fantlab ru

Все отзывы посетителя sofer

Отзывы

Рейтинг отзыва


– [  8  ] +

Ричард Лаймон «Странствующий цирк вампиров»

sofer, 4 июня 2023 г. 18:10

Кажется, Владимир Набоков как-то предложил простой способ отличить плохую книгу от хорошей — по количеству диалогов. В плохой книге их будет овердофига, вот точно как в этом произведении Лаймона, которое состоит из диалогов почти целиком, кроме последних 100 страниц. Диалогов затянуты, с многочисленными повторами, не информативных, не смешных, не,не,не... Второй мой заход в Лаймона после «Одной дождливой ночью» — и снова провал. Казалось бы книги с двух разных спектров его творчества, а порок тот же самый — бестолковая многословность. Ну не владеет автор искусством с помощью слов создавать образы. Словами он может создавать только другие слова.

Не знаю, почему его называют классиком экшен-хоррора. Никакого экшена в обеих его книгах я не встретил. Сплошная болтовная. Секс и насилие? Банально и бездарно изображены по сравнению, например, с «Шахтой» Дэвида Шоу. Хук в виде постоянного педалирования пубертата — такое себе.

В общем, больше трех баллов не поставлю. Не знаю, возможно, есть какие-то романы данного автора, которые все-таки стоит прочитать. Но после этих двух — не хочется совсем.

Оценка: 3
– [  2  ] +

Дэвид Дж. Шоу «Шахта»

sofer, 4 мая 2023 г. 22:04

Классика сплэттер-панка — пожалуйс, слишком поверхностное определение. Скорее, это смесь жанров, причем не классических, а ревизионистских.

1) Ревизионистский нуар: роковая женщина и кейс с деньгами, а также разлагающаяся полиция на месте, но вместо дождя — лютая метель, вместо алкоголя — горы кокаина и других наркотиков, вместо темного рыцаря — недотепа.

2) Ревизионистский слэшер: выживает последняя девушка, но она не девственница, а шлюха.

3) Ревизионистская готика: вместо особняка — многоквартирный дом, одержимый не призраком, а ксеноморфом (поглощающим и производящим наркотики).

Стиль — отвратительно прекрасен (если не считать огрех перевода). Ритм повествования — в самый раз. Сюжет — захватывающий. Чудовище — оригинальное.

В общем, эту книгу из серии «Мастера ужаса» я оставлю на своей полке, а не отдам в ближайший буккроссинг.

Оценка: 10
– [  1  ] +

Лэрд Баррон «Инициация»

sofer, 13 апреля 2023 г. 18:59

Что не так с этим романом? Кажется, идея хороша, вполне годный параноидальный хоррор. Но что-то не клеится. И дело не в излишней многословности и ненужных отступлениях. У меня родилось три гипотезы, почему роман вышел не важнецкий.

1) С самого начала автор задает сказачно-фэнтезийную рамку. А потом добавляет к ней кислотности. А это снижает градус саспенса. Гораздо интереснее было бы начать с реалистических вещей — например, изобразить стареющего персонажа на грани деменции или алььцгеймера, который постепенно осознает, что на самом деле скрывается за его провалами памяти. Собственно, видимо в этом и была изначальная идея.

2) Чудовищ нам тоже показывают, ну или хотя бы рассказывают о них, тоже с самого начала. Не интересно. Вспоминаю «Челюсти», в которых акулу мы видим только под конец — вот это да, это классика. Монстра надо уметь подать и подготовить читателя/зрители к встрече с ним. Но на первом свидании ни-ни.

3) Персонажи и ситуации слишком экзотические — по жанру роман ближе к приключениям или шпионскому роману, да и просто к фантастике. Сложно отождествить себя с персонажами. А без этого нет эмоциональной зацепки. Да и персонажи картонные — см. пункт 1.

В общем, я прочитал книгу по рекомендации Джона Лэнгана в его послесловии к «Рыбаку», но оказалось, что это произведение с какого-то совсем противоположного полюса жанра. И если у Лэнгана многостраничная тягомотина работает и дает нужный эффект, то у Баррона — увы нет. Не рекомендую.

Оценка: 6
– [  6  ] +

Джон Лэнган «Рыбак»

sofer, 11 апреля 2023 г. 21:04

Хороший хоррор — это всегда метафора. Наугад: «Сияние» — метафора абъюзивной семьи; «Дракула» — метафора смертельной страсти; «Изгоняющий дьявола» — метафора пубертата. Есть в этих метафорах и второй слой — социальный или исторический (соответственно — конфликт американцев с коренным населением; конфликт Старого и Нового Света; конфликт современных институтов (наука) и традиционных (церковь)).

Рыбак — это развернутая метафора утраты, горя и скорби, отчаяния, боли и гнева, связанных с потерей семьи. Но это не только «сгущение» разлома в личном бытии, это и выражение исторической утраты (затонувший город) и трещины в национальной идентичности (9/11). Пересечение этих трех пластов выводит повествование на уровень почти шекспировской трагедии («порвалась дней связующая нить»), а образность романа — ведет за пределы лавкрафтианской мифологии к дантовской и библейской, разрастаясь до масштабов эпоса.

Роман не менее изобретателен, чем и другое большое произведение автора — «Дом окон». Здесь также активно используется обрамление — одна история прячет другую и отсылает к ней. Сами истории несут на себе отпечаток и известных сюжетов романтизма (безумный художник, безумный ученый, богоборчество); и околосимволистских оккультных тем (тайные общества, демоническая сексуальность); и постмодернистских идей (история, рассказывающая себя сама).

Как проверить литературное качество хоррора? Изъять из него мистическую составляющую. Будет ли тогда интересна книга? Останется ли в ней что-то еще? И в «Рыбаке», и в «Доме окон» — несомненно да. Поэтому это хорошая, мастерская литература, прямо-таки возрождающая надежду на будущее жанра, почти убитую кинематографическими ужастиками. Рекомендую к прочтению стопроцентно всем любителям хоррора. Даже если вам не понравится — творчество Лэнгана просто нельзя обойти стороной.

Оценка: 10
– [  9  ] +

Стивен Кинг «Пляска смерти»

sofer, 14 октября 2017 г. 18:45

эту книгу Кинга я бы смело поставил в один ряд с лекциями Набокова о литературе. И это не комплимент, а сопоставление методологий. Кинг пишет субъективно и пристрастно, с любовью к изучаемому предмету, с вниманием к деталям; не увлекаясь абстракциями и теориями, он все-таки дает содержательный анализ рассматриваемых произведений; в его книге много иронии, которая не исключает, а наоборот стимулирует меткие наблюдения. Из прочитанных зарубежных и российских книг о жанре ужасов «Пляска смерти» мне понравилась больше всего. Да, это попса, но высочайшего класса. Что гораздо лучше академической брехни. Что же ценного в книге Кинга и что роднит его с Набоковым?

1) любовь к предмету исследования. Кинг выступает в этом тексте не только как автор, но и как фанат жанра ужасов. От него вы сможете узнать о таких фильмах и книгах, о которых не узнаете больше нигде. Особого внимания заслуживают главы о радиопостановках в жанре ужасов (все они залиты на YouTube и доступны для прослушивания, например шоу Lights Out), фильмах категории Z и телешоу. Кроме того, Кинг дает очень много информации о книгоиздании, создании сценариев, истории киностудий, журналов, книжных серий и т.д. И будьте уверены, если он описывает книгу — он опишет ее обложку, запах и ощущение от прикосновения. А если говорит о фильме — расскажет о тех обстоятельствах, при которых его видел (в кинотеатре с матерью и ее любовником, с косяком или алкоголем и тд). Кинг влюблен в хоррор.

2) Отказ от абстрактных теорий, терминов и определений.«Вопрос о понятиях ...не интересен никому, кроме тех, кто, напившись, обожает поговорить о высоком, да еще аспирантов -эти две категории людей равны в невежестве».

3) Ирония и самоирония. Так, выделяя три типа жанра ужасов — ужас, страх и отвращение, Кинг пишет: «Если окажется, что привести читателя в ужас не удается, я попытаюсь его напугать; а если пойму, что и этого не получается, могу сделать ему неприятно. Я человек не гордый».

4) Использование рабочих терминов и условных классификаций. Так, например, основные темы жанра ужасов разделяются на архетипы Вампира, Оборотня, Призрака и Неведомой Твари. Функция автора в этом жанре трактуется с помощью термина «агент нормальности», а эффекты воздействия описываются с помощью концепции «декораций реальности.» Интересно также различение Кингом внутреннего зла и внешнего зла, их смешения в наиболее мастерских произведениях жанра.

5) Внимание к деталям и мастерству формы, отказ от социологических и психоаналитических трактовок жанра, акцент на на изучении языка искусства. При этом Кинг все же разделяет ужасы на по типам подтекстов на экономические, политические, социальные и технологические.

Есть ли у Кинга своя концепция жанра ужасов? Думаю, ее можно попытаться вывести из его текста. Если коротко суть жанра ужасов состоит в его амбивалентности. С точки зрения Кинга ужасы сочетают в себе индивидуальное и социальное, норму и патологию, аполлоническое и дионисийское, массовое и элитарное, видимое и невидимое, внешнее и внутренне, пошлое и экзистенциальное. В его трактовке этот жанр является своего рода мета-жанром, который может вступать в соединение с любыми другими. Такая универсальность связана с тем, что ужасы затрагивают саму экзистенцию человека, чье «бытие-в-мире» также двойственно и амбивалентно.

Но на самом деле книгу делает интересной не методология и не концепция, а блестящий нарратив — это и научное исследование, и критическая публицистика, и художественное произведение одновременно. Книга очень автобиографична. Вообще, складывается впечатление, что «Пляска смерти» — не только и не столько о жанре ужасов, сколько о самом Кинге и — что интереснее — о его поколении, поколении американских бэйби-бумеров. Кинг изящно и увлекательно описывает, как различные темы жанра связаны с диетическими, гигиеническими, эстетическими и другими практиками этого поколения, его фобиями и мечтами. Это американская история и история ужасов одновременно.

В качестве приложения Кинг дает список книг, которые с его точки зрения являются самыми интересными. Также в книге есть и соответствующий список фильмов. Я же в качестве приложения позволю себе привести названия самых худших фильмов, которые Кинг тоже с увлечением разбирает, и это самая смешная глава его книги. Вот он: «Мозг с планеты Ароус», «Робот-чудовище», «Вторжение гигантских пауков», «Чудовище-подросток», «Нападение пятидесятифутовой женщины», «Вторжение тварей со звезд», «Я вышла замуж за чудовище из космоса», «Планета вампиров», «Чудовища из зеленого ада», «План 9 из открытого космоса», «Ужас пляжа для пирушек», «Оборотень в спальне девушек».

