Джон Мильтон «Потерянный рай»

Волнующий миг в моей здешней биографии. Мой отзыв может быть первым!

Приступим же.

«И закон, и дворцовая мудрость основаны на справедливости: отступника обязательно подвергнут суду, но сначала дозволят немножко порезвиться».

Отрадно видеть, что за триста с лишним лет эта закономерность в английской литературе осталась неизменной. В данном сочинении, целью которого было прославить Господа, резвится не кто-нибудь, а Падший Ангел, Отец Лжи, Князь Воздуха — и прочая, прочая, прочая. Сила и обаяние написанного Мильтоном образа Сатаны таковы, что легко затмевают других действующих лиц произведения. Например, Адама и Еву.

Но выскажусь по порядку.

Открывая пухлый томик, с одной стороны, будто попадаешь в некий древний храм. Простая, даже аскетичная архитектура, бесценные росписи на стенах и потолках, горящие свечи близ алтаря — и никого. Замерев, ты в благоговении наблюдаешь за тем, как величественно, будто рисунок облаков жарким летним полднем, меняются фрески — от буколических до батальных сюжетов, от ярой, пусть и наивной космогонии до истинных высот веры, от спокойных, исполненных света и ясности пространств Небесного Престола до мрачных, необитаемых пейзажей Геенны в кипении серы и неистовых страстей.

С другой же — сразу и без возражений принимаешь архаичный строй языка, обстоятельность изложения и черно-белое деление мира у автора. В конце концов, это же Библия, а Мильтон ухитрился написать неплохую ее популяризацию.

Главный секрет успеха в сем нелегком деле — очеловечивание высших сил. И вот уже свергнутый с Небес, но пока прекрасный Архангел, преодолевая почти невыносимое противодействие всего миропорядка, выстраивает на обломках рухнувших надежд новую вселенную. А после отправляется торить погибельные пути в новых мирах, в пику ему созданных Богом. Закон подлости: отрицательные герои обычно интересней и сложней протагонистов. А этот к тому же вызывает сочувствие своим стремлением во что бы то ни стало сохранить хорошую мину — при любой игре.

Другая безусловная удача поэта — божественный клир. В противоположность бесполым ангелам Гете, небесные духи Мильтона обладают безусловной мужской харизмой. Невзирая на вечно юные лики вкупе с гламурным облачением в блестках, эти ангелы — суровое пуританское воинство, которому не чужды простые мужские радости. Скажем, язвительная перебранка, добрая потасовка, смачная трапеза и дружеская беседа. Замечены они еще и в неких «духовных слияниях» с собратьями, а также впаривании психоделиков наивному Первочеловеку. В общем, отличные парни, острым языком, огнем, мечом и подручными метательными снарядами обороняющие свой благостный предел от своевольных и вероломных чужаков.

В главах о войнах сопереживаешь всем — даже Сатане, который руководствуется неким кодексом пусть извращенной, но все же чести.

На этом эпическом фоне Первая Чета выглядит довольно бледно, пока не нарушает единственную заповедь. Но даже тогда естественней всего ведет себя Ева. Пращур человеческого рода до конца остается идеальным изображением оступившегося, но твердого в вере христианина — хоть сейчас на картинку в детской Библии.

«Потерянный рай» — на редкость английское произведение. Представлены типичные английский сарказм и лицемерие, непрестанные вздохи о том, что «такова человеческая натура», будто к слову пришедшиеся обличения современных автору общественных безобразий, невольные любования «сельскими» красотами, грезы о работе в саду — тем более Эдемском.

Также хочу отметить потрясающий перевод Аркадия Штейнберга.

Лично я прочитала поэму с огромным удовольствием. И, думаю, в грехопадении был свой резон.

