Брайан Олдисс «Доклад о Вероятности Эй»

Сокращенная версия заметки для Medium (https://bit.ly/36enUDD).

В этом романе нет ничего, кроме фактов. Хайли лайкли, что при его чтении можно даже не устремлять к странице оба глаза — лучше расфокусироваться, отказавшись от бесполезной здесь стереоскопии восприятия. Одним зрачком следить за наемным пастырем Холмана Ханта — не отлынивает ли тот от работы? Другим — за бесстрастным хроникальным перечислением вполне обыденных событий, чья тональность или, точнее, полное отсутствие таковой напоминают о скандинавских сагах. Там, правда, встречаются афоризмы, юмористические сценки, вещие сны, стихотворные поединки. У Олдисса их роль играют интерлюдии с Наблюдателями.

Но на методику оценки персонажей это не влияет: отвлекаясь от исторического приговора, который им самим не может быть известен (нет Всемогущего Судии, нет Руки, качающей колыбель для кошки), остается судить по их словам и поступкам. Или по умолчанию, что мурашками крадется между строк и свивает ноги вдаль бегущим.

А кто же он, тот фавн, которого, беря пример с «Аталанты в Калидоне», пытается догнать Олдисс? О, разумеется, Ален Рене, чью ленту «В прошлом году в Мариенбаде», удостоенную Золотого льва на Венецианском кинофестивале за шесть лет до «Доклада», классифицировали по-разному — и как акт высшего реализма, и как “лес знаков, пустых обозначений”.

Разве не таким же лесом может катиться Вселенная в отрыве от ярлычков, которые мы ей приклеиваем? Олдисс не дает повода усомниться, что ему милы обе трактовки, и каждую из них он бы охотно инкорпорировал в фантастику:

“Полагаю, вы слишком свыклись с НФ, где всё должно объясняться на последних страницах, всё следует прояснить, вплоть до последнего удара мечом, как в детективе”.

В 1964-м, отложив первый вариант «Доклада о вероятности А», еще без отсылок к Ханту и иерархии Наблюдателей, Олдисс констатировал на полях рукописи:

Через три года он вернется отдохнуть в свой Мариенбад и оживит садовые фигуры— как объяснял потом Памеле Балмер, чтобы “проторить себе путь к подлинно философскому роману, где такое остаётся нерешённым, если случилось ему возникнуть на той или иной стороне уравнения жизни”.

«Доклад» был представлен верховному командованию Новой Волны, наслышанному от Витгенштейна, что все важнейшие вещи не поддаются выражению словами, а предустановки бессмысленны. Солидный груз наследственных образов, “клише и малоосмысленных диковинок” фантастика накопила уже тогда. Сейчас, более полувека спустя, он часто ломает спину первой же соломинкой при попытке доказать, что ты не верблюд. Прежде, чем сделать первый шаг, нужно его сбросить, но сбросив, растеряешься, не видя перед собой лестницы.

Дотошность, с какой Олдисс описывает мельчайшие детали в этом антиромане, заставила бы посинеть от зависти глаза сестры Ордена Бене Гессерит из «Дюны»; она перерастает, по замечанию Колина Гринлэнда, “из холодной объективности в паранояльную гиперестезию”, и порой они, как в садовом лабиринте «Сияния» Стивена Кинга, неотличимы друг от друга. “Ты, должно быть, расцарапал ногу о наст”, неискренне успокаивает сына Джек Торранс. Ко времени «Госпожи лабиринтов» Шрёдера “эффект фоновой заставки” достиг суицидального напора: любая попытка бороться с системой превращает тебя в часть системы, любую твою мысль думают одновременно с тобой миллионы, любое твое действие они независимо дублируют.

«Доклад о вероятности А» вселяет знобящее чувство неотступного ужаса тем, что обходится вовсе без катастрофы, провоцируя всех на вторжение в поднадзорный мир через аппаратуру его изучения — поскольку, по замечанию Алена Роб-Грийе, “в присутствии и есть местопребывание действительности... проблема состоит в том, чтобы выяснить, является ли неопределенность, свойственная образам фильма, преувеличенной по сравнению с неопределенностью, окружающей нас в повседневной жизни, или она того же самого порядка”.