Это далеко не все шедевры эксплуатационных фильмов, о которых пишет Кинг. Уже одни названия вызывают желание увидеть эту фигню. А после того, как вы прочитаете описание спецэффектов в этих фильмах — вы точно не сможете удержаться. Так хороший писатель может вызвать интерес даже к плохому кино.

Оценка: нет
– [  8  ] +

Янина Маркулан «Киномелодрама. Фильм ужасов: Кино и буржуазная массовая культура»

sofer, 14 октября 2017 г. 18:39

Книга о хорроре, изданная в 1972 году зав.сектором кино ленинградского Института театра, музыки и кинематографии, это уже интересно. Мне достался пропыленный библиотечный экземпляр, избежать аллергии от чтения которого можно было только удерживая книгу на расстоянии вытянутой руки. Экстремальное чтение.

Разумеется, книга Маркулан начинается и заканчивается ритуальными цитатами из Ленина. Разумеется, она жестко разделяет фильмы ужасов на подлинное искусство («Носферату» Мурнау, «Вампира» Дрейера, «Падение дома Ашеров» Эпштейна, «Три шага в бреду» с участием Феллини) и массовое псевдоискусство (фильмы Хичкока, Кормана, монстр-муви студий Юниверсал и Хаммер), сомневаясь куда отнести фильмы Поланского. Разумеется, она критикует Хичкока за бессодержательность, а Кормана за апологию контр-культуры. И конечно же, она видит во всем жанре ужасов выражение распада буржуазной культуры и проявление отчуждения человека в капиталистическом обществе.

Но! За всеми этими штампами видна увлеченность жанром, искренний интерес к фильмам и режиссерам, а также особое внимание к эстетике жанра. Даже Хичкока и Кормана автор хвалит за искусность и мастерство. И лично у меня вызывает удивление, где и как могла Маркулан посмотреть многие из проанализированных фильмов. Ее список фильмов не самый стандартный, и книгу стоит прочитать хотя бы для ориентации в истории жанра. И да, Маркулан пока что единственный автор, который дал удовлетворительное определение жанра ужасов, охватывающее все кинохорроры: с ее точки зрения в любом фильме ужасов сюжет должен строиться вокруг пары палач/жертва, при этом палач символизирует зло, а жертва добро. А наличие чудовищ в той или иной форме, как и вызываемое фильмом чувство страха, вовсе не обязательны. Спорно, но интересно.

Оценка: 10
– [  5  ] +

Дмитрий Комм «Формулы страха: Введение в историю и теорию фильма ужасов»

sofer, 14 октября 2017 г. 18:36

Предыдущие ораторы справедливо оценили как плюсы, так и минусы книги. Поэтому я сделаю акцент не на оценке,а на ее содержание.

Методологически Комм исходит из двух предпосылок, на мой взгляд, очень верных: 1) главное в фильме ужасов не содержание, а форма; 2) фильм ужасов — это не «низкий жанр» и не проявление «массовой культуры», а особый жанр со своей эстетикой, со своими шедеврами и провалами.

Комм предлагает достаточно четкую схему эволюции хоррора в США: 30е годы — монстр-муви; 40е годы — ужасы без монстра (спасибо кризису и кодексу Хейса), идея монстра внутри человека; 50е годы — концепция монстров, захватывающих тела и сознание людей; 60е и далее — концепция монстра как вашего соседа (каждый может оказаться монстром).

Для европейского кино автор не предлагает такой схемы, так как считает, что главное в еврохорроре — это не содержание, а форма, особая эстетика, которую Комм называет «технология ужаса». Части книги, посвященные немецкой, британской, французской, итальянской и испанской школам ужасов у меня вызвали особый интерес — их можно читать хотя бы ради списка фильмов, обязательных к просмотру для любителей жанра.

Анализируя еврохоррор, Комм намечает важную тему взаимосвязи страха и сексуальности, интересно описывая превращение авангардных хорроров в банальный сексплотейшн. Эта тема получает продолжение в истории японского хоррора и эрогуро. Завершается книга историей гонконгского фильма ужасов (в целом о Гонконге у автора есть отдельная книга) и взаимовлияния западной и восточной традиций кинохоррора. Говоря о современном состоянии фильмов ужасов, Комм описывает две возможных альтернативы для создания новых фильмов — эксплуатация животного страха или создание постмодернистских хорроров с богатым шлейфом отсылок к различным культурным традициям и истории самого жанра.

В книге много спорного. Но «Формула страха» может стать как минимум хорошим путеводителем по фильмам «мастси», а также, возможно, изменит отношение читателей к этому презираемому, но всеми любимому жанру.

Оценка: нет
– [  16  ] +

Юрий Домбровский «Хранитель древностей»

sofer, 2 июля 2017 г. 16:05

Дмитрий Быков назвал Юрий Домбровского «идеальным писателем и идеальным человеком». И действительно, идеальный писатель написал идеальный роман. За прошедший год я прочитал советской литературы больше, чем съел котлет, и вот эту книгу могу смело посоветовать. В чем же ее уникальность?

1) Роман Домбровского не вписывается в традиционные жанры советской литературы: это не производственный роман, не лагерная проза, не городская проза, не деревенская проза, не окопная проза, не молодежная проза и тд. Нельзя назвать этот роман и философским — в нем нет системы идей, нельзя назвать его и метафизическим — в нем нет ничего, выходящего за пределы нашего реального мира. Я бы назвал его онтологическим. И пожалуй, других таких романов я не знаю.

2) Жанровая неопределенность порождает и другую особенность романа — отсутствие сюжета. Формально это воспоминания сотрудника музея Алма-Аты, сосланного в Казахстан историка. Но пересказать эти воспоминания трудно. Главная конфликтная линия романа находится не в плоскости отношений людей, общества и государства. Главный конфликт — это столкновение мира людей, мира вещей и мира природы. Именно поэтому я и назвал роман онтологическим. В романе Домбровского вещи — это хранители прошлого (которое через них можно ощутить не только осязательно, но и обонятельно, и на вкус). Природа — хранитель настоящего (времени и подлинности). Мир людей — это мир, живущий будущим — надеждами, мечтами, страхами, верой и тд. В итоге мир вещей и природы — это реальности, а мир людей — это иллюзия. Именно столкновение реального и иллюзорного и является подлинным стержнем романа, определяя его особенность.

3) В романе нет любви, хотя казалось бы какой роман без оной? Но эта особенность определенно вытекает из двух предыдущих. Женщины для Домбровского — главный носитель иллюзий. Характерно, что в конце романа мужчины бодрствуют ночью, обостренно воспринимая реальный мир,а женщины мирно спят, погружаясь в свои иллюзии. Конфликт мужского и женского, таким образом, также вписывается в онтологический конфликт иллюзорного и реального.

Поразительно, как дважды репрессированный писатель смог создать роман, совершенно не вписывающийся в советскую литературу, но при этом и не антисоветский. В насквозь пропитанной идеологией культуре он смог стать носителем чистой, не ангажированной, художественной мысли. Лично в меня это вселяет надежду: даже в самые темные времена свет никуда не исчезает, и рукописи все-таки не горят.

Оценка: 10
– [  2  ] +

Андрей Битов «Большой шар»

sofer, 2 июля 2017 г. 15:44

«Большой шар» Андрея Битова (1963), как мне кажется, можно рассматривать как ответ на фильм Альбера Ламориса «Красный шар» (Золотая пальмовая ветвь 1956, Оскар 1957). Центральный образ и рассказа, и фильма — красный шар. Однако, все остальное в рассказе строится как антитеза. Главный герой Битова — девочка, а не мальчик. Шар не достается ей даром, его приходится покупать и даже добывать, как и все дефицитное в совке. В фильме красный шар погибает в конце, подбитый мальчишками-хулиганами, а в рассказе шар уже изначально ущербный, «с брачком» (возможно это тот же самый, но только подалатанный шар, каким-то образом оказавшийся не в Париже, а в Москве?). В фильме мальчик, потеряв один шар, получает взамен множество других, на которых и улетает в неизвестном направлении. В рассказе красный шар остается цел, но висит как арестованный на веревочке в доме девочки. В фильме шар — субъект, наделенный собственной волей, становящийся другом мальчика. В рассказе шар — объект, объект желания и мечты. Но мечты в СССР не сбываются. Если в фильме воздушные шары — символ свободы, то в рассказе — это символ несбывшейся мечты, подчеркивающий убожество окружающей реальности. Возможно, во всем этом есть и политический подтекст, ведь 56 год — год не только выхода на экран «Красного шара», но и год 20 съезда партии. Таким образом, этот фильм, а вместе с ним красный шар, становится символом Оттепели (который появляется, кстати, и в очень «оттепельном» фильме Михаила Калика «Человек идет за солнцем»). А рассказ Битова — прощание с Оттепелью. Надежды не оправдались, мечты не сбылись, но все еще манят: тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман.

Оценка: 10
– [  0  ] +

Дмитрий Быков «Советская литература. Краткий курс»

sofer, 9 июня 2017 г. 17:09

Отзывов было много и больших. Поэтому отмечу лишь один позабавивший меня парадокс этой книги. Наиболее детальному и относительно академическому литературному анализу Быков подвергает только плохих авторов (Панферов, Шпанов, Эренбург). Про хороших же авторов он пишет много буков, но всю эту отсебятину можно свести только к одному лозунгу: берите и читайте! Ну что ж, если воспринимать эту книгу «не как догму, а как руководство к действию» — почему бы ей и не быть?

Оценка: 8
– [  4  ] +

Анатолий Васильевич Кузнецов «Продолжение легенды»

sofer, 8 июня 2017 г. 19:40

Повесть Кузнецова — канонический текст молодежной прозы эпохи Оттепели. В этом и его удача, и его неудача. Другие авторы этого направления будут усложнять художественный язык и средства выразительности (Аксенов, Трифонов), менять ракурс описания с внешнего на внутренний (Битов), изменять расстановку персонажей, соотношение героев и автора (Маканин), показывать теневую, маргинальную сторону молодежной жизни (Максимов). И этим они будут куда интереснее Кузнецова. Но все-таки без его повести (равно, как и повести Гладилина «Хроника времен Виктора Подгурского») не было бы и указанных авторов и их произведений.

