| |
| Статья написана 22 декабря 2008 г. 17:36 |
Доктор, доработав сценарий "Мальчика и тьмы", вернулся к "Недотепе". Обещал, что к весне 2009 мы может книгу и увидим. (информация из жж Доктора Пилюлькина — постов и комментариев) Надеюсь, что это очередной сдвиг пойдет только на пользу тексту и нам :) Может быть "Недотепа" по степени доработанности можно будет сравнить с творения незабвенно Blizzard с их девизом "Игры будет сделана тогда, когда будет сделана" (девиз — в моем вольном пересказе) Пока же радуемся очередному "фрагменту с барского стола": цитата Всю ночь Триксу снилась какая-то ерунда. То злобный витамант Гавар, бредущий по дну океана, отгоняющий ржавым мечом акул и грозящий Триксу кулаком. То добрый волшебник Щавель, которого заперли на вершине высокой башне – и он сидит там один-одинешенек. То верный оруженосец Иен, которому отрубают голову, а потом варят эту голову в кипящем масле, отчего голова орет и ругается нехорошими словами. А самое ужасное и волнующее приснилось под утро. Приснилась Триксу княгиня Тиана. Видимо она, подобно леди Кадиве, была без одежды и потому прикрывалась огромной книжкой с заглавием «Тиана». Но из-под книжки торчали голые руки и ноги, чего Триксу вполне хватило, чтобы покраснеть даже во сне. — Сколько я могу оставаться книжкой, дубина! – кричала Тиана. – А ну освободи меня, немедленно! При этом она начала махать руками, книжка упала и Трикс с перепугу зажмурился так крепко, что этого проснулся – но глаза сразу открыть не смог, пришлось разлеплять веки пальцами.
В окно уже лился серый зимний рассвет, в комнате было очень холодно. На соседней кровати, свернувшись в клубочек спал Халанбери, укрывшись не только одеялом, но еще и курткой Трикса, и снятым со стены гобеленом. Из закрывшейся чашечки цветка календулы торчала голая пятка Аннет, что сразу напомнило Триксу сон и заставило покраснеть вторично. Нащупав под подушкой книжку, Трикс осторожно открыл ее и посмотрел на последнюю страницу. Сердце у него упало, когда он прочитал крупные буквы: «СКОЛЬКО Я МОГУ ОСТАВАТЬСЯ КНИЖКОЙ, ДУБИНА! А НУ ОСВОБОДИ МЕНЯ, НЕМЕДЛЕННО!» — Халанбери, вставай! – крикнул Трикс. – Аннет, просыпайся! Через пару минут ему удалось растолкать Халанбери и вытрясти из цветка Аннет. — Тиана ругается! – пожаловался Трикс. – Говорит, что я дубина, и требует выпустить… — Давно пора, — зевнула Аннет. – Ну какой девушке не надоест болтаться на груди у парня в бархатном мешочке… — Так ты понимала! – воскликнул уязвленный Трикс. – Ты специально, да? Чтобы Тиана на меня рассердилась? Аннет смутилась. — Нет, нет, что ты… Я как-то вообще о ней забыла… Трикс бросил на фею уничижающий взгляд и посмотрел на Халанбери – тот, наконец-то, принял сидячее положение, хотя в одеяло продолжал кутаться. — Ну что, выпускаем? – спросил он. — Ага, — кивнул Халанбери. – Наверное. Но я бы подождал… — Зачем? – ужаснулся Трикс. – Она еще сильнее рассердится! — Я историю такую читал, про джинна. Его посадили в кувшин и бросили в море. Джинн вначале сказал, что выполнит желание того, кто его освободит. Через год сказал, что выполнит три желания. Потом разозлился и сказал, что убьет того, кто его освободит. Потом сказал, что прибьет освободителя, и всех его родных, и еще весь город разрушит… А через сто лет совсем соскучился и поклялся вечно служить освободителю! — Не могу же я сто лет ждать… — растерялся Трикс. – Я так, скорее, дождусь того, что Тиана меня прибьет на месте… А чем история кончилась-то? — Ну как чем? – Халанбери почесал лодыжку, поежился от холода и стал натягивать ботинки. – Мальчик один пошел купаться, нашел кувшин и выпустил джинна. — И тот стал ему вечно служить? — Нет, он и мальчика убил, и родных его, и город разрушил. Потому что джинны коварны и не держат обещаний. Это такая… поучительная история. Чтобы дети не открывали всяких бутылок и кувшинов без спроса. — Надо выпускать Тиану, — решил Трикс. – Ничего не поделаешь… Он положил книгу на пол, нахмурился, сочиняя заклинание. И вдруг снова покраснел. — Тебя что-то все время в жар бросает, — заметила Аннет. – Ты не простыл, милый? — Тиана! – простонал Трикс. – Она же… она же это… ну… когда я ее в книгу превратил… — Ну, ну? – заинтересовалась Аннет. — Ну… с нее туфельки слетели… и там остались… и еще ленточки из волос… и… ну… платье… — Так она голая? – без всяких экивоков спросила Аннет и захохотала. – Да, мой господин, было бы неразумно ее сейчас превращать обратно. Может выйти конфуз. — А что делать? – неловко спросил Трикс. — Наколдуй ей одежду, — устраиваясь на крае тумбочки и болтая ножками сказала фея. – Платье, панталоны, то да сё… — Волшебник должен хорошо представлять себе то, что наколдовывает, — смущенно сказал Трикс. – Ну… ладно. Попробую. Итак… — он откашлялся. – Как драгоценному бриллианту необходима достойная оправа, так и прекрасной юной княжне требовалась одежда. И она немедленно возникла, подчиняясь приказу мага. Появилось платье… э… такое сшитое из розового бархата… вроде дырявого мешка… снизу в нем большая дырка, для… для ног… вверху поменьше, для головы… и еще такие рукава, вроде труб из бархата, в них просовываются руки… и на концах кружева… и вокруг той дырки, что для головы, тоже кружева… и все богато украшено вышивкой… — Мамочка… — пискнул Халанбери, забираясь на кровать с ногами. — Ну ничего себе… — Аннет взлетела и зависла над возникшим на полу платьем. – М-да. Ты вообще платья видел когда-нибудь? — Конечно! – вспылил Трикс. – А то! — Я, в общем-то, согласна, — продолжала фея, поразмыслив. – Платье – это такой мешок, с дырками для ног, рук и головы… — Она прыснула, но тут же снова посерьезнела. – И кружавчики, ага, как же без кружавчиков… Но это! Это бархатный мешок для картошки! Причем дырявый мешок! И с кружевами! — Ну я же не портной, — признался Трикс. – А надо знать, как устроено то, что наколдовываешь. Мне казалось… Может, сделать его поменьше? И рукава поуже? Фея с сомнением осмотрела валяющуюся на полу груду розового бархата. — Нет, Трикс. Не думаю, что это поможет. А когда я думаю о том, как ты представляешь себе прочие предметы дамского гардероба… Нет, проще купить платье! — Как ты себе такое представляешь? – Трикс вытаращил глаза. – Я пойду к портному и попрошу сшить девчачье платье? — И панталоны, — фыркнула фея. – Да, неожиданный заказ… Ты знаешь, а купи-ка ты мальчишескую одежду! — Я обещал Тиану в мальчишку не превращать! – испугался Трикс. — Да ты и не будешь! Просто оденется в мальчишеское. Она ведь уже такое проделывала, верно, когда из дворца убегала? Поверь, в Столице ей тоже будет безопаснее выглядеть юношей. — Это выход, — приободрился Трикс. – Я пойду, поищу портного! Портной нашелся неожиданно быстро, прямо напротив трактира. Большая вывеска над дверью гласила: «ОЗЕФ ШМУЛЬ, портных дел мастер». Ниже была еще одна табличка: «Член гильдии портных с правом кройки и шитья». Еще ниже висела совсем маленькая табличка с непонятным уточнением: «Готовая одежда для господ и госпож». Трикс осторожно вошел в дверь – над головой звякнул колокольчик – и осмотрелся. Помещение не очень-то напоминало мастерскую портного. Вдоль стен стояли многочисленные вешалки, на которых висело неимоверное количество штанов, рубашек, пиджаков, кафтанов, камзолов, курток, плащей, шарфов, платьев, чулок, носков, платков. Кое-где попадались зонтики и шляпки. Трикс, разинув рот, смотрел на эти горы одежды. Ощущение было такое, будто он пришел в раздевалку бани, куда только что отправились мыться человек сто – невзирая на пол и возраст. — Что угодно молодому господину? Портной появился так неожиданно, что Трикс не сразу различил его среди одежды. — Озеф Шмуль к вашим услугам, — любезно продолжил портной. Был он невысоким, толстеньким, лысым и носатым. В лацкане камзола, как знак гильдии, блестела золотая иголка. Трикс почему-то вспомнил, что вначале в качестве эмблемы гильдии использовались ножницы, но потом портные решили, что золотые иголки обойдутся куда дешевле золотых ножниц. — Это что? – спросил Трикс, тыча