Поскольку в теме родного издательства я в ближайшие месяцы не понадоблюсь — там громыхает дискуссия о величии Аркадия Гайдара — кое-что пока вывешу сюда. Хоть и не хотел больше АКД сюда давать, но уж больно вкусный рассказ в стихах попался.

Артур Конан Дойль

Рассказ конюха

Десяток миль он пробежал за двадцать, сэр, минут.

Здоровый жеребец гнедой, да вот он, тут как тут.

Видал я лучше лошадей, видал и размазню,

А все же первый приз я дам вот этому коню.

Он чистокровка, скаковой, и я вам так скажу:

Мы знали, что рысистый он, да нет в нем куражу.

Смурён был и раздумчив и горд, что твой орел,

Он под седло иль там в хомут ни в жисть бы не пошел.

И он вообще не снисходил до наших глупых дел,

Все думал о высоком и в облака глядел.

Стоит, как на картинке, и такая, значит, стать,

Что даже не махнет хвостом, чтоб муху отогнать.

Но знали мы, что может он, что есть в ем эта прыть;

Да вот подходца верного, хоть тресни, не найтить.

Чуть-чуть не отступились мы, но вот настал денек,

И диву мы дались, когда он выдал все, что мог.

А всё ввиду хозяина, зане хозяин тот

Был истинный лошадник, джентельмен и доброхот;

Но все мы оступаемся, ведь без греха-то кто?

Польстился он на новизну и укупил авто.

Гляжу, стоит у стойл -- меня чуть не стошнило тут.

Ведь не взбрыкнет, не прыгнет, а жрет один мазут.

А чтобы ехать, ручка есть и ручка вместо тпру,

И родилось оно в пещи на кузничном двору.

Яслей ему не нужно, и холя не нужна,

А только место, чтобы встать, и больше ни рожна.

Зальешь в него мазута -- и бегает два дня,

Такое надо запретить, коль спросите меня.

Так вот, хозяин взял авто и всюду ездил в нем,

И портил воздух и пугал коней своим автом.

В морской фуражке щеголял, не смысля ни на грош

В том, отчего бежит авто, коль ручку повернешь.

Но раз средь чиста поля встал -- заело что-нито;

Он ручкой так, он ручкой сяк, а все нейдет авто.

Обидно, ясен пень, до слез, да выхода-то нет,

И он зовет меня, чтоб впрячь лошадку в драндулет.

Ну, мы ему и привели вот этого коня

И привязали к буферам два кожаных ремня,

Хомут, узду, постромки -- все справив в аккурат,

А конь на это все глядел, ну ровно ристократ.

На вид не зол, но оскорблен и вроде как угрюм,

Косил, как будто говорил: “Что им взбрело на ум?

Клянусь, я многое сносил, но есть предел всему!

Чтоб я жестянку из грязи вытаскивал ему?”

Хозяин, сталбыть, за рулем, ворочает рычаг,

В задумчивости конь стоит, и я стою вот так,

Тут что-то дёрнул он, -- а что, кто ж нынче разберёт, --

И вдруг машина завелась, и двинула вперед.

“Постой, старушка!” -- он кричит, -- “Полегче!” -- я кричу,

А двигатель фырчит себе, ему по кирпичу;

Хозяин за рычаг схватил и ручку завертел,

А эта так и прет вперед, как он там ни пыхтел.

Она сперва тихонько шла, коняга -- перед ней,

Потом она взяла резвей -- и он пошел резвей;

Он от нее, она его подпихивает в зад;

Минуты не прошло, гляжу, они уж вскачь летят.

Сперва пустился рысью он, потом пошел в галоп,

Донельзя благородный весь, мол, все ему тип-топ.

Из-под копыт, из-под колес летела грязь и пыль,

И всю дорогу в зад его толкал автомобиль.

Хозяин вовсе очумел, поняв, что дело швах,

Еще чего-то крутанул, послышалось “ба-бах!”

И что-то хрюкнуло внутри и взвыло, точно бес,

Они взвились и понеслись, как лондонский экспресс.

Хозяин крепко руль держал, чтоб не слететь в кювет,

Они неслись сквозь гром и лязг, пугая белый свет.

А конь на вид ни дать, ни взять, всемирный чемпион,

Ведь думали зеваки, что тянул машину он.

А он пластался гончею, он рвал что было сил,

Но драндулет не отставал, след в след за ним катил,

Пинал его, пихал его и гнал его вперед,

Вот так гнедой побил рекорд, да, сэр, молва не врет.

Десятку за двадцатку -- хоть упади, хоть стой.

Единый раз во всей красе раскрылся нам гнедой.