Канон очень простой: 1) друзья, влюбленные в одну девушку; 2) отказ поступать в университет после школы (как вариант: заканчивать университет, распределяться на «тепленькое» место и тд); 3) критика советского формализма при сохранении веры в «настоящий» коммунизм «с человеческим лицом»; 4) критика пережитков буржуазной морали и «кулачества»; 5) критика цинизма и апология гуманизма; 6) много алкоголя и/или табака; 5) много танцев и юных дев; 6) свободная, но робкая любовь; 7) строительство новой жизни (завода, ГЭС, канала, города и тд); 8) много джаза и другой музыки, да и вообще западного искусства; 9) много стильной одежды (но стиляги осуждаются); 10) поиски смысла жизни на фоне всего этого.

Кузнецов излагает все это очень просто, ясным и живым языком, хорошо закручивая сюжет и легко вплетая в него философские и психологические зарисовки. Да, ему далеко до мастерства выше перечисленных авторов. И тем не менее с каждой страницы веет оттепельным оптимизмом: хорошие люди в лучше в мире стране строят невероятно прекрасное будущее, преодолевая все сложности и беды.А это, на фоне нашей чернухи, не так уж и плохо.

Оценка: 8
– [  3  ] +

Владимир Максимов «Жив человек»

sofer, 5 июня 2017 г. 21:24

Повесть написана человеком с потрясающей биографией — за его плечами жизнь беспризорника, колонии, тюрьмы, стройки, тайга. Но не только «правда жизни» делает это произведение таким интересным. Важно и литературное мастерство. Так, например, автор удачно запараллеливает план содержания и план выражения: борьба цинизма и гуманизма в душе героя выражена композиционно в воспоминаниях о прошлом и потоке сознания в настоящем. Хотя в основном автор пытается зацепить читателя реалистичностью описаний, в тексте внезапно встречаются метафоры в духе символизма: «Он выжимает мне в пригоршни замешенное на земной грязи и крови августовское небо. И я пью это небо жадными захлебывающимися глотками». Иными словами, мы видим текст начинающего писателя, еще сырой, плохо обработанный, но уже с зачатками творческой индивидуальности и жемчужинами художественного языка.

Оценка: 8
– [  3  ] +

Владимир Маканин «Прямая линия»

sofer, 5 июня 2017 г. 20:59

Казалось бы,повесть построена вокруг стандартного для молодежной оттепельной прозы сюжета: социализация начинающих взрослую жизнь студентов, их инициация в дружбу, любовь, карьеру, поиски своего предназначения и т.д. Но уже с самого начала автор избирает нестандартный ход: он ведет повествование не от лица сильного, а от лица слабого персонажа, остающегося всегда на вторых ролях в этих самых дружбе-любви-карьере. Постепенно нарастает ощущение тревоги (угроза новой мировой войны), не свойственное литературе начала 60-х, в которой доминирует вера, надежда, мечта. И лишь в самом конце становится понятно, что стандартный оттепельный сюжет — лишь наживка для читателя. На самом деле перед нами разворачивается не история успеха молодого героя, а история поражения. Да и сам герой — не герой вовсе, а лишний человек. Типичная оттепельная тема строительства будущего и наслаждения настоящим «съедается» погружением героя в свое прошлое — военное детство, не дающее ему стать полноценным «новым человеком» «нового мира». На этой повести, написанной в 1965 году, как мне кажется, и заканчивается оттепельная литература, переходя уже в какую-то иную фазу развития.

Оценка: 8
– [  5  ] +

Андрей Битов «Пушкинский дом»

sofer, 1 июня 2017 г. 23:09

Первая часть романа — одно из лучших изображений исторической эпохи (60-е) в контексте истории страны и истории человека. Вторая часть — одно из лучших исследований любви в художественной литературе. Третья часть — одно из лучших погружений в феноменологию пьянки и опьяненного сознания. Все вместе — один из лучших советских романов.

«Зрелую» прозу Битова интересно сравнить с ранней. Во многом различие этих периодов его творчества является и различием периодов развития советской литературы вообще. Если тема ранних произведений Битова — поиски человеком самого себя, то «Пушкинский дом» — роман о потере самого себя, что по сути делает его анти-романом об анти-герое (здесь даже сюжетность сведена к минимуму).

Конечно, «Пушкинский дом» можно рассматривать как литературную игру. Однако, не следует исключать и экзистенциальный слой произведения: главный герой судорожно пытается увидеть реальность, но лишь все больше и больше погружается в сон своего разума, который известно что рождает. Вместе с ним в этот сон погружается и вся российская и советская реальность. Пробужденное же сознание принадлежит лишь автору и находится по ту сторону текста и реальности. Где? На этот вопрос можно ответить, только прочитав роман.

Оценка: 10
– [  1  ] +

Юрий Трифонов «Утоление жажды»

sofer, 24 мая 2017 г. 20:15

Я бы назвал роман Трифонова советским гонзо. Можно провести аналогии с «Ромовым дневником» Хантера Томпсона, который начал писать свою книгу примерно в том же 59 году, что и Трифонов. Главный герой у обоих — журналист за 30. Много алкоголя, сигаретного дыма, дешевой еды, секса и свободной любви, суровых мужских разговоров. Только вместо Пуэрто-Рико у Трифонова — Каракумы, вместо американской мечты — советская (автора глубоко перепахал 20 съезд партии!), вместо рома и бургеров — водка и макароны. Интересно, как все это оказалось вписано в традиционный костяк соцреалистического производственного романа — получилось весьма необычное сочетание.

После своей первой повести «Студенты» в этом романе Трифонов начинает оттачивать свое литературное мастерство. Повествование ведется в двух планах: с точки зрения одного из персонажей и с точки зрения автора. При этом, как ни странно, точка зрения автора куда более эмпатична по отношению к другим героям, чем точка зрения персонажа. К концу романа обе перспективы сливаются в одну, и мы понимаем, что автором всего текста становится главный персонаж, который именно благодаря литературному творчеству начинает глубже понимать и себя, и других людей, и окружающий мир. Правда искусства оказывается тождественна правде жизни. Еще один шаг — и правда жизни растворится в правде искусства, как это происходит в поздних текстах Трифонова.

Оценка: 10
– [  2  ] +

Андрей Битов «Заповедник»

sofer, 6 мая 2017 г. 16:35

Экспозиция киноповести довольно схематична: цивилизация против природы, мужской мир против женского, эгоизм против альтруизма, человек против животного. В конце все эти оппозиции переворачиваются: люди оказываются хуже зверей, цивилизация более дикой, чем природа, мужчины слабее женщины. Схематичный, притчевый характер повести обнаруживается и в апокалиптической концовке, где все персонажи и локации превращаются в символы и метафоры. Но на самом деле в тексте цепляет не эта философско-притчевая составляющая. Как всегда у Битова цепляет пронзительная любовь матери к сыну, история которой заземляет и очеловечивает метафизику повести.

Оценка: 10
– [  2  ] +

Владимир Войнович «Хочу быть честным»

sofer, 5 мая 2017 г. 19:26

Название повести можно отнести как к автору-рассказчику, так и к герою. С одной стороны, это желание героя честно делать свою работу в рамках плановой экономики, не используя недостатки командной системы в личных целях. С другой стороны, это желание рассказчика быть правдивым и искренним в рамках соцреализма. С какой стороны не посмотри, автор еще верит в коммунизм и относится к этой идее серьезно, как к делу жизни. Удивительно, как все изменится для Войновича через 15 лет. Впрочем, не только для него. Такую же эволюцию проделали и другие аторы, верившие в социализм с человеческим лицом: Войнович — к критике сталинизма, Аксенов — к критике социализма как такового, Трифонов — к критике застойного конформизма, Маканин — к критике нового антропологического советского типа. И дико интересно изучать и прослеживать, как и почему постепенно происходит такая мировоззренческая трансформация.

Оценка: 7
– [  7  ] +

Василий Аксёнов «Остров Крым»

sofer, 3 мая 2017 г. 20:23

Капитализм (даже с его потребительством) хорошо, а социализм (даже с его верой в идею) плохо. Свобода лучше чем несвобода. Без сложных социально-философских рассуждений, экономических выкладок и геополитического анализа. Почему бы и нет? Поверхностно? Зато правда. Сюжет похож на Джеймса Бонда? Зато интересно. А если учесть каким языком это написано — почти набоковским, да еще в совке! — роман можно признать почти шедевром. На Набокова, кстати, есть вполне конкретные аллюзии: Октопус и Куильти, Крым и Анти-Терра, мотив преследования и покушения. Не только язык, но и джазовая композиция романа, провалы в сознание героев, полифония их голосов и речи — все это блестяще сделано. Параллельно дается скрытая сатира на современников автора, пытающихся совместить несовместимые социализм и капитализм, а также картина советского подпольного мира и советской номенклатуры — конечно, штрихами, но довольно яркими. Интересно!

Но есть все-таки чувство, что автор старался угодить публике, причем какой-то воображаемой публике воображаемого Запада. Но кто не без греха.

Оценка: 8
– [  9  ] +

Владимир Войнович «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина»

sofer, 3 мая 2017 г. 19:32

Стандартная в общем-то диссидентская критика сталинизма, тоталитаризма и совка. Но таки не совсем. Солженицы, Шаламов и другие описывают ужасы системы, основанной на страхе и насилии. Войнович показывает, что эта страшная система на самом деле смешна и абсурдна, долго ей не продержаться. Не надо убивать дракона, потому что они никакой не дракон. Смех расколдовывает, десакрализует режим гораздо сильнее и эффективнее, чем серьезная социальная и историческая критика. Все претензии к роману можно отнести и к любой другой сатире. Но на самом деле все просто: роман смешной, написан хорошим языком, сюжет затягивает. Хорошая сатира, насолько вообще может быть хорош этот жанр.

Оценка: 8
– [  5  ] +

Андрей Битов «Жизнь в ветренную погоду»

sofer, 3 мая 2017 г. 19:23

Все советские писатели вынуждены были так или иначе определиться по отношению к системе: работать на нее, критиковать ее, пытаться изменить ее или использовать в своих интересах, в конце концов беспристрастно описывать и пытаться понять. Битову единственному, кажется, удалось писать без оглядки на совок. Он просто сместил фокус внимания с внешней реальности на внутренню, с макромира — на микромир. И оказалось, что человек — это не социальное или антисоциальное существо, а целое пространство сознания, в котором происходят какие-то события, работают какие-то скрытые механизмы, зарождаются и умирают организмы, в общем идет своя жизнь, параллельная любому общественному строю, интересная сама по себе и не менее захватывающая, чем сюжеты и интриги внешнего мира.