...Слишком далеки

Просторы неба, дабы ведал ты,

Что там свершается. Итак, пребудь

Смиренномудрым: думай о себе,

О бытии своем; оставь мечты

Несбыточные о других мирах,

О тех, кто там живет, о их судьбе

И совершенстве. Удовлетворись

Дозволенным познаньем о Земле

И даже о высоких Небесах,

Которое тебе сообщено!

...Но непослушен человек. Все так же любит устремлять пытливый взор в глубины космоса. Загадочны вращенья горних сфер — и, как и впредь, ему недостижимы. Здесь тайн еще прилично разгадать людскому предначертано уму. И весь портал Фантлаб мне в том порукой.

Ну-ка угадайте, что за произведение перед нами?

Ангелы и демоны, облачившись в закаленные эфиром доспехи, сражаются не на жизнь, а на смерть! Сатана тайком пробирается через владения первозданного Хаоса (который, на минуточку, тут у нас предстает как самостоятельная третья сила) в реальный мир ради выполнения сверхважной миссии! Серафим Абдиил в ответ на предложение Люцифера немножко повоевать против Бога, отоваривает Сатану булавой по шлему и ненавязчиво интересуется есть ли еще желающие под раздачу. Таковых не находится, и Абдиил неторопливо удаляется в закат. Иисус Христос (!) на боевой колеснице (!!) повергает легионы демонов молниями !!! Демоны в ответ огрызаются срочно изобретенным ими огнестрелом. Адам и Ева, тем делом, предаются в Эдеме любовным утехам, что, впрочем, несколько меркнет на фоне описанного выше. Это новеллизация сериала «Легион»? Роман о Джоне Константине? Сценарий анонса новой киновселенной от Marvel? Нет. Это — написанный в середине XVII века роман Джона Мильтона «Потерянный рай».

По прочтении всей этой феерии возникает только один вопрос: как все это а) написали б) издали в XVII веке? Ну, и еще как Мильтон не оказался по итогам на костре? Напомню, что Инквизиция в просвещенной Европе жгла (во всех смыслах этого слова) аж до XVIII столетия.

Но Мильтон не остановился на каких-то там ангельских сражениях — в описании главного конфликта он пошел куда дальше. При вдумчивом чтении «Потерянный рай» из пестро-развлекательного становится страшным. И Бог, и Сатана предстают в нем одинаково неприглядными. Люцифер бунтует ради самого бунта, ему просто неприятно, что в мире существует кто-то выше него. Это ущемляет гордыню владыки Ада. Сатана не в состоянии ничего предложить, ничего создать — он просто тешит свое уязвленное самолюбие игрой в войну с Богом. Однако, несмотря на всю свою гордыню, он завистлив, лицемерен, склонен к бахвальству и временами даже труслив. Ну да ладно, мы от него примерно такого набора качеств и ожидаем, но что же Бог? В романе Господь предстает перед нами мелочным, злобным и деспотичным. Мильтон отрытым текстом пишет, что Бог прекрасно знал наперед и о кознях Сатаны, и о грядущем грехопадении, но не предпринял ничего для их предотвращения. И даже посылая Рафаила напомнить Адаму о запрете прикасаться к яблокам, он думает не о благе людей, а лишь о том, чтобы лишить их возможного оправдания (мы, мол, забыли, что яблоки есть нельзя). Бог требует слепого подчинения без вопросов (именно так себя ведет единственный явно одобряемый им персонаж — его сын). При этом единственная награда для покорных — отсутствие наказания. Все это пугает уже по-настоящему.

Получается, что с одной стороны у нас мстительный и мелочный тиран, а с другой — хаотично-тупой бунтарь-гордец. Забавно, что когда Бог и Сатана критикуют друг друга, они говорят чистую правду. Видимо, потому что во лжи нет необходимости — каждый из них сам прекрасно справляется с самоочернением в глазах оппонента. Вот и куда, скажите, податься обычному человеку?

Любые резюме тут бесполезны. «Потерянный рай» настолько близок к совершенству, насколько это вообще возможно. Прочитайте — не пожалеете.

