fantlab ru

Всеволод Ревич «Перекресток утопий: Судьбы фантастики на фоне судеб страны»

Рейтинг
Средняя оценка:
6.31
Оценок:
26
Моя оценка:
-

подробнее

Перекресток утопий: Судьбы фантастики на фоне судеб страны

Сборник, год


В произведение входит: по порядкупо годупо рейтингу


4.00 (2)
-
4.00 (2)
-
4.00 (2)
-
6.86 (7)
-
4.00 (2)
-
4.80 (5)
-
4.00 (2)
-
6.92 (24)
-
4.00 (2)
-
6.25 (4)
-
7.25 (8)
-
4.00 (2)
-

Обозначения:   циклы (сворачиваемые)   циклы, сборники, антологии   романы   повести
рассказы   графические произведения   + примыкающие, не основные части


Награды и премии:


лауреат
Мраморный фавн, 1998 // Критика, литературоведение

лауреат
АБС-премия, 1999 // Критика и публицистика

Номинации на премии:


номинант
Странник, 1999 // Критика (публицистика)

номинант
Интерпресскон, 1999 // Критика / публицистика

номинант
Бронзовая Улитка, 1999 // Публицистика


Издания: ВСЕ (1)
/языки:
русский (1)
/тип:
книги (1)

Перекресток утопий: Судьбы фантастики на фоне судеб страны
1998 г.




 


Отзывы читателей

Рейтинг отзыва


– [  8  ] +

Ссылка на сообщение ,

Всеволод Александрович Ревич известен своими критическими статьями и эссе о советских детективах и фантастике в литературе и в кино.

Его статьи всегда казались мне умными, тщательно продуманными и обоснованными, хотя и в те года в них случались отдельные перехлёсты.

В годы СССР В. Ревич, конечно же, всячески поддерживал всё советское, неизменно обличая буржуазный образ жизни.

Последняя книга автора — это попытка перестроится, переосмыслить прошедшее время, свои же оценки тех или иных произведений. Конечно, намерение похвальное, хотя кардинальное изменение взглядов вызывает иногда вызывает удивление и недоверие к автору.

Подвергая пересмотру произведения советской поры, В. Ревич ныне яросто критикует то, что раньше хвалил.

Я прекрасно помню статью Ревича в годы Перестройки — «Перечитать «Аэлиту», где критик берёт под защиту роман А. Толстого, доказывая, что это прекрасное произведение нисколько не устарело.

В данной книге В. Ревич уже пытается сбросить Алексея Толстого «с парохода современности». Отмечая всё же созданный Толстым прекрасный образ принцессы Аэлиты, критик разругивает роман в целом. Досталось и «Гиперболоиду инженера Гарина». В. Ревич пишет о художественной слабости романа, карикатурности образов и пр.

Особенно сильно досталось мужественному и непреклонному Александру Беляеву, единственному довоенному писателю, всего себя посвятившему фантастике. В. Ревич считает его произведения примитивными и по идеям, и по литературному уровню. Безусловно, с какими-то его соображениями можно согласиться. Вряд ли сейчас можно зачислить «Прыжок в ничто», «Звезду КЭЦ», «Под небом Арктики» в лучшие произведения писателя.

Но подвергнуть критике роман «Человек — амфибия«! Яркую, динамичную, волнующую книгу, переиздающуюся и сейчас? Критик отмечает необыкновенную жестокость доктора Сальватора ( у Ревича — Сальвадора), этого «вивисектора», осмелившегося искалечить мальчика! Неужели он не мог предвидеть судьбу юноши — амфибии в человеческом мире? В. Ревич очевидно забыл, что доктор Сальватор оперировал туземного младенца (его принёс индеец Кристо) от опухоли, и другого способа спасти, как сделать из мальчика амфибию, пересадив ему жабры молодой акулы, он не видел. Он не решился сообщить необразованному Кристо о своей операции, велев сказать, что мальчик умер. Сальватор пытался всячески оградить Ихиандра от манящего и такого сложного земного мира, предоставив ему просторы океана, и не его вина, что юноша его ослушался...

Раскритиковав другие романы Беляева, Ревич только один похвалил — «Голову профессора Доуэля». Есть ещё один роман — «Ариэль», который не подвергся сильному разносу, но и тут критик упрекнул Беляева в фрагментарности сюжета, по сути распадающегося на несколько сцен.