Оценка: 10
– [  4  ] +

Илья Эренбург «Оттепель»

sofer, 3 мая 2017 г. 19:15

Ужасный, зануднейший образец соцреализма и производственного романа. Несмотря на то, что повесть дала название целой эпохе, в литературном плане она полностью пренадлежит эпохе предшествующей. Да, в плане содержания это уже что-то более человечное, но в плане выражения это кондовейший соцреализм. Множество героев, как на полотнах Глазунова, налеплены один на другого так, что не продохнуть. Бесконечные описания диалогов этих героев и их внутренних самокопаний не убедительны — все они говорят голосом автора, думают мыслями автора и чуствуют его чувствами. Попытка провести единую метафору оттепели через описание природы, производства, личной жизни и межличностных отношений убога, т.к. слишком бросается в глаза и смотрится как какая-то притча, претендующая на то, чтобы быть достоверным описанием жизни. Модернистский поток сознания в обрамлении производственного романа вызывает недоумение. Я еле дочитал эту книгу — беспомощную и не интересную, даже как исторический источник.

Оценка: 2
– [  6  ] +

Владимир Маканин «Предтеча»

sofer, 3 мая 2017 г. 19:08

Роман Маканина можно воспринимать как некий итог эволюции образа советского интеллигента. Например, у раннего Аксенова и Трифонова, да и вообще у писателей 60-х годов интеллигент — активный носитель рациональных идеалов, способный изменять мир к лучшему. В 70-е, у того же Трифонова, интеллигент — по прежнему носитель идеалов, но уже не совместимых с реальностью конформизма, обреченный на поражение. В ранние 80-е у Маканина интеллигент — существо, одержимое уже не идеалами, а некими иррациональными силами; волей не столько к истине, власти, любви и жизни, сколько к смерти и разложению, которая исключает человека из нормального общества и реальности как таковой. Еще один шаг — и мы получим Сорокина и Масодова, у которых иррациональное будет не исключено, а вплетено в ткань обыденной жизни, рациональной на поверхности и абсурдной изнутри.

Оценка: 10
– [  7  ] +

Василий Аксёнов «Звёздный билет»

sofer, 3 мая 2017 г. 19:00

Лучшую рецензию на это произведение Аксенова, как и на идущих с ним примерно в одном ряду «Коллег» и «Апельсины из Марокко» написал Виктор Олегович Пелевин: «Отец Татарского, видимо, легко мог представить себе верного ленинца, благодарно постигающего над вольной аксеновской страницей, что марксизм изначально стоял за свободную любовь, или помешанного на джазе эстета, которого особо протяжная рулада саксофона заставит вдруг понять, что коммунизм победит». Действительно, может показаться странной эта смесь марксизма, джаза, модернизма и авангарда, Баха, науки, поэзии, производственной прозы и битнического травелога, свободной любви и коммунистической духовности. Однако именно так, вероятно, и чувствовало себя оттепельное поколение, и не только оно. Например, в книге А. Юрчака «Это было навсегда, пока не кончилось», можно найти переписку студентов 1975 года, которые пишут письма языком аксеновской молодежи и не видят разницы между Лениным и Ленноном.

В конечном итоге, ранние тексты Аксенова ценны как минимум в качестве документа эпохи. Но на самом деле они неплохо написаны: обилие персонажей, сложная композиция со сменой точек зрения, динамичный сюжет, описания и поток сознания смешаны довольно хорошо, образуя вполне гармоничное целое. Особенно удивительно, как такое мог написать простой врач. Учитывая убогий фон остальной советской литературы, можно только радоваться тому, что каким-то образом таланты появляются и расцветают несмотря ни на что.

Оценка: 10
– [  5  ] +

Юрий Трифонов «Студенты»

sofer, 3 мая 2017 г. 18:40

Интересный текст, крайне не характерный для Трифонова. Если в большинстве его произведений конформисты и подлецы побеждают, оказываясь сильными и крутыми, а подлинная, но слабая интеллигенция проигрывает, то здесь идеалы торжествуют. Причем это не просто некие общечеловеческие духовно-нравственные принципы, а вполне конкретные идеалы коммунизма. И на их стороне комсомольская студенческая организация, которая имеет право на высший — нравственный — суд над человеком. Причем человек этот ничего плохого не делает — ну карьерист, ну пижон, и что?

Иными словами, это вполне себе соцреализм, который потом у Трифонова почти исчезнет и перейдет в советскую версию не то символизма, не то экзистенциализма. Однако не все так просто. На дворе 1950 год. Далеко еще не оттепель. А автор уже в ней, еще за 6 лет до XX съезда. К середине книги повествование срывается в поток сознания, не приемлемый для канонов соцреализма. Сами эти каноны (производственный роман, лакированная военная история) подвергаются серьезной критике, причем на комсомольских собраниях. Космополитизм, формализм и низкопоклонство перед Западом осуждаются, но еще больше осуждается применение этих идеологических штампов при решении судьбы конкретного человек. В общем, социализм с человеческим лицом уже возникает на страницах этой повести за 18 лет до событий в Чехословакии. Удивительно, что эта книга была опубликована на пике тоталитаризма. Видимо, мы немного упрощенно представляем историю позднего сталинизма.

Оценка: 10
– [  4  ] +

Юрий Трифонов «Обмен»

sofer, 3 мая 2017 г. 18:23

Книга про то, как «квартирный вопрос испортил их». Обмен квартиры превращается в обмен личности. Советский экзистенциализм без пограничных ситуаций: никаких решений, никакого трудного выбора — конформизм давно уже стал основой жизни и даже добродетелью, и только недобитая интеллигенция еще пытается вздыхать и ахать по ушедшей аутентичности и свободе.

Оценка: 10
– [  4  ] +

Юрий Трифонов «Другая жизнь»

sofer, 3 мая 2017 г. 18:15

«Другая жизнь» начинается как своя, обычная, до боли знакомая и скучная. Мелочи жизни, сцены из супружеской жизни. Банальная советская мелодрама. Реализм на уровне реалити-шоу. Но постепенно реальность обрывается в поток сознания, этот поток вязнет в воспоминаниях, которые превращаются в бред, переходящий в сон, и уже за этим сном открывается другая жизнь -за пределами советской реальности, да и вообще реальности как таковой.

Оценка: 10
– [  7  ] +

Амброз Бирс «Город Почивших»

sofer, 20 марта 2012 г. 21:58

Маленький шедевр — вроде бы безделица, всего-то пара страничек, но сработано и отделано безупречно, настоящая жемчужина. Композиция рассказа идеальна — он начинается как бы из ниоткуда, с цитаты, пришедшей в голову персонажу, и обрывается в ничто, в смерть, о которой мы также узнаем лишь из цитаты. А между этими двумя цитатами, этими зияющими пустотами возникает персонаж, который вначале осознает свое существование, потом безумие и наконец смерть и небытие, и каждый поворот событий — неожиданный, напряженный и интригующий. Потом эти сюжетные ходы и повороты будут растиражированы, растянуты и станут основой для кучи голливудских фильмов — но в этом рассказе захватывает именно компактная динамика.

В каком-то смысле это рассказ о том,как происходит процесс литературного творчества — персонаж возникает из обрывков фраз и текстов, мерцает и исчезает вместе с завершением чтения. Такое обнажение приема, когда мистическое содержание становится способом продемонстрировать работу формы добавляет рассказу шедевральности и делает удовольствие от чтения только сильнее: ужас сливается с восторгом и восхищением, образуя пряную и вкусную смесь.

Оценка: нет
– [  19  ] +

Эдвард Бульвер-Литтон «Грядущая раса»

sofer, 15 марта 2011 г. 20:37

В целом, роман понравился. О литературных достоинствах его судить не буду — их немного, на мой взгляд. Но уж больно я люблю хороший английский слог 19 века, который, как и русский того же времени, доставляет удовольствие даже в текстах самых второсортных писателей.

На мой взгляд, роман интересен своей теорией прогресса, которая сочетает казалось бы на первый взгляд не сочетаемое — оккультизм и позитивизм.

С одной стороны, перед нами совершенно позитивстский, , прогрессистский текст. Здесь полно рассуждений о женском вопросе, эмансипации и равенстве мужчин и женщин, о теории эволюции Дарвина, о социализме, технических изобретениях, системе образования и т.д и т.п., в общем обо всем том, о чем и должен был рассуждать добротный позитивист в Англии 19 столетия.

Позитивизм здесь виден не только в содержании, но и в форме — по сути роман построен как этнографический очерк или историческое исследование в канонах позитивизма: жизнь народа врилья как бы препарируется и детально рассматривается в микроскоп: антропологически-расовые характеристики, язык, верования, быт семейный и общественный, технологии и т.д. Так писали всякие Моммзены, Дройзены, Тэны, де Кюланжи, Соловьевы и Ключевские: анализ и последующий синтез, разбор общественного механизма на детали и попытка все это собрать в единое целое. В общем, такое применение методов позитивистской историографии и социологии к выдуманному фантастическому миру очень радует и доставляет истинное удовольствие своей наивностью и простотой.

С другой же стороны, все это идеальное общество, которое бы понравилось любому прогрессивно мыслящему европейцу 19 века, держится ни на чем ином, как на оккультной магической энергии Вриль, придуманной розенкрейцером Бульвер-Литтоном, а затем ставшей реальной целью некоторых оккультных сообществ, пытающихся эту энергию получить или открыть в самом человеке (случай в истории культуры не одноразовый — литературные образы, персонажи, сюжеты и идеи с легкостью воплощаются в жизни). Таким образом, тут выходит этакий фокус-покус: позитивная утопия держится на мистической и оккультной энергии и технологии.

Как ни странно, такое сочетание вовсе не нечто за рамки вон выходящее: например, многие русские ученые-естествоиспытатели-позитивисты, как и английские, всерьез интересовались и занимались спиритизмом и медиумизмом. Все это показывает нам, насколько тонка грань между наукой и мифом, вплоть до превращения науки в некую новую форму мифа и магии. А также это учит нас в очередной раз несбыточности утопий: чтобы построить даже самую рациональную и наукообразную идеальную общественную систему, этакий хорошо отлаженный механизм, требуется волшебная палочка-выручалочка, бог из машины и прочие фокусы.