А присочинив катастрофу к докладу русской разведки, сразу выдвинуть получившееся творение на Нобелевскую премию.

http://kobold-wizard.livejournal.com/811473.html

Назвать текст Олдисса романом у меня не поворачивается язык. Больше всего он напомнил мне читанного 7 лет назад Алена Роб-Грийе и его «Соглядатая». Та книга была одним из первых образцов французского «нового романа» или «антиромана», в котором воплощалась идея шозизма — предельно предметного описания окружающей действительности без каких-либо субъективных оценок и абстрактных смыслов.

Олдисс же относится Новой волне британской фантастики, которая призывала вывести фантастику из гетто детского и бульварного чтива. По всей видимости «Доклад...» и был попыткой писать фантастический текст методом, присущим ранее только серьезной авангардной литературе. Сам эксперимент прошел неплохо: за две с половиной сотни страниц (по меркам моей электронной книги) мы можем досконально изучить расположение построек в пространстве, содержимое шкафов, коробок и гаража, конструкцию телескопа, перископа и окон. О, эти окна! От их описаний текст прямо-таки пучит. А как иначе, если автор в основном изучает феномен наблюдателя, за которым наблюдают? Три персонажа по каким-то причинам через окна различной конфигурации рассматривают дом своего работодателя в то время, как за ними наблюдают представители из другого мира. И все они, вместе с нами, пытаются осознать, что же все-таки происходит.

На телеканалах порой бывают репортажи в версии «без комментариев». В этом случае считается, что контекста текущего момента достаточно, чтобы зритель сам понял, что происходит. Так вот Олдисс нас сознательно лишил контекста, и мы получили утомительный для чтения протокол, в котором наблюдатель изначально не может отделить важное от неважного, потому что не понимает, что происходит. Поэтому фиксируется все. На десерт же выдается пачка вопросов о реальности наблюдаемого, которые смакуются наблюдателями разного уровня. Беда в том, что от Роба-Грийе Олдисс унаследовал родовой порок. Чтение «Доклада...» — утомительно скучное занятие. Мне не хватило хоть какого-нибудь мало мальски развивающегося конфликта. Герои выжидают, герои наблюдают, герои остаются при своем.

Итого: О том, что так можно писать, мне «рассказал» еще Аллен Роб-Грийе. Зачем читать такой же этюд в исполнении Олдисса я не понял.

Вот дом, который построил Джек.

А вот веселая птичка-синица,

Которая ворует пшеницу,

Которая в темном чулане хранится,

В доме, который построил Джек...

Чопорный английский роман, в котором создания иных реальностей обращаются друг к другу не иначе, как «- Сер!». Роман поднимает древнюю проблему существования несуществующего, имеющею крайнее выражение в «парадоксе лгущего критянина». Существуют ли в какой-либо реальности герои книги, которую мы читаем, происходит ли в ином мире действо, которое нарисовал художник, и что же на самом деле было давным-давно в далекой-далекой галактике? Вопрос романа — что есть наш мир — бытие или всего лишь доклад о Вероятности А, изучаемый аналитиком в другой, истинной, реальности? Сюжет, стоя на месте «...А вот корова безрогая, которая лягает пса без хвоста...», закручен так, что Лукьяненко нервно переписывает начисто «Черновик», а Пелевин пускает свои книги на самокрутки.

Однако, имеется одно «но». В свое время роман привел меня в сильнейшее смущение, потому как я не мог ответить на поднимаемый романом вопрос. Сейчас же такая позиция автора кажется более провокационной, чем должной. Например, еще один английский автор Т.Пратчетт в романе «Движущиеся картинки» поднимает ровно ту же проблематику, но совершенно не напрягает читателя сомнениями, относительно его, читателя, материальности. Уже только по этому роман «Движущиеся картинки» философский, а роман «Доклад о Вероятности А» — какой угодно, но не философский. Вопреки расхожему мнению, философия не занимается неразрешимыми проблемами бытия, философия это конкретная практическая дисциплина, которая, помимо прочего, определяет возможности обойти эти самые «типа неразрешимые проблемы» и спокойно жить дальше. Поэтому роман, в котором подобные ответы не представлены, не разобраны про составляющим и не разложены по полочкам написан для смятения ума, а не для любомудрия.

Бесчеловечный эксперимент над читателем. Может, лучше сперва на кроликах? Но почитать стоит.

ледяная, мертвая, гениальная книга.

Данное произведение — по праву является шедевром филосовской фантастики.