...So spake the Son, and into terrour chang'd

His count'nance too severe to be beheld

And full of wrauth bent on his Enemies.

At once the Four spred out thir Starrie wings

With dreadful shade contiguous, and the Orbes

Of his fierce Chariot rowld, as with the sound

Of torrent Floods, or of a numerous Host...

Кто мог написать такие строки?

Революции порой рождают настоящий «культурный взрыв»...

Джон Мильтон, истинный сын эпохи уже практически закатившегося Возрождения, тонкий романтик в юности, позднее — протестант-революционер, едва ли не сепаратист, яростный революционер и противник Реставрации, он прошёл всю славную эпоху Английской революции как её активный участник и вдохновитель. Дело его жизни потерпело, по сути, поражение, однако нашло ярость его борьбы, его пламенеющая душа, его блёсткий талант нашли своё воплощение в поэтических строках, а не-видение ослепших глаз придало им горечи, пламенная вера же окрасила их в тональность надежды.

Многое слилось в этих строках. Юность поэта пришла под покровительством Овидия и Вергилия, зрелость встретила его уже бок о бок с Петраркой, Данте и Спенсером, позже пришли Шекспир, Донн и Джонсон, однако всё это заслонял за собой главный текст его жизни — Библия, бывшая с ним всю его жизнь. Его богословская мысль, созданная на стыке идей Реформации и Ренессанса была окрашена своими собственными, неповторимыми красками, его политическая мысль — суровостью и безаппеляционностью.

Только под конец своей жизни Джон Мильтон смог завершить венчающие его земной путь поэмы, и одной из них была «Paradise Lost» (1667), эпос таких невероятных масштабов, что даже сам Гомер не смог бы объять, даже Данте со своим проводником прошли кратно меньший путь. Поэт задумал собственную, английскую национальную эпопею ещё в юности, хотел продолжить опыт Спенсера и средневековых рыцарских романов, но писать о благородном монархе короле Артуре убеждённый анти-роялист не мог, и обратился к вечности — к Священному Писанию. История Грехопадения, начало всех начал рода человеческого — что может быть печальнее и грандиознее? Однако даже этот замысел в процессе работы над поэмой оказался тесен, и Джон Мильтон создал историю Зла, его сотворения и расцвета. Чтобы подвести к тому, как Искуситель Змей проник в Райский сад, требовалась его полная история. Титанический размах поэмы поражает, в её строках сплелись «Бытие», Гомер, Вергилий, три великих греческих трагика, патристические трактаты Отцов Церкви, возрожденческая литература, от Данте Алигьери и Торквато Тассо до Уильяма Шекспира и Кристофера Марло.

Как возникло Зло? Это история двух «преслушаний», Падение Ангела и Падение Человека. «Одиссея» начинается с нимфы Калипсо, «Энеида» — с царицы Дидоны. Так и «Paradise Lost» начинается с середины, исходной точкой является конец эпохи Восстания Падшего и начало эпохи Человека, что придаёт устойчивый баланс всей архитектуре поэмы. Баланс сохраняется и между динамикой и ритмом — где-то мы сталкиваемся с невероятным титаническим эпосом «горней» битвы, а где-то — негой описания райской жизни, в ином случае мы слушаем рассказ архангела о сотворении мира, и поражаемся богатству контрастных образов, одновременной детальностью и цельностью повествования. Центральной фигурой здесь является сам Архивраг, несущий в себе черты античного героя, бросившего вызов Небу, отчасти поэт даже отсылает к эсхиловскому образу Прометея. Безусловно, Мильтон вплетает в образ Люцифера определённый набор идей, пытаясь понять его бунт, но его бунт существует лишь для самого себя, и содержит некоторый иронический подтекст. Но сколько он породил образов последующей литературе, особенно под перами романтиков! Как часто сходил враг рода человеческого на книжные страницы! Вспомните яркие образы, созданные, скажем, Леонидом Андреевым, или Михаилом Булгаковым — их не было бы без Джона Мильтона, как и романтического «демонизма». Сама по себе героика Сатаны привлекательна, она является данью столь любимой Мильтоном античной литературы, но в корне противоречит Священному Писанию. Героизм сходит на нет в тот самый момент, когда падший ангел перестаёт быть полководцем и воином, а превращается в змея-искусителя, внешне и внутренне, сражаясь отныне с невинными и беззащитными людьми, губя их хитростью и коварством. Многие считали падшего борцом за свободу, а Бога тираном, но, если иметь представление о богословских штудиях Мильтона, поневоле отказываешься от этой идеи, ведь у него узурпировавший власть деспот Люцифер является тираном, а Бог является воплощением свободы, пусть даже и свободы, требующей смирения перед миром. Неочевидной антитезой Врагу является Мессия, будущий Сын Божий, также несущий в себе черты героя, однако остающийся смиренным и кротким.

