Пока Доктор обличает "Ложную слепоту" в целом и Питера Уоттса в частности, из комментов в ЖЖ можно достать и кое-что полезное:

цитата

Вопрос: Не слыхать ли чего о третьей части приключений Трикса?

Ответ: Слыхать. Я очень надеюсь, что в августе сообщу кое-что про первые две, а потом возьмусь за третью.

Но и до этого кое-что интересное и необычное будет. :)

Недавно были анонсированы на осень два новых романа у мои "подшефных" авторов — Сергея Лукьяненко и Александра Громова. Это:

1. "Застава" у Лукьяненко (ссылки по теме — цитаты, отрывки)

2. "Реверс" (ссылки по теме — цитаты, "написано в соавторстве")

По косвенным данным (упоминание в связи с обоими текстами понятия "Центрум" (то ли мир такой, то ли населенный пункт)) эти книги каким-то образом связаны.

А позже в нашей "плановой" теме обнаружился и намек на эту связь:

цитата shickarev

Благодаря ЖЖ стало известно, чтоу Сергея Лукьяненко в сентябре ожидается новый роман "Застава"

у Александра Громова в октябре ожидается новый роман "Реверс"

Вот и Сергей Васильевич сподобился к межавторскому проекту про пограничников, о котором уже три года говорили большевики.

Долго ждали. Наверное, теперь карты благоприятствуют.

***

Это скорее авторский проект. В том смысле, что книги будут выходить под эгидой Лукьяненко, действие их будет происходить в придуманном им мире. Но авторов будет много разных.

То есть это такой ответ "Анклавам" Панова и "Мирам" Перумова. В общем-то предсказуемый ход и давно готовился. Полагаю, что выход в свет затянулся в связи с объединением АСТ и ЭКСМО. Да еще за пиратов начинают браться.

Про достоверность сведений: гербовой печати у меня нет. Сами увидите осенью.

Думаю, все полагающиеся информационные волны будут подняты.

Тогда и список участников огласят.

Вот такие пирОги. Проэкт шагает по стране чугунной поступью, возрождаясь в разных формах и видах.

Проблема мне видится в одном — для успешного проекта (все это мои домыслы непрофессионала, так можно пропустить мимо ушей), если это не "распиаренный" и хорошо знакомый читателю старый сеттинг, нужна какая-то яркая и забойная "фишка" "проектируемой" "вторичной реальности". Из цитат она пока не просматривается (максимум — что-то "мироходческое" вроде "Спектра" или "Черновика/Чистовика"). Думают выехать на имени Сергея Васильевича? А выдюжат ли? "Маловато будет. Маловато!"

Но, действительно, доживем до начала PR-действий и поглядим.

Очередная пара интервью метра. Припозднившаяся, но все же.

Да, Акунин-бонус идет первым. Без цитат, но со ссылками.

Размышления гражданина Чхартишвилли на тему, что нам делать с книгоизданием в цифровую эпоху. Это продолжение прошлогодних экспериментов по созданию iPad-о книги.

Увы, в подотчетной мне территории "Мира Олди" пока все не так. Так как проект держится пока голым энтузиазмом, то кроме Лениных "материальных" эксклюзивов, мы из уникального можем похвастаться только некоторым количеством недоработок и планов по улучшению :) Напильник в зубы и все такое ... Но есть люди, который у нас таки кое-что покупают. Земной поклон им за это.

Продолжаем разговор.

Интервью Сергея Лукьяненко газете НГ Ex Libris:

цитата

В октябре в Рязани прошел II Межрегиональный открытый фестиваль фантастики «Поехали». Первый был в прошлом году в Калуге. По задумке организаторов, этот проект должен знакомить московских и петербургских писателей-фантастов, издателей и критиков с жизнью средних русских городов, а жителей этих населенных пунктов со столичными деятелями литературы. В Рязань приехали Олег Дивов, Леонид Каганов, Александр Громов, Антон Первушин и др. Почетным гостем фестиваля стал и, наверное, самый популярный российский фантаст Сергей ЛУКЬЯНЕНКО. На рязанской земле с ним беседовал Сергей ПЕРИМБАЕВ.

– На пресс-конференции у вас прозвучала такая фраза: «Я верю, что американцы были на Луне, а то, что Бог есть, я знаю». Откуда появилось это знание? Каков ваш личный опыт Богообщения?

– Ну, во-первых, надо понимать, что эта, как и любая подобная хлесткая фраза, естественно, имеет в себе значительную натяжку. То есть я, конечно, верю, что американцы были на Луне, но все равно определенная доля сомнений остается.

– Я больше в контексте познания Бога…

– А-а, ну если в контексте познания Бога, тогда – это просто. Это, как сказать… это факт. Это понятно, что Бог есть.

– Этот вывод основан на каком-то духовном опыте?

– Ну, можно сказать и так. Да.

– Может быть, был какой-то толчок или какое-то событие в жизни, что вас подвигло к вере?

– Это очень личный вопрос. Я не отвечаю на такие вопросы не то что в интервью, но даже, как правило, в беседах с друзьями.

– А что для вас вера?

– Для меня вера – это надежда. Без веры жизнь бессмысленна и пуста. Потому что в любом случае наше существование – всего лишь миг; и жить, зная, что ты вот такая искра, которая сверкнула и погасла, достаточно глупо. В свое время Достоевский сказал, что если Бога нет, то все дозволено. Таким образом выразив свой протест против безверия. Но я бы сказал так: если Бога нет, то все бессмысленно. А это, наверное, даже хуже, чем «дозволено».

– Тогда что вы думаете по поводу последних богоборческих движений в обществе?

– Я думаю, что у любого человека есть полнейшее право верить или не верить, высказывать свою веру, высказывать свое неверие. Но, как в обычной жизни, право каждого человека на это заканчивается там, где начинается право другого. Грубо говоря, можно выйти на площадь и там устроить пикет или пляску с криками, что Бога нет. Бога ради. Или еще как-то. Ну, а скажем, когда это делается действительно с целью задеть, оскорбить других людей, ну, это хулиганство и все. Здесь на самом деле ничего особого не нужно и, на мой взгляд, даже нет особой необходимости в каком-то специальном законе, который сейчас приняли. По большому счету это все регулируется обычными человеческими законами, что нельзя оскорблять чувства других людей. Вот и все. То есть пока человек этого правила придерживается, все нормально. Будь он атеист или не атеист… У меня есть много друзей, которые абсолютнейшие атеисты, может быть, даже воинственные атеисты, но это их выбор, это их вера – по сути. Бога ради, пока они уважают чужую веру, я уважаю их.

– То есть пока они не вторгаются на чью-то территорию?

– Конечно, конечно. Это простейшее правило человеческого общежития: не делай с другими так, как ты не хотел бы, чтобы сделали с тобой. Вот и все.

– Сергей, вы упомянули Достоевского. А насколько его творчество повлияло на ваше?

– Я бы не сказал, что очень сильно повлияло. Изучение Достоевского в школе, по-моему, скорее приносит вред, чем пользу. Оно отбивает даже желание его читать. К Достоевскому, как к любому великому писателю, надо прийти в своем возрасте. А то, что это один из самых великих русских писателей, может быть, самый великий, это для меня абсолютный факт.

– А вы когда к нему пришли?

– Достаточно зрелым уже человеком. По-моему, мне уже было лет сорок.

– Как мне кажется, основная тема вашего творчества – это борьба добра со злом. Это ваша жизненная позиция или просто элемент творчества?

– Наверное, в первую очередь жизненная позиция.

– Отражение какой-то сущности?

– Надеюсь, что да. Да.

– А вот имена персонажей «Ночного дозора»... Например, Завулон... Это же библейские имена, откуда вы их почерпнули?

– Имена Гессер и Завулон были взяты исключительно методом тыка. Я взял мифологический словарь и в буквальном смысле открыл его наугад. Ткнул пальцем, палец пришелся на имя Гессер. Я прочитал и восхитился. Ведь у меня была задача найти имена для начальников «Ночного» и «Дневного» дозоров. Я прочитал и восхитился, потому что персонаж был абсолютно подходящий – такой мифологический борец с силами тьмы, защитник людей от чудовищ и так далее. Потом я ткнул второй раз, и палец попал на имя Завулон. Я прочитал, вначале мне показалось, что это слово не совсем подходит. Потом я прочитал дальше, а там «Завулон – одно из колен Израилевых, народ, предавший душу свою тьме». Я думаю, ну как же опять замечательно совпало.

– А как вы думаете, эта тема «борьбы добра и зла» себя не исчерпала?

– Ну, как-то она не сильно себя исчерпывает последнюю тысячу лет. Я думаю, еще на несколько тысяч лет ее хватит.

– Вы и дальше планируете работать в этом же направлении или есть какие-то другие мысли?

– Дело в том, что любая тема рано или поздно все равно будет выводить автора к каким-то глобальным вещам, таким, например, как «добро и зло», «тьма и свет» и так далее. Можно писать про что угодно, но в итоге все равно в основе выйдешь на эти вещи.

– То есть вы сразу выбрали для себя такую основную тему и нет желания с нее сворачивать?

– Я не думал осознанно ничего такого выбирать. Я просто писал те истории, которые мне были интересны, которые мне нравились. Вот и все.

– А нет желания себя попробовать, например, в жанре исторического романа или чего-нибудь в этом роде?

– Ну, исторического, наверное, нет, мне это менее интересно. Детективного – скорее да. Я никогда сознательно не ставлю себе цель, к примеру, написать такой-то роман в таком-то жанре. Я пишу, потом смотрю, что получается. Пока фантастика для меня более привлекательна.

– Толстой работал по простой схеме: он принуждал себя писать не менее трех листов в день, садился за стол и писал, как по программе. Пушкин – это человек вдохновения. А как у вас это происходит?

– Я считаю, что подход Толстого более правильный, потому что дисциплинирует автора, и так пишет большинство. Но я стараюсь писать тогда, когда приходит вдохновение, когда появляется желание написать ту или иную вещь.

– У меня есть знакомые творческие люди, в частности художники. Они утверждают, что когда вот это вдохновение посещает, то можно работать всю ночь, не спать, не есть. У вас тоже так?

– Да, да. Примерно так все и происходит. Всю ночь не знаю, но если я сажусь и с утра начинаю работать, то, как правило, есть какой-то физический порог и где-то в шесть вечера ты понимаешь, что уже просто ВСЕ! Больше ни одно слово уже из головы не вылезет.

