Борис Акунин «Собачья смерть»

"— Мы напали на беззащитную страну, мы давим ее гусеницами! Нам теперь от этого никогда не отмыться!»

В очередной раз отмечу, что романы о писателях почти всегда очень хороши. В жизни каждого состоявшегося автора появляется момент, когда хочется отрефлексировать свой писательский опыт, сказать что-то о муках творчества и секретах мастерства.

«Собачья смерть» — биография писателя Марата в послевоенном СССР. что-то похожее я уже читал, в рассказе Логинова по-моему. Серая биография, пара неожиданных успехов.

Роман предельно литературоцентричен, сразу на многих уровнях. Упоминание «Мастера и Маргариты» (читал, естественно), самурайского «Хагакурэ» (тоже читал), «Овода» (читал в детстве); игра в угадайку — на страницах книги действуют и Аркадий Стругацкий, и поэт Вознесенский; собственно, романы в романе главного героя. Акунин пошёл даже дальше Булгакова. Приводятся не только главы из романа, который пишет главный герой-писатель, но и есть сцены, где герой взахлёб рассказывает о будущих хитросплетениях сюжета и внутреннем мире героев и о том, как он их видит. И это погружение в третий слой завораживает.

Акунину удались обе линии — и оттепельного СССР, с богемной фрондой и зарождающимися кружками диссидентов-правозащитников; и конечно же, авантюрная история легендарного Сиднея Рейли, этого шпиона номер один по общему мнению, одного из прообразов Джеймса Бонда. Невероятного колорита личность. Естественно, параллельно с главами по Рейди я читал вики про него; Акунин владеет предметом — все исторические детали соблюдены безукоризненно.

По глубине погружения в мою любимую эпоху Гражданской войны «Собачья смерть» не уступает первому тому цикла, «Аристономии».

В романе есть прелюбопытный момент! Что, если 30 августа 1918-го гожа эсэры Каннигисер, убивший Урицкого и Фанни Каплан, стрелявшая в Ленина, спасли Советскую Россию? Ведь, по роману, на начало сентября было запланировано свержение власти в Москве и Питере Сиднеем Рейли. Но эсэры-любители успели раньше и комиссары первые начали Красный Террор, уничтожив шансы на успех заговора Рейли. Этот же эпизод прекрасно иллюстрирует невозможность, к сожалению, хоть сколько-нибудь глобальных планов и заговоров — слишком много случайностей и разнонаправленных сил действует в любой потенциальной точке слома истории. Сколько примеров таких нелепых случайностей, не давших Истории свернуть на другой путь, было как во время русской Гражданской войны, так и во время американской Гражданской, или во время Войны за независимость США, или во время Наполеоновских войн. Да когда угодно. Потерявшийся приказ, замеченный фонарь, забывчивый полковник-шахматист, павшая лошадь, ссора, по ошибке обстрелянный самолёт дружественной страны, не говоря уж о штормах, уничтоживших Великую Армаду и монгольские флоты Хубилая.

А сюжетная линия шестидесятых тем временем добирается до ввода советских войск в Чехословакию. Прекрасно передан шок неравнодушного человека, чья страна вторглась силами двадцати четырех дивизий к соседям. Марат, будучи писателем, подмечает все нюансы и реакции окружающих на случившееся. Подозреваю, что описание вторжения в Чехословакию дано как актуальная иллюстрация к более современным событиям.

Как будто мало двух встроенных романов, Акунин добавляет в том очередную, финальную, главу трактата Антона Клобукова, сквозного героя шеститомника, на этот раз «о достойной старости». Шикарная вставка.

Композиционно книга, конечно, раздражает. Опять ощущение неряшливости, несмотря на тройку ударных финалов.

Атмосфера Гражданской, аллюзии на современность, нетривиальные размышления — всё это не позволяет мне поставить книге меньше, чем высший балл.

10(ЛИТЕРАТУРОЦЕНТРИЧНЕНЬКО)

На мой взгляд — слабейшая книга очевидно значимого для автора цикла. Часть про шестидесятые — традиционная игра в шарады, угадай, кто Трифонов и почему Евтушенко Возрожденский, публицистика про старость того же уровня, что и в предыдущих частях. По- разному написанные главы про Сиднея Райли и Степняка — уроки сочинения на тему по лекалам в сборнике про Англию. Все вместе в единый эмоциональный роман не складывается. Легкости, изящества и блеска нет и в помине, а без этого сочетания Акунин не бодрит.