И тем не менее, главными героями поэмы являются не они, а Адам и Ева. Живущие в абсолютной свободе и неге, им был дан лишь один запрет... все помнят какой. И тут мы вплотную касаемся теодицеи — если Бог всеведущ, почему он позволил случится грехопадению, и отчего не воспрепятствовал Искусителю? Мильтон выкладывает на стол все карты, и вот уже за обедом Адам и Ева принимают ангела Рафаила, повествующего им об истории Зла в этом мире, и о будущем Человека. Поэт был убеждённым противником идеи предопределения, и воспевал свободу воли, считая, что первопредкам было дано знание о преступлении, для того, чтобы они могли разумно распорядится своей волей. Здесь вступает в игру главное противоречие, а именно — почему Бог создал людей именно так, что они перешагнули через один-единственный запрет? Подлинная свобода в христианском мышлении заключена в послушании и преданности Богу.

Самая, быть может, любопытная черта поэмы заключена в том, что Мильтон придаёт своим героям, раздавленным грехопадением, новое, исключительно человеческое достоинство, и ведётся речь о возможности спасения. Отныне человеческая душа становится ареной борьбы между Добром и Злом, Мессия, Сын Божий, придёт, чтобы посеять в сердцах людей свет, Враг же будет взращивать в душах грех. Человек перестал быть невинным существом, он обрёл знание, а вместе с ним — и надежду на прощение, что даёт ему возможность не просто существовать, но жить, в вере и смирении.

Да, Рай — потерян. Но Человек гордо держит спину, ведь он знает о милосердии Неба, и понимает, что будет спасён.

Грандиозная, титаническая поэма, мрачная и светлая органная симфония. Достойное переосмысление христианской мифологии, доведённое до совершенства.

Я долго откладывала чтение этой книги, боясь скучного, высокопарного морализаторства. Зря, ой зря.

Это потрясающе красивая, возвышенная поэма. Все очень эпично, образно. Даже Сатана здесь описан так, что ни на секунду не забываешь: это именно ангел, хотя и павший. В нем и в его приспешниках сохранилось и стремление к гармонии, и, отчасти, даже свечение лика. Наверное, опасно читать это в юношестве, а то может возникнуть соблазн воспринять мильтоновского Сатану положительным героем. Ад, несмотря на огонь и тьму, описан красивым, величественным и блистательным — благодаря трудам демонов. Всяческих описаний и монологов, конечно, много, но таким стихам простительно.

Сюжет простой и знакомый всем с детства: падение Сатаны (причем в середине описана война между его войском и ангелами), создание человека, искушение и изгнание его из Эдема. Перед изгнанием архангел Михаил приоткрывает перед Адамом завесу будущего и показывает тому Каина и Авеля, Ноя, Вавилонскую башню, бесконечное зло на земле; рассказывает об Аврааме, Моисее, приходе Мессии и торжестве добра.