– Фильмы, снятые по вашим произведениям, существенно расходятся с книгами…

– Конечно…

– А с чем связано такое расхождение?

– Потому что невозможно экранизировать роман буквально. Когда пытаешься это делать (а так изначально и пытались), то, скажем так, все идет наперекосяк, получается неинтересно. У кино свои законы и приходится многое менять. Мы начинали экранизировать довольно буквально к тексту, потом поняли, что надо менять.

– Сейчас много говорят о ситуации на книжном рынке. Неужели так все плохо на самом деле? Книги стали гораздо хуже продаваться?

– Книги сейчас очень плохо продаются. Дело в том, что в стране гуляет, наверное, миллионов пять букридеров, на которые все закачивают файлы бесплатно из Интернета. Плюс огромное количество людей читают с планшетов, ноутбуков, айпадов, телефонов, чего угодно.

– Вы сказали: «Я буду заниматься какими-то вещами, которые приносят деньги». А чем еще вы можете заниматься, кроме написания книг?

– Человек, работающий с текстом профессионально, найдет чем заняться: сценарии, компьютерные игры, колонки в газетах и журналах и т.д.

– Талантливый человек талантлив во всем…

– Работать с текстом можно разными способами, но суть в том, что, конечно же, работа писателя умирает. Умирает в первую очередь из-за электронного пиратства.

– Какими бы вы хотели видеть своих детей? Чего бы вы хотели, чтобы они добились, кем стали?

– Я бы хотел (и надеюсь, что так и будет), чтобы они умели думать, умели понимать, принимать решения сами, не полагаться на чужие слова. Вот, по-моему, самое основное. Я надеюсь, что такими они и вырастут, способными самостоятельно выбирать. А кем они станут, куда захотят пойти работать, это уже все их личное дело, я тут вмешиваться не буду. Я постараюсь дать какой-то такой базис, который позволит им хорошо стартовать. Естественно, хорошее образование – это самое главное, что нужно дать ребенку. Ну а далее уже их право, их воля, куда двигаться.

– А если вдруг представить, что ваши дети станут управлять страной, у них это будет получаться лучше, чем сейчас?

– Я думаю, что в любом случае наши дети должны все делать лучше, чем делаем мы сейчас. Разумеется, просто потому, что это следующее поколение. Это поколение, которое избавлено от многих наших проблем, от многих наших комплексов, ошибок. Я надеюсь, что это поколение обойдется со страной лучше, чем мы обошлись с ней. Поскольку то, что сейчас вообще происходит с Россией, и то, как мы последние двадцать лет живем, – это и наша общая вина, и моя вина тоже. Потому что в какой-то момент те, кто должен был встать и сказать «нет», не встали и не сказали. И мы позволили сделать то, что сделали с нашей страной: изнасиловали, расчленили, убили.

PS.

Сергей Лукьяненко: "К Сергею Есенину я отношусь с огромным уважением, пиететом, восторгом. Считаю его одним из самых великих русских поэтов. Можно, конечно, сказать, что Пушкин – это наше все, но Есенин – это чуть больше".

Интервью для "Крымской правды":

цитата

Когда он говорит о тех, кто заседал в Беловежской пуще, его голос становится металлическим. И он просит прощения: мол, «начинаю звереть», а всё потому, «что их очень не люблю». Культовый российский писатель-фантаст Сергей ЛУКЬЯНЕНКО, однако же, любит поговорить о политике. И даже пишет на злобу дня в авторской колонке газеты «Взгляд». Говорят, что фантасты могут предсказывать будущее и порой даже очень точно. Что ж, поживём — увидим.

— Сергей Васильевич, и Россия, и Украина сейчас находятся в некотором подвешенном состоянии, когда и проблем много, и внутренних противоречий, и векторов движения и развития, порой раздирающих общество и страну. Если говорить языком фантаста, то наши страны находятся в сумраке?

— Ну, может, и так (улыбается). Но сумрак бывает двух видов: перед наступлением темноты и перед тем, когда наступает свет. В той или иной мере подобным кризисом сейчас охвачен весь мир, даже страны вполне благополучные. Думаю, это оттого, что утеряно понимание, кто мы есть, куда мы идём, что с нами будет? На постсоветском пространстве это выражено в большой мере. Я не знаю, ждут ли нас рассвет и процветание, великолепные города, полёты к звёздам, или же всё закончится полным раздраем, ерундой, не атомной войной (надеюсь, что до этого не дойдёт), или просто какими-то деградационными процессами. Как любят говорить фантасты: мы променяли светлое будущее полдня на тёмное настоящее стальной крысы. Сейчас самое главное — это понять, куда направлено развитие наших стран и чего мы хотим добиться? Мы хотим какой-то полной интеграции в мировое сообщество? Тогда на каких условиях это произойдёт? И если мы взвесим все плюсы и минусы, я не уверен, что захотим этой интеграции. Или же мы хотим развития каким-то собственным путём? Если так, тогда давайте искать его. Этот путь ещё не определён. И у меня ощущение, что этого не могут понять (и себе рассказать) ни власти России, ни власти Украины. Что у нас? Союз и братство славянских народов? Или каждый славянский народ теперь ищет свой уникальный путь? Или мы хотим интегрироваться в Европу на правах младшего партнёра? Пока не определимся, мы будем болтаться в проруби, как никому не нужный мусор.

— В своём романе «Звёзды — холодные игрушки» вы наделили Крым статусом суверенного государства. Хотели бы вы такого в реальности?

— Не рискну судить, хотел бы я такого в реальности, поскольку в реальности это вполне могло произойти, если бы горилка чуть иначе легла в Беловежской пуще Борису Николаевичу в рот... и он бы при разделе СССР требовал для Крыма отдельный статус, а не просто статус возвращения России. Великую страну разодрали на кусочки несколько нажравшихся с перепугу партийных чиновников. Я очень не люблю этих людей.

— А как вы относитесь к тем, кто вышел на Болотную площадь?

— Очень не люблю нынешнюю российскую оппозицию за то, что она девальвировала понятие «оппозиция». Точно так же, как не люблю наших демократов и либералов за то, что они девальвировали понятия «либерализм» и «демократия». Сегодня слова «либерал» и «демократ» — ругательные слова, потому что под ними в первую очередь подразумевается человек, который своей деятельностью преследует интересы не своего государства, а какого-то другого.

— На недавно прошедшем телекинофоруме «Вместе» писатель Юрий Поляков говорил: «Творческая интеллигенция не любит Россию. Почему? У нас патриотизм считается чувством не совсем приличным для творческого человека». Вы признаётесь, что русский человек, к российской интеллигенции себя причисляете?

— Нет. Как сказал в своё время академик Гумилёв в ответ на вопрос, является ли он интеллигентом: «Упаси, Господи! Я не интеллигент, и у меня есть профессия». Собственно у меня ситуация такая же: я не считаю, что интеллигент, и у меня профессия есть. Современная российская интеллигенция, сформированная с конца XIX века, — это своеобразное явление. Принадлежность к ней определяется не высшим образованием, не уровнем интеллекта, не родом занятий, а по большому счёту как раз вот этой самой политической позицией, которая должна состоять в том, чтобы не любить свою страну, не любить власти и не любить народ. И, собственно говоря, она это регулярно демонстрирует. Не зря В. И. Ленин, который в общем-то был человеком умным, несмотря на множество своих поступков, говорил, что интеллигенция считает себя мозгом нации, а на самом деле она не мозг, а... и далее несколько непечатно. Оппозиционный протест, возглавленный нашей интеллигенцией, по сути, абсолютно бесплоден, направлен не на реальное улучшение жизни и не на исправление власти. Никто не спорит, власти (любой страны) регулярно совершают массу глупостей. Но наша интеллигенция выдвигает заведомо невыполнимые требования, она отказывается признавать очевидное — факт, что Путин победил и победил с ощутимым перевесом. И этот факт понятен каждому, кто смотрит беспристрастно. Де-факто не было серьёзных соперников, однако интеллигенция упорно этого не признавала, а когда это стало совсем глупо, оппозиционные вожди заявили, что у нас плохой и глупый народ, который не дорос до демократии, и не надо вообще принимать во внимание его волю, выраженную через голосование. Смешно. По сути, наша оппозиция открещивается от своих же требований: честные выборы, воля народа и т. д. Как только эта воля оказалась не в их интересах, они тут же о ней забыли. Это не оппозиция, а клоунада и шутовство, попытка заработать какой-то политический капитал и тут же его радостно прокутить. Возможно, это просто игра на чьи-то интересы, гранты и прочие вкусности. Я не люблю нашу оппозицию. Но и там есть масса достойных людей, которых уважаю за профессионализм в той или иной области. Однако, когда они попадают в это движение, складывается ощущение, что у них отключаются мозги. Помню, по Украине ходила фраза, которую говорила жена Януковича: мол, на «оранжевых» митингах раздавали «наколотые апельсины». Над этой фразой тогда все посмеялись, но во время событий на Болотной я вдруг её вспомнил и подумал, что готов сказать что-то подобное, хотя это бред. Люди, собирающиеся там, внезапно начинали вести себя так неадекватно, словно их накачали каким-то психотропным зельем. То же происходит и в Интернете. Видя все эти «перепостим» и «поддержим», человек впадает в некритическое состояние, которым умело пользуются политтехнологи. Неприятно осознавать, что толпой манипулируют, тем более что попадаются на удочку манипуляторов-шарлатанов активнее всего люди с горячим сердцем, которые действительно хотят что-то изменить к лучшему. В результате протест, который мог привести к чему-то позитивному, превратился в ничто. Да, я поддерживаю существующую в России власть, но считаю, что оппозиция должна быть. Она должна быть сильной, должна щипать власть, заставлять шевелиться и делать то, чего требует народ. Увы, у нас оппозиция стала не представителем воли народа, а представителем собственной воли, которая в общем-то достаточно далека от того, что народ хочет.

— В одном из интервью вы сказали, что и Украина, и Казахстан сами попросятся в союз с Россией. И даже предположили, что удастся заново объединить страны постсоветского пространства в одну большую державу.