в горы одежды. — Это? – Шмуль с любопытством проследил, куда указывает его палец. – Это, молодой господин, лапсердак. Вполне приличный лапсердак, но вам никоим образом не пойдет, молодой человек. — Да я вообще… — Трикс развел руками. – Столько одежды – чья она? — Купите – будет ваша, — Шмуль добродушно улыбнулся. — Для кого же ее шили? — А… — протянул Шмуль. – Все понятно! Молодой господин, вероятно, прибыл из провинции? — Ну… да, — покраснев сказал Трикс. Нет, сегодня положительно был неудачный день – он краснел все время! – Наверное, да. — Видите ли, молодой господин, — Шмуль подошел к Триксу и дружески взял его за локоть. – В провинции, где вам выпало счастье родиться, жизнь течет неспешно и спокойно. Что делает человек, когда ему хочется надеть новые штаны? Он покупает штуку сукна, идет к портному. Портной его обмеряет, потом кроит и режет сукно, положенную часть приворовывает, шьет штаны – или, как мы у нас принято говорить, брюки – и через несколько недель отдает их счастливому клиенту. Все довольны. Но у нас, в Столице, время течет иначе. Никто не хочет ждать, вы просто не поверите, молодой господин! Все хотят прийти – и через минуту уйти с новыми штанами… простите, это я по старинке… с новыми брюками. Поэтому была придумана готовая одежда. — Как это? – удивился Трикс. — В задних комнатах, — любезно пояснил Шмуль, — день и ночь опытные подмастерья, а также нанятые за гроши самаршанские ремесленники, кроят, режут и шьют. Штаны, простите – брюки, сюртуки, панталоны… Потом все это вывешивается здесь. Люди приходят – и покупают. — Но ведь все люди разные! – удивился Трикс. – Кто выше, кто ниже… У кого ноги кривые, у кого шея короткая… — Ну и что? – пожал плечами Шмуль. – Если разобраться, то не так уж сильно люди друг от друга отличаются. У всех по две руки и по две ноги. Делаем несколько размеров штанов… тьфу… — Шмуль махнул рукой. – Ладно, не побоюсь показаться старомодным. Штанов, именно штанов! Несколько размеров рубашек. Если штаны большеваты – их можно утянуть поясом, если штанины длинные – то подрезать ножницами, чик-чик! – он победоносно улыбнулся и пощелкал пальцами. — То есть люди выбирают из готового… — задумался Трикс. – Но это удел бедноты… донашивать старую одежду, пошитую для знати… — Это в провинции так, — пренебрежительно сказал портной. – У нас мало кто шьет одежду на заказ. — Ну… может, оно и хорошо… — решил Трикс. – Дело в том, что мне… То есть не мне. Одному моему другу… Да, одному моему другу. Он моего роста и возраста. И толщины, пожалуй… Вот. Ему срочно понадобились штаны, рубашка, камзол… носки… ботинки… — Трикс замолчал, встретив снисходительный, но в то же время любопытный взгляд портного. — Да, молодой господин… — сказал Шмуль, выдержав паузу. – У меня есть родственник-аптекарь… кстати, если потребуется, рекомендую, господин Фарм с Сиреневого бульвара… Так вот к нему частенько приходят молодые люди и просят смешать хорошую микстуру для друга, который совершенно случайно заболел неприятной, хотя и не смертельной болезнью… И к моему родственнику судебному стряпчему, господину Шмоку, то и дело заглядывают проконсультироваться по поводу проблем, случившихся с друзьями… Трикс понял, что опять краснеет – что было уже, несомненно, перебором. — Но вот чтобы юноша приходил купить штаны и рубашку, как бы для своего друга… — Шмуль развел руками. – Молодой господин! Я призываю вас не стесняться понапрасну. Поверьте, в Столице вовсе не зазорно иметь две пары штанов… простите, конечно же – брюк! Трикс вздохнул и решил не спорить. — Да, — сказал он. – Мне нужны штаны, рубашка, камзол, носки… — В общем, весь гардероб, — кивнул Шмуль и окинул его внимательным взглядом. – Так… обхват плеч… обхват груди… — В груди пусть будет чуть посвободнее, — спохватился Трикс. – Я… я сейчас буду много трудиться, у меня мускулы нарастут – во какие! — Предусмотрительно, — одобрил Шмуль. – Мускулы у вас нарастут только в районе груди? — Угу, — сказал Трикс и порадовался, что краснеть дальше ему просто некуда. — Я предложу вам вот что… — решил Шмуль и отправился к вешалкам. Через некоторое время на столе перед Триксом лежали: Штаны светло-бежевого цвета, с ремешком «из настоящей шкуры буйвола»… Рубашка, темно-бордовая, из ткани в мелкий рубчик, с двумя карманами на груди… Камзол, тоже бежевый, как и штаны, но со вставками из бордового бархата, «с накладными карманами по последней моде»… Носки. Просто носки… Кожаные ботинки с ремешком и пряжками… — Не слишком светлые штаны? – озабоченно спросил Трикс. — Немножко марко, — признал Шмуль. – Зато очень модный цвет! — Хорошо, — кивнул Трикс. — Вот эту чудную круглую шапочку я вам подарю бесплатно, — тем временем продолжал Шмуль. – Очень хорошо подойдет ко всему остальному… Так, а панталоны нужны? — Что? – завопил Трикс и все-таки ухитрился покраснеть еще сильнее. – Какие еще панталоны? Что я вам, девчонка? — Зря ругаетесь, молодой господин, — обиделся Шмуль. – В провинции, конечно, отважные мужчины натягивают штаны на голое тело. А вот у нас, в Столице, даже суровый кузнец надевает панталоны под свои кожаные штаны! Во! Он чуть оттянул пояс, демонстрируя, что и у него под штанами есть панталоны. — Очень удобно, знаете ли. Комфортно. Гигиенично. Конечно, каждую неделю хорошо бы их стирать… Шьем из лучшего батиста швами наружу. — И мужчины их носят? – Трикс никак не мог поверить. — Сам король Маркель! – торжественно сказал портной. – С его величества, собственно говоря, мода и пошла. Ну, вы же понимаете, одна фрейлина рассказала своему мужу, другая – своему… через неделю весь город шил панталоны! О, сколько я на них тогда заработал! – Шмуль мечтательно посмотрел в потолок. – Есть короткие, чуть ниже колен. Есть длинные, до лодыжек. Есть белые... но это баловство, конечно. Есть цветные, есть даже с рисуночком. Но я бы посоветовал вот эти, из черного сатина… — Дайте два, — сказал Трикс. Через пять минут, расплатившись (цена показалась Триксу высоковатой, но поскольку он платил наколдованной медью, то причин спорить не было) Трикс, весь обвешанный свертками и пакетами, вышел из мастерской портного. Голова гудела, переваривая новости столичной жизни. Ну это ж надо – мужчины носят панталоны! Так дойдет до того, что женщины станут носить штаны! И не прячась от преследования, как Тиана, а просто так! Удивительно! На улице тем временем стало многолюдно. То и дело громыхали по булыжной мостовой кареты, скакали куда-то всадники, прохаживались пешие. Такое ощущение, что половине жителей Столицы нечего было делать и они просто болтались по городу, разглядывая витрины магазинов и здороваясь друг с другом… Поднявшись в свою комнату (и по пути пообещав Лое быстрее спуститься на завтрак), Трикс распаковал и выложил на пол всю одежду. — Это уже похоже на истину, — меланхолично сказала Аннет. – А панталоны? — В Столице даже мужчины их носят, — гордо ответил Трикс. – Ты, прям, совсем провинциалка. — Да, я провинциальная фея! – возмутилась Аннет. – И я этим горжусь! Не пытаюсь гнаться за модой… — Ну расколдуйте же сестренку! – завопил Халанбери. – Хватит ругаться! — Ладно, только ты выйди пока, — велел Трикс. — С чего это? — Будешь дежурить перед дверью, чтобы никто не вошел! – строго велел Трикс. Халанбери сразу преисполнился важности своей миссии и вышел за дверь. — Так… я сяду к книжке спиной, — решил Трикс. – И расколдую Тиану. — Одобряю, — решила Аннет. – Работай! Трикс сел на кровать спиной к книжке, набрал полную грудь воздуха и сказал: — Повинуясь воле волшебника, превращенная в книгу княжна вновь обрела свой обычный облик. Прекрасная девушка внезапно обнаружила, что она стоит посреди комнаты, живая и здоровая… и ничуть не сердящаяся на молодого мага! — Как завернул! – восхитилась фея. — Ой… — сконфуженно сказал кто-то. — Он не смотрит, не смотрит, — успокаивающе сказала Аннет. – Одевайся. Мы решили, тебя для маскировки стоит одеться в мужское. Трикс сидел, весь одеревеневший и непроизвольно вслушивался, как за его спиной шуршит ткань. — Ремешок