Кой-кто кричал нечестно, мол, в газетах был галдеж,

Но коли взят рекорд, то взят, и взад не повернешь.

А хвост его видали, сэр? Вот то-то и оно,

Что ежли нет чего, так то увидеть мудрено.

Оттяпало мотором хвост под корень у коня,

Дорога в клочьях вся была, как в брильне простыня.

А что ж хозяин? Растерял автомобильный пыл

И добрым стал лошадником, таким, как прежде был.

Но кто желает получить немедленный расчет,

О пользе автотранспорта ему пусть намекнет.

Перевод Дмитрия Манина

Пока хватит.

Желающие смогут КУПИТЬ КНИГУ (еще до лета).

АРТУР КОНАН ДОЙЛЬ

Орудия в Сассексе

Травинок зелень, изумрудный луг,

Пушистых темных елей череда,

И гробовая тишь!.. Но тишь вокруг

Чуть зыбится, ведь слышен иногда

Вдали как будто барабанный бой,

Рокочущий на тризне пареньков,

Пожертвовавших в этот день собой,

Дабы Европе не влачить оков.

Искрится синевой небесный свод,

Окрест луга зеленые цветут,

Пейзажа нет прекраснее... Но вот

Я слышу монотонный жуткий гуд:

За вьющимся зуденьем комара,

За деловым жужжанием пчелы,

За всем, чем дышит летняя пора,

Катятся злого бормота валы.

И краем смерти, боли и тщеты

Сменяется нарядный летний сад,

И, глядя на шиповные кусты,

Иное вижу... Чувствую я смрад

Зловонных и безрадостных траншей,

И сердце плачет горячо, навзрыд:

«О! лучше горький жребий тех мужей,

Чем тихих долов безмятежный вид.

Как странно! Ненадолго звук утих,

И детский смех доносится опять,

И мать зовет негромко чад своих,

И разлита повсюду благодать.

Но если вдаль я снова погляжу,

Молитва зарождается в груди:

"О, Боже Справедливейший, прошу,

К защитникам Ты нашим снизойди!

Тебя прогневал, скверны не избег

Родитель наш столетия назад,

Он оступился, первый человек...

Страдаем нынче мы тысячекрат.

Европе будто рвут клещами плоть!

Грехи отцов делить их сыновья

Доколе будут?" Но молчит Господь...

Лишь рокот орудийный слышу я.

Перевод Бориса Булаева

АРТУР КОНАН ДОЙЛ

СТРОИТЕЛИ ИМПЕРИИ

Темпл, отважный капитан,

Взял с собой свою собаку.

«За заслуги» орден дан,

За давнишнюю атаку.

Малярию он схватил

Вместе с орденом однако…

Он отважный капитан.

Рядом с ним бежит собака.

Кокс – политик, полиглот.

Он с моноклем, в лучшем виде –

Кланов закка-хель оплот

И наставник всех африди.

Вечно шляется в горах

В одиночку и при гиде…

Дипломат и полиглот,

Денди в самом лучшем виде.

Хокинс – молод и ершист,

Вулижда питомец смелый,

Как любой артиллерист,

Знает: пушки – это дело!

Остальное – пустяки,

Лишь бы пушка загремела…

Юн, задорен и ершист –

Он щенок, но очень смелый.

Восемьдесят ворчунов –

Томми, бравые солдаты.

«Бунервал – он кто таков?»

«Бунервалы трусоваты!»

«Эх, тащиться нам в Читрал!»

«Не подать ли кэб, ребята?»

Восемьдесят ворчунов –

Наши храбрые солдаты.

Смуглолицых гурхов ряд –

Веселятся, словно дети,

Знать, что ждет их, не хотят,

И к чему им знанья эти?

Раз сиркар велит – идут,

Резво встали на рассвете.

Гурхов топает отряд,

Простодушных, словно дети.

Вот пенджабские стрелки,

Бородаты, черноусы.

Все стройны и высоки,

И в сражении не трусы.

Если грохнет вдруг джезайл,

Вскинут вмиг ружье индусы.

Превосходные стрелки,

Все стройны и черноусы.

Вьется тропка, путь нескор,

Ветерки по склонам веют.

Выси гималайских гор

На закате розовеют.

Топают упорно вверх,

Зерна будущего сеют…

Склоны круты, путь не скор,

Гималаи розовеют.

КРЕМОНА*

Австрийцы-гренадеры крепки и высоченны,

Им, гренадерам, низки и городские стены.

Уж ночь была близка,

Когда пришли войска,

Пробравшись утром, заняли Кремону.

