Санъютэй Энтё «Пионовый фонарь»

Наверное, как раз это и называется «культурный шок». Ощущение какой-то парадоксальной смеси из тех представлений о добре и зле, которые мы считаем общечеловеческими, и абсолютно непостижимой японской этики и логики 200-летней давности.

Наверное, если бы все герои этого произведения были зелеными, восьмирукими и жили на дне сернокислого океана, я бы раскритиковала автора за совершенно не цельную, не аутентичную фантазию, нашла бы сотни аргументов, почему культура не может сформироваться так и почему такая система взглядов нежизнеспособна. Но тут-то мы имеем дело, по сути, с документом, фактическая история которого подтверждает не только его подлинность, но и абсолютную типичность для времени и места, когда эта история была популярна.

И все это — про людей, не так и далеких от нас во времени и пространстве. Не какая-нибудь хтоническая жуть в неадаптированных сказаниях американских индейцев или австралийских аборигенов, корни которой теряются в тысячелетиях. Это логика и этика людей, творчество потомков которых буквально через какие-то 200 лет кажется нам и близким, и понятным, иногда даже любимым. Пожалуй, именно этот момент меня больше всего впечатляет.

Интересно, а если судьба действительно столкнет человечество с зелеными и восьмирукими, их вообще можно будет хоть как-то понять? Или человеческая психика настолько пластична, что через какое-то время и нам тоже покажется, что высшая степень сыновней почтительности — это торжественно съесть родителя живьем?..

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Хагиваре и О-Цую.

О-Куни, твое имя — вероломство!

Подгнило что-то в доме Иидзимы.

Не знает Коскэ совести упреков.

Небольшая, но крайне насыщенная событиями пьеса. Вопреки аннотации, привидений там немного (а пионовых фонарей и вовсе чуть). Зато есть: мужички-хитрованы, которые с шутками и прибаутками едят-выпивают за чужой счет; девицы, умершие от тоски по возлюбленному (виденному один раз в жизни в течение нескольких минут); случайные встречи с давно потерянными родственниками и роковые совпадения. Все вместе похоже на смесь античной трагедии, водевиля, криминальной хроники и индийского кинофильма. И поскольку это повесть о самураях — герои имеют привычку в любой непонятной ситуации вспарывать себе живот/горло.

Читать и перечитывать. Некоторые цитаты бесценны:

между молодыми завязалась первая любовная беседа, за которой они полюбили друг друга навечно

Что касается героев, то они или хорошие (Коскэ), или плохие (О-Куни и Гэндзиро), или Томодзо. Этот последний — просто мастер метаморфоз какой-то: был третьестепенным героем, а затем был то мелким злодеем, то ненадежным расказчиком, то крупным злодеем, то трикстером. Именно с ним связаны самые неожиданные и леденящие кровь повороты событий, один из которых настолько постмодернистский, что вообще поставил всю историю с ног на голову.

В равной мере и комедия, и трагедия, эта повесть, по скромному замыслу автора, должна поощрять добро и унижать зло; в любом случае, она эффективно уничтожает скуку и доставляет удовольствие.

От горящего во тьме пламени трудно отвести взгляд. Особенно, когда горит не просто свеча, а пионовый фонарь. Как-то получилось, что я ничего подобного ещё не читала и повесть аутентичного японца о японцах, в древнеяпонских декорациях сломала все мои шаблоны.

Утверждают — что античная трагедия и голливудский боевик развиваются по одному шаблону. Похоже, это и вправду так. Когда читаешь Пионовый фонарь, ты видишь всё это, как сон наяву или радио-спектакль в три-де ( изначально автор читал свою повесть со сцены и видимо внёс достаточно правок ). Множественные линии повествования, хитро переплетённые, обрывающиеся на самом интересном месте, любовь, предательство и повседневное бытоописательство, превратившееся в экзотику для современного западного читателя

Когда наступает день и фонарь гаснет, то это уже не сказочный, а вполне обыденный предмет, лишившийся ночного очарования. Когда я дочитала повесть и привела в порядок свои размышления, то оказалось что у меня лёгкий шок. Есть в Пионовом фонаре такие специфические для человека Запада японские штучки, от которых шатаются нравственные ориентиры.