Оценка: нет
– [  27  ] +

Элджернон Блэквуд «Ивы»

sofer, 15 марта 2011 г. 19:40

Кайф, просто кайф, персик, одним словом! С одной стороны, Блэквуд блестяще владеет словом. Природу он описывает на уровне Тургенева, Чехова и Гоголя (увы, не знаком с аглицкими аналогами, чтобы сделать верное сравнение!)- по-визионеркски зримым, со множеством оттенков, где надо сочным, ярким и выпуклым, а где надо пастельно-нежным, прозрачным и призрачным языком.

С другой стороны, не меньще удается ему и создание атмосферы ужаса, даже кошмара, на уровне Лавкрафта, который упоминает его среди своих предшественников в эссе «Сверхъестественный ужас в литературе». Но, в отличие от Лавкрафта, который скорее подчеркивает трансцендентность ужасного, наличие некой непереходимой бездны и пропасти между нашим миром и миром иным, рассудком и безумием, Землей и Космосом, Блэквуд мастерски стирает границы межу мирами — читатель даже не успевает заметить, как уже оказывается в центре циклона, а вокруг вьются и бесятся всякие кошмарные твари и что-то еще — Неведомое.

И вот это соединение Тургенева и Лавкрафта, «Записок охотника» и «Хребтов безумия», причем не эклектичное, а органичное, до дрожи цепляет, плавит мозг и как-то приятно отзывается покалыванием во всем теле.

Блэквуда особенно приятно читать сейчас, в эпоху утраты и забвения Возвышенного, вызывающего Восторг, Ужас и Священный Трепет. Обстебанные столько раз всяким там постмодернизмом, эти эмоции как-то очень живо и ярко захватывают, когда читаешь Блэквуда, и за них даже не стыдно — ах, как приятно немножечко побыть наивным и искренне попугаться и повосторгаться, без всякой там иронии!

И самое главное, можно даже забыть все написанное ранее: кто еще сможет так напугать вас какими-то ивами? Это вам не Есенин с его березками и не Шишкин с соснами — ивы реально страшная штука. Не верите — немедленно читайте Блэквуда.

Оценка: нет
– [  2  ] +

Владилен Каспаров «Интеллектуальная жизнь и сатанизм во Франции XIX века»

sofer, 13 марта 2011 г. 13:31

Покритиковав Гюисманса и Бердяева, хочу таки и похвалить хоть кого-то. Отличная статья, где бегло, но со знанием дела и хорошим языком описан контекст гюисманского романа, а также различные направления в оккультной среде во Франции 19 века. Вывод из статьи, однако, не радует: Гюисманс мало того, что плохой писатель, дак еще и большой путаник — даже в жизни его облапошили, не смог он отличить белых магов от черных. Вот такой он противоречивый и утонченный, не разбирающийся в низких реалиях современного ему мира!

Заодно похвалю и само издание — единственное, что радует во всей этой книге. Книгу приятно держать в руках — увесистая, с плотной бумагой, отличным переплетом, выдержанная в красно-черных благородных тонах. В общем, стилистика серии соответствует задумке и названию — «Гриумар». Действительно, беря книгу в руки, предвкушаешь тайну (увы, предвкушение не оправдывается!). Особенно мне понравились сноски не в виде банальных цифирь и звездочек, а в виде черных вороньих голов, что как бэ намекает на нигредо и опять же работает на стилистику серии.

Оценка: 8
– [  2  ] +

Николай Бердяев «Утонченная Фиваида (религиозная драма Дюрталь-Гюисманса)»

sofer, 13 марта 2011 г. 13:25

Как было показано в рецензии на сам роман «Без дна», это достаточно унылый образец декадентской публицистики, методом приклеивания наложенный на никому не нужный, вымученный и незавершенный сюжет. Спрашивается — откуда же у этого романа этот имидж скандальности и утонченности? А вот, оказывается, откуда — это наш глубокомысленный философ Н. А. Бердяев постарался, бескорыстно взяв на себя функцию пиара всякого глубокомысленного же бреда.

Итак, оказывается, Гюисманс — это утонченная фиваида.

Почему фиваида? Потому что Фивы — это и эллинистический город эстетической греческой изысканности, и египетский город, возле которого подвизались первые христианские аскеты-отшельники. В общем, Гюисманс весь такой же противоречивый, как и его персонажи. И с этим нельзя не согласиться, что, впрочем, не делает автору чести — цельность и последовательность гораздо ценнее и в жизни человека, и в творчестве писателя. А так выходит какая-то сплошная нескладуха.

Почему утонченная? О, не поверите! Потому что это протест против современного (Гюисмансу и Бердяеву) мира, в общем, ретроградство и мракобесие.

Иными словами, перевести словосочетание «Утонченная Фиваида» можно примерно так: «Ретроградная нескладность» или, еще точнее «Консервативная бездарность», «Мракобесие и халатность». В общем, если я правильно понял Бердяева — Гюисманс это брюзжащий неумеха. Хотя, скорее всего, Бердяев хотел сказать что-то иное — плохой из него пиарщик, как и философ.

Ну а литературный критик из Бердяева совсем никакой: вместо анализа текстов Гюисманса Бердяев в очередной раз излагает свои нехитрые идеи — о психологии пола, о Третьем Завете, о соотношениии Католичества и Православия, духа и плоти и т.д. В общем, Бердяев поступает с Гюисмансом также, как и последний со своими персонажами. Подобное стремится к подобному.

Оценка: 2
– [  16  ] +

Жорис-Карл Гюисманс «Без дна»

sofer, 13 марта 2011 г. 13:12

Итак, набравшись терпения, я продолжил штудировать Гюисманса — на этот раз его «оккультный период», пришедший на смену «эстетическому» («Наоборот»). Признаюсь, выдержал я это чтиво только благодаря профессиональному интересу — удовольствия же не получил никакого.

Вот мои выводы:

1) Гюисманс — это Сергей «Паук» Троицкий своего времени. В его произведениях, тащемта, раскрыты общечеловеческие ценности, например, а именно: трэш, угар, содомия и чад кутежа. Здесь вам и Жиль де Рэ с его кровавыми содомическо-педофилическими оргиями, и черная месса с тем же самым антуражем, и инкубы с суккубами, и битвы магов, тоже каким-то образом связанные с менструальной кровью, спермой и прочим аццким занюхом. Роман, что и говорить, скандальный — здесь вы встретите даже слово... «пенис»! Причем, что характерно, пенис сравнивается с сердцем по своей форме, что дает повод для длинной унылой телеги в духе Батая периода «Акефала». Ну любят французы пенисы и вагины, что тут поделаешь!

2) В отличие от Паука, чьи телеги доставляют, разгоны Гюисманса вызывают судорожный фэйспалм. Роман чуть более чем наполовину состоит из скучнейших рассуждений на тему живописи, литературы, архитектуры, колокольного звона, гастрономии, религии и оккультизма, политики и т. д. По сути — это просто сборник каких-то рецензий и памфлетов, призваных продемонстрировать нефиговую эрудицию автора и его позицию вопреки всем обывателям, мещанам, позитивистам, натуралистам и прочим материалистам.

3) Романом всю эту мешанину назвать сложно — собственно, герой и сюжет здесь — всего лишь фунции и фон для метафизических рассуждений. Сюжет обрывается и вызывает чувство полнейшей незавершенности и недоумения (а зачем вообще была вся история?), а герой каким был, таким и остался, ничуть не изменившись по ходу действия. Роман в данном случае — просто предлог для публицистики. Непонятно одно: чего хотел Гюисманс? Чтобы книжка лучше продавалась засчет сального скандального сюжета? Тогда он ничем не отличается от тех мещан, которых критикует.

4) Ну ладно публицистика, идеология, дак хоть бы они были интересными! Нет, одно сплошное брюзжание на тему, как плохо в современном обществе, и как хорошо было в Средние Века — ведь там люди Верили, Были Милосердными, Мылись Начисто, Погружались в Бездны и Возносились на Высоты! Роман начинается брюзжанием, заканчивается брюзжанием и наполнен большей частью этим же брюзжанием. Бррр.

5) И, наконец, на десерт нам подается полнейшая заштампованность и клишированность: главная героиня вся такая противоречивая — и холодная, и горячая, и метафизическая, и низменно-похотливая, и заботливая, и жестокая! Ух, какое же влечение она вызывает у любого порядочного декадента! Но, увы, не у меня — я обычный мещанин, меня такие персонажи не увлекают. А Жиль де Рэ — он и дьявол, и святой, и рыцарь, и маньяк — тоже весь такой противоречивый, весь такой сложный и загадочный!

Итак, сей скандальный, утонченный, изысканный, шокирующий и т. д. и т. п. роман просто уныл. Но более того — возможно, он опасен для душевного здоровья. Ведь если следовать логике автора, изучение истории Жиля де Рэ породило оккультно-эротический всплеск вокруг персонажа, эту историю изучающего. Не явятся ли и ко мне, прочитавшему эту муть, всякие суккубы и метафизические шлюхи?

Оценка: 2
– [  13  ] +

Жорис-Карл Гюисманс «Наоборот»

sofer, 3 марта 2011 г. 21:57

Очень забавная книга. Этакая поваренная книга декадента и метафизического денди. Если вы хотите стать тем или другим — тут подробно описано, как обустроить жилье, какие шторки повесить на окна, какие цветочки поставить на обеденный стол, какие книжки читать, какую одежду надевать, даже расписание недели по дням и по часам прилагается — в общем, готовая инструкция для начинающей богемы (именно эту книжку читал Дориан Грей! — написано в аннотации).

Одно плохо — непроходимо скучная книжка, парадоксально напоминающая «Что делать» Чернышевского — не литература, а пособие по устройству быта, только не в духе реализма, а в духе символизма, но какая нам-то разница? Ну и что, что наоборот? На самом деле никакое не наоборот, а все то же самое. Мещане покупают искуственные цветы, похожие на живые, а декадент живые, похожие на искуственные. Ах, как это изысканно!

Все это говорит нам об одном — символизм и реализм недалеко друг от друга ушли, это две стороны одной медали — два способа лишить литературу литературности и превратить ее в проповедь Чего-то.