«Что делать нам с тобой, моя присяга,

где взять слова, чтоб рассказать о том,

как в сорок пятом нас встречала Прага

и как встречала в шестьдесят восьмом…»

Александр Твардовский

Сложно оценивать книги этого цикла – на большую, «серьезную» литературу вроде бы не тянет, стилистически слишком просто, слишком остросюжетно, но, как оборотная сторона – книги легко читаются, захватывают, героям сопереживаешь, ощущаешь удовольствие от его эпичности и цельности. Как бы то ни было, закончится «Семейный альбом» этим романом или нет, считаю его удачным, хотя, думаю, что вернусь когда-нибудь только к «Аристономии». Не знаю даже, там была надежда, дальше все больше и больше утверждалась идея, что они (надежды) напрасны. В любом случае советую читать цикл последовательно, ведь все события и персонажи вплетены в единый контекст, всё движется к одной цели, повествование приобретает не частный, а эпохальный масштаб.

Роман показался мне самым…нет, не сложным, правильнее будет сказать непростым из всего цикла. Многослойная структура романа, в котором сосуществуют несколько историй: Клобукова, Бляхиных, Марата Рогачова, Степняка-Кравчинского, Сиднея Рейли, японцев, вставка с размышлениями из клетчатой тетради – на этот раз о достойной старости; события романа забрасывают нас и в 19 век, и в годы Гражданской войны, и в Манчжурию, и в уже начинающую становиться душной Москву шестьдесят восьмого; оттепель сменяется заморозками.

Понравились часто сменяющие друг друга локации романа, особенно атмосферными для меня стали богемные посиделки кружка Гриваса, с их разъедающей рефлексией, кухонными протестами, намеками и полунамеками, обсуждением сам- и тамиздата. В завсегдатаях кружка узнавались культовые фигуры того времени. Кстати, интересно, кто был прототипом того рыжего, с которым Марат познакомился на даче и с которым Агата, видимо, обрела свое недолгое счастье? К сожалению, с историей диссидентского движения я практически не знаком. Очень запомнилась мне атмосфера «домашнего уюта» семьи Чумаков: такая решительная, циничная, беспринципная Антонина – жена Марата, ее папа – такой вальяжный советский писатель, мэтр соцреализма, «инженер человеческих душ», на книгах которого вырастали и учились граждане страны, строящие светлое будущее. Сколько там лицемерия, фальши, как жаль девочку, которая растет в этой семье. Жалко Марата, зачем он связался с этими людьми? Понятно, что сделать что то по настоящему важное в этой атмосфере ему, писателю, практически невозможно, но надежда обрести свою Маргариту – она ведь должна быть! Но нет, Антонина совершенно лишена женского тепла, доброты, искренности, а Агата…Что ж, Агата выбирает настоящего героя, Марат все правильно понял. Такое тихое отчаяние и одиночество все понимающего и не способного ничего изменить интеллигента.

Хоть «теоретическая» часть романа была посвящена теме старения, да и сам главный герой перевалил за свое семидесятилетие, для меня книга стала историей не старения, а смерти. Как было сказано в начале романа – смерть есть исход из любой ситуации. Она поставит точку всему, от нее никуда не деться. Вопрос в том, какой будет эта смерть. «Собачья смерть», в представлении буддистов – это смерть без придания осмысленности жизни, вне ее достойного завершения. Собачья смерть и собачья жизнь. Как их отделить друг от друга? Разве может быть жизнь достойной, а смерть собачьей, или, наоборот, собачья жизнь, завершаюшаяся несобачьей смертью? Какими были смерти в романе, были они собачьими или достойными? Степняк-Кравчинский попал под поезд в Лондоне. Неожиданно, нелепо. Сидней Рейли, как и положено шпиону, сгинул где то в застенках НКВД при весьма загадочных, не ясных до конца обстоятельствах. Японский офицер генерального штаба был казнен как шпион. Рыжий диссидент погиб во время акции против ввода войск в Чехословакию, которая (акция) так и осталась незамеченной иностранными туристами. Трагично и, скорее всего, напрасно. Учитель и ученик пожертвовали собой и самой главной книгой мудрости – что в этой смерти достойного или недостойного? Смерть все обессмысливает. Что бы там ни рассказали продажные женщины – никто и ничего не услышит. Так что тогда? Что нужно и что можно сказать к жизненному финалу? Кто тебя услышит? Кто вспомнит, сказанное тобой? Да и кому нужны эти слова? Нет ответа. Только семейный альбом напоминает нам о прожитых жизнях Клобуковых, Бляхиных, Рогачовых, Бердышеве, обитателях Трезориума, докторе Епифьевой и многих-многих других героях цикла.

П.С. «Своим» в этой серии книг для меня стал, конечно же, Антон. В большей степени ассоциировал себя с ним, он мне понятен и знаком. Самым же близким – Иннокентий Бах, его христианская кротость, самопожертвование, подлинная любовь к ближнему без всяких «но» и оговорок – для меня это недостижимая, к сожалению, вершина человеческого духа.

П.П.С. Надеюсь, что точка в этом замечательном цикле еще не поставлена. За роман и весь «альбом» в целом – 10!

