Станислав Бересь, Станислав Лем «Так говорил... Лем»

Крайне интересное интервью длинной в 20 лет (беседы брались с начала 80-х и закончились только в 2004). Беседы получились настолько продуктивными и детальными, что порой Лем переосмысливает сказанное им ранее в этой же книге (особенно это, конечно же, касается бесед о будущем Польши и мира). На удивление приятно, что, подталкиваемый Бересем, Лем большую часть времени говорит «по-человечески» в отличии от «Суммы технологий» или «Философии случая»...

Затронуто многое: Лем разбирает свою литературу, польскую литературу, научную фантастику и фэнтези, будущее человечества, делает удивительно точные прогнозы будущих политических изменений (ретроспективно можно только поразиться как тонко он чувствовал ситуацию за 15-20 лет до того, как реально «завертелось»). Достается современной науке и религии, освоению космоса, поиску внеземных цивилизаций и даже воспитанию детей. Здесь можно найти много интересного — я 2 недели цитировал отрывки, захватившие меня, друзьям.

Чем старше Лем становится по ходу взятия интервью, тем всё более и более желчно отзывается об окружающих, в конце концов переходя на безапелляционные «дураки» и «глупцы». Удивительной была для меня также глава, в которой Лем сетовал на свою непризнанность. Или на непризнанность в той области, в которой он хотел этого сам. Или на непризнанность именно в Польше.

В целом, это потрясающее чтение от одного из величайших мыслителей современности (пусть это будет моим частным мнением). Человека, который учился всю жизнь и, не имея законченного высшего образования, имел ученые степени 4 европейских университетов. Человека, который предвосхитил появление целых жанров научной фантастики, а потом открещивался от своих работ, считая их наивными и слишком простыми.

Оказывается не только Муркок на старости лет страдал старческим брюзжанием в стиле «А я виконт де Бражелон».

Эти беседы — это как «Кибериада» или «Ийон Тихий», только без иронии, юмора и фантастики. Что же тогда остается? Только желчь и ворчание. Писать никто не умеет, снимать тоже, и то не так, и это плохо, а Тарковский вообще лучше бы и близко к моему великому творению не подходил, короче один я познал Божье откровение и поэтому все знаю. Почему-то некоторые великие творцы не могут никак понять одну простую вещь. Либо ты творишь как знаешь и хочешь, а затем получаешь признание определенного круга людей (или забвение, тут уж как повезет). Либо подстраиваешься под массы и гребешь денюжку. И если ты сознательно избрал первый путь, так нечего сетовать на судьбу и поносить более успешных коллег. Их-то поди забвение ожидает с куда большей гарантией, гонорары это хорошо, но не они остаются в памяти народной.

Короче, не в первый раз убеждаюсь, что самый замечательный писатель вне своей деятельности может быть человеком неприятным. И как хорошо, что я все-таки четко отмежевываю творчество автора от его личности. Поэтому как бы Лем ни ворчал, каким бы ядом на других фантастов ни капал, в моих глазах замечательным писателем он от этого быть не перестанет.

Российское издание книги «Так говорил... Лем» отличается от польского оригинала — оно расширено несколькими вставками, дающими отечественному читателю дополнительные «привязки» Лема и его работ к нашим реалиям. Во-первых, составитель русского издания книги (В.И.Язневич) счёл возможным добавить два интервью на темы экранизаций произведений Лема, взятые у автора Лукашем Мацеевским; во-вторых, добавлены расшифровки трёх интервью, которые пан Станислав в последние несколько лет дал на русском языке В.И.Борисову, Е.А.Козловскому и П.В.Фаворову.

Такое решение оказалось обоюдоострым: вставные тексты, безусловно, приближают Лема к нашему читателю, но, с другой стороны, так резко диссонируют с основным текстом книги, что выглядят протезами, пришитыми к живому телу. Они слишком беглые, почти откровенно стенографичные, неизбежно поверхностные и слишком во многом повторяют друг друга.

В общем и целом, причины этого понятны.

Никто из интервьюеров не мог рассчитывать на привилегию длительных и неспешных бесед с Лемом, в то время как Станислав Бересь был пожалован именно ею — и распорядился этой привилегией совершенно блистательно. В его тексте мы видим не привычный для поверхностной прессы инфантильный восторг перед литературным и философским гением (каким Станислав Лем, вне всякого сомнения, и был), а заинтересованный и свободный разговор двух людей, которые считают друг друга достойными собеседниками. В огромном (фактически необъятном) интеллектуальном пространстве лемовской жизни, прозы и публицистики Бересь выступает не как один из посетителей, а как досконально знающий это пространство проводник; как экскурсовод, который именно благодаря своим обширным и углублённым знаниям постоянно обнаруживает в нём что-то новое и для себя, и для других. Благодаря этому текст длившихся на протяжении двух десятилетий диалогов Лема и Береся приобретает удивительную тематическую широту, тщательность и точность. Вопросы и тезисы могут повторяться, но с ходом времени и изменением ситуации меняется и лемовский взгляд, причём тут же следует анализ причин этих изменений. Темы же многообразны — история и литература Польши начиная с 1940-х годов, фантастика как жанр и как художественное направление, современные и исторические философские школы, новейшие достижения науки и прогноз их технологического применения, социальные процессы и так далее.

Но, несмотря на такое тематическое разнообразие, главной темой книги остаётся сам Лем. Бересю удалось передать в тексте их бесед (которые, без сомнения, тщательно компоновались, редактировались и авторизовались) образ человека поразительно живого характера. Неизменно сохраняя достоинство, Лем предстаёт перед нами временами обиженным, временами высокомерным, часто категоричным, иногда — сомневающимся, однако всегда осознающим себя как исключение из общего правила, как самодостаточный интеллект, у которого нет ни малейшей нужды присоединяться к какой-то научной школе, политической силе, литературному течению и так далее. При этом он совершенно не эгоцентрик: вся его работа нацелена на выплеск тщательно переосмысленной информации вовне его личности, фактически — на прямое интеллектуальное Прогрессорство. Он функционирует как постоянный генератор концепций, которые можно принимать или не принимать, но которые просто по факту их создания оказывают влияние на цивилизацию...

Смерть пана Станислава вовсе не обязывает меня изменить в предшествующих абзацах время с настоящего на прошедшее. Работа Лема продолжается, несмотря на то, что самого его физически с нами уже нет. Его произведения в большинстве живы и актуальны, многие из его концепций всё ещё предстоит подтвердить или опровергнуть практикой. И этого запаса хватит надолго. Возможно — на столетия.

Хотя сам он в беседах с Бересем прогнозировал для своих книг очень небольшой срок в человеческой памяти. Но эта концепция, как и многие другие, также нуждается в практической проверке. Если же говорить о бесспорном, то не могу не процитировать (сознавая, что в этом я глубоко не оригинален) ответ Лема на вопрос о том, что нужно делать, чтобы не загубить и не потратить жизнь зря:

«Всегда стараться сохранить интеллектуальную независимость и пытаться выработать собственное мнение абсолютно по всем вопросам ближнего и дальнего мира. Читать исключительно первоклассных авторов и первоклассные сочинения, в том числе и в литературе, чтобы в конце жизни иметь возможность сказать так, как знаменитый математик Нильс Абель : «Я читал только мастеров, никогда учеников»...»

Это, конечно, не всё, что Лем сказал по данному поводу, но мой текст слишком мал, чтобы вместить остальное.

Доказательство же сказанного, я уверен, вы сможете найти сами.