Есть, правда, и хорошая сторона — в книге есть мораль, и мораль проста и актуальна — если ты строишь свою жизнь наоборот, это не значит, что она станет интересней, она останется такой же скучной, как и книга, ее описывающая.

Оценка: 3
– [  0  ] +

Юрий Мамлеев «Империя Духа»

sofer, 3 марта 2011 г. 21:47

Как-то банально, но приходится поругать и Мамлеева, поругать за то же, что и всех остальных когда-то хороших писателей из русского андерграунда (взять тех же Пелевина и Сорокина) — исписался дедушка, раньше-то какие рассказы писал, какие страшилки классные, а нынче уже не то...

«Романом мэтра метафизического реализма» это назвать сложно. Скорее, это черновик романа, может быть что-то вроде сценария или списка действующих лиц в начале драмы, в общем — некий хаотичный набор персонажей. Персонажи сами по себе вполне интересные, хотя и привычно мамлеевские: маньяк-педофил, разумеется, трансцендентальный и метафизический, ищущий в детях не секеса, а мистического света; тоскующая по трансцендентальной же ласке женщина, отвергающая ласки мира сего и населяющих его людей; бог, забывший свое божественное происхождение и попивающий пивко в грязных забегаловках, закусывая его дешевыми сосискми, ну и тд и тп.

Но все эти персонажи не складываются в целостную историю, более того, из их историй не получилось даже какого-нибудь сборника новелл или обрамленной повести, в общем, весь этот текст какой-то рыхлый, недоработанный и распадающийся на глазах. Конечно, можно говорить, что вот мол когда пишешь о безднах и пропастях, текст так и должен распадаться, натыкаясь на неизведанное, пожираемый бесконечностью. Но, извините, тот же Лавкрафт умел совместить космический ужас перед безднами и хорошо сколоченную историю.

В книге слишком много разговоров, по сути, только из них она и состоит — это скорее диалоги в духе Платона, а местами метафизический трактат, местами политический манифест, но все эти жанры не соединяются во что-то целостное, так же как не соединяется и не стыкуется изложение от первого и третьего лица, вставки из дневниковых записей лирического героя и его портагонистов. В общем, не текст, а поросенок, которого нашпиговали гречкой почем зря. Если взять ранние рассказы Мамлеева — он реально умел подвести читателя к бездне и пропасти, напугать и заставить осознать, но — через сюжет, действие, описание разных форм опыта и переживаний, а тут — сплошное бла-бла-бла.

Особенно раздражают говорящие имена и фамилии: Меркулов=Меркурий=Гермес, Соня=София (воплощение загадочной русской души, конечно же), Денис=Денница, павший бог, Рита=космический закон, природа, в которую этот самый падший бог и падает, собственно. Это, опять же безвкусица — вместо эзотерического опыта эзотерические намеки, отсылки, знаки и т.д. Слова, лишенные вескости, которая была когда-то в текстах Мамлеева.

Ну и неприкрытая проповедь своего учения о вечной России, своего мистического кружка — вместо Мамлеева мы получаем мамлеевщину, что так характерно для «ищущих» русских писателей. Стремясь покончить с литературой, они это успешно делают, но что остается после? Мистическое Ничто? Нет, просто ничтожество с гордым названием «Ымперия духа».

Оценка: 3
– [  8  ] +

Рик Риордан «Перси Джексон и Море чудовищ»

sofer, 21 января 2011 г. 21:37

Честно скажу, что это единственная книжка цикла, которую я прочитал. Так что в своих выводах могу быть не объективен. Поэтому просто некоторые вольные размышления на тему.

Риордан — это что-то вроде Джойса для детей. Этакий «Улисс» от детской литературы — карта древнегреческого мифа перенесена на территорию Америки, подобно тому, как Джойс поступил с Дублином.

Причем местами это сделано весьма остроумно: например, лестригоны — это конечно же канадцы (ох уж эти несчатные канадцы — всегда им достается от америкосов, как чукчам в русских анекдотах!). Забавно.

Местами это сделано весьма метафизично: расползающийся спрут торговых и прочих сетей — это Гидра и ее эманации; Олимп=Нью-Йорк, ибо это духовный центр современной западной цивилизации (идея перемещающегося духовного центра — любой эзотерик или традиционалист в духе Генона захлопал бы в ладоши!). Трансцендентально, но скучновато — сакральной географией мы сыты по горло.

Любопытство у меня вызвал сам факт трансформации детского фэнтези из христианского в языческое. Та же Нарния, понятно, напичкана христианством до отказа. А здесь- чистое язычество, никакого всеблагого и вселюбящего боженьки, никакого всепрощающего и спасающего Христа — только боги и богини, достаточно, надо сказать, противные.

Вообще, любителям СПГС есть где разгуляться: ведь книга, по сути, о смерти Бога и о закате эпохи богов, сумерки богов -все по Ницше. Это, кстати, вполне держит в напряжении и вызывает желание читать дальше — будут ли боги свергнуты и что тогда произойдет? В общем, ожидание апокалипсиса всегда немного возбуждает, хотя уже и приелось.

В принципе, книжку можно прочитать не только по ницшеански, но и по фрейдистски. Вообще, иногда складывается впечатление, что Фрейд и всякий Лакан был прав: литература — это поиски утраченного Отца, из этого пустующего отцовского места она и рождается. Ну, во всяком случае к поп-культуре и этой книжке это вполне применимо. Очевидно, что все происходящее с персонажами и сами персонажи — всего лишь компенсаторные фантазии инвалидности, глупости, бездомности, брошенности родителями, непонимания сверстниками и прочих детских страхов. Но в итоге все хорошо заканчивается — не волнуйтесь, дети, мама с папой вас не бросят, вы найдете друзей и даже, возможно, девушку, и вас обязательно заметят, ведь каждый из вас нифиговая индивидуальность

Можно прочитать этот текст и по юнгиански, в духе «Тысячеликого героя» Кэмпбелла. Понятное дело, что после того как последний оказал прямое влияние на Звездные Войны, в чем и сам Лукас признался, многие стали писать сценарии и книжки «по Кэмпбеллу». Все черты путешествия героя здесь на лицо — резкое отделение от окружающей среды, тема ненастоящих родителей, путешествие, полное опасностей, встреча магических посредников (Гермес тут как тут в своей классической роли) с дарами, возвращение в новом преображенном качестве. Вообще, сама интерпретация автором мифов, скажем, мифа о Сиренах как столкновения со знанием о своей скрытой темной глубинной сущности, — вполне юнгианская.

Некоторые детали неомифологии Риордана дотавляют — например, змейки на посохе Гермеса (он же мобила). Судя по всему, они стырены из «Прометеи» Алана Мура — у него они тоже мальчик и девочка, тоже имеют свои имена и тоже без умолку болтают и препираются, правда на метафизические темы. А у Риордана в основном они трындят на темы бытовые, приземленные, в общим этакие кумушки, распространяющие слухи. Тоже иронично и забавно.

Последнее, что отмечу — явную киношность текста. Персонажи — все насквозь позеры, даже и особенно во время битв, которые, кстати, вполне динамично описаны, все герои как бы играют на камеру. В общем, молодец автор — сценарий фактически уже готов, особо стараться и перерабатывать не надо.

В общем, какие-то отдельные забавные моменты есть, много СПГС, много позерства, юмор средненький, но имеется, сюжет захватывающий, но только за счет мифологических фантазмов, а не литературного мастерства.

Но одно преимущество несомненно — книжку можно прочитать буквально за вечер, и времени потраченного не жаль. Ура!

Оценка: 5
– [  5  ] +

Уильям Берроуз «Джанки. Исповедь неисправимого наркомана»

sofer, 17 января 2011 г. 18:28

Ну что сказать...слабенько. То есть задумано как что-то очень «сильное», должное ударить, прогреметь, расшатать основы, рвануть, промыть мозги, открыть глаза и т.д. и т.п.

Но по факту: композиция? Никакой, кроме вечного возвращения одного и того же: где взять, как найти бабла, как слезть, как уйти от копов и т.д. На роман это не тянет — никакого развития, эволюции персонажа не происходит, происходит одно и тоже в разных вариациях. Конечно, может быть, это какой-то нефиговый «новый роман». Может быть, это просто правдивое отражение жизни наркомана (но что мы о ней знаем, чтобы сравнить?). Но это не роман и не литература, в лучшем случае репортаж.

Язык? Ну да, джайв, опять же правдивое отражение жаргона, но если сравнить с тем, как разные жаргоны используют другие авторы — ну хоть тот же Шаламов тюремный жаргон — очевидно, что это просто протоколирование, без воображения и игры, без попыток создать свой литературный язык ,стиль, без творчества, в общем.

Жанр? Исповедь? Ну, исповедь — это все-таки какая-то форма обнажения, какие-то глубины должны раскрыться, но как-то ничего не раскрывается. Никакого «ада» я не увидел.

Иными словами, если и есть конец литературы — то вот он. То есть формально да, это литература, т.к. что-то же написано, какие-то буковки и текст есть. Но этот текст существует уже не в мире культуры, творчества, других текстов, а просто как зеркало «реальности». В «Джанки» почти нет литературных отсылок, хотя лирический герой, как и автор, весьма начитан, о чем заявляет в самом начале. Но джанк интереснее литературы.

Что хорошо — нет никакой философии и психологии, никакого экзистенциализм, анализа, самокопания и копания в других. Все события происходят на поверхности, ад джанки повседневен, это обыденность, цепочка перемещений от одного укола до другого, без всяких глубинных причин и смыслов.

И все же: для литературы — слишком мало «поэзиса», и совсем никакого удовольствия от текста; для журналистики и репортажа — мало деталей, фактов, «исследования». Уныло.

Оценка: нет
– [  18  ] +

Пол Андерсон «Сломанный меч»

sofer, 25 июня 2010 г. 17:51

Шикарная вещь. Шикарная по нескольким обстоятельствам

1) Андерсон весьма интересно обыгрывает мифологические сюжеты. С одной стороны, в тексте присутствуют элементы, которые можно встретить не только в скандинавской мифологии, и которые дают все, что нужно для хорошего героического эпоса: подмена, инцест, столкновение двойников, борьба с судьбой-роком, столкновение любви и смерти (смерть, правда совсем не по-библейски оказывается сильнее любви — все-таки мы в мире скандинавских мифов). С другой стороны, Андерсон явно намекает на скандинавскую мифологию. Например, трудно не заметить пересечения с тетралогией Вагнера «Кольцо Нибелунгов»: Зигфрид — сын от инцестуозной связи Зигмунда и Зиглинды, от отца ему достается сломанный меч, подброшенный Вотаном и им же некогда сломанный. Андерсон видимо прямо намекает на эту историю, когда замечает голосом Фреды, что события, описанные в его книге, уже когда-то имели место и повторяются.

