриму, скрипке, Эдгару Аллану По, шахматам, пистолетам и револьверам, нэцкэ, велосипеду, колесу, цирку, монстрам (и отдельно морскому чудовищу). Также встречаются рабочие черновики Холмса, письма, страницы дневников Уотсона. В общем-то, издатели в некотором роде правы, когда пишут в аннотации о «многостраничной энциклопедии всех расследований Шерлока Холмса в иллюстрациях». Очень надеюсь, что оставшиеся два тома тоже будут изданы.

БЕСКОНЕЧНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

«Нам предстоит исследовать и нанести на карту зыбкие границы между мифом и современным искусством рассказывания историй».

Кристофера Воглера назвать писателем можно лишь условно, им написана всего одна книга. Он ближе к сценаристам, хотя и полноценно – от начала до конца – сценарий он создал всего один, к мультфильму «Тилль Уленшпигель», но в качестве консультанта Воглер приложил свои знания и умения к работе над сценарной частью многих картин. Он специалист по рассказыванию историй, который целиком и полностью придумал их немного, зато бессчётное количество раз вовремя и грамотно подсказал другим сценаристам, где и что им нужно поправить, и в этом качестве его вклад в индустрию кино поистине огромен. На его учебнике, ведь «Путешествие писателя» — это самый настоящий учебник для желающих научиться ремеслу создания историй, выучилось множество современных сценаристов.

«Хотя человеческая природа неизменна, постоянно возникают новые обстоятельства, внося коррективы в путешествие героя».

«Путешествие писателя» – это практическое пособие, раскладывающее по полочкам магию рассказчика, и нет нужды искать в данной книге художественную ценность. Прочитавший её, может быть, не станет великим писателем, но сварганить более-менее приличный сценарий или роман будет ему вполне по силам. Во всяком случае, рассказать о чём-либо связно и логично, без серьёзных провисаний сюжета или заметных прорех между составными частями истории он научится. Кино и литература ныне – это в первую очередь индустрия, которой нужны крепкие ремесленники, которых необходимо обучить секретам создания текста, подчеркну – не литературной нетленки, а профессионального сценария или крепко сбитого жанрового романа. Безусловных гениев, талантов и самородков обучать не нужно – этих можно и испортить излишним профессионализмом.

«Если путешествие героя рано или поздно завершается, то путешествие исследователя длится поистине бесконечно».

«Путешествие писателя» – главный труд Воглера, работу над которым он не прекращает вот уже четверть века. Это уже третье издание, в очередной раз дополненное, исправленное и откорректированное, приведённое в соответствие с новыми веяниями. Первый вариант книги вышел в 1992-м году, второй – в 1998-м, третий – в 2007-м, именно в этом виде книга была впервые переведена на русский язык и выпущена издательством «Альпина нон-фикшн» в прошлом году. За плечами Воглера много лет работы в индустрии кино, и килограммы переработанной литературы, в той или иной мере касающейся писательства. Широкий кругозор и большой профессиональный опыт дали автору возможность собрать обширный материал для книги. Здесь есть информация из множества различных областей – психологии, философии, истории, мифологии, фольклорных исследований. Радует, что Воглер не ограничивается лишь англосаксонским материалом и старается охватить богатство всей мировой культуры – от древнего индийского эпоса до китайских легенд, от Гомера до русских народных сказок (Баба Яга, похоже, один из любимых персонажей автора, поскольку она неоднократно упоминается в тексте).

«Чтобы жизнь шла вперёд, нужно проткнуть пузырь, надутый воображением, и перейти от желания к действию».

По Воглеру, любая история – это рассказ о путешествии героя, внутреннем или внешнем. «ПП» – это тщательное (и даже избыточное, что для учебника не является минусом) исследование процесса путешествия. Это, конечно, не научный труд, но прикладное пособие. Человек с высшим гуманитарным образованием, при условии что он учился, а не просиживал/прогуливал пары, не откроет для себя ничего нового в информационном плане, но получит чётко структурированное понимание о том, как выстраивается рассказ о путешествии. Книга делится на две части, в первой подробно изучаются восемь архетипов персонажей, во второй – двенадцать стадий путешествия. Каждая глава заканчивается блоком для практической работы, состоящим из конкретных вопросов, относящихся к изучаемой теме.

«Задача героя – открыть читателю/зрителю окно в мир описываемых событий».

Особенно полезно будет читать эту книгу, имея в багаже идею для написания романа или сценария, а то и уже готовый текст. Параллельно чтению можно (и даже нужно) вести работу над своей книгой/сценарием, практикуя на ней полученные знания. В конце книги в качестве примера Воглер делает небольшой разбор фильмов «Титаник», «Криминальное чтиво», «Мужской стриптиз» и «Король Лев» (в работе над сценарием этого диснеевского хита, кстати он принимал активное участие), наглядно демонстрируя, что разработанная им схема универсальна, и ею можно пользоваться при создании совершенно разных по смыслу, стилю и концептуальному решению картин.

«Познание – центральная идея многих историй».

Кристофер Воглер профессионал-ремесленник и не претендует на лавры первооткрывателя. Он с уважением рассказывает об исследователях, трудами которых пользовался при разработке своей методики. Среди них: Карл Юнг, Джозеф Кэмпбелл, Владимир Пропп, Роберт Джонсон, и многие другие авторы.