— А что? Это было бы очень хорошо. И мне кажется, это возможно до сих пор. Потому что есть страны, у которых уровень тяготения друг к другу и уровень общего исторического багажа очень высок. Это — Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан, может, ещё какие-нибудь из маленьких среднеазиатских республик, которые в общем-то всегда были в сфере русского влияния. Есть такой замечательный умный дядька из Одессы (хотя живёт большей частью в Москве) Анатолий Вассерман. Он рассчитал, что для того, чтобы государство или федерация государств могли успешно развиваться, необходим некий минимум населения — около 250 миллионов человек. Именно таким количеством населения обладал СССР, что позволяло ему быть огромной сильной державой, миром в себе (у него были и свои ошибки, сейчас не будем о них). Именно с этой целью объединилась Европа, даже взвалив на себя обузу в виде Греции и Португалии. Почему? Потому что им нужно было это количество населения и территория, на которой можно было бы на равных конкурировать с Китаем и США. Ну а для того, чтобы наши страны развивались, были конкурентоспособными на мировой арене, а не служили источником сырья, людей и прочих ресурсов, нам необходимо войти в некую конгломерацию государств. Можно, конечно, слиться с Европой, забыв обо всех сложных вопросах прошлого, но ведь никто не примет. Даже если брать чисто экономическую составляющую, то ЕС не присоединит к себе такую огромную и проблемную страну, как Украина. А уж Россию тем более, потому что тогда будет непонятно, кто кого к себе присоединил. Ну и соответственно, если мы обречены оставаться территориями без какого-то количества населения, мы будем обречены на некоторую стагнацию, на то, чтобы всё больше отставать в развитии производства, науки и служить некой территорией для выкачивания ресурсов. И единственный путь, который бы позволил нормально развиваться и на равных существовать на мировой арене, — это некая форма объединения, возможно, конфедеративного устройства. От этого выиграли бы все кроме чиновников, которые внезапно стали бы не такими крутыми, как раньше. Собственно поэтому всё и тормозится. В своё время Союз развалили именно для того, чтобы каждый почувствовал себя независимым президентом. Например, Белоруссия в общем-то состоит с Россией в неком едином государстве, но при этом у неё и финансы, и политика — свои: белорусский президент не хочет утрачивать статус и полномочия.

— Но может произойти и так, что для объединения будет слишком поздно: с каждым новым поколением людей, которые никогда не жили в едином государстве, а следовательно не помнят, что в этом было хорошего и что плохого, всё меньше.

— Конечно! Пройдёт ещё лет пятнадцать, и объединение останется совершеннейшей фантастикой. Либо оно всё-таки произойдёт в той или иной форме, начавшись, например, со снятия таможенных границ. Но Украина до сих пор, кажется, не вошла в Таможенный союз? Белоруссия и Казахстан вошли. Снятие таможенных и политико-административных границ — это существенный шаг. Ну а что будет дальше — разберутся следующие поколения.

— Русский язык объединяет сильнее, чем снятие таможенных и политико-административных границ.

— Если допустить, что всё население Украины начнёт говорить на украинском, этого всё равно будет недостаточно, чтобы обеспечить свободный доступ ко всей мировой культуре. А если представить, что придётся переводить все книги, то штат переводчиков, занимающихся во многом безумной работой, будет тысяч сто, наверное. Ситуация в том, что законы чисел, количество населения диктуют, что разумно делать, а что нет. Да, можно бороться с языком. Но с языком невозможно бороться, если он удобнее для населения. Например, во время войны в Чечне на стороне сепаратистов был такой чеченский поэт, бард и боевик, который сражался против русских солдат. Эдакий чеченский Высоцкий пел очень красивые баллады о джихаде, о войне с неверными. Он пел их на русском языке. Почему? А чтобы все понимали. Потому что даже в маленькой Чечне есть разные диалекты, и если он будет петь на каком-то одном, то другие не поймут, и это снизит процент аудитории. Вот такая ситуация: кровавая война, в которой контрпропаганда против русских войск осуществляется на русском же языке. Безумие, в общем-то. Язык остаётся тем главным инструментом, который скрепляет всё постсоветское пространство в некую единую территорию — культурную, историческую. Собственно поэтому с языком и борются, поэтому его боятся. Казалось бы, везде в мире тенденция такая, что языки изучают, их вводят, делают официальными. И все спокойно живут, никто не боится. А в бывших республиках СССР русского языка боятся, потому что он многое вытеснит, многое займёт. Но займёт по естественным причинам, не потому что агрессивный и его будут палками внедрять, а потому что он — удобнее, потому что на этом языке удобнее общаться грузину с таджиком, а туркмену — с украинцем. И потому что на этом языке уже существует достаточный объём необходимого мирового культурного базиса. С этим можно бороться, но этот факт не отменить никаким указом.

Ирина КОВАЛЁВА.

Репортаж с недавно прошедшего в Рязани фестиваля "Поехали":

цитата

Первая встреча известных писателей-фантастов, участников фестиваля «Поехали!», с читателями Рязани, состоялась в пятницу, 5 октября, в 16.00 в Рязанской областной научной библиотеке им. Горького. Поначалу аудитория, должно быть, от радостного смущения, стеснялась задавать вопросы знаменитостям: Сергею Лукьяненко, Леониду Каганову, Олегу Дивову, Антону Первушину, Александру Громову, Вадиму Панову. Но постепенно общение наладилось в самой непринуждённой форме.

Поводом для «магистральной» темы вечера – освоения космического пространства, тем более актуальной, что Александр Громов и Антон Первушин пишут научную фантастику, тесно связанную с космосом, да и остальные писатели не чураются космических фантазий, послужил вопрос, почему детские рисунки сочетают фантастику и космос. Писатели полагают, что новому поколению, более просвещённому, растущему в атмосфере большей информационной доступности, интересны научные загадки сильнее, нежели «традиционные» персонажи из сказок и мифов. Они предчувствуют изменение фантастического пространства: и по тематике, и по жанрам, и даже по технологиям выпуска «продуктов для чтения» – так как книга, по мнению Леонида Каганова, выходит из обихода, заменяется кино и сериалами. Сергей Лукьяненко не согласился с коллегой: на его взгляд, книга никогда не перестанет быть нужной, его книги востребованы в электронных версиях больше, чем в бумажных, но проблему для писателей составляет то, что их произведения часто скачивают из интернета «пиратским» способом, не производя отчислений в пользу авторов.

Проблеме защиты авторского права и авторских интересов Сергей Лукьяненко посвятил пылкую речь, призвал рязанцев не «воровать», а покупать через сеть книги фантастов – в противном случае они уйдут из профессии писателя в более доходные специальности (сценаристов, авторов компьютерных игр), а фантастика «зачахнет». Будем надеяться, что до этого не дойдёт.

Писателям задавали вопросы не только о литературном творчестве – хотя и без них не обошлось. Вадима Панова спрашивали, действительно ли он говорит на всех иностранных языках, которыми пользуются его герои – оказалось, не на всех. В качестве привета от рязанской поэтической земли спросили об отношении к Сергею Есенину и поэзии вообще. Есенину все признались в любви и уважении, но поэзией всерьёз занимается только Леонид Каганов, для большинства мастеров прозы это занятие туманно. Александр Громов прямо сказал, что, так как поэзия нынче не кормит, стихи пишут лишь те, кто иначе не может – и большое счастье, что не все эти стихи доходят ...в на Луну, строительстве «космического» лифта (который признали нереальным для сегодняшнего развития науки и техники); о возможности прогнозирования будущего фантастическими романами (практика показывает, что сбылись лишь два предсказания – Артура Кларка и Ивана Ефремова); о необходимых знаниях, которыми должен обладать человек «космической» эры. Этот вопрос вызвал разговор об изменениях в школьной программе: известно ли писателям, допустим, что из неё «убрали» астрономию? Сергей Лукьяненко откровенно заявил, что за все сокращения школьной программы стоит подвергать «высшей мере социальной защиты», так как они могут привести к деградации страны. Но выяснилось, что школьная программа претерпевает не только сокращения: романы Лукьяненко из цикла «Рыцари Сорока Островов» внесены в программу внеклассного чтения.

В зал, где шло творческое общение, подходили всё новые слушатели. Судя по всему, встреча с писателями 6 октября в торговом доме «Книжный Барс» также привлечёт широкую аудиторию.

А так же — видео встречи с Сергеем Лукьяненко на ММКЯ.

Интервью "Новой газете" (Рязанский выпуск):

цитата

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО: Успех – это почти всегда случайность

Сергей Лукьяненко – лицо отечественной фантастики, чьи книги вот уже с десяток лет издаются по всему миру. Судя по тиражам, на сегодня он самый популярный писатель-фантаст не только России, но и всей Европы. Немало популярности добавили Сергею имевшие шумный успех экранизации его романов «Ночной дозор» и «Дневной дозор», сделанные тогда еще российским, а теперь голливудским режиссером Тимуром Бекмамбетовым.

Будучи по натуре домоседом, Сергей Лукьяненко нечасто выезжает за пределы Москвы, где живет последние 15 лет (когда-то он переехал в столицу из Казахстана). Однако в первой декаде октября писатель собирается в Рязань, чтобы принять участие в фестивале фантастики «Поехали!».

О фестивалях фантастики, экранизациях его произведений и грядущем визите в Рязань мы с Сергеем и поговорили.

– В ваших романах часто встречаются цитаты из песен. И, помимо цитат из таких общеизвестных рок-групп, как «Наутилус», «Сплин», «Пикник», встречаются цитаты из не слишком массово популярных, зато «широко известных в узких кругах» Олега Медведева, Зои Ященко, Константина Арбенина, Сергея Калугина. Откуда вы про них узнаете? Я-то знаю из опыта общения, что писатели в смысле интереса к песенной культуре, как правило, народ темный и не слишком образованный.

– Вы не правы – узнаю как раз обычно в своей среде: и писательской, и фэнской. У меня достаточно много друзей, любящих музыку. Вкусы – практически схожи. Конечно, бывает, что они мне дают записи какого-то исполнителя, хвалят, я слушаю и понимаю, что это не мое. Но очень часто «цепляет».

Дело в том, что я люблю старый, уже классический русский рок. Например, «Пикник» люблю из числа известных групп, хотя тоже нельзя сказать, что эта группа суперпопулярна – на мой взгляд, она недооценена. И, разумеется, когда я слышу исполнителей, которые действительно работают со словом – для меня все-таки музыкальная составляющая идет лишь как плюс к текстам, – я начинаю искать их записи, слушать, периодически вставляю в тексты цитаты.