Отец, убивший дочь, которая первый раз встретилась с возлюбленным — положительный герой? Сын, который собирается принести матери голову врага, чтобы обрадовать родительницу — тоже? Не, врагов наказать надо, но маме голову носить, отрубленную? Муж, оставивший жену после брачной ночи, идущий мстить и забравший все сбережения тестя, с его, кстати, горячего благословения?

Как хотите, но весь этот самурайский кодекс чести сильно специфичный и восторгов у меня не вызывает. Я не стремлюсь со свои уставом в чужой монастырь, просто теперь все поклонники японской культуры перешли в моём сознании в немного другую категорию.

Злободневно. Кинематографично. Обязательно к прочтению.

Произведение, на примере главных героев, грамотно поучает и напоминает о сути таких понятий как; кротость, самообладание, преданность, долг, цель, верность себе и ценность Слова.

С другой стороны, на ярких примерах, показы тёмные стороны человека; невежество, трусость, расчётливость, хитрость, злой умысел и предательство.

И конечно же любовь, связывающая всех и вся.

Написано просто и понятно, в книге нет скрытых смыслов — она учебник для жизни, актуальный на все времена.

В оригинале не читал. Читал в переводе — Аркадия Стругацкого, а зная его отношение к литературе людям и жизни, других переводов и не надо.

(По прочтении рекомендую Уэда Акинари «Луна в тумане» в переводе Мастера)

Повесть включена в сборник со скелетом на обложке, но отнести её к ужасам или историям о сверхъестественном получится с трудом. Сюжет в самом начале расходится на две неравные линии — мистику про тот самый пионовый фонарь и историю о самурайской чести, которые сходятся вновь лишь в самом конце. И часть с фонарём отнюдь не занимает главное место.

Необъяснимые явления здесь вполне традиционны — неупокоенный призрак с вампирскими замашками. Правда мне осталось непонятно, имели ли они место быть, потому что ближе к концу один из персонажей с невозмутимым видом даёт бытовую трактовку призрачных дел. К мистической стороне добавляет регулярное посещение героями близлежащих храмов с мудрыми настоятелями. В принципе, и в большинстве рассказов сборника жертвам призраков спасение несут только стены храмов и пожизненная молитва.

Что по-настоящему интересно, так это средневековая японская культура, которая раскрывается в «обыденной» сюжетной линии. Для меня странно, что коварное убийство знатного человека считается позором для него и его дворянство подлежит упразднению. Или что можно для продолжения этого самого дворянского рода усыновить совершенно чужого взрослого человека. Ну и никуда не деться от священной мести или самоубийства после недостойного поступка. А если у вас свободна вторая половина дня, то можно быстренько соорудить свадьбу.

Ещё одна особенность касается скорее литературной части. Как и в других рассказах сборника, есть некий минимум информации, который читатель узнаёт о каждом персонаже. Иногда получается, что я узнаю целую биографию человека, который участвует в одной неглавной сцене. Персонажам вообще свойственно неожиданно возникать в ворохе своей жизни и пропадать после исполнения своей небольшой роли, и для меня бывает неожиданно узнать, что персонаж оказался второстепенным. Стоит ли говорить, что все улицы, дома, слуги, родители персонажей указаны с именами и названиями.

Отмечу, что начало у повести мне по-настоящему понравилось, молодой самурай находит в оружейной лавке хороший меч и вступает в схватку со случайным забиякой, и этот эпизод становится ключевым в повести. Из такой завязки можно вырастить захватывающий сюжет. Если сделать скидку на 18-19 век, так и вышло. Сюжет органично разливается и сливается своими хитросплетениями. Жаль только, что не все линии получили развитие, мистическая повесть могла себе позволить большую игривость. Впрочем, идея «Пионового фонаря», в конце концов, в том, что жадность — это плохо, а честь — хорошо.

В целом, не скажу, что получил особенное удовольствие, но прочитать было любопытно. Читается легко, в чём, видимо, заслуга переводчика, А. Стругацкого.

Великолепная книга, блестящий перевод. Переводчик — А.Стругацкий. Может быть, во многом благодаря переводчику и появилось у нас такое чудо («На каждую гениальную книгу должен быть свой гениальный переводчик», слова Ивана Жилина, «Стажеры», АБС). ИМХО — шедевр!