Посвятив следующую главу творчеству писателя — романтика Александра Грина, Ревич отмечает, что несмотря на всяческие запреты, Грин создал прекрасные книги, особенно «Блистающий мир» и «Бегущая по волнам». Написаны они очень своеобразно, необычным языком, богаты интересными идеями и неординарными образами. Эти книги, по его мнению, будут жить ещё долго.

Разбирая довоенную фантастику, В. Ревич яростно критикует произведения разных авторов, противопоставляя им знаменитую антиутопию Е. Замятина «Мы».

У писателя Александра Казанцева В. Ревич отмечает в положительном смысле лишь роман «Пылающий остров». Зато «Мол Северный» или «Льды возвращаются» не достойны занимать места на наших полках! Тут с ним можно согласиться.

В главе, посвящённой творчеству знаменитого Ивана Ефремова, В. Ревич хвалит «Рассказы о необыкновенном» и роман«Туманность Андромеды», как блестящую утопию, хотя оспаривает некоторые идеи Ефремова. Более — менее хорошо отзывается и о «Часе быка». Но, ни в коем случае, он не поддерживает книгу «Лезвие бритвы» — «плохо скроенный эксперимент». В. Ревич ставит в вину Ефремову то, что тот, имея немалый вес в научном мире и в литературе , не выступил на защиту многих осуждаемых критикой прогрессивных авторов. Но это не так! Ефремов не раз вступался за Стругацких и других молодых фантастов.

Глава, посвящённая творчеству А. и Б. Стругацких самая мощная и яркая! Практически все произведения братьев отмечены в положительном плане.

В разделе о фантастике 60-- начала 70-х годов В. Ревич особенно отмечает близкое ему творчество Д.Билёнкина, И. Варшавского, В. Шефнера, С. Гансовского, К. Булычёва, Г. Альтова, В. Крапивина и многих других. Он отводит шестидесятникам особую роль и заслугу в фантастике. Упрекает лишь «фантастов ближнего прицела» (Немцов, Долгушин и пр.).

Почти полностью я согласен с автором по поводу его яростной критики так называемой «нуль — литературы», «молодогвардейцев»: В. Щербакова, Ю. Никитина, М. Грешнова, М. Пухова, Б.Лапина, Д. Де-спиллера, В. Корчагина, В. Михановского, Ю. Медведева и многих других. Сейчас от этой литературы практически ничего не осталось, вряд ли кто всё это будет читать...

В фантастической литературе 90-х годов критик видит упадок оптимизма, обилие чернухи, мистики и эротики, безудержное увлечение «фентэзи» (например, разбирает произведения Успенского, Лазарчука). Лишь творчество отдельных авторов ( «Волкодав». М. Семёновой) отмечено им в позитивном плане.

В небольшой рецензии о многом не скажешь.

Напоследок отмечу, что книга Всеволода Ревича в целом интересная, хотя далеко не со всеми её положениями соглашаешься. Эрудицию и ум автора нельзя не приветствовать.

С другой стороны, в книге немало ошибок в именах и названиях. Например, Владислав Крапивин назван Вячеславом, а книга Д. Андреева «Роза мира» — «Розой ветров». Такие недочёты несколько снижают доверие к книге и её автору.

Оценка: 8
– [  9  ] +

Ссылка на сообщение ,

Понятно, что вкусы и пристрастия критика не могут не повлиять на его работу. Но не до такой же степени...

Например, про роман «Последний человек из Атлантиды» написано:

«В нем есть ненужный и нелепый пролог, порожденный все той же страстью покрепче уесть буржуя. Ненависть Беляева к этому сословию доходит до того, что человека, которого только что хватил удар и разбил паралич, он заставляет курить сигары».

Миллионер, конечно, описан в сатирических тонах, но без особой неприязни. Да и с чего бы — он ведь не строит козни против СССР, а занимается сугубо мирным и полезным для науки делом. Так что пример с сигарами высосан из пальца. Про «ненужность» пролога — тоже очень спорно, мне вот он показался интереснее, чем основное повествование.

Очень гневно Ревич клеймит Л.Леонова, у которого герои «развлекаются», придумывая новые виды вооружений. Правда, как оказалось, Леонов был процитирован не до конца. «Так было, пока занятия эти не показались нам отвратительными, и мы зачеркнули всё» — эту фразу Ревич предпочел опустить.