Иными словами, как и положено в мифах, происходит вечное возвращение того же самого, но , как и положено в литературе — с интересными вариациями

2) Андерсон отлично раскрывает ментальность средневекового человека: столкновение и сосуществование языческих верований с христианскими, представление о Волшебном Мире как о королевстве, устроенном на тех же принципах феодализма, что и обычный мир, прозрачность границ между мирами. Прекрасная иллюстрация к теориям разных там Анналов и Гуревичей.

3) наряду с удачным сочетанием мифа (эпоса) и литературы — есть прекрасные элементы демифологизации. Так, например, эльфийские женщины, вначале описываемые исключительно как серебристо-лунные божественные красавицы, на поверку оказываются теми еще ревнивыми стервами.

4) Завораживающая атмосфера, такая фэнтезийная-фэнтезийная, романтичная-романтичная,что дальше некуда, визуально ее можно было бы представить картинками с альбомов Романтик Коллекшн. Но при этом все достаточно мрачно и не слащаво.

В общем, хорошо весьма!

Оценка: 10
– [  8  ] +

Виктор Пелевин «Т»

sofer, 24 июня 2010 г. 09:22

Итак, наконец-то. Если раньше все сюжеты Пелевина кружились, как мухи вокруг навоза, над концептом «мир как сон (иллюзия)», то теперь Виктор Олегович наконец-то освоил постмодернистский концепт «мир как текст». Не важно, что Деррида эту формулу (нет ничего кроме текста) выдал лет 30 назад — в России это все еще может сойти за сенсацию и метафизический шок.

В общем, сюжет книги совсем не оригинален, как в рамках творчества самого Пелевина, так и вообще: вспомним хотя бы забавный фильмец «Персонаж», в котором главный герой внезапно начинает слышать голос, комментирующий его действия, и понимает, что он всего лишь литературный персонаж.

Кое-что новенькое, правда, есть: судя по всему, к китайской мифологии и философии как стержню своего творчества Пелевин добавил каббалистическую. Но на фоне превращения каббалы в эзотерическую попсу это смотрится как-то совсем уж пошло.

Радует только одно: кажется, Виктор Олегович покаялся в литературных грехах, ведь всю его критику группы писателей-бракоделов, пишущих и переписывающих путь графа Т., можно в полной мере адресовать ему самому и большинству его предыдущих романов, за исключением ранней классики. И скучно, и грустно.

Оценка: нет
– [  13  ] +

Роберт Льюис Стивенсон «Похититель трупов»

sofer, 13 июня 2010 г. 16:29

Давно интересовался, где же берут столько жмуриков для анатомички — так и знал, что их специально для этого дела и выпиливают. В изложении Стивенсона из этого сюжета получилась отличная такая страшилка, в духе Черной Простыни или какой-нибудь Красной Руки. Конечно, рассказ типично романтический — здесь и страшная тайна, и борьба чувств с разумом, морали с прагматизмом, и труп-двойник. Но лучше всего слушать эту историю где-нибудь в пионер-лагере или в лесу, ночью, у костра, с обязательным визгом в конце. Хорошо весьма!

Оценка: 8
– [  3  ] +

Борис Акунин «Смерть Ахиллеса»

sofer, 3 июня 2010 г. 21:05

Честно признаюсь, это единственная поделка Акунина, которую я прочитал. Ничего так сработано, добротненько.

Главный персонаж подан в хорошей упаковке — легко узнаваемые седые виски, заикание, привычка все раскладывать по полочкам, капельку экстравагантности (по большей части японской), море элегантности. В общем, брэндинг удался.

Антагонист явно носит характер двойника — та же привычка все анализировать по пунктам от одного до трех, тот же дефицит эмоций, те же невероятные логические, волевые, физические силы и способности, наличие определенного кодекса чести. Зеркальная композиция как нельзя лучше соответствует заезженной теме двойничества, хотя и не особо оригинальна.

Последние слова предыдущего абзаца относятся и к роману в целом. А в чем, собственно, фишка? Ну, Акунин...Ну, Фандорин...Ну и что? Чего шуму-то столько? Обычный такой детективчик, обычный герой, обычный антигерой, обычный сюжет, исторического фона совсем немного, никакого колорита он не добавляет, не говоря уж о литературных качествах. Ничем не лучше Марининых и Донцовых и много хуже Конан-Дойла, например.

В общем, вещь соотвествует своему формату, и в этом плане хороша, модненькая такая и гламурная. Вообще же, как литература — как-то так, не очень, ни рыба ни мясо. Это не искусство, а явно ремесло. Но и как ремесло на промышленной выставке главного приза оный продукт бы не получил. Читать дальше совсем не хочется, хотя вроде бы это какое-то там продолжение Азазеля в своем роде.

Оценка: нет
– [  11  ] +

Умберто Эко «Поиски совершенного языка в европейской культуре»

sofer, 3 июня 2010 г. 14:23

Отличная научная мистификация и провокация, выполненная со знанием дела и блестящей эрудицией, эталон научного блохоискательства.

Суть в том, что если внимательно прочитать книгу, окажется, что Эко утверждает, что в основе этих самых поисков совершенного языка в европейской культуре лежит не что иное, как еврейская каббала. Еще сильнее: по сути, вся европейская культура из этой самой каббалы и вырастает.

Получается, что в своей научной работе он создает и, привлекая многочисленные и мало известные примеры, поддерживает тот самый миф, который так тонко обстебал в «Маятнике Фуко». Читатель обалдевает от этих взаимоисключающих параграфов и прочего когнитивного диссонанса: верить или не верить, это он серьезно или прикалывается, правда или вымысел? А Эко, наверное, потирает, ухмыляясь, руки и получает свой заслуженный профит, как реальный, так и символический.

Хорошо весьма!

Оценка: 10
– [  8  ] +

Ричард Матесон «Я — легенда»

sofer, 3 июня 2010 г. 14:06

Редкий в фантастике случай описания жизни маленького человека, причем очень удачный и, стыдно сказать, реалистичный. Никакого героического эпоса, в котором герой всегда преодолевает обстоятельства и выходит победителем, пусть даже ценой собственной жизни.

По большому счету, персонаж романа — неудачник: с трудом прирученная собака подыхает, с трудом прирученная женщина оказывается вампиром, вся его борьба с монстрами вообще оказывается бессмысленной, ибо в итоге монстром — этаким Джеком-Потрошителем — оборачивается сам герой. Иными словами, глобальный такой облом.

Более того, Невилль — не просто неудачник, а еще и достаточно тупой неудачник (сколько времени ему понадобилось, чтобы допереть, что свет убивает вампиров), да еще и алкоголик, о его тотальном неврозе я и не говорю.

Иными словами, мифологическая схема борьбы Героя с Чудовищами не срабатывает, благодаря чему и возникает эффект реальности. Этот эффект усиливается детально прописанными сценами повседневной жизни: как он шинкует свой чесночок против вампиров, вытесывает эти бесполезные колышки, приручает собаку, бухает. В общем, такой вполне добротный реализм. Хорошо весьма!

Оценка: 10
– [  9  ] +

Джон Уиндем «День триффидов»

sofer, 18 мая 2010 г. 23:42

Не могу не присоединиться ко всему тому хорошему, что было сказано о романе. И тем не менее — разочарован. Последовательно отмечу недостатки:

1) сентиментальность, доходящая до пошлости:все это нытье об утраченных возможностях, канувшем в Лету прошлом, о загубленной жизни, о сложностях экзистенциального выбора; все эти сцены держания за ручку при луне, невинных поцелуев и танцев; совсем вульгарная достоевская сцена со стыдливой попыткой слепой девушки отдаться зрячему, дабы он оставался с остальными слепыми (и последующие размышления главного героя о том, «сколько других женщин сказали бы: «Возьми меня с собой» вместо «останься с нами»); и напоследок убойная сцена смерти маленького мальчик от удара триффида: «Бедный Томми, давайте похороним его, как щеночков» — какая наивная невинность и искреннее горе сквозят в этих словах маленькой Сюзен, плакать хочется!

2) обилие философии: главный герой, да и все остальные постоянно трындят про себя и между собой о выборе, о будущем, о смысле жизни, о судьбе и случайности и т.д. и т.п. Насколько лучше смотрится постапокалипсис у того же Уэллса в Войне миров, где главный герой (кстати, философ!) не философствует вообще, а тупо пытается выжить, чем следовало бы заняться и персонажу Уиндема

3) вообще обилие диалогов: Уиндем совершенно не умеет описывать людей, природу, ситуации, у него как будто нет своих слов для всего этого, и ему приходится говорить словами персонажей

4) наконец, непонятно — а зачем тут вообще эти триффиды? что изменилось бы в романе, если бы их не было? Триффиды эти, конечно, дают еще один повод пофилософствовать о прогрессе и отчуждении и всяких таких вещах, но чисто литературно, даже просто сюжетно, они вообще не нужны.

Так что минисериал лучше, пойду пересмотрю: больше телевидения, меньше книг!

Оценка: 7
– [  23  ] +

Умберто Эко «Маятник Фуко»

sofer, 13 мая 2010 г. 17:05

Итак, перед нами литературный текст. Ли-те-ра-тур-ный! А не научный. Поэтому смело можно вычесть из него все научное, эти самые «заумности» — они гораздо интереснее и полнее изложены в собственно научных работах Эко, почти каждая из которых — маленький или не очень маленький шедевр.