Не хочу вводить в заблуждение начинающих писателей и сценаристов, услышьте меня: эта книга не научит вас писать! Воглер изучает не текстовое содержание (диалоги, описания, лирические отступления, стилистика и т.д.) истории, в его компетенции – структура и динамика происходящего на экране или на страницах. Он помогает собрать сюжетный костяк истории, её скелет, «мясо» на который вы будете наращивать сами, исходя из имеющихся у вас фантазии и таланта.

ПС. Отдельно хочется сказать о качестве издания. Книга сделана очень хорошо. Помимо наглядных схем, каждая глава снабжена отличным рисунком художника Микеле Монтеса (похоже, что это гравюры), больше подходящим какой-нибудь исторической саге или фэнтезийному роману. Отличный сшитый переплёт и качественная бумага – эту книгу приятно не только читать, но и просто держать в руках, или перелистывать страницы, любуясь иллюстрациями.

«Безумный Макс: Дорога ярости» — нонфикшн артбук о четвёртом фильме франшизы, вышедшем в этом годы и приятно ошеломившем (если можно так выразиться) зрителей (в том числе и меня), уже порядком соскучившихся по по-настоящему крутым постапокалиптическим боевикам. Хотя, на самом деле, соскучиться можно только по тому, что уже известно и достаточно долго отсутствует, фильм Джорджа Миллера же — это ответ на тоску по чему-то неизвестному. Нечто неординарное и доселе невиданное. Доведённый до идеальной формы ПА. Теперь в жанровом кино появился новый водораздел (Рубикон, если хотите, впрочем, даже если не хотите — всё равно это так и есть), веха, мерило, эталон, на который отныне и будут все равняться. Почему фильм получился именно таким, скольких трудов (и лет) было на него потрачено — вот об этом и рассказывается в книге, которую я вам представляю.

Это не новеллизация фильма, а редкое для книжного рынка произведение, созданное в жанре «фильм о фильме» — детализированная поэтапная история появления на свет картины «Дорога ярости». Раскадровки, макеты, кадры со съёмок, слайды из самой картины, рекламные принты, эскизы костюмов, фотографии реквизита — информации море, интересно будет не только поклонникам франшизы в целом, и конкретно четвёртой её части, но и всем интересующимся кино, а также жанром ПА.

Радует полиграфическое качество издания. Большой формат (300x260 мм), отличная бумага, высококачественная печать, и мир «Безумного Макса» — во всех красках перед тобой. Помимо предисловия Джорджа Миллера и послесловия Брендана МакКарти, в издании имеется несколько отдельных статей, посвящённых значимым или особенно колоритным персонажам, автомобилям, местам, сюжетным поворотам и прочим деталям фильма. Пересказывать далее содержание не имеет смысла — эту книгу надо читать самому, разглядывая картинки собственноочно. Потому приведу лишь несколько цитат, показавшихся мне интересными.

- Питер Паунд, один из художников раскадровки: «Работа над «Дорогой ярости» стартовала в начале 1998 или 1999 года. Мы прервались в 2002-м, но продолжили работу в 2003-м».

- Никто не мог быть в большем восторге от возможности работы над «Безумным Максом», чем Брендан МакКарти, художник и автор комиксов: «Это как если бы фанату «Звёздных войн» позволили участвовать в создании нового эпизода вместе с Джорджем Лукасом. Именно такие ощущения я испытывал».

- Брендан МакКарти: ««Воин дороги» отразил дух времени, дух эпохи постпанка. К тому же это самый крутой боевик из всех, когда-либо выходивших на экраны. Когда мы начали работу над «Дорогой ярости», я понял, что «Воин дороги» всё ещё держит пальму первинства. И я бы хотел, чтобы новое поколение испытало те же чувства от «Дороги ярости», что и я от «Воина дороги»».

- Ник Латурис, автор сценария: «В начале фильма Макс так же мрачен, как и пейзаж, окружающий его. Это буквально первые рисунки раскадровки, когда он, настороженный, просто стоит в пустоши. Он хочет пройти через эти безмолвные земли. Люди пересекали их, но никто ещё не возвращался. Я думаю, эти равнины — воплощение суицидального порыва, стремления к саморазрушению, желания покончить со всем. Макс хочет покоя. Он хочет, чтобы голоса в его голове умолкли».

- Брендан МакКарти: «Сначала у персонажа Шарлиз Терон не было имени. Она была просто «Женщиной-воительницей» или «Преторианкой», но затем получила имя Фуриоса. Она очень сильный противовес Максу. Она знает, что где-то есть Зелёные земли, и везёт туда девушек, чтобы дать им шанс на нормальную жизнь».

- Лесли Вандерфалт, художник по гриму: «У Бойцов высокого статуса — тёмная краска на лице, с металлическим оттенком. Это оттого, что они ремонтируют машины, копаются в них, отсюда эта чернота на лицах».

- Несмертный Джо был задуман как главный злодей фильма, но не полностью отрицательный. С одной стороны, Несмертный пытается спасти человеческую расу от генетического вырождения, потому что большинство людей умирает от рака, вызванного отравлением окружающей среды. С другой стороны, он пытается сделать это, сохранив свою, уже больную, кровь, и использует для этого жестокие, бесчеловечные методы.

- Брендан МакКарти: «Сначала, придумывая женские персонажи, мы сделали список пяти простых характеристик: забавная, умная, хрупкая, соблазнительная, лидер. Мы выстраивали персонажей вокруг этих основополагающих характеристик. Удивительно, но они быстро сформировались как полноценные личности. Было очень весело развивать их, ведь они развивались совсем не так, как мы ожидали».

Приведённое здесь — лишь малая часть книги, всего в альбоме 176 страниц. Приятного чтения!