сюда, — командовала фея. – Дай-ка, я подтяну… — Спасибо… — А тут большевато чуток… ну ладно, на вырост… Повернись. Давай, тут заправим… Трикс, ни живой, ни мертвый ждал, что произойдет дальше. Фразу про то, что Тиана на него не сердится, он вставил в последний момент – и теперь сам не знал, правильно ли поступил. — Очень даже неплохо, — резюмировала фея. – Симпатичный молодой человек из хорошей семьи. Конечно, одежонку стоило бы получше подогнать… но они тут все ходят не пойми в чем… — Ботинки велики… — Ничего, велики – не малы. Вон, оторви от этого бархатного мешка кружева и набей в мыски. — Что это за ужас такой? – удивленно спросила Тиана. – Выглядит так, будто это носила троллиха. Сумасшедшая троллиха! — Это местный вариант мешка для картошки, — ехидно сказала Аннет. – Уж такие они здесь фифы, в Столице, даже мешок нормально сшить не могут… — Трикс! – позвала Тиана. Трикс повернулся, опасливо втягивая голову в плечи. Перед ним стояла Тиана, одетая в мальчишескую одежду. Смотрела она вроде как не особенно строго… — Мог, между прочим, и не наколдовывать, чтобы я на тебя не злилась! – сказала Тиана. Трикс подумал секунду и решил промолчать, виновато опустив глаза. — Я вообще ничуть не сердилась! – сказала Тиана. – А вот сейчас могу и… — Извини, я больше никогда так не буду! – произнес Трикс ту волшебную фразу, которая уже много веков спасает маленьких мужчин от маминого гнева, а больших – от гнева жены. Конечно, от частого использования эта фраза уже изрядно износилась, но почему-то до сих пор работает.
|
| | |
| Статья написана 19 декабря 2008 г. 16:44 |
цитата Судя по тому, как много придумано песен, воспевающих дорогу, нет ничего скучнее и утомительнее путешествия. Тяжела и уныла судьба путешественника зимой. Дуют холодные ветра, свинцовое небо посыпает промерзлую землю снегом. Стоит только удалиться от жилья, как начинается метель или буран. Усталые лошади сбивают копыта и безрадостно жуют холодное сено, озябший путешественник тщетно пытается согреться крепкой настойкой или у жалкого костерка. Хлеб замерзает и становится твердым как кирпич, колбасой можно оглушить голодного медведя – только даже медведей нет на дороге, они давно спят в берлогах. Чуть устанешь, чуть заплутаешь – и все, конец, лежать тебе среди сугробов оледенелой мумией!
Не радует в дороге и весна. Освободившаяся от ледяной корки земля превращается в мокрую кашу, выползают на свет бесчисленные множества мелких кусачих насекомых, одуревшие от любовных игр волки воют ночами вокруг привала, всплыла из вод и вытаяла из земли вся дрянь, что накопилась там за зиму – только выпей некипяченой воды, будешь путешествовать от кустика к кустику!. Ярко светит в небе солнце, голубеет небо, но все это сплошной обман, стоит скинуть с вспотевших плеч теплый плащ – и здравствуй верная весенняя спутница, простуда! Ничуть не приспособлено для странствий и лето. Изнуряющий зной наваливается на плечи, но стоит раздеться – как налетят сменившие мелкую мошку слепни и мухи, от каждого шага дорога пылит, вынуждая путешественника чихать и сморкаться, трава пожухла, в горах растаяли ледники и реки вышли из берегов. Именно летом разбойникам чаще приходит в голову мысль подстеречь путника и всадить ему в спину стрелу, именно летом суслики разносят чуму, комары – малярию, а птички – грипп. Но хуже всего – осень! Рыдает небо, поливая дождями мир, превратившийся в сплошное болото. При взгляде на свинцовую мерзость над головой, на голые облетевшие деревья вокруг и вонючую грязь под ногами – хочется немедленно удавиться. Развести костер – подвиг, просушить у него одежду – чудо. Даже у молодых вечерами ноют усталые члены, ломит суставы и крючит спину. В самом надежном вещмешке еда превратилась в мокрую кашу из хлеба, мяса и давленых овощей, сапоги хлюпают при каждом шаге, поскользнуться и потянуть или сломать ногу – проще простого. Есть только одно время года, когда путешествие не столь отвратительно. Именно его и выбирают для дальних дорог опытные и умные странники. Это – бабье лето. Краткая неделя (две, если повезет), между летом и осенью. Еще светит солнце – но уже не обжигает, ветер приносит прохладу и отгоняет комаров – но не пробирает до костей, деревья оделись в королевский багрянец и золото – но листья еще не облетели. Созрели, но не успели испортиться плоды, сытые звери путешественниками не интересуются, разбойники готовят к зимовке свои лесные логова, встречные пейзане слегка пьяны и гостеприимны. Так что нет ничего удивительного, что именно бабьим летом великий волшебник Радион Щавель вместе со своим учеником Триксом Солье, оруженосцем ученика Иеном и формально не входящим в отряд маленьким Халанбери по прозвищу «Ага» отправился из княжества Дилон в столицу королевства. В отличие от всех прочих городов, столицу никто не называл иначе, чем Столицей. Нет, если хорошенько порыться в летописях, то можно было обнаружить, что много веков назад на месте столицы было село Гнилопустое. Потом, после набега самаршанских завоевателей, там лет пятьдесят стояла порубежная крепость Баш-Небаш. Когда прапрапрапрадед короля Маркеля, Маркель Разумный, отправился в большой освободительный поход, который успешно завершил, увеличив размеры государства в три (некоторые даже считают, что в четыре) раза, на месте крепости вновь возникло село, которое называли попросту Вонючее Пепелище. Прапрадед нынешнего Маркеля, король Маркель Неожиданный, на заре своего правления решил начать новую эру в истории государства. Он повелел сжечь старую столицу, как источник скверны, заразы и разврата (даже самые недоброжелательные летописцы признают, что к этому были некоторые основания), а сам, собрав весь двор и встав с закрытыми глазами на расстоянии тридцати шагов от карты королевства, принялся стрелять в карту из лука. Первым выстрелом король поразил в глаз своего военного министра, вторым – казначея, а третьим пробил карту как раз в том месте, где располагалось Вонючее Пепелище. (Кстати, многие летописцы на основании результата первых двух выстрелов отвергают всякие все разговоры о «случайном выборе» или «персте Божьем», склоняясь к версии о твердых руках, зорких глазах и случайно приоткрывшихся веках короля Маркеля. В пользу этой версии говорит и то, что главный турнир лучников королевства с тех пор проходит под патронажем королевской фамилии и называется Перст Маркеля.) Под мудрым руководством Маркеля Неожиданного, Вонючее Пепелище было снесено, а на его месте построена новая столица королевства – не сразу, конечно, но перед смертью король все-таки успел полюбоваться и огромным дворцом, и разбитым вокруг него садом, и чистенькими аккуратными кварталами для торгового и мастерового люда (даже сточные канавы для нечистот были упрятаны под землю). Единственное, чего не успел Маркель Неожиданный – так это назвать столицу, а сын его, Маркель Нерешительный, в полном соответствии со своим именем, так и процарствовал почти полвека, не решившись вписать хоть какое-то слово в заготовленный еще для отца пергамент «О наименовании столицы королевства…» Сын Маркеля Нерешительного (как нетрудно догадаться, он был единственным ребенком в семье), король Маркель Бережливый, велел подсчитать, во сколько обойдется наименование столицы – которую уже давно все называли просто Столицей, после чего велел отскоблить пергамент и отдать его обратно в канцелярию. Вот так и получилось, что Щавель с тремя несовершеннолетними спутниками держал путь в безымянный город. Впрочем, он не был бы волшебником, если бы не посмотрел на эту ситуацию со своей колокольни… точнее, со своей башни. — Имя – это очень важно, — рассуждал Щавель, восседая на коне благородных кровей, которого не устыдился бы и знатный аристократ. Трикс, Иен и Халанбери тряслись рядом на повозке, в которую была запряжена старая серая кобыла. – Имя несет в себе наименование, символ, открывает дорогу к искомому объекту… Ты понял? Трикс неуверенно покачал головой. — Допустим, я решил превратить тебя в жабу, — сказал Щавель. Трикс, которому