Блог


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «Pickman» облако тэгов
Поиск статьи:
   расширенный поиск »


Статья написана 4 марта 2015 г. 21:22

Меж тем с первыми днями весны повеяло дизелем и слизью. В блоге составителя Сергея Чекмаева появился арт к обложке антологии "Полночь дизельпанка", в состав которой вошел мой первый лавкрафтианский рассказ "Искусство любви". О нем самом я расскажу чуть позже, когда звезды выстроятся в древнюю священную фигуру Киш-тха-ибн-Мелериб. А пока что объявлю, что изобразил это механическое пиршество Макс Олин. Полное (большое, как первая любовь у шогготов!) разрешение по ссылке.

Полночь дизельпанка
Полночь дизельпанка

А состав у нас такой:




Статья написана 23 февраля 2015 г. 12:15

Я как-то совсем не отметил на Фантлабе тот факт, что с прошлого года начал публиковаться на бумаге. Дебют состоялся в апрельской антологии "Фантастический детектив 2014", в очень славной компании. Довольно длинный рассказ "Запах" стал для меня своеобразным выходом из творческой комы — первое, что я написал за четыре года. И сразу окунулся в слегка альтернативный Париж XIX века с его борделями, пороками и... ужасами, само собой.

В октябре вынырнул на поверхность коротенький "Бог тошноты", затесавшийся в добротном межавторском сборнике "Темная сторона дороги". Это уже вещь совсем другого плана — тягучая, вязкая; то, что я с некоторых пор предпочитаю называть словом "вирд". Как и ожидал, часть читателей осталась в недоумении, но сам я своим зеленым божком до сих пор доволен. Ну, почти.

На днях балет продолжился, и ради этого я как раз и завел разговор. Но сначала скажу пару слов о том, что впереди. Весной выйдут два новых рассказа — "В глазах смотрящего" в суровой хоррор-антологии "13 маньяков", собранной Михаилом Парфеновым (у меня самого не то чтобы про душегубов, но об этом ближе к делу) и "Искусство любви" в "Полночи дизельпанка" Сергея Чекмаева, моя первая полноценная лавкрафтианская вещь. Есть и другие планы, но о них пока что говорить рано. Всех, кому интересно за мной следить (только в ванной подглядывать не надо, ничего захватывающего не увидите), приглашаю в свой контактовский паблик — там я рассказываю не только о писательских делах, но вообще о всем, что делаю в смысле литературы: переводах, статьях, рецензиях, редактуре. В этом году должно быть много интересного по всем фронтам сразу. А со временем появится и полноценный блог.

Ну а сегодня — "Самая страшная книга 2015", которую открывает мой старенький рассказ "Никогда". Эту вещь я написал так давно, что уже с трудом могу приписать ее себе. Девять лет — большой срок и для человека, и для писателя (хоть хорошего, хоть никудышного). Об истории создания "Никогда" можно почитать в моем мини-интервью на сайте антологии. А сейчас о сборнике в целом.

"Самая страшная книга" (к названию можно относиться по-разному, но оно работает) — не рядовая коллекция рассказов. Собственно, тут и ряда никакого нет — только предшественница, составленная по тому же принципу (таргет-группой читателей, отбиравших тексты на условиях анонимности) и менее удачная. А на этот раз получилось почти всё. И поэтому я с чистой совестью смог написать свой отзыв.

От того, как будет принята ССК (и в коммерческом, и качественном смысле) во многом зависит судьба жанра в России — мы впервые подобрались к уровню, на который когда-то могли лишь пускать слюнки, почитывая Кинга, Маккаммона, Баркера, Лансдейла, Кэмпбелла, Лиготти, антологии Джонса, Датлоу и Адамса. Чем громче выстрелит эта книга (бабах уже очень звонкий и внушительный, но тут децибел мало не бывает), тем больше у нас всех шансов дождаться новых радостей — самых разных антологий, авторских сборников, давно назревших романов... (Кстати говоря, первые ласточки уже есть — например, замечательный сборник Дарьи Бобылёвой, литература ужасов высокой пробы. В журнале DARKER была рецензия, будет и в МФ. От души рекомендую.) И если вам хоть сколько-то небезразличен книжный хоррор — уже без привязки к "наш", без скидок на "он у нас еще маленький", "это болезни роста" и т. д., — то не проходите мимо. Разумеется, абсолютных гарантий в литературе не бывает, но я сам жуткий привереда, а вот поди ж ты, не плююсь и даже облизываюсь. И вас, скорее всего, ждет то же самое. Если не что-то получше. Темная сторона, она такая.