Как писать частицу «не» в нашей солнечной стране

«Лучшие книги пишутся не словами, а поступками»

Я не пропускаю акунинских книг. За редкими исключениями. Не сложилось в свое время с «Аристономией» — первой книгой «Семейного альбома», уж и не знаю, по какой причине, не готова оказалась к ней. Такое случается, даже с самыми «нашими» авторами. А после, увидев очередную книгу цикла, просто пропускала ее. Пока не взяла эту.

Теперь думаю, что вернусь и прочту или лучше послушаю предыдущие книги серии — исполнение Александра Клюквина всегда праздник. Хотя, если я правильно поняла, книги «Семейного альбома» достаточно автономны и знакомство с предыдущими романами здесь скорее приветствуется, чем необходимо. Есть один сквозной герой, Клобуков чья судьба проходит через все шестикнижие и возможно в первых романах удельный вес его деятельного присутствия был много выше, но в заключительном, уже семидесятилетним, он выступает главным образом как философ, выразитель авторского миропонимания.

Время действия «Собачьей смерти» — лето 1968, которое завершится разгромом Пражской весны и вводом советских танков в Чехословакию, одновременно с окончанием Оттепели и очередным закручиванием гаек. ознаменовавшим начало Застоя в Союзе. Писатель по имени Марат, собирательный образ, в биографии котором угадываются черты Василия Аксенова и Юлиана Семенова — сын репрессированных родителей, вырос в интернате, первая повесть принесла ему большой успех и несчастливую, но выгодную женитьбу на дочери советского литературного генерала.

Стремительно начавшаяся карьера не задалась, герой пил, потом завязал и превратился в крепкого середнячка писательского цеха, но неожиданно подвернувшаяся возможность написать сценарий сериала о чекистах вновь выносит его на гребень популярности. Марат вхож в круги фрондирующей творческой элиты, диссидентов, номенклатуры, смотрит на них взглядом отчасти инсайдера, и мы можем взглянуть его глазами.

Основное действие перемежается фрагментами двух книг, которые пишет герой: про пламенного революционера Степняка-Кравчинского для заработка, и в параллель «встольной» — про авантюриста, блистательного разведчика Сиднея Рейли, прообраз (один из) Джеймса Бонда Флемминга, «Овода» Войнич и еще полудюжины книг и фильмов. Рейли романа, которому японцы, кстати, обязаны цусимской победой, планирует путч при участии латышских стрелков, результатом которого должна стать реставрация. Но в дело вмешивается случайность, в результате которой все срывается. Кстати сказать, качество обеих книг не то, чтобы различалось.

Несколько любовных линий, как всегда у Акунина — классификатора и каталогизатора, поверяющие гармонию алгеброй, и «от ума» (что на мой взгляд предпочтительнее мильона терзаний из-за гормональных всплесков). Но жемчужина романа трактат «Наука стареть», который пишет сквозной герой Клобуков и для Григория Чхартишвили это сквозная тема, в какой бы ипостаси он не явил себя миру: Акунин, Брусникин, Анна Борисова или подлинное имя.

Мудрость, которой герою не доведется применить к собственной жизни, но благодарный читатель. взяв на вооружение, извлечет из нее многие плюсы. Хотя бы даже мечты о всеобщем прогрессе человечества оказались разбиты.

Очень коротко о книге.

Попытка описать подготовку к старости с благами и потерями понравилась.

Любопытное исследование с дальнейшей НЕреализацией в реальной жизни.

Острая проблема выбора поступать по совести или как удобно показана с любопытной стороны.

Грустный финал произведения в «серой» (во всех отношениях) стране звучит логично, грустно и легко.

Аллюзии на литературные источники понравились.

Как по мне — это лучшее из Акунин-Чхартишвили. Язык и слог завораживает.

Почти 10, но чуть-чуть не...

Поэтому -9.

Ну что можно сказать роман очень слабый, все притянуто за уши, хотя автору примерно и удалось описать богему того времени и чем та жила, читать более этого автора не буду, мне вот только интересно зачем он взял псевдоним Акунин ведь он грузин, по его романам явно ненавидит русский народ и Россию и это же подтверждает в своих интервью, ну брал бы грузинский псевдоним, царь допустил большую ошибку когда брал этот народ под защиту государства, я бы вообще запретил выход его романов в России, надеюсь в будущем так и будет, автор который презирает твою страну и народ который в ней проживает не должен издаваться в той стране, а поставки его романов из других стран должны облагаться десятикратным налогом а магазины что торгуют его романами должны облагаться двойным налогом. Сам я живу в Казахстане и в библиотеке где брал роман оставил отзыв и попросил более не закупать этого автора, лучшие его произведения в основном это конец 90 начало 2000, когда он не лез в политику а занимался творчеством.