пример не очень понравился, поморщился. Зато Халанбери сразу стал внимательно слушать. – Если я не знаю твоего имени, мне придется долго и нудно описывать тебя: высокий худощавый мальчик, черноволосый, с полуоткрытым ртом, наивными глазами… Ну и так далее. А если я знаю имя, то могу просто сказать: «Мальчик по имени Трикс, стоящий рядом со мной, внезапно позеленел и превратился в жабу!» Трикс испуганно посмотрел на свои руки, ощупал лицо и сказал: — Не сработало. — Конечно, не сработало! – воскликнул Щавель. – Такое простое заклинание уже давно стерлось. Разок кто-то кого-то во что-то превратил. Второй раз. На третий раз объект приложения волшебства только позеленел. На четвертый раз квакнул. А на пятый вообще ничего не случилось. И это прекрасно, что заклинания стираются от использования, иначе каждый человек мог бы творить волшебство! — А это плохо? – поинтересовался Иен. — Конечно! – возмутился Щавель. – Магию можно доверять только умным и выдержанным людям. А не то… Поссорилась жена с мужем, бац – и превратила его в вонючего козла. Или муж ее превратил в глупую курицу. Сосед наорал на соседа – тот стал куском навоза. Весь род человеческий извел бы сам себя! Так вот, имя – это большое подспорье для мага, оно позволяет лучше нацеливать заклинание. И вот представь себе, что началась война. И враг решил уничтожить нашу столицу, применить магию массового поражения. Собрал лучших волшебников, те придумали могучее заклинание… А как его нацелить? Если нельзя сказать «Огненный дождь выпал из сумрачных небес на город такой-то?» — Можно сказать «Огненный дождь выпал с сумрачных небес на столицу», — предположил Трикс. — На какую? На твою собственную? Магия – она как вода. Всегда ищет ближние пути. Если сказано «на столицу», так ударит по твоей собственной. — Можно сказать «Огненный дождь выпал с сумрачных небес на столицу проклятого королевства, где правил злобный тиран Маркель Веселый, сжигая пышные дворцы и жалкие лачуги, руша каменные стены…» — Эй! Эй, замолчи! – Щавель тревожно посмотрел на Трикса. – Ты поосторожнее, Трикс… ты же все-таки волшебник. Нам еще не хватало пожечь собственную столицу! — Так значит – работает? – спросил Трикс. – Можно и без имени? — Ну… можно… — неохотно признал Щавель. – Но труднее и дольше. Чем более громоздкое получается заклинание, тем хуже оно воспринимается и труднее работает. Настоящее заклинание должно быть кратким! Четким! Ярким! Неожиданным! Оно должно ошеломлять и восхищать! — Так я не сжег столицу? – на всякий случай уточнил Трикс. — Нет, конечно. На что, по твоему, нужны мы, волшебники? Над всеми крупными городами королевства висят заклятия ПВО – Противоволшебной обороны. Например, такое: «Едва насланный колдуном огненный дождь пролился с небес, как над городом сгустился густой магический туман – он легко гасил огненные струи и те не долетали до земли.» Понимаешь? — Ничего себе, — пробормотал Трикс. – Так это сколько всего нужно предусмотреть! Огонь, воду, камни, чудовищ… — Да, — подтвердил Щавель. – Волшебники ПВО день и ночь придумывают новые опасности и методы борьбы с ними. Это вечное соревнование меча и щита, нападения и обороны. — Все равно, невозможно предусмотреть все опасности, — сказал Трикс встревожено. – Почему же враги до сих пор нас не уничтожили? — Потому что и у нас есть волшебники массового поражения, — ответил Щавель. – Служба их трудна и ответственна. В тайных укрытиях, про которые не знает враг, они день и ночь придумывают атакующие заклинания. И если враг пустит в ход свою магию массового поражения – они нанесут сокрушительный ответный удар. Это так называемая доктрина взаимного магического сдерживания. — А помаленьку воевать магией можно, ага? – спросил заинтересовавшийся разговором Халанбери. — Помаленьку можно, — снисходительно ответил Щавель. — Огненный шар во врага запустить, или дождик из камней на вражеское войско? — Да. — А как решить, что еще можно делать, а что уже нельзя? — Это все решается в рабочем порядке, — уклончиво ответил Щавель. – Скажем, против какого-нибудь мелкого государства, где своих магов раз-два и обчелся, можно почти все. А вот против Самаршана или Хрустальных Островов – тут надо поаккуратнее. — Ага. То есть, если могут сдачи дать, то надо быть вежливым? – продолжал допытываться Халанбери. — Ну… в общем-то да, — Радион почему-то смутился. — Все как в жизни, — вздохнул Халанбери. – Скажите, господин волшебник, а Столица – она красивая? — О, да! – Радион закивал. – Белоснежные башни вздымаются к облакам, дворцы из красного мрамора и зеленого малахита привольно раскинулись среди холмов. Маленькие озера с чистейшей водой окружают город, и по связующим их каналам снуют быстрые лодки. А на горных кручах высится королевская крепость Вечный Оплот – самое красивое, безопасное и роскошное сооружение в мире! — Ух ты… — прошептал Халанбери и от волнения засунул в рот палец. — А нельзя сразу перенестись туда? – спросил Трикс. – Ну, телепортироваться… вот как вы из башни в свой дилонский дом… — Есть два серьезных препятствия, — любезно сообщил Щавель. – Первое – система ПВО очень затрудняет телепортацию в город. Понятно, почему? — Чтобы враги не высадили магическим образом десант! – догадался Трикс. — Верно. Второе – маг может телепортироваться только в то место, которое хорошо знает. А я в никогда не бывал. Халанбери вытащил палец изо рта и задумался. Потом спросил: — Господин волшебник… Скажите, а можно научиться магии маленькому мальчику? Ну, вроде меня… — Все можно, — великодушно сказал Халанбери. – Великий маг Эльнор Быстрый начал колдовать в пять с половиной лет. В шесть он превратил свою злую мачеху в добрую няню, в десять стал помощником Маркеля Разумного, а в семнадцать возглавил капитул магов. Правда, в двадцать два ему надоела магия и он ушел в монастырь. — Ага. А если мальчик еще не очень хорошо читает и пишет? – продолжал Халанбери. – Ну… некоторые слова хорошо читает, некоторые хорошо пишет. Но не все. — И такое возможно, — явно развеселившись, ответил Щавель. – Древний маг Хельмер вообще был слеп, но придумал ряд полезных заклинаний для путешественников, для супружеской верности и для осады города. В старые времена вообще было плохо с грамотностью. Некоторые умели читать и писать, некоторые колдовать. А то и другое вместе – очень редко. — Ага… — задумчиво сказал Халанбери. – Ага… Щавель наклонился к Триксу и доверительно сказала: — Такова притягательная сила магии, что даже самые бесталанные и неспособные, никогда не помышлявшие заняться в волшебством, в обществе великих волшебников проникаются любовью к чародейству и пытаются сложить свои немудреные заклинания. Конечно, я не вижу в малыше никакой склонности к волшебству… но пусть старается. Это очень трогательно. — Вы настоящий учитель, — сказал Трикс, тронутый добротой Щавеля. – Вам надо преподавать в академии чародейства. — Нет, нет, нет! – возмутился Щавель. – Я против этих новомодных штучек. Массовое обучение – как можно? Это не пошив штанов и не изготовление арбалетов. Волшебник должен постигать магию самостоятельно, под руководством наставника, но никак не в классе, заполненном толпой олухов. Вот ты слыхал хоть про одного знаменитого волшебника, который учился бы в академии? — Нет. — И я нет! А их полно! Ходят потом по королевству, размахивают грамотами об окончании академии, требуют себе должности при дворах глупых баронов и герцогов… а сами только позорят магию! Настоящих талантливых волшебников они к себе не принимают, о, нет! Как можно – ведь сразу станет ясна их бесталанность! Обязательно найдут, к чему прицепиться – пишет с ошибками, простонародные выражения в заклинании употребляет… А идут к ним купеческие сынки, младшие отпрыски аристократов, экзальтированные ведьмочки… Щавель так разгорячился, что еще с полчаса бурчал по поводу академии и негодных методик массового обучения магии. У Трикса зародилось легкое подозрение, что давным-давно сам Радион был отвергнут приемной комиссией академии, но вслух он этого говорить не стал.