Конечно, цитировать чужие песни в книгах – немножко дурной тон. Иногда, особенно у начинающих авторов, это приобретает кошмарные размеры: становится понятно, кого автор любит слушать, хотя цитирование вызывает ужас у читателя. Но вот в «Ночном дозоре» у меня появилась идея вставлять периодически какие-то песни, которые слушают главные герои, и я вставлял именно то, что слушал сам в тот момент. Ну, и когда так было сделано в первой книге, пришлось и дальше поддерживать ту же структуру.

– А вы никогда не размышляли о механике успеха? Те же «Пикник», «Наутилус» – это все-таки группы «первого ряда». А, допустим, о «Белой гвардии» Зои Ященко этого сказать нельзя – это более локальное и более камерное измерение. Наверняка и в писательской среде вы часто сталкивались с тем, что какие-то яркие авторы не так хорошо известны…

– На мой взгляд, очень много авторов, которые пишут и хорошо, и увлекательно и, в общем, имеют свою стабильную армию читателей, но армия эта сравнительно небольшая.

Здесь, наверно, много факторов. Для успеха важно не просто умение хорошо писать, а еще и умение попасть в настроение, которое – неважно, песня это или книга – может зацепить достаточно большую аудиторию, чтобы пошел лавинообразный процесс, нарастающий как снежный ком.

Пока писателя знают пять тысяч постоянных читателей, этого может не произойти. Если читателей, которые следят за книгами автора, становится больше – например, тысяч тридцать-сорок-пятьдесят – начинается цепная реакция, интерес возникает все у большего и большего количества людей. И, когда возникает такой эффект, издатели тоже сразу видят, что данный автор привлекает много читателей, начинается «подогрев» интереса к его творчеству. Чья-то книга вышла нужный момент, «выстрелила», и дальше пошла описанная «волна». А у кого-то этого не произошло.

Есть прекрасный автор – Олег Дивов, очень интересный и разноплановый. Не все мне у него нравится, но автор, бесспорно, очень сильный, заслуженно имеющий множество призов, преданных фанатов, и все на свете. И я четко вижу, что какие-то его книги, появись они в другой момент – не обязательно раньше, может быть, и позже на несколько лет – попали бы на определенное читательское настроение и прогремели.

Или, скажем, книга Лазарчука и Успенского «Посмотри в глаза чудовищ». Великолепный роман, который в какой-то другой момент, на волне большего интереса к подобной теме, мог бы «выстрелить» и авторы стали бы известными не только в среде любителей фантастики, но такого не произошло. То есть автор иногда может не то что опоздать – он может опередить момент, когда надо было что-то написать, как опередили его Лазарчук с Успенским, чей роман вышел в 90-е, а не сейчас, например, когда был бы гораздо более востребован.

Ну, и, разумеется, есть фактор случайности огромный. К моменту экранизации «Дозоров» у меня были большие тиражи, выходило до полумиллиона книг в год с изданиями и переизданиями – цифра огромная даже по тем временам, когда книг печаталось больше, чем сейчас. И все равно после фильмов по «Дозорам» тиражи выросли в пять раз, появились издания за рубежом, популярность резко выросла. Но это именно случай, что экранизация, при всех ее минусах, оказалась шумным и заметным событием. Вплоть до того, что когда на премьере стали вызывать людей из съемочной группы на сцену, не вышли ни Константин Эрнст, ни Тимур Бекмамбетов, которые были заняты, зато вышел я, что-то сказал насчет фильма, засветившись перед камерами, и перешел из разряда автора сценария в медийные фигуры. Все! Вышел бы на сцену Тимур – я бы скромно остался сидеть и, скорее всего, другая была бы популярность. Успех – это почти всегда случайность.

– Если уж заговорили о «Дозорах». А у вас самого после написания «Ночного дозора» было ощущение, что именно сейчас «выстрел» произойдет?

– Нет, хотя я понимал, что роман годен к экранизации и у него все шансы стать популярным, потому что сама идея привязать фэнтезийную магическую реальность к нашему миру была свежа в тот момент. Конечно, примеры такого рода были – возьмем хотя бы «Альтиста Данилова». Или тот же Гарри Поттер, которого часто упоминают в связи с «Дозорами»: очень похожая структура мира у Роулинг, но я ее в тот момент не читал – книжка уже, по-моему, вышла, но была известна только в англоязычном мире. То есть ощущение, конечно, было, что у моей книги большой потенциал, и она будет интересна читателям, но конечный результат был все равно непонятен.

– А почему именно «Ночной Дозор»? Картина Рембрандта, песня Кости Арбенина, какие-то западные романы с тем же названием?

– Конечно, это была картина Рембрандта. Потом уже нашлась песня Галича «Ночной дозор», но она никакого отношения к роману не имеет. А у Кости Арбенина я даже не помню, до или после романа была написана такая песня. Поэтому в первую очередь, конечно, картина Рембрандта – это была некая отправная точка, потому что название очень уж хорошее. Правда, я еще некоторое время размышлял, выбирая между «Ночной стражей» и «Ночным дозором». Потом решил, что лучше «Ночной дозор». В каком-то из романов был даже ехидный момент: на стене кабинета Гесера висит оригинал картины «Ночной дозор», а в музее, понятное дело, копия.

– Когда впервые смотрели фильм, чего больше было в душе – ужаса от того, что сделали с вашей книгой, или радости от того, что она все-таки экранизирована?

– Где-то поровну. Я помню, как на премьеру в Питере привел огромное количество своих питерских друзей-товарищей. Но до этого я видел фильм все больше кусками, а тут начал смотреть целиком и так мне стало ужасно, что я начал тихо постанывать. Друзья, сидящие рядом, сунули мне бутылку с каким-то крепким напитком, откуда я сделал хороший глоток. Ну, и сидящая рядом питерская женщина-журналистка посмотрела на меня неодобрительно и сказала: «Ну, как вы себя ведете? Это же кино: что вы себе позволяете? У нас интеллигентный город, у нас не курят в лифте и вообще так не положено». Я говорю: «Простите, пожалуйста, просто я – автор книги, по которой вот это снято». И тут она как-то сразу посмотрела с состраданием – потом я даже нашел ее рецензию, где она упомянула этот факт. На самом деле все было в фильме перемешано: какие-то моменты мне нравились, какие-то вызывали улыбку, потому что я понимал, откуда этот момент появился, хотя изначально планировалось сделать по-другому, но в целом было забавно, смешно.

– «Ночной базар» сразу же решили делать?

– Практически сразу. Уже через несколько дней пришло понимание того, что фильм стал неким явлением. А поскольку в тот момент были очень популярны переводы Дмитрия Пучкова, я понял, что, скорее всего, народ не удержится, и либо сам Пучков постебется над нами, либо кто-то из волны его подражателей. И, соответственно, я на Первом канале, по-моему, предложил ход конем: «Давайте выбьем почву из-под ног тех, кто будет над нами смеяться, и посмеемся над собою сами». Мы собрались небольшим творческим коллективом, стали просматривать фильм, по ходу набрасывая какие-то репризы, и в итоге эту работу довел до конца Александр Бачило, хороший автор, с чувством юмора, прекрасно знающий кино, по его сценариям снято множество сериалов. Получилось, на мой взгляд, неплохо, и тиражи дисков смешного перевода были сопоставимы с тиражами самого фильма.

– А почему «Дневной базар» не выпустили?

– Была такая идея, все сказали «да-да, прекрасно», и Бачило был готов поучаствовать, но случилось полное ошаление от того, что происходило с «Дневным дозором» – толпы ломились на этот фильм. И поначалу всем было немножко не до того, были заняты другими проектами и руки не доходили, а потом уже время ушло и, когда спохватились, было поздно что-то выпускать.

– Вам, скорее, повезло, чем не повезло с Бекмамбетовым, а другим нашим фантастам не слишком везет. Так уж получилось, что я посмотрел много фантастических картин, снятых за последнее время, и это какой-то сплошной «Обитаемый остров». В чем секрет? Режиссеры у нас, что ли, поголовно такие убогие?

– «Обитаемый остров» – это еще, наверное, не худшее, что было сделано. Я попытаюсь объяснить все это так. Тимур четко понимал, что, делая этот фильм, он получает шанс круто изменить свою судьбу и из режиссера рекламных клипов стать режиссером совсем другого масштаба. И он этот факт использовал «по полной». Он вкалывал, как проклятый, он дневал и ночевал на съемочной площадке, он находил возможность снять за три копейки эффект на три рубля, он не «пилил» бюджет и не вызывал для озвучки фильма музыканта, который сыграет две ноты за полмиллиона долларов, как порой случается. Он все возможности – финансовые, организационные и прочие – использовал для того, чтобы получился хороший фильм. Соответственно, он сорвал на этом банк и стал теперь вполне уважаемым голливудским режиссером. В то же время у многих наших режиссеров процветает совсем другой подход: вот мы получили какой-то бюджет – неважно, большой или маленький – сейчас мы от этого бюджета «отпилим» кусочек, а то и половину, и на остальное чего-нибудь как-нибудь снимем. Пусть ерунду, но это не страшно – мы ведь на этом уже заработали. Вот этот вот подход, который у нас, к сожалению, не только в кино процветает, он все и губит. Но поскольку люди с таким подходом, как правило, более нахрапистые, чем те, кто хочет действительно что-то сделать, получается, что у них больше поводов и возможностей заинтересовать тех, кто дает деньги: вы нам миллион, мы вам двести тысяч вернем, триста заберем себе, а на остальное снимем.

– Темные в нашем кино процветают?

– Конечно. Темные всегда процветают, им это легче. К сожалению, у нас большинство режиссеров занимается кинопроизводством вот по этой вот лузерской психологии: главное – прямо сейчас чего-нибудь спереть и все будет замечательно. И пока у нас так будут делать, все так и будет происходить – и в кино, и во всем остальном.

– Еще одна экранизация Лукьяненко – фильм «Азирис Нуна» по вашей с Юлием Буркиным повести «Сегодня, мама». Там вообще какая-то парадоксальная ситуация, когда есть неплохие спецэффекты, режиссер кажется более-менее адекватным, хорошие актеры снимаются, и все нормально ровно до того момента, пока в кадре не появляются главные герои фильма – дети.

– Я не понимаю, что там двигало режиссером, но давно известно, что брать детей из «Ералаша» в кино нельзя. А если и брать, то вначале, видимо, их надо выпороть и заставить забыть все, чему они там научились. В общем, мы с Юлием Буркиным сразу поняли неладное, когда увидели этих пацанов. Беда в том, что они похожи, как два родных брата, хотя герои должны быть совершенно разные и внешне, и по характеру, у нас складывалась достаточно хорошая комедийная пара: один осторожный, более умный, другой – более безбашенный, оторванный. В фильме они получились совершенно одинаковые. И, мало того, что дети плохо играют, так они еще играют одинаково, зритель даже не может запомнить, кто из них кто, – я, во всяком случае, абсолютно не запомнил, кто из них Стас, а кто из них Костя.