А вот что он пишет о Ефремове:

«Он занимал умеренно-консервативные позиции, предпочитая предварять предисловиями романы казанцевского типа или лишний раз лягнуть западных фантастов, нежели поддержать своим немалым авторитетом молодую советскую фантастику 60-х годов. Ни разу, например, он не выступил в защиту братьев Стругацких, хотя поводов для этого было более чем достаточно».

Это уже неприкрытое вранье, можно было вспомнить хотя бы статью 1966 г. «Миллиарды граней будущего». О ее существовании Ревич не мог не знать.

Но особую ярость критика вызывает система интернатского воспитания в книгах Ефремова (да и у других авторов утопий). Ревич видит тут исключительно проявление тоталитаризма. «Детей от родителей отрывают! Ужас-ужас!» Видимо он забыл, что в свое время в Англии вся элита воспитывалась в закрытых заведениях.

Встречаются у Ревича и грубейшие ляпы. Например, прежде чем издеваться над языком Ю.Никитина, неплохо было бы знать, что слово «патриот» не латинское, а греческое...

Подобные ошибки, передергивания и подтасовки ставят под сомнение серьезность всей ревичевской аналитики. И их тут очень много, все перечислять нет смысла.

А в целом, данную работу можно охарактеризовать словами её же автора:

«Полностью ангажированная, вбивающая в мозги читателей политические установки с настырностью парового молота».

Оценка: 3
– [  13  ] +

Ссылка на сообщение ,

Его работа крайне однобока. Видимо, как он в молодости оценивал произведения с позиции идеологической подкованности так этот критерий у него остался и в данном труде. Только поменялся плюс на минус. Т. е. Можно сыграть в игру — Вы берете любое советское НФ произведение и читаете, если там критика (явная или скрытая) тоталитаризма и советского строя, значит господину Ревичу это произведение нравиться, если же, оно нейтральное, или, не дай бог, восхваляет коммунистический строй, значит без идейное и не стоит внимания. Замятина с его «Мы» (в общем средне-неплохое произведение) мы видим почти на каждой странице как эталон. Обручеву же с его двумя классическими романами, любимейшими для миллионов советских подростков, он (в своем достаточно объемном труде) отвел одно предложение! Павлова с его уникальной и суперпопулярной «Лунной радугой» он вообще не упомянул, намекнув только, что в «Роман газета» в 80-х была напечатана такая НФ фигня, что он не будет ее рассматривать из уважения к возрасту автора!!! Булычева были рассмотрены только сатирические произведения. Продолжать можно и дальше. В общем он рассматривает фантастическую литературу только как инструмент замаскированной социальной критики и не больше.

Оценка: 3
– [  5  ] +

Ссылка на сообщение ,

Складывается впечатление, что автор торопится оправдаться в глазах читающей публики за написанное им в советские годы.

Оценка: 3
– [  9  ] +

Ссылка на сообщение ,

«Поэт в России – больше чем поэт». Эти слова Е. Евтушенко знают все. Но при чтении «Перекрестка утопий» хочется их переиначить на такие: «Критик в России – больше чем критик, и намного». Эта работа не в меньшей степени публицистическая, чем литературоведческая. И подзаголовок «Судьбы фантастики на фоне судеб страны», в общем-то, уместен. Собственно литературоведческая часть этой книги не представляет, на мой взгляд, особого интереса, хотя, конечно, и не лишена оного полностью. По-видимому, главным для себя автор посчитал выявление общественно-исторических и культурных процессов в нашей стране, которые и сформировали, так сказать, лицо нашей фантастической литературы. И вот здесь отмеченная, вероятно, всеми тенденциозность оценок, вообще-то естественная в полемической публицистике, перешла на конкретные произведения, всё творчество отдельных авторов и даже на целые литературные направления, что привело к абсурдным, порой, результатам.