|
| | |
| Статья написана 21 ноября 2008 г. 19:57 |
цитата Тронный зал, действительно, впечатлял! Он был большой, круглый, с изящным троном положенного для барона размера и низенькой скамеечкой напротив, с богатым узорчатым ковром на полу, с куполом, расписанным яркими картинками. На картинках мчались по арене быстроногие кони, вцеплялись друг другу в загривок яростные боевые псы, мудрые седобородые люди склонялись над какими-то затейливыми играми, гладиаторы рубились на сверкающих мечах… — Общее направление интересов подтверждается, — пробормотал Щавель, задрав голову. – Азарт… — Это плохо? – спросил Трикс. — Что? Нет, нет. Это не плохо. Все волшебники – люди азартные… Распахнулась одна из ведущих в круглый зал дверей – и герольд торжественно объявил: — Его высокоблагородие, благородный барон Исмунд, заботливый покровитель народа и верный слуга Короны!
Щавель и Трикс согнулись в поклоне. С мимолетной обидой Трикс подумал о том, что это барон Исмунд должен был бы кланяться ему, со-герцогу… но задавил эту мысль и отвесил поклон даже чуть ниже, чем требовалось по этикету. — Гости! Замечательно! Как я рад гостям… тем более путешественникам… тем более – волшебникам! – воскликнул барон. – Да выпрямляйтесь же, выпрямляйтесь! Оставим эти церемонии в прошлом, будем современными людьми! Барон был невысоким, плотненьким, с чисто выбритым лицом, добрыми лукавыми глазами и широкой улыбкой, открывающей великолепные белые зубы. Одет он был вольно, с легкой нотой самаршанского стиля, выражающейся в широких шароварах и свободной рубахе навыпуск. Впрочем, возможно, он просто любил просторные вещи как все толстяки. — Радион Щавель, — представился волшебник. – Мой ученик Трикс Солье. — Солье? – заинтересовался барон. – Не родственник ли почившему со-герцогу? — Сын, — коротко ответил волшебник. — Какой ужас! – воскликнул барон. – Наследник трона вынужден скитаться, зарабатывая на жизнь магией… Он тебя не обижает, мальчик? Трикс помотал головой. — Ну и славно, — кивнул барон. – Чем обязан вашему визиту, господин Щавель? — Мы направляемся к его величеству королю, — торжественно сказал волшебник. — Очевидно, в поисках справедливости? – спросил барон. – Очень разумно, одобряю! Он потер руки и уселся на краешек трона. Помолчал секунду и поинтересовался: — А чем я обязан визиту? — Прискорбные обстоятельства пути, — сказал Щавель. Барон сразу погрустнел. – Моя гнедая сломала ногу. — Какой кошмар! – воскликнул барон. – Мне очень жаль, что ваша гнедая сломала ногу! — Ну, если точнее, то не сломала, — уточнил Щавель. – Ушибла. Но пришлось ее продать. А путь до столицы долог… — Вы хотите денег, — вздохнул барон. – Деньги… — он поднялся и зашагал взад-вперед у трона. – Нет, вы не подумайте, денег у нас много. Даже очень. И помочь знаменитому волшебнику Черемше… — Щавелю! – не выдержал волшебник. — Ах, простите, — барон махнул рукой. – Я всегда был слаб в ботанике. Помочь волшебнику – долг каждого государственного мужа. Вы ведь так охотно откликаетесь на наши скромные просьбы, поддерживаете нас во всех тяготах государственной службы, причем совершенно бескорыстно… Щавель как-то неловко затоптался на одном месте. — Молчите-молчите! – воскликнул барон. – Не надо взаимных комплиментов, это все пустое… Видите ли, в чем дело, друг мой. Неправильно будет, если барон станет давать деньги просто так. В то время, как дети трущоб голодают, в то время, как мастеровые ютятся в маленьких хижинах, в то время, как мастерицы-златошвейки молят о новом доме родовспоможения… Что скажут о бароне, который запросто раздает золотые туда-сюда? — Я был бы счастлив предложить свои… наши услуги вашему высокоблагородию, — выдавил из себя Щавель. — Золото? Бессмертие? Прогноз погоды? – заинтересованно спросил барон. — Ну, есть некоторые неподвластные нам области магии… — промямлил Щавель. — Да, да… Маги предпочитают швырять огненные шары, испепелять города, призывать монстров… — кивнул барон. – Что ж. Тогда… предлагаю поиграть. Пусть случай нас рассудит! — Шахматы? – с надеждой спросил Щавель. – Или карты? — О, нет! Барон взмахнул рукой и указал на три одинаковые двери, ведущие из зала. — Это моя любимая игра, — сказал он. – За этими дверями… эй, герольд, распорядитесь! За двумя дверями будут стоять козы. За третьей – карета. Ну, карета туда не влезет, там будет лежать колесо от кареты. Принесите колесо, быстро! Вы укажете на одну из дверей. Если там будет коза – вы на год останетесь у меня в услужении. Если карета… — То есть колесо, — мрачно уточнил Щавель. — Верное замечание! – согласился барон. – Если колесо – то я дам вам свою личную золоченую карету, охрану, повара с запасом продуктов… эх, даже музыканта! И вас отвезут в Столицу. Щавель нахмурился и сказал: — Боюсь, господин барон, что на таких условиях… — Вы ошеломлены моей добротой! – воскликнул барон. – И, конечно же, не рискнете нанести мне оскорбление, отказавшись! Щавель замолчал. Барон расплылся в улыбке. Трикс сглотнул, потому что горло вдруг пересохло и шагнул вперед: — Ваше высокоблагородие! — Да зови меня по простому, «мой барон», — сказал Исмунд. – Мы же с тобой оба благородные люди. — Мой барон, доверьте процедуру выбора мне, — сказал Трикс. – Для господина Щавеля это слишком простое испытание, будет нечестно с нашей стороны, если выбор сделает он. Щавель выпучил глаза, но ничего не сказал. — Я не против, — быстро сказал барон. – Но учти, юноша, никакой магии! Мои волшебники будут следить за ходом игры… честно говоря, они уже давно следят через потайные отверстия в стенах и потолке. — Никакой магии, — согласился Трикс. – Только я предложил бы чуть-чуть изменить условия. — Ну? – заинтересовался барон. — Пусть слепой случай не мешает игре. Давайте, я буду выбирать десять раз. Если чаще встретится коза – то мы служим вам целый год. Если чаще попадется колесо от телеги – то мы уезжаем. — По результатам десяти испытаний? – барон расхохотался. – С удовольствием, малыш! Щавель резко повернулся к Триксу, обнял его, прижал к себе и, принужденно улыбаясь, прошипел на ухо: — Ты сошел с ума! У нас всего один шанс из трех победить! А если мы сделаем десять попыток, то уж точно проиграем! Это элементарная математика! — Не надо благодарить, учитель! – громко ответил Трикс, высвобождаясь из цепких рук Щавеля. – И еще одно уточнение, господин Исмунд. Когда я выберу дверь, то останется еще две двери, правильно? — Ну. — После того, как я сделаю выбор, не могли бы вы открыть одну из этих двух дверей? Ту, за которой точно будет коза. А я после этого подумаю… и, может быть, сменю свой выбор. С той двери, на которую указал сначала, на третью, которая еще не открыта. — Ну и что это изменит? – спросил Исмунд. Трикс не ответил. — Так… — барон задумался. – Так… Тут какая-то хитрость… Если подумать… Да ты не дурак! Не дурак… Выбирая из трех дверей ты имеешь один шанс из трех. А если уж я раскрыл одну дверь, за которой козы, то у тебя будет один шанс из двух. То есть, наши