Ни топота, ни ржанья, ни шепота в войсках –

Пехота – лотарингцы, дюпрейцы на конях;

По улицам крались,

До рынка добрались

И захватили сонную Кремону.

Виллеруа, сам маршал, вскочил с постели вмиг,

Виллеруа, сам маршал, забыл надеть парик.

«Я войско потерял,

Оно – меня. Провал!

Боюсь, теряем вместе мы Кремону».

Принц Австрии Евгений на площадь к рынку мчит,

Принц Австрии Евгений улыбки не таит,

Он молвит:«Вот и цель,

Мы взяли цитадель,

Флаг черно-желтый мы внесли в Кремону».

Майор Дэн О'Махони в казарму поскакал,

Шестьсот парней ирландских там ждут его сигнал.

«В рубашки, ну-ка, братцы,

Невредно прогуляться –

Свеж утром воздух, обойдем Кремону!»

Майор Дэн О'Махони замедлил у ворот,

Шестьсот парней ирландских майор недолго ждет;

Там Диллан, там и Берк;

И ясный день померк,

Прольется кровь, но не сдадут Кремону.

Майор Дэн О'Махони в речной ведет их форт,

За ним шестьсот ирландцев, и каждый смел и горд.

«Вперед, – сказал, – мой полк,

Коль выполните долг,

Пожнете славу, отстояв Кремону».

Принц Австрии Евгений с досады хмурит бровь,

Наемника зовет он, а в том ирландца кровь.

«Скачи к своим, Макдоннел,

Чтоб твой ирландец понял,

Что он последний, кто не сдал Кремону».

Макдоннел на плотину помчался, окрылен,

К сержантской пике флаг был, весь белый, прикреплен.

Шесть рот лишь – невелико!

Из Клэра, Лимерика –

Последние, не сдавшие Кремону.

«Майор Дэн О'Махони, – парламентера глас, –

Пока еще не поздно, пустите к шлюзу нас.

Вернусь к своим и так

Дам знак я для атак;

Очистим от ирландцев мы Кремону!»

Майор Дэн О'Махони смеется: «Коли так,

Пока ты будешь с нами, не ожидать атак,

И вражий штурм неблизко;

Останься здесь без риска,

Тебя не тронем, не сдадим Кремону».

Весь день австриец ярый на приступ нагло пер,

Весь день огнем ирландцы давали злой отпор;

Убитых полон ров,

От крови По багров,

Но враг не занял тех путей в Кремону.

Весь этот день на приступ стремилось войско принца;

Все конные дюпрейцы, пехота – лотарингцы,

Тааф и Герберштейн,

И кто покинул Рейн, –

Большую цену платят за Кремону.

Порой враги ревели, их рев был до небес,

Порою разбивались как вал о волнорез,

И были всем пример

Там Лимерик и Клэр.

И кто захватит шлюз и путь в Кремону?

Принц наблюдал за битвой и прикусил губу,

Принц наблюдал и проклял несчастную судьбу.

Вскричал он: «Прочь! Довольно!

Уж скоро ночь и больно

Дела дурны: теряем мы Кремону».

Уокоп – Маколиффу: «Слабеет штурм, однако».

Майор Дэн О'Махони: «Последняя атака;

Но кто игру прервет,

Кто им покажет ход,

Чтоб поскорей покинули Кремону?»

И вот их повернули, и дрогнул австрияк,

Утратил знамя Нейберг, а барабан Диак;

Вдоль По, как битый пес,

Бёг враг, повесив нос;

И так они покинули Кремону.

В ирландцах ликованье, две сотни их всего;

Четыреста убито – не слышат ничего.

Ирландец храбр в бою,

Он жизнь отдаст свою

Как за отчизну, так и за Кремону.

Водрёй им: «Вы свершили великие дела!

И Диллану и Берку от Франции хвала!

Просите то иль сё –

Сегодня дам вам всё,

Героям, отстоявшим град Кремону».

«Попросим об одном вас, – Махони дал ответ, –

Мы толком не оделись, подняли нас чуть свет;

Рубашки – это да,

Но нет штанов, беда,

Весьма прохладно вечером в Кремоне».

*Французская армия, в состав которой входила ирландская бригада, под командованием маршала Виллеруа, в течение зимы 1702 года занимала укрепленный город Кремону.Из-за предательства одного священника принц Евгений с императорской армией однажды утром нагрянул в город и занял его весь прежде чем кто-либо успел поднять тревогу. Виллеруа и большая часть французского гарнизона были взяты в плен. Два ирландских полка, возглавляемые Дилланом и Берком, заняли укрепление у реки и целый день обороняли шлюзовые ворота, несмотря на все усилия принца Евгения склонить их на свою сторону. В конце концов, Евгений, будучи не в силах захватить укрепление, вынужден был отозвать свои войска из города. Примеч. автора.