– У меня сложилось мнение, что это дети продюсера или кого-то из его друзей, навязанные режиссеру.

– Вот этого я не знаю. Наговаривать не буду: может быть, и нет. Но там была еще одна беда, кроме этих ребят, которые играли очень плохо на фоне взрослых актеров. Очень неправильно поступил еще и режиссер, потому что когда был готов сценарий, который, опять же, не доверили писать нам, вдруг оказалось, что куда-то ушло огромное количество шуток, юмора, зато появились совершенно невразумительные элементы. Как оказалось, они были сделаны для того, чтобы потом разворачивать мерчендайзинг. Моя фраза про то, что до мерчендайзинга еще дожить надо, а главное – чтобы фильм стал популярным, воспринята не была. В результате все эти эпизоды были отсняты и потом благополучно ушли в «отвал». Это были гонки на машинках a la фильм «Трон», светоциклы какие-то и еще что-то подобное, на что убивались силы и средства. И все это ушло в никуда... Мы просили дать нам сценарий, готовы были бесплатно с ним поработать, но нам сказали, что вы книжку написали, свое дело сделали, а теперь режиссер лучше понимает, что нужно делать. В общем, фильм был загублен, хотя вполне мог получиться, у него были все возможности стать нормальным хорошим детским кино, которого нам не хватает. А так я его даже своим детям до сих пор не показывал, потому что стесняюсь.

– Думаю, правильно стесняетесь. А сейчас какая ситуация с потенциальными экранизациями?

– Много вещей куплено, много сценариев в работе. Но это процесс практически непрерывный, у меня все книги побывали на правах на экранизацию по два-три раза: то есть покупаются права, проходит несколько лет и права возвращаются. Потом появляется очередной режиссер или продюсер, которые говорят: «Мы это снимем». Я вздыхаю, соглашаюсь, они платят денег, что хорошо, но ничего не снимается, что плохо. Сейчас есть несколько вещей на разных стадиях запуска производства, где-то даже проведены дорогостоящие предварительные этапы. Когда и что окончательно выйдет, я смогу сказать только когда увижу это собственными глазами на экране – пока говорить преждевременно. Но процесс идет, так что по закону простых чисел рано или поздно должно что-то получиться.

– Если вы не против, давайте поговорим о конвентах. Я, например, когда в Рязани подавал заявку в городское управление культуры, столкнулся с тем, что его начальник старательно исправил в заявке слово «конвент» на слово «фестиваль». То есть для непосвященных и непричастных среда любителей фантастики – как бы некая секта со своей непонятной терминологией.

– Это совершенно нормально, хотя «секта» совершенно открытая, не страшная и не тоталитарная. На самом деле конвент – это фестиваль и есть, просто так повелось, что у нас он называется английским словом, поскольку первые конвенты были на Западе, и лишь потом у нас эту традицию подхватили. Приезжают писатели, приезжают читатели – любители фантастики. Бывают конвенты, где больше писателей, – они, скорее, рабочие, там писатели встречаются с издателями и общаются между собой. Бывают более фэновские конвенты, где писателей может быть не так много, а основная масса – это просто любители фантастики, которым тоже интересно пообщаться между собой, посетить какие-то мероприятия, встретиться с авторами, получить автограф и так далее.

Почему-то только фантастика имеет настолько мощный круг фанатичных читателей, что проводятся конвенты. Даже по детективным книгам, которые тоже, казалось бы, очень популярны, подобных мероприятий – у нас, во всяком случае, – не проводится. А вот по фантастике – очень распространенное явление. Есть европейские и мировые конвенты, куда наши представители тоже ездят, и проводится некоторое их количество в России. В основном это, конечно, Москва, Питер, по давней традиции Екатеринбург, где самые первые конвенты проходили, но и в других городах конвенты периодически появляются.

– А свои впечатления от самого первого посещения такого мероприятия вы помните?

– Это была полная растерянность. Мы приехали большой командой из города Алма-Аты в Свердловск на конвент «Аэлита» и тыркались во все стороны, конвент был очень большой, там собралось больше тысячи человек. Поскольку мы никого не знали, нас заселили в гостинице, которая находилась у черта на рогах, где мало что происходило. Мы были поражены тем, что вокруг все радостно и постоянно выпивают, что вообще все друг друга знают. Мы в этом веселье не участвовали и уехали со смешанными чувствами. В принципе, было интересно, там были интересные мероприятия, которые мы посетили, но вот какой-то второй слой, то есть, общение в номерах, когда люди сидят до утра, орут песни под гитару, о чем-то спорят, ругаются, меняются книгами, – это все прошло мимо нас, мы были немного чужие в этой тусовке и не совсем понимали, как с кем общаться. Но на второй-третий конвент появились и знакомые, и друзья, и через какое-то время ты обнаруживаешь, что уже сам сидишь в четыре часа утра в номере с бокалом вина, с одной стороны кто-то орет песню, а с другой кто-то уже храпит, не выдержав интенсивной ночной жизни. Такая вот неформальная субкультура, но при этом достаточно интеллектуальная, со своими определенными особенностями.

– Какие ассоциации у вас вызывает слово «Рязань»? У вас в одном из романов Сасово мелькало, насколько я помню, а Рязань, кажется, не встречалась.

– Сасово мелькало, поскольку там жил в ту пору мой хороший товарищ, тоже писатель-фантаст сейчас, – Тимур Рымжанов, и поэтому Сасово я упомянул. А так, ну, конечно, десантное училище. Ну, разумеется, говорят, что в Рязани есть грибы с глазами. Я, конечно, этому смеюсь, но если вспомнить первую детскую аналогию со словом Рязань – куда деваться? Про Рязань, честно говоря, много не знаю, так что побываю с удовольствием.

– Наверное, потому что я житель этого города, мне кажется, что это город-призрак, потому что «настоящая» Рязань, которую Батый когда-то брал, находится в полусотне километров, а нынешняя до 1778 года называлась Переяславль-Рязанский. И еще Рязань – это Глупов, описанный Салтыковым-Щедриным, он, в том числе, и с Рязани списывал «Историю одного города».

– Я думаю, если семь городов бились за право быть родиной Гомера, то у нас 7 городов будут биться за право быть аналогом города Глупова, и, в принципе, могут победить все.

– Вспомнил забавную историю, как раз с Рязанью связанную, надеюсь, вы вспомните. Хочу, кстати, спросить – действительно ли это было на самом деле или просто розыгрыш? 2006-й год, дурацкое письмо какой-то странной рязанской девочки из издательства «Вектор... чего-то там», которая приглашала вас поучаствовать в сборнике, где за деньги печатают произведения разных графоманов. Вы над ней искусно поглумились, имитируя заинтересованность начинающего автора, потом честно спросили разрешения на публикацию вашей переписки, «потому что у меня много друзей-писателей и, уверен, их окрылит данная история». И действительно опубликовали ее в своем ЖЖ, к радости многочисленных «френдов».

– Да-да-да, помню, было – это, конечно, очень смешно, когда весьма известному автору начинают предлагать такие вещи. Понятно, что подобные письма рассылались по многим тысячам адресов, но что-то в голове у девушки все-таки должно было включиться. Нет, я честно не запомнил, откуда эта девушка была родом. Знаете, дурацкие письма, как и умные письма, я получаю из всех городов. Вот, опять же, за славу Глупова всем можно бороться.

– Вы уже были гостем самого первого фестиваля «Поехали!», проходившего прошлой осенью в Калуге. Что нового по сравнению с этим опытом ждете от поездки в Рязань?

– Мне кажется, надо за счет таких конвентов популяризировать чтение – это самое важное и интересное, что можно сделать. Потому что понятно, что обязательно придут фэны, которые будут рады посмотреть на писателей, чьи книги они читают, достанут 25 книжек для автографов. Но хочется и мероприятий, где есть возможность расширить аудиторию. Чтение сейчас постепенно уступает место другим развлечениям: тот же интернет с его многочисленными соблазнами отвлекает огромную часть людей, которые могли бы стать активными читателями. И не потому, что книги им совсем не интересны, а потому что литература находится на периферии их внимания и они даже не прилагали никогда особых усилий, чтобы как следует попробовать начать читать. Поэтому встречи с молодежной аудиторией были бы особенно интересны.

– Вы упомянули, что именно фантастика является таким культовым явлением, что собираются конвенты – не поклонников детективов, женских романов, литературного мейнстрима или каких-то других направлений – а именно фантастики. Причем, фантастики совершенно разноплановой. Почему так? Вы как-то пытались для себя определить, в чем тут секрет?

– Ну да, это действительно странно. Причем, обычно любители фантастики любят всю фантастику. Понятно, что кто-то предпочитает «альтернативную историю», кто-то романы про «попаданцев», кто-то «звездные войны», но в целом, как правило, любители фантастики хорошо ориентируются во всем пласте этой культуры.

Я не знаю, в чем тут дело. Наверно, в первую очередь, это связано с тем, что фантастика – это все-таки молодая, юношеская, увлеченная литература. И люди, которые имеют молодость восприятия мира, способность фантазировать, мечтать, сохраняют все это в зрелом возрасте – они и любовь к фантастике тоже сохраняют. Наверное, это определенный склад характера в первую очередь – что-то общее у всех у них есть. Несмотря на то, что, конечно, встречаются разные совершенно люди, от пионеров до пенсионеров, начиная от рабочих и кончая профессорами и академиками. Но любителей фантастики объединяет именно желание чуда, желание поверить в мечту, желание необычного, странного, поэтому у них и находится общий язык.

– А занудных писателей и занудных фэнов вы часто встречали?

– Да, их хватает, как и в жизни. Есть занудные писатели, причем они иногда бывают занудны в книгах, но милейшие и обаятельнейшие люди при личном общении, бывает наоборот. Точно так же и с фэнами: ужасные, занудные в общении, а при этом где-нибудь в сети встречаешь их фразы, мнения и обнаруживаешь, что «ой, какой остроумный и легкий собеседник». Это все очень индивидуально. И слава богу, потому что люди и должны быть разные, иначе мы были бы штампованными роботами. Опять же, бывает, что два занудных человека прекрасно находят друг друга и с огромным удовольствием несколько суток друг другу что-то нудят. И им хорошо! Это же прекрасно, когда людям хорошо, если они другим не мешают.