Многократно повторяется мысль о возникновении Добра из Зла, которое способен сотворить Бог. Хотя Михаил в разговоре с Адамом упоминал о том, что Бог то отворачивался от людей, то решался им помогать ради праведников, в целом у Мильтона Бог именно всеведущ и прозорлив, просчитавший все наперед. Сатана, конечно, делает свои злые дела с божьего попущения, и все ангелы и люди наделены свободой воли.

Автор проводит четкую грань: до искушения Адам и Ева руководствовались в своих поступках разумом, после — над ними начали главенствовать чувства. Разум связывается со свободой, а страсти — с рабством. Мильтон словно указывает человеку путь к спасению: руководствуйся разумом, прислушивайся к совести и велениям души, обуздывай чувства — и приблизишь рай на земле.

Вроде бы в этом произведении не сказано ничего нового и революционного (впрочем, как знать, какие настроения бродили в Европе в то время). Но «Потерянный рай» и сейчас приятно читать. И для того, чтобы напомнить самому себе о действительно важных вещах (разум и еще раз разум!), и для того, чтобы насладиться красивыми стихами и впечатляющими описаниями библейских событий.

«Геенна запредельная! Прими

Хозяина, чей дух не устрашат

Ни время, ни пространство. Он в себе

Обрел свое пространство и создать

В себе из Рая — Ад и Рай из Ада

Он может. Где б я ни был, все равно

Собой останусь,- в этом не слабей

Того, кто громом первенство снискал.

Здесь мы свободны. Здесь не создал Он

Завидный край; Он не изгонит нас

Из этих мест. Здесь наша власть прочна,

И мне сдается, даже в бездне власть —

Достойная награда. Лучше быть

Владыкой Ада, чем слугою Неба!» — 1667 год

Я заинтересовалась этой поэмой после статьи о постепенном изменении способов изображения сатаны в христианских традициях. Перед «Потерянным раем» традиционным было изображение трехголового, звереподобного, рогато-хвостатого существа, в целом отвратительного и совершенно несимпатичного.

И тут появляется этот текст, который написан с точки зрения дьявола, мы слышим, что он чувствует, какие эмоции испытывает, мы можем сопереживать. На протяжении всей поэмы он сомневается, рискует и показывает себя в каком-то смысле «человечным». У дьявола появляются чувства и право на эти чувства.

После этой поэмы образ сатаны начинают романтизировать, изображают его симпатичным мускулистым ангелом, которого выдают лишь небольшие рога или своеобразные крылья, говорит статья.

Мне сложно сейчас осознать, насколько революционным был взгляд Мильтона для того времени (если честно, после прочтения я искала информацию, чем написание такой поэмы закончилось для автора и не предали ли его анафеме) , но сюжет поэмы не кажется слишком устаревшим и сейчас, хотя прошло 350 лет.

«Давай пойдем с тобой туда, где вечно правит сатана…» (Народное творчество).

Эй, господа современные писатели и сценаристы, тут рай никто не терял? А вдохновение? А умение прорабатывать отрицательных персонажей? Нет? Точно? Вы хорошо подумали?

Простите, отвлекся. К чему это я все? А к тому, что многим современным творцам я бы давал читать эту книгу в добровольно-принудительном порядке, даже невзирая на архаичный слог. Как труд, сумевший романтизировать самого темного из темных властелинов, в тоже время не превратив его в гламурное не пойми что. Ну то есть Господи, человек вон триста лет назад, будучи убежденным пуританином, сумел самому князю зла и характер прописать, и мотивацию, что ж вы, горемычные демиурги нашего дня, раз за разом потчуете нас одномерными плохишами с поведением уровня «я плохой, потому что злой»? Вроде бы ничего сложного, ан нет. Видимо, классика, она порой потому и классика, не просто потому, что была раньше других, а еще и от того, что ее создатель говорил казалось бы о всем очевидных вещах, но делал это так, что многие потомки не способны повторить нечто подобное и века спустя.