Мне кажется, что интересен сам по себе вопрос, каким образом у автора монографии сформировалась столь негативистская, граничащая с самоуничижением, позиция по отношению ко всей, за немногими исключениями, русской фантастике двадцатого века. Ведь всё его внимание акцентировано на недостатках тех или иных произведений, а достоинствам отводится второстепенная и даже случайная роль, если только речь не идет о писателях, признаваемых им талантливыми. Там-то как раз всё наоборот. Но что он ценит, к примеру, в А. Платонове? По сути, лишь то, что в своих «Котловане», «Чевенгуре», «Ювенильном море» писатель высокохудожественными средствами показал как всё на самом деле у нас плохо. По Ревичу, литературное дарование, либо его отсутствие, служит и главным признаком гражданской позиции автора и наоборот. Даже Алексей Толстой, заигрывая с режимом, написал не лучшие свои произведения. Утопии же, словно за то, что они являются носителями некоего положительного начала, Ревич вообще вывел за границу фантастической литературы. Та же, если не хуже, участь постигла и «так называемую научную фантастику» (называемую Ревичем). По его мнению, она не имеет право называться художественной литературой… Здесь Ревич как бы следовал известному тезису Стругацких, которые отказались от традиционной НФ в пользу более широкой трактовки фантастического элемента в литературе. Но то, что явилось творческим выбором конкретных писателей, он почему-то возвел в абсолютный принцип. А ведь тут недалеко и до другой крайности. Любому абстрактнейшему морализаторству можно автоматически приписывать статус настоящей литературы, лишь бы была ясно (а то и не совсем ясно) выражена какая-нибудь «борьба за духовную свободу». То же и в критике (публицистике). У иного такого критика может возникнуть соблазн присвоить своим разоблачительным строкам ранг откровения. Мне кажется, отчасти не избежал такого соблазна и Ревич, в частности, в главе о «нуль-литературе». Иначе, зачем столь старательно и «остроумно» объяснять нам, читателям, что то или иное произведение действительно не обладает высокими художественными достоинствами, и вообще какими-либо достоинствами. Интересно, что в последней главе монографии, посвященной фантастике 90-х, автор книги заметил, что по сравнению с некоторыми современными произведениями нуль-литература совершенно безобидное явление. Кстати, эта глава, в которой автор попытался понять, почему и в новых условиях «свободы» фантастика не спешит расцветать шедеврами, и в целом заинтересовала меня больше других. Здесь Ревич, пожалуй, наиболее откровенен в своей риторике. И здесь он уже не вспоминает о Платонове и Булгакове, а вынужден рассматривать как образцовый роман М. Семеновой «Волкодав».

Особенно беспощадно Ревич «расправился» с А. Беляевым. Сочувствуя трудной судьбе писателя, он одновременно объявил его полной, хотя и добросовестной, бездарностью. При этом лучшие романы Беляева «Голова профессора Доуэля» и «Ариэль» он назвал «небеляевскими». А таким вопросом, почему, не смотря на очевидные художественные просчеты, читатели любили и продолжают любить произведения Александра Романовича, автор и не задавался. Сегодняшнюю популярность книг Беляева и других подобных литераторов (Ревич, кстати, замешал в одну кучу Беляева, Казанцева, Немцова и т.д.) он объяснил тем, что, мол, плохую литературу всегда читали больше, чем хорошую! Читателям Беляева и Казанцева Платонов и Стругацкие не по плечу, заявил он. Не забавно ли читать столь «глубокомысленные» объяснения у представителя «творческой интеллигенции», «шестидесятника» и пр.? Ревич в своей книге выступает истовым борцом за свободу от всяческих идеологических оков, успевая, однако, заметить: «Я не думаю, что такой роман, как «Прыжок в ничто» может быть полезен нашим молодым современникам, тем, у которых и без того в головах полный моральный кавардак». Получается, он доверяет читательскому вкусу не намного больше, чем презираемые им цензоры эпохи «коммунизма». Совершенно очевидно, что автор «Перекрестка» слишком упрощенно, односторонне оценил воздействие литературы, пусть и не самых лучших её образцов, на читателя.

По сравнению с А. Беляевым отношение к И. Ефремову у Ревича более, скажем так, уважительное. Однако «передергивания» в главе «Последний коммунист» имеются большие. Особенно некрасивую версию Ревич изложил вокруг рассказа «Алмазная труба». Изобретая подобные версии, автору стоило бы самому не забывать о тех молодых современниках, своих потенциальных читателях, в головах которых он усматривал моральный кавардак. Замечу, попутно, что история с этим рассказом разъясняется в письме Ивана Антоновича, напечатанном в журнале «Сверхновая»N 41-42 (стр. 219, 220), посвященном столетию со дня рождения писателя. (А подробно этот случай разобран в монографии о Ефремове, написанной его учеником П.К. Чудиновым.) Что касается самого знаменитого произведения Ефремова, романа «Туманность Андромеды», то тут Ревич придумал любопытную теорию. Оказывается, Ефремов написал не общечеловеческую утопию, как то до него делали Мор, Кампанелла и пр., а некую подпорку социалистического строя. Причем сделал он это как-то подсознательно, в силу своего идеализма, смешанного с рационализмом, а также сложных отношений с «режимом». Мне трудно комментировать такую точку зрения. Кажется, Ревич имел в виду то, что Ефремов своим романом хотел заполнить брешь между идеалом и действительностью. Но вот переводы «Туманности» в семьдесят пять стран мира как-то не согласуются с её узкой специализацией.