Перевод Александра Триандафилиди

Еще одно стихотворение АКД из подготовленного в «Престиж Бук» полного собрания стихотворений.

Артур Конан-Дойль

Кораблекрушение на озере Лох-Макгарри

Хоть всю Шотландию пройди,

Все шхеры, острова, долины,

Угрюмей места не найти,

Чем Лох-Макгарри котловина.

Вокруг суровых круч стена,

Безмолвие могилы хладной,

Вода озерная мутна,

Густа, желта и непроглядна.

Тут четверо, сыскав причал,

Худую как-то взяли лодку,

Тревожный оклик не звучал,

Когда они поплыли ходко.

Макфарлан, опытный фирмач,

Сын конкуренции нечистой,

Был грубый и корыстый рвач,

И жизнь уподоблял он висту.

Боб Эйнсли, лондонский пижон,

Нарядный франт, он временами

Бывал расстроен и взбешен

Морщинкой даже на пижаме.

Джон Уотерс был извечно тих,

Обнес он, занятый собою,

Себя от спутников своих

Самодовольства скорлупою.

Последней миссис Уайлд была.

Кокетка, вздор неся досужий,

Всем показалась бы мила...

Помимо рогоносца-мужа.

Так, незнакомцы вчетвером

По глади отплывали тихой,

Вода искрилась под веслом,

Ничто не предвещало лиха.

Сплошь вереском позаросли

Утесов приозерных кряжи,

Лазурь и легкий бриз несли

Покой окрестному пейзажу.

Макфарлан думал о деньгах,

Джон о величье одиночек,

Боб Эйнсли о своих носках,

А миссис Уайлд о цвете щечек.

Но вдруг поднялся тарарам!

Ужасный крик исторгли глотки,

Обшивка разошлась по швам

У проржавевшей старой лодки.

Двух вёсел мало, чтобы тут

До берега осилить милю,

Поняв, что скоро им капут,

Грести бедняги прекратили.

Вода, тягучей киселя,

Все банки поглотила вкупе,

И страх накатывал, суля

Погибнуть в желтоватой глуби.

Вода, тягучее чернил,

Все выше подымалась, выше...

Взгляд каждого безумен был,

Как у попавшей в омут мыши.

И выпукло предстали им

Их прегрешения в избытке,

И каждый клялся быть святым,

Моля освободить от пытки.

О! Как скрутило горемык!

Как судорожны были пени!

Не долетал истошный гик

До пастухов на отдаленьи.

Как плакали они навзрыд!

Как мукой наполнялись взоры!

Был борт почти волною скрыт,

Конец им предвещая скорый.

Прося от гибели спасти,

Они решили дать обеты

И в строгости себя блюсти,

Покуда крутится планета.

Не в силах ужас побороть,

Хрипели четверо до дрожи:

"Спаси несчастных, о Господь!

Помилуй нас, Великий Боже!"

Ко дну посудина пошла!..

И вдруг остановилась круто —

Под килем пряталась скала

На глубине примерно фута.

Таился в мутных водах риф

Совсем неглубоко от глади...

Напрасен чувства был порыв,

И не было нужды в надсаде.

Когда в гостиницу назад

Брели промокшие туристы,

Был их расхристанный наряд

Чудней картин авангардиста.

Вот четверо оделись вновь

И с долей нелицеприятья

Смотрели, приподнявши бровь,

На подсыхающее платье.

Но стало чуждое сродни

Им после драмы на Макгарри,

Родились заново они,

В подобном уцелев кошмаре.

Забросив хвастаться мошной,

Теперь Макфарлан постоянно

Бормочет словно заводной

Цитаты из Тертуллиана.

Боб Эйнсли носит без стыда

Воротничок чуть потускнелый

И дополняет иногда

Свой смокинг "бабочкою" белой.

Чванливостью всегда ведом,

Теперь, характер чуткий выдав,

Джон Уотерс обустроил дом

Призрения для инвалидов.

А леди?.. Леди не грешит,

Сошла она с кривой дорожки,

И, раньше сумрачный на вид,

Супруг оттаял понемножку.

Имеем завтра благодать,

Хоть горевали накануне...

Что есть злосчастие — гадать

Мудрейший продолжает втуне.

Ты доброе зерно посей,

Своей души возделав ниву,

Рассказ тебе поможет сей —

Немногосложный и шутливый.

Перевод Вадима Раскумандрина