Весёлая история о противостоянии людей и крокодилов, в котором последние одерживают убедительную победу, прибегнув к помощи запасливого дядюшки Сома, припрятавшего на чёрный день самую натуральную

Люблю такие произведения, построенные на искрометных диалогах. И пусть высказываемые взгляды стары как мир, от этого они ничуть не теряют в весе. Оппоненты не нуждаются в представлении, они и в самом деле самодостаточны и равноценны, а занимаемые ими позиции выглядят непримиримыми. И всё же в процессе чтения этого небольшого рассказа вы не раз улыбнетесь и согласно кивнете головой, ведь оба Великих Лунатика в какой-то мере присутсвуют в каждом из нас.

Конечно, это никакой не «магический реализм» в том виде, каким мы привыкли видеть его в знаковых произведениях латиноамериканских классиков; зато вполне себе любопытная рецепция европейского романтизма в исполнении перуанского автора конца ХІХ века ,что само по себе необычно. Сюжет сначала раздражает своей кажущейся шаблонностью и очевидной избыточностью этой самой романтической составляющей, тем не менее это как раз тот случай, когда пропахшие нафталином банальности беспроигрышно работают на создание атмосферы. Не сразу по прочтении, но исподволь накатывает неясное и волнующее восхищение этой вязкой атмосферой происходящего, пугающей статикой места и времени, в которой разрушаются прошлое, настоящее и будущее, желаемое и действительное, сон и явь. Неожиданно захватывающая игра на грани фола, в процессе которой используя крайне скудный набор жанровых ингредиентов автору удалось соорудить изумительный литературный десерт.

Сопутствующие чтению ассоциации: рассказы Жана Рэ(я)

Спорный рассказ, слишком многое осталось «за кадром», но тем интереснее становятся смутные мысли и прозрения, к которым он подталкивает. Меня лично он покорил своей какой-то совершенно пост-человеческой этикой, что-то похожее можно встретить во многих рассказах Ди Филиппо. И только по прочтении «Стеклянного цветка» я внезапно понял и оправдал мироощущение Стальных Ангелов. Кто знает, может и в самом деле далекий космос приемлет только тело из стали, а опыт самого себя будет как раз той единственной слабостью, которую вменяет своим последователям во грех Бледное Дитя Баккалон.

Конечно, можно упрекнуть автора в отсутствии оригинальности. Дескать, что-то похожее мы уже читали, и не раз. Но написано действительно добротно. А за эффектный и красивый финал- плюс балл!

Едва ли этот рассказ можно отнести к числу удачных. В этот раз автору явно отказывает чувство «эмоциональной достоверности» происходящего. Впрочем, сюжет в рассказе присутствует, и сюжет неплох, есть и мораль, с которой я, в целом, согласен, однако меня, честно говоря, неприятно удивил донельзя ходульный образ фанатичного священнослужителя. Подобное несколько раз встречалось мне у классиков НФ (например, у того же Гаррисона «Спасательная операция», 1964) и всякий раз это не шло на пользу сюжету, хотя и было оправдано авторской задачей. Однако то, что было простительно в шестидесятых, выглядит неуместной архаикой 30 лет спустя. Меня же интригует другое: откуда взялось столько ненависти к РПЦ в 1991 г., когда казалось должен был отмечаться подъем религиозности населения? Напиши это Лазарчук в конце нулевых, его презрение к чиновникам в рясах было бы вполне в духе времени, а так… ну не считать же это в самом деле неожиданным писательским предвидением)

Рассказ, симпатичный всего лишь своей совершеннейшей необязательностью. В целом, как уже было отмечено, уместнее смотрелся бы среди веллеровских «Легенд Невского проспекта», не лазарчуковское это дело размениваться на подобные сомнительные хохмы.

Неожиданно яркий рассказец. Меня он покорил каким-то извращенным инфернальным и чернушным очарованием на грани клиники: все знают, что Ленин любил детей, но мало кто осведомлен о тех формах, в которые эта любовь выливалась, хе-хе)

Нам еще раз напоминают о прописных истинах, старых как мир, но по прежнему способных облагородить человека сознанием сделанного выбора. Рассказ незатейлив, однако великолепно выдержанная атмосфера моментально и накрепко цепляет читателя.

Невнятная история с претензией на психологизм и лавры Стивена Кинга. Оба задания благополучно провалены. Представляет интерес исключительно с точки зрения эволюции писательского дарования А. Лазарчука и как проявление одной из его возможных граней, поэтому оценка авансом за дальнейшее творчество.

Читал довольно давно. Из того, что запомнилось, могу выделить сохраняющуюся до конца детективную интригу, но в целом этот экземпляр ничем не выделяется из общего ряда своих сородичей. Повесть (всё-таки большой рассказ) следует отнести к числу «программных» произведений, которые пишутся по преимуществу единственно с целью отточить свои писательские навыки. Неплохо, но все это вы уже сто раз читали в превеликом множестве всех возможных инкарнаций.

Это один из тех рассказов, которые навсегда определяют любовь человека к фантастической литературе.