Если по началу «Перекресток утопий» вызывает желание спорить, то по мере прочтения он начинает навевать грусть и даже некоторую скуку своим однообразием и предсказуемостью. Но всё же прочитать эту книгу стоит. По крайней мере, автора нельзя упрекнуть в неискренности. Он являлся бескомпромиссным ревнителем высоких литературных стандартов так, как он их понимал. И, конечно, рассматривая различные произведения, не следует забывать о принципе историзма. Остается, однако, вопрос, почему неглупый человек и тонкий ценитель фантастики отказывается от объективного анализа всей сложности литературного процесса в пользу идеологически ангажированной проповеди (не дословная, но характерная цитата: советская НФ – тень коммунистической партии). Книга Ревича – кирпичик в истории отечественной фантастики двадцатого века, со всеми его политическими потрясениями. Вероятно, в нынешнем столетии критических работ подобного рода мы уже не увидим.

Оценка: 6
– [  10  ] +

Ссылка на сообщение ,

Число книг, посвящённых фантастике, не слишком велико; наверное, про какого-нибудь классика вроде Леонида Леонова написано больше. В своё время этапными для советского фантастоведения были работы Кагарлицкого, Бритикова, Чернышевой. Всеволода Ревича в этом ряду не было. Дело своё он делал ничуть не хуже, но нормальную книжку выпустить так и не сподобился. «Перекрёсток утопий» вышел после смерти автора и шуму наделал немало, в основном потому, что была сделана попытка перестроить сложившуюся систему ценностей в фантастике. Одновременно «Перекрёсток утопий» продемонстрировал уровень, на котором должен работать настоящий профессионал, и прояснил, что в современном фантастоведении таких профессионалов раз-два и обчёлся.

Книга отличная. Не всякий художественный текст столь мастерски выстроен и аргументирован. Авторская позиция чётко обозначена, доводы для её подтверждения приводятся самые разнообразные и в немалом количестве. Последнее сейчас не модно не только в фантастике; новая критическая мысль чаще занимается раздачей оплеух и напрочь забыла, что любой тезис желательно обосновывать. Ревич по-старомодному терпелив, и даже говоря о текстах, которые категорически не приемлет, выстраивает систему доказательств, подтверждающих его позицию.

Всё вышесказанное не означает, что все выводы автора бесспорны. Мне, к примеру, кажется, что в системе координат Ревича излишне важную роль играет так называемая общественно-политическая позиция автора либо то, что сейчас кратко именуют «мессидж». Этого «мессиджа» нет в романе Михаила Успенского «Там, где нас нет», и роман, несмотря на немалые достоинства, рассматривается едва ли не в одном абзаце с опытами Никитина. С другой стороны, в более ранних вещах Успенского — «Чугунный всадник», «Дорогой товарищ король» — явственно чувствуется запоздалый антитоталитарный пафос, и они удостаиваются скупой похвалы. Хотя очевидно, что в этих романах писатель лишь нащупывал путь к своему несомненно лучшему произведению — трилогии про Жихаря.

Особо страсти кипели, когда Вс. Ревич взялся ревизовать историю отечественной фантастики и покусился на двух классиков.

Александр Беляев — едва ли не первый русский автор, писавший только фантастику. Он стоял у истоков советской НФ, во многом формировал её. Однако Ревич никогда не был адептом научной фантастики, потому построенное писателем здание его ничуть не удовлетворяет — оно кривобокое, с упором на науку и минимумом литературы. Ревич считает, что Беляев — фигура дутая: научный фантаст, не выдвинувший ни одной свежей идеи и в лучшем случае паразитировавший на идеях Циолковского; слабый беллетрист, чьи произведения полны штампов и психологических натяжек. Собственно, он не просто так считает — он это доказывает, и вполне убедительно. И всё бы ничего, да сомнения грызут. Коль всё так плохо, с чего бы Герберту Уэллсу было высоко ценить Беляева-фантаста? С чего бы и сейчас, спустя 70-80 лет после создания, «Голова профессора Доуэля» и «Человек-амфибия» живы, интересны, востребованы? Остаётся предположить, что инвективы критика вполне справедливы, однако ценность литературного произведения вовсе не обязательно определяется одним лишь художественным совершенством или же новизной идей. Есть ещё что-то, никакому математическому анализу не подвластное. И это прекрасно, иначе литература превратилась бы в пифагоровы штаны.