За вычетом же науки остается плагиат. За 13 лет до выхода Маятника, в 1975 году, Р. А. Уилсон и Р. Ши выпустили в свет трилогию «Иллюминатус!», в свое время вещь «культовую», выдержавшую даже 10-часовую театральную постановку, типа как «Берег утопии» Стоппарада. Поразительная вещь: каждая часть трилогии поделена на 10 трипов, по числу сефирот и с соотвествующими названиями, прям как у Эко. Уилсон правда хотел сделать еще 22 приложения по числу еврейских буков, но редакторы, сволочи, не дали. Главные персонажи книги — разного рода издатели-редакторы-журналисты с контркультурным прошлым. В романе фигурирует даже некий мегакомпьютер БАРДАК, который, правда, вместо буков Торы перебирает гексаграммы И-Цзин, но с той же целью и результатом, что и эковский комп «Абулафия». Вместо тапмлиеров у Уилсона и Ши иллюминаты, но идея та же — если придумать заговор и поверить в него, он таки появится в «реальности». При этом Уилсон и Ши хотя бы пытаются быть писателями — их язык ироничный, сочный, образный, запоминающийся, стилистически они пытаются подражать Джойсу, и надо сказать небезуспешно, поскольку это не подражание, а скорее игра. А уж информации у них уууу сколько! дофига! Гораздо больше, чем у Эко. Правда, смущает проповедь дискордианства и неприкрытый психодел, но речь не о Уилсоне и Ши, о них в другой раз, а о Эко, который, кстати, как справедливо было замечено, тоже идеологически ангажирован.

А у Эко получается двойной плагиат — научный у самого себя, а литературный у Уилсона. И не причем здесь интертекстуальность или дух эпохи, что мол идеи носились в воздухе, — совпадения в форме и содержании вполне конкретные, детальные, не говоря об общем ироничном пародийно-конспирологическом духе. Вот и весь Маятник Фуко — безбожно стыренный и литературно посредственный, как и все прочие вещи Эко, ибо литературой он и не занимается, а занимается просветительством — не интересует его язык и работа с ним, главное — популярненько так изложить в форме детектива кучу всякой исторической ерунды, которую и так все уже давно знают либо с легкостью могут найти в научных книжках Эко, а далее по ссылкам.

Оценка: 5
– [  5  ] +

Михаил Булгаков «Собачье сердце (Чудовищная история)»

sofer, 11 мая 2010 г. 19:52

Одним из критериев художественности литературного текста, по скромному мнению меня, является тот факт, что фразы из него сами собой приходят в голову, лезут на язык, выскакивают неизвестно откуда в подходящей ситуации. В соответствии с этим критерием — назовем его меметическим — «Собачье сердце» это не превзойденный шедевр, с которым разве что «Двенадцать стульев» да «Золотой теленок» Ильфа и Петрова могут сравниться. Неистощимый источник всяческих мемов и прочих лулзов. Блестящая вещь, написанная шикарным языком. Хорошо весьма!

Оценка: 10
– [  20  ] +

Г. Ф. Лавкрафт «Зов Ктулху»

sofer, 11 мая 2010 г. 15:28

«Проявлением наибольшего милосердия в нашем мире является, на мой

взгляд, неспособность человеческого разума связать воедино все, что этот мир

в себя включает», — так начинает Лавкрафт эту дивную повесть. И, следуя убеждению своего героя, он оказывает это милосердие и нам, читателям, оказавшимся в его мире. Приятно быть милосердным, когда играешь Бога.

Лавкрафт, правда, не создал своего мира, но именно благодаря этому он создал один из самых увлекательных и таинственных мифов. Его мир невозможно представить в виде карты, и именно поэтому за всеми его историями проглядывает территория. Остается до конца непонятным, как соотносятся между собой Великая раса, Старая Раса, Старейшины, Ктулху и прочие циклопические порождения лавкрафтовской фантазии. Миф Лавкрафта — это паззл, мозаика, калейдоскоп, в которых какие-то кусочки явно отсутствуют, а какие-то не стыкуются друг с другом. Целостной картинки нет, есть осколки, следы, останки, обрывки и прочие фрагменты, хотя и несколько однообразные, похожие друг на друга.

И это хорошо, это милосердно. Вместо того чтобы создавать замкнутый, герметичный, детально проработанный мир со своей историей, географией, религией, геополитикой, языком, расами и всем прочим, Лавкрафт намекает на нечто неведомое. Если бы он создал свой целостный мир, это был бы только его мир, явно искуственный, явно фантастичный, явно литературный. Картину мира нельзя создать, потому что мир бесконечен, а любой его образ обрезан и ограничен. Нельзя связать все воедино. Иначе это уже не будет реальность, с которой сталкиваешься после пробуждения или в результате случайного стечения обстоятельств. Иначе не будет страшно. И это было бы в высшей степени немилосердно — оставить читателя ни с чем, объяснив все. Лавкрафт сверхреалистичен и сверхфантастичен, его проза сверхскупая, документальная, хроникальная, протокольная, и в тоже время сверхбогатая, наполненная до краев ужасом. Это противоречия. Но, как мы помним, всего воедино связать нельзя.

Оценка: 10
– [  11  ] +

Роберт Льюис Стивенсон «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда»

sofer, 7 мая 2010 г. 19:32

Очень страшно. И не понятно отчего конкретно: «Тут кроется что-то другое, что-то совсем другое, но я не знаю, как это определить». И именно поэтому страшно. Отличная атмосфера ужаса, на уровне По и Лавкрафта. Спокойный, без истерик и нагнетания, размеренный английский стиль только усиливает общее чувство того, что происходит какая-то страшная неведомая фигня, и когда мы наконец-то узнаем, что же это за фигня (увы, увы, все мы уже знаем это еще до прочтения — спасибо телевидению и психоанализу!), чувство ужаса не проходит. Хорошо весьма!

Оценка: 10
– [  11  ] +

Густав Майринк «Ангел Западного окна»

sofer, 6 мая 2010 г. 14:30

От масонов ничего хорошего не жди — сношаются с дьяволом, устраивают содомию, мировой заговор, Родину продают. А Майринк, мать его, масон, адепт и посвященный хреновой кучи всяких орденов, о его увлечени медиумизмом и всякой там йогой я вообще не говорю. Ждать хорошего романа от такого человека — все равно что ждать хорошего романа от Кашпировского или Александра Дугина, один черт.

Но роман таки хорош. И хорош он именно потому, что ни фига он не о магии и алхимии, а о любви и литературе — двух единственно достойных темах для романа. Собственно, магия и алхимия у Майринка — всего лишь метафоры литературы и любви соответственно. Так что и среди масонов есть хорошие, годные люди.

Оценка: 7
– [  23  ] +

Филип Фармер «Любящие»

sofer, 6 мая 2010 г. 13:52

Разного рода аннотации, введения, предисловия и отзывы меня насторожили: наверняка, следует ждать очередной пошлости. В принципе пошло делать литературу, замешанную на сексе и скандале. Еще пошлее присовокуплять тему секса с темой тоталитаризма и освобождения от него. И верхом пошлости было бы делать это именно в 60-е годы в Америке на волне всяких там сексуальных, психоделических и прочих революций. Однако, ожидания не оправдались — несмотря на, получился шедевр.

В созданном Фармером мире прежде всего цепляет религия — истиннизм, аналогов которой я лично нигде больше не встречал. Весь цимес этой религии состоит в сакрализации и абсолютизации приличного и неприличного. Это религия заурядности, религия обывателей, религия приличий. Неприлично спать без пижамы, неприлично говорить в обществе о туалете, неприлично разговаривать во время еды, неприлично говорить о сексе. И все эти неприличия становятся грехами. Вся остальная метафизика и теология, все эти размышления о времени — все это далеко не оригинально, но сама идея религии приличий весьма доставляет, ибо вообще-то любая религия основана на сакрализации трансцендентного, у Фармера же скарализуется самое что ни на есть имманентное. Это и религия и не религия.

Не меньше лулзов доставляет и то, как мастерски Фармер описывает свой абсурдный мир. Всех подробностей мы так до конца и не узнаем, но штрихи стоят деталей. Сердце радуется, например, при виде таких зарисовок: «В Сибири говорили на исландском» или «Ангелы курили только «Серафимские»» — мир не описан подробно, но через эти штрихи мы таки с легкостью в нем оказываемся. Это и мир и не мир

Фармер явно пытается быть актуальным. В случае темы секса это оборачивается пошлостью и безвкусием. Зато чудно разыграна тема Израиля и еврейства. Израиль оказывается главным врагом некоего Союза ВВЗ, гражданином которого является главный персонаж. Однако, общество и религия этого Союза — еврейские: священным писанием является некие Талмуд Запада и Прото-Тора, иерархи Госуцеркства носят буквы еврейского алфавита в качестве знаков отличия, титулы этих иерархов тоже взяты из Талмуда. Отличный стеб над разного рода анти- и фило-семитизмом, показывающий абсурдность и того, и другого. Евреи повсюду, следовательно, никаких евреев нет, вернее, это и евреи, и не евреи.

Впрочем, с сексуальностью все не так уж и плохо. Тонкий троллинг ожидает нас и здесь. Казалось бы, главный герой находит свою Любовь и вместе с тем находит и самого себя, свою чувственность и сексуальность. Однако, на поверку оказывается, что секс при свете лампы — вовсе не протест против норм пуританской морали, вовсе не нарушение запретов и не проявление бесстыдства или единства физической и духовной любви. Все дело в фотокинетической системе. Это, хеврэ, не романтика, а биология. Это не сексуальная революция, а эволюция в самом простом дарвиновском смысле борьбы за существования и приспособления. Главный герой обманут дважды — Госуцеркством, осуждающим секс как грех, и лэйлитой (тоже очевидный намек на талмудическую Лилит), маскирующей борьбу за выживание романтическим пафосом свободной любви. Из одного мифа он попадает в другой, от подчинения одним паразитам к симбиозу с другим. Секс вроде бы есть, но на самом деле нет, как есть-нет в мире Фармера религия, как есть-нет в нем же и евреи, как есть-нет сам этот мир.

Трезвомыслящими существами на этом фоне остаются только разумные насекомые, которые человечнее всех остальных персонажей, но опятьже — они и люди и не люди. И они, слава б-гу, не идеализируются — это не какие-нибудь синие чудики с Пандоры, живущие в гармонии с природой, а простые обыватели, которые также как мы бухают, дерутся, ходят на прием к психотерапевту, обсираются со страху и исподтишка взрывают корабль пришельцев. Обыденность оказывается как проклятием (если ее абсолютизируют и обожествляют, как на Земле), так и благословением (если в ней просто живут, как на Оздве). Вот этот анализ обыденности и отсутствие всякой трансцендентности, чуда, революции и конечного откровения особенном мил моему сердцу. Нет перехода от заблуждения к истине, от безобразия к красоте (что прекрасного в сексе с членистоногим?), от искуственности к естественности, от иллюзорности к подлинности, от небытия к бытию, все выводы замирают где-то на грани.

Катарсиса нет, и слава б-гу, и черт с ним, с этим вашим катарсисом.

Оценка: 8
⇑ Наверх