Великолепно! Высший балл. При всей моей нежной любви к творчеству Кортасара, ему далеко не всегда удаются крепкие сюжетные построения. Он мастер психологических этюдов, истинный импрессионист, способный подловить особенный момент и на нескольких страницах раскрыть магию повседневности, которую мы зачастую почти не замечаем. Но в «Цирцее» весь упор идет на мрачнейшую ударную концовку, которая сама по себе, даже не отсылая к известному мифу, полна темного очарования.

Здесь вы найдете совсем немного обещанного постапокалипсиса, его настолько мало, что все обстоятельства, связанные с игрой, проходят лишь невнятным фоном и служат не более чем основанием для оправдания всего того безобразия, которое вы встретите на страницах этой книги. Тем не менее здесь вы обнаружите: а) хороший язык, хотя и несколько тяжеловесный, но, в самом деле, отсылающий скорее к традициям классической литературы, как это было отмечено в одном из предыдущих отзывов, б) известную психологичность ГГ, со всеми необходимыми экскурсами в детство, юность и т.д. Влад Рост вообще симпатиченый парень, и, смею предположить, в значительной степени автобиографичен для обоих авторов. Его образ выписан с подлинной любовью и пониманием, в) непростую композицию романа, разбавленную всевозможными интерлюдиями и авторскими отступлениями. Довольно интересными, между прочим, несмотря на всю эклектичность.

А теперь о грустном. Чего читатель в этом романе точно не отыщет, так это мало-мальски приличного экшена. И бог бы с ними, стрелялками-догонялками, но нет тут и сюжета. Вообще нет. Все события настолько необязательны, что с равным успехом они могли бы не произойти вовсе или произойти в другом месте и в другой конфигурации. У ГГ есть цель- поиск сестры, но смысл этих поисков полностью исчерпывается к 30-й странице повествования. Далее следуют провалы в памяти, затруднение с самоидентификацией и рождаемые этим терзания, есть некое подобие моральной дилеммы. Все это Влад Рост мог бы пережить не покидая приделов собственной комнаты. Но нет, не любят его окружающие, гонят отовсюду, вот он и вынужден тыняться по причудливому миру без явной цели и планов на будущее. Хуже всего то, что, похоже на то, что этак после страницы 300 авторы вообще перестают себя утруждать вопросами дальнейшего развития сюжета, создавая текст по принципу «а напишу-ка я еще вот это. Бог его знает, зачем я так пишу, но…а я так вижу»! И нет ни малейшей возможности списать всё на присловутый сюрреализм. Любые, даже казалось бы самые причудливые декорации должны обладать внутренней структурой и какой-никакой своей логикой. А в «Живи!» забота о таких «мелочах» с каждой последующей страницей постепенно сходит на нет.

Отсюда вывод- начиная писать роман, авторы хотели сказать о многом, да толком понятия не имели, в какой форме это сделать. Конец предсказуем и высосан из пальца. Покоробил непонятно как зародившийся мессианизм ГГ. Не достаточно захотеть избавить человечество от игры. Не ты ее начинал, и, по-видимому, не в твоих силах ее закончить. Кроме того, всех этих «вмерзших в асфальт ангелов» и Бога, натравливающего на человека своего адвоката было бы лучше вообще исключить из текста. Путешествие в мир демона Савелия Пончикова следует считать попросту бредовым и откровенно неудачным фрагментом. Это сродни тому, как Влад Рост, перечитывая свой дневник, заполненный записями сделанными в периоды временного «помутнения» сознания, внезапно приходит к пониманию того, что все это на самом деле «туфта и есть», а вовсе не некое зашифрованное послание, оставленное самому себе. Так и здесь нет никакой сакральной иносказательности, а просто набор маловразумительных образов, для читателя непонятных, но, быть может, чем-то дорогих авторам(-у).

Так о чем же этот роман? Он об извечном противостоянии гения и толпы, таланта и посредственности. Он также и о бремени, которое порождает свобода выбора, об ответственности за данные человеку способности и возможность реализоваться либо не реализоваться как Художнику. Он об изнанке человеческого таланта, приносящей порой саморазрушение, которое при известных обстоятельствах может выплеснуться вовне. В конце концов он об измене своим идеалам, расплате и покаянии. И несмотря на все сюжетные недостатки, все вышеперечисленное наполняет текст воистину общегуманистическим смыслом, выводя его далеко за рамки сугубо фантастической литературы.

Особо хотелось бы отметить отдельные авторские интерлюдии-«прояснения», которые с равным успехом могли бы быть опубликованы как отдельные рассказы, ничуть не потеряв при этом своей привлекательности и эмоционального воздействия на читателя- «Человека на холме» и «Историю Грегора, черного шелкового костюма».

Дело за малым- выставить итоговую оценку. Я долго колебался между 7 и 8. И все-таки 7. Хорошая книга должна оставлять более-менее продолжительное послевкусие. Его длительность и богатство оттенков напрямую зависят от качества текста. А здесь с каждым последующим днем во мне растет чувство неудовлетворенности и неясного раздражения. Недостатки упорно вылазят на первый план и в общем разноголосии теряется целостность произведения. А поначалу я всерьез надеялся обнаружить что-то созвучное по стилистике и общему настроению поздним произведениям АБС, но, к сожалению, не дотягивают… Тщательнее надо подходить к такому тексту, все-таки это далеко не шаблонная вещь.

Неоднозначное чтение.