Статья написана 3 июня 2014 г. 22:34

Яцек Дукай. Иные песни. — М.: АСТ, 2014

О не в меру талантливых писателях часто выражаются в духе «у него в одной главе/странице/абзаце больше оригинальных идей, чем у некоторых авторов в целых трилогиях». Обычно это поэтическое преувеличение — говоря языком математики, разница составляет не несколько порядков, а один-два.

Но в случае Яцека Дукая старый рецензентский прием попадает в точку. Причем в самой смелой своей вариации — той, что про абзац (до предложений все-таки не доходит).

Не в меру, сверх меры, вне меры — «Иные песни» действительно написаны человеком, который мыслит по-иному. Написан, что примечательно, в двадцать восемь лет (к этому факту у меня сложное, очень сложное отношение). Но изобретательных идей и ярких образов в романе и в самом деле хватило бы на двадцать восемь авторов попроще. Если не дважды двадцать восемь.

Дальше я хотел написать, что в первую очередь покоряет и поражает мир, описанный в романе, но вовремя сообразил, что был бы не прав. Вселенная «Иных песен» неотделима от того, что в ней происходит, и тех, кто в ней живет. Как правило, автор средней руки заворачивает в фантастический фантик привычную нам действительность. В случае с Дукаем все наоборот: такое впечатление, что земные реалии привязаны к некоему чуждому мирозданию из чистого милосердия — чтобы не оставлять читателя совсем без ориентиров. Но даже и так ему, читателю (и читательнице) придется очень непросто.

Нам предлагают нечто большее, чем альтернативную историю, — альтернативную физику, основанную на онтологических идеях Аристотеля (воплотившихся почти буквально). И это не косметический эффект, а космический, в исконном смысле слова. За физикой идет длинная вереница других явлений — иные химия, география, биология, социология, политика, психология, иные механизмы любви и ненависти, лидерства и подчинения. При этом провести некие аналогии с нашей реальностью не составит труда, а ключевая концепция формы, определяющей облик всего сущего, оказывается отличной метафорой, поводом к размышлениям и спорам — о геополитических играх, о взаимном влиянии связанных между собой людей, о творчестве, о природе хаоса.

У каждой главы романа своя атмосфера, свое настроение, даже свое место действия — представьте все разнообразие «Песни льда и огня», втиснутое в один том вместо (дай Ктулху) семи и помноженное как минимум на пять. Большую часть пути мы пройдем с бывшим стратегосом Иеронимом Бербелеком — и с каждым шагом он тоже будет немного меняться. Этому персонажу трудно симпатизировать, но оторвать от него взгляд невозможно — а финал будет таков, что прогулку захочется повторить еще раз.

«Иные песни» — сложный роман, но его сложность не в изощренных стилистических изысках, а в количестве и качестве заложенных в нем идей. Пролистать книжку наскоро не получится — даже если вы хорошо знакомы с историей античной мысли, несколько сюрпризов наверняка найдется и по вашу душу. Простые смертные будут пробиваться с боем — но заодно и с пылом конкистадора, открывающего новые земли.

Безусловно, это очень холодная книга (хотя едва ли холоднее, чем другой дукаевский роман, «Лед») — для автора важнее посылки и выводы, чем люди. Действующие лица выписаны объемно и ярко, и все же каждое из них — не столько фигура, сколько функция. Но персонажей, способных привязать к себе, в литературе предостаточно. А вот настолько насыщенной и неординарной фантастики — считаные примеры. С другой стороны, в динамике недостатка нет — философские диалоги удачно вписаны в сплошной поток событий, приключений и интриг.