– Я, когда пытался размышлять на эту тему, пришел к выводу, что, возможно, любители фантастики – это те, кто, пользуясь терминологией Эрика Берна, не убил в себе Ребенка, то есть творческое начало? Помните, наверное, что у Берна фрейдовская триада «Суперэго-Эго-Ид» заменена на «Родителя-Взрослого-Ребенка» с некоторыми коррективами.

– Соглашусь, наверное, в каждом читателе фантастики живет Ребенок. Но в писателе, пожалуй, должен жить еще и Взрослый. А лучше – и Родитель…

– Вопрос, связанный с тем, что только что вышел ваш роман «Новый дозор». Есть «эффект сериала». Попытался прокрутить в памяти все сериалы, которые я знаю и однозначно удачных вспомнил два: это тетралогия Дэна Симмонса про Гиперион и «МИФология» Роберта Асприна…

– …Я бы еще добавил Желязны, первые пять книг – к сожалению, только пять, не девять. В принципе, можно еще, наверно, кого-то вспомнить. Например, Глена Кука, его «Черный отряд», хотя где-то к 8-й или 9-й книге он тоже «заскучнел». И Сапковский, «ведьмачий» цикл.

Плюс сериальной литературы в том, что читателю приятно встретить старых любимых героев, и ему даже не так интересна общая интрига, как развитие судеб этих людей, что с ними происходит, потому что это эффект «живой стены» и подглядывания за каким-то шоу. Для писателя это тоже хорошо, потому что гораздо проще написать сериальные книги. Хотя тот же «Ночной дозор» я долго не хотел продолжать. Потом сел и почувствовал, как легко идет, потому что все отработано, я помню всех героев, помню их характеры, знаю, как они поступят. То есть они могут учудить что-то неожиданное, но, в принципе, я их уже знаю лучше, чем многих живых людей.

С другой стороны, конечно, возникает некая усталость: что-то приедается, что-то начинает повторяться, вольно или невольно. Хочется повернуть куда-то в другую сторону, но при этом понимаешь, что повернуть туда нельзя, потому что законы придуманного мира не позволяют.

То есть в сериалах есть и плюсы и минусы. Тут просто важно вовремя понять, что все, приехали, дальше уже можно выжимать только деньги, но не идеи. И в этот момент надо, конечно, остановиться.

– Совсем забыл Макса Фрая упомянуть: как раз недавно перечитывал и был удивлен, что последние книги «Лабиринтов Ехо» интереснее первых. У вас к нему какое отношение?

– Увы, никакое, – не читал. Как говорится, «не мой автор».

– У Мира Дозоров достаточно много «фанфиков», продолжений, написанных другим литераторами и просто фэнами. Но это количество не идет ни в какое сравнение, допустим, с проектом «Метро 2033», где написаны уже десятки романов о мире, придуманном Глуховским. Вам не хочется, чтобы и с Миром Дозоров вышло так же?

– Я размышляю сейчас на эту тему, потому что понимаю, что в этом придуманном мире все равно есть потенциал, и я лишний раз убедился в этом, когда недавно проводил мастер-класс для начинающих писателей именно по вещам, написанным в Мире Дозоров. Приехало достаточно много молодых интересных авторов, привезли свои вещи, и многие оказались неплохими. Понятно было, что в этом мире многие бы с удовольствием порезвились. Тем более, тот же Володя Васильев, соавтор по «Дневному дозору», уже написал и сольную книжку «Лик черной Пальмиры», а сейчас снова пишет о Мире Дозоров.

Потенциал есть, и я ничего ужасного не вижу в том, чтобы было написано некоторое количество книг сторонними авторами. С коммерческой точки зрения это надо было сделать сразу после выхода первого или второго фильма. А если подходить с творческой точки зрения, то как раз сейчас, когда Мир Дозоров окончательно обрел свои законы и формы, интересно попытаться влить в эти меха немножко молодого вина. Так что я не зарекаюсь: может быть, что-то подобное будет сделано – я размышляю сейчас над этим.

– Когда я собирался к вам приехать, одна девушка очень просила взять ее с собой. Спрашиваю, зачем. Она говорит: «Я книжками Лукьяненко с детства зачитываюсь – очень хочу его хотя бы потрогать». Я это к тому, что после выходов «Дозоров», вы приобрели достаточно большую популярность, теперь вы однозначно «селебрити». В личной жизни это не мешает?

– Отчасти мешает. С другой стороны, как в свое время сказал Караченцов: «Все актеры, которые начинают стонать, как их замучила слава, делают очень неправильную вещь, потому что многие люди с удовольствием поменялись бы с ними местами». Я тоже исхожу из того, что можно, конечно, всплеснуть руками: «Ах, как меня замучили эти бесконечные интервью, деловые встречи и все такое прочее». Но в этом будет просто кокетство, потому что тысячи молодых авторов с удовольствием бы завопили: «Дайте, дайте мне поездки на зарубежные мероприятия, дайте мне режиссеров и журналистов вокруг – я готов пострадать!» Так что я стараюсь к этому относиться как к неизбежной части работы.

– Как отдыхаете? Вот в романе «Спектр» куча страниц посвящена кулинарному искусству. Сами готовите?

– Да, я люблю готовить. Но самый любимый способ отдыха – это выбраться с семьей на все лето куда-нибудь к морю. Обычно не к Черному, где могут себе позволить отдыхать только очень богатые люди, а к Средиземному и пару месяцев спокойно сидеть на берегу и писать, параллельно отдыхая. Потому что Москва – такой город, где хочешь, не хочешь, но все равно будет масса отвлекающих факторов. Так что для меня лето – это возможность и отдохнуть, и хорошенько поработать.

цитата

Писатель-фантаст Сергей Лукьяненко в гостях у крымчан

Похоже, многие симферопольские любители фантастики с нетерпением ждали встречи с Сергеем Лукьяненко — известным автором «Дозоров». Ждали, потому что помнят «Ночной» и «Дневной» дозоры», и книги помнят, и фильмы, снятые Тимуром Бекмамбетовым. Даже совсем молодые об этих произведениях знают.

Сегодняшний Лукьяненко, явившийся в Симферополь в рамках проекта «Формат А3», по первому впечатлению спокойный человек, не желающий говорить о политике, симпатичный, слегка картавящий (а может, показалось?). Чем-то похож на знаменитого писателя и журналиста Юлиана Семенова, только более спокойный вариант. Ему нравится жить в своем мире. До сих пор (ему за сорок) играет в компьютерные игры, собирает мышей, попивает вино, иногда пиво. Пробовал бросить курить — не получилось, без никотина не пишется. Человек уравновешенный и умиротворенный, по крайней мере, внешне. Всевозможных наград у него, поверьте, хватает. Фантазирует себе потихоньку, и достаточно успешно.

Понятно, что Лукьяненко не похож на Алексея Толстого, на Герберта Уэллса, на Рэя Бредбери или братьев Стругацких. Его книги не всегда легко читать, но если начать, втянуться, можно по-настоящему увлечься.

Как человек умный, Лукьяненко легко относится к своей известности. Первая популярность пришла к нему благодаря литературному труду, а потом славы прибавилось после появления киношных «Дозоров». С другой стороны, и Тимур Бекмамбетов, экранизировавший книги писателя-фантаста, вполне может поблагодарить Сергея Лукьяненко за крепкую литературную основу.

Возможно, кто-то не стал бы называть фильмы по произведениям Лукьяненко мировыми шедеврами, но интерес они вызвали немалый. Вызвала уважение и попытка посоревноваться с Голливудом. И неожиданный Константин Хабенский в роли Антона Городецкого, и В. Вержбицкий, ставший после роли Завулона дежурным злодеем российского кинематографа, и без устали эпатирующая народ Жанна Фриске, и все еще актуальный Бумбараш — Валерий Золотухин в роли старого вампира — все было как бы внове, все вызывало ажиотаж. Фильмы смотрели, о них спорили.

Конечно, большинство вопросов на встрече с Лукьяненко были посвящены «Дозорам», в основном о них и спрашивали даже те, кто любит и другие произведения писателя. Автор достаточно терпеливо отвечал, рассказывал, как снималась знаменитая сцена слета вампиров.

Писатель-фантаст, гость из Москвы, отказался от вступительной речи, сообщил, что родился в Казахстане, и сразу же предложил работать в режиме вопросов-ответов, признался, что бекмамбетовскими экранизациями удовлетворен не до конца. Причина ясна — при создании киноверсий от каких-то сюжетных поворотов романа пришлось отказаться, и, хотя это абсолютно естественный процесс, писатель несколько расстроился. Также Лукьяненко пообещал написать еще один роман из серии «Дозоров» и оставить Антона Городецкого в живых. Кто-то в зале, наверное, вздохнул с облегчением.

Что же касается самой темы встречи «Украина, Россия: всем выйти из сумрака!», то Лукьяненко, хоть и в мягкой форме, но практически наотрез отказался говорить на эту тему, так что остроумие организаторов было потрачено впустую. И в целом на политические темы говорил мало и очень сдержанно. Правда, пустил критические стрелы в адрес покойного Бориса Ельцина, напившегося при известных обстоятельствах в Беловежской пуще и раздерибанившего СССР. Сергей Лукьяненко также мудро заметил, что при некоторых обстоятельствах «сумрак» — это не всегда плохо, так что еще надо подумать, стоит ли спешить из него выходить.

Встреча с фантастом прошла ровно и неагрессивно. Сергей Лукьяненко не подавал себя как знаменитость, не навязывал собственное мнение. Немного размышлял, пытался наладить диалог с аудиторией, пришедшей на встречу. По образованию врач-терапевт, врач-психиатр, он, думается, нашел когда-то свою нишу — и с тех пор живет в этой самой фантастике, творит в свое удовольствие. А откровения? В детстве писатель, оказывается, любил книги Николая Носова и Астрид Линдгрен, так ведь мы их тоже любили и любим до сих пор. Также Лукьяненко посмеялся над новым крымским законом об установлении ставок сбора на заготовку вторичных лесных материалов или о запрете поцелуев в Детском парке Симферополя — мы и сами смеемся вволю.