шансы будут равны. Умеешь считать, умеешь! – он засмеялся. Трикс скромно промолчал. — Хорошо, — кивнул барон. – За хорошее знание арифметики – готов принять твое предложение. А может, не будем зря мучиться? Используем всего две двери? Коза и карета. Все по-честному. — Да лучше уж помучиться, — сказал Трикс. — Вот это уважаю, — кивнул барон. – Вот это люблю. Настоящий игрок не стремится сыграть быстро! В игре, как и в любви, скорость – не главное! Подошел герольд, что-то шепнул барону. — Отвинтили и принесли колесо, — барон потер руки. – Ну-с! Приступим! — Ты все равно сошел с ума, — тихо сказал Щавель. – Все равно. Один шанс из двух. Лучше пойдем пешком! — Господин волшебник, доверьтесь мне! – прошептал Трикс. Щавель вздохнул. — Все-все-все, условия приняты! – весело сказал Исмунд. – Все совершенно честно! Никакого подвоха! Пан или пропал, карета или коза! Ох, люблю я такие игры! Выбирай! — Вот эта, — Трикс наугад ткнул в левую дверь. — Прекрасно, — кивнул барон. – Так-с… Он подошел к дверям, заглянул за каждую по очереди. Потом открыл центральную дверь и спросил: — Оставляешь дверь или меняешь? Лицо барона было абсолютно непроницаемым. — Меняю, — сказал Трикс. – Откройте правую. Барон пожал плечами и открыл правую дверь. За ней лежало каретное колесо. — Повезло, — сказал он. – Надо было тебе не гневить удачу, соглашаться на одну игру. Эй, поменяйте все местами! За закрытыми дверями послышалась возня. — Какую дверь выбираешь? — Опять левую, — сказал Трикс. Барон вновь заглянул за двери и открыл правую. — Меняю на центральную, — сказал Трикс. За центральной дверью обнаружилось колесо. — Тебе везет, — сказал барон. После третьего выигрыша барон на некоторое время задумался. — Ты читаешь по моему лицу, — сказал он. – Я слышал о таких тонких физиономистах! — Пусть мне завяжут глаза, мой барон! – предложил Трикс. Барон лично завязал глаза Триксу, после чего игра началась заново. — Меняем, — раз за разом отвечал Трикс. – Меняем. И снова меняем. И опять меняем дверь! После того, как счет стал семь – три в пользу Трикса (миленькая белая козочка появлялась за дверью лишь трижды, семь раз Трикс указывал на колесо), барон подозвал герольда. — Принеси вина, — распорядился он. – Нам предстоит долгое и трудное пари. — Но ведь десять раз уже было… — начал Трикс. — Я тебя навстречу пошел? – возмутился барон. – Вот и ты пойдешь! Проводим серию из ста угадываний. За дверью кто-то тяжело вздохнул. — Да, козам – травы, слугам – плетей! – рявкнул барон. – Нет, слуг вообще замените! И меняйте после каждых десяти туров! — Как скажете, мой барон, — сказал Трикс. Еще после двадцати испытаний Исмунд призвал своих волшебников и велел им наблюдать за Щавелем и Триксом более внимательно. Впрочем, недоумение на лице Щавеля было неподдельным. — И снова меняю! – провозгласил Трикс в сотый раз. — Шестьдесят семь колес, тридцать три козы, — подвел итоги Радион Щавель. – Мы выиграли, ваше высокоблагородие. Исмунд погрузился в глубокие раздумья. Потом начал размышлять вслух: — Этого не может быть, но это произошло… Итак. Начали мы с того, что я предложил вам сыграть, имея на выигрыш один шанс из трех. Это я понимаю. Мальчик… — Называйте меня просто – юный подаван, — скромно сказал Трикс. — Юный подаван, — без спора согласился Исмунд, — предложил другой расклад. После выбора им двери я открываю одну из оставшихся дверей, обязательно ту, за которой коза. И он получает возможность изменить свой выбор. Таким образом юный подаван уравнял наши шансы. Теперь остается только дверь с козой, и дверь с каретой! Так? Трикс пожал плечами. — Но тогда карета должна была выпасть пятьдесят раз! – выкрикнул барон. – И коза пятьдесят раз! Шансы-то один к одному! А у тебя почему-то получается два к одному в твою пользу! Трикс потупился. — Ты не колдовал? – спросил барон с надеждой. – Признайся, а? Если колдовал – я все прощу. И карету дам. И отпущу. Даже добавлю сто золотых! — Скажи, что колдовал, — посоветовал Щавель. — Врать нехорошо, — вздохнул Трикс. – Нет, никакого колдовства. — Но это противоречит арифметике! – барон воздел руки к небу, точнее – к потолку. – Этого не может быть! — Бе-бе… — проблеяла усталая коза. Исмунд вдруг широко открыл глаза и хлопнул себя по лбу: — Да как же я сразу не понял! Коз увести. Заложить карету. Повару собрать дорожный набор продуктов и приготовиться к отправлению в столицу. — А что вы поняли? – удивился Трикс. — Да ты просто счастливый мальчик! – барон сиял. – Ты, наверное, в рубашке родился. Или в ночь, когда по диску полной Луны проходил хвост кометы. Ну конечно же! Я слышал о таких, как ты. Вам всегда и во всем везет… не зря же ты спасся при перевороте, и сейчас не в рудниках землю роешь, а волшебству учишься… Все понятно! Ты прирожденный счастливчик. Удачник, так еще таких называют! Трикс развел руками. — Ты меня неплохо наказал за самоуверенность, — приходя в доброе расположение духа, сказал барон. – Ах, шельмец! Но я не хотел бы быть таким, как ты. Это же никакого удовольствия от азартной игры не получишь! Вот тебе… от меня лично, и тебе лично, Порею не отдавай… В руки Трикса легло пять золотых, отсчитанных щедрой баронской рукой. — Но играть в моем баронстве тебе отныне запрещено! – Исмунд погрозил ему пальцем. – Ни в карты, ни в шашки, вообще ни во что! Приходите к вечеру, карета будет ждать вас. Едва Трикс и Щавель покинули дворец барона, как волшебник цепко ухватил Трикса за плечо и оттащил в проулок. — Берите, — покорно полез в карман за монетами Трикс. — Твои, честно заработал, — отмахнулся волшебник. – Оставь себе. Но ты меня чуть в гроб не вогнал! В счастливчиков и удачников я не верю, так что… Признавайся, что за жульничество ты использовал? — Никакого жульничества! – Трикс даже чуть-чуть обиделся. – Математика. — Я тоже, к твоему сведению, умею считать, — сказал Щавель. – За одной дверью коза, за другой карета. Шансы – один к одному. — Да нет же! – воскликнул Трикс. – И барон, и вы забываете про третью дверь! Про ту, которую он открыл! — Так при чем тут эта дверь? – удивился Щавель. – Ее, считай, и нет больше. Выбираем из двух. — Нет, из трех! – упорствовал Трикс. – Мы выбираем из двух дверей, одна из которых открыта, а за другой неизвестно что, и одной, выбранной мной вначале, за которой тоже неизвестно что. То есть – если поменять выбор и выбрать две двери, то у нас будет два шанса против одного! Так и получилось! — Ты меня не путай! – вспылил Щавель. – Я не идиот! При чем тут открытая дверь, за ней все равно коза! Осталось две двери! За одной коза, за другой карета. Ты выбираешь между ними. Шансы должны быть один к одному! — Нет, надо считать и открытую дверь, — уперся Трикс. – Мне про это рассказал один папин слуга. Ну, не про двери, конечно. Он так в наперсток играл. Три наперстка, под одним – шарик. — Ну да, шарик-малик, старинная и малоуважаемая самаршанская игра, — кивнул Щавель. – Вся на ловкости рук построена. — Да не на ловкости рук! На