«Иные песни» заслуживают не этого поверхностного отзыва и даже не обстоятельной рецензии, а полноценной статьи (такой, например, как замечательное послесловие Сергея Легезы в конце русского издания, очень вдумчивое и информативное — спасибо Сергею и за него, и, конечно же, за перевод). Но я, признаюсь, не готов — по крайней мере, после первого прочтения... а роман требует как минимум два. Поэтому вместо анализа — открытка с места событий. Check-in, если угодно. Но я обязательно вернусь в эти места, полюбуюсь танцем стихий и мозаикой переменчивых форм.

Добавлю лишь одно: в кои-то веки англосаксы могут нам позавидовать. Мы уже можем читать Дукая на родном языке, а они еще нет.

P. S. В 2014-м выбрать переводную книгу года будет просто как никогда.


Статья написана 28 мая 2014 г. 13:45

Ширли Джексон. Лотерея. — М.: Эксмо, 2013

Как и всякое направление литературы, «тёмная» проза (под этим зонтиком уютно разместились хоррор и родственные ему жанры) обросла изрядным количеством премий. Премия имени Ширли Джексон учреждена лишь в 2007 году, но уже зарекомендовала себя как одна из наиболее престижных в области «психологического саспенса, ужасов и мрачной фантастики».

Почему именно Джексон? В сравнении с другими мастерами жанра вроде Роберта Блоха или Фрица Лейбера, творившими в середине века, творческое наследие писательницы невелико, а её вклад в «тёмную» литературу ограничивается стопкой тоненьких романов да горсткой рассказов, в которых не то что Ктулху — и вампиров не найдётся. И всё же премия названа так не случайно. Одним из доказательств этого может послужить «Лотерея» — наиболее значимый сборник Джексон, теперь изданный и на русском языке.

В большинстве рассказов, собранных под этой обложкой, ничего фантастического как будто не происходит. Типичный герой Джексон — представитель (чаще представительница) среднего класса, по рукам и ногам скованный стереотипами — разумными ли, глупыми ли, но заведомо навязанными окружением и не вполне осознанными. Так, в рассказе «После вас, милейший Альфонс» героиня изо всех сил старается быть политкорректной — и сама не замечает, что впала в старый добрый расизм, только вывернутый наизнанку. Её сынишка и его темнокожий приятель, не успевшие еще нахвататься взрослых условностей, встречают её благоглупости непониманием. Дети у Джексон вообще показывают себя жизнеспособнее и смелее взрослых. К примеру, юная героиня «Званого полдника во льне», одарённая воображением и поэтическим талантом, отказывается играть роль учёной обезьянки при умиляющихся старших.

И всё же сопротивляемость детского ума не бесконечна. Некоторые мальчишки и девчонки, сами того не замечая, открывают душу злу в самом широком смысле. Девочка-подросток из «Опьянения», отказываясь принимать уродливый мир взрослых, грезит о его разрушении. Юный герой «Чарльза» в самом нежном возрасте вырабатывает в себе способность перекладывать вину на других — и с удовольствием ею пользуется. Малыши из «Ведьмы» и «Чужой» охотно впитывают уроки жестокости, которые преподносит им внешний мир.

Другие дети перенимают страхи у родителей — и вырастают их копиями, неспособными постоять за себя даже перед лицом откровенного хамства («Домашний рецепт», «Испытание схваткой»). Притеснения и неудобства пугают их намного меньше, чем риск не соблюсти приличия; на любое унижение они, как героиня одноименного рассказа, ответят словом «разумеется». Мир «Лотереи» — это мир предрассудков, лицемерия и застарелых комплексов. Титульный рассказ, символично размещенный в конце сборника, выносит приговор этому миру и предсказывает его будущее. Если обществом правят условности, то условиться можно о чем угодно — и даже традицию жертвоприношений возродить никогда не поздно.

цитата Ширли Джексон
Объяснить, что я хотела выразить в «Лотерее», крайне сложно. Полагаю, изобразив подчёркнуто жестокий древний ритуал, совершаемый в наше время, в моем собственном посёлке, я надеялась шокировать читателей наглядной картиной бессмысленного насилия и бесчеловечности, окружающих их самих.