На Беляеве Ревич не останавливается и подвергает ревизии творчество Ивана Антоновича Ефремова. Один из доводов тот же: слабый писатель. Однако это сознавал и сам Иван Антонович, и многие симпатизирующие ему люди. Всё-таки значение Ефремова не только его текстами ограничивается. Борис Стругацкий заметил, что Ефремов «показал нам всем, тогдашним молодым щенкам, какой может быть настоящая фантастика». Таким образом и любимые Ревичем Стругацкие, и уважаемая им фантастика 60-ых суть порождение Ефремова. Однако, навострив критические стрелы и изготовившись к бою, остановиться уже трудно: и философия ефремовская с душком, и идея голографии не им выдвинута. Порой доходило до откровенных передёргиваний. К примеру, было сказано, что «ни разу... он не выступил в защиту братьев Стругацких, хотя поводов для этого было более чем достаточно». Надобно заметить, что как минимум дважды Ефремов выступал в их защиту. В 1965 году он согласился написать предисловие к «Хищным вещам века», хотя не разделял идеи, высказанные в этом романе. Тем не менее он очень высоко ценил творчество АБС, считал их «единственной надеждой советской фантастики», и пошёл на этот шаг, чтобы состоялась публикация, с которой предвиделись сложности. Год спустя была статья Ефремова в «Комсомольской правде», где был высмеян Немцов, именно Стругацких выбравший как главную мишень для критических дротиков в своей «известинской» статье «Для кого пишут фантасты?». Что касается более поздних времён, то следует иметь в виду и эволюцию Ивана Антоновича, приведшую его в журнал «Молодая гвардия», и эволюцию братьев Стругацких, практически отказавшихся от коммунистических утопий и вообще всех атрибутов НФ. Так что это совсем другая история. Да и давайте оставим право человеку говорить или молчать тогда, когда ему хочется.

Как бы не была спорна эта часть книги Ревича, её ни в коем случае не нужно игнорировать. В конце концов далёкий от фантастики критик или литературовед, которому местные рейтинги по барабану, будет оценивать фантастику по тем же параметрам: сперва мастерство исполнения, а потом содержащиеся научные, философские, социальные и прочие идеи. Может, потому профессионалы и продолжают игнорировать фантастику, что споткнутся сперва на Беляеве («и это классик?..), потом на Казанцеве, потом на Ефремове («да, я понимаю... но где здесь литература?»), а потом до Стругацких или Рыбакова уже и руки не дойдут...

Кого же Всеволод Ревич оставил на верней ступеньке фантастического пьедестала, низвергнув с неё Беляева и Ефремова? Остался роман Замятина «Мы», остался Булгаков, остался Платонов (последний скоро будет объявлен нашим всем: и фантастики классик, и лучшие страницы о Великой Отечественной войне им написаны...). Остались Стругацкие. Однако и со Стругацкими небольшая проблема. Очевидно, что Ревич их уважает и высоко ценит, но практически все его комплименты несколько э... односторонни, что ли. Критик практически не обращает внимание на литературные достоинства, не анализирует композицию, язык, стиль и т.п., основной упор делается на социальный подтекст и всё тот же антитоталитарный пафос. Спору нет, это дело тоже нужное, а тридцать-сорок лет назад ещё и требовавшее определённой смелости. Однако несправедливо, что даже симпатизирующий братьям критик на деле доказывает, что, кроме кукишей в кармане, в их книгах ничего нет.

О фантастике 90-ых Вс. Ревич подробно говорить не стал, лишь дал понять, что его не вдохновляет всеобщий скептицизм, нагнетание страхов, чернушечность. Можно было бы поспорить, да поздно.

Такие дела. Как бы спорны не были иные оценки, очевиден высочайший профессиональный уровень. Если бы на таком уровне говорили все критики, подрабатывающие в гетто, и гетто имело бы совсем иной вид.

Оценка: 10


Написать отзыв:
Писать отзывы могут только зарегистрированные посетители!Регистрация




⇑ Наверх