математике! Когда человек в нее играет, он на один наперсток показывает. Хозяин игры другой подымает – если там шарик, то он уже выиграл. А если пусто, то говорит – менять свой выбор будешь? Никто не меняет, все думают, что разницы нет. А она есть! — Да ее не может быть! Две двери… — Не две, а три! – Трикс так увлекся, что принялся орать на Щавеля. К счастью, и Щавель в пылу спора не обращал на это внимание. – Три, под одной шарик! — Какой еще шарик? — Малик! Ой, нет. Шарик под наперстком, а за дверью – телега! — Карета! — Пусть карета! — И не карета, а колесо! – поправил Щавель. — Да какая разница? — И впрямь – какая? Почему ты выигрывал? — Потому что я выбирал две двери из трех, а глупый барон – одну! У меня шансов было больше! — Да почему же их больше? – взмолился Щавель. – Ты выбираешь из двух дверей, третья открыта. За одной дверью колесо, за другой коза. Местами они от твоего выбора не меняются. Где что – ты не знаешь. Шансы – один к одному! Но ты выигрывал в двух случаях из трех, почему? — Потому что арифметика! Щавель развернулся и твердым шагом направился к трактиру. Трикс виновато семенил следом. Он честно старался объяснить Щавелю, в чем дело, но тот никак не мог его понять. Это частенько случается, когда человек, хорошо обращающийся с буквами, плохо ладит с цифрами. Когда они вернулись в трактир, Щавель молча сгреб со стойки три глиняные пивные кружки, потом, хитро улыбаясь, купил у трактирщика две бутыли пива и одну – крепкой настойки. В комнате он налил все три кружки, закрыв глаза потусовал их по столу. Потом, хитро улыбаясь, ткнул пальцем в одну из кружек. — Я считаю, что настойка – тут! – заявил он. – Трикс, устрани-ка одну кружку с пивом! Трикс понюхал кружки и отодвинул одну в сторону. — Простой и наглядный эксперимент, — пояснил Щавель. – Хочешь сказать, что если я сменю свой выбор, то глотну настойки? — Да, шансов на это станет больше в два раза, — печально сказал Трикс. Щавель глотнул. Поморщился, занюхал рукавом и велел повторить эксперимент. Остановился он только после десятого глотка. — Мешать крепкие напитки с пивом в такой пропорции – вредно для здоровья, — признал он. – Да, ты прав! Но я не пойму, почему так… почему? Разбуди меня через два часа, — вставая и направляясь к кровати, велел волшебник. – Или даже через три… Все-таки в этом скрыта какая-то ужасная, терзающая разум тайна… — Арифметика, — упрямо сказал Трикс. Но Щавель уже его не слышал. Семь добрых глотков настойки и три глотка пива сделали свое дело – усталый и переволновавшийся волшебник крепко уснул. Трикс взял одну из недопитых кружек пива и уселся у окна.
|
| | |
| Статья написана 24 октября 2008 г. 19:33 |
цитата Как оказалось, маги переносят ночные посиделки гораздо лучше рыцарей. Радион Щавель был бодр и весел, восседал в кресле и ободрительными выкриками помогал Иену на кухне готовить ужин. В то же время сэр Паклус мирно похрапывал на полу, укутавшись старой конской попоной. Под утро, когда рыцарь уже не держался на ногах, он попытался содрать со стены древний гобелен, изображающий восход солнца и завернуться в него, но был остановлен хозяином дома и уложен на пованивающую лошадиным потом попону.
Собственно говоря, в этом нет ничего удивительного. Рыцари – люди физически очень крепкие, да и горячительные напитки они способны потреблять в неимоверных количествах. Но при всем при этом жизнь рыцаря протекает очень размерено. Утром – подъем и долгое питье огуречного или капустного рассола. Днем – дорога, обед, поединки с монстрами и прочими рыцарями. Вечером, если повезет, большая битва с врагом. Если не повезет, что чаще – сражение с вином и пивом в ближайшем трактире. Ночью – крепкий и здоровый сон. А вот у мага никакого распорядка дня нет. Утром, когда маг открывает глаза, его переполняют гениальные замыслы. Строки новых могучих заклинаний, которые потрясут мир и покроют его неувядаемой славой (и золотом, конечно же) теснятся в его голове. Маг торопливо завтракает, очиняет перо и садится за письменный стол (ну, или мостится со своим наладонником где-нибудь на гнилом бревне, если он в походе). И вот торжественный миг близок… сейчас… сейчас волшебные строки придут в мир! — Дорогой, ты не мог бы минуточку посидеть с ребенком, пока я почищу репу на суп? – спрашивает мага жена (да, да, как ни странно, многие маги – люди семейные). Маг послушно принимается играть с ребенком, ибо жене решался прекословить только Черный Властелин (собственно говоря, именно из-за жены он и решил стать Черным Властелином, после чего превратил жену в иволгу и уехал в свой Замок Ужаса). Но вот репа начищена, и маг снова садится над пергаментом. Первая строчка заклинания уже готова, перо нырнуло в чернильницу… На столе начинает мерцать хрустальный шар. Это коллега-волшебник хочет немножко поболтать о магии, ну и еще пожаловаться на головную боль после вчерашнего симпозиума. Разговор окончен, маг снова берет перо… И задумчиво смотрит на хрустальный шар. А что происходит в мире? Стоит ли начинать работать над заклинанием, не выяснив, каков курс золотого королевского талера к серебряному самаршанскому динару? И чем закончилась стычка одного большого и двух малых горских княжеств в Серых Горах? Избран ли новый глава конгресса витамантов? А еще… а еще, конечно, можно немного пошалить и последить через хрустальный шар за женскими купальнями в Дилоне. Просто для вдохновения! Но вот дела окончены и маг снова берется за перо. Вот, вот, близок миг творения! Но тут жена зовет его обедать пареной репой. И заодно начинает пилить по поводу отсутствия как золотых талеров, так и серебряных динаров. После обеда маг некоторое время отдыхает – трудно работать на сытый желудок. Потом приходит городской герольд и просит рассказать немного о магии – горожане очень интересуются. Над каким заклинанием сейчас работает уважаемый волшебник? А какое первое заклинание он придумал? Трудно ли сейчас стать магом – говорят, только по знакомству? Правда ли, что за некоторых магов заклинания сочиняют ученики? Кого из коллег волшебник уважает, а кого не очень? Много ли платят за заклинания? Будет ли война с Самаршаном? Герольд уходит – а маг остается тупо смотреть в хрустальный шар. Все чудесные слова, придуманные утром, куда-то делись. То ли их унес с собой герольд, то ли они растрачены в болтовне с коллегами… И так проходит весь день. Если маг холост, то вместо жены и ребенка ему мешает дурак-слуга и какой-нибудь очередной авантюрист, решивший похитить из сокровищницы мага никогда не хранившийся там артефакт. Если маг в походе – то мешают муравьи, забирающиеся под мантию, глупые вопросы напарника-рыцаря и дурацкие проказы напарника-вора, порывы холодного ветра, который никак не удается заколдовать и слишком сильный зной, от которого никак не укрыться. В общем, только глубокой ночью, при свете звезд и колдовского огонька маг начинает творить свои заклинания. Они уже не такие красочные, какие виделись утром. Но и то хорошо.