Тонко чувствующие личности, не готовые смириться с правилами этого мира и бросающие — не всегда сознательно — ему вызов, обречены на поражение («Консультация»). Такова участь Маргарет из «Соляного столпа» — скромной провинциалки, за считанные дни раздавленной суетливым и недружелюбным Нью-Йорком. В финале рассказа город-монстр скидывает последнюю маску и являет свою подлинную, демоническую сущность, не приемлющую чужаков. Тот же фон представлен и в «Демоне-любовнике», где невеста ищет жениха, пропавшего в день свадьбы, но находит лишь враждебную пустоту городских кварталов. В «Зубе» банальная зубная боль становится пропуском в иную реальность, похожую и непохожую на нашу. Личность героини стирается и переписывается заново в адской мясорубке Нью-Йорка, а приглядывает за трансформацией таинственный незнакомец, в котором нетрудно узнать известного джентльмена на букву «Д».

И действительно, во многих рассказах фигурирует то некий мистер Харрис, то «Джим», то просто «мужчина в синем костюме»; дьявол то выступает на первый план, то прячется в тени. Функции его разнообразны, личин его не счесть, но одно остается неизменным: он всегда рядом. Подчеркивая это, Джексон предпосылает всем частям сборника цитаты из старинного демонологического трактата, а завершает его фрагментом из средневековой баллады «Джеймс Харрис, демон-любовник» (недаром в первых изданиях сборник имел подзаголовок «Приключения Джеймса Харриса»). Как ни хитри, а в дьявольской лотерее каждый получит то, что ему причитается.

Хотя славу «литературной ведьмы» Ширли Джексон принесли поздние романы (прежде всего «Призрак дома на холме»), уже в «Лотерее» проявился её талант к анатомически точному изображению человеческой души. На тонкой грани между реальным и фантастическим вырастают рассказы, способные будоражить читательские эмоции и в наши дни.

цитата "Зуб"
В зеркале она видела группу женщин, смотревших в её сторону или мимо неё; и ни одно из этих лиц не было ей знакомо, никто ей не улыбнулся и не подал виду, что её узнаёт. «Уж моё-то лицо должно бы знать само себя», — подумала она, чувствуя, что задыхается.

Рецензия впервые опубликована в журнале "Мир фантастики"


Статья написана 16 мая 2014 г. 10:52
Ким Ньюман. Эра Дракулы. — СПб.: Фантастика Книжный Клуб, 2013

Питер рисует: сидит вампир,
А рядом – семья вампира.
Они не дадут свою подпись за мир,
Все они против мира!

Графиня Агнесса де Барто


Вампиром быть трудно. Ни причесаться как следует, ни подкрасить глаз – тем, кто не отражается в зеркалах, следить за собой не так-то просто.

А вот из самих вампиров зеркала получаются недурные. Человечество глядится в них не первый век. Вот на тонких губах играет улыбка – но от неё до звериного оскала какое-то мгновение. Пристальный взгляд, за которым может прятаться и острый интеллект, и ростки сочувствия, и воющая пустота. Красная жажда, терзающая их, так похожа на нашу собственную алчность, наше неизбывное «ещё». Вампир податлив в человеческих руках: можно вылепить из него хоть мечту о вечной любви («Сумерки»), хоть крик одинокой души («Впусти меня»), хоть реликтовый кошмар («Ложная слепота»).

Ким Ньюман в далёком уже 1992-м пошел ва-банк – выкрасил в кроваво-красный целое общество, отошёл в сторонку и посмотрел, что получилось. Получилось остроумно, да и вообще – умно. Так, под бульканье вскрытых артерий, родился цикл «Anno Dracula». Как пишет автор в послесловии к первой книге, наконец-то изданной на русском, это «вампирский роман, в том смысле, что он наживается на других произведениях литературы и вытягивает из них жизнь». Смесь вампирского колорита, альтернативной истории и безудержного постмодернизма оказалась на редкость эффективной – мёртвого поставит на ноги. Пока что хватило на четыре романа (последний вышел в 2013 году) и несколько повестей, дальше – больше. Хитрость рецепта в том, что при всей принципиальной простоте скопировать его трудно: чтобы приготовить вампира по-ньюмански, желательно быть Ньюманом. Попробуем разобраться в причинах.







  Подписка

Количество подписчиков: 154

⇑ Наверх