Были и еще откровения: Лукьяненко не любит и опасается фантастов-графоманов, которые его одолевают, поэтому старается не вступать с ними в контакт. И еще: на вопрос о крымских фантастах московский писатель-фантаст ответил честно: «Да, знаю, но не припомню». Из зала раздалось робкое напоминание: «А Светлана Ягупова?» Но и это не пробудило у Лукьяненко воспоминаний. Увы, не удалось крымской фантастике в этот вечер выйти из сумрака…

/СЕРГЕЙ ПАЛЬЧИКОВСКИЙ/

"Первая крымская"

цитата

ГРАНИ ФАНТАСТИКИ СЕРГЕЯ ЛУКЬЯНЕНКО

Как поётся в известной песне, в 18 лет пишет каждый. Пишет стихи, рассказы, дневниковые откровения, просто строчки на полях черновиков. Пишет в интернете. Пишет, казалось бы, для себя, для архивов собственной памяти. Непрошенное вторжение чужака в это пространство поначалу кажется более чем недопустимой дерзостью. Но в конечном итоге большей дерзостью начинает казаться желание оставить написанное в собственных архивах. Появляется неистребимое желание делиться. Причём, так, чтобы тебя непременно поняли и признали. Шагая под руку с юношеским максимализмом, по-другому думать и не получается.

Культовый российский писатель Сергей Лукьяненко свой первый роман написал в 20 лет. И навсегда поменял карьеру врача-терапевта на нелёгкое писательское бремя. Без преувеличения он стал знаменитым. Нашёл не только свою нишу в творчестве, но и досконально изучил все нюансы сложнейших взаимоотношений писателя и издательств, нашёл свой ключ к популярности. Заслужил право критиковать и рассуждать о «плохой» и «хорошей» литературе. Стал человеком, к которому прислушиваются и чьим мнением дорожат.

В Симферополе, в конференц-зале клуба «Фотмат А-3», где проходила встреча с Сергеем Лукьяненко, свободных мест не было. Писатель покорил публику сразу. Умением рассуждать, тонким и ненавязчивым чувством юмора, грамотной и красивой речью.

Своим неизменным жанром писатель раз и навсегда выбрал фантастику. Или, как ещё часто говорят, жанр сам выбрал его. Однажды Сергей Васильевич попытался написать сказку — для собственного же ребёнка. Но в итоге всё равно получилось фентези. «Некое желание большей чёткости, ясности и простоты приводит к фантастике — потому что это литература, где добро побеждает зло, моральные ориентиры расставлены однозначно, а сражение ведётся открыто и честно», — говорит писатель. Может быть, именно поэтому его «Дозоры» в своё время стали бестселлерами, «Лабиринт отражений» и спустя 15 лет без потери актуальности заставляет задуматься о ловушках «всемирной паутины», а «Холодные берега» подталкивают к осознанию непреходящих ценностей. «Книга никогда не умрёт», — с уверенностью заверяет автор. Это его ответ на извечный прогноз «через 20 лет будет одно сплошное…» Теперь уже даже не телевидение, а интернет. «Читать будут всегда. Другое дело, что процент читающих будет всё время уменьшаться. Но уменьшаться до какого-то определённого предела. И ниже уже не опустится».

В наши дни начинающему писателю проще найти площадку для популяризации своего творчества. Широкие просторы интернета всегда к вашим услугам. Но сеть, по мнению Лукьяненко, может ввести юное дарование в заблуждение, дав иллюзию признания, сделав эдаким халифом на час. Сергей Васильевич поделился любопытным наблюдением: можно выложить в интернет полнейшую ерунду, и обязательно найдутся те, кто будет считать это шедевром. В сети. Но не в реальной жизни. К нему в почтовый ящик ежедневно приходят сотни произведений, большинство из которых он даже не читает. «Помочь я могу немногим. Максимум, что могу сделать — это написать хвалебный отзыв на обложке. Но что-то стоящее присылают крайне редко». Согласитесь, право так рассуждать может заслужить не каждый. Сергей Лукьяненко заслужил. Зал внимательно его слушал. Записки с вопросами всё прибывали. Юные авторы не унимались: «Как пробиться в издательство???» Не утрачивая юмора и иронии, Сергей Лукьяненко поделился рецептом: «Предположим, вы написали фантастический роман «Месть звёздного вурдалака». Отправляя его в издательство, по максимуму сократите текст своего письма, отметив в нём лишь самое главное. Вероятность того, что его прочтут, уже увеличивается. Если редактору понравятся первые строчки, он может посмотреть, чем роман закончился. И если уж совсем понравился, заглянет в середину вашего произведения. А вообще, начинающие писатели часто идут работать редакторами в издательство. Так выше вероятность завести нужные знакомства и опубликовать собственные творения».

Сейчас Сергей Лукьяненко работает над новым произведением, название которого держит в секрете. И даже не собирается, как это делал обычно, выкладывать фрагменты нового текста в интернет. Говорит, что хочет проверить, какова будет реакция «не подготовленных» читателей. Также в планах завершить эпопею о «Дозорах». «Книг будет на одну меньше, чем о Гарри Поттере», — приоткрыл завесу тайны автор. И пообещал, что жанру фантастики он будет верен всегда. Слишком уж привлекательны его безграничные перспективы. «Ни у кого нет возможности прожить несколько жизней. Она появляется только тогда, когда мы читаем книгу». Вот здесь и кроется ключ к разгадке популярности произведений Лукьяненко и той уверенности, с которой он произносит каждое своё слово. Он нашёл своих читателей, и они его не предали. Начинающие авторы, коих в зале было, надо полагать, немало, изрядно воодушевились. И, наверное, уже приготовились атаковать издательства. А Сергей Васильевич улетел в Москву дописывать книгу. Чтобы снабдить ещё хотя бы одной жизнью ждущую приключений публику.

Юлия Безносова

ИА e-Крым

цитата

Сергей Лукьяненко, автор "Ночного дозора": Перечитывать свои тексты – что есть свое мясо

Писатель рассказал, как из психиатра стал фантастом, почему читатели — на стороне зла, а менеджеров тянет в магию, что будет с человечеством через 50 лет и случится ли конец света

— Сергей, вы в Крыму редкий гость, а ведь многие фантасты и эзотерики считают его местом силы, уверены, например, что под горой Аю-Даг – космическая база, куда прилетают НЛО.

— Очень может быть. Место это прекрасное, необычное. Может, даже инопланетяне приезжают отдохнуть… Я бывал в раннем детстве в Симеизе, правда, совсем этого не помню. А будучи уже взрослым ездил на всесоюзные конференции писателей-фантастов в Ялте. Был там дважды зимой. Ялта была такой — не совсем для отдыха.

— Постапокалиптический пейзаж?

— Нет, скорее, она была такой, как в фильме «Асса» — пальмы в снегу, зима — очень забавно. Но остались приятные впечатления.

— Вам никогда не приходил в голову какой-нибудь крымский или украинский фантастический сюжет, как, например, Аксенову, который «перекопал» перешеек, отделил полуостров от материка и, тем самым, изменил его судьбу?

— Второй «Дозор» мы писали в соавторстве с украинско-русским писателем Володей Васильевым, который живет в Николаеве. Собственно, после этого Володя написал еще книгу «Лик Черной Пальмиры», где действуют как раз люди из украинского дозора, правда, часть действий происходит в Санкт-Петербурге. А сейчас, насколько я знаю, он хочет написать книгу, где часть действий будет происходить на Украине. Вот ему и карты в руки.

— А вообще фантастику на политические темы пишете? Ведь там можно все и завуалировать, и предельно понятным сделать…

— Свое мнение о политике я высказал в книге «Осенние визиты», которая была написана еще лет 15 назад. С тех пор ничего принципиально не поменялось, кроме антуража. Часть действий там как раз происходит на Украине (согласно сюжету и к Сталину, и к Александру Македонскому, и к Наполеону подселяли Визитеров – двойников, символизировавших власть и воевавших за главенство в мире с добром, знанием, творчеством, развитием и другими сущностями – прим.авт.)

— Вы ведь поначалу работали психиатром. Наверняка были среди пациентов такие, что считали себя вампирами, магами. Сюжеты стали придумывать на этом этапе?

— Нет. Одно с другим не связано. Я вообще слышал, что за меня пишут мои пациенты. Подобные больные у меня были, но такого рода бред, как правило, очень примитивен. Фантастику я любил с дошкольного возраста, стать психиатром же решил в средних или старших классах. Это было скорее инерционное решение, потому что у меня отец — психиатр. Вообще, я мечтал стать режиссером, но даже побоялся пытаться ехать в Москву, пробиваться. Трезво все оценив, решил, что буду врачом. Но желание создавать свои миры победило, и нашло выход в такой форме – не в режиссуре, а в написании книг.

— Кто из героев ваших «Дозоров» — это вы?

— Конечно, Антон Городецкий. Всегда главный герой, особенно, если ты пишешь от первого лица, это твое отражение. Тут, правда, возникает вопрос, похожим ли ты это отражение сделаешь, что дашь ему от себя, а что – от других. Я, когда пишу, просто пытаюсь представить себя в других обстоятельствах: если бы я вырос в таком мире, в такой среде, каким бы я мог стать. Берется собственный характер и перекладывается на некие придуманные обстоятельства. Как говорил Гюстав Флобер: «Госпожа Бовари – это я». Совершенно честная фраза.

— Многим ваши «Дозоры» нравятся тем, что современную жизнь вы поделили на черное и белое – сразу видно, кто хороший, а кто – плохой.

— Напротив. Только в первых книгах для Антона Городецкого все просто: есть темные, а есть светлые. А дальше он начинает понимать, что существует некое сходство между темными и светлыми, что добрые поступают по-злому, а злые – по-доброму. Я, на самом деле, старался написать книгу именно так, чтобы не было жесткой границы между добром и злом. Пытался донести мысль, что темные – не злые. Темные – эгоисты. А светлые — альтруисты. И вот тут уже эгоизм может заставить пойти на добрые дела, лишь бы было удобно и комфортно. А альтруист способен на любые злодеяния и будет для себя их оправдывать великим благом для людей. Так что здесь все немного сложнее.

— Вот вы как психиатр скажите, выбирают ли люди сами, на какой им быть стороне, или они в основе своей либо злые, либо добрые?

— Есть люди более склонные к добру, а есть – ко злу. Даже если посмотреть на группу в детском саду, можно увидеть и тех, и других. Очевидно, это заложено даже не воспитанием, а природой. Но человек способен компенсировать какие-то свои заложенные особенности и либо давать волю своей темной стороне, либо подавлять ее.