|
| | |
| Статья написана 20 октября 2008 г. 15:18 |
цитата — На сегодня прием окончен! – торжественно объявил Щавель. – Вернулся мой ученик, которого я посылал… э… в Серые Горы за могучими эликсирами. Завтра, приходите завтра! Люди безропотно потянулись к выходу, недовольно поглядывая на Трикса. Из прихожей попытался было высунуться краснодеревщик, но Щавель так на него зыркнул, что и он смолчал.
Только старик с тремя сыновьями остался сидеть. — Дедушка! Ау, дедушка! – громко произнес Щавель. – Завтра прием, идите домой почивать, пожалуйста! — Не глухой! – скрипуче ответил дедушка. – Нельзя мне домой, чародей. Помру ведь. — Да ты еще крепок, ты еще покоптишь небо, — попытался успокоить его волшебник. – Завтра приходи! — Помру ночью, коли не примешь, — упрямо ответил дед. – Эти меня и изведут, — он сурово посмотрел на сыновей. — Они уже намаялись ждать, кого наследником назову. Сговорятся ночью, да и придавят подушкой! — Папа, да что вы такое говорите! Вы же велели выкинуть все подушки! – возмутился один из сыновей. — Потому и жив! Не подушкой придавят, так в вино цикуты намешают, знаю я их, неслухов! Три сына задумчиво и как-то заинтересованно переглянулись. — Ладно, — сдался Щавель. – Из уважения к сединам… Чего тебе надобно, старче? Дедок откашлялся и сказал: — Было у меня три сына. Старший – умный, средний – сильный, младший – добрый. Почуял я, что смерть моя близка, вот и решил разделить свое имущество. Старшему оставить мельницу, он с жерновами умеет обращаться. Среднему – осла, пусть грузчиком в порту работает. А младшему – любимого моего котика, он один такой слюнтяй, что не выбросит скотинку на улицу. — Пока не вижу проблемы, — признался Щавель. — Так я ж их различить не могу! – неожиданно громко завопил старик. – Они ж близнецы, от того и мать их померла в родах! Призвал к себе, спрашиваю, кто старший – каждый говорит, что он! Братья потупились. — Сговорились? – заинтересовался Щавель. – Неожиданный ход. Сильный! — Папенька, — попросил один из братьев. – Да не делите вы добро. Позвольте все продать. — Включая этого вонючего кота! – вставил второй. — А деньги мы поделим поровну! – взмолился третий. – Ну чего нам, близнецам единоутробным, в раздор входить? — Так продайте и поделите все, как отца схороните, — предложил Паклус, тоже увлекшийся ситуацией. – Делов-то! — А вдруг старший, то есть я, после папенькиной смерти передумаю и делиться не захочу? – спросил один из братьев. — Я, старший, умный очень, а все умные – они жадные, — сказал второй. — Для меня, старшого сына, воля папенькина будет священна, — печально сказал третий. Щавель захохотал: — Молодцы, братья! Как завернули! Трикс, а ну-ка, покажи мастерство. Как можно помочь дедушке мельнику? Трикс задумался. — Дедушка, а нет ли у сыновей ваших какого-то отличия? Ну, родимое пятно… — У одного с детства след от ремня на левой ягодице, это я пряжкой попал, — вспомнил дед. – У другого на мизинце ноготь слез, это он под жернов неудачно руку сунул... А у третьего – на ноге шрам, телегу разгружал и уронил бочонок… Но у какого и что именно – это я не помню! — Недостаточно данных, — печально сказал Щавель. – Логика здесь бессильна… — Возможно, стоит применить заклинание улучшающее память? – предположил Трикс. — Я бы не советовал, — сказал Щавель. – Когда человек в таком преклонном возрасте – самая невинная магия может его убить. — Тогда заклинание правды! – сказал Трикс. – Чтобы братья признались, кто есть кто… — Мы будем жаловаться регенту! – сказал один брат. — Запрещено такую магию к честным людям применять! – добавил второй. — А скрывать кто ты есть из благородных побуждений – не преступление! – подытожил третий. Трикс задумался. Щавель с улыбкой смотрел на него. — Хорошо, — сказал Трикс. – У кого на ягодице след от ремня? Стоящий слева брат поднял руку. — У кого ногтя нет на мизинце? Поднял руку и продемонстрировал палец брат, стоящий в центре. — А на ноге отметина? Брат, стоящий справа кивнул. — Вполне достаточно, — сказал Трикс. – Добрый брат не мог заслужить такой отцовский гнев, чтобы получить отметину от ремня на всю жизнь. Итак – слева либо сильный, либо умный. Умный брат не мог прищемить палец в жерновах. Итак – в центре либо сильный, либо добрый. Сильный брат не уронил бы тяжесть. Итак – справа либо умный, либо добрый. — Мне кажется, это нам ничего не дает… — почесал переносицу Паклус. — Это нам дает все! – торжественно ответил Трикс. – Допустим, что слева – сильный. Тогда в центре – добрый. А справа – умный! Так? — А если слева умный? – спросил Паклус. — Тогда в центре сильный, а справа – добрый! — Ну и что? Есть два равновероятных варианта! Щавель прав, логика тут пасует! — Зато мы точно знаем, что стоящий в центре – не умный, не старший сын! – гордо сказал Трикс. – Мельницу он точно не получает! Стоящий в центре сын разинул рот. Посмотрел на братьев. Те отвели глаза. — Ну а мелкую скотину, вроде осла и кота, можно распределить в рабочем порядке, — продолжил Трикс. – Я склоняюсь к мысли, что умный брат тоже не попался бы на шалостях и не получил ремня. Значит – слева сильный! В центре таким образом оказывается не сильный, не умный, а добрый – что и подтверждает факт получения им травмы, по доброте душевной он пытался работать на мельнице без всякой сноровки и способностей! Ну и, конечно же, склонный к умному труду брат, стоящий справа, оказался непригоден к погрузочно-разгрузочным работам. Все! Сильный – ему осла, добрый – ему кота, умный – ему мельницу! Дедок почесал в затылке. Первым не выдержал брат, стоящий справа. — Это я-то к работам непригодный? – завопил он. – Это я-то? Как что таскать, как что грузить – всегда меня, оттого и поранился! — Это я не умный? Это я-то в жерновах палец прищемил, оттого что не способный и не сноровистый? Да я с пяти лет при жерновах, оттого и прищемился! – обиделся стоящий в центре. — Да я по заднице получал только по доброте своей душевной! – бушевал брат, стоящий слева. – Они хулиганят, а потом просят: «Братик, возьми на себя вину, тебя папка любит, пороть будет не сильно!» Трикс гордо посмотрел на волшебника. Тот одобрительно кивнул. Тогда Трикс подмигнул растерянному Паклусу и сказал: — Логика – она вообще в человеческих отношениях не применима. И любые факты можно на любую сторону вывернуть. Я это и сделал. Тут главное – спорщиков раззадорить, заставить их на несправедливость обидеться. — Из него действительно получится хороший волшебник, — признал Щавель.
|
|
|
облако тэгов
