Алексей Ремизов «Жертва»

Читаю два отзыва на интересный и крайне неординарный рассказ Алексея Ремизова и не могу понять, одно ли мы произведение читали? Вот, что пишет уважаемый Vindermur: «Петр Николаевич Сухотин вампирит вовсю, недаром прошли годы в лицее в Петербурге, ой недаром...» Да ничего подобного! Был Петр Николаевич обычным человеком и не наблюдалось в нём никаких странностей. И потом он не стал вампиром, а только ходячим мертвецом, который по природе своей мертвит окружающее. А началось всё с чудовищной мольбы Александры Павловны, когда муж её лежал при смерти: «Пусть дети умрут, лишь бы он был жив!» Нельзя такого просить даже в самом горячечном бреду. Вот с этой минуты умерший Сухотин превращается в ходячего мертвеца, которого не может признать однокашник его по лицею. Так что самым жутким героем ремизовской истории оказывается деятельная и хлопотливая Александра Павловна, которая волочёт по жизни непрощаемый грех.

Что касается отзыва уважаемого Кел-кора, то тут я соглашусь почти с каждой строчкой. Но неверно утверждение, что «кошмаром взрывается простая обыденная жизнь». С самого начала в рассказе слышны звоночки, что в Благодатном не всё ладно. И дело даже не в болезненной страсти хозяина к трупам умерших или к тому, чтобы резать кур. Это слишком явный и потому не очень страшный признак. А вот привычка прятать (хоронить!) всякую мелочь в доме, странный остановившийся взгляд Сухотина, это не так явно, как бдение над гробом и потому вызывает неосознанную тревогу. Особенно сильное впечатление произвело на меня балагурство мёртвого хозяина, когда от каждой его фразы слушатели покатываются со смеху, а потом сами не могут понять, что такого смешного сказал Пётр Николаевич. А он ничего особого и не сказал, просто-напросто, скелет, оставшийся от умершего человека, всегда, во всех случаях улыбается широчайшей и бессмысленной ухмылкой. Тонкие, психологически верно подмеченные черты.

Сам хозяин уже ничего не чувствует, а вот Александра Павловна всё понимает. Но она давно сдалась и даже страдать по-настоящему не может. «Вот было горе!» – фраза безразлично повторяемая три раза кряду после смерти каждого из детей. Вот, кто настоящий убийца, вот где истинная жуть!

В Благодатном происходят странности. Петр Николаевич Сухотин вампирит во всю, недаром прошли годы в лицее в Петербурге, ой недаром..... Петр Николаевич питается энергией, как я понял и ведет свою семью к итогу дней..... запомнился момент стояния над покойниками, сразу после этого сделал ставку на энергетический вампиризм, то что все смеялись над его спокойным видом и лицом меня неудовлетворяло по началу, а вот фанатичный осмотр покойников в селе своих душ....

Так называемая «русская готика» меня интересует уже давно, но до сих пор я по большей части знакомился с произведениями авторов XIX века, а «серебряный век» оставлял в стороне. Совершенно несправедливо: писатели конца XIX — начала XX веков не только ни в чём не уступают предшественникам, но по части ужаса обходят их как по степени нагнетания страха, так и по разнообразию средств, используемых для достижения цели. Вспомнить хоть Леонида Андреева с его красочно-прекрасным и сюрреалистически-ужасным «Красным смехом», или замечательные рассказы Валерия Брюсова, первый среди которых — «Теперь, когда я проснулся...», пугающий сладкими ночными грёзами и кошмарной явью. Вот и Алексей Ремизов не отстаёт от коллег — и подстёгивает воображение читателя с помощью инфернальной, запредельной мистической жути.

Один из самых эффектных ужасов — когда простая обыденная жизнь взрывается кошмаром. Важно здесь то, как преподносится этот «взрыв»: то ли он настолько неожиданный, что просто ошеломляет читателя, то ли к нему ведётся подготовка — методически, «с чувством, с толком, с расстановкой». В обоих случаях, если автор достаточно хорошо справляется с поставленной задачей, читатель может неплохо пощекотать себе нервы.

В рассказе «Жертва» Алексей Ремизов подводит читателя к «взрыву»-ужасу неторопливо, постепенно. В первой главе, по сути всего лишь прологе к основному повествованию, автор только сообщает различные сведения о семье Бородиных, а главным образом — о Петре Николаевиче. Однако уже здесь появляется червячок тревоги и беспокойства: глава семьи имеет странные увлечения. Ну, а в последующих главах читателя ждёт атмосферное, хоть и не лишённое толики иронии (чтоб совсем уж жутко не было), описание надвигающегося кошмара. Тут раскрывается и смысл названия, после чего всё повествование поворачивается к нам другим боком. И конечно, замечательный финал! Полыхающий ярким пламенем инфернальный мистический ужас ждёт героев!

Великолепный рассказ! И почему только на него не обращают внимания составители разных сборников «русской готики»?..