— Почему вообще современные люди так любят фантастику?

— Во-первых, это литература эскапизма, бегства в вымышленную реальность. Людям хочется убежать в какие-то придуманные миры, где все будет лучше, понятнее, справедливее. Отсюда вся эта литература о «попаданцах» – тех, кто попадает в иные миры, в прошлое или будущее. И несколько другой вариант эскапизма – литература о сталкерах. Здесь принцип другой: все в мире плохо, неправильно, начальство не любит, девушки не дружат, но в мире произойдет «большой бум», и тут все увидят, какой я крутой — мне бы только автомат Калашникова и тогда я всех «победю».

— Но в дозорах-то все иначе – волшебство приходит в современную Москву.

— Это тоже эскапизм, но в том варианте, который можно назвать «дверь в стене». Был рассказ Уэллса о человеке, который обнаружил такую дверь: если ее открыть, можно попасть в другой чудесный мир, а обнаружить ее можно в разных местах. Дозоры – это, по сути, как раз о двери в стене: вокруг нас есть волшебный мир, мы к нему не допущены, и мы его не знаем, но если тебе вдруг скажут: «Ты наш, ты иной», — будешь допущен к великим тайнам и станешь волшебником. И ты уже не обычный менеджер Вася Петров, который на работе втюхивает пылесос подороже покупателям, которые хотели бы купить подешевле. На самом деле, ты великий маг и волшебник.

— Как думаете, большинство читателей представляют себя на стороне светлых или темных?

— Они, конечно, сопереживают Антону Городецкому, но больше симпатизируют темным. Большинство моих читателей – молодежь, для которой более притягательна идеология темных. Ее суть: «Я – самый хороший, но весь мир против меня. Я уникальный, и все вокруг меня не стоят». Это как раз подростковая идеология. Если обращаться к классике, то это ситуация Тома Сойера, который, напроказив, сидит и думает: «Вот сейчас утону в речке, и все будут жалеть и скажут, какой я был хороший». Это юношеский максимализм, его просто нужно прожить. Плюс к этому те же вампиры – это очень романтические персонажи. Раньше-то все было понятно: вампира нужно поймать и забить ему кол в грудь. Сейчас же это такой страдающий непонятый человек. Да, он немного сосет кровь, но никому ничего дурного не желает – это лишь особенности его организма. К тому же он красивый, вечно молодой, быстро бегает, летает, обладает массой знаний.

— Почему фантастику считают литературой второго сорта?

— Потому что пишется и издается очень много, мягко говоря, ерунды. Есть такой закон американского фантаста Старджона, который гласит, что 99% любого явления – ерунда. Собственно, это применимо к любой литературе. Но фантастика более тиражна, поэтому вся эта ерунда на виду. Если открыть девять из десяти книг, это будет чудовищная, потрясающая, умопомрачительная галиматья. Она может быть о космических пришельцах, о вампирах, о мальчиках-волшебниках в очках – о чем угодно. Другой вопрос, что если мы возьмем десять современных прозаических книг, то девять из них тоже будут полной галиматьей. Но поскольку эти книги издаются крошечными тиражами, их никто не знает.

— Кого вы сами читаете из современных отечественных фантастов?

— Из украинских, в первую очередь, Марину и Сергея Дьяченко. Из русских: Александра Громова, Владимира Васильева, Леонида Каганова, Михаила Тырина, Вячеслава Рыбакова, Святослава Логинова.

— Вы общаетесь с писателями из других цехов? С Пелевиным, Акуниным?

— У нас есть более замкнутая, но активная и живая фантастическая тусовка. А вот контакты с большой литературой минимальны. Большая литература несколько брезгует фантастикой, подчеркивая, что эта литература ненастоящая.

— А чем занимаются фантасты, когда собираются вместе?

— Ну, о пришельцах мы точно не разговариваем (смеется). Занимаемся тем же, чем и все люди: пьем чай, рассказываем анекдоты, спорим о политике. О работе мало кто говорит, разве что делимся впечатлениями о том, какой издатель хуже или лучше.

— На каких книгах вы выросли?

— Клиффорд Саймак, Айзек Азимов, Роберт Шекли, Артур Кларк. Из наших, в первую очередь, братья Стругацкие, Кир Булычев, Виктор Колупаев.

— О чем была ваша первая фантазия, перенесенная на бумагу?

— На первом курсе института я вдруг решил, что нужно начинать писать, поскольку очень мало фантастики можно было взять и почитать, мне ее самому не хватало. Первый мой рассказ назывался «За лесом, где подлый враг». Учитывая, что он был написан в 18 с половиной лет, а издается до сих пор, я считаю, что это был неплохой рассказ (по сюжету, много лет отряд военных стреляет по врагу, который находится за лесом, и которого никто не видел. Его тайну им открывает странник – никакого подлого врага нет, а снаряды, посылаемые за лес, отталкиваются от защитного поля, установленного самими же военными над старыми складами, и летят обратно, принимаемые за ответную стрельбу).

— Вы перечитываете свои давние тексты?

— Нет, я этого избегаю. Сразу возникает какое-то жутко неловкое ощущение. Я в этом чувствую что-то глубоко противоестественное. Это все равно что, проголодавшись, отрезать от себя кусок мяса, поджарить и съесть. Могу прочитать текст, чтобы поправить еще до издания. А когда он превратился в книгу – уже не читаю.

— Вы мистический человек?

— Нет.

— Так ведьм не бывает?

— Бывают, наверное, но в них вряд ли есть что-то волшебное.

— Вы же верующий человек. Вас священнослужители не упрекали, что после тех же дозоров люди начали верить в волшебство, ходить к гадалкам?

— Вроде, наоборот, в «Дозорах» старался показать, что 99% всех гадалок – это шарлатаны. Я понимаю, что некоторые люди готовы даже художественную книгу принять за истину, поэтому перестраховываюсь. А священники тоже бывают разными. Среди них есть слегка фанатичные, которые, наверняка, что-то бы мне высказали. Те, с которыми я общался, не высказывали и даже просили подписать книжку для себя или для ребенка. Нормальные люди все понимают нормально.

— Если продолжать историю «Дозоров», в самой последней книге победит добро или зло?

— Думаю, что окончательно не может победить ни то, ни другое. Если обращаться к христианству, этого не может быть, потому что зло есть в природе человека. По крайней мере, в наших силах – уменьшить его содержание.

— Каков ваш рецепт борьбы со злом в себе?

— Прежде всего, поступать с человеком так, как хотелось бы, чтобы поступали с тобой. Думать, прежде чем делать. Пытаться критически относиться к тем ситуациям, когда тобой манипулируют.

— Вы бы хотели, чтобы ваши произведения включили в школьную программу?

— Нет, не нужно! А то читать меня будут меньше. Хотя кое-что проходят на уроках, но как некое внеклассное чтение. Я когда школу для сына выбирал, завуч не знала, кто я. И вдруг в одном из кабинетов обнаружил на доске «Почему Недотепа вовсе не недотепа, или образ Трикса в романе Лукьяненко «Недотепа». Я очень долго смеялся. Завуч не могла понять, в чем дело, и пришлось признаться, что я и есть автор. Оказалось, что книжку разбирали в старших классах как внеклассное чтение.

— Вы как-то защищаете свои произведения от пиратов? И возможно ли в принципе с ними бороться, или мы возвращаемся в допушкинские времена, когда на литературе никто не зарабатывал?

— Если и вернемся, количество писателей резко сократится не по числу графоманов, а по числу тех, кто как раз собирается серьезно заниматься литературой. Я предпринимаю меры, участвовал в каких-то письмах и петициях к президенту с просьбой урегулировать это законодательно. Проводятся какие-то акции, юристы подают в суд на нелегальные библиотеки. Но эта борьба, по сути, бессмысленна. Победить пиратство можно только государственными мерами – и очень жесткими. Но для государства это далеко не первоочередная проблема.

— Но хорошие издания стоят очень дорого. Если книги нельзя будет найти в сети, чтение многим станет не по карману.

— В 90-е годы книги доже были дорогими по сравнению с уровнем дохода большей части населения. Но они издавались и продавались. Сейчас же, к сожалению, все это часто уходит в интернет, причем, именно в пиратские библиотеки. Это очень печально. Если известные писатели, вроде меня, еще могут как-то справляться, то начинающим очень тяжело.

— Когда вы в последний раз покупали книгу?

— Несколько лет назад. Это был роман Терри Пратчетта «Когда мы были дельфинами».

— Ого! А что вы с тех пор читали?

— Электронные книги.

— Как считаете, бумажный вариант перестанет существовать?

— Останутся те области, где бумажная книга просто удобнее: справочная литература, детские книги, художественные альбомы. Опять же никуда не денутся рынки дешевых книг для чтения в электричках и нормально изданных бумажных книг для ценителей и любителей. И останется какая-то часть изданий для тех, кто не читает электронные книги и вообще читают две-три книги в год. Вот выходит какой-нибудь «Код да Винчи» — не покупать же им по такому случаю букридер! Проще купить книжку.

— Что будет с миром через 50 лет?

— Могу не предположить даже, а сказать довольно точно. Будет 2062 год.

— А если серьезно?

— Будет построен первый город на Луне. На Марсе пройдет экспедиция, во время которой будет найден первый космический корабль. Люди поселятся на дне мирового океана. Будет вылечено большинство известных болезней. Люди научатся изменять свои тела, отращивать жабры. Поскольку через 50 лет моих слов никто не проверит, могу говорить с полной убежденностью.

— Что будет с народами и государствами?

— Вот тут можно уже посерьезнее сказать. Первая тенденция — это глобализация. Есть ощущения, что она обречена на провал. Человечество разнородно и раздроблено. И попытаться четко и жестко объединить его в одну систему нельзя. Если раньше был только Советский Союз, то сейчас есть еще и исламский мир, который совершенно не в восторге от такой перспективы и готов на очень жесткие акции. Существует масса маленьких упрямых стран, которые не хотят расставаться со своей самобытностью, которые отвергают английский язык и американскую культуру. Поэтому глобализация провалится, а нас ждет некий довольно сильный откат к национальным государствам и, наверное, к сколачиванию союзов на основе духовной и культурной общности.

— Конец света будет?

— Зависит от того, существует ли темная материя. Если существует, то Вселенная когда-нибудь прекратит расширяться, захлопнется и постепенно растворится. Но это будет нескоро.

Татьяна Береговая

СЕГОДНЯ.ua